Текст книги "Один год из жизни профессора (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

   На следующий день погуляли по городу. Германову не понравилось. Пыльно, жарко, чуть отъедешь от центра – заводские трубы. Праздной публики вообще не видно. Все куда-то спешат, все в делах. Грузовиков чуть ли не больше, чем легковых автомобилей. Даже трамваи грузовые к делу приспособили и что-то возят на них туда-сюда. Прямо Чикаго какое-то. Другое дело в Питере. Свежий морской воздух, водные просторы. А дворцов сколько! Сейчас вот пассажирский водный транспорт развивать стали. А здесь под землю закапываются. Как кроты. А дома новые строят – так все из прямых углов и плоских стен состоят. Конструктивно, мол. А красота где? И вообще город какой-то очень низкий. Дома выше пяти этажей в центре – редкость.

   Германов высказал все это сыну, но тот возразил.

   – А как тебе метро в Париже, Берлине и Лондоне? Не мешает? А строят так тоже не от хорошей жизни. Пол центра в особняках да садах. А жить людям где? Промышленность растет. Вот и строят подешевле. Но знаешь, по крайней мере они какое-то пространство между домами оставляют, деревья там сажают, площадки для детей и жителей. А наши дворы? Как колодцы, туда же даже солнце не попадает!

   – А тут что, иначе?

   – Все же посвободнее. Особенно как от центра отойдешь.

   Ну, вот. Уже стал патриотом этой Москвы.

   В банке рядом с университетом Германов оплатил счет за обучение сына, они вместе пообедали и еще немного побродили по большому парку рядом с медицинским факультетом. Сыну было пора на дежурство в больницу, а Германов заехал в гостиницу и отправился на вокзал. В Москве все было в порядке – сын устроился неплохо, а его настрой Германову откровенно понравился. Теперь его больше всего занимало, что удалось выяснить Орлову.

   Тот ответил на звонки только к вечеру и обещал попозже приехать. Что-то новое у него появилось. Германов прождал до самого вечера, но Орлов не появился, и на звонки не отвечал. Рассерженный профессор лег спать. Разбудили его в половине третьего.

   «– Что там еще случилось?» – он не спрашивая открыл дверь, полагая, что в худшем случае это – припозднившийся генерал.

   На площадке, однако, стояли трое, род деятельности которых сомнения не вызывал.

   – Профессор Германов?

   – Да, а вы, собственно, кто и почему среди ночи...

   Продолжить ему не дали. Споро оттеснили в сторону, двое прошли мимо него в квартиру и быстро обежали ее.

   – Вы один?

   – А вы кого тут найти собирались? И, вообще, кто вы такие?

   – Контрразведка Военного министерства. Будьте добры, собирайтесь и поехали с нами.

   Контора ночных пришельцев располагалась тоже под аркой, но вот только вход со двора и какой-то неприметный. Германова поместили в камеру, выяснили личные данные и оставили до утра. Сказать, что он был зол, когда за ним пришли в девять утра, значит ничего не сказать. Но на всякий случай решил пока сдержаться, поскольку все происходящее нравилось ему все меньше.

   Разговор, вернее допрос, получился каким-то странным. Беседовал с ним немолодой ротмистр. Вел он себя даже несколько смущенно. Раздраженный Германов решил не упрощать ему задачу.

   – Вероятно, профессор, Вас удивил наш визит и последующее приглашение к нам?

   – Нет, что Вы, у меня так каждый второй день начинается. Вот теперь жду, что Вы мне на этот раз новенького расскажете.

   – Ценю Вашу иронию, но я бы на Вашем месте задумался, что могло бы стать причиной случившегося.

   – Вот Вы и задумывайтесь, когда за Вами придут, а мне и так все очевидно.

   – И что же Вам очевидно?

   – В шпионов играете, голубчик. Я недавно из Европы вернулся, серьезной работой там занимался. Вот и решили пощупать, чем дышу, о чем думаю. Никак вот не могу понять, что же это ваша контора у меня еще и обыск не учинила? Или лень ночью было?

   – Ну, это никогда не поздно...

   – Это после того, как вы меня сюда забрали? Я ведь право тоже изучал. Грош цена будет вашему обыску. Адвокаты вас... в пыль разотрут. Так вот.

   – Значит, было что искать?

   – Да, уж, каюсь. Пистолет вот привез из Испании и не успел в полиции на учет поставить. С другой стороны, он мне вроде казенным образом выдан был, так что оставить там не мог. А то бы наказали еще за утрату казенного имущества.

   – И кто же это у нас такой смелый, что гражданским профессорам пистолеты раздает?

   – А вот это, голубчик, Вы у своих спросите. Они Вам ответят. Заодно расскажут, как я Барселону защищал.

   – Да на Вас за эту историю из посольства в Париже такая телега пришла. Чуть ли в измене не обвиняют.

   – Старо, любезный, все это уже было. Я, к Вашему сведению, и самого посла с этим делом ... послал. А Вы – всего лишь ротмистр, то есть второй секретарь по их дипломатическому счету. Даже говорить с Вами на эту тему не буду.

   Ротмистр с интересом посмотрел на Германова, и у того возникло ощущение, что вся эта комедия имела единственную цель вывести его из себя. Не вышло – так не вышло. Тон его стал совершенно другим – крайне официальным

   – Профессор, Вы в последнее время много общались с генералом Орловым.

   – Он мне полковником представлялся?

   – Генералом. Несколько раз звонили ему вчера к вечеру. Ваши звонки были зарегистрированы у нас на коммутаторе. Так вот, вчера генерал пропал. И наш интерес ко всем его контактам вполне закономерен.

   – Как пропал? Мы должны были с ним встретиться вечером... Он сам мне так сказал... – удивление Германова было настолько искренним, что ротмистр даже несколько сменил тон.

   – Могу я поинтересоваться, какого рода отношения Вас связывали с генералом?

   Теперь он как будто шел по очень тонкому льду. Дело становилось крайне деликатным.

   – Поинтересоваться можете, и даже, наверное, должны. Вот только я совсем не знаю, в какой степени я могу удовлетворить Ваше любопытство. Но в целом я бы охарактеризовал наши отношения как служебные. С позиции генерала.

   Ротмистр вытащил из кармана платок и вытер проступивший на лбу пот.

   – Именно так Вы можете объяснить совместную поездку с ним прошлой осенью к известному Вам лицу?

   – Именно так. Служебные интересы генерала.

   – И Ваше награждение в прошлом году, и последующая поездка в Париж и Испанию...

   – Да, черт возьми!

   – Скажите, а какие мысли у Вас возникли после моего сообщения о его пропаже?

   «– А ты не прост парень, очень непрост!» – подумал Германов и честно ответил:

   – Глубокая озабоченность. Я ждал, что он сообщит мне что-то новое о судьбе близкого мне человека.

   – Вот это уже теплее. Я могу предположить, что речь идет о поручике Ольге? А что с ней случилось? Где и когда?

   – А вот это, голубчик, пусть Вам расскажут ее непосредственные коллеги. Я не был в курсе выполняемого ею задания. Знаю только, что она должна была отправиться из Барселоны морем домой. А судно в порт назначения не прибыло. – Про брошь Германов решил пока не рассказывать. Что-то ему вся эта история совсем не нравилась. А вот собеседника пора было слегка пощупать.

   – Кстати, Вы выясняете у меня вполне банальные и очевидные вещи. И для этого меня надо было хватать среди ночи, тащить сюда и бросать в тюрьму? Да я бы Вам и дома все это рассказал. У меня интерес в генерале побольше Вашего! Так в чем, собственно, дело?

   – Это Вы, профессор, тюрем не видели. Может мы и погорячились, бывает. Не скрою, опасения возникли, не случилось ли что с генералом. Все следы проверять начали.

   – А если он у любовницы застрял? Или спит просто? А вы тут весь город на голову поставили?

   – Ну, Вы еще не весь город. У любовницы мы были, конечно. А проблема в том, что его срочно требуют туда же, где Вы с ним были. А у нас есть порядок уведомления о своих перемещениях. И получается, что генерал его грубо нарушил. Ладно, извините. Вопросов к Вам, конечно, нет. Сейчас Вас домой отвезем. Только просьба, если генерал вдруг даст о себе знать, или что-то необычное случится, позвоните мне немедленно. Вот телефон. Еще раз извините. Кстати, а в Испании Вы здорово навоевали. Я слышал, наши военные сейчас эту операцию в деталях изучаются и не перестают удивляться, как там у Вас все это получилось. Вопреки всем основам военного искусства.

   – А знали бы Вы, как я сам удивился.

   Так вот и вернулся удивленный, уставший и очень озадаченный Германов домой. Надо было что-то предпринимать, а что – непонятно.

   Глава двадцать первая.

   Но жизнь брала свое. Судя по всему, перед отъездом жена Германова рассчитала их прислугу, так что в квартире с момента его возвращения из Европы никто не появлялся. Порядку это, естественно, не шло на пользу. Надо было что-то придумывать. Да и в ресторанах вечно питаться невозможно. Так что уже на следующее утро профессор отправился в контору по найму прислуги, вывеску которой он видел на углу Большого проспекта. Там, как это все чаще бывало в последнее время в различных питерских конторах, всем рулила бойкая дама средних лет, которая за пять минут выяснила все основные обстоятельства нынешнего семейного положения Германова, на секунду задумалась и пообещала все устроить в лучшем виде. По ее словам, уже через пару часов в его квартире появится молодая расторопная девушка, которая быстро возьмет его домашнее хозяйство в свои надежные руки, и он всем будет доволен. Девушка действительно скоро появилась и даже начала как-то хлопотать по хозяйству, но уже к вечеру стало очевидно, что намерения у нее слишком серьезные и далеко идущие, и чтобы не доводить дело до греха Германов выставил ее за дверь. Вечером он созвонился с парой знакомых холостяков и выяснил, что найти хорошую и надежную прислугу в его случае – задача не простая. Кстати, ему порекомендовали и серебряные ложки пересчитать. Ложки он считать не стал, поскольку просто не знал, сколько их было в доме изначально, а совсем загрустил и подумал даже, а не избавиться ли ему от большой профессорской квартиры на Васильевском и не перебраться ли в его убежище-блок. Останавливала, главным образом, необходимость собирать и перевозить все вещи и вообще решать массу практических вопросов.

   Но слово «блок» в памяти всплыло не случайно. В прихожей брякнул звонок, и рассыльный мальчишка в обмен на гривенник отдал Германову клочок бумаги, на котором как раз это слово и было написано.

   – Почему бы свободному холостяку не обойти свои владения? – в последние дни Германов стал замечать за собой новую привычку – разговаривать с самим собой вслух. А то уж слишком в доме было тихо.

   Быстро оделся и вышел. На улице уже стемнело – все же август. Германов подумал, что надо бы завтра заглянуть в университет, посмотреть, как там дела, и подтвердить, что он уже вернулся в город и с сентября готов к нормальной работе.

   Идти на Фонтанку было далековато, но и брать прямо от дома туда такси Германову не хотелось. В результате сел на подвернувшийся трамвай и довольно быстро оказался на Невском. Там прошелся немного и скоро уже поднимался по лестнице к дверям своего блока. Лиису тревожить не стал, открыл своими ключам сначала входную, а потом и дверь в блок. Вошел и с удивлением увидел удобно расположившегося за его письменным столом Орлова.

   – Добрый вечер, и как это понимать прикажете? Вас по всему городу ищут, меня на ночь в холодную даже поместили, чтобы помог найти, а Вы здесь у меня оказывается окопались.

   – Здравствуйте, профессор, Вы уж извините, пришлось воспользоваться Вашим гостеприимством. Я специально эту Вашу берлогу в свое время в формуляр заносить не стал. Не хотел Вас с Ольгой светить, а, видите, самому пригодилось. Надеюсь, Вы не думаете, что я выкрал все наши государственные секреты и теперь с ними здесь у Вас прячусь?

   – Это было бы уж слишком глупо, хотя вопросы у меня, естественно, возникают. Может сами объясните, что вообще происходит?

   – Попробую. Только сначала скажите: Вас ничто не удивляет в последнее время из того, что Вы видите вокруг себя и читаете в газетах?

   Германов задумался. После возвращения из Парижа он как-то мало интересовался чем-то иным, кроме своих собственных дел, но все же и разговоры вокруг слышал, и в газетах проглядывал хотя бы заголовки. Обстановка в обществе как-то действительно изменилась. Внутренняя жизнь Балтийской федерации ранее протекала довольно тихо и стабильно. Что-то, конечно, случалось, но так в рамках допустимого: банкротство банка, пожар на заводе, скандал какой-нибудь. Про артистов любили писать, или вот детективы в последнее время модными стали. А сейчас публика активно обсуждала какие-то судебные процессы, причем политического свойства. Началось все это в период, когда Германов был за границей, и он так до конца и не понял, о чем речь идет. Да и, вроде, разные какие-то дела там были: кто-то теракт готовил (зачем?), а другие шпионили в чью-то пользу. И народ как-то очень всем этим увлекся. Слово какое-то новомодное появилось: вредительство. Звучало оно часто и применялось, похоже, очень широко. Даже вот по дороге сюда слышал Германов разговор в трамвае о каком-то вредительстве: мол, хлеб что-то в последнее время быстро плесневеет, не иначе вредители муку приготовили из прогорклого зерна, а то и рыбьей чешуи(!) в нее добавили. Разговор был настолько глупым, что даже запал Германову в память.

   – Есть что-то такое странное, – согласился он. – Я, правда, не очень вдавался, но кое-что удивляет. Возбужденные все какие-то.

   – Это Вы хорошее слово подобрали, возбужденные. Только вот не сами они возбудились. Боюсь, запомним мы этот год надолго.

   – А в чем дело?

   – Пока Вы на Пиренеях геройствовали, у нас тут дома другие герои – по большей части из внутренних служб – заговоры раскрывали.

   – Какие заговоры? Против кого?

   – Если коротко, то липовые. То есть недовольных-то много. Это правда. Дела идут все хуже и хуже, сами, наверное, заметили. Думаете от хорошей жизни мы весь этот хлам оружейный на другой конец Европы поволокли? Ничего подобного. На вырученные деньги хлеб закупаем и в запас убираем, уж слишком мы зависимы от внешних поставок. Но это на экстренный случай, а в целом экономика сыпется. И сделать с этим правительство ничего не может. И вот нашлись добрые люди, подкинули Канцлеру идейку свалить все собственные провалы на врагов: как внешних, так и внутренних. Он, вроде, долго сомневался, но потом – вот об этом только никому не рассказывайте – в него стреляли. Кто, что, почему – дело очень темное. Вроде бы заговор был. Причем корни в Псков уходят, где их и раскопали. Следствия толком не было, покушавшегося убила охрана. Какие версии ему представило МВД, я не знаю, но отмашку на репрессии он все же после этого дал. Это, вроде как, неофициальная версия для посвященных. Из своих источников знаю, что все это – полная чушь. Не было никакого покушения, но объяснение выдумали хорошее, выстроена достаточно логичная картина. Так что теперь во всех наших бедах виноваты внутренние враги. Ну, и началось: пожар где – значит поджог, судно утонуло – диверсия, тухлой колбасой кто-то отравился – враги яд на фабрике подсыпали. И все называется одним термином – вредительство. Хотя понятно, вредительство, террор и прочее – это лишь средства борьбы. А в основе должна быть идея. Любая: политическая, религиозная, национальная, наконец. С какой идеей вы боретесь? Нет ее. Так что хватают всех, кто под руку подвернется. Доходит до курьезов, поверьте. И еще шпионов стало модно ловить.

   -Чьих?

   – А неважно. Как оказалось, против нас шпионят все. Вот и ловят по схеме: знаешь польский язык – значит, польский шпион. Я пока несколько утрирую, но боюсь, скоро так и будет.

   – Послушайте, но шпионы же реально есть, Вы-то знаете...

   – Конечно знаю. Причем большинство из них пофамильно и в лицо. И они меня знают. И я понимаю, что их реально интересуют, на что и на кого они могут рассчитывать и уж совершенно точно уверен в том, что колбасу они травить никогда не будут. Им такое даже в голову не придет.

   – И что?

   – А ничего. Я слишком уважаю свою профессию, чтобы такими глупостями заниматься, но желающие на подобное всегда найдутся. Вот и нашлись. Есть там один новый товарищ Министра внутренних дел. Из Пскова, кстати. Уж такой ретивый – слов нет. Взлетел в одночасье. Пожалуй, сейчас и поважнее своего министра будет. Приглашал меня намедни. Звал к себе, чего только не обещал. Все про целесообразность мне объяснял. Отказался, конечно. Я, может быть, в Ваших глазах и не слишком чистыми делами занимаюсь, но в такую похабщину лезть никогда не буду. Впрочем, желающие всегда найдутся. Удивляюсь только, как я оттуда вообще вышел. Насколько я понимаю, на меня уже такое дело накатали, что посадить можно сразу и навсегда. Если, конечно, не шлепнут при задержании. Такие, как я, да и начальники мои из Генштаба, сейчас не нужны. Более того – опасны.

   – Но это же дичь какая-то. Люди у нас все же разумные. Да и Канцлер произвел на меня очень хорошее впечатление тогда. Наконец, есть международное общественное мнение...

   – Это Вы про НКР, наверное? А знаете, что половина шпионов, якобы, оттуда? У меня с коллегами из Киева хорошие отношения, видимся регулярно, так они со смеху помирают. Говорят,

   если верить вашим газетам, нас всех награждать должны каждую неделю. Да и не нужно им это. Им поляков и турок хватает выше крыши, наоборот рады, что с севера надежно прикрыты. А Канцлер... Власть – странная штука. Нам иногда трудно понять людей оттуда. У меня вообще складывается впечатление, что власть делает людей своими рабами и полностью лишает индивидуальных, личных качеств, особенностей характера. В результате один и тот же человек под влиянием внешних обстоятельств или потребностей власти может быть героем или чудовищем, утрачивая свой внутренний нравственный стержень. А времена наступают тяжелые. И не только у нас. Так что на эту нашу дурь никто и внимания не обратит, все своей будут заняты. А люди... Знаете, многим это не то, что нравится, но, по крайней мере, позволяет снять с себя ответственность за собственные невзгоды и ошибки, и возложить ее на кого-то еще. Очень хорошо работающая модель. По крайней мере, на какое-то время.

   – И что же делать?

   – Вот об этом я и хотел с Вами поговорить. Сам я сдаваться им не собираюсь. Уйду так, что и концов не сыщут. А вот с Вами сложнее. С одной стороны, трогать им Вас сейчас не с руки. Вы им больше дивидендов принесете, если будете продолжать придерживаться своей антифранцузской линии.

   – Да она не то, чтобы антифранцузская...

   – Ну, прогерманская, если Вам так больше нравится. Я, кстати, тоже считаю, что нам выгоднее с Германией дружить, какой бы она ни была. С соседями вообще дружить предпочтительнее. Ссориться можно с теми, кто подальше. И самое забавное, что в этом вопросе мое мнение полностью идентично взглядам тех, кто меня сейчас ловит. Такой вот парадокс и лишнее доказательство абсолютной надуманности всей этой кампании шпиономании. Но вернемся к Вам. В разум и здравый смысл этих ребят я не верю ни минуты. Могут прицепиться к Вам просто потому, что Вы со мной работали. Поэтому лучше бы, как минимум, на время и Вам уехать.

   – Куда? У меня же тут университет...

   – Университетов и кроме нашего много. Сейчас Вас во многих местах примут с распростертыми объятиями. Во Францию, конечно, не советую. Германские? Подумайте, но там может стать жарко. А вот НКР почему бы не рассмотреть?

   – Все это слишком неожиданно. Да и не главное для меня сейчас. Скажите, а в отношении Ольги что-то удалось выяснить?

   – Извините, профессор, я совсем с этой политикой зарапортовался. Главное упустил. Она в Берлине. Ей там удалось выйти на коллег из НКР, а те уже через Киев сообщили мне. У нее приключения были еще похлеще Ваших. Ее судно остановили итальянцы. Экипажу дали спустить шлюпки, и отпустили, забрали только судовой журнал, а пароход утопили. Зачем они это сделали – никто не понимает, судно шло в балласте. Разгрузились в Барселоне, а потом должны были зайти в Пирей и взять там какой-то груз на Одессу. К счастью, Ольгу внесли в судовую роль как члена экипажа, поэтому разбираться с ней отдельно итальянцы не стали. Два дня они болтались в море и догребли в конце концов до французских вод, где встретили рыбаков. И благополучно попали в руки французской жандармерии. Там разбираться начали вдумчиво и не спеша, но Ольга удрала у них прямо из участка. Как – потом Вам сама расскажет, но я совсем не удивлен. Мы ее неплохо учили, знаете ли. И дальше отправилась через всю Францию в сторону Германии. А французы в этот момент начинали переброску войск в Испанию. То есть патрули, усиленный режим и все прочие радости. К счастью, у нее был с собой совсем левый паспорт, по которому она уже прошла в свое время в Мадрид к Вам через Португалию. Норвежский, если мне память не изменяет. С деньгами вот было совсем туго. Но добралась! А в Берлине у нее старые знакомые еще с университетских времен. Там и затаилась. С нашими связываться побоялась – почитала, видно, тоже наши газеты и сделала выводы. Фотографию нам прислала вообще с какими-то туристами. В общем, все как всегда. Молодец.

   – Ей что-нибудь угрожает?

   – Не думаю. Французам охотиться за ней сейчас резона нет. Наши, если начнут копать, мало что узнают: у французов она в числе спасшихся с потопленного судна зарегистрирована не была. От экипажа – чухонцев этих – тоже мало чего добьешься. Так что следы утеряны. Вроде как погибла в море. Высовываться только не надо, и паспорт свой нигде не показывать. Но для нее это не проблема, еще что-нибудь себе найдет.

   – Я могу к ней съездить?

   – Хотите совет? Назначьте ей лучше встречу где-нибудь в провинции. Берлин, конечно, сейчас тоже еще та столица, но Вы – фигура заметная. Можете к ней кого не надо привести. А Вам нужно какое-нибудь место, где и Вас никто не знает, и она затеряется даже если у нее немецкие документы. А поезжайте-ка Вы, профессор, на Волгу, в Саратов. Там сейчас хорошо, овощи, фрукты, местных немцев после массового переселения – каждый пятый. Нормально будет. А я уж напоследок сослужу Вам службу – дам ей знать через знакомых в Киеве.

   Договорились о дате встречи в Саратове на речном вокзале, выпили на прощанье и разошлись. Орлов был слишком опытным разведчиком, чтобы оставаться на ночь в блоке Германова. Береженого, как говорится....

   Говорили, что кто-то потом якобы видел его в маленьком крымском городке, но то ли это был он, то ли просто похож человек, кто знает. Там любят селиться пенсионеры и отставники, которые предпочитают не распространяться о своем прошлом.

   Эпилог

   В том году всю осень Германов провел путешествуя по Волге. И так ему там понравилось, что, объехав несколько крупных городов, он в конце концов поселился в Казани. Стал там преподавать в университете, купил дом, говорят даже заново женился. А почему бы и нет? Среди казанских татарок встречаются очень даже симпатичные блондинки, а уж про климат и говорить не стоит – с питерским не сравнить. Одним из его самых близких друзей стал капитан сухогруза река-море «Волгарь-15». В дни захода этого судна в Казань оба любили посидеть вечерком за бутылочкой-другой. Вроде бы земляки, но вспоминали все больше какие-то совсем далекие страны. Молодая жена Германова этому не препятствовала, а, наоборот, часто присоединялась к этим посиделкам. Со временем профессор получил кафедру, среди студентов и начинающих преподавателей был известен своей строгостью – строить глазки ему на экзаменах было бесполезно, хотя было в нем что-то такое... Коллеги и местные любители порассуждать о политике считали его молчуном, комментировать дела в далекой Европе он не любил и от разговоров на эту тему уходил. Со временем приобрел репутацию если не сухаря, то человека закрытого и осторожного, и только те, кто постарше, вспоминали иной раз, что было что-то там такое в прошлом, и гремело некогда его имя. Но в истории таких героев много, а вот многие ли из них любят вспоминать о давно ушедших днях? Да и кому эти прошлые дела интересны? Награды свои одевал к фраку раз в четыре года, когда в университете по традиции проходил торжественный бал в честь тех, кто за минувший период защитил диссертации, и они добавляли еще больше загадочности его образу.

   Семейная жизнь профессора протекала тихо. Нечастым гостям он любил показывать фотографии сына – уже довольно известного врача в Москве, и дочери, вышедшей замуж за моряка в далеком Владивостоке. Жена его о своем прошлом предпочитала не распространяться, а возникни об этом разговор легко переводила его на совсем иную тему. Со временем она пошла работать преподавателем истории в местную гимназию, крайне удивив ее директора дипломом берлинского университета. С профессором они понимали друг друга с полуслова, предпочитали проводить вместе все свободное время. Так и жили. Вполне счастливо.

   Канцлер Балтийской федерации на своем посту трепыхался еще лет десять. Позднее этот этап его правления вспоминать не любили даже самые ярые поклонники его действительно незаурядной личности. Крови внутри страны в эти годы было пущено изрядно. Как оказалось, этот процесс только начни – не остановишься. Соседи посматривали несколько брезгливо и с удивлением. Но, во-первых, диктатура как способ правления в конце 30-х в Европе рассматривалась как нечто вполне нормальное, а, во-вторых, жесткий внутренний курс позволил Канцлеру не только стабилизировать экономику, но и справиться с внутренней политической оппозицией и с поднимавшими время от времени голову националистами разных толков. Так что кое-кто за рубежом еще ему и завидовал: нам бы так, да не выходит.

   Кстати, контрразведчиков первой волны вырезали под корень всех, так что эпизод с Германовым и вспомнить потом было некому. Народ, флот и армию запугали изрядно. Энтузиасты типа Петрова 15-го повывелись как класс, поэтому, когда через полтора года политический бардак в Европе достиг такого состояния, что Канцлер решил-таки отбить у шведов Аландские острова, то операция флота БФ, к счастью для ее участников, завершилась толком не успев начаться: в условиях строго предписанного радиомолчания боевые корабли прикрытия не встретились в море с караваном десантных судов, а питерское радио уже бодро оповестило мир о предъявленном шведам ультиматуме и начале десантной операции. Шведы заранее заняли береговые укрепления и ждали атаку два дня, мокли и мерзли, так и не дождались, и потом долго плевались: эти русские даже ничего вовремя сделать не могут! И были вдвойне неправы. Во-первых, большую часть десанта и экипажей боевых кораблей составляли финны и прибалты, а, во-вторых, подменила оба (!) приказа кораблям с координатами точки рандеву именно разведка НКР, в качестве внештатного советника которой выступал бывший генерал Орлов. В Киеве уже давно с молчаливым осуждением наблюдали за политическими вывертами северных соседей и с удовольствием воспользовались возможностью сделать им маленькую гадость. Бытует, правда, мнение, что гадость оказалась не такой уж и маленькой.

   Германов с женой и случившийся в это время в Казани капитан «Волгаря-15», узнав об этой истории, засиделись за полночь. Долго спорили о чем-то, вспоминали минувшее, смеялись и пришли в заключение к выводу, что надо благодарить Господа и тех, кто действует по указанию его и своему разумению, за благополучный исход. Война со Швецией теперь, из Казани, смотрелась как абсолютная и ненужная глупость. А то у берегов Восточной Балтики своих камней и островов мало, чтобы еще за какие-то Аланды кровь проливать? Разошлись вполне довольные друг другом.

   Позднее многие рассматривали именно эту неудачу как начало заката карьеры Канцлера. Может они и правы. Но в отличие от многих других диктаторов ему удалось во время передать власть преемникам и благополучно закончить свои дни в Швейцарии. А преемники быстро и без лишних слов перевернули затянувшуюся на доброе десятилетие не самую красивую страницу в истории страны, сделали вид, что ничего тогда особенного и не было, и активно включились в процесс строительства демократической Европы. А Канцлеру со временем и памятники поставили, и центральные улицы в его честь назвали. Все как всегда.

   На общем фоне кипящей европейской истории эпизод несостоявшейся войны БФ со Швецией просто забылся – ну кто сейчас помнит, что британский флот в РИ опоздал с высадкой десанта в 40-м году в портах Норвегии, пропустив вперед немцев?

   В целом 40-е годы в мире НКР запомнились как время крайне турбулентное. Никакой конференции о пересмотре границ, предусмотренной Версальским договором, конечно, не состоялось. Слишком это деликатная тема, чтобы обсуждать ее публично. Где-то надавили и, как говорится, какие-то территории мирно отжали, где-то слегка повоевали. В целом же европейцам удалось пройти по краю новой большой войны и удержаться от нее, так что на континенте тогда кипел не один большой котел, а, если так можно выразиться, несколько маленьких. Все и остыло быстрее. Французам, чье влияние в целом резко пошло на убыль, пришлось ослабить хватку на горле германских государств, и немцы ударились в экономику. На пару десятилетий их девизом стало: «Будем жить лучше французов!». И добились своего. А сытую и благополучную нацию раскачать на какие-либо авантюры трудновато. Наверняка со временем историки придумают всем событиям этого периода вполне пристойные научные объяснения, забыв о том, что за всем происходящим в этом мире стоят конкретные люди. А настоящим героям слава не нужна.