Текст книги "Солнце встает над селом Дзауга"

Автор книги: Вадим Битаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Атар и Хачик изумленно переглянулись.

-Габарай, ты, кажется, в конец погнал.

-Хотя, ты прав. Вы, наверно, одинаково-умалишенные. Идеальная пара!

Тимур спокойно слушал их хохот, любуясь своей кровоточащей рукой.

-Ладно, кроме шуток, Габарай. Помнишь, как ты говорил – «надо ставить всех на место, слабый должен платить за свою слабость»?

-Да. Но ее место не среди слабаков.

-Мне начинает казаться, что там твое место, – сказал Алан.

В глазах Тимура вспыхнула нечеловеческая, запредельная ярость. Он резко вскинул голову и в бешенстве метнул в него нож. Алан дернулся вбок, и нож воткнулся в стену рядом с его плечом.

-Я же сказал…!!! Как вам будет угодно. Что до меня, то я бы женился на этой курве и жил бы с ней всю жизнь. Я бы привел ее в свой дом и после этого порвал бы любого, кто кинет на нее косой взгляд. Но если вы все считаете, что ей лучше подохнуть, то я своими руками сверну ей шею у вас на глазах. Вы же меня знаете, черт дери! У меня рука не дрогнет, что бы там ни было. Или мне надо по новой что-то доказывать спустя столько лет?!!!

Пацаны потупились.

-Нет, Тимур, мы знаем. Никто ничего не собирается предъявлять… Поступай, как считаешь нужным.

Тимур пристально посмотрел на Алана.

-Тогда сразу же после этого суда. Лично тебе я гарантирую.

Он встал и внезапно расцвел в радужной улыбке. Настроения у него сменялись совершенно непредсказуемо, каждые несколько минут, как погода в горах.

-Поперли отсюда, пацаны. Мне уже настохренела эта тошниловка.

Они вышли на улицу, щурясь от яркого света. Казалось, наступила самая настоящая весна: яркое солнце кувыркалось в безоблачном небе, и лица обдувал нежный ветерок. Пацаны двинулись вперед по тротуару. Пятеро красавцев– атлетов. Многие прохожие оборачивались на них. Они шли стройным рядом, почти по-солдатски, мягко ступая по нагретому асфальту дорогими ботинками и кроссовками.

-А вот, кстати, и здание суда, – засмеялся Тимур, указав рукой. – Запомните хорошенько, друзья. Сюда нам предстоит прошвырнуться в скором времени. Здесь обитает всякая продажная нечисть, благодаря которой в нашей стране процветает произвол!

Они поравнялись с главным входом. Неподалеку стояла целая колонна шикарных правительственных машин со знаками разных регионов.

-Ого! – Хачик присвистнул – А это что еще за делегация?

-Может, в честь нас?

-Да по любому!

-Фу! – скривился Габарай – А тачки-то какие уродливые! Смотрите, – он показал на темно-синий «Шевроле» – я знаю эту модель, «Шевроле – Каприз» – полная лажа! Нет, это не дело! Ща тюнингнем, – он на ходу распахнул куртку и вытащил небольшой металлический предмет – Это вам, господа юристы, задаток, – он поднес железку ко рту и зубами выдернул чеку – Остальное получите, когда оправдаете нас…

Пацаны в оцепенении смотрели, как Тимур размахнулся и метнул гранату. Она, как большой черный шершень взмыла в воздух и стремительно юркнула в скопище машин, прямо туда, где стоял синий «Шевроле».

-Бум, – тихо сказал Тимур, и в следующее мгновение их лица осветились малиновым огнем. Горячей волной всех отбросило назад. Грохот, дребезг стекла, визг проснувшихся сигнализаций, вопли ужаса – весь этот шум окружил их непроницаемым кольцом; они словно оказались в вакууме, ошарашено и сосредоточенно глядя на гигантский полыхающий костер. Это было, в самом деле, нечто невообразимое.

Первым очнулся Атар.

-О, Боже… Я всю твою породу, Габарай… – взревел он – Быстрее, рвем отсюда!...

-Тч-ч-ч… – Тимур приложил палец к губам – Ты все портишь своей истерикой, Варвар. Не рвем, а спокойно уходим. Хватит балдеть, пацаны, – он кивнул им, и они в легком трансе пошли мимо, постепенно все ускоряя и ускоряя шаг.

Атар шел, напряженно глядя себе под ноги, и перебирал все известные ругательства.

-В конец охренел… Ты вообще башкой не соображаешь, долбень! Наверно, сотня людей спалила, что это были мы! Теперь нас точно примут.

Тимур беспечно улыбнулся своей светлой улыбкой.

-Ну, тем будет интереснее, если мы отмажемся, – он перекинул руку через его плечо, другой рукой обнял Гиба и глубоко вздохнул – Просто идите себе, как ни в чем не бывало, и все. Чуете, погода совсем весенняя?

Позади них поднялся кавардак: все шумели, орали, выли пожарные и ментовские сирены, а впереди по-прежнему сияло солнце, теплое, веселое и золотое, насмешливое и равнодушное. Тимур посмотрел в небо и засмеялся.

-Знаете, кто такой Аполлон по идее? Это Бог солнца и искусств. Пока оно над нами светит, ну что нам может угрожать? Станьте таким, как это солнышко, пацаны. Оно спокойно кайфует в своих синих небесах и плюет на весь этот земной маразм.

Они шли и шли, не останавливаясь и не оборачиваясь. Каждую секунду казалось, что вот-вот их окликнут сзади, накинутся, повалят на землю, залязгают «браслетами»… Но ничего не происходило. Они все шли и шли. Это было поразительно! Как будто бы и вправду некие сверхъестественные сумрачные силы распростерли над ними свои темные крылья, оберегая, укрывая от посторонних глаз.

Пацаны завернули за угол, потом еще раз и приостановились. Атар все так же ошалело качал головой и матерился.

-Дебил. Габарай, ты дебил, даун! Ведь нас всех могло на части порвать к чертям собачьим!

-О! Какое завидное самомнение! – он прыснул – Наверно, история бы остановила свой ход, и вселенная прекратила бы существование, если бы Варвар подпалил свой вонючий зад.

-Ты не прав, – вдруг твердо отчеканил Алан.

-Не прав? В чем? – Габарай посмотрел на него с таким искренним удивлением, что тот слегка смутился.

-Ведь там… Ведь там люди могли погибнуть.

-Да ну! – Тимур ехидно поднял брови – Люди могли погибнуть, или тебе жопу могут надрать?

-Я что-то не понял, о чем это ты? – Алан с вызовом шагнул к нему – К чему вообще все это было? Не много ли ты на себя берешь, Аполлон? А? По-моему, у тебя окончательно планку сбило.

-А разве она вообще была?

-Да морду тебе некому набить за все это!!! На что ты нас вечно подписываешь?!

-Успокойся. Ты же видел, никого там не было. Просто куча железа, – он отвернулся.

-Ты уверен, да? Ты всегда во всем уверен! Да хоть раз усомнись в своей правоте! – его словно прорвало – Что нужно сделать, Габарай, чтобы ты задумался хотя бы один раз? Почему твои выходки так дорого стоят? Или тебе, правда, на все насрать?!

-Разумеется.

-Черт, да у тебя хоть что-нибудь святое есть?

-Есть, – Габарай помрачнел – Если ты до сих пор этого не понял.

-Нет, не понял! Почему кто-то должен подыхать…

-Это мелочи. Это все не имеет значения.

-Мелочи?! – взвился Алан – Жизнь не имеет значения?

-Ну, почти нет.

-Ну, ты и урод! А что же тогда вообще имеет значение?

-Красота.

Алана перекосила от бешенства.

-Так давай, я тебе ее подпорчу!

Он ринулся было на него, но Габарай, моментально среагировав, поймал его руку и с силой сдавил запястье. Их глаза встретились, и Алан тут же сник.

-Красота имеет значение, Кокой, – повторил Тимур – А никакая не правда.

Он тут же перевел взгляд от его лица куда-то за его спину.

-Оба-на! А вот и карета подана.

Недалеко от них остановилась голубая обшарпанная «шестерка». Хозяин, немолодой мужик вылез и подошел к ближайшему ларьку. В два прыжка Тимур подскочил к машине, нырнул на водительское сидение и врубил во всю мощь старое хрипящее радио. Атар рванул переднюю дверцу, но тут опомнившийся хозяин с возмущенным лицом кинулся к ним.

-Ах вы, бандиты! Вы что же это делаете посреди бела дня, сволочи!

Один точный удар Атара разворотил ему челюсть и отбросил на асфальт. Радио громыхало на всю улицу. Это была старая, тупая и веселая песенка довоенных лет. Тимур выглянул из окна.

-Тут ключей нет. Эй, дядя, кинь, пожалуйста, ключи.

Мужик с окровавленным ртом и выбитыми зубами извивался на земле, как отдавленный червяк и стонал уже намного вежливее:

-Ребята! Пожалуйста! Эта машина не моя. Я за нее не расплачусь за всю жизнь! Зачем она вам такая старая?

Атар угрожающе склонился над ним.

-Ты что, не слышал, старый пидар?!

Мужик, хныча протянул ему ключи. Он был уже практически обезврежен, на Атар ради профилактики, а может, ради удовольствия, двинул его еще два раза ногой, окончательно вырубив.

Задрыпанное радио весело наигрывало, словно в тон чудесной погоде. Недалеко шумели трамваи, смеялись люди… Прохожие бодро шагали по тротуару, заинтересованно заглядывались на происходящее, и как бы, невзначай, учащали шаги.

Тимур замахал рукой.

-Прыгайте, пацаны! Сегодня будет много веселья, я отвечаю!

Гиббон подскочил к машине, пнул напоследок распластанное тело и завалился на заднее сидение. Хачик и Алан по прежнему стояли на тротуаре.

-Вы едите? – спросил Тимур.

-Нет. Я не могу сегодня, – сказал Алан.

Габарай перевел взгляд на Вадика.

-А ты?

-Езжайте сами. Я собирался в универ заглянуть.

-Оп-па! Армян взялся за ум! Ну бывайте, детки, пока не в клетке! – Тимур захлопнул дверцу, и «шестерка» умчалась, издавая мученические звуки.

Алан повернулся к Хачику. Тот с печалью смотрел вслед удаляющемуся пыльному облаку.

-Хана тачке, – пробормотал он себе под нос.

-Почему ты не поехал? – спросил Алан.

-Потому что надо поговорить.

-Кому надо?

-В основном – тебе. Пошли.

   19.

Они свернули в соседнюю улицу, пересекли проспект, спустились в парк и устроились на скамейке возле пруда. Здесь был словно  совершенно другой мир: необыкновенно явственно ощущалось прохладное дыхание осени, сквозившее в мягких, но холодных порывах ветра, в шепоте облетающих листьев, в легкой ряби на воде. Плакучие ивы в каком-то отчаянном порыве нависли над самым прудом, свесив лохматые головы. Они казались совершенно нереальными, словно кадр на фотопленке остановил миг стремительного падения. Тоскливо кричали голодные вороны над головой, тоскливой, но неповторимо чарующей была эта благородная красота умирания.

Алан и Вадик сидели на спинке скамейки, а шуршащие липы обсыпали их сверху хрустящим золотым дождем. Они потягивали бутылочное «Миллер», сосредоточенно наблюдая за лебедями, которые бесшумно нарезали круги по зеркальной поверхности, словно предчувствуя последние теплые  деньки.

-Что с тобой происходит, Кокой?

-Ничего, – Алан небрежно глотнул пива – а что со мной происходит?

-Не знаю. Ты никогда таким не был. Но меня уже просто клинит на тебя. На твои гнилые движения. Какого черта ты буровишь?

-Да, отвяжись! – он отвернулся – У тебя измены, Хачик.

-Среди нас слепых нету. И я вижу, что ты в последнее время прогоняешь. Габарай молчит. Но он тоже видит. И это плохо кончится, Кокой.

-Знаешь что?! Прогоняет он, а не я.

Вадик повернул голову и просверлил его долгим пытливым взглядом.

-Не берись судить его. Уж тебе ли не знать… Он ничего не делает просто так. Он выше нас всех на пять голов.

Кокой достал ножик и начал с размаху втыкать в скамейку под своими ногами. Втыкал, расшатывал его, выдергивал и снова втыкал. Он нервничал.

-Может, ты что-то подзабыл, Кокой? Может тебе надо напомнить, кто такой Габарай? Сколько он сделал для всех нас? Как он, не задумываясь, жизнью рисковал  за каждого? Да покажи мне того, кто ему как минимум трижды шкурой не обязан.

Алан распрямил спину и ухмыльнулся.

-Ну, я сейчас просто обтрухаюсь от твоего красноречия!

-Хватит выделываться, Кокой. Меня бесит, что маленький вонючий катях,  вроде тебя, мутит воду. И это после всего, что мы пережили вместе, после всего дерьма, в котором мы вывалились, всех драк, из которых вылезли, всей крови, которую мы вместе пролили… Ты помнишь, чтобы Габарай когда-нибудь врубил заднюю? Чтобы он хоть раз сгнилил? Проотвечался? Господи, как он вел себя всегда! Да в тебе есть хоть капля всего его благородства, чтобы открывать рот?

-Достал он со своим благородством!

Кокой наклонился и начал ковырять «пером» деревяшку рядом со своим кроссовком.

-Достал? А ты вспомни-ка ту историю с «Мерсом»? Или с малакановскими типами? Кто вечно за всех задницу рвал?

-Да, не пыли, Хачик. Че ты меня вздумал на понятия сажать? Я его знаю дольше вас всех, я ему обязан втрое больше. Я давным-давно заругался, что всегда и везде за каждый его шаг подпишусь хоть собственными кишками. И так оно и будет, но… – он резко вскинул голову – Но, сколько можно, черт возьми?

-Что сколько можно?

-Он уже в натуре гонит! Он с каждым днем моросит все сильнее.

Вадик рассмеялся.

-Не прошло и семи лет, как ты это вдруг заметил.

-Да не ржи ты! Он, конечно, всегда был беспредельщиком, с детства…Но сейчас…Это ни в какие ворота! Он уже конкретно перебарщивает, ты не видишь? – Алан с ненавистью всадил нож в скамейку – Как тебе его сегодняшняя выходка?

Вадик пожал плечами.

-Выходка, как выходка. В его стиле, – равнодушно сказал он.

-Мне иногда кажется, что его правда лечить надо. Ну что это было? Идиотизм натуральный. Так срать на жизнь! И зачем? Ради чего?

-А ты не понял? Да ради тебя, идиота. Ради нас всех. Он же видит, что мы как свиньи резанные задергались из-за этого суда.

-И что?!! Он нам, конечно, сильно поправил! Разрядил, бля, обстановку этим дебильным спектаклем, – он опустил голову между колен и сплюнул – Габарай во всю с ума сходит на своей волне, а мы, как дауны, пляшем под его дудку. Вспомни эту последнюю бабу. Господи, у меня просто крышу рвет, когда я об этом думаю! Или ту малолетку. Мы ей как последние свиньи вдули по пьяни, и она коньки отбросила. Ну, зачем это нужно было? Господи, зачем, зачем?!!! – его лицо исказилось. Он стиснул зубы и отвернулся, чтобы укрыться от насмешливого взгляда Хачика.

-Зачем, говоришь? Ты это у себя спроси, моралист сранный. Такие речи, блин, толкаешь, как будто у тебя  на совести мало всякого дерьма. И, помнится мне, ни ты ли сам лично на нее залазил?

Алан резко уронил лицо и сжал голову руками. Он сидел так несколько минут, сгорбившись, словно под какой-то невыносимой тяжестью. Наконец, он осмелился вздохнуть и поднял глаза. Взгляд у него был словно выжженный горечью.

-Вадик… Я сам себя не помню в тот вечер. Мы же не просто бухие, мы убитые были тогда… Мы что, ее все, да?... Ты тоже?

Хачик покачал головой. Печальная улыбка проскользнула по губам Алана.

-Черт возьми. Как я тебе завидую.

-Боишься серьезного срока?

Алан не ответил. Над ними надрывно закричала какая-то птица. Вадик усмехнулся и отпил из горлышка.

-Все дело в том, Алан, что Габарай для себя всегда знает, что делает. Да, он непредсказуемый псих, но я бы не сказал, что он стал намного безбашеннее, чем раньше. Меняешься ты, Кокой. И, думается мне, потому, что сейчас сильно запахло жаренным. Вот и вылезла вся твоя вшивость. Раньше ты свинячил и бардачил больше всех, а теперь вдруг твою нежную душу коробят Габарая выходки. Что, оказывается, очко не стальное?

-Да, Хачик, – Кокой честно и решительноно посмотрел ему в глаза, будто собирался кинуться на амбразуру – Я боюсь. До усрачки я боюсь и большого срока и всего… Не буду тебе врать. Боюсь я за свою жопу. Но понимаешь… Это все фигня… Дело ведь даже не в этом…

-Оба-на! Неужели совесть заела?! – Хачик снисходительно рассмеялся и покачал головой – Зеленый ты еще, Аланчик, в натуре зеленый. Тебе ведь, кажется, еще семнадцати нет?

-Это-то тут при чем?

-Да так… Габараю – восемнадцать, нам с Гибом – тоже, Атару – девятнадцать… Ты, Кокой, просто сопля слабоумная.

-Сопля? Ну, хорошо, пускай я – сопля. Ты, армян, обо мне можешь все, что хочешь сказать. Потому что я тебя как никого уважаю, – он опустил ресницы – Ты единственный из нас всех, кто всегда думал своей головой. Кто мог ему противостоять.

Хачик глянул на него с издевкой.

-А тебя за уши кто-нибудь тянул, что ли?

-Нет, но… Ты не понимаешь. Габарай – он просто дьявол во плоти! Что он делает с людьми! Мне кажется, он может любого загрузить… Он просто гипнотизирует всех, как удав! Ты же видел.

Хачик не ответил и опять бесстрастно уставился на пруд. Лебеди, попрошайничая, кружили у самого берега. Один, самый наглый, вылез из воды и стал с заискивающим видом подползать к ним на своих неуклюжих лапах. На суше эти грациозные создания выглядели жалкими и нелепыми. Кокой с размаху запустил в сторону птицы пивной бутылкой. Лебедь загоготал, забил крыльями и в истерике заковылял прочь. Его товарищи уже презрительно расплывались в разные стороны.

-Хочешь совет, Алан? – сказал Хачик после некоторого молчания – Хватит страдать херней. Или ты с Габараем до конца, или вообще отваливай. Потому что этот хитрожопый все равно тебя натянет. Он бы давно уже это сделал, если– б захотел, – он сунул в зубы спичку и перекинул ее пару раз языком – Габарай силен, как черт. Дело даже не в том, что он физически тебя выпиздит. Он тебя морально с землей сровняет, тем более что ты начинаешь слюни распускать.

-Но ты-то…

-Я? На меня не рассчитывай. Я всегда буду на его стороне. Это по любому. А кто еще? Гиб – одноклеточное создание. Атар предан Габараю, как пес – он за него родную мать зарежет. Так что, ты один, Алан. Лучше не бычься. Тимур ведь любит тебя до безумия. Зачем делать больно тому, кто тебе вместо отца и матери?

-Насрать мне! – Алан со злостью заехал кулаком по спинке скамейки – Мне опротивело это все! Габарай шизует в полный рост, а мы должны хавать его бредни. Он же ненормальный! Больной!

Хачик пожал плечами.

-Не знаю. Все великие люди были психами.

-Великие? Великий скот он – это точно!

-Я не знаю, не знаю. Никто не знает, что там творится у него в душе… Он, конечно, и скот, и изверг, и психованный, и нарывистый, как сам черт, может он, в натуре, как ты говоришь, дьявол во плоти. Может быть, он – последняя мразь на земле, а может… – Вадик задумчиво посмотрел в широкое, синее небо над головой – Может, он – лучший из людей… Ты видел, как он смотрит на свою сестру? Как он разговаривает с ней? Что с ним творится, когда она рядом? – он покачал головой – Я не думал, что такое вообще бывает в этом сранном мире. Он потащил меня однажды на какой-то концерт к ней в школу. Алина там танцевала на сцене. Так вот, Габарай сидел в зале, смотрел на нее и рыдал. Я попутал, Кокой! Этот скот рыдал крокодильими слезами! В нем ведь добра не меньше, чем зла! Он живет на грани, на острие. Все по максимуму – и нежность и жестокость. Только великие способны на такое.

Алан потупился.

-Я не способен.

-Я знаю. Ты, дурень, не заслуживаешь того, как он к тебе относится. Базару нет, он странный тип… – Вадик посмотрел ему прямо в глаза – Но разве у тебя в жизни есть кто-нибудь ближе него?

Алан молчал несколько секунд, разглядывая его лицо.

-Пойдем отсюда, – вдруг бросил он и спрыгнул со скамейки.

-Куда?

-У меня еще дела есть. Я чуть ни забыл.

-Какие дела, Кокой? Где?

-У меня дома.

   20.

Алан стоял какое-то время, не шевелясь и почти не дыша, словно вживаясь в сладковатый зловонный полумрак.

-Мам… Это я… – выговорил он наконец. В черных провалившихся глазницах что-то шевельнулось. Теперь она смотрела на него.

Он пересилил себя и, не отводя взгляда, взял совершенно чужую руку. Ничего не происходило. Он выжидал. Ему казалось, что что-то должно дрогнуть, перестроиться в нем. Но ничего не происходило. Ее невозможно было узнать. И совершенно невозможно было придумать какие-то слова для нее.

Алан молчал довольно долго.

-А я вот, так и не стал фигуристом, – неожиданно для себя выпалил он – ты помнишь, как я мечтал? Мы вместе всегда смотрели на них. По черно-белому телеку. Так давно… – он запнулся – Но у нас в городе и катка-то нет. Так что, фигуриста из меня не получилось. Ты уж прости…

-Из тебя и человека не получилось, – проскрежетала вошедшая Зарема. Алан обернулся. Она несла в одной руке утку, в другой – постельное белье. – Что, все-таки зашел? Какое великодушие!

Он неуклюже стоял, покусывая губы, переминаясь с ноги на ногу, и наблюдал за ее действиями. Она была совершенно точна и автоматична как робот.

-Если хочешь, иди, поспи. Я посижу с ней сегодня.

-Чего?! – она подняла на него злые глаза – Ты посидишь с ней? Ты будешь подносить ей горшок, менять ей пеленки, кормить ее, держать, когда она начнет себя душить, делать ей уколы… – ее вдруг осенило – А… Надеешься, что я доверю тебе халявную наркоту, да? Обломайся, скот. Я еще не выжила из ума.

Его передернуло.

-Разве?

Она привычными движениями скатывала простыни валиком.

-Убирайся. Ты мне мешаешь.

-Да посмотри на себя. Ты настоящее чучело.

-Когда я совсем буду валиться с ног, то позову соседку. А ты, Аланчик, последний человек на этой земле, к кому я обращусь за помощью.

Он усмехнулся.

-Я твой рот, Зарема… А мы ведь брат и сестра.

-Неужели? Ну, можешь забыть об этом. Так что, фигурист, катись отсюда.

Алан снова посмотрел на мать.

-Черт… Как она похудела.

Зарема тут же наградила его взглядом, полным ненависти.

-Умоляю тебя, проваливай, пока меня ни стошнило. Ты уже выполнил свой сыновний долг, так что можешь не переживать.

-Да я и не переживал особо.

-Очень тебе верю.

Ему снова безумно захотелось избить ее. Алан резко вышел и направился в свою конуру. Им внезапно овладело небывалое, смертельное бессилие.

-Высраться мне на вас всех, – пробормотал он и рухнул на кровать.

Около двенадцати его разбудил телефонный звонок.

-Кокой, это я.

Алан поймал себя на том, что необычайно рад слышать этот голос.

-Ты где, Габарай?

-На Малаканке. Дуй сюда.

Он говорил тихо и как-то замедленно, а на фоне грохотала музыка. Алан понял, что он под кайфом.

-Что-нибудь…

-Нет. Просто приезжай. Хочу тебя видеть. Можешь?

-Конечно, Габо.

Он быстро оделся и вышел в коридор. В спальне матери все еще горел желтый торшер. Зарема ковырялась в ящике в прихожей и в тусклом электрическом свете казалась еще уродливей.

-Что, уходишь? Ты сегодня засиделся дома, как никогда.

Алан молча надел куртку. Просто невероятно! У нее почти не оставалось сил, чтобы двигаться, но яда хватило бы на десятерых. Он сунул в карман ключи и открыл дверь.

-Эй! – окликнула его она.

-Чего тебе еще?

-А ты что, правда, хотел помочь?

-Да нет, о чем ты… Я просто сегодня нашабился до безумия.

   21.

По квартире клубилась знойная, обволакивающая музыка. Алан видел приоткрытую дверь, призрачный мечущийся свет, толстые волны плавающего дыма, и, подходя к комнате, уже рисовал в мозгу одну из тысячи изощренных оргий.

Он пихнул дверь внутрь, и, подняв глаза, посмотрел прямо перед собой. Он посмотрел прямо на Габарая. Как будто тюремный прожектор среди неясных, мрачных очертаний вдруг напоролся на одно ослепительное лицо. Алан обомлел. Странно, но в этот момент он словно увидел его впервые во всем его чудовищном великолепии.

По комнате шныряли синтетические голубые лучи светомузыки, разрезая гашишный туман. Габарай стоял прямой и голый, с косяком в зубах, а вокруг него невнятно копошились белые, похожие на личинки тела. Все это напоминало дубль из малобюджетной порнушки.

Холодные блики света вспыхивали то тут, то там, озаряя приопущенные плечи, изгиб таза, поворот могучей шеи, скульптурный профиль... Как будто и вправду прекрасный древнегреческий Бог спустился с небес на грязную землю и взирал на всех этих тварей возле своих ног с наивной улыбкой и легким изумлением. Алан вдруг подумал, как же долго пришлось трудиться природе над этой особью и ради чего? И кто так жестоко пошутил, создав такую гармонию снаружи и такой пасмурный сумбур внутри? Он врос лопатками в стену, щуря глаза от едкого дыма и чувствуя, как к нему подбирается мутная, сыпучая ярость.

Тимур, наконец, повернул голову и посмотрел на него. Зрачки его утонули в тумане, лицо мученически– исказилось. И Алан внезапно коснулся, осознал, отчетливо увидел эту крайнюю точку, этот нулевой отсчет, этот фокус, куда как лучи, как конечности одного организма сходились кайф и боль, красота и уродство, любовь и ненависть.

-Габо, – тихо позвал он – Смотри, не скончайся.

Тимур глянул вниз, и слегка толкнув ногой какую-то бабу, указал ей кивком в сторону Алана. Она послушно встала и направилась к нему, мягко ступая босыми ногами, как кошечка. На ухоженных ногтях поблескивал перламутровый лак. Пальцы ног у нее были необычайно красивые. Алан окинул ее сверху вниз взглядом опытного товароведа. Симпатяга, конечно. Но совершенно ничего особенного. Девчонка была, как ни странно, одетая, за исключением туфель. На ней была вполне целомудренная юбка и белая блузка, расстегнутая спереди до самого пупка. Алан протянул руки и раздвинул полы блузки в стороны, открыв небольшую, аккуратную грудь. Девчонка смотрела прямо ему в глаза.

-Устраивает?

-Да. Нормально.

Она цинично усмехнулась. На лице у нее не просматривалось ни грамма косметики.

-Как тебя зовут?

-Неужели тебе это так интересно?

-Твою мать, я же зачем-то спросил?!

-Карина.

-Меня – Алан.

-Оригинально.

Он злобно сплюнул.

-Ты что, очень умная, да?

-Извини.

Алан посмотрел поверх ее плеча. Габарай, смеясь, повалился на койку с двумя телками. Карина шагнула к нему и нежно провела ладонью по ягодице.

-Хочешь еще кого-нибудь?

-Нет. Я не такой жеребец, как Габарай. Я не любитель… Мне тебя хватит.

Он взял ее лицо в ладони и крепко засосал в губы. Карина отшатнулась, с ужасом таращась на него.

-Ты что?!!!

-А что?

-Ну, ты даешь! В губы целуешься?...

-А что, нельзя?

-Ну… Не то, чтобы… Я просто…

-Да ладно тебе! – он криво ухмыльнулся – Не комплексуй. Габараю весь город шлифует с утра до вечера. И я не лучше других. Так что, ты – в теме!

Она опять внимательно посмотрела ему в глаза. Теперь уже как-то по-другому. С интересом, что ли?

-Удивительный ты какой-то тип, Алан.

-Это он удивительный.

-Кто, Габарай? Ну, не знаю…

Алан глянул на Тимура. Какая-то бабенка самозабвенно трудилась над ним, так, что он стонал и выгибался дугой на кровати.

-Он просто помешанный, – сказала Карина – Фанат своих гормонов. Но, наверно, удивительно, что его член рулит столькими людьми…

Алан хмуро перевел на нее взгляд.

-А ну-ка, пошли отсюда, – он схватил ее за руку и поволок за собой из комнаты – Пойдем, поговорим.

Они вышли на застекленную веранду. Здесь стоял небольшой кожаный диван среди кадок с зачахшими фикусами; ставни были распахнуты, и ночная прохлада скользила внутрь мягко и вкрадчиво, как большой темный зверь.

-Ты чего там пезднула?

-Так…  Ничего.

Он достал пачку «Rothmans», прикурил две сигареты и протянул ей одну.

-Да не ссы. Говори. Что значит «помешанный»?

-Нууу… Просто, я знаю кое-что о нем. Не то, что о нем думают там, в высших кругах. Я знаю кое-что о нем, о настоящем.

Алан усмехнулся.

-Это чес! Даже я не знаю его настоящего. Даже он сам вряд ли знает. А ты-то что можешь знать, кроме его балды? Шкура тупая.

Она задрала лицо вверх и выпустила узкую и стремительную струю дыма в какую-то точку на потолке.

-А ты-то сам кто?

-Что?– он резко повернулся. Она продолжала сидеть с поднятой головой, только нехотя опустила на него глаза. На ее чистом, умытом лице он неожиданно прочитал какое-то высокомерие.

-Ты, говорю, сам кто такой? И вы все! Тимур и команда, блин! Вы – просто куча слоняющейся басатвы, и ничего больше!

-Вот же, черт побери! – сипло взвизгнул Алан и рассмеялся – Одуреть не надо, какие высокоморальные понятия у наших шалав!

Она медленно поднесла сигарету к губам.

-Я хоть никого не убиваю. И никого из себя не корчу.

– Оп-па! А я типа корчу?

-Типа – да. Героев из себя корчите. Какие вы, к черту, герои? Что, некуда дурь девать?

-Это называется одним словом: ху-ли-ган-ство, – он по– кошачьи улыбнулся и сунул руку ей под блузку – Может, пройдет с возрастом.

-Да, уж… Хоть оглянитесь по сторонам, что в мире делается. А вы – оборзевшие малолетки, которые мотаются туда-сюда, ни хрена не делают, кроме как напрягать других, и не имеют тормозов. Издеваться над людьми, Алан, это не геройство!

-Да что ты в этом понимаешь?

-А кто понимает? Этот холеный мальчик?! Он сам понимает, что такое боль? Что такое горе? – она яростным щелчком отбросила горящую сигарету. Алан ошалело уставился на нее.

-Ну, ты и дура! – он покачал головой. От неожиданности у него даже сперло дыхание – Редкостная дура! Что ты несешь?! Это Тимур – «холеный мальчик»?! Да в нем втрое больше ножевых и огнестрельных дырок, чем во всем твоем истраханном теле!

Карина равнодушно пожала плечами.

-Ладно тебе! Герой Советского Союза, блин! Он просто зажрался до предела. У этих Габараевых, наверно, вместо туалетной бумаги стобаксовые купюры. Пацан уже не знает, чем себя развлечь! Ну, еще и темперамент, как у ядерной бомбы. Вот и все! Как я сказала – фанат своих гормонов.

-Это все дерьмо! – вскричал Алан – О нем нельзя так говорить. Он – это… это… – он панически нашаривал слова – Это бездна! Ты ни хрена не понимаешь! Тимур, конечно, любит перепихнуться, как и все мы, может, гораздо больше, чем все мы, но дело не в этом!!! У него своя религия! Знаешь, какие он иногда вещи говорит? Никто не понимает, как восемнадцатилетний пацан может такое знать… Это страшно. Он как пророк!

-Ну, да, – она хохотнула – Пророк… Ты, по-моему, гонишь на нем. Сделали из него какого-то идола. А у пацана просто неплохо подвешен язык. И он с успехом ездит вам по ушам. Единственная религия для него – это его собственный…

-Чеее???– Алан подскочил с дивана,– Да он -это сила!!! Понимаешь, ты, овца?! Мы -это сила. Мы– избранные, мы знаем больше, чем другие. И нам все похеру!  Мы свободные и что хотим, то и делаем, ясно?

-Свободные? – Карина медленно покачала головой и улыбнулась, -Да вы самые рабские рабы! С вашей религией. Вы все и он тоже…

-Заткнись! – возмущенно взвыл Алан – Лучше заткнись! Я тебе сейчас башку снесу за такую чушь! Ты ни хрена не понимаешь, так что закрой рот!!!

-Ладно, ладно, – она примирительно выставила перед собой ладонь – Успокойся. Мне-то, если честно, вообще наплевать на это все. И на него, и на всю вашу контору. Меня только удивляет, ты-то что там забыл?

Алан посмотрел на нее с дичайшей ненавистью. Лицо его мгновенно побледнело и пошло пятнами.

-Я такой же, как они, – хрипло, отрешенно прошипел он, грубо схватил ее за руки и повалил на диван. Карина не сопротивлялась. Он стал судорожными, злобными рывками задирать ей юбку.

-Мать твою, ну что?!!! Что ты уставилась?!!! Я такой же, как они, понятно?!

-Понятно.

-Сука! Что?! Что ты мне предлагаешь, стерва? – он матерился на все лады.

Она вытянула руки, попыталась обнять его. Он с остервенением отпихнул ее и резко сел.

-Падла. Дрянь. Подлая тварь, – он в отчаянии провел кулаками по лицу. – Чертова сука.

Карина села на диване, обняв свои колени.

-Ну, что ты психуешь?

-Габарай был бы не он, если– б какую-нибудь свинью ни подложил, – он выругался.

-Не ори. Сам же хотел поговорить.

-Иди ты, знаешь, куда?! Поговорить! Чертова бикса, ни хрена не понимает, а все туда же! Разговаривать! Все, бля, такие умные стали! Все рассуждают, а предложить ничего не могут.

Она рассмеялась.

-Какой же ты ребенок, Господи!