Текст книги "Чёрная лента"

Автор книги: Вадим Деружинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Не заперто! – воскликнул журналист. – Это то, что нам надо!

На дне шкафчика была стопка оконных занавесей – видимо, сменных: пока стирали одни, вешали на их место вот эти. Аккуратно положенные одна на другую свернутые портьеры занимали только четверть объема шкафа, так что оставалось – пусть и малое – место для двух человек.

– Ты уверен, что делаешь? – спросила с сомнением певица, посветив фонариком в лицо Алеся.

– Доверься мне. Пока нас будут искать и вскрывать все шкафы и комнаты, то, глядишь, и утро наступит. Мы, как мышки, тут закроемся, а если станут ломиться, то я выстрелю. И поднимем на уши весь замок. Давай забирайся, я за тобой…

– Как знаешь… – она задрала юбку до бедер и, наклонившись, влезла в шкаф, где устроилась на корточках с одной его стороны.

– Ну как? – нагнулся Минич. – Есть там для меня место?

– Милый, в моем гнездышке всегда есть для тебя место, – заверила оттуда Эльвира.

Алесь попытался поместиться рядом с ней, но мешали колени. Пришлось изобретать: колено девушки, потом его, потом снова ее – и снова его.

– Тесновато… – заметил он, ощутив коленкой жар ее бедер под юбкой. Ко всему прочему из-за низкого размера шкафа им пришлось согнуть головы и упереться щеками. – И не очень-то удобно…

– Зато мило, – хихикнула Роуз, пошевелив коленями.

– Наверно. Но в любой другой ситуации.

Журналист спрятал в кобуру револьвер и прикрыл дверцы шкафа – не полностью, чтобы услышать, что происходит снаружи. Судя по звукам, кто-то вошел в библиотеку.

– Скоро они здесь будут, – сказал он. – Попробуем закрыть дверцы…

Алесь осветил их фонариком и с удивлением нашел, что с обратной стороны у них были маленькие деревянные штырьки, помогающие закрываться изнутри. Зачем – непонятно, но очень удачно. Потянув за них, Минич закрыл обе дверцы – они встали на место со щелчком.

В это же время стал слышен приглушенный голос Отто Клауса, который, раскрыв двери в биллиардную, давал команды своим немцам:

– Они где-то в одной из этих комнат! Тоде и Кранц, обыщите все!

Эльвира тоже услышала эти слова. Вздрогнув, она обняла обеими руками Алеся за голову и прижала его к себе. Ее дыхание теперь было на его шее, он чувствовал своей щекой жар ее щеки, а глаза и нос закрыли локоны ее волос – он ощущал аромат ее духов и ее тела. Опять дышал ими и пьянел от них. И снова все происходящее показалось ему странным и нереальным, как сон…

И сам ход времени остановился, как во сне… Сколько они так просидели, он уже и не замечал…

И почти незамеченной мелькнула мысль, что они вдвоем в этом тесном пространстве никак не досидят до утра, а задохнутся в ближайшие минуты… И задохнется он с девушкой, о которой так до сих пор ничего толком не знает…

– Знаешь, я в детстве, как все, любила играть в прятки… – прошептала ему Эльвира, прижавшись губами к его уху. – Но никогда не было так страшно… И у меня онемели ноги… Я их уже не чувствую…

Только сейчас Алесь заметил, что и его ноги от сидения на корточках стали казаться чужими.

– Я попробую подвинуться… – ответил он и приподнялся, уперев правый локоть о стенку шкафа. Там что-то вдруг чуть подалось – и…

…под ними разверзлась земля…

Глава четырнадцатая,

в которой замок открывает свою страшную тайну

Журналист и певица падали в бездну – не успев ни опомниться, ни даже вскрикнуть. Сработал потайной механизм, и дно шкафа, в котором они прятались от немцев, откинулось вниз, лишив их опоры, а потом автоматически вернулось на место.

Каменный колодец был двадцатиметровой глубины, но они не достигли дна и не разбились, как другие, сюда упавшие. Портьеры под ними, развернувшись от трения о каменные стены, замедлили падение, а спины двух людей, упираясь в стены колодца, вообще его остановили. Падающие застряли в нем, почти достигнув дна, – как неудачливый толстый Санта Клаус в печной трубе на Рождество.

Произошло это чудовищным рывком, и Алесь стукнулся головой с девушкой, отчего потеряли сознание и он, и она.

х х х

Минич очнулся от страшной головной боли. Где-то наверху, очень далеко, он чуть слышно разобрал произнесенные на немецком слова Хельги Штраус, которая заглянула в шкаф:

– Здесь их тоже нет…

Тяжелая голова девушки безжизненно лежала на его плече, а сами они висели меж узкими стенами в коконе из занавесей. Где их руки, ноги – он даже и не понял…

Алесь попытался подвинуться, чтобы сделать хоть что-то, – и они снова провалились вниз. Но на этот раз падали только несколько метров, а упали на что-то, смягчившее их падение и захрустевшее, как сломанные кости.

Минич упал первым, а сверху на него свалилась певица. На мгновение журналисту показалось, что он сломал позвоночник – от падения ушибло легкие и перебило дыхание, да еще этот хруст… Но через пару минут Алесь смог нормально дышать, ощупал себя в темноте и, достав фонарик, стал искать девушку. Она сидела рядом с ним – пришедшая в себя и с выпученными глазами, с белым, как мел, лицом.

– Что это было? – прошептала Роуз.

Ее глаза снова начали было закатываться, и Алесь подхватил ее голову и похлопал по щекам.

– Все нормально, – уверил он её, хотя сам так не думал. На всякий случай осторожно ощупал тело девушки. – Мы еще живы, моя милая. Руки и ноги у тебя целы.

– Мне показалось, что мы упали в бездну… – простонала она.

– Очень точно сказано… И нам крупно повезло, что мы остались живы.

х х х

Журналист, превозмогая боль в ушибленной спине, с трудом поднялся на ноги и попытался осмотреться, разгоняя мрак лучом фонарика. Справа и слева на уровне его головы располагались две железные балки – расстояние между ними было около полутора метров. На них, словно игрушки на новогодней елке, висели в ряд ржавые металлические пружины, и там же обрывки полос плотной ткани. Эти куски полотнища порядком истлели от времени и были изодраны – похоже, их глодали крысы, которые, судя по шуршанию в темноте, наводняли подземелье.

– Что это такое? – удивилась певица.

– Напоминает какое-то приспособление типа батута… – предположил Алесь.

Он посветил в черный проем над головой, потом снова на странное устройство. Потрогал одну из пружин пальцами – она рассыпалась в ржавую труху…

– Глазам поверить не могу… – изумился Минич. – Эта конструкция должна была ловить того, кто падал сверху через потайное место. Забираешься в тот шкафчик, где мы с тобой прятались… Закрываешь дверцы… Надавливаешь на какую-то панель в стене – и падаешь вниз. А дно шкафа снова становится на место пружиной и фиксируется. Ну а ты пролетаешь в это подземелье – и тут тебя ждет что-то вроде батута. Сетка из полос ткани на пружинах. Пару раз на ней подпрыгнул – и вот мягкая посадка… Чертовски хитро задумано! И никаких потайных дверей и потайных лестниц!

– Да уж! Очень мило… – с сомнением хмыкнула Эльвира. – Только вот сетка эта вся сгнила. Если бы не портьеры, то мы бы разбились в лепешку!

– Спорить не стану… – Алесь задумчиво осмотрел обрывки полос ткани. – Но не сгнила, а, скорее, ее попортили крысы… Судя по всему, Радзивилл упал со второго этажа замка на эту сетку раненным, истекал кровью. Возможно, лежал какое-то время на этом батуте, собираясь с силами… Полоски ткани этой сетки пропитались его кровью – вот крысы и поработали потом своими зубами… Спасательная конструкция была испорчена. По-моему, логично…

– Крысы??! – воскликнула с ужасом девушка. – Только не говори мне, что тут водятся крысы!

– Я полагаю, их тут полно, – заверил ее Минич и посветил вглубь подземелья.

Там, на границе света и тьмы, как казалось, в полумраке отражался блеск множества глаз, и шевелились комки сотен мелких теней. Или это только игра воображения?

– Крысы! – завизжала певица, поползла к стоящему Алесю и схватилась за его колени. – Я с детства боюсь кры…

Она осеклась на полуслове и замерла. Замолчал и журналист, у которого тоже похолодела от страха спина. Каждый шаг по куче рваных занавесей под ними, столь счастливо смягчивших их падение, вызывал весьма странный и подозрительный хруст. И сейчас это стало особенно отчетливо слышно – будто под коленками певицы ломаются чьи-то хрупкие косточки…

– О, Боже… – прошептала она загробным голосом. – Неужели…

Алесь, не менее потрясенный открытием, поднял ее на руки и осторожно опустил на пол в полутора метрах от места их падения. Потом, вытерев пот с похолодевшего лица, аккуратно сгреб в охапку кучу портьер и убрал этот ворох порванной материи в сторону. И, набравшись храбрости, посветил фонариком на то, что хрустело под их ногами…

– Матерь Божья! – вырвалось уже у него и Эльвиры одновременно.

Все пространство под каменным проемом, в который они упали, было заполнено человеческими костями. Вот что хрустело под ними – ребра и пальцы. Обглоданные крысами кости лежали горой высотой по колено: грудные клетки, руки и ноги. И черепа. Минич насчитал их около десятка – большинство детских. А как последний штрих к этой фантасмагории – чуть в стороне и поверх останков лежал совсем новый пылесос «Regina» 1928 года выпуска, как значилось на его боку. Падая, он раздробил несколько черепов…

– Какой ужас… – раздался дрожащий голос девушки. – Алесь, они все тоже упали…

Журналист хотел было ответить, но мешал комок в горле. Вместо ответа он стал кашлять.

При свете фонарика он рассмотрел в груде черных костей детские туфли, какие-то деревянные игрушки, бусы, ржавый револьвер, серебряный портсигар. Все остальное было бесформенной темной массой.

Справившись с потрясением, Минич мрачно сказал:

– Вот раскрылась и еще одна страшная тайна этого замка…

– Какая тайна?

– Видишь ли, тут после этой истории с исчезнувшим Радзивиллом при уже новых хозяевах стали исчезать люди, – вздохнул он. – То дети, то настырный детектив, который их искал. То еще кто-то. Вон – даже пылесос загадочно исчез. Причем, недавно. Был человек – и нет человека. Словно испарился… Дети стали играть в прятки – как мы сегодня с немцами. Спрятались в этом шкафчике – и пропали на самом деле… Вот такой фокус-покус…

Эльвира, слушая, нашла в темноте его ладонь и сжала ее.

– Вот так в течение полутора веков тут загадочно исчезали люди, – продолжал Алесь. – Это сегодня нам с тобой повезло: нас оказалось двое в этом узком проеме, что затормозило падение. И, конечно, эти занавеси в шкафчике его тоже остановили… А этим несчастным не повезло. Даже если кто-то из них выживал после падения с такой высоты и звал о помощи со сломанными ногами, то шансов спастись не было. Его стоны принимали за стоны привидения, а сам несчастный, судя по этим обглоданным костям, очень скоро становился съеденным крысами… Эти твари тут, подозреваю, пристрастились к человеческому мясу… Они им питались весьма долгое время…

– Ты меня хочешь напугать? – еще сильнее сжала его руку певица.

– Напугать? – усмехнулся журналист, хотя ему было совсем не до смеха. – Это, милая, скорее, я сам очень напуган. Упавшие тела должны и лежать телами, как упали, а тут все это похоже на какой-то жуткий муравейник из костей. Каша и месиво. Кто все эти останки перемешал? И кто съел всю плоть? И еще взгляни сюда…

Он высветил фонариком лежащую ближе к ним чью-то бедренную кость – словно выскобленную:

– Обглодана сотнями зубов, вот их следы. Так что нам надо быть осторожнее. Тут, как я понял, живут особые крысы – крысы-людоеды. И их колония ждет, когда еще кто-то к ним свалится сверху как манна небесная. Поэтому, моя дорогая красавица, предлагаю нам подумать, как отсюда побыстрее выбираться… Не хочу быть скушанным заживо.

И, словно в ответ на его слова, ему на плечо запрыгнула крыса. Алесь наотмашь ударил ее фонариком, тварь отлетела в сторону Эльвиры и запуталась когтями в ее белых волосах.

Певица завизжала, схватившись за голову.

– Ничего страшного, – Минич сжал фонарик зубами, подсвечивая себе.

Одной рукой поймал тело крысы, другой тут же свернул ей шею.

– Это только начало, – сказал он, выбрасывая мертвое тельце в темноту. – Надо скорее найти выход отсюда. А то нас съедят заживо…

х х х

Освещая путь фонариками, Алесь и певица выбрались из ниши с грудой костей и оказались в каменном помещении с низким потолком. На пыльном полу повсюду виднелся крысиный помет и осколки битого кирпича, а воздух был затхлым и зловонным, словно на болоте.

– Ну и вонь! – поморщилась Эльвира, она в страхе озиралась по сторонам, боясь нападения крыс. – А если мы не найдем выход? Нас ведь спасут?

– Я слышал разговор немцев, они вроде бы нашли какой-то ход в фольварке, это недалеко от замка, – сказал журналист, его слова отражались гулким эхом в подземелье. – Так что нам надо поторопиться. Возможно, они скоро перестанут нас искать на втором этаже и попробуют проникнуть в эти катакомбы.

– Они ищут какую-то чашу Ягайло…

– Да, но если нам повезет, мы найдем ее раньше, чем они… Радзивилл был ранен и пробирался в свое укрытие… Кстати, вот и оно!

Каменные стены длинной пустой комнаты сменились кирпичными и потрескавшимися – древний кирпич рассыпался от времени. Кончалась комната ржавой железной дверью в глубокой нише под тяжелой дубовой балкой, справа от нее чернел провал в полу – то ли колодец, то ли яма для нечистот, то ли дренажное устройство от наводнения. А вот слева от двери находился обжитой угол – пристанище, которое замышлялось временным, но стало для Доминика Радзивилла последним.

Вначале Минич увидел циновки и ящики с оружием: сабли и ружья, с ними два небольших бочонка отсыревшего пороха. Затем стояли ящики, видимо, с провиантом; что именно там находилось, оставалось лишь гадать: все их содержимое давно сожрали крысы. Потом следовали ящик с медикаментами, ящик со свечами, два ящика с вином и бочонок то ли вина, то ли пива полуторавековой выдержки… И, наконец, в самом углу находились буфет с посудой и бутылями, небольшой секретер и рядом лежак. На нем мертвое тело. Скелет в полуистлевшей военной форме офицера времен Наполеона – а на его лице сидела огромная черная крыса, которая оскалилась, когда на нее упал свет фонаря.

Эльвира от испуга чуть не выронила фонарик и отпрыгнула назад. Алесь был не менее потрясен – но не видом оскалившейся твари, а свершившимся открытием.

– Это Радзивилл! – воскликнул он, прогнав рукою крысу. – Значит, вся легенда – это правда! Ты представляешь? Все это было на самом деле!

От возбуждения у него перехватило дыхание.

– Это сам Доминик Радзивилл… – перешел он на шепот. – Глазам своим не верю… Мы нашли его…

В невероятном волнении он присел на колени, чтобы осмотреть тело знаменитого князя, владельца этого замка. Полуистлевший мундир с золотыми пуговицами, под ним кости. Вместо лица – череп с черными провалами глазниц. Правая рука с золотым перстнем с гербом «Погоня» на пальце покоится на груди. Левая все еще сжимает лежащую возле тела саблю. Он умер с оружием в руках – как и положено шляхтичу.

Алесь перекрестился:

– Мир твоему праху и вечная жизнь твоей душе, мой великий князь… – прошептал он.

– А почему он умер? – спросила Эльвира, тоже опустившись на колени рядом. – У него в руке сабля…

Журналисту пришлось объяснять:

– Он отбивался от врагов и был смертельно ранен. Здесь от ран и умер… Видимо, не было сил куда-то идти дальше… Но он не убегал, он старался спрятать от завоевателей сокровища Вильно и главное сокровище – чашу Ягайло. Потому и стремился попасть в это подземелье. А, кстати, где же все это?..

Они переглянулись.

– Наверно, где-то рядом? – предположила девушка. – Давай поищем.

Поиски оказались недолгими. Возле секретера они нашли покрытый пылью военный ранец, тяжелый и чем-то полностью заполненный. Алесь его раскрыл.

– Матерь Божья… – вырвалось у певицы. – Какая прелесть!

В свете фонариков они увидели невероятные богатства: жемчужные ожерелья, золотые кольца с бриллиантами и бриллиантовые колье, драгоценные камни и прочее, что искрилось и переливалось всеми цветами радуги. А поверх всего лежал большой золотой кубок с сапфирами и изумрудами, украшенный узорами и надписями на латыни.

– Это чаша Ягайло! – воскликнул журналист. – Мы нашли ее раньше немцев!

Эльвира Роуз захохотала, словно в истерике:

– Мы богаты! Тут на миллионы долларов!

Она подпрыгнула, потом запустила пальцы в рюкзак, поднимая жемчуга и золотые перстни, прижалась к сокровищам лицом – словно пытаясь их то ли вдохнуть, то ли съесть. Алесю показалось, что певица сошла с ума. А когда она надела на шею бриллиантовое колье, он не выдержал:

– Сними и положи назад.

– Никогда! – последовал отказ. – Оно теперь мое! Моя прелесть…

– Это собственность города Вильно, – попытался объяснить Минич спокойным тоном. – Это не мое и не твое. Это пожертвования горожан, собранные на ведение войны. Это военная казна Вильно, за которую отвечал Доминик Радзивилл. И принадлежит это не нам, а Вильно. А чаша Ягайло – вообще достояние нации…

Эльвира поморщилась, надевая на пальцы кольца с бриллиантами и разглядывая надетое:

– Милый, ты рехнулся. Перестань нести чушь. А эту золотую чашу, если она так нужна немцам, надо им продать.

Она подняла чашу Ягайло, рассматривая ее при свете фонарика:

– Какая прелесть… Сколько же нам заплатят?

Тут у Алеся кончилось терпение. Но внешне он пытался оставаться спокойным и тихим голосом сказал:

– Положи все на место.

– И не подумаю, – возразила певица.

Ее глаза стали холодными и злыми.

И в этот момент раздался словно взрыв – так ударило по ушам, что журналист и девушка схватились за головы. Кто-то бил кувалдой в железную дверь рядом – выход из этого подземелья. Последовал еще удар, и еще. На головы Алеся и Эльвиры посыпался с потолка град из кусков кирпича.

– Вот холера! – крикнул журналист, прикрывая голову от падающей кирпичной крошки. – Это немцы! Они хотят разбить дверь, а обрушат тут весь потолок…

Но Роуз не выглядела испуганной, как ожидал Минич. Вместо этого она пристально смотрела на него, наклонив лицо. И в ее взгляде было что-то страшное, безумное.

Алесь, присевший перед раскрытым ранцем Радзивилла, протянул ей руку:

– Отдай мне сию минуту чашу Ягайло! Она не твоя!

Певица усмехнулась, отведя взгляд в сторону, и следом наотмашь ударила золотым кубком по виску Алеся:

– Держи…

Мотнулась от удара голова, как футбольный мяч, и все снова погрузилось во мрак…

Глава пятнадцатая,

в которой живешь дважды

Алесь очнулся от чудовищной боли в голове. В глазах двоились и плясали розовые круги, и, казалось, невидимый великан поднял его, как куклу, и крутит вокруг себя. Он попробовал шевельнуться, но не смог – руки были связаны за спиной, как связанными веревкой оказались и ноги.

– Что за… – попытался прошептать он с удивлением, но язык не слушался его.

Вместо этого между гулом ударов молота по двери раздался как откуда-то издалека голос Эльвиры Роуз – злой и беспощадный, блуждающий от уха к уху:

– Ты перестал мне нравиться… Прости, милый, но ты мне больше не нужен. Кот убит, и мафия теперь меня не пугает. Мои страхи прошли. Я поделю с немцами эти сокровища, что их крайне обрадует. Так что на этом наши с тобой пути расходятся… Я снова с «Черной лентой»…

– Ты с ума сошла! – прохрипел через силу Минич. – Развяжи меня немедленно…

– Ну, уж нет! – злорадно рассмеялась певица. – Ты мой трофей…

После очередного удара кувалды железная дверь, наконец, не выдержала и вылетела с петель – из-за чего свод подземелья стал еще больше осыпаться, заваливая все вокруг кусками кирпичей и кирпичной крошкой. Затем клубы пыли в образовавшемся проеме осветились лучами фонариков, и показались фигуры людей, раздалась немецкая речь.

– Осторожнее тут, – послышался властный голос Хельги Штраус. – Потолок вот-вот обвалится…

За немкой вошли Тоде и Кранц, а следом Отто Клаус в брезентовом плаще с капюшоном. У каждого в одной руке был фонарик, в другой пистолет.

– Хайль Гитлер! – вскинула руку Эльвира Роуз, выпрямившись по стойке смирно.

Немцы не спешили с ответом. Сначала они осветили лучами певицу с чашей Ягайло в руке, потом ранец с драгоценностями у ее ног, а затем и связанного Алеся на полу, который закрыл глаза и отвернулся от яркого света.

– Так, так, так… – удовлетворенно хмыкнул Клаус. – Какая замечательная картина! К нам вернулась наша пропавшая певица… И этот мерзкий журналист… Почему он связан?

– Это я его связала! – рапортовала Роуз на немецком языке. – И я нашла для вас сокровища Радзивилла и чашу Ягайло. Вот она… Надеюсь, я получу свою долю от найденного…

Клаус забрал кубок и стал его разглядывать, а Штраус запустила жадную ладонь в ранец с жемчугами и золотыми кольцами.

– Это фантастично! – простонала в истоме Хельга.

После нескольких минут ахов, охов и прочих восторгов на немецком языке немцы понемногу успокоились, и Отто Клаус, вытерев платком пот со лба, констатировал:

– Это действительно чаша Ягайло! И я лично передам ее в руки нашего великого фюрера! И получу железный крест…

– Хайль Гитлер! – дружно ответили нацисты вместе с певицей.

– Но где же крест Витовта? – немец направил луч фонарика в лицо Эльвиры. – Он был в вашей гримерной. Он должен был быть доставлен в Великую Германию. И куда же он, хочу узнать, пропал?

Остальные тоже направили свои фонарики на ее лицо, отчего ей пришлось зажмуриться.

– Сейчас я все расскажу! – стала докладывать она, не открывая глаз. – Я испугалась, потому что увидела в ресторане этого треклятого Кота, гангстера из Штатов. Я, поверьте, не знала, что делать, и в голову пришло позвать к себе в номер этого подвернувшегося под руку журналиста со знакомым лицом, чтобы Кот не посмел на меня напасть, пока у меня якобы любовник. Но Кот и его чуть было не убил, а этот журналист – вот наивный – в меня влюбился, испугался и сбежал, потащив по своей глупости меня с собой.

Алесь, лежа связанным на холодном полу, поперхнулся в кашле от негодования.

– Ну, ты и…

Ему не дали договорить. Хельга Штраус с наслаждением ударила ему в пах метким и опытным ударом ноги:

– Тебе, узкозадый жеребец, никто слова не давал!

Минич, раскрыв рот, застонал от боли, снова уходя в зареальность бытия.

– Я думаю, что крест у Кота, – продолжила певица. – Он был там, в ресторане, и он обыскал мой номер, и только он знал потайное место контрабанды, в котором я перевозила бриллианты из Штатов в Европу. Он их искал, а там и оказался крест. Но… Кот убит!

– Что? – переспросил Клаус.

– Его только что убили тут, в подвале замка, – Роуз наконец открыла глаза и тут же прикрыла их от света ладонью. – Кто-то в него стрелял. Я сама видела его труп. И журналист тоже. Мы были вместе, когда его убили… Его труп сейчас лежит на ступенях, ведущих в подсобные помещения. Поутру его точно найдут. Это будет так мило…

Настала пауза – Отто Клаус размышлял.

– Нужно обыскать его тело, – предложила ему Хельга. – И вообще унести труп отсюда. Сожжем, как других до этого. И надо обыскать его комнату в замке.

– Разумно, – кивнул ее немецкий начальник. – А если ничего не найдем, то нужно искать в номере гостиницы, который он снимал в Вильно. И вообще вскрыть все его там контакты. Все перерыть! Всем понятно? Этим и займемся…

Тут громко треснула пополам деревянная балка над выбитой дверью в подземелье, и сверху посыпался самый настоящий град из кусков кирпича. Прикрывая голову от падающих обломков, Клаус скомандовал:

– Конец разговоров! Сейчас тут все рухнет! Немедленно уходим!

Он, забрав ранец Радзивилла и положив туда чашу Ягайло, поспешил к выходу.

– Эй, коллеги! – поднял с пола голову связанный журналист, глядя в спины спасающимся. – А как же я?

Хельга Штраус обернулась на мгновение, взглянув на него как уже на покойника:

– Я бы добила тебя, чтобы не мучился, но мои эстетические вкусы не позволяют стрелять в столь породистого жеребца. Так что умрешь или от обвала, или крысы съедят.

Сказав это, она скрылась в проходе, а за ней оглянулась на него на секунду Эльвира Роуз. Девушка взглянула – и словно так и не увидела его. Потому что ее глаза, как показалось Миничу, заплыли от слез и вообще ничего не видели…

И едва они все скрылись в проходе, следом уже совсем треснула на две части балка над выбитой дверью, и посыпался сверху каменный град – и за две минуты выход был полностью завален обрушенным сводом.

Алесь, оказавшись в полной темноте, этого уже не видел, а только слышал. Наполовину разрушился и свод подземелья над ним, похоронив его в кусках кирпича. Из-за связанных Эльвирой сзади рук он не мог прикрыть даже голову, и несколько в нее попавших камней с потолка снова лишили его сознания…

И снова он впал в безвременье… Между жизнью и смертью…

х х х

Катила по почтовому тракту старая безрессорная бричка. Без лошадей. И без кучера. И он в ней лежал.

Плакали чибисы. Воздух был неподвижен и уныл, и лишь редкий ветерок касался лениво стоящих вдоль дороги верб, да шелестел изредка в густом бурьяне и дикой конопле. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы и белые колокольни какой-то деревни; за ней тянулись бесконечно холмы с зелеными ивами и усадьбами, а еще дальше, за старым храмом, синела река, и за нею туманилась даль. Все остальное было небом – небом без единого облачка, голубо-глубоким, непоправимо бесконечным, в котором терялся и тонул взгляд; и полуденное солнце, ленивое и сытое, едва держалось в знойном небе и давило с неба своей тяжестью.

– Сынок! Мой сынок! – подняла его голову с подводы покойная мать, вся в белом, от нее сладко пахло чем-то очень родным и детским. – Попей молока.

Алесь стал пить – и не в то горло попало. Раз кашлянул, два, еще – и дышать нечем. Хочется грудью воздуха набрать – а не получается… Хочется – но не выходит… Не выходит! Не выходит!

И, наконец, вздохнул полной грудью…

Но провалился в бездну. Вывалился из окна небоскреба и летел лицом вниз на автостраду. Дорога в ста метрах под ним была заполнена машинами, но они все почему-то стояли, и не было видно ни одного человека. Алесь падал, рассекая жаркий воздух, а когда до земли оставалось два этажа, ужас превозмог сон…

И он вернулся из смерти в эту реальность.

х х х

Он не знал, сколько времени провел без сознания. Может, несколько часов, а может – несколько дней… Обвал, похоже, спас его от крысиных зубов: падающие кирпичи распугали и передавили этих тварей. Все тело мучительно ныло от ушибов, на зубах скрипела кирпичная пыль, а глаза не открывались – веки слиплись от застывшей крови…

– Холера… – простонал Алесь.

Ему не верилось, что он все еще жив. И он еще раз простонал – уже от обиды, когда вспомнил, что его подло обманула певица и что чаша Ягайло теперь у немцев.

Первым делом следовало освободить связанные за спиной руки. Где только эта Роуз взяла веревки? Наверно, держала в своей сумке – запаслась заранее. Нацистская шпионка…

Журналист нащупал пальцами правой руки подходящий острый обломок кирпича и, словно ножом, попытался резать им веревку вокруг левого запястья. Дело шло медленно. Куда медленнее, чем ему хотелось, потому что вскоре он стал слышать сначала робкие, а потом все более уверенные шорохи крысиных лап вокруг себя.

– Этого еще мне не хватало… – подумал он, и тут же почувствовал, как что-то ущипнуло его затылок.

Потом ногу… Потом спину… А потом чьё-то зловонное дыхание обдало его лицо. Крыс привлекал свежий запах его крови.

– Холера! Холера! Холера! – уже почти кричал Алесь.

Времени совсем не оставалось – еще чуть-чуть, и его станут жрать заживо. Теперь его покусывали со всех сторон – как дичь на вертеле, и вот-вот эти зубы вопьются в его плоть со всей силой. И начнется кровавая вакханалия…

Он так лихорадочно пилил веревку острием битого кирпича, что стер его в порошок. Остатки пут он порвал из последних сил и резко сел, отбросив от себя с десяток голодных крыс. Тут же нащупал в кармане коробок спичек и зажег одну из них трясущимися руками. Свет распугал тварей, и Минич сумел найти под собой свой фонарик, который, к счастью, оказался работающим.

Теперь можно было расслабиться. Он, достав папиросы, с наслаждением закурил и уже без суеты развязал веревку, связывавшую его ноги. Папиросный дым и свет фонаря еще больше напугали крыс, и они теперь держались от него в нескольких метрах. Но не потеряв, правда, интереса к исходившему от него запаху крови и страха: тут и там из темноты поблескивали зрачки их возбужденных глаз.

– Похоже, панове, вы сегодня останетесь без ужина, – сказал крысам журналист, затягиваясь папиросой.

Закружилась голова, однако чувствовал себя он уже намного лучше и увереннее. Теперь можно было подумать и о том, что делать дальше…

х х х

Выход завалило обрушившимся потолком, и путь наружу там был полностью отрезан. Но что еще страшнее – когда Алесь попытался, карабкаясь по осколкам, подойти к выбитой железной двери, ныне погребенной под кучей кирпича и земли, то сверху опять стало падать что-то, не успевшее рухнуть ранее. Образовавшийся завал было не так-то просто расчистить из-за угрозы дальнейшего обрушения сводов подземелья. И, как понял с разочарованием Минич, прежде чем его откопают, он десять раз умрет от нехватки еды и пищи – даже если им не закусят за это время крысы. Да и станет ли его вообще кто-то тут искать?

– Ну, я и попал… – в сердцах сказал он себе и тут вспомнил, что видел рядом ящики с продуктами и вином, и даже бочку вроде бы с пивом. Правда, за полтора века там вряд ли что ныне окажется пригодным, даже если это не сожрали крысы.

И что вообще может уцелеть с 1812 года? Соль? Перец? Ну, возможно, чай и кофе. Удачей будет найти сахар – если таковой там был. Пиво сгнило, а вино стало уксусом. А вот коньяк или спирт, может быть, не пропал…

Воодушевленной этой мыслью, Алесь, то и дело оступаясь на кучах битого кирпича, отправился туда, где видел припасы для давно прошедшей войны. К его великой радости, этот угол подземелья вообще не пострадал от обвала. Он покопался в ящике с медикаментами и, обнаружив там пузырек со спиртом, откупорил его и обмыл свои раны – куда, как он полагал, его успели укусить крысы: мало ли какую заразу эти твари переносят. Все остальное в этом ящике сгнило: бинты, вата, какие-то мази.

Ящики с едой оказались пустыми, не считая слоя крысиного помета на дне и обглоданных свиных костей от каких-то копченостей. Что не являлось особой утратой, так как эти припасы не приспособлены для долгого хранения. Крысы сожрали и мешки с сухарями.

Потом вдоль стены следовали ящики с вином и бочонок с пивом – английским Stout Porter, как следовало из этикетки на бочке. Но, заметив за ними уже в самом углу лежак с останками князя Радзивилла, Минич тут же о них забыл. Он снова захотел осмотреть прах легендарного воина – благо времени у него для этого теперь было навалом.

Алесь присел перед телом, освещая его фонариком. В первый раз он не успел подробно оглядеть саблю в руке князя. Богато инкрустированная, дорогая и – что он сейчас заметил – с бурыми пятнами на лезвии. Журналист догадался, что это кровь врагов – зримое свидетельство последнего сражения.