Текст книги "Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)"

Автор книги: Валентин Рыбин

Соавторы: Ата Каушутов,Шадурды Чарыев,Аширберды Курт,Ташли Курбанов,Ахмед Курбаннепесов,Ата Копекмерген,Аллаберды Хаидов,Нурберды Помма,Николай Золотарев,Нурмурад Эсенмурадов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Довлет Эсенов
Усмешки Ёллы Мергена
(перевод И.Александрова)

Много лет тому назад я работал корреспондентом радио. Трудно было тогда нашему брату. Магнитофон, который приходилось брать с собой, мог тащить на себе лишь хорошо накормленный ишак – голодному он был не под силу. О нынешних портативных мы только мечтали.

Однажды получил я задание и поехал в село. С трудом добрался до него только на следующий день к вечеру. На мое счастье, в колхозе была гостиница, хоть и незавидная, но своя. Не знаю, то ли по приказу председателя, которому я пообещал записать его голос на пленку, то ли по собственной инициативе, но ответственный за гостиницу яшули Еллы Мерген встретил меня очень приветливо. Это был смуглый, сухощавый, высокого роста старик, с седенькой бородкой и добрым лицом.

За шестьдесят с лишним лет Еллы Мерген много повидал на своем веку. Оставшись в детстве сиротой, он порядком хлебнул горя от баев и беков. Во время коллективизации одним из первых вступил в колхоз и был его председателем, потом работал в сельсовете и райисполкоме. Привыкший жить общественными интересами, он и сейчас, будучи уже в годах, читал все центральные газеты и журналы, не пропускал литературных новинок. Поэтому, когда разговор заходил о литературе, он тут же вступал в него. Прочитал, мол, стихи такого-то поэта. Молодец, строчки будто из свинца вылил! А на роман такого-то зря потратил время. Чем его читать, лучше прочесть отчет ТуркменТАГа.

Каждое произведение он оценивал по-своему, очень своеобразно.

И ко всему прочему, Еллы Мерген остроумен. Придешь усталый, а послушаешь за чаем его байки – и куда девалась твоя усталость!

На другой день возвращаюсь я вечером в гостиницу и вижу: Еллы Мерген рассказывает, а люди вокруг покатываются от смеха. Наладил я магнитофон и стал записывать. Потом записал рассказы о его приключениях, о разных случаях, поведанных мне его земляками.

Таким образом, пленку, которую привез, чтобы на месте записать репортаж, почти всю израсходовал на Еллы Мергена, на его приключения…

А в редакции «приключение» ждало меня самого. Но не из тех, рассказы о которых я записал на пленку. Мне кое-что записали в трудовую книжку, и запись эту теперь никогда не уберешь.

Недавно я снова побывал в тех краях. Колхозный поселок за это время превратился в благоустроенный агрогородок. Посредине его – уютная гостиница, обставленная прекрасной мебелью. Вокруг – зелень, цветы. Но старика, хозяина гостиницы, уже нет в живых…

Вернувшись домой, я разыскал пленку, которую в свое время почти полностью посвятил Еллы Мергену. Поставил ее.

Слушал, и мне казалось, что мудрый яшули сидит рядом, не спеша рассказывает о своих бесчисленных приключениях, теребит руками редеющую бородку и лукаво посмеивается своим словам. Да, он остался живым…

Как мне стало жаль, что пленка, вобравшая в себя его усмешливый теплый голос, лежит без всякой пользы! И вдруг пришла мысль: а что, если кое-какие из рассказов Еллы Мергена напечатать. Ведь это же самое настоящее устное народное творчество! Так я и сделал.

А вдруг да понравятся усмешки Еллы Мергена читателю!

Что может быть лучше этого!

Как Еллы стал мергеном

Еллы был совсем еще молодым, когда его избрали председателем сельсовета. На другой день он сел на коня и решил объехать колхоз. Навстречу ему попали два старых охотника. А охотники, известное дело, народ скромный, хвастаться своими подвигами не любят…

– Когда я был молодым, – сказал один из них, – я на ходу пулей подкову сбивал. Причем ни всадник, ни лошадь этого даже не замечали…

– Подкову сбить проще всего, – возразил другой. – Вот я в молодости стрелял так стрелял! За сто метров пулей гвоздь в стену вбивал. И ни разу не промахнулся.

Еллы понял, что старики решили испытать находчивость молодого председателя.

– Мне, конечно, далеко до вас, яшули, – смиренно сказал он. – Ни подковы срывать, ни гвозди забивать пулей не доводилось. Но я тоже кое-что могу. Видите вон того вороного коня, у которого ка правом ухе комар сидит? – показал Еллы на табун, пасшийся вдали. – Сбил бы я этого комара, а конь и не заметил бы. Да вот жаль, ружье дома оставил…

Старикам молодой председатель понравился. Они переглянулись, и один из них сказал:

– Ого, да ты, оказывается, настоящий охотник!

С тех пор Еллы и получил прозвище «мерген» – «охотник».

Война будет на голове

Когда Еллы Мерген был еще подростком, в аулах для солдат царской армии собирали тельпеки – мерлушковые папахи. По-видимому, их требовалось очень много, потому что тельпеки снимали с головы каждого встречного. Отняли папаху и у Еллы.

Вместо того чтобы возмутиться или попросить вернуть ему тельпек, Еллы радостно заулыбался.

– Ты что смеешься? – спросил есаул.

– Радуюсь, что наконец-то я от нее избавился. Давно надо было выбросить, да отец не разрешал. Она полна вшей. Вот обрадуется тот солдат, которому она достанется! Ведь ему будет не до войны. Война будет у него на голове…

И снова начал весело смеяться…

Есаул брезгливо бросил тельпек и вытер руки носовым платком. Еллы надел ее и пошел.

Чтобы одному не таскать…

Когда Еллы Мерген работал председателем колхоза, в аул приехал хор – капелла областной филармонии. Клуба в колхозе еще не было, и председатель распорядился постелить на поле кошмы, чтобы зрители сидели на них, слушая концерт. Концерт был на редкость неинтересным, и колхозники начали расходиться.

– Бегли, Гуллы, Меред… – Еллы Мерген назвал около десятка имен, – вы должны остаться.

После концерта руководитель хора подошел к председателю, горячо пожал ему руку и сказал:

– Спасибо, большое спасибо, товарищ председатель, что задержали людей до конца и спасли нас от позора. Вы – подлинный ценитель искусства!

– Что же мне оставалось делать? – ответил Еллы Мерген. – Ведь не задержи я их, все кошмы мне пришлось бы самому таскать.

После несправедливого выговора

Когда Еллы Мерген был председателем колхоза, председатель райисполкома Каррыев объявил ему выговор – он объявлял их по малейшему пустяку.

Еллы Мерген вины за собой не чувствовал, но возражать, оправдываться не стал. Он нагрузил на ишака три ящика фруктов и винограда и приехал к Каррыеву домой.

– Это дом Каррыева? – спросил он у жены председателя.

– Да, – ответила она.

– Я кое-что привез. Где его жена?

– Я его жена.

– Не шутите, милая, я же хорошо знаю жену товарища Каррыева. Она – светлая, в коротком платье, молодая. Она с товарищем Каррыевым иногда по воскресеньям приезжает к нам в гости. Были случаи, что и ночевали. Я вижу, что ее дома нет, а вам я это оставить не могу, – сказал Еллы Мерген и повез подарки обратно.

Каррыев в тот же день примчался к Еллы Мергену.

– Что вы наделали? – схватился за голову он. – Если вы сейчас же не приедете и не успокоите жену – все пропало!

И увез Еллы Мергена с собой.

На другой день Каррыев отменил несправедливый выговор…

Не будь и сам плох

Еллы Мерген зашел к соседу, когда тот собирался на охоту.

– Что, земляк, на охоту собираешься?

– Да, если бог поможет, соберемся…

– За птицей или за джейраном?

– Если бог даст, за джейраном…

– Ну пусть тогда охота будет с кровью!

– Если бог поможет, она такой и будет…

– Эх, земляк, земляк, – укоризненно покачал головой Еллы Мерген. – Заладил одно: бог да бог… Слышал пословицу: бог-то бог, да не будь и сам плох! Ну, скажи, к чему бог между курком и джейраном? На бога надейся, а сам не плошай…

В ад и курящего примут…

Еллы Мерген был некурящим, но однажды, будучи на тое, взял у соседа папиросу и закурил. Чорли-молла, духовный пастырь верующих мусульман, заметил это.

– Земляк, ты уже немолод, – сказал он. – Не пора ли бросить курево и приняться за намаз? Хоть в оставшиеся дни подумай о загробной жизни. Вряд ли аллах возьмет тебя с такой цигаркой в рай…

– Спасибо, земляк, за совет, – ответил Еллы Мерген. – Но у меня совсем нет желания попасть в рай. А в ад меня и курящего примут…

Пусть исполнятся ваши мечты…

Однажды Чорли-молла завел очередной разговор о боге и порядком всем надоел. Еллы Мерген не выдержал:

– Послушайте, земляк, откуда вы так много знаете о боге? Вы случайно с ним не встречались?

– Безбожник! – возмутился молла. – Разве можно такое говорить? Разве ты не знаешь, что он, храни его на небесах, на этом свете людям не показывается? Мы его увидим только на том свете.

– А вам очень хочется его увидеть?

– Ты еще спрашиваешь! Что может быть для мусульманина желаннее этого?

– Тогда, земляк, пусть скорее исполнятся ваши желания! – сказал Еллы Мерген и поднял обе руки, творя молитву…

Пусть сядет на голову

Даже будучи пожилым, Еллы Мерген имел на голове много волос, а бороду брил. Однажды Чорли-молла решил над ним посмеяться.

– Люди отпускают бороду и бреют голову, а ты, земляк, делаешь все наоборот, – сказал он.

– А какое это имеет значение? – спросил Еллы Мерген.

– Большое. На каждый волосок бороды садится по одному доброму духу.

– Коль на каждый волосок садится по доброму духу, то пусть все они садятся мне на голову, у меня на ней волос много. Земляк, ты не можешь их об этом попросить? Ведь им все равно, куда садиться…

Вы же написали свое имя…

Однажды Чорли-молла, встретив на улице Еллы Мергена, сказал:

– Земляк, есть важный разговор. Будь сегодня вечером дома, я зайду к тебе.

– Хорошо, я жду тебя, земляк. Если не будет никакого срочного дела, никуда не уйду.

Вечером, когда Чорли-молла пришел к старику, калитка оказалась закрытой. Посчитав, что Еллы Мерген его обманул, Чорли-молла наиисал на калитке: «Безбожник» – и ушел.

На другой день, встретив Еллы Мергена, он сказал:

– Земляк, тебе, оказывается, верить нельзя. Вчера пришел к тебе вечером, а на калитке замок висит…

– А я понял, что вы приходили, – ответил Еллы Мерген. – Ведь вы написали на калитке свое имя…

К языку не подключай

В гостинице жил человек, который надоедал Еллы Мергену своей болтливостью. Однажды он принес из магазина что-то, упакованное в коробку.

– Что хорошенького приобрели? – вежливо поинтересовался Еллы Мерген.

– Электрический счетчик. Давно собирался приобрести. Приеду домой и сразу подключу…

– Братишка, смотри по ошибке к языку не подключи! А то в один год прогоришь! – от души посоветовал ему Еллы Мерген.

Дом не конюшня…

Еллы Мерген, играя в шахматы, увидел, что его конь попал в безвыходное положение.

– Мерген-ага, – сказал его противник, – придется вам коня домой прихватить…

– Рад бы, дорогой, – ответил Еллы Мерген, – но мой дом не конюшня…

Смотри под мышками

Еллы Мерген попросил у председателя колхоза каракулевую шкурку на шапку. Председатель пообещал:

– Считай, Мерген-ага, что шкурка у тебя уже под мышками, – заверил он старика.

Но обещания своего не выполнил. Придя домой, Еллы Мерген сказал жене:

– Ну-ка, мать, посмотри, что у меня под мышками!

Жена посмотрела.

– Ничего нет, – удивленно сказала она. – А что у тебя было?

– Да, понимаешь, председатель уверяет, что у меня там шкурка для шапки лежит… Неужели потерял?

На ухо туговат…

Приехал в колхоз представитель одной областной организации, долго искал председателя, но не нашел и решил выместить зло на Еллы Мергене. Нагрубил старику и послал его искать председателя. А председатель перед этим Еллы Мергена незаслуженно обидел.

Старик нашел председателя и сказал:

– Гость из области приехал. Грубит, вроде мы ему полтинник должны… И на ухо туговат. Если не кричать – ничего не слышит…

– Я иду в правление, – сказал председатель, – приведи его туда.

Еллы Мерген вернулся к гостю и сказал:

– Председатель ждет вас в правлении. Если хотите его видеть, идите за мной. Только с ним надо говорить как можно громче, а то он на ухо туговат…

Услышав, что председатель и приезжий кричат друг другу так, что в доме звенят стекла, старик немного успокоился…

Идеальный дутар

Еллы Мерген немного играл на дутаре и мог мастерить их. Поэтому односельчане, обнаружив в своих дутарах изъяны или мелкие поломки, сразу шли к нему.

Однажды парень, купив новый дутар, заподозрил в нем какой-то изъян и пришел к Еллы Мергену.

– Мерген-ага, – сказал он, – посмотри, пожалуйста, есть в этом дутаре какой-нибудь изъян или нет. И вообще, плохой он или хороший?

Еллы Мерген осмотрел дутар, потренькал и сказал:

– Большого изъяна нет. А если заменить в нем все и сделать его заново, этот дутар будет идеальным…

У каждой мелодии свой настрой

Когда Еллы Мерген, смастерив, настраивал дутар, к нему зашел человек, который в музыке ничего не смыслил, но считал себя знатоком. Видя, что старик долго настраивает одну и ту же струну, он удивился:

– Яшули, почему так: когда другие играют на дутаре, они пальцами елозят туда-сюда, а вы ухватились за одно место и бренчите?

– У каждой мелодии, уважаемый, есть свой настрой, – ответил ему Еллы Мерген. – И пока его не найдешь – мелодии не будет. Те, кто двигают пальцами туда-сюда, ищут этот настрой и никак не могут найти…

Читаю ничего

Однажды в село приехал писатель и остановился в гостинице. Увидев, что Еллы Мерген читает его новый роман, спросил:

– Яшули, что вы читаете?

– Читаю ничего…

– Что это значит?

– Это значит, что читаю пустоту. Ни одной живой мысли…

Писатель уехал из села в тот же день…

Вашего гуляки здесь не было

Председатель колхоза баловал своего единственного сына, во всем потакал ему и вырастил бездельника. К окончанию школы шалопай курил, пил водку и употреблял нас. В институте Атабек не продержался и года – исключили за непосещение занятий. Отец привез его из Ашхабада, и Атабек стал работать в колхозе.

Но трудиться он не любил – работал из рук вон плохо. А гулял за двоих: ежедневно уходил из дому вечером, а возвращался поздней ночью, а то и под утро.

Если в полночь его дома не было, председатель звонил в гостиницу и будил сладко спавшего Еллы Мергена:

– Яшули, ты не видел в своем околотке моего гуляку?

Такие звонки раздавались каждую ночь и здорово надоели старику. И однажды, проснувшись чуть свет, он сам позвонил председателю:

– Извините, председатель, вы, наверное, спали и я вас разбудил?

– Да, спал… Что случилось?

– Ничего.

– Почему же ты будишь меня ни свет ни заря?

– Я хотел сказать, что вашего гуляки сегодня ночью здесь не было. Если и завтра его не будет, я в это же время сообщу вам. Так что спите спокойно и не волнуйтесь…

После этого председатель колхоза перестал звонить по ночам Еллы Мергену по поводу своего гуляки-сына…

Не веришь – посмотри на себя

Атабек приехал из Ашхабада с бородой, усами и патлами до плеч. Встретив Еллы Мергена, сказал:

– Мерген-ага, говорят, вы много знаете. А слышали вы, что человек произошел от обезьяны? Как вы думаете, правда это? В книжках, например, это утверждается…

– Ну коль в книжках об этом пишут, наверное, сынок, правда…

– Мало ли что могут написать! – возразил Атабек. – А как можно доказать это?

Еллы Мерген достал из кармана зеркальце и сунул его под нос Атабеку:

– Если не веришь – посмотри на себя…

Ты… глуповат

Один из молодых остряков в людном месте обратился к Еллы Мергену:

– Ну как, Мерген-ага, умею я острить?

– Умеешь, сынок, умеешь…

– А хорошо у меня получается?

– Неплохо, сынок…

– А как по сравнению с вами?

– Ничего, людей можешь развлекать…

– Нет, я спрашиваю, как я по сравнению с вами?

– По сравнению со мной ты… глуповат. А в остальном ничего.

Приду и на третий день

Чтобы оформить пенсию, Еллы Мергену пришлось много раз ходить в отдел социального обеспечения. И вот он не выдержал:

– Когда же будет конец вашему «завтра»? Неужели нельзя назначить определенный день?

– Ох, яшули, и надоели вы мне! – недовольно сказал молодой инспектор. – Если хотите, чтобы назначили определенный день, приходите третьего числа…

Обидели эти слова старика…

– Эх, братишка, – сказал он, – если на то пошло, я могу прийти и на третий ваш день, и на седьмой, и на сороковой, и на годовщину[11]11
  По мусульманскому обычаю положено отмечать третий, седьмой и сороковой день со дня смерти.


[Закрыть]. Я не тороплюсь…

Следующий раз посмотрю

Однажды вечером толпы людей вышли на улицу и стали смотреть на небо. Увидев это, Еллы Мерген спросил внука:

– Что там случилось? Новый искусственный спутник запустили?

– Нет, не спутник, – ответил внук. – Через пять минут на землю упадет большой метеорит. Это происходит раз в триста лет. Идем, дедушка, посмотрим!

Еллы Мергену не хотелось выходить из дому, и он ответил:

– На этот раз посмотри один. А в следующий мы уж обязательно вместе посмотрим…

Почему не может войти теленок

В те времена, когда за домашний скот платили налог, заведующий райфинотделом Меле Курряев[12]12
  Курряев – Ишачков.


[Закрыть] обложил теленка Еллы Мергена таким налогом, какой полагалось платить за корову. Сколько старик ни объяснял, ни доказывал, Мелле Курряев и слушать не хотел. Рассердился Еллы Мерген и потащил теленка прямо в кабинет Меле.

– Ты что, Еллы Мерген, с ума спятил? – возмутился завфинотделом. – Кто же теленка в кабинет тащит?

– Ну, если в кабинет вошел Меле Курре[13]13
  Меле курре – серый ишачок.


[Закрыть], то почему не может войти рыжий теленок?

Обычаи надо знать

Лектор из города приехал в командировку в село и остановился в гостинице. Он важничал, вел себя надменно, Еллы Мергена не замечал и этим обидел старика. И Еллы Мерген был несколько удивлен, когда он вдруг подошел к нему и сказал:

– Яшули, какие есть в селе специфические обычаи? Я вырос в городе и их не знаю.

– Особых обычаев нет, все почти как в городе, – уклончиво ответил Еллы Мерген. – Есть, конечно, и кое-какая разница. А что вас интересует?

– Меня пригласили в гости…

– Понятно, – сказал Еллы Мерген. – Здесь есть один обычай, который надо соблюдать обязательно. Вы должны сидеть за столом до тех пор, пока хозяин не отодвинется от стола[14]14
  Отодвинуться от стола – значит показать, что сыт. Первым делает это гость.


[Закрыть]. Если первым отодвинетесь вы, ему будет нанесена непоправимая обида. Это значит, что гость не уважает ни его самого, ни его хлеб-соль…

Лектор не нарушил традиции. Он так ревностно ее соблюдал, что вечером лекцию читать не смог, вынужден был вернуться в город и обратиться в поликлинику…

Узнав, что произошло с пациентом, врач сказал:

– Здорово проучил тебя Еллы Мерген. И правильно. Надо знать свои национальные обычаи…

И начал промывать желудок лектора…

Встреча

Заведующий складом оставил за себя младшего брата, взял отпуск и отправился путешествовать. Когда он возвратился, первым на вокзале ему повстречался Еллы Мерген.

– Мерген-ага, что нового в селе?

– Да ничего особенного. Только вот кошка на вашем складе, говорят, окотилась…

Шутка понравилась заведующему складом. Он засмеялся и сказал:

– За такую радостную весть тебе полагается от меня шерстяной платок с кистями. Когда же она окотилась?

– Когда – точно сказать не могу. Вероятно, тогда, когда издох пес, который караулил склад.

– Издох? Жаль, хороший был пес… Когда же это случилось?

– Точно не знаю, но, говорят, издох он как раз перед тем, как сняли с работы председателя сельпо.

– Да что ты говоришь! Сняли председателя? Когда и за что? Ты не знаешь?

– Точно причину не знаю, но произошло это после того, как четыре ревизора, приехавших из центра, составили акт и передали его прокурору, и вашего брата арестовали. Сразу председателя вызвали на собрание и освободили от работы…

– Брата арестовали? Одно другого не легче! Когда и за что?

– Точно не могу сказать, но, если не ошибаюсь, после того, как сделали у вас обыск и описали ваше имущество…

– Описали мое имущество? Что ты выдумываешь, старик? Кто смог это сделать?

– Точно не знаю, но, видимо, кто-то имеет такое право. Когда делали обыск, нашли десять ковров ручной работы, двадцать два фабричных, тридцать разных костюмов, пятьдесят платков, сукна на сорок человек и других разных отрезов на шестьдесят человек…

Когда Еллы Мерген стал перечислять найденное при обыске, колени его собеседника задрожали, а лицо покрылось холодной испариной.

– Пропал мой дом… – простонал завскладом.

– Дом ваш не пропал, – сказал Еллы Мерген, – но милиция ищет вас, чтобы переправить в новый дом… за железной решеткой… Ехать в село вам сейчас ни к чему, зачем тратить время и силы? Идите прямо на новую квартиру…

Ходжанепес Меляев
Трое в вагончике
(перевод Э.Скляра)

Вот уже несколько ночей не гаснет лампа в вагончике, резиновые колеса которого по ступицу всосал песок. Если присмотреться к окошку, то можно заметить тень, то неподвижную, то мелькающую на белой занавеске. Пожалуй, это пока единственный признак жизни в молчаливом вагончике.

Половину этого изрядно потрепанного солнцем, дождем и ветрами кочевого жилья занимает старик Кандым-ага. Нет у него ни жены, ни детей. Жену, которая так и не подарила ему ни сына, ни дочери, он похоронил, когда самому стукнуло шестьдесят.

С тех пор как в здешних краях появилось племя газовиков, Кандым-ага перестал ощущать одиночество, он вроде бы прилепился к ним сердцем. Обветренными лицами и немногословием газовики очень походили на привычных Кандыму-ага людей с чабанских кошей. И работу они ему дали подходящую, как раз для стариковской бессонницы – записали сторожем столовой и магазина. Ночью раз пять он обходит свои владения, прекрасно понимая, что здесь, в глубине Каракумов, должность его бессмысленна – из этой глухомани, кроме как на вертолете, ни на чем не выберешься.

Рано утром, до солнышка, Кандым-ага кипятит чай и будит рослого, плечистого соседа:

– Вставай, Ахмед-джан, пора!

Тот свешивает с кровати длинные волосатые ноги, запускает пятерню в густую шевелюру и некоторое время сидит молча, медленно высвобождаясь из-под власти крепкого беззаботного сна. Потом, играя завидной мускулатурой, берется за самодельные гантели. За чаем Ахмед рассказывает старику про буровую, про то, как вчера, когда они возвращались с вахты, машина чуть не задавила зазевавшегося зайца.

Так было всегда. Но сейчас Кандым-ага, совершая очередной обход, поглядывает на светящееся окошко вагончика и сокрушается: с парнем творится что-то неладное. Перестал почти разговаривать, все возится с какими-то бумагами, ночи сидит напролет, а утром будить жалко.

Дверь вагончика бесшумно отворилась, и при молочном свете полной луны в проеме показалась фигура Ахмеда. Парень сделал несколько энергичных движений, стряхивая с себя усталость, закурил и начал прогуливаться вдоль вагончика.

– А, Кандым-ага, – сказал он, увидев старика, – что, не спится?

– Такое уж наше стариковское дело, – вздохнул Кандым.

Ахмед подошел вплотную и внимательно посмотрел в лицо соседа.

– Ты не сердишься на меня, Кандым-ага? Забросили мы с тобой чаепития да беседы, но что поделаешь – пока времени нет, работа…

– Идет работа? – поинтересовался старик; он присел на корточки и цедил сквозь пальцы прохладный, остывший за ночь песок.

– Идет… Хотел вот чайку попить, да газ у нас кончился.

– Сапожник-то, как говорится, без сапог, – улыбнулся Кандым, – у меня электрический чайник есть.

Вдвоем они отправились в вагончик.

Что это жилье холостяков, определишь с самого же порога. На спинку узкой железной кровати беспорядочно набросаны рубашки и брюки. Столик завален ворохом книг и журналов с изображениями вышек, труб, фонтанирующих скважин… А к этой груде прислонилась фотография красивой девушки, вставленная в рамку с трогательными розочками. Платье девушки расшито украинскими узорами, и коса у нее такая, какую теперь не часто встретишь. Все это старик видит ежедневно, а потому детали нехитрого быта проходят мимо его внимания. Почти все расстояние между столом и дверью на полу занимают миски с непонятным цветным содержимым и какие-то предметы, смахивающие на детские игрушки. Старик тычет в их сторону толстым не-гнущимся пальцем.

– Сынок, что это?

– Вон ту штуку называют вязкомером. С его помощью проверяем густоту раствора. А вот это – ареометр, тоже для замерений нужен…

Кандым-ага качнул головой с таким видом, словно ответ Ахмеда и не мог быть яснее. Потом они долго, до седьмого пота, как в былые времена, гоняли чаи, и парень, совсем позабыв о том, что старик мало что понимает в бурении, объяснял ему причину своих затянувшихся бдений.

– Если примут мое предложение, государству будет большая польза! Взгляни-ка на этот чертеж!

Кандым-ага счел необходимым ободрить своего молодого соседа:

– Думаю, что твои очкастые начальники двумя руками ухватятся за это. А сейчас ты отоспался бы. Когда на буровую?

– Послезавтра смену принимаю. – Ахмед кивнул в сторону фотографии. – На днях, Кандым-ага, моя невеста приезжает… Оксана…

– Да ну! Поздравляю, свет очам твоим. Письмо прислала?

– Прислала.

– Что ж, из Киева до Ашхабада долететь на самолете дело немудреное. Сложнее потом до наших мост добраться.

– Из Ачака сюда ведь каждый день ходят вертолеты…

– Ну, если так, то нам к свадьбе готовиться надо. В нашем ларьке все есть, кроме отравы, которую вы пьете.

Ахмед засмеялся:

– Свадьбу справим, лишь бы невеста не раздумала.

Эти слова возмутили старика. Он отер лицо большим бязевым платком и сердито взглянул на Ахмеда.

– Что за шутки! Для чего ж ей тогда тащиться сюда? Да и где она лучше жениха найдет? Лицом ты вышел, работаешь инженером, не меньше пятиста каждый месяц получаешь, чего ж ей еще надо?

– Городские девушки не очень-то охотно едут в пустыню, ведь тут ни парков, ни театров…

– Не знаю, не знаю… А как же другие девушки с тобой на промысле работают в пустыне? Чем они хуже твоей невесты? А места наши получше иных прочих, воздух, как бальзам, пить можно.

Ахмед призадумался. Старик привык к пустыне и представить себе не может, что такое Киев – город, утопающий в цветах. Кто привык к цветам, к песку не сразу душой потянется.

Наутро, когда солнце изрядно поднялось над вагончиком, появился вертолет. Дав над поселком небольшой круг, он опустился за барханом, на вершине которого трепыхался маленький красный флажок. Кандым-ага ждал этот вертолет, потому что по рации сообщили о приезде невесты Ахмеда. Когда лопасти вертолета замерли, старик в сопровождении повара Хасана Мурта и официанток Кати и Ольги подошел поближе. Узнать среди четырех-пяти пассажиров Оксану не представило никакого труда. Девушки напористо и несколько сентиментально бросились обниматься с нею. Хасан Мурт протянул руку. Но Кандым-ага был на высоте восточного этикета. Он втянул ладони в рукава и в таком виде обратил к белолицей гостье запястья. Получилась маленькая заминка, потому что Оксана не поняла жеста.

Оксана то и дело оглядывалась, бросала быстрые взгляды в сторону вагончика. Поняв, девушки объяснили ей, что Ахмеда пока нет: на скважине произошла небольшая авария, и он там нужен.

– Ох и жарища у вас! – сказала Оксана, когда они добрались до жилья Ахмеда. – Вот бы мне ваш загар!

– Жарищу ты почувствуешь часа через три, – сказала, улыбнувшись, одна из официанток, – а загар – дело наживное. Пока же, может быть, выкупаешься?

– Далеко баня?

– Километров восемьдесят. Но здесь у нас неплохой душ.

После душа на некоторое время стало вроде бы попрохладнее. Девушки привели Оксану в вагончик, где за столом перед аппаратом, похожим на радиоприемник, сидел «очкарик» и читал «Огонек». Попросили связать с Ахмедом Ахмедовым. «Очкарик» внимательно посмотрел из-за толстых стекол на Оксану и взялся за микрофон. В рации что-то сильно затрещало.

– Восьмой, восьмой! Я – Кумли, восьмой!

– Я – восьмой, – ответил аппарат голосом, от которого сердце Оксаны дрогнуло.

– Тут с тобой хотят разговаривать, – сообщил «очкарик» и протянул микрофон Оксане. – Когда говорите, нажимайте эту кнопку, а будете слушать – отпускайте.

– Алло, слушаю! – снова раздался голос Ахмеда.

Но разговора у них не получилось – возможно, потому, что на Оксану были устремлены три пары откровенно любопытных глаз, а может, и по какой другой причине.

Прошло дней десять.

Августовская жара неистовствовала. Казалось, не только земля, но и небо стало желтым от зноя. С утра до самого вечера не было и намека хотя бы на зыбкую тень. Жестяные крыши вагончиков раскалялись так, что в помещении было, пожалуй, еще хуже, чем на воздухе. У Оксаны разламывалась голова от боли. «Без привычки!» – утешал ее и себя Ахмед.

Как-то в один из приступов головной боли Оксана сказала:

– Мне, наверное, лучше бы и не приезжать, только хлопоты со мной.

Ахмед рассердился, ничего не ответил, а она взяла со столика транзистор и снова прилегла. Поймала много раз слышанный скрипичный концерт. Мыслями она сейчас была в Киеве, на травянистом берегу Днепра, где, кажется, вечность назад она впервые поцеловалась с Ахмедом. Да, вечность… Трудно даже представить, что сейчас где-то среди цветников в ажурных павильонах сидят люди и лакомятся мороженым. Главный врач, прилетавший сюда позавчера, предлагал ей работу. Но как жить, если здесь не найдешь ни за какую цену ни травинки, ни цветка…

Перед самым закатом солнца грузовик привез с вахты газовиков. Рабочие, чьи спецовки были пропитаны машинным маслом и потом, шумно переговариваясь, расходились по своим вагончикам. Оксана на пороге встретила Ахмеда, облаченного в жесткий джутовый китель и брезентовые сапоги.

– Поправляешься? – как можно веселее спросил он.

Она ничего не могла сказать, только кивнула и положила голову ему на грудь. Так ей было жалко себя в этот момент, что не сразу и поняла, когда Ахмед сказал:

– Я только в душ – и назад!

Вернулся он освеженный, в красивой тенниске с короткими рукавами. Как раз в этот момент вышел со своей половины и Кандым-ага.

– Как работалось, сынок? – спросил он.

– Все отлично, Кандым-ага. Сейчас схожу на разнарядку, а потом закусим тем, что приготовила нам Оксана. Кажется, у нее там в кастрюле кролик. Пахнет, во всяком случае, вкусно.

В ожидании Ахмеда Кандым-ага и Оксана уселись на скамейку возле вагончика и стали смотреть, как рабочие на песке играли в волейбол. Стало попрохладнее, и собаки, целый день провалявшиеся под вагончиком, уже покинули свои убежища, проявляя явный интерес к еде.

Так хотелось Кандыму-ага поговорить с этой новой соседкой, да вот познания его в русском были равны нулю. Единственным, что он несколько раз повторил, пока сидели на скамеечке, было:

– Аксона, Ахмед – кароши челвек…

Девушку позабавило то, как он произнес ее имя.

Обед, приготовленный Оксаной, пришелся по вкусу и старику и Ахмеду, о чем они с большим удовольствием сообщили стряпухе.

– Плохо только, что уезжать она собирается, – тихо сказал Ахмед, – видно, наше лето не каждому под силу, Кандым-ага…

Старик прислонил ложку к краю миски и нахмурил белые брови. Взглянув на Оксану, он о чем-то заговорил. Он снова называл ее «Аксона», снова доказывал, что Ахмед «кароши человек». Дипломатично опуская излишне лестные для себя аттестации, Ахмед переводил его речь.

– Что делать… – вздохнула Оксана. – Я даже не представляю, как тут можно жить. Ведь здесь не то что цветка – пучка травы не увидишь… С тоски умрешь… – Она виновато взглянула на Ахмеда и добавила: – Как странно он переиначил мое имя…

– Он не переиначивал, – почему-то смутившись, ответил Ахмед, – у наших женщин есть такое имя. Очень красивое. «Белая лебедь» по-русски…