Текст книги "Рекуперация (СИ)"

Автор книги: Вадим Яловецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

   – А там, на переходе отходняк отсутствовал, адреналин – да. Вроде пил вчера не так уж много, но и этого хватило. У тебя та же фигня?

   – Есть немного, расслабились два старпёра. Ладно, что с воспоминаниями из параллельной реальности?

   – Вообще-то сумбур, но стоит сосредоточится, как вспоминаю каждую деталь. Включились резервы долговременной памяти, о чём ты предупреждал. Соболев жив, а значит история уже другая. Образно выражаясь, сценарий номер два – Соболев и я. Твоё место по-прежнему в ОЛИБ, я так понимаю и всё движется к роковому дню. Ты должен точно помнить дату, я чего-то тут буксую, а должен помнить. Ага, июль 1972, так?

   – 22 июня, памятная дата не только для страны, но и для советской науки. Твоя задача пресечь на корню взрыв после следующего броска. Давай обсудим подробности, попробуем исключить логические дыры и чётко выстроить дальнейшую цепь правильных поступков. Тебе фамилия Серебряков ничего не говорит?

   – Да, помню такого – важная шишка в КГБ, начальник Соболева. Я его несколько раз видел, вроде даже отвечал на вопросы.

   Петрушевский вспомнил, как Соболев привёз его на Литейный. И долгое собеседование при первой встрече. Как в допросную заходил пожилой мужчина с пронзительным взглядом, военной выправкой и умением слушать, этакий киношный эталон большого начальника во властной структуре.

   – Да, Николай Трофимович Серебряков, тогдашний начальник особого отдела, курирующий работы ОЛИБ и, насколько я тогда понимал, занимавшийся вопросами попаданцев. Он у нас частенько появлялся, хороший дядька, умный и справедливый, фронтовик. Он и представил коллективу нового сотрудника Соболева, тогда ещё молодого кандидата физико-математических наук, без погон и званий. Я-то только институт закончил и числился лаборантом. При поступлении в лабораторию именно Серебряков беседовал со мной и брал подписку о неразглашении. Но Витя Соболев быстро пошёл в гору, закончил спецшколу КГБ, получил старлея и начал вести «двойную жизнь» – там у себя в Большом доме и научную деятельность в ОЛИБ.

   Чистяков подошёл к пластиковой доске на стене и достал фломастеры. Набросал четыре окружности с подписал каждую.

   – Смотри, это ты, проводим линию к следующему объекту. Это наш Соболев, это я, а это Серебряков...

   Чистяков словно военачальник чётко обозначил задачи каждого. После совещания оба двинулись к стенду – Клото ждала своих подопечных. Испытатели, а сегодня их было двое кряхтя забрались в тесную капсулу. Чистяков подмигнул и спросил:

   – Хочешь анекдот пока идёт подготовка стенда.

   Взволнованный Петрушевский удивлённо пожал плечами.

   – Если начальник считает, что сейчас самое время, то валяй, рассмеши старика.

   – Изобрели машину времени. Надо испытывать... решили смотаться и спасти Пушкина от смерти, чтобы стихов побольше написал. Приезжают за день до дуэли, подходят к нему «так мол и так, Александр Сергеевич, у вас завтра дуэль, но негодяй Дантес обманет и пристрелит. Вы с ним лучше не на пистолетах стреляйтесь, а на кулаках деритесь». Пушкин поверил и согласился. Настал день дуэли, Пушкин и говорит: «Дантес, что мы как дети на пистолетах, давай по взрослому на кулаках биться». Когда Пушкина хоронили, гроб не открывали.

   Петрушевский заржал. Раздался щелчок...

   *****

   Оба застыли неподалёку от проходной в институт на улице Курчатова. Всё ещё смеющийся Петрушевский взглянул на Чистякова и тут вовсе согнулся пополам. Смех сотрясал молодого Дмитрия и был следствием нервного напряжения.

   – Что проняло? Я анекдотов много знаю.

   – Да нет, не анекдот, а твой внешний вид, после респектабельного учёного, убелённого сединами, в шикарном костюме от Армани и профессорской лысиной, вижу худосочного юношу в затёртых джинсах и штопаной на локтях рубашке.

   – На себя посмотри, скиталец во времени. Правда шмотки у тебя знатные, на Гостинке прибарахлился?

   На странную парочку стали обращать внимание прохожие. Кто-то поздоровался, Чистяков ответил.

   – Ладно, разбегаемся, чего стоять-то. Поболтайся пока, через часик подходи сюда и жди, вынесу номер, дальше по плану.

   Будущий начальник лаборатории, а пока ещё младший научный сотрудник Николай Чистяков скрылся в проходной. Петрушевский развернулся и неспешно двинулся к пустырю, где через три года будет стоять павильон станции метро Политехническая. Бесцельно болтаясь по Тихорецкому проспекту обдумывал будущий разговор и варианты ситуаций. Реакцию опытного разведчика и мастера оперативных комбинаций представить трудно, может временно упечь в каталажку, провести анализ и допросить подчинённого. А может и поверить, благодаря особому статусу Петрушевского. А может послать куда подальше и заставить молчать, под угрозой тюремного срока или психушки. Им, сталинским чекистам, прошедшим закалку в НКВД, а во время войны в СМЕРШ, человеческая жизнь пустяк, лишь подспорье в чекистских играх и заговорах. Остановился у витрины гастронома и наконец разглядел себя со стороны. «А и ничего так, молодой, да умудрённый». Пора возвращаться.

   У проходной нервно переминался Чистяков.

   – Сказал же: через час! На держи телефон полковника. И постарайся встретиться сегодня, помни дату – конец рабочего дня 21 июня, а не июля. Июня! После встречи позвони мне на мобиль..., тьфу хотел сказать на домашний, номер на шпаргалке. Успеха, Дима.

   Петрушевский поспешил к телефону-автомату, запримеченному во время вынужденной прогулки. Достал кошелёк, порылся в увесистом нутре из кожзаменителя, ага – разменивать железную мелочь не надо, двухкопеечных монет в достатке. Расправил шпаргалку и набрал номер. На другом конце взяли трубку, давно забытой мелодией провалилась двушка в монетоприёмник.

   – Полковник Серебряков, слушаю.

   – Здравствуйте, Николай Трофимович. Мой оперативный псевдоним «Попаданец». Прошу о срочной встрече по очень важному делу. Поверьте, информация «горячая» речь о моём кураторе и ОЛИБ. Извините, что открытым текстом, иначе боюсь, что не смогу вас убедить.

   Трубка помолчала, гебист переваривал услышанное. Наконец ответил ничуть не показывая своего удивления, вот ведь старая школа:

   – Фамилия куратора?

   – Старший лейтенант Соболев!

   – Вы где территориально?

   – Рядом с лабораторией, так вышло.

   – Хорошо, запоминайте адрес, через час жду. Дайте три звонка, я пойму что это вы.

   7. Петрушевский. Сила слова

   Конспиративная квартира располагалась на первом этаже в трёх шагах от Большого дома на улице Войнова. Петрушевский сразу среагировал на старое название – в будущей России имя пламенного революционера-агитатора заменили на историческое – Шпалерная. Вход со двора по пологой железной лестнице к квартире к длинному приступку типа балкона. На три звонка дверь открыл Серебряков. Пригласил в комнату и предложил чаю. «Уже хороший знак», – подумал Петрушевский. Несколько мгновений мужчины изучали друг-друга.

   – Видел вас четыре года назад, Дмитрий, повзрослели, – усмехнулся полковник, – если мерить мерками нашего времени. Рассказывайте.

   – Сперва тезисно: ваш подчинённый, старший лейтенант Соболев Виктор Сергеевич, предатель и террорист. Он готовит взрыв лаборатории. Мотивы: амбиции, честолюбие, желание занять место заведующего ОЛИБ, а главное получить средства для восстановления объекта и разрабатывать прототип в своих интересах. Факты: Соболев задействует меня и Чистякова для доставки взрывчатки с часовым механизмом, также планирует вторую адскую машинку подбросить в квартиру Дооса в качестве компромата после теракта.

   У Серебрякова брови полезли вверх, похоже, он ждал чего угодно, только не такого. Но сдержался, выдержки старому чекисту не занимать.

   – Теперь всё по порядку. Но сперва откуда у вас информация о лаборатории и сотрудниках. Насколько я знаю, Соболев в дела секретного объекта вас не вводил, или я ошибаюсь?

   – Давайте по порядку. В будущей жизни, полковник запаса КГБ Соболев, на частные средства спонсоров из олигархов в правительстве Ельцина, выкупил помещение и отстроил лабораторию по последнему слову техники. К началу нового века был создан прототип и начались испытания с участием переноса человека в прошлое. В работе лаборатории принимал участие Чистяков Николай Фёдорович. Из-за аварии в хозблоке у себя на участке, я впал в кому, а личина перенеслась в 1968 год. Спустя какое-то время попал в ваше поле зрения, не подозревая о том, что из-за сбоя системы по индивидуальной программе Соболева вернулся в прошлое. После выхода из комы, а это поздняя осень 2016 года, Соболев разыскал меня и предложил восстановить память. Обследовал в своём центре изучения проблем природы времени. Потом привлёк работе и стал влиять на меня в прошлом, я не сразу раскусил его планы. На днях должен я должен разыскать рецидивиста, у которого куплю два комплекта взрывчатки. Один экземпляр обязан доставить в камеру хранения на Финляндском вокзале, другой по адресу данному мне Соболевым, должен подложить в квартиру завлаба этот рецидивист по кличке Балабан. Кстати, вы должны были получить анонимку на Дооса. Соболев заложит взрывчатку в конце смены вечером 21 июня. Часовой механизм сработает ночью, точное время не знаю. Где-то так.

   Николай Трофимович постукивал кончиками пальцев по стакану с чаем. Во время монолога Петрушевского сканировал его взглядом, словно прогоняя на детекторе лжи.

   – Если принять на веру то, что вы мне рассказали, то возникает вопрос: это добровольная явка с повинной, ведь получается вы с Чистяковым пособники Соболева?

   – Чистяков вообще не при делах, его Соболев использовал втёмную, а что касается меня, то тут вопрос сложнее. Как объяснить следствию, что я попаданец из будущего? Сказать по правде, Соболев мной манипулировал и влиял на подсознание, что меня, с точки зрения здравого смысла, никак не оправдывает. И всё же, как примерять закон к человеку из будущего? Меня можно нейтрализовать, устранить наконец. Но Соболев останется и найдёт других пособников или изменит план, например, тихо устранит Дооса и займёт его место? Червоточина в его честолюбивом мозгу рано или поздно займёт всё пространство и он, обладая машиной времени, может натворить много бед. Сейчас я разговариваю с вами, уважаемый Николай Трофимович не как двадцатидвухлетний пацан, а как зрелый аналитик из 21-го века.

   – Но зачем громоздить такую конструкцию? Отказались бы и всё. Мы возьмём под наблюдение вашего куратора. Зачем взрывчатка? Уголовника достаточно просто проверить по нашему ведомству, никаких закладок в квартиру. Где логика, Дмитрий?

   – А затем, что это не мои фантазии, а чёткий план врага, придуманный на холодную голову профессионалом, которого вы сами готовили и... проглядели. Если бы не наша встреча сейчас, произойдёт взрыв, начнётся проверка, у Соболева алиби, у Чистякова тоже, я вообще человек со стороны. Доос скончается во внутренней тюрьме в ста метрах отсюда от сердечного приступа. Дело о взрыве уйдёт в архив, Соболев вернётся в ОЛИБ или продолжит службу. Понимаете меня? Вы примеряете ситуацию к только что полученным знаниям. Во всей комбинации слабое звено только я. На мне доставка адской машины в камеру хранения и уголовник Балабан, подкинувший невиновному человеку страшный компромат. А так задержание с поличным, да какое резонансное. Контора выжмет из бывшего сотрудника все подробности, но он ни слова не расскажет о будущей машине времени, спроектированной в его центре. Не скажет потому, что этого не знает, ведь условия поменяются и лабораторией в будущем станет управлять другой человек.

   Впрочем, Петрушевский закусил губу, а если этот гад прилетал из будущего? Ведь я его спас, вернул жизнь! Б...дь, какой же я мудак! И Коля хорош, вместе считали, считали, да всего не учли. Не надо было вытаскивать из под колёс куратора, ведь мудро поступили тогда. Это Чистяков всё твердил: «По закону! По закону!», вот и вылез косяк по закону временной зависимости и фатальной заданности бытия. Не надо было звонить Серебрякову, не надо! Обрёк на свою голову несчастье. Серебряков всё равно упечёт меня в за решётку, скорей всего в дурку, ему такой попаданец не нужен. Тогда не будет будущего, загнусь вскорости и Чистяков или Соболев будут ставить свои опыты без меня. Нет, должен быть выход, должен.

   Искоса посматривал на Серебрякова, тот в свою очередь на свалившегося с убойной информацией человека из будущего. Петрушевский размышлял о позиции полковника в этой головоломке. Обманывать время учёные пока не научились, а ведь это пострашнее атомной бомбы – чуть что не так и повернул историю в нужную сторону. Задумывается ли Серебряков о страшных последствиях, окажись машина времени в руках недобросовестных учёных. А тут, пожалуйста, привет из будущего. Старый прожжённый опер, не разглядел, не прочувствовал в Соболеве грязные помыслы и отвратительный потенциал. Должно быть гоняет по кругу этот расклад, словно в центрифуге отжимая лишнее и вычленяя главное. «А ведь я не сказал о ключевом месте Чистякова в этой истории, ладно, полкан молчит, значит проняло». Петрушевский не выдержал первым.

   – Николай Трофимович, простите за навязчивость, но хотелось бы услышать ваше мнение.

   – Мнение такое – пока это слова, их требуется закрепить на бумаге. Берите ручку и подробнейшим образом изложите всё что рассказали. Отдельно меня интересует личность Балабана, пока эта история выглядит наиболее достоверно. В конце изложите свои соображения по ситуации. Я на время оставлю вас и подожду в соседней комнате, заодно отзвонюсь куда надо. Хотите ещё чаю?

   Дмитрий Сергеевич отрицательно покачал головой, про себя гадая, а вдруг Серебряков вызовет наряд и задержит? Подвинул к себе стопку бумаги и принялся заполнять кондовым канцеляритом: «Источник сообщает. В силу сложившихся обстоятельств, сообщаю, что старший лейтенант КГБ Соболев Виктор Сергеевич, приписанный к ОЛИБ намеревается 21 июня ...».

   Полковник не задержал. Расстались при устной договорённости связаться в ближайшее время. Звонить Чистякову из дома не решился, могли уже поставить на прослушку, как впрочем и Николая Фёдоровича. Воспользовался уличным таксофоном. На другом конце провода раздался знакомый голос. Петрушевский потребовал немедленной встречи. Пересеклись уже при свете белых ночей, часы показывали десять вечера.

   – Всё пропало, я боюсь за себя. Мы не учли изворотливый ум гэбэшника, Соболев мог деформировать сознание из будущего. Оставить трезвый расчёт во исполнение плана смещения завлаба, при этом блокировать такие качества, как верность присяге, справедливость, добродетель, жалость, сострадание и прочие штучки из обоймы общечеловеческих ценностей. Если Серебряков возьмёт его на месте преступления и начнёт крутить, то я пойду как соучастник, поскольку уже рассказал об этом на сегодняшней встрече с полковником. Меня упакуют в психушку и в будущем, Коля, рулить станешь в одиночку. Мы не знаем, нырял ли в прошлое наш Виктор Сергеевич. А если да, то мог подстраховаться, что-то изменить. Не надо было спасать этого сумасшедшего! Послушался тебя, а теперь что?

   – Паникёр! Ты забыл, что пока 72-й год, а не время действия прототипа. У тебя логика заточена на реальность, а у меня на абстракции временных парадоксов. Через сорок шесть лет мы с тобой вылезем из душных объятий Клото, для нас это крохотный отрезок времени. Как в той песне у Дербенёва: «есть только миг между прошлым и будущим...» и в праве отредактировать свои сегодняшние поступки. Например отменить встречу с Серебряковым и разрубить гордиев узел своими силами. Раз мы с тобой разговариваем, значит течение истории не претерпело изменений и твои домыслы бессодержательны, стратег хренов. Всё движется в заданном направлении. Ты не врубаешься, уважаемый испытатель Петрушевский, что мы с тобой в далёком будущем ничего не изменили, а значит всё делаем правильно. Спи спокойно, мы с тобой возможно единственные на земле, знающие события на десятилетия вперёд.

   Петрушевский выдохнул, его отпустило. Слова напарника звучали убедительно и логично. Но как же с показаниями Соболева в отношении его, соучастие и злой умысел налицо. Повторил сомнения вслух.

   – Нет Дима, для Серебрякова ты слишком ценный кадр, чтобы пускать тебя под молоток. Что-то полковник придумает, чего мы пока не знаем, но скоро выясним. Он тебя наверняка дёрнет на «собеседование», может приоткроет свои планы. Главное – молчок, что я из будущего и знаю весь расклад, пока это наш козырь. Иначе схема поменяется и весьма вероятно не в нашу пользу.

   Они не спеша двинулись по Гренадёрскому мосту в сторону Ботанического сада. Чудная белая ночь завораживала. «Прямо как в день убийства жены», – подумал Дмитрий Сергеевич. И тут же оборвал себя: «этого не было, не было никогда», зачем терзать себя жуткими воспоминаниями. Вдоль набережной гуляла молодёжь, скоро праздник выпускников «Алые паруса». Мрачные мысли отлетели прочь. Как прекрасна молодость, не отягощённая тяжёлым грузом знаний будущего. Заговорщики развернулись и потянулись к проспекту Карла Маркса. Петрушевский посадил Чистякова на такси, тому ещё ехать на улицу Савушкина, а сам скорым шагом двинул к дому, где ждала добрейшая на свете бабушка, вечно молодая мама и славные ветераны – дед и дядя. Дома его любили и он любил всех. В этой жизни, завтра истекает срок увольнительной, необходимо вернуться в часть, до дембеля пять месяцев. Юный Дима ощутил, как тревоги сегодняшнего дня потеряли остроту и значимость. Жизнь продолжается.

   8. Серебряков. Лубянка

   На перроне Ленинградского вокзала полковника Серебрякова и сопровождающего офицера встречал комитетский порученец. Чёрная волга донесла гостей до площади Дзержинского за пятнадцать минут. Железный Феликс безучастно смотрел вдаль, в то время как смежники из Ленинграда отметились уважительным взглядом. В иной раз Николай Трофимович добирался бы до служебного входа на метро, кабы не документы особой важности, что лежали в портфеле фельдъегеря, пристёгнутом наручниками к кисти руки. Под пиджаком курьера внимательный взгляд мог заметить утолщение от плечевой кобуры. Предъявив дежурному удостоверения офицеры разошлись. Фельдъегерь пошёл приходовать документы, Серебряков на приём к шефу, генералу Семёну Ильичу Арефьеву, руководителю структурного подразделения "Ф", прикреплённого к 5-му экономическому управлению. "Ф" от латинского futura – будущее, а если глубже, то отдела по изучению аномалий и парадоксов времени. Генерал подчинялся непосредственно председателю. Председатель в свою очередь знакомил со сводками отдела Арефьева членов Политбюро, в отдельных случаях Генерального секретаря.

   В СССР истории с бесследным исчезновением людей и возникновением из ничего, давно перестали являться секретом. Аналитики Лубянки ещё во времена создания атомной бомбы, представили Берии теоретическое обоснование учёных о создании машины времени. Факты о попаданцах и другие временные аномалии, явилось основанием для подготовки специальной группы, занятой исследования проблем будущего и создания прототипа машины времени. При Хрущёве исследования заморозили после того, как во время доклада тогдашнего председателя КГБ Семичастного, генеральный секретарь возмущённо воскликнул: «Что вы мне тут сказки рассказываете. Нечего заниматься хернёй». И лишь после Хрущёва исследования обрели новый толчок. Подразделение "Ф" сформировалось из звена учёных, ведущих исследования в Ленинграде на базе института имени Иоффе, а так же организационно-аналитической группы, группы оперативного реагирования, следственного отдела и подразделения экспертно-технической экспертизы.

   Пока полковник ждал вызова, вернулся из особой части фельдъегерь и вручил Серебрякову папку с зарегистрированными документами под грифом «совершенно секретно». На столе секретаря звякнул телефон.

   – Товарищ полковник, генерал Арефьев вас ждёт.

   Серебряков поднялся, шагнул к знакомой двери и потянул на себя массивную, но легко поддающуюся сворку. Поздоровались. Оба знакомы с войны, перенесли немало, но редко вспоминали о прошлом. Довольствовались настоящим, своими дружескими отношениями, полным доверием, умением руководить непростой деятельностью, связанной с появлением «туристов» – попаданцев во времени, работой ОЛИБ, а так же защитой секретов.

   – Здравствуй, Коля. Скучать тебе не приходится. Чайку с дорожки, да перекусить?

   – Здравствуй, Семён Ильич. Это точно, скучать некогда. Как снег на голову убойная информация от источника. От чая не откажусь, разговор долгий.

   Пока секретарь расставлял чашки, блюдо с бутербродами и сладости, генерал молчал. Кивком головы поблагодарил вышколенного капитана и повернулся к Серебрякову.

   – Теперь по порядку. Ксерокс твоего рапорта читал, но вопросов масса.

   – Вот ознакомься, Семён Ильич. Это подробный отчёт источника.

   Генерал неловко нацепил очки. Серебряков, про себя усмехнулся: «И ты туда же, в общество возрастных очкариков. А давно ли сам для работы с документами начал пользовался очками для дальнозоркости?» Отложив донесение, генерал недобро взглянул на подчинённого.

   – Если это правда и твой Соболев слетел с катушек, чтобы делать карьеру таким способом, то у меня вопрос – сам куда смотрел? Твой протеже не просто подающий надежды учёный, но офицер, который давал присягу. Я помню этого Соболева, ты возил его на представление, а я знакомил твоего мальчишку с особенностями подразделения. А почему мы должны верить какому-то источнику? Без подписки о сотрудничестве, он вообще никто. И тут такое заявление – взрыв, подставка начлаба, где логика? Как лейтенанту гозбезопасности такое пришло в голову? Может вербовка под гипнозом наших западных коллег? И почему сейчас, а не раньше?

   – Товарищ генерал, реагировать мы обязаны. Информатор из будущего, видит такую картину и хочет предотвратить преступление. Мотив у Соболева распространённый и понятный: почувствовал свой потенциал, а Доос пытался осадить сотрудника. В итоге рождается авантюрный план, где участие старшего лейтенанта не просматривается. В конце концов – оперативная комбинация, пусть даже такая отвратительная, но убойная, имеет право на жизнь. Западный след исключаю – уж больно топорно и нелогично. Хоть мы с тобой всякого насмотрелись. Вспомни негодяя Хохлова, а материалы по будущим предателям Гордиевскому, Левченко? Здесь идеологии не вижу, но подняться по карьерной лестнице на наших плечах и чёрт-те что творить в будущем с помощью прототипа, исключить никак нельзя. А вот какого ляда «Попаданец» вывалил нам такую информацию, пока не понимаю.

   – Коля, вот и я спрашиваю, а ты не пробовал выстроить логическую цепочку почему твоему «Попаданцу» пришло подобное озарение? Как и когда он успел пережить эти события, чтобы воспользовавшись коридором времени из будущего, транслировать нам предупреждение о теракте?

   Вместо ответа, полковник потянул к себе лист бумаги и стал чертить схему. Закончив передал генералу и медленно, словно прислушиваясь к свои резонам пояснил:

   – Это моё видение, пока не ставил задачу перед аналитическим отделом и ни с кем не советовался. Просто так Петрушевский со мной встречаться бы не стал. Кто-то его надоумил, поскольку, фигурант осознавая соучастие, заинтересован забыть и спрятать подальше жуткий негатив. Нет, Семён Ильич, это не муки совести, что-то другое.

   Серебряков кивнул на схему. В трёх окружностях с вписанными именами Соболева, Петрушевского и Чистякова, стоял знак вопроса, между информатором и лаборантом. Полковник отхлебнул чай и продолжил:

   – Сговор Петрушевского и Соболева невозможен по понятным причинам. Инициатор, если верить нашему «туристу», воздействовал на его подсознание из будущего, внушив личине сегодняшнего Петрушевского благость своих намерений и непременное исполнения. А именно: войти в контакт с рецидивистом, убедить того и склонить к преступлению по нескольким статьям. Тут всё ясно, корысть и вера в безнаказанность. Следующий шаг – закладка взрывчатки с часовым механизмом в бокс камеры хранения. Тут появляется ничего не подозревающий, действующий втёмную Чистяков, доставивший опасную посылку в лабораторию. Соболев, прикрывающийся двумя посредниками, собственноручно делает закладку и ждёт развязки. После резонансного взрыва, всё стоят на ушах, начинается расследование, где причастность Соболева не прослеживается. Как явствует со слов Чистякова, в посылке находится блок для оборудования лаборатории, заказанный на оборонном заводе и подтверждённый смежниками. После события, ОЛИБ закрывается, в квартире Дооса находят взрывчатку и картина маслом – у следствия есть подозреваемый с такой уликой. Кристально чистый Соболев – потенциальный преемник и при удачном раскладе, занимает место завлаба. Так вижу события и последствия по имеющейся информации. Согласись, не знай мы расклада сейчас, примерно так и произошло

   Внимательно слушавший генерал, прервал подчинённого:

   – А где связь, Тимофеич, остаётся вопрос – зачем это Петрушевскому? Патриотические или благие намерения отметаются. Зомбированный «турист» при таких порывах обязан придти и повиниться, что собственно он и сделал. Я поверил бы, если информация шла сегодняшним временем. Но «террорист» прибыл из какого там года, – Арефьев заглянул в записи, – ага 2016-го. Значит был особый мотив. Чего ему париться и ворошить, то что уже случилось и быльём поросло? Вспоминай, Коля, подыми личные дела, прошерсти по связям, тебе на месте должно быть виднее.

   – Вот и я о том же. Был один странный случай два года назад, я докладывал. Речь о дорожно-транспортном происшествии, когда Петрушевский буквально вытащил своего куратора из под колес грузовика и спас тому жизнь. Мы крутили случай на предмет преднамеренности, попробовав исключить случайность. Но тогда водитель не справился с управлением из-за приступа эпилепсии, в заключении врачей диагноз подтверждён и статистика показывает, что подобные несчастья случаются. Никаких намёков на комбинацию для поднятия репутации и глубокое внедрение Петрушевского. Другими словами – случайность, как часть плана исключена. Но я вот что подумал, а если бы наш негласник оплошал, не выручил куратора, как бы потекла история ОЛИБ?

   – Интересный вопрос. А как причинно-следственные связи увязываются с теорией заговора?

   – Вот! Тут самое интересное. А не мог ли Петрушевский с кем-то в сговоре повлиять на историю? Воспользовался машиной времени и сознательно не спас Соболева. Ход истории поменяется, тогда завлабом, в обозримом будущем, может стать Чистяков, морально более подкованный советский учёный.

   – Но Соболев жив! Происшествие, как сам говоришь, состоялось почти четыре года назад.

   – Точнее три с половиной. Не задолго до Нового года, стало быть в декабре 1968-го.

   Оба чекиста задумались. Тишину кабинета нарушает жужжание случайной мухи и позвякивание ложечки в стакане Арефьева. Генерал поднял глаза.

   – А ты разговорить Петрушевского сможешь? Нам важно знать всю эту мудрёную временную конструкцию. Всю информацию в мельчайших подробностях о готовящемся взрыве, помощниках, в общем всей цепочки. Значит работа на опережение, не мне тебя учить, кстати план мероприятий подготовил? – Серебряков кивнул. – Сам понимаешь, если что пойдёт не так и произойдёт катастрофа, не уверен что останусь служить, не говоря о тебе. Следовательно, встретишься не только с Петрушевским, но и Чистяковым. Сведи их и попробуй расколоть, дело серьёзное. Обещай что угодно, а затем реши кого выводить из операции, кого миловать, а кого закрыть. На твоё усмотрение, подробности мне в рапорте. Сколько у нас времени?

   – Сегодня пятнадцатое, осталось семь дней, с оговоркой если принимать заявление Петрушевского за правду.

   – Вот и дерзай, полковник. Давай свой план, что там ещё? Справки по фигурантам, очень хорошо. Позже ознакомлюсь. А теперь извини, текущие дела не ждут. Вечером доложу председателю. Будут коррективы, извещу. Всё, Коля, будь здоров, привет супруге.

   Серебряков спускался по лестнице и прикидывал, как провести время до вечернего поезда. Руки развязаны от документов особой важности, а голова, после беседы с начальством, когда мера ответственности недвусмысленно определена генералом, работает на результат. Вопрос огласки исключён, такие вещи не должны всплыть ни в печати, ни в милицейских кругах. Другой вопрос, как решить судьбу подчинённого, которого подтянул к себе, определил в спецшколу КГБ и видел в Соболеве потенциального преемника. Теперь же после шокирующего донесения источника, предстояло определить свою долю ответственности и повернуть ситуацию в плюс, исключив ледяную формулировку о потери бдительности.

   Если всё подтвердится, то высвечивается мучительный вывод. Соболев, как носитель секретной информации, перспективный учёный, ставший на путь предательства – потенциально опасен и больше не нужен. Серебряков скрипнул зубами. Вот ведь гадёныш: выстрелил из будущего, похерил веру в незыблемость долга и растоптал клятву чекиста. При Хозяине, подобные отступники незамедлительно расстреливались, после них оставались архивные дела в назидание будущим разведчикам. Нынче времена иные, но если Родина прикажет, полковник не посмотрит на прежние тёплые и доверительные отношения. Решить эту задачу может лишь один человек – он сам.

   9. Петрушевский. Искривление пространства

   – Смотрю я на этого модного парня и про себя думаю может природа времени дала сбой, искривила пространство представило стилягу образца семидесятого. Это чудо мне и говорит: «Где учёный, убелённый сединами, в шикарном костюме от Армани и профессорской лысиной, вижу худосочного юношу в затёртых джинсах и штопаной рубашке?» Ну я психанул и ему: «На себя посмотри, скиталец в другую реальность».

   Все рассмеялись. В кабинете начальника лаборатории собралась рабочая группа сразу после возвращения Петрушевского и Чистякова из семидесятого. Громче всех смеялась Широкова. Угрюмый Шепитько улыбался из вежливости. Оживлённые испытатели обсудили технические вопросы, Чистяков подписал новое расписание и отпустил сотрудников. Когда закрылась дверь, улыбка сошла с лица Николая Фёдоровича.

   – Ну что, мы там с тобой наделали шуму? Думаю, полковник нас вызовет, ведь ему решать непростой вопрос карьеры, жизни ОЛИБ и главное – судьбу подопечного. Раз ничего не изменилось и в этом кресле сижу я, а не наш злой гений, значит вопрос Соболевым был закрыт правильно. Как именно не знаю, но в государственной программе работы ОЛИБ, он больше не участвует. Вот почему-то я событий тех дней не помню. Похоже мы привязались к точкам матрицы и двигаемся во времени параллельно тем событиям. И что это значит, уважаемый Дмитрий Сергеевич?