Текст книги "Служебная командировка полковника Родионова Повесть (СИ)"
Автор книги: Вадим Аверин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Письмо было написано подчерком сына:
'Моя дорогая и любимая Леночка. Ты знаешь, как я не люблю писать писем, но обещал тебе и вот пишу. Рассчитываю на твою сознательность и скорый ответ. Вот, наконец, мы из Моздока приехали в Грозный. Притащились на своем металлоломе. Сегодня 31 декабря и я поздравляю тебя с Новым Годом! Я верю, в нас и желаю тебе, любимая, что бы все твои самые смелые мечты в новом 1995 году сбылись. До последней самой маленькой мечты. Вот мы уже и в городе, проехались по улицам и встали в цента, тут все спокойно. Командир батальона сказал, что на этой недели уже поедем назад. Все скоро кончится. Я очень по тебе скучаю, мне сильно тебя не хватает. Не хватает твоих губ, объятий, твоих нежных поцелуев. Я очень хочу вернуться скорее к тебе и нашему будущему малышу. Как кстати, он? Напиши мне про него все! Старайся кушать хорошо, ешь больше свежих фруктов и овощей. Моя белочка, я хочу, что бы ты знала ты мне самый близкий и родной на свете человек! И помнила об этом. Ты теперь принадлежишь не только себе, но и мне и нашему ребенку и поэтому обязана стараться беречь себя, не волноваться, ни о чем и не о чем не думать. Скоро будет тот день, когда я вернусь и больше никогда мы не расстанемся с тобой...'.
Все, он больше уже не мог читать дальше, ему было больно.
Там же в книге дальше между листов он нашел ее черно-белую слегка пожелтевшую фотографию. На нем было лицо юной девушки, а на обороте трогательная надпись: 'любимому на память! Помни, ты обещал – быть мне самым преданным и верным человеком, навсегда! Твоя белочка'. Ниже нарисовано сердечко, насквозь пробитое перистой стрелой. Девушка с фотографии была привлекательна своей юной беззащитной красотой: большие глаза, изящный носик, губы, прическа – на вид ей не больше двадцати. Ее тоже теперь коснется война и смерть. А сколько таких же как она останутся вдовами?
Сердце сжалось, замерло, он побледнел, почувствовал, как кружится голова. Все поплыло и поехало.
–Что же это брат с тобой?– подошел к полковнику обеспокоенный его видом генерал-лейтенант Рохлин:
–Ты никак болен? Что сын?-
–Да, все выяснилось, он погиб, – кивнул на фотографию и сумку Родионов, неуклюже оседая на стоящий рядом стул. Сердце сжалось в точку, выдавливая из себя наружу всю какую только оно могло боль и казалось у этой боли нет уже никакого предела по силе!
–На, выпей, – генерал протянул ему плоскую никелированную фляжку с советским гербом на боку. В ней был крепкий коньяк. Он сделал несколько глотков жгущего до слез алкоголя, и сжавшееся в точку до боли сердце, сразу отпустило, забилось, ожило в его груди. Стало перехватывать дыхание. Мир весь сузился до этого подвала, и ему показалось, что в мире все только так и есть все как тут, а все остальное, эта далекая Москва, эта его размеренная жизнь – все было нереальным пригрезившимся ему сном из какой-то чужой жизни. И только теперь он проснулся.
И с удивлением Родионов ощутил, что, несмотря на гибель сына он еще до сих пор, жив и даже продолжает жить, но что это будет за жизнь за той чертой, которую он теперь перешагнул вместе с этой смертью, полковник не знал. Но то, что эта черта уже позади, он знал абсолютно точно.
–Бог всегда посылает нам испытания, лишь те которые нам по силам,– сказал Рохлин.
И шатаясь, ничего и никого не видя вокруг себя, Родионов выбрался на воздух. И оглушенный горем он безмолвно смотрел на серое, как будто заштрихованное простым карандашом небо, тяжко повисшее над ним, на пропитанные этой безнадежной серостью дома и улицу, где задранными вверх выдернутыми из земли кусками проволоки, торчали деревья. И зацепившееся, запутавшееся в них небо трепал ветер, и было, так как будто уже не было и его самого, и словно эта серость поглотила его.
В плен в эти дни попал здоровый как буйвол хохол, гражданин незалежной Украины. Он кричал Рохлину что-то невнятное про Шушкевича и Бендеру, про русских оккупантов отравивших его чудесную страну. Это был боевик из отряда украинских националистов Саши Музычко.
–Он идейный или так из-за денег?– спросил Родионов у контрразведчика допрашивавшего его.
–Этот, идейный, только идея ее размером в полтора тысячи долларов США, не меньше. А если ему заплатить еще тысячи две, то он и этих своих Бендеру с Шушкевичем продаст и мать родную. Наших они в плен не берут, но наши в долгу не остаются – сразу к стенке без разговоров. А этого вот оставили. Этот дурак по-большому пошел, уединился в комнате разрушенного дома, от своих ушел, стеснительный, автомат рядом поставил при входе, присел, задумался, сидит себе, балдеет дурак. А наши ребята увидели его, подошли, смотрят – ну идиот полный, решили пошутить, автомат у него и украли. А он сидит себе, в ус не дует, наслаждается. Бумажку нашел, мнет ее. Закончил процесс. Встал, а автомата и нет. Вышел в коридор оружие глазами ищет, по гулам шарит. А оно, напротив, у окна спокойно себе стоит, а этот понять не может, репу чешет, как оно туда попало? Тут разведчики его и вырубили. Он доброволец из УПА. Мы тут под них давно капаем!-
Часть четвертая. Пустота.
1
Командировка заканчивалась, они с генералом и работниками штаба простились и уже через сутки с Моздока Родионов вылетел бортом в Москву.
Еще в Моздоке в штабе, ему позвонили. И неизвестный голос из телефонной трубки представившийся майором медицинской службы Скуратовым, сообщил, что тело его сына, гвардии старшего лейтенанта Родионова Игоря Владимировича, отправляют на днях по месту прописки его родителей в Москву. И в морге на Чкаловском аэродроме он или кто-то из родных может получить его для погребения вместе с документами.
–Как же так? – спросил он:
–Ведь тело сына не нашли. Он же погиб при взрыве.-
Голос из трубки сказал:
–Товарищ полковник мне приказано вам доложить, а больше я ничего не знаю, простите!-
И положили трубку. В тот же день его вызвали к командующему группировки. Квашнин нервно расхаживал по своему кабинету, за столом напротив него сидели два других незнакомых Родионову генерала. За столом во всю стену висела огромная склеенная из десятков листов подробная карта Грозного испещренная кружочками и стрелочками красного и синего цвета, отражавшими оперативную обстановку в городе. Карта была частично скрыта черной занавеской, прямо как в фильмах про войну. Рядом с ней висела на веревочной петле длинная деревянная указка, заостренный конец которой был выкрашен в красный цвет. Стол командующего был заставлен кучей разного цвета телефонов, лежали какие-то военные справочники сплошь с бумажными закладками между страниц и набор еще советских открыток – города СССР 'Грозный', что очевидно позволяло командующему лучше представлять себе здания, о которых так часто шла речь в постановке задач и докладах подчиненных командиров. Там же была красная папка сводка боевых донесений войск. В противоположном углу на столе стояла штабная рация.
–Владимир Иванович, здравствуй!– командующий доброжелательно приветствовал, выйдя на встречу из-за стола, прибывшего по его приказу полковника:
–Заходи, садись. Про сына слышал, соболезную. -
Словно чувство вины на миг промелькнуло на лице Квашнина и тут же исчезло. Это лицо по-прежнему выражало бремя забот, подчеркнутых его морщинами вокруг усталых глаз.
–Разговор у меня будет к тебе прямо сказать не простой и для меня самого очень неприятный.-
И Квашнин с неприязнью посмотрел на сидящих напротив генералов. Они одетые и иголочки в повседневную форму словно бравировали своей штабной формой и выправкой, как будто выделяемой ими нарочно, в противовес всему, не принадлежностью к этому миру, где прочно в ход вошла исключительно форма полевая.
'Как пижоны, фазаны' подумал о них полковник. Рядом с генералами лежали их фуражки с уродливо задранной вверх тульей.
–Тут вот война, а кое-кто мне всякие гадости говорит. Мало мне министерских окриков так я еще и всяким дерьмом вынужден заниматься!-
Это был явный выпад в сторону сидевших незнакомых генералов. Но те, ни единым мускулом не дрогнув, по-прежнему сидели с непрошибаемым выражением холеных лиц, словно брошенные слова были не к ним, не о них, а так просто, небрежно выброшенный в воздух на ветер, мусор из слов. И этот мусор улетел куда-то мимо и их никак не касался. Генералы отнеслись к этим словам спокойно как к привычному для них ритуалу, не имеющего никакого отношения к тому настоящему делу, которое все равно Квашнину, будь он трижды командующим, придется делать. Родионов ощутил ледяную непонятную ему сейчас ту силу, силу скрытой власти исходящей от этих людей, власти которой должен был уступить даже командующий. Это были те непонятные ему отношения лиц того высокого кабинетного министерского мира куда он был совсем по роду своей службы не вхож, но эти генералы да и сам командующий были людьми именно оттуда.
–Позвольте вам товарищи генералы представить полковника Генерального штаба Родионова Владимира Ивановича, он почти две недели провел в штабе группировки 'Север' генерала – лейтенанта Рохлина и в своем рапорте на все подробно изложил о действиях войск. Кстати он высоко оценивает командование группировки. Знаете, как говорится у нас у военных: война все по своим местам расставит! И у меня как у командующего группировки то же самое мнение!-
Квашнин словно искал у Родионова поддержки в своих словах. Эти самые пижоны раздраженно поморщились, давая понять, что дело совсем не в этом, что командующий говорит много пустых и ненужных фраз. И все это им известно и дела, ради которого они тут не касается. Один из них небрежно прервал речь Квашнина:
– Извините, товарищ командующий! – начал он, нарушив военный этикет, прерывая старшего по званию и должности, но, все еще формально пытаясь соблюсти за счет брошенного извинения видимость этикета человеческого.
– Мы поверьте, ни сколько не сомневаемся в ваших компетенциях, не в ваших способностях. Мало того даже в способностях генерала Рохлина. Он действительно очень даже успешно выполняет свои задачи и можно сказать даже лучше чем кто-либо другой. Речь совсем не об этом. Нас интересует другой волнующий и весьма для нас интересный факт. Мы располагаем проверенной, да, более чем достоверной информацией, что на захваченном Рохлиным еще в декабре аэродроме Северный, военнослужащие сводного полка Волгоградского корпуса распиливают на части алюминиевые остовы брошенных там самолетов, извлекают запасные части с драгоценными металлами. Там почти сто пятьдесят единиц. Мы узнали, что это отнюдь не ваш приказ, но это и не наш приказ!-
'Эти генералы как бы ассоциируют себя с Министерством обороны' догадался Родионов по фразе: 'это не ваш и не наш приказ, не ваш и не наш! Вот где зарыта собака!'
–Это тонны метала и огромные деньги. По распоряжение генерала Рохлина все это имущество готовится к вывозу им в Волгоград, очевидно с целью личного корыстного обогащения. Его люди вышли на крупных скупщиков металла в Поволжье и уже ведут переговоры о продажи этих трофеев. Это чистой воды мародерство!-
–Что за ерунда я лично знаю его и не первый год, если он что-то и делает, то это не то, что вы думаете!– возмутился Квашнин.
–Что ж вам виднее товарищ командующий, но факты говорят совсем о другом!-
Все вопросительно посмотрели на растерявшегося Родионова. Он знал об этом. Собрав своих офицеров, Рохлин решил вывести этот металл, и продать, за счет этого они хотели купить бесквартирным офицерам жилье. И в том безобразии, которое творилось вокруг, сам полковник не видел в действиях Льва Яковлевича ничего такого предосудительного. Дудаевский бандитский режим был выращен при попустительстве федеральной власти, при участии олигархов давно уже живших не по закону, а по понятиям. Причины всего этого военного конфликта были от него скрыты, он мог лишь догадываться о них, но самой правды не знал. Скрывать действительность не имело смысла:
–Я знаю Льва Яковлевича, – произнес полковник:
–И хочу вам сказать, что это действительно делают его люди. Но это не с целью личной наживы. В его планы входит применение всех полученных средств на строительство квартир для бездомных офицеров корпуса в Волгограде!-
Генералы поморщились, этот пафос был им не к чему, и перевели взгляды на Квашнина, а тот достал платок из кармана и вытер выступивший на лбу пот. Да в кабинете командующего стало жарко. Квашнин налил себе в стакан воду из графина, сделал несколько глотков. Дело, которому Родионов там не придавал никакого значения, здесь приобретало совсем другой оборот.
– Вы обязаны,– заявил тот же генерал, что и говорил раньше – он видимо был из них двоих старшим:
– Отдать приказ о передаче всего металлолома Министерству Обороны. По актам. Создать комиссию. Выделить технику для вызова имущества в Ростов.-
Квашнин посмотрел на генералов удивленно.
– Вы что думаете тут вам что Москва, откуда техника, люди? Тут вам война, тут и так этого не хватает! Трупы вывозить не чем!
Он прервался на миг, виновато посмотрев на полковника. И продолжил зло, раздражаясь все больше и больше:
–Сюда и так все что еще могло ездить и хоть как-то стрелять! Криво косо через раз, но стрелять, со всей страны свезли. Весь этот металлолом, который мы называем боевыми единицами в своих липовых отчетах. И все делали вид, что это вооружение есть, а на деле его надо было ремонтировать! Хотите, в конце концов, присылайте сами, сами езжайте. Я сегодня же буду докладывать министру!-
Все замолчали. Генералы, стали шептаться. 'Да законы теперь для всех стали совсем разными в Грозном одни, в Москве другие, где-нибудь в Екатеринбурге третьи, страна раскалывается на части. И власть так слаба, что не может ничего кроме армии сейчас противопоставить этому', подумал полковник.
–Я не думаю, что солдаты и офицеры волградского корпуса отдадут вам эти трофеи без боя. Те части, которые в Грозном не будут с ними даже под угрозой расстрела конфликтовать, не десант, не спецназ, не внутренние войска. Кроме того генерал пользуется сейчас непререкаемым авторитетом среди войск и поэтому вам будет сложно что-либо сделать! – прервав паузу, высказал свое мнение Родионов:
– Там другие законы! Вы, конечно, можете попробовать, но вам они свои трофеи не отдадут, они считают, что заплатили кровью. И если их страна не может им дать, что положено, то они возьмут это сами. Все равно этот алюминий своруют. Что вы хотите сказать, что его кто-то оприходует? Кроме того вам известно наверное из ваших источников, что в Чечне имеются случаи подкупа офицеров, их предательства, торговля оружием с боевиками. Это войскам тоже известно. Рохлин для войск сейчас это синоним честности. Единственное, что можете вы, это попробовать поехать туда сами и покомандовать там, может тогда или вы поймете людей, сражающихся сейчас в Грозном, или люди признают вас, и тогда послушают. Но пока вы там, никто, и даже вы, несмотря на ваши генеральские звезды, не сможет избежать вероятности чисто случайно угодить под артиллерийский обстрел! Вы же знаете, что иногда наши части случайно обстреливают друг друга? Ну вот так же случайно обстреляют вас и даже не найдут ваши тела! Но, а снайперы, чеченские снайперы легко проникают в наш тыл стреляют из такого же, как наше, или даже захваченного у нас, трофейного оружия. И когда вас найдут мертвыми, с пулевыми отверстиями во лбу никто не будет разбирать, кто же на самом деле вас отправил на тот свет! И ваша охрана. Которую вам дадут, не побежит искать по пустым домам еще полным растяжек и засад стрелявшего. Потому что там цена вашей жизни равна цене одного патрона, который на вас нужно будет потратить, чтобы вы просто никому там не мешали делать свое дело! А война все спишет. И приставка генерал перед вашими фамилиями просто украсит ваши надгробные плиты! И всем будет просто насрать на вас, вас спишут как боевые потери. -
–Ну, Владимир Иванович, ну что ты так? – даже обиделся Квашнин, удерживая полковника от продолжения дальнейших разъяснений.
–Хотя Владимир прав, вот скажите, откуда у боевиков новенькие танки? Завернутые в масляную заводскую бумагу гранатометы? Вот вы чем лучше бы занимались, понимаешь. А вы все под Рохлина копаете, спать он что ли вам мешает? Ну и хер бы с этим алюминием ну что вы к нему прицепились. У нас в стране на ровном месте миллиарды исчезают из казны и что? Да ничего! -
–Ну, вы с этим как-то осторожнее товарищ командующий. Нам ваша позиция по данному вопросу понятна! Вы не можете даже контролировать свои войска. Они там все с ума сошли, как с катушек слетели!– с презрительным выражением лица сказал все тот же генерал и они оба как по команде встали.
–А вы что думаете, война кому-то здоровья прибавляет? Или как, по-вашему, там должны реагировать на то, когда обезображенные трупы их вчерашние товарищей они находят на захваченных позициях боевиков, без носа, ушей, глаз. Трупы вчерашних пацанов? Какие тут катушки?– разозлился командующий.
– Можно подумать, что эта война какая-то особенная. Что не было Великой Отечественной, не было войны в Афганистане и там людей не убивали!– жестко парировал министерский гость выпад Квашнина.
– Да именно так, она другая. Другая это война. В отечественной войне люди Родину защищали от агрессора, от внешнего врага. От фашиста! И вся страна была рядом с армией, все как один. Кто против – тот предатель, все ясно: вот тебе – черное. Вот тебе – белое! А здесь что? Хрен чего разберешь. Кто за красных, кто за белых! По телевизору плетут чушь про чеченских партизан, из бандитов которые еще вчера мирное население резали, женщин насиловали, людей крали и в рабство продавали, героев делают, вот что страшно. И все откровенно плюют сверху на нашу армию, ленивый в нее камень не кинет. Люди гибнут, а у вас там, в Москве и по всей России – шалман праздник. Но хоть бы постыдились там, это, же их армия, не чужая. Это чьи-то сыновья, мужья, граждан их страны. А у них там все как будто это боевик с участием Рембо, где умирают какие-то бумажные солдатики. Нет здесь не бумажные солдатики, здесь люди из плоти и крови и они несмотря не на что, не на гавно в которое их сунули, сунули и предали, они все равно выполняют своей долг! Где дети наших новых вождей, где? За границами учатся? Что-то в армию не идут, с пулеметами по Грозному не бегают?-
Лицо командующего покраснело, глаза налились кровью, у него видимо резко поднялось артериальное давление. Он зашел за свой стол, повернулся спиной к остальным, стал ковырять вынутую из кармана пластинку с таблетками. Этим, показывая всем, что разговор окончен по-крайней мере для него и сейчас, эта тема закрыта.
– Все могут быть свободны! – бросил раздраженно он, не поворачиваясь к ним лицом. Гнев и бессильная злоба, накопившиеся за эти дни искали выхода и генерал просто опасался сорваться, голова зашумела. 'Надо померить давление!' – подумал он: 'Как бы не криз!'.
Родионов вышел вслед за генералами, задержаться даже не рискнул, понимая попадать под горячую руку Квашнина, не стоит, пусть сам разбирается со своими бесами в голове. Москвичи непринужденно, как ни в чем не бывало стали обсуждать, каким таким рейсом они полетят домой и кому еще им нужно позвонить, что бы их встретили, какие еще надо взять бумаги и сколько выплатят командировочных за поездку. А в измученной душе полковника остался густой горький осадок. Ему показалось, что все происходящее в стране, в армии, это что-то такое над, чем все давно уже потеряли контроль. И пьющий президент, деловитый Грачев, и степенный премьер Черномырдин, а все происходит по иному кем-то другим написанному зловещему сценарию, и он и эти люди, впрочем, как и все другие лишь разной величины и уровня актеры в этой свершившийся трагедии.
В тот же день полковника к себе пригласил и генерал Пуликовский, он был бледен и подавлен, принес свои соболезнования в связи с гибелью сына. Они были знакомы, и не раз сталкивались по службе.
–Володя, я знаю тебя не один год и ты можешь мне поверить. Я не давал команду 131-й бригаде захватывать вокзал. Я вообще до самого последнего момента не знал, буду ли вообще чем-то командовать. Квашнин сам объявил себя командующим 'всего и вся', поэтому я не мог составить плана действий и отдать нужные распоряжения войскам. Все решал сам Квашнин, команды шли через его голову напрямую с Моздока. И с 81 полком так все плохо вышло! Все знали, что техника почти на двадцать процентов неисправна, что люди не обучены, а все равно давай, давай! Вперед и с новым годом! -
–Вот,– он показал полковнику листок, видишь:
–Из Приволжского военного округа прибыло 36 процентов неисправных бронетранспортеров. А из 18 единиц 122-миллиметровых гаубиц, прибывших из этого же округа, неисправными были 12. Из арсенала Уральского округа было прислано 18 самоходных орудий. Из них лишь 4 можно было использовать. 39 процентов бронетранспортеров, прибывших с Урала, тоже были неисправны!-
'Да причем тут техника?' – хотел спросить его Родионов, но промолчал. И разговор застыл в мучительной для них обоих тишине.
Его окаменевшее лицо выражало разочарование, голос чуть дрожал:
–Знаешь ты первый отец, перед которым я приношу свои извинения за все это. Первые дни после этого я просто не знал, как мне жить дальше с этим.-
Генерал отвернулся к стене.
–Вот и я не знаю, – растеряно пожал плечами Родионов:
–Вот и я теперь не знаю!-
Кто отдавал приказы? Не знал никто. Поэтому за них ответственность нести теперь никто не хотел, все валили вину друг на друга. Да, у победы много отцов, а поражение и, правда, всегда сирота!
Там в коридорах штабного вагона Родионов снова встретил старого однокашника по академии генерала Юрку Орловского, тот летел, стремительно вышагивал своими худыми длинными ногами, похожий на циркуль, отмеряющий на карте расстояние между точками. За ним семенил подстриженный аккуратненький мальчик-солдатик в очках с кипой бумаг в руках. Они буквально столкнулись друг с другом лбами.
–Привет боевик!– Юра ему искренне обрадовался:
–Рад тебе дружище!-
И тут же вспомнив о горе полковника, вздохнул:
–Про сына знаю, представление читал, соболезную тебе брат!-
Орловский скорбно кивнул на кипу в руках бойца, как на источник, откуда он получил это печальное известие:
–Вон, видишь кипа – это все наградные, там и на Игорька– орден ему Мужества посмертно положен, да для погибших ничего у нас не жалеют!-
Владимир ему кивнул:
–Что ж спасибо ему, но, наверное, это уже и не надо.-
–Но это не тебе решать и не мне, понял! – протестуя, резко оборвал его генерал:
–Там другие люди есть в его части, они без нас все видели, что там было и как. И сами без нас знают, кто был и кем!-
–Юра, а ты слышал про майора Любимова? – и полковник назвал номер части.
–А что не слышал? Слышал, конечно, слышал! Как этим всем дерьмом заниматься начал, я чего только не слышал. – Орловский еще раз показал на кипу бумаг:
– Как меня на эти наградные посадили, так читаю их и плачу, каждый день,– иронизировал он. И согласился с Родионовым:
–Это Любимов конечно молодец мужик!-
–А что там ему с героем, почему не дали? Рохлин очень злится!-
–Да, злился, то он злился! Но Лев Яковлевич прекрасно знает, что этот самый его Любимов на три буквы одного тут важного генерала послал, и даже пообещал ему морду набить, когда тот строить его не по делу стал, материть. А этот майор выпил немного, у него солдат трех в батальоне в тот день убило, вот и его понесло. А когда генерал от Рохлина стал требовать его от должности отстранить и арестовать, тот этому генералу и сказал, что, мол, мудило сам бери автомат и воюй тогда. Вот воплей и соплей тут было! Так что героев у нас иногда и не дают, а назначают! Понял меня?
–Понятно!-
–Да не решаю я ничего, я так озадаченный, понял?-
–Да понял тебя, понял!-
–Ты все про этого Любимова плачешься, думаешь, он один такой несчастный, без Героя остался? Да у нас скорее певцу, этому как его Юрию Шатунову Героя России за Чечню дадут, чем офицеру. А ты знаешь, например, полковнику Сергею Рудскому, командиру 255-го мотострелкового полка, отказано в оформлении документов на присвоение звания Героя лишь потому, что его фамилия слишком похожа на фамилию другого Героя – столь не любимого президентом генерала, бывшего его собутыльника, вице-президента. Имя, которого да не будет помянута к ночи! Или, майору Сергею Дудаеву, командиру разведроты 104-й воздушно-десантной дивизии, которому отказали в звании Героя, по слухам из Министрества, лишь на основании того, что в России героя с такой фамилией быть не может. Меняй фамилию и ты герой. Но знаешь, что я думаю мой друг? Что фамилия Рохлин скоро им станет пострашнее, даже чем фамилия Дудаев!-
–А ты чего сам-то хочешь орден или медаль, какую?– было видно, генерал Орловский шутил, придуряясь и пристально смотря другу в глаза.
–А мне-то Юра за что? Что карты рисовал, доклады в Генеральный штаб слал и тушенку волградскую ел?– покорно развел руками Родионов
–Молодец ценю, мужик!– Орловский злобно похлопал друга по плечу:
–А ту у нас деятели наши коллеги из штабов в Ханкале, отметятся разок, потопчутся у вертолета, на Грозный посмотрят как Нельсон в подзорную трубу, и уже им ордена выписывай. И обижаются, понимаешь, когда им отказывают? Я им говорю, мужики совесть имейте! Понял меня?-
–Понял!-
–А раз понял гранату давай мне одну?– протянул ладонь к нему Юра.
–Какую гранату?– удивился Владимир.
–Ту, которую я тебе взять с собой советовал, помнишь?-
–А две для себя и для того, кто не сможет!– вспомнил полковник.
–Да, да смотрю, помнишь!-
–Помню, но я не брал. Без них обошлось!-
–Жаль, а вот смотри!-
Он быстро выхватил у солдата листы, лежащие сверху кипы, и протянул их Владимиру:
–Читай, дурило! Вот как жить надо и служить! А ты все про Любимова тут вспоминаешь!-
Родионов посмотрел, это был наградной лист на некого майора Нечиропука, заместителя батальона по воспитательной работе одной из частей, сражающихся в Грозном.
–Ну и что?– спросил он у друга.
–Читай, читай!– настаивал тот.
Владимир побежал глазами по строкам. В наградном говорилось, что некий мотострелковый полк, находясь на марше по территории Чеченкой республики, при подходе к Терскому хребту, подвергся внезапному нападению боевиков, и доблестный майор Нечипорук лично возглавил контратаку бойцов своей части. В ходе, которой он метким огнем уничтожил двенадцать боевиков. Потерь личного состава часть не понесла.
–Что ж достойный человека!– с сомнением в голосе сказал Родионов, возвращая наградной лист.
–Беспредельно достойный!– насмешливо покачал головой Юра, забирая лист обратно:
–Хорошо, я, конечно, не знаю что у них там, в журнале боевых действий на самом деле написано под этой датой. Может и правда там дудаевцы их атаковали?-
И тут он выдохнул, делая паузу, и зло продолжил:
–Но самое смешное, что этот герой войны, как только их полк выгрузился с эшелона, каким-то чудом оказался в госпитале Ростова-на-Дону. Ты понимаешь? И там все это время медсестер гоняет по коридору! И знаешь, чем он болен?-
И тут Юра закончил свое выступление, одной фразой:
–Геморрой! Нет, ты понимаешь, геморрой! Я его бумаги рву, а мне с Москвы звонят, что мы героя обижаем!-
–Герой! Герой, а у героя геморрой!– рассмеялся Владимир.
Орловский рассказал ему как Нечипорук после выгрузки эшелона, подвязался с тыловиками поехать за горючим и сбежал от них в Ростов. И Родионов подумал с горечью, что у войны есть всегда герои вроде Любимова и шакалы вроде Нечиропука, кормящееся с ее кровавой тризны падалью. И слишком много падальщиков в этой кровавой войне на шее простого солдата!
–Юра,– спросил Родионов:
–А ты не знаешь, кто эти два важных как жабы генерала, которые крутятся у Квашнина?-
–А эти вылизанные бритые министерские крысы? Которые солдата видели только издалека? – рассмеялся все знающий штабной генерал:
–Два столичных сноба, которые приехали сюда, что бы по личному распоряжению нашего министра со складов в Моздоке в Армению передать тысячу тон боеприпасов. На самом деле все, что я тебе сейчас говорю, это большая тайна, которой я с тобой как со старым другом делюсь! Эта секретная операция проводится с ведома нашего любимого президента. Так сказать, 'во исполнение решения Правительства Российской Федерации'. Да наши 'руководители' и 'палковводдцы' в отличие от нас они очень преуспевают в бизнесе! Не то, что твой Рохлин. Туда же ушли недавно 50 новых танков Т-72, которые бы не помешали в Грозном. А реально Вова, это элементарная торговля оружием. В нашей стране много ничейного добра, которое можно куда-либо продать и списать его на войну, – все предельно просто мой друг!-
Орловский сказал товарищу на прощание:
–А ты знаешь, что во время путча в августе 1991 года, тогда еще вполне себе обычные граждане СССР, ну а теперь известные всем полевые генералы Дудаева – Шамиль Басаев и Муса Закиев защищали вместе с Ельциным Белый Дом. Ну конечно, Ельцин их не знал тогда, и знать их не мог. Откуда ему знать было, кто они тогда были? Никто. Там было много разного известного народу среди героев – известные политики, ученые, артисты и писатели, – знаменитые деятели культуры. А среди них в толпе как все другие – стояли будущие полевые командиры, плечом к плечу, с нашими демократами, те самые которые спустя всего четыре гола, четыре Вова! Будут сражаться против этой же демократической ельцинской России, которую сами и отстаивали там, на баррикадах, у Белого дома в Москве. Так, где здесь та линия фронта, кто здесь друг и враг, и самое главное я не пойму где мы-то с тобой? Где ты, где я? Где мы на этой войне стоим, где держим оборону, на какой такой мы стороне? Кто наш друг? Кто враг? И думаю, мы все на той войне, что у нас уже с 1991 года идет, и идет необъявленно? Не менее страшной войне, что идет в Чечне, но войной, то ее никто и не называет! И эта наша сегодняшняя война по своей сути лишь продолжение той, начавшейся с распада Союза! -
Что мог сказать ему Родионов? Только одно – на этой и, да и на той войне на Северном Кавказе, уже много жертв и одна из них, это самый дорогой для него в мире человек – его сын. Но он промолчал, вздохнул, и попращавшийсь с другом пошел на посадку.
Когда транспортный борт полковника, вылетевший из Моздока, мягко приземлился на Чкаловском аэродроме уже, вечерело. Родионов прошел в зал ожидания, который был к его удивлению, был заполнен людьми. Там были и рыдающие женщины в черных траурных платках, и мужчины со скорбными перекошенными горем лицами, и дремлющие пьяные командировочные, возле сложенных в кучу сумок с вещами.
От дежурного офицера он узнал, что ближе к вечеру обычно прибывают транспортные самолеты с телами погибших и все гражданские в основном это приехавшие их забрать родственники. И тот доверительно сообщил ему, что назад этими бортами экономя топливо, перевозят, отправляемых в Моздок по замене военнослужащих. Такой вот бартер со смертью, обмен мертвых на живых, так представлялось ему это. Доставкой нового топлива в огненную печь войны.
