Текст книги "Один год из жизни профессора (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

   Он любил такие легкие разговоры после лекций. С одной стороны, он еще не совсем «остыл» и выдавал им достаточно любопытные сентенции – кое-что стоило запомнить для последующего использования, с другой, он привык на каждом курсе собирать вокруг себя «костяк» – до десятка наиболее активных, целеустремленных и одаренных студентов. Профессор был уверен, что именно такие люди и делают карьеру, а он хотел долгой успешной игры. Кто знает, может кое-кто из его восторженных слушателей через 10-15 лет будет крепко сидеть в МИДе или канцелярии Канцлера. Глядишь, старое знакомство и пригодится. Или, используя пришедшее недавно из-за океана модное слово, инвестиции в людей чаще всего ничего не стоят, но дают наибольшую прибыль.

   Что же касается чисто мужского взгляда на ситуацию... Хотя человеком профессор и был обстоятельным и предпочитал долговременные надежные и проверенные отношения, но иной раз позволял себе увлечься очарованием молодости. С приходом профессорства и связанного с ним материального благополучия он решил более солидно обустроить и эту сторону своей жизни. Семейный очаг профессора на Васильевском острове был несколько может прост не по чину, но имел то преимущество, что был близок к университету. А вот на Фонтанке профессор приобрел блок – на полноценную квартиру денег все же пока не хватило.

   Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать о состоянии дел с жильем в городе.

   Питер середины 30-х годов по составу своего населения, естественно, существенно отличался от довоенного, а по численности и не дотягивал до его уровня. Перестав быть столицей великой империи, город постепенно растерял и большую часть той части своих жителей, которые существовали исключительно за счет использования прибавочной стоимости, производимой на всем пространстве огромной страны. Многие из тех, кто раньше служил власти, кормился вокруг нее, или просто находился в сфере ее притяжения, тоже нашли себе в стране места покомфортнее. Питерский гнилой климат с изменением государственного устройства все же остался неизменным. В результате огромные шикарные квартиры в центре города стояли пустыми и продавались через одну, но покупателей на них почти не было. И тогда в городе придумали блоки. По сути громадную барскую квартиру делили на несколько небольших (как правило из 2-3 комнат) с минимальным набором санитарных удобств (умывальник и душ) и крохотной кухней. Что же касается ванной комнаты и туалета, то они, как правило, оставались общими для всей квартиры, так же, как и огромная кухня, при которой, обычно, проживала и состояла и «квартирная хозяйка» – фактически прислуга, выполнявшая самый широкий набор функций по уборке, стирке, готовке и т.д. – уже по дополнительной договоренности.

   Поскольку новое строительство в городе велось весьма ограниченно – жилья в целом хватало и продавалось оно с трудом, то такие блоки, да еще и в центре города оказались весьма востребованы представителями нижней прослойки среднего класса: невысокого ранга чиновничеством, начинающими и мелкими предпринимателями, техническим составом производств и даже квалифицированными рабочими. Стоимость такого жилья сильно варьировалась в зависимости от местоположения, самих домов, площади и уровня комфорта блоков, но идея была принята в городе, творчески осмысленна и использовалась широко и разнообразно.

   Вот такой небольшой блок из двух смежных комнат с душем и китченетом и приобрел пару лет назад профессор, оборудовав там не только «гнездо порока», но и небольшой кабинет, где он иногда работал. Первоначально кабинет предназначался скорее для того, чтобы произвести впечатление на очередную гостью и не выйти из образа погруженного в свои исследования ученого. Антураж был подобран соответствующий: пара старинных книжных шкафов с фолиантами (этого добра в городе хватало, продавали за сущие копейки), несколько дипломов и фотографий со знаменитостями на стенах, кожаный диван (полезная оказалась вещь, кто бы мог подумать). Но выяснилось, что там действительно хорошо писалось, когда речь шла о срочном и денежном исследовании в частных или государственных интересах. Иной раз было неплохо начинать короткое романтическое свидание именно у заваленного бумагами письменного стола. Почему-то такие декорации не только не обижали его восторженных подруг из числа студенток, но, напротив, производили на них еще более глубокое впечатление. Идея, одним словом, себя оправдала на все сто.

   Вот и сейчас, поглядывая время от времени на таинственную незнакомку, Германов вспоминал, как у него там в блоке наполнен винный погреб. За остальным – чистотой и своевременной уборкой – следила Лииса, финка из Куопио, содержавшая все четыре блока, составлявшие бывшие генеральские хоромы, в образцовом порядке.

   Постепенно народ вокруг профессора рассосался и он не спеша двинулся к выходу, выстроив линию своего движения так, чтобы оказаться как бы нечаянно вблизи симпатичной незнакомки. Ухищрения, впрочем, не понадобились. Она первая обратилась к Германову.

   – Профессор? Вы уже освободились? Благодарю за лекцию. Тот самый редкий случай, когда сам процесс выполнения служебного задания доставляет удовольствие. Правда, когда я училась в Берлине, там несколько иначе трактовали мотивы французов при окончательной нарезке границ между германскими государствами, но здесь надо делать скидку на очевидную обиду немцев – им, действительно, многое порушили и в плане инфраструктуры, и в отношении промышленной кооперации. Собственно, так и было задумано. Французы своего не упустили.

   Германов насторожился и еще раз пригляделся к собеседнице. Все же не 25, а ближе к 30-ти. Но ухожена и очень недешево одета. И уверенность в себе – какая там студентка. Эта особа твердо стоит на ногах, сразу видно. Собственно, в ее замечании ничего особенно оригинального не было, но намек: училась в Берлине. И служебное задание! Это кого же принесло на мою голову? Впрочем, одно не исключает другого. Попробовать не мешает.

   – Совершенно с Вами согласен, – он как бы умышленно пропустил мимо ушей слова девушки о служебном задании, продолжая эксплуатировать образ погруженного сугубо в науку и не замечающего выдающиеся внешние достоинства собеседницы профессора, – в Париже сделали все, чтобы обезопасить себя на многие годы вперед. Пепел Седана, знаете ли... Другое дело, что все хорошо в меру, и сейчас мы стоим перед очевидным вопросом: а не пора ли начинать постепенно отходить от наложенный на немцев жестких ограничений. Ведь они начинают генерировать угрозу послевоенной системе в Европе, подталкивая германцев к новому объединению. Если мы не оставим, да нет, не покажем им иного пути, кроме военного, для восстановления хотя бы довоенного жизненного стандарта, лекарство, как говорится, может оказаться опаснее болезни.

   Здесь Германов почувствовал себя почти что карбонарием. Мало кто в научных и политических кругах Питера даже сейчас, спустя 15 лет после завершения Великой войны, осмеливался вслух произносить слова о каком-то восстановлении применительно к Германии. Повержена в прах! – так тому и быть. Но Германов, хорошо изучивший эту страну, ее народ, неоднократно месяцами работавший в различных германских университетах, слишком хорошо понимал пагубность такого примитивного подхода. Он как будто кончиками пальцев ощущал брожение в недрах немецкого народа, униженного военным поражением и выжатого досуха послевоенными санкциями союзников. И искренне боялся взрыва этого котла.

   Удивляло то, что собеседница, хотя и явно была в теме, воспринимала его рассуждения совершенно спокойно. И предмет знала отлично.

   – Вы, вероятно, еще не слышали о резолюции всегерманской профсоюзной конференции на прошлой неделе в Лейпциге? Они прямо требуют восстановления нормальных торговых связей между германскими государствами, свободы передвижения рабочей силы и много чего еще. У меня даже возникло ощущение, что за одним столом с профсоюзными лидерами у них там сидели и люди из Союзов промышленников отдельных земель и подсказывали, что еще включить в список требований. Да, французы в свое время явно не подумали, допустив возможность общенациональных объединений по профсоюзной линии. Кто же знал, что профсоюзы станут чуть ли не мотором продвижения пангерманской идеи.

   Девушка выдала этот пассаж легко и свободно, как бы между делом. Германов посмотрел на нее с явным интересом. Да, эту дипломчиками на стене не удивишь. Тут нужна тяжелая артиллерия. Но кто она и откуда? Питерских германистов он знал всех и многих учил, да и немного их было.

   – Вы демонстрируете настолько глубокое знание предмета, что я просто не могу не предложить Вам продолжить нашу, не скрою весьма любопытную для меня, научную беседу где-нибудь за столиком кафе. С лекциями я на сегодня уже закончил, срочных дел на кафедре нет, но хотелось бы немного подкрепиться.

   – С удовольствием, профессор, но боюсь, что нам с Вами беседу и более глубокий обмен мнениями придется отложить до другого раза, – собеседница была совершенно серьезна, но глаза ее смеялись, и вообще, у Германова возникло ощущение, что его видят насквозь, – как Вы несомненно обратили внимание, я говорила о служебном задании. Извините, не представилась. Поручик 3-го отдела Исследовательской службы Генерального штаба. Фамилию называть не буду, а зовут меня Ольга. Зная мой особый интерес к германскому вопросу, мой непосредственный начальник, полковник Орлов поручил мне пригласить Вас побеседовать с ним. Ну, а поскольку время обеденное, есть возможность соединить приятное с полезным. Если я не сообщу ему о Вашем отказе – надеюсь не придется, через четверть часа он будет ждать Вас в ресторане буквально в пяти минутах ходьбы отсюда. Если Вы согласны, то я с удовольствием провожу Вас. Полковник хотел бы, чтобы я тоже присутствовала при разговоре.

   Да. Куртуазность можно было отложить до лучших времен. Романтическим свиданием тут и не пахнет. С такой начнешь крутить роман, так она тебя еще и завербует. Военная разведка. Знакомые в военном ведомстве у Германова были и немало, но имя полковника Орлова профессор раньше не слышал. Впрочем, кто сказал, что он действительно Орлов? Эта даже фамилию свою называть не стала. Прямой намек, что настоящей ни в коем случае не назовет, а обманом ни себя, ни меня оскорблять не хочет.

   Но отказываться, конечно, не стоило. Профессор не раз ранее консультировал и МИД, и аппарат Канцлера, работал в составе групп экспертов по различным поручениям государственных органов, но с военной разведкой дел раньше иметь не приходилось. Это был как бы новый уровень, и кто знает, куда может открыться для него сегодня дверь. А шансы профессор упускать не любил. Ни в чем.

   – Поручик Ольга, штабс-капитан запаса Германов в Вашем распоряжении! Приказывайте. Готов послужить Отечеству! – в какую-то минуту уже немолодой – все же 40 недавно стукнуло – и сугубо гражданский профессор вдруг преобразился. Нет, он, конечно, не был уже тем красавцем-офицером, который сводил с ума барышень в послевоенном университете, но было ясно, что службу он не забыл и тонкости ее понимает. – Давайте не будем заставлять ждать полковника.

   И четко подтвердив свою готовность выполнить приказ коротким кивком головы, он предложил собеседнице руку и повел ее к выходу из здания.

   Как ни странно, на улице было сухо и даже солнечно, что для сентябрьского Петрограда уже совсем редкость. Поэтому не спешили, прошли по набережной, подставляя лица солнцу и легкому морскому ветру, и по дороге немного поговорили. О себе Ольга рассказывала очень скупо, отрывочно, но основное Германов для себя уяснил. Явно из остзейских немцев. Скорее всего, и не Ольга вовсе. Лютеранка. Училась в нескольких университетах в Германии, но где заканчивала курс не говорит. На военной службе оказалась неожиданно для себя после окончания университета, но усматривает в этом продолжение семейной традиции – четыре поколения предков служили империи в строю. Старший брат, поручик артиллерии, погиб в Восточно-Прусской операции в первый год войны. В основном всем довольна, но уж слишком много кабинетной работы, хотелось бы больше времени проводить «в поле». Не замужем.

   Впрочем, Германова бы совсем не удивило, если бы все это оказалось лишь хорошо придуманной легендой.

   Ресторан действительно оказался практически рядом, на 2-й линии Васильевского острова. Полковник ожидал германистов в отдельном кабинете. Внешне, тем более в штатском, он был похож на кого угодно, но только не на военного. Даже если когда-то Орлов и служил в строю, он, судя по всему, приложил немало усилий, чтобы полностью избавиться и от военной выправки, и от присущих многим военным поведенческих привычек.

   «– Внешне типичный врач, – подумал про себя Германов, – причем не хирург, и не практикующий терапевт – те ведут себя резче, а скорее из тех, которые никогда никуда не спешат, любят порассуждать о болезнях и их лечении. Это надо уметь такую личину себе создать.»

   На фоне Орлова он даже стал как-то острее ощущать свое военное прошлое.

   В целом же их компания выглядела сугубо мирной и очень обыкновенной. Двое мужчин примерно одного возраста и социальной группы, молодая женщина уже в том возрасте, который допускает различные отношения с любым из них – что может быть банальнее в обеденный час в ресторане средней руки. А если уединились в отдельном кабинете, то разговор, скорее всего, о деньгах. Что-то продают, покупают, наследство обсуждают, да мало ли.

   И, как ни странно, на каком-то этапе разговор действительно шел в том числе и о финансах. Правда, европейских. И все были едины в том, что выхода из нынешнего кризиса даже и не наблюдается, а, напротив, дела идут все хуже и хуже.

   К какому-то моменту Орлов и Германов сумели уже найти немало общих знакомых, да и воевали они, как оказалось по соседству. Слегка пощупав друг друга, перешли к серьезному разговору.

   – Нас очень беспокоит происходящее в Германии, – полковник формулировать свои мысли умел, – понимаю, что для Вас это – предмет исследований, Вы как бы плывете за событиями, а нам приходится просчитывать их последствия. Если события будут развиваться так, как Вы рисуете в своих работах, то баланс сил в Европе может кардинально измениться. За последние 15 лет мы привыкли, что Франция определяет политическую картину Европы. Французы реально сильнее всех и в экономическом, и в военном отношении. К тому же ореол победителей в последней войне. Но если завтра немцы встанут на путь объединения... Думаю, могу не продолжать.

   – И не факт, что они сцепятся обязательно между собой, – продолжил за него Германов.

   – Совсем не факт. Более того, мы должны исходить из худшего, а именно из того, что они еще очень долго будут избегать такого столкновения. Но это не значит, что Германия не попытается решать свои внутренние проблемы за счет экспансии на Восток. А здесь мы. Только не Империя, как в 14-м году, а... Извините, не буду продолжать при даме, – полковник виновато улыбнулся Ольге.

   На какое-то время за столом воцарилась тишина. Полковник явно не форсировал разговор.

   – Мне приятно, что в столь уважаемой организации не оставили без внимания мои скромные исследования, – Германову стало просто интересно, зачем его собеседники выбрали такой сложный вариант для вполне банального разговора и он решил форсировать события, – но скажу прямо, я не очень понимаю, чем конкретно могу быть вам полезен.

   – Не скажите, диапазон нашего взаимодействия может быть очень широк. Например, на следующей неделе Вы собираетесь в Лейпциг, читать курс лекций в местном университете. Ольга ведь не случайно рассказала Вам про недавние события в этом городе. Было бы очень интересно послушать, что думает тамошняя профессура о дальнейшем. Не в том смысле, что нас интересуют их творческие планы, а скорее политические, в обсуждении которых люди науки в той или иной степени обязательно участвуют.

   Германову стало даже как-то обидно. Сугубая банальщина. Вы что, хотите, чтобы я вам написал отчет о поездке? И вдруг он обратил внимание, что Ольга, вроде бы поглощенная своим десертом, на самом деле внимательно наблюдает за ним.

   «– Ах так, ребятки! Ни слова по простоте! Хотите посмотреть мою реакцию на почти оскорбительное предложение пошустрить по мелкому. Ну хорошо!» – мысль промелькнула в голове с калейдоскопической быстротой, и он резко сломал ход разговора.

   – Это все неинтересно. Кто там что думает, и даже как быстро они собираются идти по пути объединения. Не мелочитесь, полковник. О другом надо думать. – он многозначительно замолчал.

   – О чем же? – спросил полковник с откровенным интересом. Похоже неожиданности эту публику не очень пугали.

   – Думать, дорогой мой полковник, надо о том, как мы можем повлиять на политику основных участников этой европейской игры, чтобы сохранить в целом устраивающее нас статус-кво или уж во всяком случае не дать развиться такой ситуации, которая создала бы угрозу нашим интересам. Только надо сначала определиться, мы кто: игроки или зрители? Вот Вы кем себя считаете?

   Ольга, забыв про десерт, с интересом смотрела на полковника.

   Тот молчал и выражение его лица, взгляд, поза, осанка и весь внешний образ решительно менялись. Какой там доктор! Теперь перед Германовым сидел игрок, боец, ветеран многих явных и тайных битв.

   – Можете не отвечать, Ваше Высокоблагородие, – титулование прежним порядком официально было отменено, но в данном случае, учитывая последний воинский чин Германова, звучало оно более чем уместно. – Вы мне вот что скажите, есть у Вас наработки по какому-нибудь крайне нестандартному ходу с нашей стороны, чтобы обеспечить достижение этой цели, или надо что-то придумывать с нуля.

   – А если с нуля, возьметесь?

   Теперь задумался профессор. Это был вызов. Готовой идеи у него, конечно, не было. А придумывать надо было нечто такое, что автора подобного политического шага, скорее всего, поместит в учебники истории. Только официальное авторство очевидно будет принадлежать не ему, а совсем другому человеку. Более подходящему для страниц учебника. И никаких «попробую», «постараюсь» тут тоже не пройдет. А вот куда заведет его вся эта затея, как скажется она и на семье, и на том уютном и приятном мирке, который он себе создал... Да и пятый десяток уже, скоро о вечном придет пора думать.

   Неизвестно, как бы ответил Германов на этот вопрос, если бы не встретился вдруг со взглядом Ольги. Многое ему сказал и пообещал этот взгляд. И он ответил:

   – Да.

   Глава третья.

   Расставшись с Германовым у выхода из ресторана – тому до семейного очага на Большом проспекте отсюда было минут десять неспешным ходом, «полковник Орлов» – фамилия, как ни странно была настоящая, а вот с чином Орлов поскромничал: на самом деле он был генерал-майором, заместителем начальника военной разведки Балтийской федерации – и один из его лучших сотрудников с псевдонимом «фрейляйн Ольга» тоже решили пройтись пешком. Путь по мосту через Неву был может быть и не столь комфортен, как прогулка по набережным, но день был уж слишком хорош. Да и не подслушает никто здесь наверняка.

   – Вы действительно хотите, чтобы он нам какие-то фантастические планы действий предложил? – с чисто военной субординацией в этой паре дела обстояли не очень, и Ольга сразу решила понять, что она должна получить с этого, немного смешного своей уверенность в неотразимом мужском обаянии, шпака, подчеркивающего свое офицерское прошлое.

   – Знаешь, хотя он нам нужен совершенно для другого – ты сама понимаешь, для чего, но сейчас я уже несколько по-иному отвечу на твой вопрос, чем сделал бы это до нашей с ним беседы.

   – «Беседы»? Вербовки, чего уж там! Классно ты его сделал.

   – Опять спешишь. Куда ты спешишь все время? Вербуют врагов. А он – совсем другое. Он нам с радостью помогать будет, потому что то, что мы ему предлагаем, полностью отвечает и его собственным взглядам на ситуацию. Он же с нами Родину спасать пойдет. И денег никаких за это не попросит. Ну, орденок бросим в случае удачи. И счастлив человек будет. Так что молодец, что нашла такого идейного борца, но будь осторожна. Если обидишь его ролью агента, то потеряешь безвозвратно. Он все время должен ощущать, что стоит с тобою рядом в одном строю. Ну, или личное...

   – Извини, просто мне кажется, что с ним можно было бы попроще, – намек на личные отношения Ольга как бы пропустила мимо ушей, хотя, насколько ее знал «Орлов», это ничего не значило.

   – Да? А ты понимаешь, что на более позднем этапе мы его поднимем на уровень... – генерал кивнул головой вперед и налево, на Зимний дворец, в направлении которого они шли через мост. – Он же может оказаться в роли фактически неофициального посланника Самого к главам германских княжеств. И тогда все будет работать на контакт с ними: и его известность, и взгляды, и даже прошлое. Сейчас, кстати, хорошо бы в прессе его потоптать немного. Надо бы найти подходящих персонажей с патриотическим душком, пусть поругают его за заботу о немцах, к фамилии прицепятся. Ну, это я найду кому поручить. А ты с ним работай. Пусть еще пару раз публично о своих озабоченностях выскажется. Нам надо, чтобы у него была совершенно очевидная репутация. Так что работай, что я тебя учить буду.

   Ольга молча кивнула. Учить ее было не надо. Вопрос о том, нравится ей такое поручение или нет, вообще не стоял. Не та служба. Да и откровенно говоря, не самый паскудный вариант. Бывает и хуже.

   – И все же, что за фантастику мы от него хотим? – она любила четко понимать суть своего задания.

   – Не знаю. Знал бы – сам придумал, – и генерал невольно стал вспоминать некоторые события минувших месяцев.

   Доклад министра внутренних дел и последующие размышления Канцлера без последствий не остались. В течение двух недель Канцлер провел серию встреч и совещаний с одной и той же повесткой дня: пути выхода из кризиса. Озадачены были не только соответствующие министры правительства, но и военные, полиция, разведка, близкие к кабинету лидеры промышленных союзов. Дальше эта волна – при соблюдении разных степеней секретности – покатилась вширь, неоднократно разбиваясь по дороге на узкопрофессиональные вопросы. В результате генерировались идеи, которые было просто трудно связать с изначальной постановкой задачи, и даже после их анализа и обобщения Канцлер так и не получил ответа на традиционный национальный вопрос: что делать? Весь этот мозговой штурм съел еще месяц, но, как это часто бывает, гора государственного бюрократизма родила мышь. То есть были вещи очевидные. Сложившийся в Европе порядок и соотношение сил, в целом, более чем устаивало Балтийскую федерацию. Опасность все видели именно в остановке экономического развития, рецессии и вызванных ею экономических потрясениях.

   Мало кто, однако, осмеливался пойти дальше и предложить пути преодоления спада, поскольку парадоксальным образом все они – во всяком случае очевидные – требовали именно изменения сложившегося порядка. Ломать диктат англо-французского блока? А каковы будут последствия? Где гарантии того, что германские государства, освободившись от пут Версаля, пойдут по пути мирного самостоятельного развития, а не объединятся с целью реванша? А уж задача подвинуть французов... Кто и как их будет двигать? Такой силы в Европе просто не было. Так все и зависло.

   А пока каждый тянул в свою сторону. Министры просили денег, промышленники – денег и других форм поддержки, военные – денег и еще возможности повоевать. Канцлер даже пожалел, что в прошлом году, когда Киев схлестнулся с Варшавой, он ограничился только тем, что подтянул к литовской границе несколько отмобилизованных батальонов 1-й Петроградской бригады и разрешил давать желающим поучаствовать в этом веселье военнослужащим отпуска по семейным обстоятельствам. Сотни четыре офицеров и унтеров тогда воспользовались этой возможностью, и кое-кто даже не вернулся. Канцлера тогда остановило историческое чувство солидарности, ему всерьез показалось, что поляки бьются за свою свободу как во времена империи, хотя ничего похожего там и близко не было. Может быть стоило все же откликнуться на призыв киевлян более активно? Все же нет лучшего средства от кризиса, чем небольшая победоносная война.

   Но теперь было уже поздно. Париж, даже не прибегая к помощи Лондона, погасил конфликт. Ясно, что не на долго, но случай для внутренней мобилизации под предлогом внешнего конфликта был упущен.

   Очередь до военной разведки дошла довольно быстро по той простой причине, что структура спецслужб Балтийской федерации была, скажем так, несколько необычна. Вполне естественно, что основные нации федерации – русские, финны и прибалты – не слишком доверяли друг другу. В этой ситуации функции полиции, и особенно тайной полиции, были с самого начала искусственно ограничены для того, чтобы не она не превратилась в орудие укрепления одной из наций за счет других. Фактически полиция была максимально децентрализована, привязана к местным органам власти, а в ведение МВД по традиции были отнесены и почты с телеграфом, и национальная статистика, и религия. Но потребности в аккуратном выяснении различных обстоятельств жизни соседей – и близких, и не очень – все же оставались, и эту деликатную сферу деятельности было решено целиком поручить военным. Так и стала военная разведка практически единственной спецслужбой федерации, чья деятельность была обращена в окружающий мир. В результате ее сотрудники занимались как добыванием перспективных моделей вооружений зарубежного производства, так и намного более скучными для военного человека материями из сферы политики, экономики и идеологии.

   Разведчиков слушали в самом узком кругу. Генерал-майор, отвечавший в Генштабе именно за европейское направление, в своем сообщении сделал упор на двух факторах применительно к основным европейским государствам: намерения и возможности. Картина получилась целостная, но малопривлекательная.

   – Вы обещаете нам новую европейскую войну? И как скоро? Как конкретно она может затронуть наши интересы? – Канцлер знал генерала еще по Юго-Западному фронту как одного из самых толковых разведчиков, и сейчас был рад убедиться, что состоявшаяся смена направления его деятельности не сказалась на качестве работы.

   – Четыре года максимум с момента принятия решения об объединении Германии. И мы совсем не уверены, что первый удар будет нанесен на Западе. Как бы они не ненавидели французов. Возможно германцы попытаются сначала консолидировать вокруг себя все страны, которые могут войти в зону их влияния по национальному признаку и попробуют свои силы, например, на Польше. Им надо будет отработать тактику, определиться с наиболее перспективными видами вооружений, создать их запасы. До нас, скорее всего, очередь если и дойдет, то не скоро. Более вероятным вижу установление контроля экономическими методами. Вообще здесь возникают такие риски, которые сегодня даже трудно представить себе.

   – Кто или что может оттянуть принятие германцами такого решения?

   – По нашей оценке, альтернативой могло бы быть только заметное оживление германской экономики. В принципе, у них сейчас накопилась масса потребностей в мирной сфере, но они не могут их реализовать – платят непосильные репарации, а кредитовать их те же американцы не хотят в силу низкого платежеспособного спроса. – Генерал все дальше уходил от чисто военных аспектов своего первоначального доклада, но то, о чем шел разговор сейчас, было намного важнее. Что же касается политических сил, которые могли бы взять на себя задачу национальной консолидации, то их масса. На любой вкус. Хоть правые, хоть левые. Дело тут не в политической окраске, а в общественном запросе.

   – То есть французы... А, вернее, их гегемония.

   – Да, именно так. Как ни странно, чем жестче они пытаются контролировать все внутренние процессы у германцев, тем хуже на самом деле получается. Им бы отпустить немного, но иногда возникало впечатление, что они усиливали давление даже не для того, чтобы обеспечить выплату репараций. Их цель – унизить германцев, окончательно лишить их собственной воли, навсегда избавиться от возможной угрозы своим границам. Но мы считаем, что результат может быть прямо противоположным. И это – не только наше мнение. Ситуацией озабочены все серьезные европейские политики. Кроме французов. Те как будто ослепли.

   – И что, никто не пытался...? – на этот раз в разговор вмешался военный министр. Как ни странно, при обилии в руководстве Балтийской федерации ветеранов Великой войны, он был инженером, сугубо штатским человеком, и в армии ни дня не служил. Но, как это часто бывает с бывшими штатскими, попав в военное министерство он быстро обзавелся и генеральским званием, полюбил носить мундир и представлять себя этакой военной косточкой. Злые языки уверяли, что Канцлер специально подобрал такого военного министра, чтобы опираться на абсолютную поддержку армии – никому из военных даже не пришло бы и в голову задуматься о том, кому они должны подчиняться в любой ситуации. Недавние события в Литве и Польше, где именно армия по инициативе своего командования легко и быстро меняла государственную власть, не заморачиваясь нормами конституции и выборами, лишний раз подтвердили правильность выбора Канцлера. – Неужели Господь настолько лишил их разума, что фактически сами роют себе яму?

   Генерал даже не позволил себе поморщиться. Истовая религиозность и упоминание Господа и канонов православия были визитной карточкой министра. Главной бедой современных вооруженных сил Балтийской федерации он реально считал их светскость, закрытие полковых и прочих храмов, отказ от регулярных молебнов и других церковных служб. Но разговоры на эту тему он позволял себе только в узком кругу, умом все же понимая, что православные молебны в частях, где половина военнослужащих если и не лютеране, то родом из них, выглядели бы все же странно.

   А что касается сна французского разума... К сожалению, не только в Париже политики оказываются сильны задним умом. Примеров из недавней русской истории генерал тоже мог бы привести достаточно.

   – Полагаю, что только очень серьезные изменения на политической карте Европы могут заставить Париж изменить свой нынешний курс. – Он, как и многие люди его профессии, умел долго сомневаться, по три раза перепроверять полученную информацию, но считал, что задача разведки – давать четкий и ясный прогноз, даже если он и не нравится власти. «А иначе все это – пустая трата сил и денег,» – так учил он своих подчиненных.