Текст книги "Стальная рапсодия"

Автор книги: Вацлав Подзимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 22

И снова лязг гусениц, шум мотора…

Наступило пасмурное утро. Мимо нас проезжали автобусы, везущие детей в школы. Школьники махали руками, и танкисты смотрели на них с улыбкой и чувством гордости, хотя в то время мы еще не знали, как закончится наше сражение с расстоянием и временем.

На маленьком привале мы поели свиной тушенки и запили ее жидкостью, лишь отдаленно напоминающей чай, но имевшей, однако, одну приятную особенность – она была горячей. По телу разлилось приятное тепло. Кто-то из солдат даже заявил, что не может быть, чтобы в ней не было рома.

Я влил в себя эту жидкость, обжигая пищевод, и побежал к своим танкам. Один из водителей пожаловался, что у него плохо тянет двигатель. С помощью поручика Прушека мы сумели быстро устранить неисправность.

Малечек ходил около гусениц с видом, будто его, кроме соединительных пальцев, шестерен и траков, ничто не интересует.

Вскоре мы продолжили движение.

С чувством удовлетворения я выглядывал из башни своего танка и наслаждался красотой ничем не нарушаемой езды. При этом я совсем не обращал внимания на холодный ветер, который время от времени бросал мне в лицо неприятную смесь снега с дождем.

На одном из поворотов, когда я не мог не проверить, все ли в порядке за моей спиной, я посчитал машины и оцепенел от ужаса. Одного танка не хватало. Я быстро посчитал снова и опять недосчитался одного танка.

Между тем колонна миновала поворот, и я перестал видеть ехавшие за мной танки. «Наверное, ошибся», – подумал я, с нетерпением ожидая, когда будет следующий поворот.

Я смог бы, конечно, приказать по радио, чтобы все мои командиры танков доложили о себе, и я бы сразу понял, ошибаюсь или нет. Но делать это мне не хотелось. В батальоне сразу узнают, что у нас не все в порядке.

Поворота все не было, мы, как по закону подлости, въехали на длинный прямой участок дороги.

«Это я что-нибудь перепутал, – убеждал я сам себя. – Если бы у кого возникла неисправность, то командир танка мне бы сразу сообщил»„.

Подходящий поворот появился только через четверть часа. Я еще раз внимательно пересчитал танки и убедился, что не ошибаюсь. Одной машины действительно не было.

Теперь уже не оставалось ничего иного, как выставить себя на позор и всеобщее осуждение.

– Я – Шестой, – сказал я в микрофон, и в моем голосе уже не было никакой самоуверенности. – Дайте о себе знать.

Командиры танков доложили как положено, и я установил, что нет Двенадцатого. Разумеется, кого же еще не будет? Десятника Пехачека, свободника Гисека и воина Пецки!

– Двенадцатый сошел с шоссе, – доложил командир Тринадцатого.

Я мысленно решил, что не прощу этого Пехачеку. Съехать с шоссе из-за неисправности – это может случиться с каждым. Но не доложить… Это уже безобразие!

Лучше всего было сейчас развернуться и поехать назад – установить, что случилось. Но этого нельзя делать. Инструкции ничего подобного не разрешают.

– Двенадцатый, отзовитесь! – крикнул я почти умоляюще и напряженно ждал ответа.

Ничего.

Колонна продолжала движение. Я еще несколько раз выходил в эфир, но все напрасно. Приятного было мало, и это, наверное, сразу угадывалось по моему голосу, потому что командир батальона произнес:

– Спокойно, Шестой, о них позаботятся!

Наступил полдень, солнце с трудом, очень несмело пробило тучи. Нетрудно было догадаться, о чем сейчас думали танкисты: что будет на обед и когда он будет. Но мои мысли были заняты совершенно иным. У меня потерялся один танк! Где он?

Потом я наконец услышал:

– Докладывает Двенадцатый.

– Двенадцатый, Двенадцатый, где вы? – закричал я громко, как будто от этого зависело, услышит он меня или нет. Опять ничего. В это время мы уже проезжали по районному центру, который на схеме маршрута был подчеркнут два раза. Люди на улицах останавливались и с интересом следили за громыхающими стальными колоссами. Осталось позади здание с неоновой надписью «Ресторан».

– Я бы сейчас не прочь поесть, – вздохнул мой заряжающий Незбеда.

Мне ничего не оставалось, как попросить его потерпеть.

– Я – Двенадцатый, – снова раздалось в наушниках. На этот раз очень отчетливо. – Догоняю вас.

– Грохот! – сказал я Пехачеку. Это слово в нашей роте использовалось в том случае, когда надо было жать во все лопатки. Моя злость на Пехачека постепенно спадала.

Наконец и большой привал. Мы съехали с дороги и остановились. Тот, кто подумал бы, что теперь все побегут к котлу, ошибся бы. Танкисты выскочили из танков и первым делом тщательно осмотрели гусеницы. Некоторые полезли в двигатели. И только установив, что все в порядке, они встали в очередь у полевой кухни. На обед был гуляш.

У раздачи стоял поручик Влчек. Он следил за тем, чтобы каждый получил нормальную порцию, и время от времени спрашивал:

– Ну как, ребята, вкусно?

– Неплохо было бы добавить к гуляшу немного хорошего соуса.

– Соус трудно делать в походных условиях, – ответил Влчек.

– Вполне приличный гуляш, его можно есть и без соуса, – авторитетно заявил какой-то гурман в звании свободника.

Этим он доставил Влчеку большую радость. Дело в том, что наш замполит кроме принципа «Практика – критерий истины» признает еще один, а именно: «Хорошо накормленный солдат лучше выполняет свои обязанности». А хорошо накормленный солдат – это, по его мнению, солдат, не только много, но и вкусно поевший. А поскольку поручик Влчек человек действия, он лично приглядывает за поварами. Пробует сам пищу, советует, какую приправу можно добавить, может быть, досолить. Естественно, у начальника продснабжения это не вызывает большой радости.

Я проглотил гуляш и вернулся в свой танк.

– Я – Шестой. Двенадцатый, где ты? – полетели мои слова в эфир.

Двенадцатой было теперь очень хорошо слышно. Наверное, он находился уже совсем близко.

– Подъезжаем к вам, торопимся, – проговорил Пехачек. – Мы не любим холодную еду.

Они прибыли в тот момент, когда повара начали собирать кухонные принадлежности, готовясь к следующему этапу марша.

Когда ребята Пехачека быстро съели подогретый гуляш, я решил, что пора привести в исполнение свои намерения.

– Почему вы не сообщили, что у вас что-то вышло из строя? – строго спросил я Пехачека.

– Я не думал, что мы провозимся так долго. Машина сползла юзом в канаву, Гисек не смог ее удержать. Я выскочил из танка, чтобы посмотреть, как нам быстрее оттуда выбраться. Но это оказалось делом непростым. Если бы не Пецка… он буквально на руках вынес танк из этой чертовой канавы, – явно перебарщивал командир танка, описывая мне происшествие. Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Послышалась команда, двигатели взревели, и марш продолжался.

Наступил вечер, после него ночь, и тут мы поняли, что настоящее испытание, собственно, только начинается. Ударил мороз, и дорога превратилась в каток.

Мы как раз проезжали по возвышенности. Казалось невозможным, чтобы такие стальные колоссы, как наши танки, гусеницы которых опасно пробуксовывали на обледеневшей дороге, преодолели крутые подъемы. Но спуски были не лучше, напротив, они были даже более опасны. Канавы будто притягивали танки, и машины упорно не желали слушаться управления.

Ко всему этому нас начинало поджимать время. Не успели мы глазом моргнуть, как уже на два часа выбились из запланированного графика движения. Было ясно, что надо что-то предпринимать. Наиболее подходящей мерой нам казалась остановка всей колонны и освобождение места для проезда машин, с которых бы нам посыпали песком дорогу.

Но командир полка решил иначе.

– Ребята, – услышали мы в наушниках его голос. Он звучал совсем не по-командирски и по интонации больше напоминал голос отца на семейном совете. – Посыпочные машины идут в конце колонны, и, прежде чем они проберутся в голову, пройдет уйма времени. Они и сами буксуют. А дальнейшего отставания от графика мы себе позволить не можем. Поэтому я приказываю вам, не прекращая движения, вдвое увеличить интервалы между машинами и повернуть башни назад. Исполняйте немедленно.

Мы выполнили приказ командира. В башне, повернутой назад, я сидел как на наблюдательной вышке. По крайней мере, у меня возникло такое ощущение. Меня пугала высота, на которую мы поднялись и которую я скорее чувствовал, чем видел. Потом я услышал в наушниках голос поручика Влчека. Он обратился к нам без позывных сигналов, но его голос мы все очень хорошо знали по собраниям и совещаниям. Радиосвязь его почти не искажала.

– Ребята, – начал он так же, как и командир полка. (За эти несколько лет военной службы я хорошо понял, что ребятами солдат называют тогда, когда дело принимает действительно серьезный оборот.) – Ребята, – повторил он, – мы отстаем от графика, а между тем впереди у нас очень сложный участок марша. Песочком нам никто дорогу посыпать не будет. Но мы не можем позволить себе, чтобы отставание увеличилось. Все теперь будет зависеть от командиров и водителей танков. Вы хорошие командиры и хорошие водители. Вы умеете водить. Все без исключения. Даже те, которых мы иногда ругаем. Теперь необходимо, чтобы вы доказали это.

Я приказал Малечеку увеличить интервал. Колонна продолжала пробиваться сквозь тьму и метель, невзирая на плохую дорогу.

Не знаю почему, но именно во время опаснейшего спуска я сказал Малечеку:

– Мы отложили вашу свадьбу. На четырнадцать дней.

Я ждал, что он ответит. Но напрасно. Пришлось мне прямо спросить его:

– Что вы скажете об этом?

– Наверное, это самое мудрое из того, что вы могли сделать, – ответил он решительно.

– Либушка, конечно, поймет это, – продолжал я.

Малечек не ответил, потому что неожиданно наш танк затанцевал на обледенелой дороге.

– Придержите левую гусеницу. – Я тоже хотел быть хоть как-то полезен в этой трудной обстановке. – Еще больше, еще.

Танк успокоился, и мы без проблем продолжили движение.

– Как вы сказали, товарищ поручик? – спросил Малечек, убедившись, что из непослушного хищника танк снова стал кротким ягненком. – Что она поймет?

– Не беспокойтесь зря, Малечек, все будет хорошо, вот увидите, – успокаивал я его.

Возвышенность осталась позади. Все обошлось без приключений. Я облегченно вздохнул.

Давно известно, что беда приходит тогда, когда ее меньше всего ждешь. Так было и с нами. Резкий толчок – и в голове моей от удара заплясали разноцветные искорки – голубые, зеленые, желтые, красные. Как у героев рисованных мультфильмов, когда им хорошенько достается. Через несколько секунд, когда интенсивность пляски немного уменьшилась, я установил, что мы оказались в канаве.

– Товарищ поручик, с вами ничего не случилось? – услышал я тревожный голос Малечека.

– Шишка наверняка будет, – ответил я. – Но это неважно, я в отличие от вас не жених.

– Не хотите расстегнуть комбинезон?

– Наплевать на него. Сейчас мы должны выбраться из каналы.

– Есть, – преобразился Малечек-жених в Малечека-солдата и включил заднюю скорость. Гусеницы начали буксовать.

– Чуточку вперед и попробуйте еще раз, – посоветовал я ему.

Мотор снова завыл, танк вздыбился – и опять ни с места.

– Так я из этой канавы не выберусь. Единственный выход – ехать вперед, – проговорил Малечек. – Это я понял еще при первой попытке.

Перед нами тянулся освещенный фарами фабричный забор из проволочной сетки, натянутой на бетонные столбы.

– Сколько может стоить метр проволочной сетки? – спросил я.

– Тридцать крон, – ответил Незбеда. – Отец покупал такую для дачи. Если, конечно, она с тех пор не подорожала.

– А один бетонный столб? – поинтересовался я.

– Приблизительно пятьдесят, но точно не знаю. Мы натягивали сетку на металлические трубы.

– Если мы поедем вперед, сколько столбов и сетки сомнем?

– Четыре столба и метров пять сетки, товарищ поручик, – прикинул Малечек ущерб, который мы собирались нанести государству.

– Так что более пяти сотен это стоить не будет, – быстро подсчитал я.

– Не будет, – единодушно отозвался экипаж моего танка. По-видимому, всем уже надоело стоять в бездействии.

– Пятьсот осилю, – решил я и готов был уже отдать приказ начать движение вперед.

– Товарищ поручик, согласен взять на себя половину, – предложил в последнюю минуту Малечек.

– Знаете, сколько стоят пеленки, ползунки, коляска и конверт для ребенка? А эти ползунки должны быть каждый месяц новые, потому что сейчас дети быстро растут. Экономьте денежки, они вам еще потребуются, – отверг я его предложение и почти сразу же увидел, что за забором неистово размахивает фонарем мужчина с повязкой заводского охранника на рукаве. Наверное, он понял, что может произойти.

– Подождите! – кричал он, стараясь удержать нас от намерения сломать забор.

– Не бойтесь, товарищ! – крикнул я в ответ, пытаясь успокоить его.

Я вынужден был кричать, чтобы он услышал меня. – Мы проедем аккуратно!

– Сынок, ты хочешь повалить забор? Я за него отвечаю!

– Веру это на себя, – заявил я. – И любой ущерб возмещу.

– Но я тебя не знаю, – заколебался охранник.

Самое время было дать ему визитную карточку, но таковых я пока не имел. Собирался заказать после производства в надпоручики.

– Я поручик Гоушка! – крикнул я. – А счет предприятие пусть пришлет на мой адрес! – Я продиктовал ему название гарнизона и номер части. Он записал все это в блокнот. Было ясно, что я его уговорил.

– Товарищ, отойдите шагов на двадцать в сторону, – попросил я его. Мне стоило большого труда не назвать его дедушкой. Он находился при исполнении служебных обязанностей и мог обидеться. Охранник сделал двадцать шагов в сторону, старательно их при этом отсчитывая, и я отдал приказ: – Вперед!

Малечек нажал на газ, отпустил сцепление, и мы прошли через забор как нож сквозь масло. Меня больше всего интересовал размер ущерба. С облегчением я подсчитал, что более чем на пять сотен он не потянет.

Выехали мы через ворота завода, которые охранник проворно открыл для нас.

– Сколько мы потеряли из-за моей шишки? – спросил я Малечека.

– Не более тридцати минут.

– Тридцать минут – это порядочно, но мы их наверстаем.

– Наверстаем, товарищ поручик.

Нам быстро удалось догнать колонну, потому что она, к счастью, остановилась на короткий привал. Все экипажи не преминули воспользоваться этим и поспать. Я обошел роту. Все, казалось, было в порядке. Кроме одной мелочи. Малечек уснул как убитый. Я несколько раз его встряхнул и убедился, что это уже был не сон, а полуобморок. Наконец мне удалось привести его в состояние, при котором он был способен хотя бы частично что-либо воспринимать.

– Вылезайте, – приказал я.

Это получилось у него с трудом, так как он еще находился в полусонном состоянии.

– Я поведу танк сам.

– Нет, этого я не могу допустить, – осмелился он запротестовать. – Это был бы позор…

– Никакого позора! – Я даже не обратил внимания на его возражение и стал в уме подсчитывать, сколько суток мой водитель не спал как следует. Получилось пять суток.

– Все ясно. Разве можно без нормального сна выдержать пять суток? Кто угодно уснет, – сказал я.

– Но ведь и вы не спали как следует столько же, – продолжал он возражать.

– Я командир и должен быть выносливее, – все еще не желая устраивать ему разнос, сказал я.

Тут в наушниках раздался громовой голос. Командир батальона на этот раз действительно кричал, что делал весьма редко:

– Всем из машин – и пять минут основательно разминки! Основательной! Ответственные – командиры рот!

Мы пулей вылетели из танков и усердно принялись разминаться. Разминались мы эти пять минут на самом деле основательно, затем бросились к машинам. Малечек, конечно, – на свое место водителя.

– Вы что, не поняли? – остановил я его.

– Я думал, что после такой спартакиады менять меня уже не имеет смысла.

Он все еще пытался возражать!

– Нет, Малечек, мое решение неизменно.

Глава 23

Сказав это, я тут же подумал о том, что сравнительно давно не водил машину и как раз сейчас настало время опростоволоситься перед Малечеком и другими водителями. В училище я, правда, занимался вождением, но в роте мне пока на это не хватало времени. К тому же каждая машина, несмотря на тщательную подготовку, и я в этом ни минуты не сомневался, имеет свой характер. У каждой свое сцепление, свои тормоза, свои особенности при поворотах. Мне потребуется, по всей видимости, проехать километра два, чтобы к ней как следует приноровиться. Особое внимание надо обратить на выполнение поворотов. В училище у меня несколько раз машину на поворотах сильно заносило.

Наверное, даже в темноте по моему лицу можно было понять, о чем я думаю, потому что свободник Малечек все еще стоял за моей спиной и ждал. Ждал, очевидно, в надежде, что я отменю свое решение. В какой-то момент у меня действительно появилась такая мысль.

– Дайте сюда бумаги, подтвердим передачу машины, – окончательно пресек я свои колебания.

В неярком свете карманного фонаря я оформил все, как положено, устроился на месте водителя и воспроизвел в памяти все несложные операции по управлению танком. Я подумал, что и теперь, когда сам поведу машину, я все же останусь командиром роты и должен буду обеспечить командование ею. Я подтянул к себе длинный шнур, необходимый для езды под водой, переключил работу радио и проверил связь.

Вместе с тем я страстно желал, чтобы Малечек сейчас же уснул и не имел возможности наблюдать, как я тронусь с места. Он наверняка будет рассказывать в роте, как командир, устраивающий разносы водителям, которые не могут плавно тронуть машину с места, сам продемонстрировал любительское исполнение.

Не так давно я Малечеку в подобной ситуации говорил, что ему больше подошли бы вожжи. Теперь я жалел, что когда-то произнес эти слова, даже подумал извиниться за них. Однако сейчас для этого был явно неподходящий момент, и я решил, что извинюсь перед ним обязательно, при первом же удобном случае.

О готовности к движению я доложил самым последним.

– Вперед! – скомандовал командир батальона. – На максимальной скорости. Опаздываем на три часа.

Я опустил жалюзи, проверил, хорошо ли закрыт люк, потом прибавил газу и нажал на фрикцион. Но как я ни пытался его включить, все было напрасно. Я слышал, как за моей спиной ревет двигатель. Прошла минута, прежде чем я обнаружил, что затянут горный тормоз. Я отпустил его и включил фрикцион без труда. Но я, наверное, отпустил педаль фрикциона слишком резко, так как теперь у меня заглох двигатель. Я его опять завел, все снова повторил и на этот раз наконец тронулся.

Постепенно я набирал скорость, включая соответствующие передачи. Следил за обочиной, осторожно и без заносов проходил повороты и уже подумывал, что начинаю сживаться с машиной.

– Не тащитесь, – нарушил мое спокойствие командир батальона.

Я прибавил газу.

– Что вы делаете? Не наезжайте на меня!

Я пришел к заключению, что командиру нашего батальона трудно угодить.

– Водитель, влево, – скомандовал мне согласно инструкции мой наводчик Душек. Он выступал теперь в роли командира танка и вел себя соответственно. Я переместился к середине шоссе. Но возможно, это мне только так показалось.

– Водитель, влево, – настойчиво повторил он, наверное, только потому, что ему выдался случай отдавать приказы своему командиру. Похоже, в этом была доля правды.

– Влево, мы заваливаемся! – На этот раз он уже кричал на меня. Если бы на моем месте сидел Малечек, командир танка, может, выдал бы что-нибудь покрепче. Я исполнил его желание, чтобы он наконец оставил меня в покое. Я полагал, что мы не были на краю обрыва. И кто знает, был ли там вообще какой-нибудь обрыв. Мысленно я был благодарен Малечеку и механику за их заботу о машине. Двигатель и все системы работали как часы. Я не замечал, что в лицо мне летел грязный снег, даже не снег, а грязь, и мне приходилось часто протирать очки.

Я пребывал в спокойствии до того момента, когда Малечек своей непонятной выходкой буквально выбил меня из седла. Когда я уверенно делал очередной поворот, в наушниках вдруг раздался его голос:

– Докладываю, что Шестой ведет машину, несмотря на сильный ушиб. Прошу разрешения взять управление машиной в свои руки. – Вот-вот в эфире мог разразиться скандал. Но командир батальона этого не допустил.

– Шестой, как себя чувствуете? – тут же спросил он.

– Еду, – ответил я.

– На ближайшем привале вас осмотрит врач; вызову его в голову колонны.

Потом уже в эфире регулярно раздавалось только одно:

– Больше скорость!

А я время от времени прибавлял к этому наш условный сигнал, который солдаты моей роты понимали лучше:

– Грохот!

Короткий привал устроили на рассвете. Мы осмотрели двигатели, на коленях облазили гусеницы, проглотили подогретый завтрак туриста и выпили жидкость, называемую чаем. Она была горячая и потому вкусная.

– Я хотел бы провести короткое собрание нашей ротной организации Союза социалистической молодежи, – обратился ко мне Метелка. – Нужно дать оценку действий на марше, и докладчиком должны быть вы, товарищ поручик.

Я согласился. Председатель ротной организации ССМ тут же собрал ребят. Некоторые из них еще подкреплялись хлебом. Самые расторопные уселись на трансмиссию. Для тех, кого мог бы заинтересовать мой доклад на собрании о ходе марша танкового полка, процитирую его дословно, хотя специалисты по методике работы среди молодежи найдут, наверное, в чем бы упрекнуть меня.

– Товарищи! – начал я, набрав в легкие побольше воздуха, как будто собирался говорить не менее часа. – Все идет хорошо, и видно, что у вас есть навыки. И техника у вас работает нормально. Тот, кто сомневался, что мы доедем до Моравии, глубоко ошибался. Со свободником Малечеком мы поговорим в гарнизоне. Этот его нелепый выкрик в эфир я просто так не оставлю. Мы не укладываемся во время, и я предлагаю принять решение членам нашей организации сделать все, чтобы наверстать упущенное. У меня все.

Председатель собрания открыл прения. Кочка предложил вернуться к первоначальным интервалам, потому что уже не скользко и в колонну будет меньше вклиниваться грузовиков. Ширучек и Шроубек поинтересовались, как обстоит дело со свадьбой Малечека. Я сказал, что она отложена на четырнадцать дней, и мой ответ их вполне удовлетворил. Десятник Гисек обратил внимание на то, что уровень масла приближается к нижней отметке.

Я пообещал Гисеку, что на ближайшем привале посмотрю, и на этом прения закончились. Постановление было принято большинством голосов. Против не было никого. От голосования воздержались только те, которые сидели на трансмиссии и уснули.

Председатель был очень недоволен результатом голосования и хотел разбудить спящих, чтобы решение было принято единогласно.

– Не надо, – посоветовал я ему. – Их совсем немного.

В этот момент ко мне подошли поручик Влчек и врач.

– Подождите! – обратился Влчек к расходящимся солдатам. – Собрание продолжается.

Те вернулись весьма неохотно. Ребята, спавшие на трансмиссии, проснулись, но еще не поднялись с мест и поэтому снова оказались в лучшем положении.

– Надеюсь, вы понимаете, какой у вас командир роты. Он получил травму, но, несмотря на это, ведет машину. Берите с него пример. Вот и все, что я хотел сказать, – закончил Влчек.

Я покраснел до ушей и сказал, что он не должен был говорить об этом.

– Сейчас вас осмотрит доктор! – На мое замечание он не обратил ни малейшего внимания.

Доктор Бальцар взглянул на мою шишку на лбу, потом слегка надавил на нее.

– А как у вас со здоровьем, доктор? – процедил я, чтобы отвлечь его.

– Меня беспокоит желудок, – ответил он. – В армии часто бывает жирная пища.

– Гастрогел принимаете?

– Нет, еще не пробовал, – признался он. – Однако это хорошая идея.

– Как спите? – продолжал я интересоваться.

– Плохо. Даже ноксирон на меня уже не действует.

– Попробуйте дормоген, – посоветовал я ему. Наверное, я переборщил, потому что Бальцар вдруг осознал, что давать врачебные советы входит прежде всего в его обязанности.

– Пациент сейчас вы, товарищ поручик, а не я. Вы набили себе шишку на голове.

– Ну и что? Не задерживайте меня из-за этого пустяка. Я хочу выполнить поставленную задачу, и никакой доктор мне в этом не помешает.

Он хотел было посчитать у меня пульс, но я решительно воспротивился. После этого Бальцару ничего не оставалось, как официальным тоном заявить:

– Абсолютно здоров.

Свободник Малечек стоял перед танком по стойке «смирно» с видом несчастного человека.

– Что это вы пригорюнились? Я же сказал, что буду разговаривать с вами в гарнизоне и только после свадьбы, – успокоил я его.

– Кто поведет, товарищ поручик? – спросил он.

– Вы, – обрадовал я Малечека. – Но ехать придется быстро. Решение собрания вам, по-моему, известно?

– Да что я, не умею быстро ездить? Командир батальона тащится словно улитка. Вот если бы можно было посигналить, чтобы он дорогу уступил…

– Сигналить будете на гражданке, на своей машине. А здесь мы идем в колонне. Ясно?

– В армии мне всегда все ясно.

И тут колонна рванулась вперед. Командир батальона спешил так, словно выполнял решение нашего собрания.

– Увеличить скорость! – раздался его голос в моих наушниках.

– Грохот! – добавил я тут же наше обычное.