Текст книги "Один год из жизни профессора (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

   «– Интересно, что будет, когда у них стены кончатся?» – зависти к подобным достижениям Германов не испытывал, а вот скепсис присутствовал. Впрочем, каждый сходит с ума по-своему. Тем более, что здешние обитатели явно привыкли сочетать приятное с полезным. В глубине зала у стены были видны открытые книжные полки. Судя по корешкам художественной литературы среди стоящих на них книг было немного. Явно преобладали сборники законов, всевозможные справочники. На верхней полке Германов с удивлением заметил подборку научных сборников своего университета. Ясно, что на все вопросы эта мини-библиотека ответы дать не могла, но для начала уже неплохо.

   Широкая удобная лестница с массивными перилами вела на второй этаж. Справа, судя по всему были апартаменты попроще – на эту сторону выходило целых семь дверей. Слева их было всего три, причем один из номеров, похоже, занимал половину длины коридора. В дальнем торце присутствовали три двери явно в помещения с удобствами. А на стенах – свидетельства новых достижений гостей.

   «-Ого, – отметил про себя Германов, прочитав несколько надписей, – интересные компании здесь собираются. Хозяин, Вуористо, в основном известен как лесопромышленник, держит почти половину экспорта древесины, хотя в последнее время занялся изготовлением целлюлозы и бумаги, да и сеть мебельных магазинов открыл. Явно не чужой мебелью торгует. Но при чем туту ребята из Рура и с Урала или судовладелец с Волги... И это только те, кто отметился своими успехами.»

   Комната была выше всяких похвал. Из удобств, правда, только умывальник, но мы все же в лесу, господа. А вот наличие умывальных и бритвенных принадлежностей Германова порадовало – он как-то не привык брать с собой несессер на лекции.

   Егерская форма вполне подошла. Утепленные штаны, рубашку и свитер со вставками на локтях и плечах Германов одел сразу, а куртку пока взял на руку. Помня о финских традициях, тяжелые ботинки обувать пока не стал, впрочем, в теплых носках грубой вязки по деревянному полу ходить было вполне комфортно.

   Так что минут через 15 он присоединился к Орлову, который сидел за столом в зале на первом этаже и просматривал какие-то бумаги.

   – Думаю, что после возвращения они пойдут в сауну. Намерзнутся они к этому моменту изрядно. Часов восемь на номерах стоять – не шутка. Мне как-то пришлось, так поверьте, в середине дня присели перекусить, выпиваю рюмку водки – не забирает вообще, как вода пролетела. Только на третьей что-то почувствовал. Тогда, правда, похолоднее было, уже в конце ноября. – Орлов вздохнул. Воспоминание явно было не из легких. Что-то у него на той охоте не заладилось. – Так вот, вряд ли нас в баню позовут. У них все же своя компания. – Он усмехнулся. – Вы как, кстати, не любитель?

   – Абсолютно равнодушен. Привычки нет. Пробовал пару раз, но не забрало. А уж серьезные разговоры предпочитаю вести в комфортной обстановке и не голым.

   – Да, это на любителя. Но тут все такие. С детства привыкли. Кстати, вот именно этой разницей в культурном восприятии местные успешно пользуются. Знали бы Вы, сколько в здешней бане было заключено миллионных сделок. То есть, конечно, договоры там никто не подписывал, но слово этой публики – он кивнул на стены украшенные трофеями – любой подписи стоят. Но это даже и лучше. Будем играть на привычной площадке – и он постучал по столу. – На ужин-то нас уже всяко пригласят. Я вчера прилетел сюда уже к ночи, в темноте. Посидели немного у камина и я им коротко рассказал о результатах Ваших исследований. Хотят все услышать из первых уст теперь.

   – Может бумаги надо было захватить?

   – Зачем? Если бы текст секретного приложения у нас был – другое дело. А второстепенные документы не нужны, они Вам вполне поверят на слово. Главное – другое. Что делать дальше и как действовать, Вы об этом думали?

   И генерал с профессором начали обсуждать различные варианты, большинство из которых вели к конфликтам, войнам, крови. Убитые много лет назад кабаны и лоси смотрели на них равнодушными стеклянными глазами. В этом доме им пришлось видеть и не такое, и они уже ничему не удивлялись.

   Генерал рассчитал все правильно. За окнами было уже совсем темно, когда он постучал в комнату к Германову и пригласил спуститься к ужину. Профессор в принципе был не очень голоден – он с большим аппетитом перекусил несколькими солидными бутербродами в охотничьем стиле, которые таинственным образом появились в его комнате вместе с подносом с напитками пока они с генералом беседовали на первом этаже. Перекус был вполне уместен, тем более он хорошо понимал, что за ужином есть ему возможно и не придется – некогда будет.

   В креслах у камина уже сидели начальник Генерального штаба и министр иностранных дел. Орлов представил им Германова и все четверо на несколько минут молча замерли, глядя в огонь, как бы подзаряжаясь от него перед предстоящим разговором. Канцлер появился снаружи – вероятно он был размещен в каком-то другом помещении. Теперь уже начальник Генерального штаба представил ему Германова, и все заняли места за столом. Официальной рассадки не было, но, похоже, каждый хорошо знал свое место. Канцлер сидел во главе, оба гостя – напротив министра и начальника Генштаба – по левую руку от него.

   Начали с обильных – финских и русских – закусок, про водку тоже не забывали. После первого тоста за удачную охоту Канцлер попросил Германова рассказать подробно и не спеша все, что ему удалось узнать о третьем протоколе.

   Закончил он свой рассказ как раз к тому моменту, когда участники трапезы покончили с закусками и им подали знаменитую лосиную печенку.

   Поскольку больше никто вопросов не задавал, Германов с удовольствием попробовал это новое для него блюдо. Было вкусно. Отличное свежее мясо без присущего печени вкуса. Явно очень сытное. Под горячее тоже выпили. Германов обратил внимание, что Канцлер явно хотел дать своим сотрапезникам спокойно отведать это блюдо.

   Когда обеденная посуда была убрана со стола, и все были готовы приступить к кофе, он возобновил разговор.

   – Можем ли мы считать, что наличие третьего протокола является установленным фактом? – было не очень понятно, задает ли он этот вопрос себе или сотрапезникам, но они сочли необходимым прореагировать.

   – У нас нет в это сомнений – начальник Генштаба был по-военному краток. К тому же все это дело как бы проходило в рамках операции его ведомства, и он явно считал его крупным успехом.

   – Я бы в другой ситуации возможно еще сомневался и продолжил поиски свидетельств, а лучше – самого текста, – министр иностранных дел не зря занимал свою должность и умел пользоваться оговорками, – но недавно у меня был очень любопытный разговор с киевским коллегой. Как-то хорошо посидели и он рассказал о своих переговорах с французами в прошлом году, когда они урегулировали конфликт с Варшавой. Французы изо всех сил давили на киевлян, а те упирались, хотели подвинуть границу с Польшей. Назревал тупик, и как последний аргумент француз сослался на возможность решить вопрос о границе отдельно, позднее, в случае, если тема границ в Европе будет стоять более широко. К словам французов, как Вы понимаете, сейчас все прислушиваются очень внимательно. Киевский коллега тогда не понял, к чему это может быть привязано, но в его полномочия не входило обязательное требование приращения территории. Ему запомнилась эта история именно своей неясностью, все же мы, дипломаты, любим понимать, о чем идет разговор, даже в форме намеков. Так что мы с коллегой констатировали тогда, что в принципе французы такой возможности не исключают, но я не очень понимаю, кто и как сегодня может принудить их к подобному, даже имея текст приложения на руках.

   – Никто и никак, Вы правы, – Канцлер умел ставить точки над "и". – Если мыслить категориями стран и политических деятелей. Но есть такая вещь, которая называется «обстоятельства». Стечение обстоятельств часто заставляет людей совершать поступки, которые их самих потом удивляют. Давайте вернемся к нашим прежним разговорам. Не хочу претендовать на роль вершителя европейской политики, но французам руки укоротить надо. И сейчас нам надо понять, может ли Ваш протокол, – он кивнул в сторону Германова, – оказаться для этого подходящим инструментом, и если да, то кто и как может его использовать.

   – Лучше, чтобы это были все и никто конкретно, – преимущество Германова состояло в том, что он мысленно уже обсосал эту тему буквально со всех сторон.

   – Это как? – похоже он сумел поставить Канцлера в тупик, а это мало кому удавалось.

   – Понимаете, если эту информацию предаст гласности кто-то один, то немедленно начнется спор о ее подлинности. И он подменит собой суть вопроса. Надо чтобы она возникла одновременно в полудюжине столиц и не как сенсация, а как само собой очевидный факт. Кстати, заинтересованных стран для этого достаточно, причем в ряде случаев выстроятся целые цепочки претензий. Например, у поляков есть вопросы к пруссакам и чехам, а к ним, в свою очередь, есть претензии у НКР и Литвы. Италия и Югославия, Румыния и Венгрия, баварцы и австрийцы – у многих найдется, о чем поговорить. А уж про западных немцев и французов я вообще не говорю. И вот представьте себе, что все эти претензии озвучиваются одновременно законным образом. Урегулировать их мирным путем невозможно. Не везде, но кое-где может полыхнуть. И это будет крах версальского мира.

   – Это у Вас, профессор, какой-то большевистский подход: разрушим старый мир. А дальше что?

   – То, что неоднократно уже было. Новая европейская конференция и передел влияния в Европе на максимально равноправной основе. Как эту систему назвать – вопрос вкуса. Я бы даже оставил этот вопрос для европейцев. Надо зафиксировать определенные принципы, правила поведения и даже санкции к нарушителям. Юристам-международникам только намекни, они Вам такую договорную основу нарисуют.

   – Вы во все это верите?

   – Я верю в то, что рано или поздно нечто подобное будет. К этому нас подводит вся история международных отношений. Извините, но по мере развития человеческого общества государства становятся все более ограничены в своем возможном поведении вовне. Иначе и быть не может. Вопрос в другом, созрела ли для этого Европа и хватит ли у ее государственных руководителей мудрости для того, чтобы сделать сегодня, в 1936 году настолько существенный шаг в этом направлении.

   – А если не хватит?

   – Тогда опять война. Не знаю, когда, кого с кем, кто победит, но после нее все равно придем к тому же.

   И еще долго в тот вечер, уже сидя у камина, они вели разговор о судьбах Европы, и только в самом конце Германов вспомнил про Аланды и предложил Канцлеру, если дело пойдет подходящим образом, вернуть острова.

   Канцлер в ответ поморщился:

   – Не можете вы, русские, допустить, чтобы хозяину вернулось то, что хотя бы один раз в вашей бывшей империи побывало! – выпито под разговор было уже изрядно, и он не стеснялся в выражениях. – Зачем нам эти Аланды и ссора со Швецией. Я этих шведов, может быть, люблю еще меньше вас, хотя предки пару столетий там и прожили. Не надо бы нам влезать в распри с соседями в этой ситуации.

   Но тут вмешался начальник Генштаба.

   – Хотел бы только заметить, что если дело ограничится в основном мобилизационными мероприятиями и десантной операцией, то вреда от этого не будет. Парням иногда встряска нужна, Ваше Высокопревосходительство, без этого что за армия. Всерьез в то, что сегодняшние шведы будут с нами воевать, я не верю. А если закроем проход в Ботнический залив от любых случайностей, то тоже неплохо. Начнется заварушка на Балтике, а у нас свой канал через Швецию во внешний мир.

   – Какой канал, генерал? Через какую Швецию? У которой мы к этому моменту Аланды отнимем? Вот они будут счастливы с нами сотрудничать, особенно, если как Вы говорите, «заварушка на Балтике» начнется. Врага приобретем. Ставить вопрос об Аландах имеет смысл только для того, чтобы подогреть «европейский скандал», который тут нам профессор организовать предлагает, – Канцлер хитро усмехнулся, – вот какие профессора у нас. Любых генералов переплюнут.

   Германов почувствовал себя уязвленным. Дело было даже не в том, что о нем говорили в третьем лице. Эти генералы – а сам Канцлер-то кто? – как будто не понимали сути его задумки и выпячивали инструмент, оставляя на заднем плане главное – формирование такой системы в Европе, которая могла бы остановить фатальное, с его точки зрения, развития.

   Судя по всему, Канцлер почувствовал его настроение.

   – Не обижайтесь, профессор. То, что Вы предлагаете, может быть излишне идеалистично, но по сути глубоко правильно. Я пока даже не знаю, как подступиться к предлагаемому Вами решению. Но просто уповать на волю Божию, как это часто делаете вы, православные, не собираюсь. У нас, лютеран, подход обычно несколько другой. Поставил перед собой цель – трудись. Я пока такой цели ставить перед собой не буду, но трудиться обещаю. Посмотрим. Спасибо вам за сегодняшний вечер, господа.

   Он встал, коротко кивнул немедленно вскочившим сотрапезникам и покинул их. У дверей его встретил появившийся казалось бы из воздуха егерь охраны, накинул на плечи бекешу и они как бы растворились в темноте, хотя на самом деле Германов сейчас понимал, что вход в хозяйские апартаменты, где квартировал Канцлер, находился за углом здания.

   Оставшиеся сотрапезники сели и не сговариваясь одновременно взяли в руки бокалы с коньяком. Переглянулись и молча выпили. Общего тоста не было. Очевидного результата этого разговора тоже. Выводы для себя каждый мог делать сам. Вскоре и разошлись.

   На следующее утро встретились снова вчетвером за завтраком около 9-ти. Канцлер завтракал у себя отдельно раньше и сейчас, вроде, работал с какими-то документами. А может быть просто писал дневник. Говорили, что он вел его постоянно и прилежно. Около 10-ти он появился уже в охотничьем снаряжении, поздоровался со всеми и отправился с министром и начальников Генштаба на поиски очередного лося. Погода хмурилась и они хотели отстоять хотя бы два номера, тем более, что во второй половине дня ожидались очередные гости – на этот раз финские лесопромышленники. Ко вчерашнему разговору уже не возвращались, но с Германовым и генералом попрощался тепло. Те, в свою очередь, пожелали ему удачной охоты. Германов обратил внимание на оружие охотников: Канцлеру егерь принес немецкий «маузер», на плече у начальника Генерального штаба висела трехлинейная «драгунка», а министр щеголял штуцером, с которым и в Африку на слонов можно отправляться. Только вот и «маузер» и трехлинейка явно были штучным оружием и подверглись особой отделке и очень мало походили на те рядовые образцы, на которые он в свое время насмотрелся на фронте.

   Проводив охотников, генерал и Германов собрали вещи и спустились к пристани, где вскоре приземлился гидросамолет. Как рассказал Орлов, на соседнем озере был оборудован целый гидродром со слипами, ангарами на берегу, помещениями для персонала. Зимой «Фоккеры» переставляли на лыжи, так что быстрого сообщения с усадьбой не было только в начале зимы, пока не вставал прочный лед, и весной в период ледохода. Туда же подходила и хорошая шоссейная дорога от Миккели, по которой доставлялось топливо, снабжение, персонал. Устроено было удобно: авиатранспорт и рядом, и не нарушает первозданную чистоту и тишину природы.

   Полетели в егерской форме. Генерал любезно подарил комплект Германову, а тот решил не переодеваться до самого дома. Неизвестно, что там Ольга рассказала жене и насколько та ей поверила, но если он сейчас заявится домой в таком виде, то это окончательно запутает дело и даст ему возможность ссылаться на абсолютную секретность событий, в которых принимал участие. Расчет был на то, что жена хорошо знала его привычки и не могла даже представить себе, что он ради банальной интрижки с очередной студенткой будет переодеваться в полевую форму егерей и в таком виде ездить по городу. И уж совсем сбивал с толку пакет с добрым шматом лосятины, бутылкой «Коскенкорвы» и лукошком брусники, который в последнюю минуту вручил ему один из егерей-финнов со словами: «Это Вам сувенир из наших лесов. На здоровье!» Германов заранее представлял, как отдаст его жене – кстати, крайне хозяйственной даме – молча и откажется отвечать под предлогом секретности на все последующие вопросы.

   Что касается дальнейшего участия в операциях разведки, то Германов решил, что будет воздерживаться от каких-либо инициатив. Все, что мог, он им уже предложил. Попросят о чем-то еще – посмотрим. Научную статью о третьем протоколе он, конечно, напишет, но вот только пока положит ее в нижний ящик стола.

   Генерал же всю дорогу молчал или ограничивался короткими репликами в отношении окружающего.

   Гидроплан сел там же, у Крестовского. На пристани их встречала Ольга. Ее вопросительный взгляд оба оставили без внимания, генерал только молча отдал ей свой сверток с лосятиной и прочим.

   И уже прощаясь с Германовым у машины он вернулся к главному.

   – Я не знаю, чем все это кончится и вообще, будет ли какое-то развитие. Этого сейчас и Сам не знает. Нам даже близко не известны факторы, которые он вынужден принимать в расчет. Но я верю, что процесс уже запущен и что-то произойдет. Может быть это сделаем не мы, а другие, кто знает. Однако камушек уже покатился с горы, и его столкнули Вы. Я искренне надеюсь, что нам предстоит еще много встреч, и все свои долги перед Вами помню и исполню. И будьте осторожны. Честь имею.

   Он поприветствовал удивленного Германова кивком головы, сел вместе с так и не проронившей ни слова Ольгой в машину и уехал.

   «– Ну и история, – подумал про себя Германов, – расскажешь кому – ни в жизнь не поверят. Ладно, надо ехать домой, что-то я детей давно не видел».

   Тот же молчаливый подтянутый водитель закрыл за ним дверь таксомотора и, не спрашивая адреса, отвез его домой.

   Объясняться с женой было не просто, но постепенно все наладилось. Как и все мужчины Германов напрасно полагался на то, что непонятное – неизвестно откуда взявшаяся военная форма и лосятина – поставит жену в тупик и тем самым выведет его из под удара. Вопиющая наивность. В результате на него обрушился лишь дополнительный шквал вопросов и самых нелепых предположений, на которые надо было как-то отвечать. Игра, старая, как мир. Только попробуй что-то объяснить, и женщина потянет за это объяснение как за кончик нитки из клубка, а как там перекрестились витки судьбы – кто знает. Но и по старой, как мир, схеме все эти вопросы когда-нибудь кончаются, а жизнь идет дальше.

   Результаты всей этой истории для жизни Германова были несколько неожиданными. Ему удалось легализовать дома (!) блок на Фонтанке как прибежище для сугубо научных занятий, своего рода лабораторию, которая должна быть у каждого крупного ученого. Для этого, правда, пришлось срочно, чтобы успеть до посещения блока женой с целью осуществления там хозяйского пригляда, заменить широченную двуспальную кровать в спальне на узенькую, почти армейскую койку и удвоить ежемесячное добровольное пособие Лиисе в надежде на то, что финская прижимистость возьмет верх над проклятой женской солидарностью. В немалой степени признанию домашними того обстоятельства, что Германов действительно шагнул на очередную ступеньку в своей научной карьере, способствовал полученный к Рождеству – не все имперские традиции были так уж плохи, не все – совершенно неожиданно для окружающих и университетского начальства орден Владимира третьей степени. Четвертую с мечами он получил в 15 году за бои в Мазурских лесах. Орлов, похоже, свои долги привык отдавать.

   Награда была почетной и приятной. Система государственных наград в Балтийской федерации была достаточно сложной. При ее формировании, как и во многих других случаях, когда речь шла о вечах скорее статусных, чем практических, неофициально был применен принцип равного вклада от трех основных частей государства. В результате система включала в себя ордена Белой розы и Льва (от финнов), Святого Георгия и Владимира (русские, но в отличие от имперских, которые в неизменном виде восстановили у себя киевляне, ленты этих орденов вместо красного и желтого цветов имели синий – как бы морская ориентация), Признания и Терра Мариана ( восстановленные исторические ордена южных провинций). Большинство орденов имели 3-4 степени и орденские медали. Теоретически вид награды определялся по месту жительства награжденного или месту его заслуг, но на практике все было намного сложнее. Национальные предпочтения все же никто не отменял, и, награждая того или иного питерского деятеля, Канцлер, как правило, учитывал его происхождение. Исключение составлял, пожалуй, только орден Терра Мариана. Прибалты называли его «крестом земли Марии», а русские – «крестом Богородицы» и очень уважали и ценили. Ну, и Св. Георгий, конечно, у военных был вне конкуренции.

   Коллеги и друзья поздравляли и завидовали, как водится. Как передали Германову, ректор в этой связи обмолвился, что видит в нем основного кандидата на первую вакантную кафедру на факультете. Так что Рождество было праздничным.

   Глава одиннадцатая

   Зима шла своим чередом. Сессия, студенческие каникулы, затем опять лекции, семинары, научные статьи и прочее. И вот в один мартовский еще холодный, но уже солнечный день Германов, выйдя на кафедру в начале лекции, вдруг увидел в первом ряду Ольгу. Она явно косила под студентку, на нос нацепила круглые очки с простыми стеклами и даже положила перед собой какую-то дурацкую тетрадь, как бы говоря: «Приступайте, профессор, я готова конспектировать».

   «– Интересно, что будет на этот раз? – подумал про себя Германов, – каждый раз ее появление в аудитории было началом какого-нибудь приключения».

   И он приступил к лекции. Блеснуть на этот раз особенно не удалось. Все же не только его взгляд, но, главное, мысли постоянно обращались в сторону гостьи. На этот раз Ольга, вероятно, никуда не спешила. После лекции она довольно долго стояла у дверей, наблюдая с улыбкой за стайкой студентов, обступивших Германова. Наконец он освободился и подошел к ней. Вблизи он заметил, что за 4 месяца, пока они не виделись, Ольга заметно изменилась. Она не просто похудела, а как-то даже осунулась, но одновременно загорела, что в начале марта в Питере смотрелось уже совсем удивительно. Да и наряд... Что это на ней? Юбка-брюки? В Европе такое сейчас модно, но вот только мода эта родилась за Пиренеями... И глаза. Что-то в них появилось новое, скорее горькое, чем радостное. Как человеку воевавшему Германову такое было знакомо. А двигается несколько с трудом.

   – Рад тебя видеть. Ты куда-то уезжала? Я даже не знал где тебя искать, а генерала твоего беспокоить не решился.

   – Извини, все очень неожиданно получилась. Командировка срочная образовалась. На юг, можно сказать. Связываться с тобой через наших не хотелось, а с почтой там совсем худо. Да еще и приболела слегка.

   – Приболела? Это не свинцовую ли болезнь Вы, барышня, подхватили за Пиренеями?

   – А что, так сразу видно? Вообще такие штаны a la Republika сейчас весь Париж носит. Я, правда, сама не видела на обратном пути, но ребята рассказывали.

   – Послушай, а неужели иначе нельзя? Вот просто некому больше отстаивать в Испании идеалы демократии, как тебе. Ранена-то серьезно?

   – Нет, осколком слегка бок зацепило во время бомбежки Мадрида. Рана зарубцевалась, но болит по-прежнему. Так что я сразу тебя предупреждаю: я не в форме. – Ольга как-то даже вымученно улыбнулась.

   Германов смотрел на нее и понимал, что он безумно рад видеть Ольгу, и замирал от осознания той мысли, что она только недавно была под бомбами, была ранена, и вообще могла не вернуться из раздираемой гражданской войной Испании.

   О событиях в этой стране много писали в газетах. Очередной мятеж генералов против правительства Народного фронта летом прошлого года подавить не удалось, и в Испании развернулась настоящая гражданская война. Существенную роль в событиях играли Франция, поддерживавшая республику по политическим мотивам, но как-то вяло, и Италия, активно вставшая на сторону франкистов. Довольно неожиданным оказалось недавнее выступление англичан. Вероятно, опасаясь чрезмерного усиления Франции, они начали накачивать мятежников своим устаревшим оружием и припасами. Общая конфигурация получалась странной. По ряду признаков Германов понимал, что и Балтийская федерация, и Новая Киевская Русь были склонные взять сторону республиканцев. Он считал это правильным, полагая, что поддержка и влияние «нормальных» европейских стран не позволит крайним левым захватить власть в республиканском руководстве, а режим Франко претил его демократическим убеждениям по определению.

   – Знаешь что, в форме ты или нет – это не важно. Поехали на Фонтанку. Посидим, поговорим по-человечески. Закажем еду в ресторане напротив или сходим туда, если будет настроение.

   И они поехали. На Фонтанке Германов устроил Ольгу на диване в кабинете. Легла она явно с облегчением – сил видно еще было мало. Да и рана болела. Сначала она, правда, заглянула в спальню и захихикала, увидев вместо роскошного двуспального ложа узкую кушетку.

   Лииса обрадовалась Ольге. Обеспечила их самоваром и сервировала богатый набор закусок из ресторана напротив. Ели, пили чай, а потом просто говорили долго, до позднего вечера. Ольга сначала была сдержанна, потом разговорилась. Но, в основном, делилась дорожными наблюдениями. Из ее коротких фраз-намеков Германов понял, что она участвовала, строго говоря, в совместной рекогносцировке спецслужб БФ и НКР. Ехали они в Испанию под видом журналистов. Никто особой опасности в такой поездке в начале и не видел, и кто же знал, что из пяти ее участников домой вернутся трое.

   – Надеюсь, что и наши, и киевляне им помогут, – как заклинание повторяла Ольга. – Там просто ужас. Итальянцы нагнали своих солдат, авиацию, а на стороне Республики царит полный бардак. Но если их опрокинут, то там будет уже не просвещенная монархия, а откровенное средневековье.

   – Не очень понимаю, что мы можем сделать, – Германов размышлял вслух. – У киевлян есть хотя бы военное производство и им есть, что туда послать: танки там, артиллерию. А мы? Крейсер им что ли построить? Долго, да и вряд ли нужен.

   – У нас же огромные склады оружия с той войны остались. Сколько это может храниться? А там даже винтовок простых не хватает для ополчения. И торговый флот у нас будь здоров. Англичане отследить все не сумеют. Если бы еще сибиряков к этому делу подтянуть... Но их надо чем-то заинтересовать. Купцы...

   – Ты вот что, посоветуй своим обратить внимание сибиряков на испанские рудники. Это им как раз может быть очень интересно.

   – Они же конкуренты?

   – Самый эффективный способ конкурентной борьбы, чтобы ты знала, это приобретение активов соперника. После этого он точно выбывает из игры. А сейчас испанские рудники мало чего стоят. И желающие прикупить их явно в очереди не стоят.

   – Спасибо. Главное, понимаешь, там мирное население очень страдает. Бомбят города, защиты от авиации у республиканцев почти нет. И жестокость страшная с обеих сторон. Люди как будто забыли, что много лет жили бок о бок. Соседей расстреливают из-за расхождений в политических взглядах.

   – Особенности будущих войн. Средства борьбы не избирательны, а удары наносятся не только по войскам, но и по полувоенным, и вообще мирным объектам. И это итальянцы. Вояки из последних. Представь себе, что будет, если война охватит всю Европу, и в бой пойдет авиация серьезных стран. А гражданская война – штука страшная. Я иногда думаю, что мы чудом мимо нее проскочили. Был какой-то момент, знаешь, после октября 17-го – я тогда только с фронта вернулся и посмотрел тут на все это – когда вдруг показалось, что надо опять брать в руки оружие и идти против красных. Они же весь уклад жизни начали рушить. А потом вдруг снялись и уехали в Киев. А те, кто остался, оказались в таком меньшинстве, что потрепыхались слегка и сами уступили. Какое-то, знаешь, болотистое время наступило. Война кончилась, а радости нет. Все в практических делах – выживают. А вот если бы у нас полыхнуло...

   – А там, как ты говоришь, как раз и полыхнуло. Причем я даже не знаю, кого эти республиканцы больше ненавидят: монархистов или друг друга. Там половина военных неудач именно и происходит из-за того, что они подставляют друг друга под вражеские удары. В тылу и людей, и оружия больше, чем на фронте. Все ждут какого-то подвоха от своих политических союзников. То ли опасаются переворотов, то ли их сами готовят. А людей жалко.

   – Война-с, а ты как думала. Ладно, ты мне лучше скажи, как мы дальше будем? Ты опять пропадешь или все же будем здесь встречаться?

   – Ни то, ни другое, извини. Через пару недель мы едем в Париж. Порознь, правда. Ничему не удивляйся, пожалуйста, и не отказывайся от предложения, которое тебе на-днях будет сделано. Тебе сейчас, наверное, пора домой? Не возражаешь, если я тут у тебя сегодня останусь? А то что-то совсем меня разморило, нет сил к себе домой ехать.

   Конечно, Германов не возражал. Они еще долго просто разговаривали. На этот раз Ольга как бы приоткрылась, и Германов впервые довольно много узнал о ее прошлом. Самые юные годы девушки пришлись на смутное время после завершения Великой войны. Досталось ей тогда изрядно. Отсюда и странный выбор профессии, и полное отсутствие тяготения к собственному домашнему очагу. Ольга призналась Германову, что после пережитого в юности она до 25 лет не могла даже представить себе близость с мужчиной, да и после воспринимала эту сторону жизни без большого удовольствия.

   – Не столько романы, сколько служебные задания, – грустно пошутила она, – так и к тебе сначала относилась, а в Испании недавно впервые поймала себя на мысли, что думаю о тебе, как-то иначе.

   И резко прервала разговор на эту тему, понимая, что Германов к нему явно не готов.

   Так что позднее он ехал на Васильевский на таксомоторе и размышлял о тех странных отношениях, которые связывали его с Ольгой. Она значила для него с каждой их встречей все больше, и он все меньше видел в ней просто очередную любовницу. А вот кем она для него стала, понять пока не мог. Да и знал в общем-то он Ольгу очень и очень мало.

   Глава двенадцатая

   Предупреждение Ольги через пару дней полностью подтвердилось. Германов был приглашен на Певческий мост, где ему, даже особенно не спрашивая его согласия, сообщили, что он назначен одним из трех советников главы делегации Балтийской федерации на международной конференции по невмешательству в испанские дела. Конференцию собирали французы и, определив Париж местом ее проведения, они как бы говорили всем: так уж и быть, мы урегулируем ваши мелкие разногласия, но ехать для этого в традиционную для проведения таких мероприятий Швейцарию нам лень, приезжайте к нам сами. Идея запретить любое иностранное вмешательство в испанские дела тоже принадлежала им. Речь, собственно, шла об установлении преимущественно морской блокады испанских портов и жесткого контроля над грузами, поступающими в порты соседней Португалии. Такой подход отрезал основные каналы помощи Франко со стороны Италии и Великобритании, но позволял самим французам дозированно поддерживать республиканское правительство и влиять и на него, и на ситуацию в целом. Кое-что, конечно, можно было перебросить по воздуху, но авиаперевозки могли обеспечить поступление отдельных тонн груза, а для ведения войны таких тонн требовались десятки и сотни тысяч. Наиболее проницательные умы на Певческом подозревали, что французы решили начать пока с темы невмешательства, а позже, при необходимости, переформатировать переговоры для решения судьбы Испании в целом. Как говорится, не выезжая из Парижа.