Текст книги "Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)"

Автор книги: Валентин Рыбин

Соавторы: Ата Каушутов,Шадурды Чарыев,Аширберды Курт,Ташли Курбанов,Ахмед Курбаннепесов,Ата Копекмерген,Аллаберды Хаидов,Нурберды Помма,Николай Золотарев,Нурмурад Эсенмурадов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Генерал Иоахим фон Шлюбке Магдебургский. – И тихо добавил: – Магдебургским назвался потому, что он там родился. Придется и тебе ответить, кто ты такой. – А про себя подумал: «Вот сейчас ляпнет!..»

– Генерал Мамед Анауский! – громко и четко произнес Мамед. Переводя на немецкий, Рубин подумал: «Для начала не плохо».

– Так вот, генерал, – заговорил снова немец, – эта злая комедия идет к концу. Я предлагаю разумный финал. Сопротивляться вам мы не будем при одном условии: вы беспрепятственно пропускаете моих солдат и офицеров. Мы решили сдаться в плен вашим союзникам – американцам.

– Генерал хочет, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, – перевел Рубин. – Просит, чтобы не задерживали их. Наверно, натворил дел, боится в наши руки попасть.

– У нас одно условие – безоговорочный капут… – Мамед кашлянул, – …капитуляция.

Немец заговорил раздраженно и быстро. Пока он говорил, Мамед думал: «Чего он все трещит? Шрам-то как дергается… Видно, он и в самом деле нас боится! Натворил дел, как лейтенант говорил… Дел натворил… – Мамеду стало жутко, когда он представил, каких дел натворил фашист. – Вот гад, хочет уйти теперь от ответа! Нет, не уйдешь, шайтан».

Рубин переводил слова немца, говорил что-то о родине солдат его дивизии, что, мол, они родом из-за Эльбы. Но Мамед не слушал, он всецело был поглощен своими мыслями.

– Все, – прервал он Рубина. – Пусть слушает мои слова. Даю один час. Пусть оружие сложат в кювет. И пусть прикажут своим солдатам столкнуть с дороги вон те подбитые арбы. Скоро наши танки пойдут!

Когда Рубин перевел слова Мамеда, немецкий генерал бросил в ответ что-то резкое, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Мамед со своими спутниками тоже повернул обратно.

– Что немец напоследок прогавкал?

– Сказал, что предпочитает смерть на родине той же участи в Сибири, – ответил Рубин.

Вернувшись, лейтенант доложил Ягмыру о переговорах. Мамед в это время отцеплял и возвращал товарищам ордена.

– Старшой, немцы зашевелились, – сказал кто-то из бойцов.

– Не спускать глаз с противника, – отдал приказание командир взвода.

А немцы действительно стали небольшими группами перебегать дорогу и прятаться в складках местности. Но в лес войти боялись. Ни с той, ни с другой стороны выстрелов слышно не было. Черная тень большого клочковатого облака накрыла вдруг четырехугольную поляну, разделяемую автострадой на два треугольника.

– Смотри не теряй генерала, – сказал Мамед снайперу, удобно устроившемуся на дереве. – А лучше покажи мне примерный ориентир, где он спрятался. Вместе будем охотиться на фазана.

Взвизг пули прервал его. И пошла трескотня. Немцы решили прорываться не по дороге, а немного стороной. Оказывается, по автостраде шла наша танковая колонна. Сбылась фантазия Мамеда! Заскочив в лес, немцы сразу поняли, что советских бойцов здесь мало, и стали убегать в глубь леса, к хуторам.

Снайпер с криком «Генерал ушел!» спрыгнул с дерева и тоже помчался к хуторам. Мамед последовал за ним. Вскоре они остановились у домика, покрытого красной черепицей.

– Здесь твой генерал, – сказал снайпер.

Но Мамед уже бросился на землю и стал ползком подбираться к дому. Снайпер не отставал от него. Остановились у окна, прислушались. В доме явно кто-то был: слышалась возня, покряхтывание. Заглянули в окошко: один, в нижнем белье, ковыряется в платяном шкафу, а другой натягивает штаны. Мамед дал очередь из автомата поверх их голов, выбил окно и мгновенно очутился в комнате. Генерал стоял в солдатской одежде, только брюки не успел застегнуть. При виде усача он остолбенел. Шрам от уха до подбородка стал фиолетовым, словно кто-то провел чернилами по его щеке. На полу валялся генеральский мундир. Мамед огляделся вокруг, улыбнулся, косо взглянул на генерала и, покачав головой, сказал:

– А… фон Магдебургский! Вот, значит, какие дела! Я, советский солдат, вынужден быть генералом, а ты, генерал, – солдатом.

– Яволь, яволь, зольдат. Их бин зольдат, – почти шепотом произнес фашист.

Прошли годы. Один из авторов многотомной «Истории Отечественной войны», молодой способный историк, перелистывая подшивку мюнхенской газеты «Зюддойче цайтунг», натолкнулся на интересный материал. В нем говорилось, что переданный властям Западной Германии для дальнейшего отбывания наказания военный преступник генерал Иоахим фон Шлюбке Магдебургский давал интервью журналистам о пребывании его в советских лагерях для военнопленных. Очень сожалел, что в конце войны ему не повезло: он был всего в нескольких километрах от Эльбы, и, сумей преодолеть их, не быть бы ему на скамье подсудимых, а сидел бы он в министерском кресле, подобно Шпейделю и другим.

– Что же или кто помешал вам пройти эти роковые километры? – спросили корреспонденты.

– Генерал Мамед какой-то, усатый. Он сам, лично, взял меня в плен, – буркнул фашист.

Молодой историк, прочитав такое сообщение, обрадовался. «Наш генерал сам полонил фашистского генерала. Это же подвиг, достойный войти в анналы истории!» – воскликнул он и тут же написал запрос в Управление кадров Министерства обороны СССР. Неделю спустя пришел ответ, в котором сообщалось, что два генерала по имени «Мамед» были кавалеристами и воевали на Кавказском направлении. Один генерал Мамед погиб под Москвой. Генерал Мамед Юсубов служил в железнодорожных войсках. А в направлении, о котором идет речь, об участии в боях генерала по имени Мамед никаких данных в архивах Министерства обороны не имеется.

Никто, конечно, не знает о том, что «генерал Мамед Анауский» вот уже двадцать лет пасет колхозную отару в родном ауле. На груди его рядом с боевыми орденами красуется орден за славные подвиги в труде. Никогда никому из односельчан Мамед не рассказывал, как ему пришлось быть генералом поневоле. А то даст еще кто-нибудь прозвище «Генерал Мамед Анауский», и пойдет…

Назар Гельдыев
Двое отважных
(перевод Юрия Белова)

«Махтум-торгаш». Прозвище это прилипло к хозяину дома не случайно. Лавка досталась ему по наследству от отца, скрытного и скупого Ниязмурад-бая. И достойный наследник сразу же приступил к делу: завязал связи с купцами, чьи караваны шли по пескам из Самарканда, Хивы, Бухары. За привезенные товары не гнушался драть с земляков вдвое-втрое больше, чем платил сам.

А после прихода Советской власти сумел ловко припрятать в укромном месте кувшины с золотом и серебром. Но при одной мысли о закопанных монетах у него влажнели ладони. Ладил с новой властью, ловко прикидываясь разоренным. Меж тем, чего бы он не отдал, чтобы вернулись прежние, спокойные для него времена! Впрочем… нет, одного не отдал бы: кувшинов с золотом, тех самых.

– Проходи, Кертык, – Махтум тихо, чтобы не разбудить домашних, притворил дверь. Подбросил несколько сухих веток в очаг, долил воды в чайник. Усевшись на краю постели, поправил сползавшее в сторону одеяло. Его маленькая дочь Кумыш, увидев гостя, сжалась, как испуганный зверек, незаметно спряталась под отцовское одеяло.

– Как здоровье? Благополучным ли был путь? – задал традиционный вопрос хозяин.

– Слава аллаху. Мамед-Сердар шлет тебе привет.

– Пусть аллах пошлет благополучие тому, кто прислал привет, и тому, кто его принес. Ты из Мешхеда?

– Да. Сам генерал Маллесон со мной говорил. Он просил передать тебе: «Английское командование испытывает большое доверие к… господину Махтуму».

– Пусть продлятся дни господина генерала, – Махтум был явно польщен. Самодовольно покашливая, он расправил усы. – А сам Молла Эсен не собирается в наши края?

– Нет, но сюда кое с кем прибудет капитан Джарвис. Они явятся к тебе как представители английской торговой миссии. С ними ты и договоришься обо всем, что тебя интересует. Джарвис прибудет еще не скоро, дней через пятнадцать-двадцать. До того времени многое изменится. Завтра вечером, например, – гость вдруг умолк, настороженно оглянулся по сторонам.

– Что завтра вечером?

– Тсссс… – Кертык перешел на быстрый шепот. – Этого ни одна душа знать не должна. Сюда прибыл большой отряд из тех джигитов, что ранее перекочевали в Иран во главе с самим Мамед-Сердаром. За одну ночь они уничтожат всех активистов и в вашем и в соседних аулах. Все амбары с зерном, которые отобрали большевики у настоящих хозяев, запылают огнем. Ты должен помочь нам.

– Чем? – Махтум боязливо взглянул на гостя.

– Достанешь пищу людям Мамед-Сердара. Укажешь им кибитки активистов.

– Ка глазах у всего света? Мамед-Сердар уйдет за кордон, а я? Смогу ли я потом остаться в ауле?

– Все можно сделать тайно, никто не узнает. И продукты повезешь ночью.

– Это дело другое. Куда везти?

– В старую крепость, что под горой. Люди Мамед-Сердара со вчерашнего дня там. Возить будешь понемногу. А расходы твои генерал Маллесон обещал возместить в тройном размере.

…Лежа под толстым ватным одеялом, Кумыш с трудом сдерживала дрожь. Неужели ее отец такой?

Чайник, стоящий на огне, зашипел, из носика брызнула пена. Махтум поставил чайник на кошму.

Уставший с дороги, голодный Кертык глотал чай торопливо, обжигая рот. На низком лбу выступили крупные капли пота.

– Перво-наперво, – поучал он, – надо рассчитаться с учителем Сары-сиротой. Он – самый опасный для нас человек. Ученого из себя корчит. Комсомол в ауле тоже не без его помощи появился. А теперь добровольный отряд из голодранцев сколотил. Оружие для них выпросил, военному делу учит. – Кертык вытер взмокший лоб скомканным грязным платком.

– Вах, хотел я избавиться от этого собачьего сына, еще когда в Иран уходить собрался. Да отец помешал. Не до него, говорит, сейчас, свою шкуру спасать надо. Ну, ничего, его смертный час – в моих руках. Подумать только – в дом моего отца голодранцев со всего аула собирает! Школу открыл. Как же, нужна нищим школа!

– Дай ему волю, и не такое еще натворит!

– Знаю, Махтум-ага. Я до тех пор не успокоюсь, пока Сары ходит по земле. Своими руками убью негодяя! А ты мне поможешь.

У Кумыш оборвалось сердце. «Не смейте трогать моего учителя!» – готова была закричать во весь голос девочка. Но вовремя прикусила язык. Нельзя выдавать себя, не то – не поздоровится.

– Как же я помогу тебе убить Сары? Ты – перебежчик, тебе это проще. Убил ночью, ушел – и концов не найти. А я что могу сделать?

– Замани его подальше за аул.

– Как?

– Откроем перемычку, спустим воду из арыка. Тут ты и беги к нему: мол, вода уходит. Придет он к арыку, я с ним и рассчитаюсь.

– Не пойдет он один: комсомол с собой приведет. Послушай, Кертык, а ведь Сары сейчас нет в ауле. Как это я запамятовал. В Ашхабад уехал на совещание, учителей всех туда позвали.

– Кто сказал?

– Дочку, Кумыш, на три дня из школы отпустили. Уроки отменили.

– А приедет он когда? Не знаешь?

– Завтра в полдень. Сойдет на разъезде, потом через пески вдоль Ханского кяриза. Если хочешь с ним рассчитаться, удобнее места не найти.

Темные глаза Кертыка блеснули злым блеском.

Вскочив с места, он встряхнул тельпек, нахлобучил его на голову.

– Спасибо за совет, Махтум-ага. Считай, что мы уже избавились от проклятого сироты!

Кумыш взмокла, задыхаясь под тяжелыми складками одеяла. Затекшие ноги свела судорога. Девочка попыталась осторожно выпрямить их – и невольно прикоснулась к ноге отца. Махтум чуть не умер от страха. Отбросил одеяло в сторону. И… глазам своим не поверил, увидев дочь.

– Ах, негодница! – Взбешенный Махтум-торгаш запустил в девочку туго набитой, тяжелой подушкой.

– Каким ветром тебя сюда занесло?

Разбуженные криком маленькие обитатели соседней комнаты вскочили с постели и, толкая друг-друга, бросились к дверям. Вслед за ними, отыскав наконец борик, соскочивший с головы во время сна, выскочила и младшая жена Мах-тума, Сельби.

– Что ты делаешь, отец своих детей? Что с тобой?

Как встревоженная птица, бросилась Сельби на защиту своего птенца. Оттолкнув мужа, прижала испуганную Кумыш к груди. Кто-то из малышей громко заплакал.

Лишь одному Кертыку, казалось, не было дела до происходящего. С невозмутимым видом он выцедил в пиалушку остатки крепкого до горечи чая. Залпом выпил его и неторопливо поднялся с места. Пора уходить, решил он, как бы на шум соседи не сбежались. И ушел.

…Утро выдалось беспокойным. Не успел Махтум выпить чай, как заметил: Кумыш куда-то исчезла.

– Где твоя дочь? – набросился он на Сельби.

Подгоняемые криками и бранью ребятишки бросились во все стороны аула на поиски сестренки.

– Без нее не возвращайтесь! – прохрипел им вслед отец, торопливо седлая кобылку. Поскакал к дому Сары. Седенькая старушка – мать учителя – теребила шерсть, сидя у двери.

– Моя дочь сюда не приходила?

– Нет, сынок…

Махтум изо всей силы хлестнул плеткой по крупу лошади.

…В кровь исколов ноги, цепляясь подолом платьица за колючие ветки кустарника, девочка окольным путем пробиралась к школе. Пересекла неглубокий ров старого арыка, поросший тутовником, и вдруг замерла в полусотне шагов от цели: по дороге верхом на приземистом ишаке, трусил Байры, ее одноклассник. Неужели заметит? Так и есть!

– Эй, Кумыш, ты куда?

– В школу.

– Учителя нет. Разве ты не знаешь?

– Знаю. – На глаза девочки навернулись слезы, она прикусила губу.

– А что случилось?

Кумыш молчала. То ли боялась расплакаться, то ли не решалась поделиться тайной. Байры словно понял ее колебания.

– Говори. Мне можно, я же в классном комитете.

– Они хотят учителя убить! – выпалила Кумыш.

– Кто?

– Один человек. Он к нам в дом приходил и сказал…

– Тебе что ли сказал?

– Нет, отцу. Они тихонько разговаривали, а я подслушала. Тот человек с оружием ушел чуть свет, чтобы учителя подкараулить.

– Куда ушел?

– К разъезду.

Поначалу Байры слушал недоверчиво, но теперь понял: учителю и в самом деле грозит беда.

– Выходит, твой отец басмач?

Вопрос остался без ответа. Послышался мягкий стук подков.

– Отец меня ищет.

– Прячься скорее.

Кумыш нырнула в ров, заросли тутовника укрыли ее надежно. Поравнявшись с пареньком, Махтум-торгаш придержал коня.

– Эй, сынок, ты Кумыш, дочку мою, не видал?

– Нет, Махтум-ага.

Всадник тронул поводья и исчез в облаке пыли.

– Выходи, Кумыш! Смотри, он к железной дороге поскакал. Иди теперь домой, не бойся. Я к разъезду поеду. Как будто за травой…

У разъезда Байры снова столкнулся с разгневанным всадником. Махтум свирепо глянул на мальчугана.

– Чего это ты здесь делаешь?

– Меня мама послала травы накосить.

– Давай коси свою траву и убирайся поскорее.

– Мешок набью – тогда и уеду, а то мама меня ругать будет, что я лодырь.

Махтум-торгаш махнул рукой и отъехал. Что это он связался с мальчишкой, учителя можно перехватить и позже по дороге.

…Вдали заклубился белый паровозный дымок, послышался мерный перестук колес. Всего на минуту затормозил состав у маленького разъезда.

Сары легко спрыгнул с подножки последнего вагона. Байры со всех ног бросился к нему навстречу.

– Благополучно ли доехали, товарищ учитель?

– Все хорошо, Байры-джан. А ты что тут делаешь?

– Вас встречаю. – Байры перешел на быстрый шепот: – Вас хотят убить. Басмачи на дороге караулят…

Учитель внимательно выслушал сбивчивый рассказ мальчишки.

– Спасибо, Байры-джан. С такими верными друзьями, как ты, никакой враг не страшен. На дороге караулят, говоришь? Что ж, в песках – не одна дорога…

А Кертык и прискакавший несколькими минутами позже Махтум-торгаш уже предвкушали долгожданный миг расправы с ненавистным Сары. Битый час прождали – на дороге так никто и не появился.

– Что же ты, Махтум-ага, поезда не дождался? А если упустили учителя?

Кертык не услышал ответа на свой вопрос. Вконец разозленный Махтум вывел из укрытия лошадь, оглянулся по сторонам, вдруг послышался чей-то властный голос:

– Не вставать! Стрелять будем!

И темнота, сгустившаяся вокруг, ощетинилась дулами винтовок.

…Давно то было. Более сорока лет назад. Нет уже в живых учителя Сары. Не вернулся он с большой войны, отгремевшей на западе. Комсомольцы, его друзья по ячейке, стали седобородыми стариками. Но и сегодня в школе, на пионерских сборах, рассказывают ветераны о подвиге двух малышей – Кумыш и Байры. И, как легенда, как песня, кочует из аула в аул, из уст в уста рассказ о маленьких смельчаках.

Валентин Рыбин
Сказ о каршинском петухе

I

Счетовод Реим, черноволосый весельчак с приплюснутым носом и кривыми верхними зубами, возвращался домой, в Акчу, с секретарем райкома. Случилось так, что, сдав в районную бухгалтерию отчет колхоза, Реим вышел на крыльцо и увидел – секретарь садится в свой «газик».

– Товарищ секретарь, может подбросите до развилки?

– Садись, Реим, я как раз еду взглянуть на колхозные поля!

В дороге любовались амударьинскими просторами: река на подходе к Керки разлилась раздольно. По западному побережью тянулись бесконечные поля, усыпанные желтыми цветами. На восточном берегу виднелась пристань у развалин древней заброшенной крепости. Белый теплоход, пересекавший широкую коричневую гладь реки, издали казался игрушечным.

– Много воды в реке, – удовлетворенно заметил секретарь. – Если этот уровень продержится подольше – выведем свой район на первое место в республике.

– В Акче тоже так думают, – живо отозвался счетовод. – Дай бог этой красавице, чтобы всегда была полноводной! – кивнул он в сторону Амударьи и прибавил: – Не сглазить бы, а то мы опять не успели насосы поставить.

Заговорили о предстоящем осеннем курултае, и секретарь посетовал:

– Проводим каждый год одни и те же соревнования – скачки, гореш. Узбеки празднуют гораздо разнообразнее. У них и бараны дерутся, и бедене, и петухи. В эту осень и нам надо устроить петушиные бои. Вы, акчинцы, тоже подумайте. Может, выставите хорошего петуха?

– Вах, конечно, выставим! – воскликнул счетовод. – У меня есть один на примете… белый такой…

На развилке дорог Реим вышел из «газика», поблагодарил секретаря за услугу и зашагал в свое село: лежало оно в километре отсюда. Короткошеий, с круглыми плечами, он шел размашисто по пыли и думал о петухах: «Прекрасные птицы! Они же каждую ночь поют, напоминая о себе, а мы о них совсем забыли. Нехорошо это! Несправедливо!»

Вечером Реим отправился в колхозную гостиницу. Там на веранде стояли два бильярдных стола, и каждый вечер собирались заядлые бильярдисты.

– Муса-ага, салам! – окликнул Реим сторожа гостиницы. Старик сидел на корточках возле титана и раздувал в нем огонь. – Где твой белый петух, который всегда крутится под ногами?

– Зачем тебе мой петух? – недовольно отозвался Муса-ага и заворчал: – Маскарабаз ты, парень, не успел приехать – уже на все село твой голос слышно.

– Муса-ага, не сердись. Имею задание от самого секретаря райкома. Где твой петух?

– Да вон он, на мусорной куче, – показал старик в сторону, где у побеленного дувала копошились куры и гордо стоял на мусоре белый петух.

– Очень хорошо, что вы его еще не съели! – захохотал Реим и, взяв старика под руку, повел к тахте, рассказывая о встрече и разговоре с секретарем райкома.

Сторож выслушал счетовода, сказал:

– Ты приметил моего петуха, парень. Но разве это петух? Вот у Амин-эке петухи! Настоящие разбойники! Амин-эке – мой старый друг, он в Карши живет. Когда в войну я лежал в каршинском госпитале, то частенько заглядывал к Амину. Видел бы ты, парень, какие петухи у него и сейчас – не дай бог!

– А если к нему наведаться, может, продаст одного? – заволновался счетовод.

– Дороговаты они, парень. Раз в десять дороже обыкновенных.

– Вообще-то надо подумать, – сказал Реим. – Поговорим еще. – И отправился сыграть партию в «американку» – парни уже кружились вокруг стола, загоняя шары в лузы.

Своевременная подсказка старика-сторожа словно окрылила счетовода. С утра забегал он: от главбуха к председателю, от председателя к казначею. Взял под отчет деньги на петуха, начал собираться в дорогу.

Через день Реим был в Карши. Вышел на привокзальную площадь, сел в такси, спросил, где живет петушиных дел мастер Амин-эке, и через десять минут слез возле огороженного кирпичным забором двора. Осмотревшись, Реим постучал в калитку – никто не отозвался. Тогда он вошел во двор и направился к дому, который виднелся в самом конце длинной виноградной беседки. Дорожка, по которой шел, была кирпичной, в зеленоватой плесени от частых поливов. Над ней, под жердями, висели еще не дозревшие кисти черного винограда. Слева от беседки в клумбах росли розы. Тонким, нежным ароматом этих царственных цветов был насыщен воздух. «Куда же я пру напролом? – спохватился Реим. – В таком богатом дворе наверняка есть собака!» Счетовод встал на цыпочки, чтобы разглядеть – нет ли кого-нибудь возле дома, и осторожно позвал:

– Амин-эке! О, Амин-эке!

Никто не отозвался, но тотчас до счетовода донеслись какие-то странные звуки, вызывающие беспокойство, и на дорожку вышел огромный красный петух. Угрожающе заквохтав, он прочертил по земле крылом и бросился на незваного гостя. Перья на петухе вздыбились, глаза налились гневом, и он так высоко прыгнул, что, не отвернись Реим вовремя, мог бы клюнуть в нос или глаз. Счетовод, защищаясь, подставил спину и почувствовал на себе тяжесть разъяренной птицы. Петух злобно бормотал и клевал Реима в шею и голову.

– Эй, калтаман проклятый! – закричал, смеясь, счетовод. – Я же к вам с добрым сердцем приехал!

Видя, что шуткой не отделаешься, Реим энергично сбросил с себя гневную птицу и увидел торопящуюся к нему девушку.

– Кши, Искандер! Кши, проклятый! Разве так встречают гостей?! – отогнала она петуха.

Петух, оказывается его звали Искандером, отбежал к сараям и там поднял шум, собрав всех остальных петухов и кур.

– Ох, милое существо, вы спасли меня от жестоких когтей этого хулигана! – хохоча, заговорил Реим. – Если мне удастся взять у вас этого Искандера, то все амударьинские петухи плакать от него будут!

– Что значит «взять»! – насторожилась девушка. – И вообще, кто вы такой? Прежде чем войти во двор, вы могли бы попросить разрешения, а еще лучше – известили бы о своем приходе по телефону.

– Дильбар, доченька, пусти молодого человека! Пусть идет сюда, ко мне! – донесся добрый старческий голос из глубины двора.

Амин-эке – седенький старичок, с белой бородкой клинышком, в тюбетейке и, несмотря на сорокаградусную жару, в стеганом халате, – подал гостю руку и усадил его на тахту под урючиной.

– Судя по обличию, вы туркмен. Кажется, я не ошибся? – спросил он.

– Я из того села, где живет ваш старый приятель Муса-ага. Он дал мне ваш адрес и посоветовал приобрести у вас петуха. В этот сезон, не сглазить бы, думаем выйти в передовики. Той решили закатить с петушиными боями.

– Жив-здоров Муса?

– Здоров. Привет вам от него. Живет не тужит. Вот, за петухом меня к вам послал.

– Значит, неплохо живут туркмены, раз до петухов дело дошло, – удовлетворенно проговорил Амин-эке.

Дильбар стояла на веранде, и оттуда донеслись ее слова:

– Папа, я же говорила тебе, они своим Каракумским каналом половину воды из Амударьи забирают. Вот и живут припеваючи! А наши ирригаторы плачут.

– Хозяйка, опомнитесь! – возразил Реим. – С тех пор, как вы построили свой Каршинский канал, мы все время испытываем тревогу за свои урожаи! В этом году хотели поставить насосы, да не успели. Теперь боимся: не дай бог, Амударья обмелеет! Тогда и урожай, и осенний курултай пойдут не в радость!

– Ладно, не прибедняйтесь! Ничего с вами не случится. Поверьте мне, я сама в проектном бюро работаю! – без тени смущения заговорила Дильбар.

Старик строго посмотрел на нее: нельзя же, мол, так развязно вести себя с гостем. Дильбар ухмыльнулась, пожала плечами и ушла.

– Ну так как же насчет петуха Искандера? – тихонько спросил Реим.

– Что «как?»

– Продадите нам его? Я взял из колхозной кассы полсотни.

– Нет, сынок, об Искандере не может быть и речи. У меня в сарае еще три петуха: бери любого.

– У меня отпала охота смотреть на других петухов, – уныло проговорил Реим. – Мне так понравился ваш Искандер: душу готов за него отдать.

– Петух не продается, дорогой гость.

– Амин-эке, а если сто рублей выложу за Искандера, отдадите?

– Парень, не оскорбляй достоинство этой птицы, – с некоторой обидой проговорил старик. – Ей нет цены. Искандер! Эй, Искандер, иди сюда! – позвал он петуха.

Тот легко взлетел на тахту, покосился на гостя и подошел к старику. Амин-эке положил перед ним хлебные крошки и, пока Искандер склевывал их, с непередаваемой нежностью поглаживал петушиную шею.

– Дорогой сынок, – проговорил Амин-эке. – Разве можно такую божественную птицу отдать за деньги? Я сам не верующий, в мечеть не хожу, но все же боюсь – аллах накажет меня, если я обменяю Искандера на червонцы. Его я не продам, но ты не унывай. Сегодня уже поздно, а завтра утром мы выберем тебе птицу…

Ночевал Реим на тахте, рядом с Амин-эке, а точнее – гость спал на одном краю тахты, а хозяин – на другом. Над тахтой нависала густой кроной урючина, закрывая небо. Реим долго укладывал голову на подушке, чтобы отыскать в просвете ветвей хотя бы одну звезду, наконец нашел ее и стал смотреть на нее. Это была давняя привычка счетовода. В детстве, всякую ночь, прежде чем уснуть, он очень долго мучился: ворочался, сопел и не давал спать другим. Отец ворчал на сына, а мать вздыхала и думала, что у ее сыночка не все в порядке с нервной системой. Однажды она его научила: «Чтобы поскорее уснуть, надо найти глазами какой-нибудь блестящий предмет, и не спускать с него глаз: тогда сразу уснешь». Вот уже двадцать лет Реим следовал мудрому совету матери и всегда благополучно засыпал. Сейчас, найдя в небе звезду, он представил расстояние до нее, затем увидел себя в образе петуха Искандера, взмахнул крыльями и полетел к звезде. Полет был не слишком долгим. Звезда быстро приближалась и росла на глазах. Круглая и совершенно голубая, она источала неземное, волшебное сияние. Грудь Реима переполнилась восторгом, он захлопал крыльями и громко по-петушиному закричал. Тут же, как показалось Реиму, он проснулся от собственного петушиного крика. Но, оказалось, кричал это не он. Кричали в сарае петухи Амин-эке, возвещая полночь. Кричали громко и заливисто.

– Ах, чтоб вас пробрало! – заругался Реим.

– Спи, спи, сынок, – торопливо проговорил Амин-эке. – Петухи дружно поют, значит, во всем мире будет спокойно.

Реим вновь отыскал в просвете между ветками яркую звезду и стал смотреть на нее. «Ну, что ж, слетаю еще разок к звезде», – подумал он. Однако, как ни старался, больше не смог увидеть себя в образе петуха. Проснулся вновь от петушиного крика. Был рассвет, петухи горланили вовсю, а Амин-эке плескался водой у рукомойника. Больше Реим уснуть не смог. Он долго лежал, закрыв один глаз, а вторым наблюдал за Амин-эке. Вот старик взошел на веранду, скрылся в доме, вот вернулся с кормом, открыл сарай и начал кормить птиц. Петухи беспокойно метались у ног старика, словно огненные хвостатые клубки.

После завтрака Дильбар отправилась на службу, в свое проектное бюро. Старик с гостем допили спокойно чай и отправились в сарай.

– Вот, смотри, все – один к одному, – сказал, открыв дверь Амин-эке.

Не без труда он поймал одного, потом второго, Реим оглядел их, но не выразил особого восхищения и опять предложил:

– Амин-эке, а если сто пятьдесят за Искандера отдам?

– Эй, парень, перестань говорить глупости! – рассердился старик. – О каких ты деньгах все время мне твердишь?! Я же тебе сказал – нет цены Искандеру! Садись, поговорим.

Реим, стыдливо почесывая затылок, сел на край тахты.

– Амин-эке, тогда я возьму одного из молодых. Только я не уверен, победит ли он?

– Если не уверен – молчи, – так же строго произнес старик. – Молчи и слушай. Давай договоримся так. Я дам тебе Искандера, но к новому году ты привезешь мне его сюда, в целости и полной сохранности.

– Клянусь, Амин-эке, с него не упадет ни одного перышка! – подскочив от радости, воскликнул счетовод. – Чтобы вы не волновались за своего любимца, я могу оставить что-нибудь в залог!

– Не надо ничего, – отказался Амин-эке. – Пусть залогом будет твоя совесть, сынок: этого мне достаточно. К Мусе я отношусь как к родному брату, тебя тоже назову родным сыном, только не подведи старика.

Амин-эке снял с крыши сарая большую плетеную корзину, в которой раньше держал виноград, посадил в нее Искандера и накрыл крышкой…

II

В конторе весь день стоял гомон: вернулся Реим-счетовод. С десяток забавных историй, приключившихся с петухом Искандером, рассказал он, едва появился в бухгалтерии. Все слушали с разинутыми ртами, лишь главбух Бахтияров сказал с усмешкой:

– Врешь ты много, счетовод. Я больше чем уверен, что мой петух побьет этого Искандера!

– Товарищ Бахтияров, это нетрудно проверить! – засмеялся Реим. – Несите своего петуха в гостиницу: там сведем их.

– Да, мне только и осталось носиться с петухами по селу, – обиделся главбух.

– Что, испугались?! – расхрабрился Реим.

– Ладно, посмотрим, пока некогда, – отозвался Бахтияров. – Будет время, покажу тебе своего черного красавца.

Вечером чуть ли не половина села – парни, дети, старики – собрались у гостиницы взглянуть на знаменитого каршинского петуха. Реим, ошарашенный столь повышенным интересом сельчан к привезенному петуху, делал безразличный вид и играл с парнями в бильярд. Муса-ага, ветеран Отечественной войны, вел себя более естественно. Как и подобает старому человеку, он очень спокойно встречал любопытных сельчан и провожал их внутрь гостиницы: там, в самой крайней комнате, сидел Искандер. Из комнаты были вынесены кровати и стулья, шкаф накрыли старым одеялом, чтобы герой-петух не разукрасил его пометом. От окна на шкаф положили толстую жердь. Петух в первый день понервничал на новом месте, и теперь, успокоившись, дремал на шесте.

На полу у шкафа стояла чашка с водой и насыпана пшеница.

«Вах, вот это да!» – восхищались, заглядывая в комнату, дети.

«Ай, петух, как петух, – говорили старики. – Просто наш председатель Розыкули идет на поводу у бухгалтеров. А они, бездельники, от жира бесятся и выдумывают всякие забавы».

«Пусть бы показали его в бою! – требовали парни. – Еще неизвестно, что это за птица. В соседнем селе у Клыча петух – тоже будь здоров: собаки его боятся».

– Реим, пожалуй, я принесу своего белого, как раз он в курятнике. Давай стравим, пусть люди посмотрят, – предложил Муса-ага.

– Давай, неси, – согласился Реим. Честное слово, это единственное средство погасить всякие сомнения!

Реим бросил кий на бильярдный стол, вышел на порог веранды, поднял руку и оповестил:

– Дорогие земляки, пожалуйста не расходитесь: сейчас мы устроим петушиный бой! Вот, Муса-ага уже несет своего бесстрашного бойца, белого в серую крапинку, чтобы дать бой знаменитому каршинскому Искандеру!

– В клуб давай! – прокричал кто-то. – Там, на сцене, петухов можно свести!

– Пожалуй, люди правы, – сказал Реим. – Почему бы нам не воспользоваться мудрым советом.