Текст книги "Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)"

Автор книги: Валентин Рыбин

Соавторы: Ата Каушутов,Шадурды Чарыев,Аширберды Курт,Ташли Курбанов,Ахмед Курбаннепесов,Ата Копекмерген,Аллаберды Хаидов,Нурберды Помма,Николай Золотарев,Нурмурад Эсенмурадов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Да, да, понимаю… переутомлены, чем-то расстроены, бывает… Вы должны отдохнуть, – стал мягко увещевать его директор, но тут неожиданно Джахан, возвысив голос, властно приказала несчастному:

– Ну-ка вставайте! Идемте! Живо!

Он вскочил и не мешкая зашагал к двери. Уже за пределами кабинета, в приемной, поднял повинную голову, жалостливо взглянул в глаза девушки, хотел заговорить, но она опередила его.

– Вы просто посмешище, Осман Мурадович! Шут гороховый, – брезгливо и очень отчетливо сказала она. – Хуже того – скотина, последняя свинья…

Он намеревался продолжить покаяние. Но Джахан, взяв телефонную трубку, пригрозила:

– Если сейчас же, сию минуту, вы не скроетесь с моих глаз, я звоню в психиатрическую…

Не помня себя, Осман Мурадович выкатился из приемной в коридор.

Довлет Эсенов
Нокаут
(перевод И.Александрова)

Председатель районного совета спортивного общества «Колхозчи» Шырты Хандурдыев в тяжелом раздумье почесал затылок. На столе перед ним лежала телеграмма: «Если не выставишь боксеров на межрайонные соревнования пеняй на себя Бакиев».

«Если не выставишь…» Легко сказать! А где их взять, этих боксеров? Приобрел после очередной взбучки от начальства Шырты Хандурдыев шесть пар боксерских перчаток, и развитие бокса в районе на этом закончилось. Лежат второй год перчатки на спортбазе районного совета. Хорошо, если мыши не погрызли…

Некого выставлять… А и не выставить нельзя. Вдруг Бакиев и в самом деле исполнит свою угрозу? Куда податься тогда ему, Хандурдыеву? Ведь в райцентре не осталось ни одной организации, где бы он не попробовал применить свои способности. И все как-то неудачно… А когда снимали его перед этим с должности зав. базой, ему сказали:

– Серьезное дело ты явно не тянешь, Шырты-ага. Вынуждены бросить тебя на физкультуру и спорт. Но если и здесь завалишь, пеняй на себя…

Точно так и сказали, как в телеграмме Бакиева…

Председатель тяжело вздохнул и, открыв металлическую трубочку с надписью «Валидол», отправил под язык повышенную дозу наса. Что же все-таки делать? Шайтан побрал бы и этот бокс и многие другие виды спорта!

И в эту трагическую минуту, когда Хандурдыеву казалось, что положение совершенно безвыходное, неожиданно блеснул луч надежды. Как нередко бывает, путь к спасению указала жена.

– А почему бы тебе не выставить на соревнование племянника Джаллы? – сказала она. – Парень-богатырь, верблюда кулаком свалит. Здесь он все равно бездельничает, а там, глядишь, и пригодится. Да и город на казенный счет посмотрит…

Шырты-ага готов был расцеловать свою супругу. Но не сделал этого – мужчине не пристало нежничать. Жену надо в строгости держать, чтобы знала свое место. У женщины, известное дело, волос долог, да ум короток…

Через несколько дней над спортивной площадкой и скамьями, переполненными поклонниками бокса, разнесся усиленный репродуктором голос судьи:

– На ринг вызываются сельские боксеры Джаллы Чарыев и Рахман Куллыев.

Джаллы выбежал на ринг, словно теленок, освободившийся от ненавистной веревки. Он в поезде узнал разницу между гонгом и хуком и был уверен в своей победе. В спортивной форме и боксерских перчатках он выглядел весьма внушительно. Куда там его низкорослому противнику! Взглянув на дядю, занявшему тренерское место, Джаллы приветливо помахал перчаткой.

Ударил гонг. Только успел Джаллы подпрыгнуть петушком на месте, как подбородок его столкнулся с тяжелой перчаткой Куллыева. На мгновение Джаллы опешил, но быстро взял себя в руки. И тогда, размахнувшись, так двинул противника по уху, что тот отлетел в угол и повис на веревке. Подбежал судья, поднял палец и сделал Джаллы предупреждение.

Бой продолжили. Воспитанник Шырты-ага, ободренный успехом, сразу же бросился на Рахмана, а тот отступил. Трибуны оживились. Для многих победа великана над тщедушным противником не вызывала сомнений.

И вдруг голова Джаллы неудержимо закачалась из стороны в сторону от удара в подбородок. Словно раненый тигр, ринулся он на противника, но снова натолкнулся на его перчатку. Да так сильно, что даже не заметил, как очутился на ковре…

– Ты чего, ишак, кулаками-то размахался? Это же спорт, а не деревенская драка! – заорал он на Куллыева. А потом обратился к Шырты Хандурдыеву: – Дядя, разве ты не видишь, что судья подкуплен? Я ударю – мне предупреждение, а меня лупят почем зря – и ничего…

– Вставай немедленно, не то досчитают до нокаута! – яростно зашипел тренер.

А Рахман только и ждал, когда его противник поднимется. Он мгновенно нанес ему новый удар, от которого из глаз Джаллы вылетел разноцветный фейерверк. И тогда, испустив непечатную фразу, молодой богатырь изо всех сил двинул Рахмана ногой под дых. Опять замельтешил судья, возле поверженного наземь боксера засуетилась девушка-врач, в зрительских рядах зашумели:

– Долой с ринга!

– Под суд хулигана!

– Кто тренировал этого бандита? Покажите нам его!

К счастью дяди и племянника, Рахман после нашатырного спирта очухался. Судья, побеседовав перед этим с Джаллы, объявил, что бой будет продолжен. Зрителям объяснили, что Чарыев впервые выступает при таком стечении публики и, естественно, волнуется…

– Дядя Шырты, – говорил тем временем Джаллы, – я никак не могу понять судью. Я же врезал Куллыеву выше пояса, а судья говорит: нарушение…

– Так двигать-то надо не ногами, а руками.

– Тебе, дядя, легко рассуждать. Интересно, как вел бы ты себя в этом телячьем загоне? По уху – предупреждение, ногой – чуть с площадки не выгнали… По зубам-то хоть можно?

– По зубам можно, – успокоил дядя. – Только не головой.

– Тогда он выплюнет сейчас все свои тридцать два зуба!

Поставив перед собой конкретную цель, Джаллы с разбойной удалью бросился в бой и на первых же секундах и в самом деле чуть не дотянулся до зубов противника. Трибуны одобрительно загудели, Хандурдыев на радостях открыл трубочку из-под валидола. Но не успели знатоки прокомментировать этот выпад великана, как он уже лежал, растянувшись, на ковре, а судья бесцветным голосом считал:

– Раз, два, три, четыре…

При счете «восемь» Джаллы вскочил на ноги и вытянул по направлению к тренеру руки:

– Дядя, сними с моих рук эти чертовы бурдюки, без них я из него шашлык сделаю!

Хандурдыев сплюнул нас и хотел было что-то сказать, да очередной удар снова поверг его племянника на ковер. Судья досчитал до девяти, но Джаллы не собирался подниматься.

…Как ни ярился товарищ Бакиев, однако нокаутировать председателя райсовета спортивного общества «Колхозчи» на этот раз не смог. Племянник мужественно и самоотверженно принял на себя удар, законно причитавшийся его дяде. А Шырты-ага, как только вернулся в район, сразу же написал в местную газету заметку. В ней говорилось, что на прошедших межрайонных соревнованиях всеобщий интерес зрителей и специалистов вызвало выступление дебютировавшего боксера Джаллы Чарыева. Хотя молодой спортсмен и проиграл своему многоопытному противнику, но у него, вне сомнения, большое спортивное будущее. В успехах самородка немалая заслуга опытного тренера Шырты Хандурдыева, обладающего завидной способностью открывать и растить молодые таланты…

– Нет, вы только посмотрите! – читая газету, удивлялись районные руководители. – А мы-то считали, что Шырты-ага ни на что не способен! Даже было внесено предложение снять его с физкультуры и бросить на художественную самодеятельность… Вот ведь как можно ошибиться в человеке?

Довлет Эсенов
Диссертант
(перевод И.Александрова)

Мы гуляли по городу. Мы – это мой земляк, школьный товарищ Меред, раз в год приезжающий в столицу из далекого села, его отец Анналы-ага и я, житель Ашхабада. Как всегда, принимая гостей, я брал на себя обязанности гида и, словно отчитываясь за минувший год, показывал им новостройки города.

Из выставочного павильона вышла группа молодежи. Проходя мимо нас, один из них остановился и пристально посмотрел на Мереда. В это время Меред повернулся, и они узнали друг друга.

– Познакомьтесь, – сказал мне Меред. – Это Чорли. Мы с ним были однокурсниками в институте.

– Очень приятно, – вежливо ответили мы.

После первых традиционных вопросов о здоровье, жене и семье Чорли хлопнул Мереда по плечу:

– А теперь изволь-ка, друг мой, сдержать свое слово. Надевай фуражку козырьком назад!

– Это почему вдруг? – не понял Меред.

– Почему? Коротка же у тебя память! Вспомни-ка, как ты шесть лет назад весело хихикал надо мной: «Если Чорли станет ученым, я буду всю жизнь носить фуражку козырьком назад». Можно уже надевать, через несколько дней у меня защита…

– Неужели? Прости, пожалуйста, если я тебя тогда обидел. От всей души поздравляю.

– Э, нет! – запротестовал Чорли. – Я такие поздравления не принимаю. Ведь мы с тобой друзья со студенческой скамьи, и, по-моему, грешно будет так вот… на сухую. Приходи на защиту, а потом пойдем на той[7]7
  Той – торжественное угощение, пир.


[Закрыть]. Посидим, поговорим. – Он посмотрел на меня. – И товарища твоего приглашаю. Если не ошибаюсь, вы – работник газеты?

Я молча кивнул.

– Тем более. Приходите обязательно. Посмотрите, как защищают диссертации, послушаете… Это вам, журналистам, на пользу. А то у вас иногда слишком поверхностное представление об ученых. Да и статейку можно в газете тиснуть. Обществу польза, а вам – гонорарчик. Как говорят, лишняя деньга карман не порвет…

Я промолчал.

– А о чем твоя диссертация? – спросил Меред.

Чорли, по-видимому, привык к таким вопросам и ответил заученной скороговоркой: «Положительное влияние чала[8]8
  Чал – напиток из верблюжьего молока, схожий с кумысом.


[Закрыть] на организм человека».

– Какого чала?

– Разумеется, верблюжьего.

И тут мне захотелось поквитаться с ним и за «гонорарчик» и за пренебрежительное отношение к газете, Я подмигнул Мереду и, вроде бы шутя, спросил диссертанта:

– В таком случае разрешите мне, как журналисту, задать вам один вопрос. Это может мне понадобиться для статейки в газету. Чувствую, что на вас можно заработать неплохой гонорарчик. Будьте добры, скажите, сколько сосков у верблюдицы?

Мой вопрос рассмешил Чорли не на шутку.

– Ну, уморил, журналист! Вот это вопрос! Кто же не знает, что четыре?

Анналы-ага и Меред все поняли, и мы тоже дружно рассмеялись. Диссертант, не понимая, в чем дело, растерялся.

– Ну, уморил, соискатель, – в тон ему ответил я. – Вот это ответ! Значит, у верблюдицы четыре соска? И вы собираетесь защищать диссертацию? Нет, дорогой, ученого по чалу из вас не получится! Придется вам самому носить кепку козырьком назад… А я тисну заметку об этом и заработаю гонорарчик…

– А сколько же, по-вашему, у нее сосков? Может быть, пять?

– Не пять, а шесть. Вы действительно считаете, что их четыре?

– Да неужели ты до сих пор не знал этого? – удивленно спросил Меред.

Чтобы не дать. Чорли опомниться, я обратился к Анналы-ага:

– Яшули[9]9
  Яшули – почтительное обращение к старшим по возрасту.


[Закрыть], я вижу, диссертант нам не верит. Скажите вы ему, сколько сосков у верблюдицы?

– Всю жизнь я пас верблюдов, – поглаживая бороду, с достоинством ответил Анналы-ага. – Но в первый раз слышу, что у верблюдицы четыре соска. Все, которых мне доводилось видеть в наших краях, имели по шесть. Теперь, конечно, времена другие, наука чудеса творит. Может быть, действительно новую породу вывели с четырьмя сосками? Тут нет ничего удивительного – верблюдоводство сейчас в почете…

– Ну полно вам шутить! – неуверенно сказал Чорли.

– Шутить? – сделал удивленный вид яшули. – Да ведь об этом любой ребенок в селе знает. Вы хоть раз верблюжье вымя видели?

Диссертант затравленно перевел взгляд с Анналы-ага на Мереда, с Мереда на меня. Лица наши были непроницаемо серьезными.

– Так все-таки видели или нет? – настаивал Анналы-ага.

– Честное слово, не помню, – пробормотал Чорчи. – Кажется, как у коровы – четыре…

– Вот те и на… – покачал головой Анналы-ага.

– Не узнаю тебя, Чорли, – удивленно сказал Меред. – Ты же всегда такой дотошный был! А к науке пристрастился – и вот результат. Столько работать над темой и упустить из виду такую элементарщину? Не зря говорят, что все ученые рассеянные…

– Не горюй, Чорли, – сказал я. – Защищайся спокойно. А нас не обессудь – не придем. Меред сегодня уезжает, а мне гонорарчик придется в другом месте зарабатывать. Весь этот разговор останется между нами. Но только запомни обязательно, а то на защите вдруг кто-нибудь спросит. У коз и овец по два соска. У коров, ослиц и лошадей – по четыре. У верблюдиц и слоних – по шесть. У собак, кроликов и мартышек – по восемь. У орангутанга – два. Эти человекообразные – почти наши предки. Только у свиньи десять сосков. Говорят, Магомет потому и запретил мусульманам есть свинину. Может быть, конечно, и по другой причине, но разговоры такие ходят. А теперь – до свидания! Желаем успехов!

Чорли распрощался с нами молча и долго глядел нам вслед.

…После мне рассказали, что в тот же день к пастбищу совхоза «Карадамак» подлетело такси и из машины выскочил молодой человек с папкой под мышкой. Никому ничего не говоря, он залез под брюхо одной верблюдицы, потом другой, третьей… И все что-то внимательно считал. Обошел все стадо, удовлетворенно потер руки и улыбнулся.

Я понял, что это был Чорли. Неодолимое стремление установить истину привело его на совхозное пастбище. Спрашивать никого он больше не стал. Хотел увидеть собственными глазами. Наука, как известно, не терпит голословности…

…Вечером, в назначенное время, диссертант с объемистой папкой под мышкой поднялся на трибуну…

Придется все-таки Мереду носить фуражку козырьком назад…

Довлет Эсенов
Представители
(перевод И.Александрова)

Теперь представители встречаются не часто. А было время, когда они приезжали в колхоз ежедневно, а иногда и по два сразу. Один – из центра, другой – из области, а районных – хоть пруд пруди. И каждый, естественно, давал указания.

Приезжает как-то бухгалтер одного из районных учреждений. Шелковичных червей, по-видимому, он до этого видел только на картинке. А когда увидел живых – остановился в отдалении, близко и подойти боится. А они только что очнулись от пятого сна и хрумкают листья тутовника так, что треск на все помещение разносится. Долго смотрел на них удивленный представитель, а потом повернулся ко мне и говорит:

– Вот жрут, паразиты!

Потом осмелел и подошел к нарам. Взял ветку тутовника и ткнул в бок червяка-шелкопряда:

– Перестань, тунеядец, взбесился ты, что ли?

А тунеядцу хоть бы что. Очистил один лист, за другой принялся.

Постоял представитель, покачал головой и ко мне подошел:

– Яшули, где председатель?

– Где-то здесь, неподалеку. Скоро должен прийти.

– Яшули, сколько раз давали шелкопрядам листья тутовника?

– Раза два-три…

Он вытащил из кармана блокнот, прочитал нужную страницу и сказал:

– Два-три раза? Вот поэтому они у вас так и жрут, словно волки голодные. Ведь за это время надо было раз пять покормить.

– Покормили бы и пять раз, да не успели…

– А чем же вы здесь занимаетесь? Спите, что ли?

– И спим, бывает…

Снова посмотрел он в блокнот и говорит:

– А сколько раз их поили?

Тут я окончательно убедился, что с шелкопрядом наш представитель дело имеет первый раз.

– Последний раз вчера вечером поили, – говорю.

Возмутился представитель:

– Как, с вечера они ничего не пили?

– Да, – вздохнул я, подтвердив самые черные его подозрения. – С вечера, бедняги, ни капли воды не видели…

– Эх, яшули, яшули… Как погляжу я, в вашем колхозе совсем никакого порядка нет!

– А вы председателю скажите, – кротко посоветовал я. – Мое дело маленькое: убирать помещение да следить, чтобы с дровами перебоев не было…

– А что? И председателю подскажем! Поправим! – задорно воскликнул он и, порхнув молодым петушком, поспешил поправлять председателя…

Понял я, что кто-то над ним подшутил. Мол, обязательно проследи, чтобы шелкопряды вовремя напоены были. А то в колхозах воду экономят, а от этого ущерб шелководству.

Откуда же было бухгалтеру конторы «Вторчермет" знать, что шелкопряды воду не пьют?

Долго смеялись над этим случаем в колхозе. Зайдет кто-нибудь ко мне, посмотрит на шелкопрядов и говорит:

– Вот жрут, паразиты! Яшули, а сколько раз вы их поили?

Тут уж и мне не удержаться от улыбки…

Но были случаи, когда становилось не до шуток.

Как-то ранней весной, не помню, в каком году, собрались мы, члены правления, и обсудили вопрос о подготовке помещений для шелковичных червей. В тот год план их разведения был увеличен, поэтому решили отдать нм складское помещение в старом поселке, два помещения новых, которые предназначались сперва под коровник. Все это, конечно, предварительно побелить, продезинфицировать и подготовить.

Так и сделали. Приобрели печи, запаслись дровами, привезли лес для нар. Был только один недостаток: помещения несколько уже, чем полагается, да и потолки пониже. Конечно, в просторных помещениях и светлей, и воздуха больше. Но где их взять? Не по щучьему же велению… Ну и вынуждены были довольствоваться имеющимися, вполне приличными.

В тот день, когда мы получили грену[10]10
  Грена – яйца бабочки-шелкопряда.


[Закрыть], явился представитель из района – щупленький, чернявенький, на бритой голове туркменская тюбетейка. Он оказался работником отдела шелководства, поэтому, как только вышел из машины, сразу же вытащил из сумки рулетку, тетрадь и пошел измерять помещения для шелковичных червей. Измерял и вдоль и поперек, что-то записывал в тетрадке, а потом приказал:

– Перенести!

Председатель Курбан-ага не понял приказа:

– Что перенести?

– Нары перенести.

Курбан-ага подумал, что представитель шутит, и решил поддержать его шутливый тон:

– Вместе с помещением?

Но представитель не шутил, и вопрос этот ему очень не понравился. В его планы, видимо, не входило фамильярничать с председателем. Он многозначительно поглядел на Курбан-агу (а взгляд так и кричал: «Да как вы смеете позволять такие шутки в присутствии представителя района?») и сухо заметил:

– Можете и с помещением, если есть желание, – это дело ваше. Только новое помещение по размерам должно соответствовать инструкции.

Председатель сразу посерьезнел, даже несколько растерялся и стал объяснять, как мог:

– У нас нет такого помещения, товарищ представитель, а новое мы сейчас не в состоянии построить. Все, что могли, – сделали.

– Клуб можно использовать…

– Ну кто же разрешит отвести под червей клуб? – присоединился к разговору я.

– Я разрешаю! – вспылил представитель. – Что, нас прислали сюда в бирюльки играть? Разрешаю и приказываю! А кто спросит, скажите, что представитель района Кер-тиков указал. Нас сам секретарь послал в колхозы и велел полностью изыскать внутренние резервы. А тут и искать не надо, они на поверхности лежат.

Сколько мы ни возражали, представитель настоял на своем и уехал. Его как работника шелководства решили к одному колхозу не прикреплять – пусть обследует, в каких условиях выращивают шелкопрядов в других хозяйствах…

Делать нечего – приказ надо выполнять. Теперь нары стояли в просторном клубе, а молодежь устраивала танцы под радиолу на лужайке, под его окнами. От других культурных мероприятий вынуждены были совсем отказаться. Зато черви, обласканные изобилием тепла и света, были довольны, и несмолкаемый шелест их челюстей сливался в благодарственный гимн товарищу Кертикову…

А через три дня подкатил на мотоцикле высокий светловолосый парень и, улыбаясь, сказал:

– Здравствуйте! Меня послали вместо Кертикова. Я представитель района в вашем колхозе.

– Очень рады, – сказал председатель, но мне почему-то показалось, что особой радости он не испытывал. – Вот мой заместитель, пройдите посмотрите, – и представил сидящую рядом Бибиджемал. – А я сейчас должен ехать в районный центр на собрание по шелководству.

Представитель, сопровождаемый Бибиджемал, все обошел и вечером снова был в правлении. К этому времени и председатель из районного центра вернулся.

– Башлык-ага, что же это вы натворили? – спросил представитель и сел возле Курбан-аги.

– А что именно?

– Вы еще спрашиваете? Да как же это вас угораздило под шелковичных червей отвести очаг культуры, где воспитательная работа должна бить ключом?

– Представитель заставил. Тот, что до вас был, – ответил председатель.

– Кертиков?

– Да.

Представитель помолчал, пожевал папиросу.

– Но почему же вы-то согласились? Или вам его предложение понравилось?

– Сколько могли, упирались, – сказал председатель. – Да ведь плетью обуха не перешибешь…

– Да вы, как видно, и не пытались перешибить. Гнилую мягкотелость проявили… Насильно никто вас не смог бы заставить. Ну да что уж теперь говорить… Делать надо! Сейчас же перенести нары в прежнее помещение!

«– Пощадите, товарищ представитель! – взмолился Курбан-ага. – Если мы еще раз их перенесем, расходов будет больше, чем дохода от всех этих шелкопрядов. Овчинка явно выделки не стоит…

– Так что, червей держать в клубе? Может быть, они у вас в концертах будут выступать? И это говорите вы мне, заведующему отделом культуры? И серьезно верите, что я это вам разрешу? Никогда в жизни!

Но тут уж заупрямился председатель. Коса нашла на камень.

– Да что же, нам больше делать нечего, как нары туда-сюда таскать? А вас завтра, как Кертикова, отзовут и пришлют другого, так мы опять их сюда потащим? А может быть, их в правлении поставить или по домам колхозников раздать? Баста! Пока не получу прямого указания от первого секретаря райкома, не перенесу!

– Перенесешь!

– Не перенесу!

Долго они спорили. Представитель и так и этак, то с одной стороны к председателю подъедет, то с другой. А тот – ни в какую! Смотрю, под конец представитель откровенно загрустил.

– Я вас прошу, Курбан-ага, не губите мне жизнь, – сказал он умоляюще. – Найдется щелкопер – фельетон напишет. Как пить дать напишет! Вы, конечно, свалите все на представителя. А мне что делать? Один я и окажусь виновным. Очень прошу вас, Курбан-ага! Перенесите! Неужели вы хотите моих детей лишить куска хлеба?

Махнул рукой председатель и сдался…

Разобрали мы нары и начали в прежнее помещение перетаскивать. Снова три дня с утра до вечера ухлопали.

А когда собрали коконы, подсчитали доходы и расходы, оказалось, что председатель был прав. Овчинка действительно не стоила выделки…