Текст книги "Рекуперация (СИ)"

Автор книги: Вадим Яловецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

   Генерал выслушал подчинённого, комментировать не стал. Коротко бросил:

   – Действуй!

   После разговора с Фесенко, определились по адресам и времени. В список попали фамилии Панкратова, Зуева и нескольких второстепенных фигур. Маршрут Соболева после побега оставался неизвестным. Ближайшее шоссе в семи километрах, свидетелей нет или не представляется возможным опросить. Скорей всего кто-то подвёз беглеца на попутке, но проверять всех водителей, проезжавших в обе стороны, мартышкин труд. На всякий случай двое оперативников съездят в примерную точку выхода Соболева. Ещё хорошо, что другое шоссе в шестидесяти километрах – идти через болота нереально. Договорились о связи по телефону в ведомственной гостинице, где Серебрякову забронирован номер.

   Выйдя на площадь Дзержинского, Николаю Трофимовичу захотелось посидеть в прохладе, собраться с мыслями. Не спеша двинулся в сторону улицы Кирова, наконец наткнулся на кафе. В зале было пусто, что странно, когда на улице жара под тридцать. Заказал мороженное и вишнёвый сок. Теперь расслабившись от пресса служебных обязанностей вспомнил про записку Соболева. При последней встрече Витя сказал примерно то же: «Я – попаданец, явился из времени, когда построил реальный рабочий образец в начале двадцать первого века! В моих руках из будущего переиграть события и не дать повода для ареста!» Да, нет, Витя блефует. Кабы так в действительности, зачем допускать ему палиться при исполнении своей глупой задумки. Просто не допустить до ареста, занести коробку с нужной деталью вместо тротила, затем разыграть недоумение и праведный гнев. И что бы я ему сказал? «Прости Витя, ошиблись мои информаторы». Петрушевский, да его дружок, доказательно транзитчики из другой реальности, а старлей, на фуфу хотел проскочить. А факты, друг ситный, факты против тебя!

   Злость и горчайшая обида на подчинённого, после «благородного» поступка с возвратом оружия, уступила место странному желанию вытащить парня из этой передряги, вывести старшего лейтенанта из истории не стандартным методом спецслужб, а спрятать подальше, дать возможность начать новую жизнь. Именно так, вопреки железобетонным устоявшимся понятиям законности и необратимости наказания. Старею, что ли? – рассуждал Серебряков и вдруг отчётливо увидел себя в гостях у Нины, тогда ещё выпускницы исторического факультета государственного университета имени Жданова. Пятилетний Витенька уехал к бабушке в деревню. Серебряков принёс бутылку вина и цветы. Вдова накрыла стол, они обмыли диплом, весело болтая и мечтая о лучшей жизни после войны, которая ещё напоминала разрушенными зданиями и горькими воспоминаниями. Утром он попросил её руки, но Нина замкнулась и решительно отказала. Новое замужество в её планы входило. Ублажить плоть одно, замужество за капитана НГБ, у которого она была осведомителем – другое.

   Полковник вспомнил свой последний визит в квартиру на Кондратьевском пару дней назад. Нина Георгиевна открыла дверь, удивлённо глядя на незваного гостя. Неожиданный визит застал её врасплох. Они много лет не встречались, остались незримые связи. Полковник помог перевестись Соболеву в секретную лабораторию, определил на курсы КГБ. Мать, естественно, знала, что Николай Трофимович опекал сына, относился к нему как родному. Тайна отношений с матерью никогда не подымалась. Соболев давно женился, воспитал двух дочерей. Он редко позванивал интересуясь здоровьем и нахваливал сына, как перспективного работника, не вдаваясь в подробности.

   Серебряков, как тогда в пятидесятом, принёс с собой бутылку алкоголя, не дешёвый послевоенный суррогат, а марочный коньяк.

   – Что-то с Витей? – первое, о чём спросила мать.

   – Всё нормально, я приехал сообщить, что мальчик уехал в длительную командировку. Он не мог тебя предупредить, я по службе лично решил это сделать. Ты не волнуйся, бывают такие ситуации, рассказывать не имею права. По возможности может и свяжется с тобой. Как сама-то поживаешь?

   Соболева рассмеялась:

   – Коля у тебя такой вид, словно вновь приехал замуж звать, не поздно? Давай присаживайся, не стоя же пить. Что можешь расскажи или спроси, я догадливая, куратор ты мой ненаглядный.

   Серебряков поморщился, он не любил подобных воспоминаний. Было и прошло, чего старое ворошить. Тогда, изголодавшиеся по плотским отношениям молодые люди, какое-то время были вместе, тщательно скрывая от всех свою связь, затем чувства сошли на нет и сменились собственными проблемами и хлопотами: Нине подымать сына, капитану нести нелёгкую службу. У Серебрякова была задача попытаться узнать о связях Вити, его друзьях, знакомых, любовных линиях – всё как обычно при разработке объекта. А Соболев сейчас являлся объектом повышенного внимания, недаром дело курировал Арефьев. Всего это сказать матери он не мог и не хотел. Как разрулится ситуация с побегом и дальнейшей судьбой беглого офицера он догадывался, но как человек для которого судьба Соболевых была не безразлична, обязан принять меры. Вопрос какие: категорически жёсткие по закону или...

   Позвонил из кафе на службу. Договорились, что выезжает немедленно к Зуевым. Адрес имелся, а маршрут для полковника, часто бывавшего в столице не проблема. Пока ехал, мысленно строил разговор. После общения с Соболевой, версия, что Витя отправится к старому дружку наиболее вероятна. Но по устоявшейся десятилетиями привычке, проверять все варианты, он обязан навестить Зуевых. Семья загадочно погибшего попаданца, на его взгляд, промежуточное звено, но если след обнаружится здесь, Серебряков сможет определится по ситуации в своих поступках.

   Чуйка полковника не подвела. Представился начальником курирующим лабораторию, что было правдой. Затем пошла импровизация о звонке Виктора, в котором тот упомянул, что собирается навестить старинного приятеля Зуева и привести себя в порядок. Но теперь сотрудник пропал, лаборатория взволнована, вот и приехал на розыски. После обстоятельной беседы с Анной Вадимовной, для полковника стало ясно: беглец здесь побывал, внешность уже изменил, легенда про кражу документов правдоподобна и ясна, покинул гостеприимную квартиру два дня назад, где находится в данный момент неизвестно. Полковник не стал грузить хозяев тяжёлой информацией, что под личиной старого знакомого их сына, скрывается беглый преступник. Зачем, людям и так тяжело от воспоминаний после визита «командировочного». Вежливо распрощался, оставил свой телефон, на всякий случай.

   Пора отрабатывать второй маршрут, Серебряков чувствовал – там горячо, но старался себя не убеждать в предчувствиях не подкреплённых точной информацией. Ещё в Питере, после встречи с бывшей любовью, поднял дело Печугина и его криминального дедушки. Картина складывалась в пользу версии встречи с бывшим другом. Криминальная история школьного товарища давала Соболеву шанс на помощь и убеждённость, что его не сдадут. Полной уверенности нет, шатко всё это, сколько лет прошло, зато появилась ниточка. Серебряков изводил себя мыслями о своей роли в этой предполагаемой встрече. Первый путь: законный, бесконфликтный и правильный для полковника КГБ – арестовать злоумышленника. Второй: куда как сложней с точки зрения морали – помочь беглецу уйти, выправить документы, что со связями Серебрякова не составляет труда и похоронить дело, организовав якобы смерть объекта. При таком раскладе, полковник ставит себя над законом во имя отношений к матери беглеца, да и чего скрывать, тёплых чувств к парню, которому втайне относился как к сыну.

   Почему так изменилось отношение к Соболеву, полковник не понимал. Весь его жизненный опыт, предполагал компромиссы по отношению к преступниками, но исключительно во исполнения закона и справедливости. Что же надломилось в нём, ещё тогда, когда увидел расширенные от страха глаза Витьки. Полный справедливого гнева, обиды за предательство, Серебряков готов был убить предателя. Недаром во время ареста резанул, как бритвой слово «гадёныш». Потом отпустило, особенно после встречи в следственном изоляторе, а в голове крутилось: «дурачок ты не обкатанный, зачем противопоставлять себя системе, зачем...Эх, парень, тебе бы сдаться, отсиди своё и возвращайся в этот мир, впереди перестройка, политические катаклизмы новой России, наука выжила и двинулась вперёд, твоё место там. А ты выбрал такой путь, меня сбил с толку, мальчишка».

   Вновь позвонил в управление, дежурный опер на связи передал, первые сообщения по рейдам в адресах. Удалось найти свидетелей, видевших Соболева рядом с Ленинским проспектом. Шахматисты во дворе в один голос описывали по предъявленным фото беглеца, но в соломенной шляпе, очках и незначительными усами. Маршрут объекта дальше терялся. На другом конце провода, опер устало произнёс:

   – Извините, товарищ полковник, Москва большая.

   – Не спорю. Майору Фесенко передай – вышел на квартиру Зуевых, объект там переночевал и скрылся. Описание внешности, со слов матери, совпадает. Я в гостиницу, на связи из номера, если не успею на оперативку в шесть, начинайте без меня. Рапорта потом изучу.

   Медленно опустил трубку, аккуратно прикрыл застеклённую дверь будки-автомата и устало зашагал в сторону гостиницы.

   21. Петрушевский. Путь на юг

   Когда проехали Выдропужск, Петрушевский решительно остановил машину.

   – Всё, Коля! Давай-ка сам за руль. Покажи на карте, где это забытое богом место – Выдропужск? И вообще дурацкая идея ехать в Москву на авто, правда бензин всего тридцать копеек, вспомни сколько платил за литр в нашем славном будущем?

   Чистяков неохотно пересел на водительское место и огрызнулся:

   – Ну хватит ворчать, Дима. Разве не интересно кататься в прошлом?

   – Не интересно! Дороги разбитые, тачка – говно! Я первый раз прокатился к детям в Москву в самом начале двадцать первого века, как звучит, а? Зато на новенькой «Судзуки-болено» – сказка! Но запомнил, как злобствовали новгородские менты: стояли через пять километров. Только одним дашь на лапу за превышение, тут же возникают новые вымогатели. А попробуй не дай, заберут права потом езди за двести вёрст в тамошнее ГАИ за документами. Но всё равно лучше лететь за полторы сотни по нормальной трассе, чем плестись около девяноста по колдобинам. Чего молчишь, Витя?

   Чистяков сосредоточившись на дороге, словно не слышал вопроса. Впился в руль словно новичок в автошколе. Недаром водители придерживаются расхожего мнения – если не дано, нехрен мучить машину и пугать пешеходов. Глядя на молчаливого водителя, подумал: а ведь я его почти не знаю. Познакомился с женой и всё. Где родился, где учился, что в прошлой жизни – не знаю, а в будущей, окромя машины времени, опять пустота. Сижу рядом с гением, которому за «сестричку Клото» в будущем нобелевскую премию обязаны присудить и разгребаю соболевское дерьмо. Мысли вернулись к предстоящим мероприятиям.

   – Вить, ну разыщем беглеца. А что дальше? Даст стрекоча и ищи ветра в поле. Вон конторские не могут нащупать, а мы, дилетанты, чем лучше?

   Чистяков оторвался от своих дум, снизил скорость и отчётливо процедил, словно читал лекцию по физике школьнику-несмышлёнышу:

   – Соболев нужен науке! Соболев знает нюансы, мне неподвластные. Сбежит – найдём, но думаю, что сумею его убедить. Мои аргументы: возвращение в науку и спокойная жизнь. Взамен – отказ от дурацких амбиций, совместная деятельность под моим началом. Вроде всё ясно. Увезём старлея в Питер, поживёт на даче жены какое-то время. А мы с тобой попробуем убедить Серебрякова в нецелесообразности давать делу ход. Пусть тот в свою очередь объяснит московскому начальству в, что государственные интересы превыше уголовного преследования. Но если Соболев и получит срок, то на льготных условиях и под нашим надзором. Ведь светлая голова, такими Иосиф Виссарионович с Лаврентием Палычем не разбрасывались, чем нынешние хуже?

   – Так зачем вообще было городить огород: подставлять его? Жил бы и жил, а бомба просто не взорвалась, ведь её обезвредили в это раз.

   – Вот именно – в этот раз, а в следующий? Провести с амбициозным учёным профилактическую беседу, мол Виктор Сергеевич не надо взрывать лабораторию, давайте по мирному. Но ты же понимаешь, это работа психотерапевта. А вот после такой шоковой терапии, как разоблачение и взятие с поличным, сто раз подумает чудить или нет. А ведь я инициатор, а мне бы сразу повернуть перед Серебряковым эту историю и доказательно объяснить необходимость Соболева для будущего советской науки. А следовательно не затевать уголовное дело и прессовать учёного. И что в итоге? Я сам виноват, не продумал всех вариантов – дурак, одним словом.

   Оба задумались. Петрушевский мысленно повторил последнее предложение и согласился с Чистяковым. Затем в слух подытожил:

   – Жизнь – бесконечное преодоление препятствий, создаваемые нами. Отсюда и расхожее мнение: на ошибках учимся.

   – Послушай, философ, не хочешь пересесть за руль? Тверь проехали, скоро Москва, я устаю от монотонной дороги и сосредоточится без баранки легче.

   Молча доехали до Зеленограда. Петрушевский вспомнил, что за городом начиналось плотное скопление машин, переходящих в пробки аж до МКАД. Сейчас же, летом 1972 года, машин значительно меньше, иномарок нет, лишь родные «Волги», «Москвичи» да «Запорожцы» – «горбатые» и более позднии «ушастые». Смешно, но тому прежнему Петрушевскому, это казалось естественным. Он никогда не забудет, как в его классе появился новый ученик. Плечистый и крепко сбитый подросток – продолжатель известной цирковой династии гимнастов. Как после уроков, Петрушевский, покорённый джинсами и битловскими сапожками новичка, провожал того до гостиницы «Европейская», где отец Матвея снимал номер. Как подросток из другой артистической среды, небрежно подошёл к припаркованному «Шевроле Импала» и переговорил с папой, сидящим за рулём. Рядом мельтешила кучка любопытных, разглядывавших чудо американского автопрома. Да, тогда в шестьдесят восьмом, это действительно было чудо! Сейчас разве чем-то подобным удивишь Петрушевского, сменившего несколько иномарок,эх...

   Немало поколесив по московским улицам, они наконец выбрались на финишную прямую – Новохорошёвское шоссе. Чистяков вновь взглянул на клочок бумаги с адресом Печугина Матвея Юрьевича, деда школьного друга Соболева. Петрушевский, кивнул на записку, спросил:

   – Не понадобилась Мосгорсправка?

   – Нет, спасибо тебе за подсказку, ученики Серебрякова из будущего помогли. Вот ведь парадокс, пока держишь информацию в памяти всё ясно, стоит перенести на бумагу мозг словно отключает теперь ненужные данные, у тебя так не бывает? Записывал вчера вечером после «перезагрузки». Ладно, давай искать дом номер три, корпус два.

   Что собирается делать Чистяков непонятно. То ли по почкам бить коллегу и руки заламывать, то ли беседы говорить, а может придётся бегать за скачущим словно заяц бывшим куратором. Но может статься, Соболев сам накидает тумаков и укажет направление пинком под зад. В цивилизованном мире принято договариваться, у Коли наверняка заготовлены веские аргументы. А дальше? Петрушевский держал вопросы при себе, сперва надо выяснить, а здесь ли прячется беглец, а там видно будет. Москва после десятичасового путешествия, выглядела буднично и бесцветно. Петрушевский свернул на улицу Демьяна Бедного и припарковался у зелёного массива, сквозь который проглядывали панельные пятиэтажки. Где-то здесь может прятаться физик-диверсант.

   – Дима, тебя не пугает перспектива заночевать в машине? Времени на поиск гостиницы у нас нет. Затаримся в продуктовом, из удобств кусты, – Чистяков театрально повёл рукой в сторону густой растительности, окаймлявшей дворик жилой застройки района. Ну, что размялись, теперь ищем логово дедушки Печугина.

   Петрушевский заржал – шутка Чистякова разрядила нервную обстановку. Долго искать панельную пятиэтажку не пришлось. Потоптались у парадной и решительно открыли дверь. Искомая квартира находилась на третьем этаже. На звонок никто не отвечал. На часах без четверти пять, время когда люди возвращаются с работы. Уже собрались уходить, как распахнулась дверь напротив, на лестничную площадку вышел небритый детина. Расписанные татуированными перстнями пальцы, крепко сжимали мусорное ведро.

   – К Пече? Так они с кентом с утра намылились куда-то, а дед во дворе «козла забивает».

   – Благодарствую, братишка, – опередив Чистякова, приблатнённо ответил Петрушевский, игнорируя удивлённый взгляд напарника, – когда вернутся не в курсе?

   – Не, лучше у деда спроси, знаешь его? Отзовётся на погоняло Мятый.

   Вышли во двор искать Мятого. Доминошники кучковались в углу двора вокруг обитого оцинкованным железом стола, нещадно дымя и матерясь при очередном ударе костяшкой. Подошли. Под выкрик «Рыба!», увлечённые игроки разочарованно выдохнули и обратили внимание на молча стоявших чужаков .

   – Вам чего, мужики? – обратился пожилой небритый мужичок в накинутом на голое тело засаленном пиджаке и той же свежести кепке на лысой голове. На груди видна татуировка Ленина, под портретом читалась наколка «В.О.Р». Глаза подозрительно щурились, внешний вид парочки явно не внушал доверия. Петрушевский отметил про себя «мы интеллигенция, таких рабочий класс не жалует, ничего сейчас развеем первое впечатление». Он сделал шаг вперёд и независимо и уверенно произнёс:

   – Привет рабочему классу! Ищем Мятого, есть базар до него.

   Игроки как по команде повернулись к обладателю портрета «вождя октябрьской революции».

   – Юрьич, это не тебя? – поинтересовался один из игравших, перемешивая домино.

   Юрьич поднялся, шагнул к Дмитрию.

   – Коли базар, давай отойдём.

   Зашагал вперёд не оборачиваясь. Петрушевский ничему не удивлялся, ведь в его богатой биографии будет шестилетний срок в колонии усиленного режима. Он знал из будущей жизни привычки и обычаи зоны. Самое интересное, что о судимости знал и Соболев и Серебряков, просто эта тема не поднималась. После «воскрешения» Соболева, эта часть жизни вновь восстановилась в памяти офицеров КГБ. Сценарий своего падения и ареста Петрушевский знал, но до события ещё много лет, а там будет видно стоит ли менять свою историю или потратить шесть лет жизни за решёткой. Вопрос непростой, далеко не философский, а прикладной, ведь менять трагические вехи собственного бытия, чревато радикальными трансформациями биографии. Надо там, в тиши лаборатории по соседству с сестричкой Клото, посоветоваться с тучным начальником, который что-то говорил о программе временных алгоритмов, заложенную в мощном компьютере. А сейчас будущее светило науки стушевалось и передало инициативу более подготовленному в вопросах специфического общения напарнику.

   – Слухай сюда, Мятый. У нас дело не к внуку, а его корешу, Витьке Соболеву. Его дела московские без надобности, мы приехали помочь исправить питерские косяки. Есть заморочки с гэбухой. А это серьёзные мутиловки: скачок с этапа, похищение ствола и ксивы конвоира. Нынче он во всесоюзном розыске. Тебе и внуку нужна такая голимая подстава? Не сегодня завтра заявятся мусора и повесят укрывательство. Мы хотим увезти его подальше и спрятать пока шухер не утих.

   Сказал и замер, что ответит бывалый зек. Возьмёт и отрежет: «Знать не знаю вашего Витьку, что-то вы хлопчики попутали». Но выстрел попал в цель, глаза бывалого урки сузились, выражение лица закаменело. Дед поиграл желваками.

   – Стало быть рывок, говоришь? Гонишь складно, а почему я должен тебе верить? Нарисовался неизвестно откуда и дуешь в уши. Я Витьку помню ещё малолеткой, когда жил в Питере. Они корешились с внуком.

   – Ничего проще, сам спроси и что Соболь ответит. Да зачем мне туфту гнать. Всё просто: мы Вите реально поможем, увезём, спрячем и живите как знаете. Если мы нашли, найдут и мусора, вопрос времени.

   Мятый почесал за ухом. Было заметно, слова Петрушевского его взволновали.

   – У хозяина бывал?

   – Бывал, но в будущей жизни. Зови меня Попаданцем, а его, – Петрушевский кивнул на Чистякова, – Лаборантом.

   Краем глаза заметил, как Николай напрягся, почувствовал недовольный взгляд. Но дед, не обратил внимание на странный ответ, видно решал про себя непростой вопрос.

   – Ладно, уговорил. Подымемся в хату и спросим. Они скоро вернутся, Лёха в центр подался свои макли крутить* и захватил кента.

   * крутить макли – проворачивать делишки (тюремный жаргон)

   22. Соболев. Новые реалии столицы

   Ехать в центр, с сомнительной коммерческой миссией, Соболев не хотел. Во-первых для человека, находящегося в розыске не лучшая идея, а во-вторых – вся эта суета со спекуляцией импортными зонтами, колготками, духами «Клема» и прочей дефицитной, но так нужной гостям столицы чепухой, не к лицу и чужда учёному, офицеру КГБ. Но подобные резоны разбивались о простую и понятную возможность заработать на первых порах.

   – Ты пойми, Витя, кто тебя будет искать в центре Москвы? Торговать тебе не нужно – засыпешься сразу. Будешь на подхвате болтаться с сумкой неподалёку от ЦУМа. Ещё лучше, если посидишь в летнем кафе на Петровке, неподалёку от ментовки, точняк гарантия безопасности, – противно заржал Печугин.

   – Тема простая и денежная: я тащусь ко входу и верчу в руках складной зонтик «Три слона», народ подваливает: «где достал»? Я под дурика мямлю, что мол купил с рук, подарок жене, а теперь сомневаюсь понравится ли. Кто-нибудь обязательно предложит продать и я неохотно соглашаюсь, потому, что пятьдесят рублей дорого, а супруга станет ругать за расточительство. Теперь считай: у тебя в сумке десять зонтов, табаш с каждого по четвертному. В итоге прибыль двести пятьдесят рублей, мне полторы сотни, остальное тебе. Как такая арифметика?

   Арифметика впечатляла своей лёгкостью и бесшабашным цинизмом. Соболев задумался, ведь привычный ОБХСС со статьёй 154 – скупка и перепродажа с целью наживы, в будущем – анахронизм, который никто не будет воспринимать серьёзно. Димка рассказывал что понятие спекуляция исчезло из уголовного кодекса, как только страна перешла на новые экономические рельсы. До будущего ещё надо дожить, а сейчас приходится цепляться за противоправные возможности. Вновь с горечью подумал о ближайшем будущем – не век же куковать в квартире, больше напоминающей холостяцкий притон уркаганов. В слух поинтересовался, изображая недоверие:

   – А если прихватят? Потащат в милицию, станут вопросы задавать и что тогда?

   – А тогда я полезу в карман и достану эту синенькую бумажку, типа простите, товарищ милиционер, больше не буду – Алексей опять гаденько оскалился и помял пальцами пятирублёвую купюру.

   Соболев тоже хихикнул, а про себя подумал, что в прежней жизни, случись ему нарваться на подобного уличного барыгу, с удовольствием сдал бы в милицию.

   – А если ещё раз застукает и не уличный постовой, а сотрудник ОБХСС?

   – Тогда несколько таких бумажек, – не растерялся Печа, – не в первой.

   Около одиннадцати утра, Соболев занял свой пост. Леша предупредил, что на продажу единицы товара в среднем уходит полчаса, потому напарник обязан находиться неподалёку и держать наготове очередной зонтик. В сумке, в довесок к основному импорту, лежало несколько пачек сигарет, коробка духов, несколько пар колготок, да блок жевательной резинки. Для начала прогулялся по этажам ГУМа. По выходу перехватил требовательный взгляд подельника и ускорил шаг до назначенного места встречи.

   – Процесс пошёл. Давай пару зонтов и «Мальборо», – Печугин подмигнул и энергично зашагал назад к лакомому пятачку у входа в универмаг.

   К четырём часам в сумке осталось невостребованная пара пачек сигарет и духи. Радостные возвращались домой.

   – А я что говорил? Вот держи, честно заработал, – спекулянт протянул Соболеву сторублёвку с портретом Ленина и двадцать рублей мелкими купюрами.

   Соболев подумал, что зарабатывал в лаборатории немного больше, но в месяц. Звание и выслуга не в счёт, но ещё один такой «коммерческий выезд» и совокупное месячное жалование будет перекрыто. Как оперативник, Соболев отдавал отчёт, что рано или поздно Печугин нарвётся на принципиального оперуполномоченного, наведут справки, пробьют по базам и к бывшему осуждённому появятся вопросы. В глубине души, надеясь, что подобное случится не скоро, настраивался на ежедневные вахты с утомительными челночными рейсами. Подошли к дому, деда в кругу доминошников не обнаружили.

   – Должно быть пошёл перекусить и жахнуть стопарик, – вслух прокомментировал внук.

   Невзрачный мужичок с пожизненным клеймом бухарика оторвался от игры и бросил:

   – Нет, не хавать – к Мятому два фраера заявились, видать по делу. – заметив, как Лёша нахмурился, игрок добавил, – Твой дедок сам их в гости пригласил, под руки не тащили.

   Соболев занервничал.

   – И часто к деду гости приходят?

   – Ну, соседи, перехватить трёшку до получки, участковый пару раз наведывался, ну и кое-кто из сидельцев, редко. Сейчас спрошу, – и обращаюсь игроку поинтересовался, – не мусора?

   – Молодые оба, морды не казённые, не похожи на ментов.

   Соболев завертел головой – проверился. Любая новая ситуация, незначительное изменение жизни, автоматически настораживала. Наверно у любого беглеца, обостряется чувство опасности, изгой чувствует себя неуверенно, а страх держит в постоянном напряжении.

   – Ты сходи домой один, я подожду четверть часа, если не выйдешь, значит засада и я сваливаю. Ты меня не видел, я тебя не знаю. Иди Лёша, твоих денег мне пока хватит. В городе загляну на твоё место у ЦУМа. На всякий случай, пока, спасибо за помощь.

   Печугин кивнул и неуверенно двинулся к парадной. Соболев ещё разок осмотрелся и спрятался в кустах. Сквозь ветки ему была видна вся площадка и двери парадной. Посмотрел на часы, Печугин вышел через десять минут и не увидев приятеля растеряно осматривал площадку. Виктор раздвинул зелень кустов и

   окликнул.

   – Ну что?

   – Тут вот какое дело, Витя. Это не менты, сказали, что специально приехали из Питера и хотят тебе помочь. Что давно знакомы с тобой. Один обозвался странной кликухой Попаданец, второй – Лаборант. Я им толкую, мол ты пошёл в магазин. Они – ничего подождём. И всё мой старый козёл раззвонил: «где Витьку потерял, ведь уходили вдвоём». Ну, как, зайдёшь? У деда нюх на мусорских особый, иначе не пригласил.

   Соболев внутренне усмехнулся, что бы Печа сказал, если узнал про службу в КГБ? «Ваш нюх братцы уголовнички притупился. А сам-то кто? Без пяти минут зек, диверсант и предатель». Стало быть Петрушевский с Чистяковым пожаловали, сперва заложили теперь типа парламентёры или оной мотив? Как узнали? Молнией мелькнуло: значит где-то рядом Серебряков. Ладно, была не была, что будет, тому не миновать. Сухо бросил:

   – Пошли, коли не менты, потолкуем.

   На кухне оживлённо разговаривали, раздался взрыв хохота. Соболев растерялся, ждал напряжённой тишины, а тут смеются, толь что песни не поют. Жестом показал Печугину, подожди в коридоре и резко распахнул дверь. Смех оборвался. Мятый как бы в оправдание кивнул на Чистякова.

   – Весёлый у тебя Витя знакомый – анекдоты травит похлеще иного.

   Соболев мрачно глядел на нежданных гостей, вид у него далеко не благодушный и это дед сразу понял.

   – Да, анекдоты травить Витя умеет и не только...

   Он сунул руку в карман. Петрушевский приподнялся и побледнел.

   – Не волнуйся Дима, ствол вернулся по назначению, я не бандит, а учёный, если ты не забыл. Раз дёрнулся значит в курсе. Хозяин, я подсяду если не возражаешь? Лёха заходи, поговорим.

   Соболев почувствовал некоторое облегчение, это пока не группа захвата во главе с очень злым Ерохиным, впрочем, того отстранили. А Соболеву какая разница, пришлют другого мордоворота. Печугин старший предложил выпить. Молча опрокинул в себя стакан, закусил, за ним Печа и дед, гости вторично отказались, объяснив причину. Ага, отложилось в мозгу, стало быть оба за рулём, это обнадёживало, но начинать важный только для троих разговор не торопился. Первым подтолкнул события Петрушевский:

   – Витя, я бы на твоём месте не засиживался. Тебя плотно ищут, предлагаю покинуть гостеприимных хозяев и продолжить разговор у меня в машине.

   – Дай перекусить на дорожку, товарищ Петрушевский. Сам знаешь с харчами в местах не столь отдалённых напряжённо.

   Петрушевский среагировал на подколку и зло резанул:

   – Лучше с голодным брюхом на свободе, чем с баландой за решёткой.

   – Да ладно вам собачится, мужики. Вроде как помочь приехали, – попытался сгладить обстановку Мятый.

   Напряжение висело в воздухе, Соболев понимал, что недосказанность мешает всем, но главный разговор при посторонних заводить не собирался. Наскоро перекусив, поднялся из-за стола:

   – Я налегке, вот портфельчик только. Спасибо хозяева, что приютили и помогли. Пошли что ли, прощайте.

   Неловко толкаясь в тесной квартире, троица вышла на лестничную площадку. Спускались по прежнему молча. Соболев прикидывал с какими предложениями обратится бывший коллега, научный сотрудник по работе в ОЛИБ и гость из будущего в личине подростка, когда-то спасший от смерти. Вышли на воздух, за спиной хлопнула дверь подъезда, глаза не зацепились за подозрительных людей – тишь да благодать. Та же компания доминошников, мамочки с детьми, любопытные старушки на скамеечке, крики детворы и шум большого города за границей зелени московского дворика. Соболев вдруг подумал, что если дать стрекоча, сопровождающие вряд ли кинутся в погоню. Но зачем в очередной раз срываться неизвестно куда и зачем? Прошло всего пять дней после бегства из мчащегося на всех парах экспресса Ленинград-Москва. А ледяная пустота неизвестности уже вымотала и подавила волю к сопротивлению. Соболев вспомнил, что Петрушевский фарцевал и приторговывал шмотками. Помог деду с деньгами, а тот по ветеранской льготе купил автомобиль «Москвич». Сам почти не пользовался и выписал доверенность на внука. Значит внук и прикатил в столицу, вопрос зачем? А вот и сама легковушка. За руль сел Петрушевский, рядом Соболев, а на заднем сидении Чистяков. Тронулись.

   – Ну что, поговорим, Витя? – начал Чистяков.

   – А о чём? Я не ваш подведомственный, у меня своё начальство и вы его знаете. Что сделал, лежит на мне и зачем вы тут появились не понятно. Если вычисли меня, то не без посторонней помощи, даже догадываюсь с чьей. Чего ты предлагаешь, Коля, друг ситный?

   – Изволь, Витя. Сейчас сильно удивлю. Я ведь знаю, что товарищ за рулём попаданец. Скажу больше, так случилось, что общаюсь с тобой из будущего. Спросишь как? Я руковожу лабораторией, по типу той, что собирался взорвать. Естественно, ты об этом не знал и знать не можешь оттого, что в там в двадцать первом, веке у тебя нет доступа к машине времени, а у меня есть. Удивил?!