Текст книги "Солнце встает над селом Дзауга"

Автор книги: Вадим Битаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Олино лицо окаменело от ужаса. Пацаны напряглись. Тимур продолжал спокойно пить чай. Инга перекатилась на живот и с трудом приподнялась на локтях. Кровь из разбитого носа хлестала на светло– голубые джинсы и на линолеум.

-Мотай отсюда! – закричала она, глядя на перепуганную Олю – Проваливай скорее!

Оля пошевелила губами, но не смогла ничего сказать. Тимур поднял глаза и проследил за направлением ее взгляда.

-Не надо… – он предостерегающе покачал головой, взял кухонный нож и перерезал провод телефона.

Брови хозяйки сдвинулись.

-Что вам здесь нужно? – с досадой спросила она.

-Да ничего особенного.

-Вы… Вы ведь никакие не друзья моего мужа, так?

Тимур грустно улыбнулся.

-Какая проницательность!

Она резко встала.

-Уходите. Пожалуйста, уходите.

-Почему?

-Почему? – она растерялась – Я не знаю, чего вы хотите… Если денег, то я отдам вам все, что у меня есть. Можете забрать аппаратуру, все, что есть ценного. Только уйдите, умоляю вас!

Тимур усмехнулся.

-Мы что, очень похожи на людей, нуждающихся в деньгах? Мы не грабители, милая.

Оля закусила губу.

-Мы всего лишь хулиганы и насильники, – добавил он с ласковой улыбкой. От последней фразы ее лицо побледнело до какой-то синевы. Тимур насупился и потянул носом.

-У тебя сейчас пироги сгорят, красавица. Тасанись-ка, вынь их, – он выдвинул из-под стола еще одну табуретку и похлопал по ней рукой – Иди сюда, Инга. Будем кушать сахараджын.

Оля в отчаянии заломила руки.

-Умоляю! Не причиняйте нам вреда!

-Не причиним. Только веди себя нормально.

Она посмотрела на Ингу, и в глазах ее встали слезы.

-Можно, я… Провожу ее в ванную?

-Тащи пироги, – холодно отрезал Габарай.

-Пара минут.

-Нет!!!– заорал он и круто развернулся к ней, разъяренно сверкая глазами.

Оля в панике бросилась к печке. Посуда, сковородки, лопатки – все грохотало, вываливаясь из ее трясущихся рук. Она с трудом выложила три пирога на блюдо и стала обильно поливать их маслом. Слезы капали на румяную корочку одна за другой.

-Я того все!... Как пахнет! – обрадовался Гиб и забарабанил по своему пузу, как по доули. Оля засеменила с блюдом к столу и поставила пироги в середину. Тимур задумался.

-По– моему, по такому случаю надо выпить. Алан, слетай, зацепи пару бутылочек вина. Что наши дамы предпочитают? Белое, красное?

-Не пью, – она судорожно кусала губы, опустив лицо.

-А! Ну да, ясно… Ладно, тогда будем пить чай. Нальешь еще? – он придвинул ей свою чашку. Оля склонилась с заварным чайником в руках. Чайник дрожал и звенел, заварка расплескивалась на блюдечко. Габарай улыбнулся, встал и бережно взял чайник из ее рук.

-Сядь, расслабься. Я это сделаю. Кокой, снимай ногу с тормоза! – он глянул на Алана – Бери нож, режь пироги, забыл свои обязанности? Тосты тут никто пихать не будет, у нас тут не куывд, а просто дружеское чаепитие.

Алан послушно поднялся и воткнул нож в дымящиеся, благоухающие пироги.

-Я того все!... – повторил  Гиб и сглотнул слюну – Мне нравится эта телка, – он грубо ухватил ее за зад – Ты такая же нехуевая, как твои сахараджыны!

Оля зажмурила глаза и сдавила челюсти от боли и унижения.

-Дамы, присаживайтесь, – Тимур, разливая чай, исподлобья посмотрел на Ингу. Та села, прожигая его ненавидящим взглядом.

Несколько минут пацаны наворачивали горячие пироги, обменивались сальными шуточками и ржали. В мгновение ока блюдо опустело, только на тарелках у девушек остались лежать нетронутые куски. Тимур неспеша промокнул губы салфеткой и откинулся на стуле.

-Оленька, ты знаешь, что такое предательство? – начал он, и Инга шестым чувством осознала, что это начало конца. – Ты когда-нибудь предавала своего мужа?

Оля молчала.

-Ну, разумеется, нет, я и не сомневаюсь, – продолжал он, не дожидаясь ее ответа – Я не хотел тебя оскорбить таким дебильным вопросом. Знаешь, я выкупаю человека с первой секунды, кто он, и чем дышит, и никогда не обманываюсь. У тебя сердце чистое, как слеза ангела! – он скорчил театральное лицо – Но… Скажи, ты смогла бы простить человеку предательство? Жестокое предательство, когда он пускает под откос всю твою жизнь, будущее, карьеру – все! Смогла бы?

-Не знаю.

-Не знаешь… – Тимур искоса взглянул на Ингу. В глазах его была мрачная страсть. – Как мы с ней были близки, а?!!! А потом она взяла и положила на меня большую кучу дерьма. И на моих друзей тоже, – он опустил голову – Знаешь, Оля, я ведь вообще-то не такое уж говно, как ты думаешь. Я – обычный пацан, как и сотни других ищущих чего-то придурков моего возраста… Может, если бы в моей жизни что-то сложилось по-другому, я был бы другим… – он помолчал – Но когда у двух людей есть общий секрет, а один берет и предает то, что их связывает, разве это не подлость? Поверь мне, Оля, я бы не стал вести себя так, как веду, и делать то, что делаю, если бы не она! Она! – он с презрением шлепнул Ингу по щеке – Вот эта стерва! Женщины способны причинять просто адскую боль! – он снова шлепнул ее. Инга молчала, потупившись. Тимур шлепнул ее сильнее. Вокруг прокатились смешки пацанов. Она с трудом сдерживала злость. Алан выстрелил изо рта вишневой косточкой и попал ей в лицо. Получилось весело. Инга, наконец, в бешенстве подскочила.

-Да чтоб вам всем подохнуть!!!

Казалось, только этого они и ждали. Картина мгновенно изменилась: спектакль был окончен, занавес упал. Тимур скрутил Ингу и припечатал к холодильнику. Все повскакивали со своих мест. Оля, не выдержав, забилась в истерике. Квартира наполнилась визгами и матом. Пацаны ржали, пинали и переворачивали все, что попадалось им под руки и под ноги. Атар подлетел к Оле, забившейся в угол, и выволок ее за волосы на середину кухни.

-А теперь – крутое стриптиз-шоу! – объявил он, и дальше стихами:

Толстозадая ебуха

Нам засветит свое брюхо!

Он обхватил ее руками и разорвал спереди шелковый халатик.

-Не-е-е-е-ет!!! – ее отчаянный крик погас во всеобщих восторженных овациях.

Инга побледнела.

-Нет… Вы не посмеете…

Тимур, державший ее сзади, заглянул ей в лицо и загадочно улыбнулся, ничего не сказав.

Оля закрыла лицо руками.

-Я вас умоляю!!! Мальчики, пожалуйста! Есть же в вас хоть что-нибудь человеческое!

-О, да!!! – Атар схватился за ширинку – Не просто человеческое, а прямо суперменское!

Все угорали и корчились от смеха, только Алан вдруг настороженно остановился в каком-то замешательстве посреди шумного бардака, тревожно глядя на Атара.

-Расстегни-ка мне штаны, сейчас мы с тобой исполним.., – он сорвал со стола белоснежную скатерть, и вся праздничная посуда со звоном полетела на пол.

-Нет! Нет! Умоляю тебя! Не делай этого! – Оля, рыдая взахлеб, вцепилась в него и сползла на пол к его ногам – Я прошу тебя на коленях, видишь? Пощади моего ребенка!

-Срал я на твоего ребенка.

Оля завопила, как резанная, обнимая его стальную ногу. Атар рассмеялся с элегантной хладнокровностью, схватил ее за волосы и грубо ткнул лицом в свой пах.

-А это тебе не нравится? – он громко чмокнул губами – Как ты делаешь своему лоху-мужу?

-Прекратите!– в ужасе закричала Инга.

Гиб подскочил к Атару сзади.

-Давай быстрее! Меня эта бикса тоже вставляет!

Атар схватил ее за шкирку и поволок по полу.

-А ну-ка, на стол! – скомандовал он – Сейчас мы заделаем твоему ублюдку ямочки на щечках!

От душераздирающих криков молодой женщины содрогалась мебель. Тимур стиснул пальцами плечи оцепеневшей от шока Инги и слегка потряс ее.

-Видишь? Видишь, что ты натворила, милая?

-Боже… Вы… Вы… – язык с трудом слушался ее – Вы даже не животные. Я не знаю, что вы такое!

-Это все из-за тебя, – он наклонился к самому ее уху, обжигая своим неровным дыханием, как будто шепча горячие признания – Из-за тебя, Инга. Ничего бы не случилось, если бы ты не была такой упрямой и гнилой стервой. А теперь… Ты видишь, что творится? Из-за тебя страдают невинные люди. Видишь, к чему привело твое стукачество?

Инга отвернула лицо и закусила губы, несколько секунд борясь с собой.

-Ладно, Габарай, – произнесла она наконец – Ты выиграл. Я заберу заявление.

Тимур умиленно рассмеялся и покачал головой.

-Слишком поздно, солнце. Слишком поздно до тебя дошло.

Она задрала голову и растерянно посмотрела в его спокойные, с легкой поволокой глаза.

-Но… Я заберу заявление!

-Я в этом не сомневаюсь.

-Послушай, Тимур! Хватит уже. Останови его!

-А ты посмотри на него внимательно. Его сейчас никто не остановит. Черт возьми, он ХОЧЕТ ЕЕ! Это как пытаться у волка отобрать кусок мяса, в который он уже вцепился. Да если я туда сунусь, он еще и меня загнет! – он засмеялся и кивнул в сторону Атара – Нет, ты только посмотри на этого монстра!

Атар с хохотом и рычанием рвал на ней одежду. Оля отбивалась от него своими нежными кулачками, неуклюже сопротивляясь.

-Куда ты рыпаешься, сука?! – он схватил ее волосы и прижал лицом к столу.

-Эй! – Алан неловко дернул его сзади за плечо. Атар обернулся, полыхая черными углями жадных глаз.

-Что?

-Ты… Ты что, в натуре собираешься трахнуть ее?

-Нет, я только так, шутя!

-Атар! – в глазах Алана был испуг – Да ты что, охерел, что ли?

-А что? – Атар засмеялся и посмотрел на свою жертву.

-Да она… Ты посмотри на ее брюхо! У нее же ребенок… Ты же, говнюк, повредишь ей там что-нибудь!

-А мне по барабану – он одним рывком содрал с себя ремень – будет на земле одним вонючим выблядком больше или меньше!

Алан заколебался и перевел неуверенный взгляд не Тимура.

-Габарай…

-Не суйся не в свое дело, Кокой, – оборвал его Тимур, и от его чугунного взгляда слова мгновенно застряли у того в горле. – У нас есть другие занятия, – добавил он, подхватил Ингу одной рукой и ломанулся из кухни в коридор – Займемся воспитанием вот этой мрази, – его голос зазвучал глухо и натянуто – Ты у меня быстро отучишься сучить! Я с тебя спесь твою вонючую посбиваю, сразу вспомнишь свое место, тварь! – он схватил ее за грудки и впечатал в стену коридора – Знаешь, что я буду с тобой делать? Я буду драть тебя до потери пульса, сунув рожей в унитаз! А потом – пацаны, все по очереди, или вместе, как им больше по кайфу! По двое, или даже по трое, хочешь? Любишь вертолеты? Мы много, чего умеем!

-Да пошел ты! – заорала Инга, но голос ее взвился до жалкого писка. Тимур резко рванул ее и поволок дальше по проходу. Его так и распирало от злости.

-Подожди… Мы тебе еще не такое устроим! Тебе когда-нибудь ссали в рот, мать твою? Я тебя, сука, так сломаю, что ты больше в жизни пасть свою не раскроешь!

Он затащил ее в просторную спальню, следуя за Кокоем, кинул на кровать и направился к музыкальному центру в другом конце. Инга подскочила и бросилась, было, из комнаты, но возникший в дверях Хачик, одним толчком отшвырнул ее обратно.

-Ого! – Габарай протяжно свистнул и присел на корточки возле полок с дисками. – Боже милосердный, я не верю своим глазам! Вивальди, «Времена года»! Где этот «Малиев Х», я готов расцеловать его в попу! Фа минор аллегро нон молто... Это караул-че за грамотная вещь, Кокой, приколись!– он тут же вставил диск, поднял громкость до предела и нажал на кнопку – «Зима»! Моя любовь!...

Динамики дернулись от непривычной громкости, чихнули, и больше не стало слышно ни криков, ни грязного мата – все поглотила великая музыка.

Дальше Тимур сверкнул лезвием ножа, вспорол пару подушек, и, пританцовывая в кружащем снегопаде, направился к койке…

   16.

Алан устало прислонился к стене, наблюдая за всем словно со стороны. Ему почему-то никак не становилось весело. Наверно, он был слишком трезвым.

Он вытащил из встроенного в стенку бара бутылку «Столичной» и содрал крышечку. Музыка все неслась и неслась, божественная и неудержимая… Инга билась на кровати, рот ее безобразно искривлялся, горло содрогалось – это значило, что она кричит.

Алан запрокинул голову и присосался к пузырю с непонятным отчаянием и жадностью. Он стал пить и пить, как верблюд, дорвавшийся до воды, как будто хотел разом покончить со всеми своими внутренностями, затопив их водкой. Он хлебал, не морщась, не отрываясь, не переводя дыхание, словно внутри него был проложен широкий стояк. Хачик пристально смотрел на него, сдвинув брови…

Кокой отшвырнул пустую бутылку, слегка пошатнулся, и, не глядя, потянулся к бару за следующей. Пальцы его нащупали пузырь дешевого мандаринового ликера. Он отбросил крышку и прижался губами к горлышку так страстно, как наверно целовал бы свою невесту. Обжигающая, потерявшая вкус жидкость приятно заполняла его нутро, согревая душу, выворачивая кишки, прочищая забитые дрянью легкие, сводя пищевод медленными спазмами… Желудок его дергался, позывая к рвоте – приятные, полузабытые ощущения.

-Алан, – на плечо его легла твердая рука – Не дури.

Кокой отлепил губы от бутылки, тяжело дыша, и повел замутненными глазами. Перед ним все блестело, двоилось, или даже троилось. Сквозь вертящийся калейдоскоп с красивыми разноцветными стеклышками в его одуревшем мозгу, словно картинка из пазла, сложилась сосредоточенная рожа Вадика.

-Не стоит, Кокой, – он отрицательно покачал головой.

-Да ну! – Алан ехидно ухмыльнулся – А ни пойти ли тебе, Хачик-джан?... Мне советы не нужны. Вон, лучше, помоги советом Аполлону! Или сходи на кухню к Гибу с Атаром. Помогай своим товарищам! А мне не надо, у меня сегодня выходной, – он опять приложился к бутылке, и попытался отойти, но его занесло в сторону так, что он долбанулся о сервант. Стекло задребезжало, сливаясь с серебристым звоном его невинного смеха.

-Тупица малолетняя, – тихо пробурчал Вадик и равнодушно пожал плечами.

Алан прижался щекой к прохладному стеклу. Сверкающие хрустальные фужеры на полочках насмешливо подмигивали ему. Они стояли ровными рядами, как солдатики, или пешки на шахматной доске, и из-за множества зеркал нельзя было точно определить их количество. По флангам красовались сувенирные рога. В глубине на почетных местах ферзя и короля возвышались стопки массивного немецкого сервиза.  Лживо-хрустальная игра. Он громко рыгнул, и отполированное стекло запотело от его кристального дыхания.

-Вечно ты всех учишь, Хачик… – Алан медленно развернул к нему лицо – Да кто ты такой? Вали в свою Армению и там учи всяких баранов! А это – моя земля, и ты живешь на ней и гадишь на ней, да еще и учишь меня сранной жизни!

Алан пробурил его долгим, осмысленным взглядом, и затем, идиотски– хихикнув, зашатался к кровати.

Вокруг по полу были разбросаны скрученные покрывала, простыни, вспоротые подушки; деревянная койка раскачивалась, истошно скрипела и содрогалась. Габарай с голым торсом и расцарапанной рожей извивался на ней, как раненный дракон. Потерянный, осовелый взгляд Алана остановился на трех ярко– алых полосах, тянущихся по лицу Тимура от виска до подбородка.

-Боже мой! Габо, ты посмотри, что эта поганая мразь с тобой сделала! – Алан с ненавистью замахнулся на нее – Да я тебя порву, стерва!

-Не надо, – Тимур удержал его руку – Лучше скрути ее чертовы щупальца, пока она меня не изуродовала.

-О! – Алан закатил глаза – О, да! Это было бы очень обидно. Просто чертовски– обидно… Бля, как это слово… Вандализм! – он стиснул в одной руке обе ее кисти и приложился к бутылке – Я буду держать ее хоть до посинения. Пока она не подохнет на этой койке. Пока вы оба не подохнете, – он хихикнул – Держать тебе бикс – это мое призвание! Сколько помню себя, столько держу их тебе. Сопливых, взрослых, черненьких, беленьких… Черт, сколько же их было, Габо? Скольких ты уничтожил своим ненасытным хуем? Но я рад стараться! Все для тебя, братишка! Я люблю, когда тебе по кайфу!

Тимур поднял голову и косо глянул сначала на него, потом на бутылку в его руке. Взгляд его был долгим и многозначительным, но он промолчал. Алана это взбесило. Опять эта его вонючая деликатность!

Он ласково прижал к щеке тонкие обессиленные руки и залпом выпил больше половины из бутылки. Над кроватью кружился пух из подушек, плясал и мотался от резких движений Тимура. Настоящая снежная буря.

-Снегопад, снегопад… – тупо замурлыкал Кокой, отрешенно засмотревшись на своего друга.

Из динамиков трудолюбиво наяривал какой-то заслуженный симфонический оркестр… Габарай стонал и буйствовал на кровати… Снежинки кувыркались в захватывающем танце…

Алан самозабвенно закрыл глаза, сжимая ледяные руки. Крошечные росинки холода проступили у него на груди. В какой-то момент ему показалось, что у этих самых рук вообще нет хозяина. Они были отвратительно– влажными и безжизненными, как будто только недавно срубленными на бойне…

Дверь в комнату вдруг распахнулась, и облако пуха сквозняком швырнуло ему в лицо. На пороге возникла гибкая, поджарая фигура Атара.

-Ох, вашу мать, – проговорил он, глянув на койку, и его смуглое лицо перекосилось. Он прислонился плечом к дверному косяку, скрестив длинные ноги и сверкая белками диких глаз. Алан напряженно уставился на него, и борясь с непонятной нарастающей дрожью, медленно скользнул взглядом по его фигуре снизу вверх: от начищенных ботинок, по ногам в синих джинсах, вспузырившихся на коленях, по мощной поблескивающей бляшке на ремне… Тут что-то бесформенное, отвратительное и влажное начало расти и расправляться у него в груди, запуская холодящие ростки в руки, в горло, в голову… Футболка у Атара на животе была расписана ржавыми пятнами…

Алан почувствовал, как что-то ударило его по ноге, и, опустив голову понял, что выронил бутылку. За плечом у Атара, загромоздив весь дверной проем, выросла могучая скала. Гиб в одной руке держал оставшийся кусок пирога и вытирал ширинку накрахмаленным кухонным полотенцем…

Кокой покачнулся на размякших ватных ногах. Куски недопереваренной пищи с блевотным привкусом дряного мандаринового ликера, клокоча, покатили вверх по пищеводу. Язык обволокла кислая слюна. Атар, перехватив его ошалевший взгляд, вопросительно поднял черные брови. Алан вцепился завороженными глазами в рожу Гиббона; каждое его последующее движение отпечаталось в голове четкими, разорванными кадрами: как он медленно поднес кусок пирога ко рту и с аппетитом впился в него зубами. Золотистые струйки масла потекли по подбородку…

Алан, как подкошенный свалился на четвереньки, и его стошнило на светлый, в кремовых тонах палас…

На секунду пацаны удивленно замолкли. И тут же грянул и загудел, заглушив музыку, их сиплый хохот. Алан медленно поднял огромные, зеркальные от слез глаза. Тошнота постепенно рассасывалась и отпускала, как тяжелая отползающая волна, но за ней обнажалась какая-то острая боль. В голове росло и усиливалось металлическое жужжание. Смеющиеся лица пацанов уехали в сторону и смазались, как будто кто-то провел рукой по холсту со свежими красками. «М-да, борщнул малыш»… «Не рассчитал возможности»… «Ну какого ты так нахреначился, Кокой»?

В мозгу у Алана завертелась, зазвенела какая-то дьявольская карусель, все набирая и набирая обороты. Он отвернулся и рухнул на палас, уже не заботясь о том, чтобы не попасть в лужу собственной блевотины.

«Фу, Боже мой»! – брезгливо вскрикнул Атар – «Ну и свинья»!!!

Алану неожиданно сделалось дико, нестерпимо смешно. Он валялся на полу, уткнувшись перекошенной рожей в теплую, вонючую жижу, и чувствовал себя необыкновенно, кристально– чистым и душой и телом, чувствовал себя почти божеством!

Возрастающие звон и жужжание в его голове достигли невыносимо, убийственно– высокой точки, и тут все померкло и скрылось – все поглотила бездонная темнота. Боль ушла, сердце остановилось, и он погрузился в океан райского покоя. Откуда-то лилась чудесная музыка, пронизывая, просачиваясь сквозь него, и по сверкающей глади фосфорической черноты кружилась в танце невесомая пара.

«Фигуристы»! – до него донесся знакомый мамин голос – «Смотри, смотри»!

Тонко поблескивали лезвия коньков, и все сглаживалось, все исчезало, не оставалось никаких мыслей, никаких желаний, было только одно страстное желание – всегда быть частью этого танца и никогда не отделяться от этой отрадной пустоты. Пара скользила, исполняя воздушные пируэты и приближаясь. Вскоре можно было разглядеть их прекрасные лица, совершенно незнакомые, и оттого еще более восхитительные. Это, разумеется, не были лица людей, Алан знал, что люди никогда не смогли бы ТАК танцевать.

Внезапно ее конек зацепился за что-то, и раздался пронзительный скрежет. В разорванную пустоту прорвался первый ненавистный луч, причиняя страшную боль, а затем хлынул мерзкий свет. На зубах заскрипели пластмассовые обломки зажигалки. Откуда ни возьмись, перед ним возникло лицо Габарая, хлещущего его по щекам, и Алан понял, что это он – всему виной. Тимур молотил его, что-то исступленно орал, и лицо у него было совсем не брезгливое, а перепуганное, невероятно перепуганное. Алану захотелось порвать его на части, но он не мог даже шевельнуться. Его тело будто бы больше не принадлежало ему…

Тимур перестал хлестать его по щекам и схватил его запястье. Темнота снова стала сгущаться, увлекая вглубь. Алан пытался догнать и зацепиться за обрывки своего сна, чтобы никогда не выныривать на поверхность. Голос Габарая вдалеке казался каким-то ненормальным, синтетическим, потусторонним и совершенно жутким. Несколько резких толчков обрушились на его грудь.

-Алан! Алан! – скорбно и отчаянно звал кто-то. Сквозь многослойный туман ему почудилось, как Тимур наклонился и прижался ртом к его рту. «Зачем»? Алан от души поразился человеческой глупости. Ему снова стало смешно от этой пидарастической сцены и от того, как Тимур с чувством впивается в его заблеванные губы.

Сверкающий серебристый конек возник прямо перед ним. Он вращался и вращался, рассыпая снопы искр и царапая ему мозги. Под ним открылась какая-то дверца, высвободив его, и он, осчастливленный, улетел головой вниз в зияющую шахту. Эта восхитительная история бесконечного полета или падения местами грубо и грязно обрывалась, и какие-то жестокие силы выволакивали его на свет. Тогда он чувствовал боль, и ему мерещились отвратительные размытые картины в мутно– молочном дыму: то как Габарай, пыхтя волочит его на себе вниз по захарканной лестнице, то маячащие огни разбитого светофора и невыносимый вой машин на перекрестке, то лабиринт больничных коридоров, катящихся навстречу, и кусающих со всех четырех сторон… И постоянно, каждую секунду ему слышался голос Габарая, его шаги рядом, прикосновение его крепкой руки, единственного, что упрямо и назойливо удерживало его, как канат над пропастью, ни в какую не отпуская, не позволяя полностью уйти… И еще… иногда стальные искры безжалостно прорезали спасительную мглу, и он отчетливо видел его встревоженное лицо и небесные глаза… Глаза своего бесценного друга. Подобное умилительное беспокойство он наблюдал только в глубоком детстве на лице своей мамочки, когда в шесть лет попал под машину, и его везли на операцию.

Потом начался настоящий ад. Приступы дурноты накатывались багровыми волнами. Он то проваливался в глухую темную сырую дыру, то просыпался и видел сквозь туманную завесу призрачные фигуры в белом, толпящиеся вокруг него, то его доканывали кровавые галлюцинации, и это было самое страшное…

Когда все закончилось, он ни за что не смог бы определить. Он проспал после этого много часов, и когда открыл глаза, то увидел огромное восходящее солнце. Серые крыши, силуэты домов, черные неподвижные деревья – все это карикатурно ютилось за окном, и над горизонтом величаво громоздился молодой диск. Пунцовый, каких-то паранормальных размеров, как с картины сумасшедшего художника.

Было тихо. Алан чувствовал приятную леденящую пустоту во всем теле, будто внутри него гулял сырой подвальный ветер.

Рядом с его кроватью что-то скрипнуло. От этого звука сделалось спокойно и уютно. Кокой знал, КТО это.

-Что, пинчер, оклемался?

Алан медленно повернул голову. Габарай смотрел на него и довольно улыбался. Взгляд у него был вымученный.

-Хуево выглядишь… – пробормотал Алан.

-Зато ты – охуительно! После реанимации, – он подался вперед – Ты в завязке, Борщевский.

-Кто сказал?

-Я сказал.

-А шлифонуть?

-А в табло?

Алан скривился.

-Позаботься лучше о себе, Габарай.

-Это не в моей компетенции, – он улыбнулся – Обо мне будешь заботиться ты. И моя сестра. Ну, и пацаны.

Алану вдруг стало противно. Он закрыл глаза, чтобы не видеть его тошнотворной улыбки.

-Давно я здесь?

-Уже два дня. Но я тебя сегодня домой заберу после капельницы. Эти врачи – олени голимые. Ты вообще помнишь что-нибудь?

-Да.

-Знаешь, что потом было?

-Заткнись, по– братски. – Ему не хотелось ничего слышать и ничего знать. Отвращение в нем росло с каждой секундой. – Габо, вечно ты все говняешь, – сказал он. Или ему показалось, что он это сказал?

-Кстати, тут в соседнем отделении наша подружка. Я Хачику сказал, он ее привез.

-Да… Правильно. На фиг надо, чтобы она сейчас подохла.

-Ну, ты и говнюк! – Тимур все улыбался.

-Габарай, не мог бы ты свалить отсюда?

-Я ей сегодня апельсины отправил…

Кокой устало отвернулся к окну и снова стал смотреть на зреющее, расправляющееся солнце.

-Молодец.

   17.

-Боже мой, Инга! – причитала Яна – Ну, скажи, чего ты добилась? Все, все, как один тебе говорили, что будет только хуже, а ты уперлась рогом! Какой кошмар, Господи! Ну что, теперь ты убедилась?

Инга лежала на больничной койке, отрешенно уставившись пустыми глазами в потолок.

-Ну, не молчи ты! Скажи хотя бы слово, умоляю!

-Да. Убедилась.

Яна с трудом сдерживала слезы.

-Ты играла с огнем и доигралась! Думала, это все шуточки, да? Думала, они блефуют?

-Я их недооценила…

-Яна, угомонись, – буркнул Марик – Хватит уже!

Инга медленно опустила свинцовые веки. Каждое движение причиняло ей боль. Яна была права. Она сама во всем виновата. Она думала, что хуже уже быть не может, но они доказали ей обратное. Чертово заявление!!! И как теперь жить дальше?

-Все будет хорошо, – сказал Марик, словно прочитав ее мысли – Ты очень сильная девочка, Инга. Ты все сможешь пережить.

Она осторожно набрала воздух в легкие, болезненно ощущая каждое свое ребро, и осторожно выдохнула.

-Что теперь делать, Марик?

-Выздоравливать. Жить.

Инга замолчала. Яна и Марик долго слушали ее тяжелое, размеренное дыхание. Им показалось, что она снова уснула.

-Как отреагирует Олег, если я теперь заберу заявление? – выдавила она наконец.

-Думаю, он все поймет. Он и так считает тебя самой мужественной девушкой на свете.

-Я устала… – пробормотала она и опять замолчала. В палате висела густая ватная тишина. Было слышно как где-то на этаже размерено капает вода. Капля за каплей. Десятки, сотни ударов… – Позвони ему, Марик, – сказала она неживым голосом и повернула к нему изможденное лицо – Скажи, что у меня есть новые факты для дела…

   18.

После событий на квартире у Оли прошло уже больше недели. Пацаны спокойно просиживали в одной из кабинок ресторана, когда Габараю позвонил разъяренный отец и сообщил последние новости.

-Это невероятно!!! Я ее душу топтал! Этого просто быть не может! – завопил Атар, со всей дури долбанув кулаком по столу – Мразь!!! Ей что, опять мало, что-ли?

-М-да… – протянул Хачик – Такого никто не мог ожидать. Хотя сразу было видно, что это упертая, тупорогая курва.

-Вот мы и в жопе! – Кокой, трезвый и злой, нервно рассмеялся и презрительно глянул на Тимура – Поздравляю вас, граждане!

-Оказывается, кроме тебя есть еще любители острых ощущений, Кокой, – Тимур подмигнул ему и пригубил коньяк из широкого бокала. Он единственный из всех выглядел по-прежнему спокойным и продолжал невозмутимо жевать свой шашлык. – Черт…– он поморщился – Это коньяк, или свинячая моча?! Хачик, ты пробовал?

-Эй, ты действительно такой непрошибаемый, или постанову нам тут лепишь?

-Атар, уж тебе ли переживать, пупсик? Что пойти посудиться лишний раз, что сходить поссать – велика ли для тебя разница?

-Значит, Тимур, все-таки судиться? – спросил Хачик.

-Да, придется… Отмазаться от этого уже не вариант. Упустили мы пару дней… – он задумчиво почесал висок – Кто бы мог подумать… Ну и типша!

-Сбалоболил ты, Габарай, – Алан злорадно скривил губы – Совсем недавно ты клялся, что дело завернут, что не будет никакого суда, что она заберет заявление… И что же? Большой хер мы все увидим в конце!

-За что ты потеешь? Вспомни-ка, с тех пор, как мы знакомы, у тебя были когда-нибудь большие неразрешимые проблемы?

-Ой! Ну, ты прямо благодетель! Может мне раком встать?

Габарай задумчиво взболтнул мерцающую жидкость в бокале.

-О чем вы вообще говорите, пацаны? Какое изнасилование? Разве они ни сами на нас запрыгивали? Кто что докажет? – он приподнял бровь и взглянул на Вадика.

-Слушай, да она в судебке была. У нее, небось, куча справок про то, что ей засаживали по самые гланды.

-Ну и что? А может, девочка предпочитает крутую, жесткую групповуху.

-Да так оно, по-моему, и есть! – рявкнул Атар – Надо же, с таким упорством нарываться снова и снова!

-А что с этой малолеткой?

-С этим я разберусь. Короче, пацаны, не забивайте головы. Все будет путем!

-Где-то я это уже слышал, – не унимался Алан – И не раз. А потом кто-то оказывался фуфлогоном.

Вадик недовольно покосился на него.

-Слышь, закройся, гнида. Ты как последнее чмо себя ведешь. Значит, как бардачить, так ты всегда готов, а потом кто-то за тебя должен свою жопу подставлять!

-Ты поосторожнее, Хачик, – Атар пихнул его в бок – Лучше не нервируй молодого. А то у него опять какой-нибудь припадок случится, потом Габараю расхлебывать. Языкоглот, блин!

-Да пошел бы ты, Варвар! – взвизгнул Кокой – Пошли вы все!

Тут Гиббон подался вперед и обрушился локтями на стол.

-Слушайте! Давайте завалим эту блядь, да и все!!!

-Гиббон, ты просто гений!

-Да, самый подходящий момент.

-Может, сейчас и не подходящий… – лицо Атара нервно передернулось – Но она по любому не жилец. Так борщить не дозволенно никому.

Тимур задумался. Выражение его лица было неопределенным.

-Вы все так думаете?

-Что ее надо завалить? Не смеши меня, Тимур, – Атар тут же вытащил из кожаного футляра свой зэковский нож и мечтательно ощупал пальцем лезвие – Если бы можно было пришить эту сучку трижды – я бы это сделал.

Тимур долго смотрел на видавший виды Атаровский клинок.

-Как вам будет угодно, господа, – рассеянно проговорил он.

-А что ты так расстроился? – опять съязвил Кокой – смотри не зарыдай от жалости!

-Да нет… – Тимур покачал головой – Она не из той породы людей, которые заслуживают жалости.

-Она из той породы бешеных сук, которых надо истреблять ко всем чертям, чтобы другим было не повадно, – сказал Атар.

Тимур молча взял у него нож и стал  с задумчивым видом водить острием по своей руке.

-Да, вы все, конечно правы по-своему. И я вас понимаю… Вот только… Если бы я был один… – он помолчал. На его запястье вдруг выступила алая полоса. Тимур поднес руку к губам и слизнул кровь, – … я бы еще подумал, что сделать – порешить ее, или украсть ее для себя.