Текст книги "Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика"

Автор книги: Валентин Вишневский

Тогда подполковник Князев, кандидат технических наук, рассказывал нам, молодым инженерам, только технические аспекты такой интересной области военной техники как аэрофотосъемка. Сейчас стало многое известно о том, какие политические и военно-стратегические силы были задействованы в области создания целого арсенала самолетов, производящих аэрофотосъемку чужих территорий. Я напомню некоторые факты, которые стали только сейчас общедоступными.

В США была разработана специальная программа «Аква таун» по фотографированию территории Советского Союза. В 1954 году президент США Эйзенхауэр разрешил ЦРУ израсходовать 35 миллионов долларов на создание высотного самолета-разведчика, способного пересекать территорию СССР «без риска быть сбитым». В начале 1956 года был готов к разведывательным полетам самолет U-2. Предполагалось, что он будет достигать высоты в 21000 метров и иметь дальность полета 5000 километров.

Количество испытаний ядерного оружия в СССР неуклонно росло. В 1949–1951 годах были проведены три испытательных взрыва ядерных устройств. С августа 1953 года, когда была взорвана первая советская водородная бомба, и до конца 1955 года состоялось еще 16 ядерных взрывов. В ноябре 1955 года в Семипалатинске была взорвана первая водородная бомба, сброшенная с самолета.

Суровая необходимость требовала от наших противников проведения разведывательных полетов над атомными объектами СССР. Первый самолет U-2 появился над Белоруссией 4 июля 1956 года, над Москвой – 5 июля. Все попытки МиГов перехватить U-2 оказались безуспешными. Истребители отчаянно рвались на высоту, где их двигатели глохли, и они проваливались вниз. Несколько МиГов так и не смогли вновь работать и упали на землю. Ракеты земля-воздух не были даже выпущены, и пилот U-2 беспрепятственно пролетел над двойным кольцом стартовых площадок вокруг столицы[20]20
  Пиблз К. Тайные полеты. – Смоленск: Русич, 2002.


[Закрыть].

10 июля, согласно «Задания 2023», U-2 пролетел над ГДР, Польшей, Румынией, Крымским полуостровом и через Чехословакию и ГДР вернулся на базу в Висбаден. 21 августа 1957 года U-2, пилотируемый летчиком Шербонно пролетел над Новокузнецком, Кузбассом и Семипалатинском. На фотографиях аэродрома в Семипалатинске удалось увидеть не только бомбардировщик-носитель, но и саму бомбу, которую готовили к подвеске. Через четыре часа после того, как Шербонно пролетел над Семипалатинском, русские произвели испытательный взрыв ядерного устройства мощностью 0,5 мегатонны.

Так что полет известного самолета-разведчика U-2, пилотируемого Пауэрсом, который вылетел 1 мая 1961 года из Пакистана, был далеко не первым. Сложный полет от Пешавара в Пакистане до Боде в Норвегии через СССР ему поручили как самому опытному пилоту. Пауэрс, начиная с 1956 года, выполнил двадцать семь разведывательных полетов: один над СССР, один над Китаем, шесть – вдоль границ СССР и девятнадцать над Ближним Востоком.

^{Летчик Френсис Пауэрс с моделью самолета U-2.}

Он прошел над Аральским морем, космодромом Тюратом, заводом по обогащению плутония в Кыштыме (Челябинск-40) и снял все эти объекты на фотопленку. Самолет U-2 имел возможности фотографировать полосу советской земли длиной в 5000 километров и шириной в несколько километров. Разрешающая способность снимков была такая, что можно было прочитать заголовок газеты.

Таких полетов самолета U-2 над СССР с 1954 по 1960 годы было двадцать три. Пролетали самолеты и над Керченским полуостровом, где находился наш полигон.

^{Самолет-разведчик U-2, сбитый в центре СССР. 1960 г.}

После краха Пауэрса полеты на U-2 прекратились. Для этих целей стали применять спутник «Дискаверер», который за один день семь раз пролетал над Советским Союзом и фотографировал более 1,3 миллионов квадратных километров территории. И хотя качество снимков было хуже, но на них выявляли много военных объектов, о которых американская разведка даже не подозревала.

Всего этого тогда Князев не знал, а потому, закончив занятия, принялся за наше воспитание. Оказывается, из трех необходимых для офицера добродетелей: дисциплинированности, культуры, как технической, так и общечеловеческой, и морального облика – у нас нет ни одной.

– Товарищ подполковник, – обратился к нему Кузнецов Женя. – Почему вы так нас, радистов, не любите?

– Во-первых, кто вам это сказал? Во-вторых, вы не девушки, чтобы вас любили. И в третьих, я не люблю нахальных и хитрых. А радисты более всех этим и отличаются. У вас языки очень хорошо подвешены. На все вы знаете ответ и все вы, как вам кажется, можете. А это далеко не так, и вот этого я действительно не люблю. Кто чаще всего нарушает воинскую дисциплину? – Радисты. Кто реже других попадается на этом? – Радисты. Кто первым берется за любое дело? – Радисты. Кто первым скрывается в кустах? – Опять же – радисты.

Я не знаю, как вас там учили и воспитывали, вы, хоть и с разных городов, но похожи друг на друга, как близнецы. Возьмите барометристов – это же спокойные и серьезные люди. От них неожиданностей, особенно – неприятных, не исходит. А у вас: то – комендатура, то – пропуски занятий, то – пьянка, то – Бог его знает что еще.

– Это потому, что работа радиста – работа интеллигентная, требует ума и, конечно, изворотливости, – не унимался Женя. – А барометристы даже с давлением не могут справиться: то оно у них высокое, то – низкое и – никогда нет нормального.

– Посмотрим, товарищи интеллигенты, как вы экзамены будете сдавать. На экзамены прибудет из Москвы комиссия во главе с начальником Главка, – и подполковник стал одевать шинель, показывая этим, что разговор окончен.

– Товарищ подполковник, разрешите задать еще один вопрос? – обратился другой киевлянин, Келеберденко.

– Задавайте.

– Кордовский за нарушение дисциплины получил пять суток, отсидел их, а ему еще строгий выговор по комсомольской линии влепили. Разве можно за одно нарушение наказывать дважды?

– Выговора не лепят, а выносят. Дисциплинарное взыскание он получил от непосредственного начальника согласно уставу, как и положено в армии. Выговор же ему вынесла общественная организация, которая обязана помогать командиру в воспитательной работе. Это совсем разные наказания.

– Но у командира есть такие сильные помощники как приказ и устав, неужели их недостаточно? Зачем вообще комсомольская организация в армии?

– Не путайте праведное с грешным: командир является единоначальником и у него достаточно прав, чтобы пресечь любые нарушения воинской службы…

– Вот я об этом и говорю… – снова встрял Келеберденко.

– Ничто и никто не может отменить приказ командира. Это – закон. Но есть еще и моральная ответственность, о которой и призван напоминать комсомол. Может, вы ставите под сомнение необходимость существования комсомола? – сверкнул глазами из-под очков подполковник.

Никто, конечно, перечить командиру и ставить под сомнение действенность комсомола не стал. Тем более – накануне обмена комсомольских билетов.

* * *

Обмен комсомольских билетов проводился торжественно самим генералом Петленко. Он никогда не пропускал возможности дружески пообщаться с солдатами и офицерами, дать им дельный совет, выслушать их жалобы. На днях, рассказывают, он в воскресенье посетил гарнизонную казарму. Заходит и видит, что некоторые солдаты читают книги.

– Что вы тут сидите и читаете? Разве это должен делать солдат в воскресенье? Хороший солдат в воскресенье возьмет вещевой мешок, насыпет туда килограммов двадцать песочка, пробежит километров десять, да не забудет по дороге раза два-три лечь и окопаться. Вот как сделает хороший солдат. А вы сидите и читаете всякую чепуху. Если бы это было необходимо, то у нас была бы читальная рота. Читать солдату надо уставы – и интересно, и полезно.

Не так давно наши активисты решили организовать мотоциклетные курсы. Такое важное мероприятие мог благословить только Петленко. Комсорг Ератов, которого уполномочили спросить разрешения у генерала, потом рассказывал:

– Приходим мы в политотдел, представляемся по форме и излагаем свою просьбу. Мол, нам надо выделить два мотоцикла и инструктора. Передаем ему список желающих обучаться езде на мотоцикле.

Генерал слушает нас, досадливо морщится, постукивает пальцами по краешку стола, а потом прерывает наш доклад словами: «Вам, видимо, делать нечего. Видимо, ваши командиры вас мало загружают учебой. Страна доверила им изучение новейшей оборонной техники, а они вместо того, чтобы все силы и время бросить на учебу, задумывают какие-то мотоциклетные курсы. Может вам еще и балеринный кружок организовать? Идите и скажите вашим командирам, чтобы они загружали вас побольше учебой и практической работой. Тогда и глупости не будут лезть в голову».

Новые комсомольские билеты генерал Петленко решил вручать лично. Ератов нас предупредил, что при этом генерал будет производить собеседование. Слово «собеседование» в зрелом возрасте производит такое же впечатление, как слово «укол» в школе. Вроде и не страшно, но – неприятно. На всякий случай я освежил знания по уставу ВЛКСМ, съездам комсомола и орденам, которыми так щедро награждали ленинский отряд молодежи. Учитывая боевое прошлое генерала, проштудировал «десять сталинских ударов» во время Великой Отечественной войны.

Захожу в кабинет генерала и, как можно четче, представляюсь. Он сидит за большим письменным столом и источает благодушие.

– Садитесь, товарищ Вишневский. Расскажите, как вам служится, как преодолеваете тяготы армейской жизни?

Отвечаю, что служится мне хорошо, тяготы армейской жизни преодолеваю легко. Взысканий не имею. В осваивании техники не отстаю и даже иногда выполняю должность бригадира.

– А кто ваши родители?

– Мама – учительница, а отчим – участник Отечественной войны, работает директором фабрики-кухни на одном из заводов.

– В каких войсках служил ваш отчим? На каком фронте?

– Воевал в 1172-ом истребительно-противотанковом Будапештском полку 9-ой отдельной противотанковой Апостоловской бригады РГК 3-го Украинского фронта.

– Хорошо, что вы знаете, где и в каких войсках служил ваш отец. Это надо помнить всем. Ну, а как вы думаете, зачем поехали в Англию Хрущев и Булганин?

– Визит Первого секретаря КПСС Хрущева и Председателя Совета министров Булганина показывает стремление Советского Союза к миру, демонстрирует наши мирные инициативы в области науки, техники и культуры.

– Все это так, но холодная война, развязанная мировым империализмом, продолжается. Военные базы плотным кольцом окружают Советский Союз. Американские военные 1956 г. по-прежнему готовят ядерный удар по нашим городам. Так что мы, товарищ Вишневский, не должны расслабляться, должны всегда держать порох сухим, должны быть готовыми дать ответ на их планы нападения, разные там «Бушокеры» и «Дропшоты». Вручаю вам новый комсомольский билет и желаю успешной службы!

^{Все чаще приходилось задумываться над будущим. 1956 г.}

Визит Хрущева и Булганина в Англию, о которых напомнил генерал, был знаменателен еще и тем, что в нем участвовали академики Курчатов И. В. и Туполев А. Н. Тогда был сделан первый шаг к освещению работ советских физиков в области управляемого термоядерного синтеза. Присутствие в делегации известного авиационного конструктора должно было свидетельствовать о прогрессе Советского Союза в области стратегического самолетостроения.

Хрущева и Булганина пригласили на военно-воздушную базу в Мархэме, где им показали тяжелые бомбардировщики «Вэлиант» и «Канберра». Был продемонстрирован групповой взлет шести бомбардировщиков «Канберра», являющихся основными английскими самолетами-носителями атомных бомб.

В ответ на эту демонстрацию Хрущев разразился хвастливой речью о том, что академик Туполев создает четырехмоторный самолет, способный поднимать 170 человек. Мол, нет оснований думать, что мы отстаем в развитии техники. Факт, что в Советском Союзе впервые была взорвана водородная бомба, сброшенная с самолета, тогда как в США, по имеющимся сведениям, было подорвано лишь устройство водородной бомбы.

Правительственная делегация СССР отправилась в Англию не на самолете, как это было принято, а на боевом крейсере «Орджоникидзе». Вооруженный самой современной артиллерией различных калибров, крейсер символизировал могущество Советского Союза. Для большей уверенности ему в сопровождение дали два эскадренных миноносца – «Смотрящий» и «Совершенный».

Интерес к крейсеру «Орджоникидзе» в Портсмуте был огромным. В отведенные специально для этого часы корабль посетили в общей сложности 20 тысяч местных жителей.

Вместе с тем старшие офицеры корабля интуитивно ощущали, помимо открытого интереса, скрытую возню вокруг советских кораблей. Вахта заметила, что по левому борту крейсера, чуть ниже ватерлинии, мелькнула голова водолаза в легком снаряжении. Командир крейсера немедленно отдал приказ водолазной группе на погружение с целью осмотра подводной части корабля. Всем морякам был памятен недавний взрыв на рейде Севастополя линкора «Новороссийск». С тех пор в штаты команд крупных боевых кораблей был введен расчет аквалангистов – боевых пловцов.

Оперативно обследовав днище от пятки до среза форштевня и осмотревшись под килем, моряки как будто ничего и никого не обнаружили.

^{Крейсер «Орджоникидзе». 1956 г.}

Об этом было доложено на мостик командиру корабля и старшему в походе контр-адмиралу Котову. На крейсере никто, кроме нескольких причастных к этому моряков, так об этом инциденте и не узнал. Вместе с тем в Англии дело получило огласку еще до того, как крейсер покинул Плимут. Стало известно, что один из английских водолазов, работавших в том районе, не вернулся с задания. Его тело позже было найдено на одном из безлюдных островков. Гидрокостюм и акваланг внешних признаков физического воздействия не имели.

Газеты сообщили, что погибший – водолаз британского флота лейтенант-командор Лайонел Крэбб. По версии ВМС Великобритании он выполнял как гражданское лицо работы по проверке технического состояния секретного оборудования неподалеку от Портсмута.

Многие десятилетия эпизод с гибелью Крэбба оставался тайной. Официальные власти, командование флотом отрицали участие советских аквалангистов в уничтожении английского боевого пловца. И только недавно участник тех событий матрос Дьячок М. С. признался, что участвовал в обезвреживании английского разведчика[21]21
  Маценко Г. Как Никита Хрущев на крейсере путешествовал в Великобританию // Секретные материалы XX века. – 2005 – № 19. – С. 34–35.


[Закрыть].

* * *

В пятницу 13 апреля, в такой казалось бы опасный день, мне пришлось работать с бригадой на объекте по снаряжению изделия. Операцию снаряжения мы проводили уже неоднократно, достигли неторопливой четкости и автоматизма. А так как сегодня команды подавал Кобыляцкий, обладающий громким, хотя и с картавинкой, голосом, то работа шла успешно и была одобрена майором Свиридовым.

Но к концу занятий поступил приказ прибыть в конференц-зал объекта 77 на построение. Ничего хорошего от построения мы уже давно не ожидали, а потому в автобусе стали обмениваться неутешительными предположениями. Настораживало то, что на построение были вызваны также все дежурные. Вид преподавателей был также несколько необычен: вместо серьезной озабоченности они почему-то выглядели торжественно и умиротворенно. Более того, подполковник Князев тоже стоял в строю, хотя обычно он прохаживался между шеренгами слушателей и преподавателей.

Старший лейтенант Храмов, хранитель и вестник всех штабных документов, вышел вперед и раскрыл синюю папку. Он зачитал сообщение, в котором подполковника Князева отдел кадров Главка извещал о том, что офицерам его части приказом Министра обороны СССР за № 01423 от 2 апреля 1956 года присваиваются внеочередные воинские звания инженер-лейтенантов. Далее в алфавитном порядке следовал список фамилий.

В строю установилась непривычная тишина. Все с напряженным вниманием ожидали своей буквы, а потом – и фамилии. Было видно, как бледнели лица тех, чьи буквы уже прошли, а фамилии так и не прозвучали. Из 95 человек в списке оказалось 54. Звание присваивалось только отличникам и старослужащим. Окончившие первый цикл на четверки очередное звание не получили. Не было и тех, у кого было хоть одно взыскание.

Подполковнику Князеву Валентину Никаноровичу присваивалось звание полковника. И хотя в сообщении его фамилия не прозвучала (такая уж воинская субординарная щепетильность), но это известие стало нам ведомо уже в строю. О нем шепнул подполковник Хихоль. Звание подполковников получили майор Фомин и майор Бугаенко.

Чтение сообщения из Москвы закончилось, но видимой радости не наблюдалось. Получившим звание было неудобно перед товарищами. Многие из них погорели на взысканиях, полученных иногда по самым пустяковым поводам. Вот тут-то всем стало ясно и очевидно, что в армии получить взыскание и не снять его вовремя, это совсем не то, что получить выговор по комсомольской линии. Между прочим, звания лейтенантов не получили также Кордовский и Кихно, подавшие рапорты об увольнении из Советской Армии.

Торжество было омрачено. Оставшиеся без очередных звездочек переживали это открыто. Во-первых, факт присвоения первичных воинских званий – младших лейтенантов – был уже несправедливостью. В некоторых вузах выпускали сразу лейтенантами. Во-вторых, эта несправедливость как бы повторялась и подчеркивалась сравнением с более удачливыми товарищами.

И все же вечером был устроен импровизированный банкет. Каждый из именинников выставил по бутылке водки и закуску. Не отставали от них и оставшиеся за бортом.

Собирались по классным подразделениям. Наше подразделение, в основном, состояло из выпускников радиофаков Харьковского и Киевского политехнических институтов. Так уж случилось, что все харьковчане стали лейтенантами, а у киевлян были существенные потери. Особенно переживали неудачу Женька Кузнецов и Вовка Кушнир, ребята способные, но не очень дисциплинированные. Кузнецов принес гитару. Филенко не забыл свой аккордеон, и офицерское холостяцкое застолье началось. Неумело, но традиционно – в стаканах с водкой, обмывали звездочки. Как могли, утешали неудачников. Говорили традиционные глупые тосты. И потихоньку пьянели.

Вот уже и старинная студенческая песня об Отелло поспела. Ее знали на всех факультетах всех вузов страны, а потому дружно грянули:

Песенка про Отелло

 
Отелло – мавр венецианский
Один домишко посещал,
Шекспир узнал про это дело
И водевильчик написал.
 
 
Девчонку звали Дездемона,
Лицом, что круглая луна,
На генеральские погоны
Вдруг загляделася она.
 
 
Папаша – дож венецианский,
Любил папаша – эх! – пожрать.
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать.
 
 
Папаша – парень компанейский,
Вино бокалами глушил,
Был полон мудрости житейской,
Но только мавров не любил.
 
 
А не любил он их за дело,
Ведь мавр на дьявола похож.
И предложение Отелло
Ему, что в сердце – финский нож.
 
 
Был у Отелло подчиненный
По кличке Яшка-лейтенант.
Он на несчастье Дездемоны
Был злой и подлый интриган.
 
 
И вот в семье случилась драма:
У ей платок куда-то сплыл.
Отелло вспыльчивый был малый,
Жену в два счета задавил.
 
 
Ой, девки, девки, заглядайте
Подальше вы носов своих.
И никому не доверяйте
Своих платочков носовых.
 

^{Молодость всегда брала свое. 1956 г.}

Эта песня, видимо, вызвала какие-то смутные ассоциации у Кузнецова, потому что он, отложив гитару, сказал:

– Не только там, в Венеции, был Яшка-лейтенант, подлый интриган, но таковой есть и у нас в Багерово. Это не менее подлый Левка-интриган. И тоже – лейтенант, тогда как мы так и остались младшими. Это я о тебе, Левка Рожков. Подвел нас под монастырь, а сам остался в стороне.

Кузнецов угрожающе поднялся из-за стола и направился к сидевшему на углу Рожкову. Тот удивленно выпучил глаза, вытер вспотевший лоб и закричал:

– Я то здесь не причем: вы сами в городе затеяли драку, за которую и пострадали. А я в драке не участвовал.

– А из-за кого драка случилась? Из-за тебя да из-за твоей тощей девки, которую мы хотели защитить от местных кавалеров. Ты-то успел до прихода патруля скрыться со своей стервой, а нас, как последних салаг, повязали и отправили в комендатуру.

Воспользовавшись паузой, бывалый Витя Караванский предложил спеть нашу факультетскую песню, сочиненную на лагерных сборах в Воронеже. В ней воспевался незабвенный преподаватель по сопромату Павел Пименович Иванов, человек строгий и радостно-принципиальный. И он запел баском, склонив вперед крепкую голову:

Факультетская песенка

 
В нашем вузе, в нашем вузе дядя Паша,
Красота и гордость наша.
И все студенты говорят,
Что Иванов чудаковат.
 
 
Припев:
 
 
Пал Пим, Пал Пим, Пал Пимич,
Я расскажу вам без прикрас.
Пал Пим, Пал Пим, Пал Пимич,
Я по ночам не сплю, все думаю о Вас.
 
 
Мой товарищ, мой товарищ, как-то сдуру,
Начертил не ту эпюру,
Тринадцать раз ее сдавал,
А Иванов его все гнал.
 
 
Припев.
 
 
Если вы, да если вы у Иванова,
Пересдать хотите снова,
То я скажу вам наперед,
Что этот номер не пройдет.
 
 
Припев.
 
 
Если с нашим Ивановым ты поспоришь,
Чепухи ему напоришь
Тогда услышишь ты слова,
Что это – плохо, это – два.
 
 
Припев
 
 
Если, друг, задачу ты передираешь,
Ничего не понимаешь,
То понапрасну лоб не морщ,
Все – трынды-брынды с маком борщ.
 
 
Припев.
 

Песню, как всегда, спели дружно и с энтузиазмом. Я привожу ее полностью, так как хотелось, чтобы новая поросль студентов ХПИ помнила, что был когда-то такой доцент Иванов, прекрасный специалист, щеголь и весельчак.

Душевная песня, вобравшая в себя лучшие и худшие воспоминания студенческой жизни, снова сплотила наши захмелевшие ряды. Кто-то предложил спеть распространенную когда-то, но сейчас призабытую песню про электричество. Ее когда-то исполняли на всех вечеринках будущие инженеры, которые изучали теоретические основы электротехники и другие электрические дисциплины. Мы, радисты, ее тоже считали своей родной песней, мобилизующей и оптимистической. В ней были и наивные представления о профессии, и мечта о пока еще ненайденной жене.

Песенка про электричество

 
Нам электричество
мрак и тьму рассеет,
Нам электричество
сделать все сумеет,
Не будет институтов,
не будет чертежов,
Нажал на кнопку: чик-чирик,
и инженер готов.
 
 
Плавать мы будем
теперь в электрованне,
А летать мы будем
на электроплане,
Грабить нас будет
теперь электровор,
И судить нас будет —
электропрокурор.
 
 
Не будет больше лысых,
и все омолодится.
Не будет пап и мам, —
мы будем так родиться.
Не будет акушеров,
не будет докторов,
Нажал на кнопку: чик-чирик —
и человек готов.
 
 
Заходишь в ресторанчик —
там все на электричестве,
Нажал на кнопку: чик —
вино в любом количестве,
Нажал на кнопку: чик —
капуста с колбасой,
И не прошло пяти минут,
как ты уже косой.
 
 
Нажал на кнопку: чик —
и ты горишь от счастья,
Нажал на кнопку: чик —
тебя ведут в участок.
Еще на кнопку: чик —
и ты летишь домой,
Жена тебя встречает
электрокочергой.
 
 
Не будем мы весною
влюбляться и терзаться,
Не будем мы весною
подолгу объясняться.
Электрообъяснение —
включай и не горюй,
А страсти нам заменит
электропоцелуй.
 
 
Нажал на кнопку: чик —
готово заявленье,
Нажал на кнопку: чик —
ты слышишь поздравленья,
Еще на кнопку: чик —
и ты идешь домой
С свидетельством о браке
и молодой женой.
 
 
Не будет никого
счастливее на свете,
Появятся у вас
с женой электродети.
Их рев не потревожит
ваш тихий сладкий сон, —
Споет им колыбельную
электропатефон.
 
 
Мы нервы сохранить
в семейной жизни сможем:
Пускай орет жена,
хоть вылезет из кожи,
Лежи себе с газетою
и ты не виноват, —
Ведь за тебя ругается
электроавтомат.
 
 
И будет нам легко
с женою разводиться,
Не нужно будет нам
за тысячи судиться:
Ручной электросуд
найдешь в семье любой,
Нажал на кнопку: чик —
и ты уж холостой.
 

Эта песня стоит того, чтобы вернуть ее из забытья на возможную радость нынешним первокурсникам. Когда раздавались последние куплеты песни, к нам «на огонек» зашел теперь уже подполковник Фомин. И хотя он дежурил по части, никаких увещеваний и запретов мы сегодня от него не услышали. Это был один из интеллигентных преподавателей, с прекрасным характером, которых так не хватало армии в то нервозное время. Прошли годы, забылись многие фамилии командиров и остались только их звания. Но Сергей Иванович Фомин остался в памяти, как никто другой.

На следующий день в столовую мы явились уже в лейтенантских погонах. Девушки-официантки сияли и высказывали свои поздравления.

– Если будете идти такими темпами, то скоро генералами станете, – сказал один из знакомых офицеров.

Глаз от скромности мы не опускали и с высоко поднятыми головами влились в безликое море лейтенантов. Мы даже не заметили, что потеряли уникальность своего прежнего положения.

* * *

В первомайском параде гарнизона наша часть выступала отдельной колонной. В параде принимали участие слушатели и постоянный состав – преподаватели и обслуживающие нас офицеры. Как я уже говорил, ни одного солдата или сержанта в нашей части не было.

В качестве подготовки к параду мы несколько раз вечером промаршировали по стадиону. Но марширующих преподавателей ни разу не видели. Это был мой первый и последний военный парад.

Все части гарнизона выстроились в большое каре по трем сторонам стадиона. На главной трибуне разместилось военное и гражданское руководство, на боковых – гости, члены семейств военнослужащих.

День выдался солнечный, но ветреный. Ветер поднимал пыль с разбитого поля стадиона и нес ее на одну из сторон каре. Полить поле то ли забыли, то ли посчитали лишним.

Почти все офицеры-летчики были в синих брюках. Новая форма наконец дошла и до нашего гарнизона. Необычной формой удивляли солдаты и офицеры охранных войск. Они получили панамы, гимнастерки с отложными воротниками и стали напоминать колониальные войска, какими мы их видели в заграничных фильмах. Позже такую форму одежды ввели для всех южных и жарких районов СССР.

Все было, как на настоящих военных парадах: и линейные с флажками на штыках, и довольно большой духовой оркестр со щеголеватым капельмейстером.

В 10 часов вдоль выстроившихся войск с обходом двинулась группа старших офицеров во главе с генералами Чернорезом и Петленко. Генерал Чернорез был в темно-синей парадной форме с кортиком, в белых перчатках, при всех орденах. Генерал Петленко почему-то был в зеленой форме, но тоже при орденах.

Возле каждой воинской части группа останавливается, генерал Чернорез здоровается и поздравляет с праздником. Одних он называет летчиками и штурманами, других – механиками и техниками, третьих – просто солдатами. С какими словами обратится генерал к нам? Вот уже офицеры приближаются к нашему строю.

Полковник Князев отдает рапорт и делает шаг в сторону.

– Здравствуйте, товарищи инженеры!

– Здравия желаем, товарищ генерал! – звучит ему в ответ, и нам кажется, что четче и громче нас никто еще не отвечал.

– Поздравляю вас с международным праздником 1-го мая!

Раздается троекратное «ура». Гремит оркестр, и командование движется дальше.

Обход войск закончен. Оркестр перемещается с центра поля к трибунам. На центральную трибуну поднимаются генералы и сопровождающие их полковники. Начинается торжественный марш.

Впереди нашей части, непривычно и нетвердо ступая длинными ногами, идет полковник Князев. За ним – подполковники Шашанов и Шаронов. Далее – наши командиры лейтенанты Боев, Усков и Ератов, непосредственно возглавляющие нашу колонну. Не доходя до второго линейного – раздается громкое «раз». Про себя отсчитываем «и два». При этих словах командиры берут под козырек, а мы переходим на парадный шаг. Это у нас на тренировках долго не получалось, но сейчас вышло хорошо.

После прохождения воинских частей мимо трибун прошли демонстранты. Колонна их была на удивление многочисленной и красочно оформленной. Портретов Сталина не было ни одного.

Далее началось «мероприятие» – праздник песни. Для того, чтобы спеть две или три песни, колонны военных и гражданских долго перемещались по пыльному полю, пока не слились в единую массу. Не помню, какие песни пел соединенный хор, но при поддержке оркестра они прозвучали неплохо.

Во всяком случае, генерал Петленко отметил это в своем выступлении. Не мог он не выступить с пламенной речью по такому поводу. Образность и неповторимость его выступлений меня всегда поражали. Некоторые его пассажи я не поленился записать в свою записную книжечку.

– Товарищи офицеры! Дорогие наши боевые подруги! Сегодняшний праздник Первого мая наша страна и все прогрессивное человечество встречают в сложной военно-политической обстановке. Империалисты Соединенных Штатов и их европейские пособники продолжают нагнетать холодную войну.

Вчера председатель Совета Министров Булганин и Первый секретарь Центрального комитета нашей партии Хрущев приехали из командировки в Англию. И знаете, что они сказали? Они сказали, что народы мира не хотят войны…

Мы не хотим войны, мы хотим мира, с одной стороны, но с другой стороны, мы готовы отразить любую агрессию, направленную против нашей страны и наших союзников по Варшавскому содружеству. У нас есть все необходимое для этого. Партия и правительство неустанно заботятся об усилении обороноспособности нашей страны, об оснащении Советской Армии и ее Военно-Воздушных Сил новейшим грозным оружием. Мы должны быть готовы к любому развитию событий. В любой части мира. Думаю, китайские дети нас простят.

Вчера в нашем гарнизоне была открыта столовая. Открытие новой столовой – это новая, пусть небольшая, победа дела мира во всем мире. Некоторые мещанские элементы не пришли на наше торжество, но мы переварим их в своей массе…

А теперь можете распоряжаться своим свободным временем как хотите: можете петь, танцевать и что хотите делать.

Да здравствует наша родная Коммунистическая партия и наше родное правительство! Ура, товарищи!

Генерал Чернорез стоял рядом и с отсутствующим выражением лица смотрел куда-то в сторону. Полковники сдержанно улыбались. Все они давно привыкли к словесным витийствам простодушного и энергичного генерала.

Их, видимо, не смутило даже упоминание в речи китайских детей, которые для всех нас долго оставались загадкой. По этому поводу выдвигались самые невероятные предположения. Почему именно китайские дети должны нас простить, а не, к примеру, – американские. Как мы потом догадались, в речи прозвучала угроза не только нашим врагам-империалистам, но в сознании генерала она уже распространялась и на Китай, с которым мы еще окончательно не рассорились, но дружеские отношения к которому заметно охладели. В эти дни «Жеминьжибао» было напечатано:

Некоторые считают, что Сталин И. В. целиком и полностью неправ. Это серьезное заблуждение. Сталин И. В. является выдающимся марксистом-ленинцем, но вместе с тем допустившим серьезные ошибки и не осознавшим их марксистом-ленинцем… Хорошее руководство состоит не в том, чтобы не допускать ошибок, а в серьезном подходе к ошибкам. Не было в мире таких людей, которые бы не ошибались.

Генерал Петленко уже тогда предвидел, что отношения СССР с Китаем настолько испортятся, что через 10 лет в газетах будут печатать фотографии гробов наших пограничников, погибших на острове Доманском. Думаю, такие гробы были и на китайской стороне. Вот почему генерал-экстрасенс заранее просил прощения у китайских детей.