Текст книги "Стальная рапсодия"

Автор книги: Вацлав Подзимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

Собственно, она не закончилась. Едва за Пецкой закрылась дверь, как в комнату вошел надпоручик Бидло. Вид у него был далеко не приветливый.

– Что нового на станции? – попытался я поднять ему настроение.

– Моя рота считает себя оскорбленной. – Он не был расположен к шуткам.

– Моя рота тоже иногда считает себя оскорбленной, В такие минуты я даю ей команду захватить какой-нибудь объект. – Мне все еще не хотелось настраиваться на серьезный лад.

– Но моя рота действительно считает себя оскорбленной, – стоял он на своем.

Мне ничего не оставалось, как спросить его, почему.

– Твои солдаты распространили слухи, что пятисотенную, возможно, украл кто-то из второй роты, – объяснил он.

– Не стоит волноваться. Пятисотенная уже нашлась. – Я думал, что это сообщение его успокоит.

Но он не хотел успокаиваться:

– Это не меняет сути дела.

Раздраженный его упрямством, я сказал:

– Ну давай устроим небольшое сражение между нашими ротами, чтобы ваше высочество получило сатисфакцию.

– Именно за этим я и пришел, – подтвердил он совершенно серьезно. – Мы хотим с вами сразиться. На футбольном поле. Если вы не выступите, значит, вы слюнтяи и трусы.

– Выступим, – заверил я его.

– Ты им прикажешь? – спросил он с усмешкой.

– Они разделают вас добровольно.

– Чувствуется, что ты не так давно принял командование ротой, – заявил он. – Но ты дал слово, и мне этого достаточно. Как ты их заставишь играть, твое дело. Итак, в субботу после полудня, – добавил он и уже совсем дружелюбно подал мне руку.

Я передал бюро ССМ, что на этот раз мне с ними нужно кое-что обсудить.

Они собрались после ужина, полагая, очевидно, что речь опять пойдет о списке подозреваемых. Я коротко информировал их о своем разговоре с надпоручиком Бидло, никак не ожидая, что могут возникнуть осложнения.

А они возникли. Ребята решительно отказались от встречи, заявив, что в футбол можно играть в любое время года, только не зимой, когда на футбольном поле лежит снег.

Я возразил, что эту порошу и снегом-то назвать нельзя.

Но они все равно отказывались играть, и я долго не мог понять, почему они так не хотят этого. И лишь через полчаса, после настойчивых расспросов, мне удалось что-то выжать из них.

– Вы же сами хорошо знаете, товарищ поручик, что мы против футбола ничего не имеем, – наконец решился выложить всю правду свободник Гисек. – Но четверо ребят из второй роты выступали на областном чемпионате, а надпоручиком Бидло, когда он учился в училище, интересовались из «Дуклы». Хотя он тогда и заявил, что хочет доучиться и стать командиром, но футболист он все еще хороший и азартный. Летом забил нам пять голов.

– И что, счет был пять – ноль? – начал понимать я.

– Двенадцать – ноль, – поправил меня Гисек.

Так вот в чем дело! Что ж, теперь мне все стало абсолютно ясно.

– Ничего не поделаешь, – рассудил я. – Заварили кашу, теперь и будем расхлебывать. – Я увидел, что мои слова их несколько смутили, и поспешил объяснить: – Я тоже приму участие в игре, буду персонально опекать надпоручика Бидло. Заверяю вас, что пять голов он не забьет.

Как только я сделал это заявление, с членами бюро сразу стало легче разговаривать. Председатель заметил даже, что у него есть друг, который выступает в национальной лиге, сейчас, мол, у него зимние каникулы, и, если собрать ему денег на дорогу, он непременно приедет. Ну а это, надо вам сказать, класс!

Я предложение его отклонил, сказав, что справимся сами. Если нам не хватит умения, возьмем энтузиазмом.

Они согласились со мной. Потом мы заговорили о составе команды, но этот вопрос решили довольно просто. После того как мы исключили тех, кто шел в наряд, и тех, кто ни разу в жизни не видел мяча, нас осталось ровно одиннадцать.

Поручик Влчек зашел ко мне на другой день после полудня. Он уже был в курсе дела.

– Ну что, в субботу играете? – прогудел он без всякого предисловия. – И правильно делаете! Не мешало бы сбить спесь с этих бидловских профессионалов. Но чтобы никакого кровопролития, понятно? Анекдот «от спорта до пенсии по инвалидности» хорош только как анекдот.

Я заверил его, что в моей роте одни приверженцы высокотехничной игры.

– Я попросил майора Кноблоха быть у вас судьей, – добавил еще Влчек и, встретив мой удивленный взгляд, заметил, что он хотел судить сам, но в субботу у него родительское собрание в интернате. А у Кноблоха есть опыт судейства. Уже выходя из комнаты, поручик не удержался от совета: – Будь внимателен! Они играют на Бидло, а его удержать трудно.

В пятницу предстоящей встречей жил уже весь батальон, и даже нашлись два солдата, которые попросили перенести им увольнение на более позднее время.

В субботу мы в сопровождении Кноблоха выбежали на поле. На трибуне сидели несколько десятков зрителей. Я успел разглядеть среди них командира батальона и его жену. И естественно, их сынишку, которого, однако, предстоящее избиение пока нисколько не интересовало.

Капитанами команд были я и надпоручик Бидло. Что касается меня, то так решили ребята, хотя они никогда не видели, как я играю, и я не знал, радоваться этому или нет.

Первый тайм прошел без особых волнений, как сказал бы спортивный комментатор. Спортивный комментатор, но не мы. Мы как львы боролись за каждый мяч и каждый метр поля, пот с нас лил ручьями, постепенно растопившими снег. Но все было напрасно! Энтузиазм без футбольного искусства, с одной стороны, и тонкая техника без завершающего удара – с другой, ни к чему не привели. Тайм закончился вничью.

Серьезная опасность у наших ворот возникла на двадцатой минуте второго тайма. Мяч был послан надпоручику Бидло, тот принял его на бегу и устремился вперед. Я не успел перехватить мяч и с ужасом увидел, что Бидло выходит один на один с нашим вратарем. И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось, – сбил Бидло сзади. Он рухнул как подкошенный, а у меня при этом что-то слегка хрустнуло в ноге. Нарушение произошло уже в штрафной площадке.

Кноблох прежде всего попросил отвести Бидло в медпункт, а меня удалил с поля и назначил пенальти.

Его реализовал один из бидловских нападающих. Я видел это с трибуны. Через минуту нам забили еще один гол, последний.

Встреча закончилась. Все были удовлетворены. Мои ребята – потому что счет был гораздо меньше десяти, соперники – потому что все же нас победили, командир батальона и майор Кноблох – потому что надпоручик Бидло еще до конца встречи вернулся на поле и вторая рота не осталась без командира.

И только я не испытывал никакой радости. Я шел в раздевалку вместе с игроками и по их лицам ясно видел, что они думают о моем поступке. Они молча переодевались в сухие спортивные костюмы, будто не замечая меня. И только когда они выходили из раздевалки, один из них, я так и не понял, кто именно, и это меня мучает до сих пор, сказал:

– А командир наш силен, ничего не скажешь.

– Это точно, силен, – послышались еще чьи-то голоса.

Я чувствовал, что это слово ни в коей мере не означало у них осуждения.

Я довольно смиренно шел просить прощения у надпоручика Бидло, но его реакция меня весьма удивила:

– Ты чего извиняешься? Опасных игроков всегда придерживают как могут. У меня, к сожалению, уже не та скорость. Года два назад у тебя не хватило бы времени, чтобы меня уложить.

– Где-то я слышал, что в подобных случаях лучше схватить соперника за майку. Это, говорят, не так опасно… – откровенно высказался я.

– Хватать за майку – это глупость, – перебил меня Бидло. – Футбол есть футбол, и в него играют ногами. По правилам или не по правилам, но всегда ногами. – Он вышел прихрамывая, правда, совсем немного.

Глава 17

Однажды после ужина в офицерском общежитии появился свободник Малечек.

– Товарищ поручик, у вас Прушека нет? – спросил он, предварительно поприветствовав меня по всем правилам.

– Если только в шкафу, – ответил я недовольно, потому что он застал меня за стиркой носков. – Еще он может быть в парке, там уж вы его определенно найдете.

– Я его вообще не ищу, – сказал Малечек уже совсем нелогично.

– Так почему же вы о нем спрашиваете?

– Чтобы удостовериться, что я могу поговорить с вами с глазу на глаз. Это очень важно.

Я выжал носки, расправил их на краю умывальника, предложил ему сесть и приготовился слушать. Я уже свыкся с тем, что Малечек человек своеобразный. Однако то, с чем он пожаловал ко мне, превзошло все мои ожидания.

– Я решил пригласить вас на комиссию по прекращению беременности.

– Что? – Это было первое, что я смог произнести. Потом я подумал, что ослышался. – На какую комиссию? – переспросил я.

Малечек решил, что я не понимаю, о чем он говорит, и ответил:

– Ну, эту самую врачебную комиссию, которая рассматривает…

Я прервал его:

– Я знаю, что есть такая комиссия, но не представляю, что я там должен делать. Никакой девушке никаких неприятностей я не причинил.

– Вы нет, а я – да, – не давал мне опомниться Малечек.

– Так и идите туда сами!

– Я тоже туда пойду. Однако мне крайне необходимо, чтобы и вы пошли со мной. Комиссии я уже об этом написал. Вы получите письменное приглашение. Там вы будете отчасти как бы моим отцом, отчасти – свидетелем.

– Вы хотите выйти сухим из воды, а я должен засвидетельствовать, что вы в соответствующее время не оставляли подразделения?

– Ниоткуда я не хочу выходить, товарищ поручик! Наоборот, я готов отвечать за любые последствия. И я с удовольствием это сделаю, – с гордостью заявил Малечек.

– Тогда начнем сначала, – прибег я к своему излюбленному выражению.

– Все зависит от того, что считать началом. Предположим, что все началось с трех пощечин тому стиляге, который крутился около нее. Потом она приехала ко мне сюда, и все было хорошо. Теперь она обнаружила, что беременна, и обратилась в эту самую комиссию. Говорит, что условия не позволяют ей родить ребенка. У нее никого нет, живет в общежитии, а я служу в армии. Там сказали, что они хотели бы знать мнение отца. То есть мое. – При этих словах Малечек выпятил грудь. – Мне пришло в голову просить вас засвидетельствовать, что я человек серьезный и смогу заботиться о ребенке. Я готов вести переговоры только в вашем присутствии.

– Большое вам за это спасибо, – не смягчился я и попытался вернуть его к суровой действительности: – Она с ребенком будет жить в общежитии, вы будете ее навещать раз в два месяца и посылать ей свое солдатское жалованье. Она будет жить в таком же достатке, как Жаклин Онассис.

– Ну что вы, – прервал он. – У меня есть тетя в Моравии, будет жить у нее. Кое-какие деньги я скопил еще до армии.

Было ясно, что он все основательно продумал. Я решил пойти с ним на комиссию. Отчасти как отец, отчасти как свидетель.

Письменное приглашение пришло на следующий день.

– Рота на целый день не может остаться без командира, – возразил майор Кноблох, когда я пришел просить разрешения отлучиться.

К счастью, командир батальона был иного мнения. Он согласился с тем, что четарж Метелка способен на время заменить меня.

Я уже выходил, когда Матрас, вспомнив о чем-то, позвал меня обратно.

– Продолжают поступать жалобы на то, что ваша рота имеет в «Арме» протекцию, – сообщил он мне. – Это из-за вас или из-за Метелки?

– Из-за него. Наверное, он ей нравится, – сказал я откровенно.

– Мне бы не хотелось, чтобы девица наделала каких-нибудь глупостей, пока он не уволится в запас.

– Я соберу роту и попрошу ребят, чтобы они отказались от этих льгот и не навлекали на нас неприятностей, – пообещал я. – Метелке я тоже скажу об этом.

Войдя на другой день с Малечеком в здание национального комитета, мы долго и безуспешно изучали план учреждения. Потом, вспомнив старый военный принцип – чего не найдешь на карте, о том хорошо знают местные, – я спросил вахтера, где заседает нужная нам комиссия.

– На втором этаже, комната 206, папаша, – не без ехидства ответил он.

Услышав это, я сначала разозлился, но потом мне стало грустно. Я вспомнил Юцку. С ней бы я не пошел на такую комиссию. А как бы я заботился о малыше! Однако малышу и моей незначительной персоне она предпочла параграфы законов.

Крановщица, красивая, статная, уже ждала нас около дверей комнаты 206. С Малечеком она поздоровалась холодно, со мной – еще холоднее.

Воцарилось мучительное молчание, и я обрадовался, когда нас наконец пригласили войти. Во главе стола сидела женщина средних лет, как я узнал в процессе разбирательства, мать четверых детей. Второго члена комиссии, врача-гинеколога, проблема интересовала в основном с медицинской точки зрения. Третьим членом комиссии была женщина из отдела социального обеспечения. Начало переговоров она провела в волнении, опасаясь, как бы молодая пара, сидящая на противоположном конце стола, не попросила квартиру.

Комиссия с самого начала прониклась к нам симпатией. Председатель потому, что Малечек сразу же заявил, что идея иметь как можно больше детей его интересует уже длительное время. Врач-гинеколог потому, что мы пришли вовремя, а женщину из отдела социального обеспечения привело в хорошее расположение духа заявление Малечека о том, что будущую мать он поселит у своей тети.

Выяснилось, что и обсуждать-то нечего. Доводы крановщицы, почему ей нужно избавиться от ребенка, в свете гораздо более веских аргументов свободника Малечека растаяли, как лед на солнце.

Мы расходились с сознанием того, что в данном случае соответствующие специалисты останутся без работы. В коридоре ко мне подкатил врач-гинеколог.

– Вы его командир? – спросил он.

Я кивнул.

– Вы теперь в армии занимаетесь и такими вопросами?

– Прежде всего мы заботимся о человеке, – заявил я ему. Потом до меня дошло, что это звучит слишком высокопарно, и я добавил: – Малечек отличный парень и будет отличным отцом.

– Мне кажется, и она отличная девушка, – проговорил доктор. Он отошел от меня в хорошем расположении духа.

Я заметил, что красивая крановщица что-то настойчиво втолковывает Малечеку. Лицо его было растерянным. Я незаметно направился в их сторону, чтобы помочь ему, однако стоило мне приблизиться, как она подтолкнула его вперед. Малечек, решившись, сделал два шага в мою сторону и заявил:

– Либушка говорит, что, если уж так получилось, нужно поскорее сыграть свадьбу.

– Либушка права, – согласился я. – Свадьба должна быть.

– Но как это организовать? У нее ведь никого нет. Мою тетю во внимание не следует принимать.

Минуту я раздумывал, что делать, потом ответил:

– Свадьбу справит наша рота!

Я еще не высказал это, но уже пришел в ужас. Однако слово – не воробей…

– Ребята нас поддержат, – сказал я и добавил, обращаясь к Малечеку: – Я вас подожду на вокзале.

Я вышел из здания национального комитета и направился в сторону вокзала. Они не спеша последовали за мной, потом свернули к городскому парку. Очевидно, хотели в оставшийся до отхода нашего поезда час побыть одни. Им было о чем поговорить.

Глава 18

Собрание ССМ роты, которое по моему предложению было созвано через три дня, проходило весьма бурно. Но вовсе не потому, что нашелся хотя бы один человек, который не согласился с моим предложением устроить свадьбу свободника Малечека. Наоборот. Предложение было принято незамедлительно и единогласно. Было даже решено выбрать Малечека, о котором сегодня пойдет речь на собрании, в президиум. Споры не касались и проблемы, кто будет финансировать свадьбу. Сегодняшний солдат – это уже не тот человек, у которого кроны за душой нет. Все единогласно проголосовали за то, что каждый член ССМ выложит на свадьбу столько, сколько сможет, то есть примерно по пятьдесят крон. Кроме необеспеченных. Но на предложение необеспеченным поднять руку никто не отозвался. Я заявил, что вношу три сотни, и в зале раздался страшный гул. Не было для нас проблемы и в том, где праздновать свадьбу. Из двух кафе мы выбрали наиболее дешевое «Завист».

Осложнения возникли в связи с вопросами сохранения боевой готовности роты. Мы начали думать, как быть, и завязли… Похоже было, что заседать придется до утра. Потом кто-то мудрый изрек, что боевая готовность роты – это прежде всего дело ее командира, вот и пусть товарищ поручик Гоушка сам решит, кто может принять участие в свадьбе. Предложение также было принято единогласно.

Последним пунктом повестки дня были выборы свадебной комиссии. Под восторженные аплодисменты присутствующих меня избрали ее председателем.

Как обычно, после собрания ко мне присоединился четарж Метелка.

– Мне ясно, что я на свадьбу не пойду, – заявил он.

– Вы нисколько не ошибаетесь, – заверил я его. – Будете замещать меня.

– Ничего другого я и не ожидал, – сказал он, и я уловил в его голосе оттенок гордости. – Я постараюсь, чтобы все было в порядке, можете на меня положиться.

– Я в этом и не сомневаюсь, – заявил я со всей решительностью. Командир, которому только что аплодировала вся рота, может позволить себе быть решительным.

Метелка стал по стойке «смирно» и без малейших признаков иронии произнес:

– Спасибо за доверие, товарищ поручик. Разрешите идти?

– Идите!

Он сделал четкий поворот и вышел.

На другой день поднялся шум. Майор Кноблох, воспользовавшись каким-то поводом, заявил, что я в интересах своей популярности с удовольствием превратил бы армию в кабаре.

Ко мне зашел председатель полкового комитета ССМ и разъяснил, что, хотя в высшей степени и желательно вести работу с молодежью по линии ССМ, в том числе и в армии, путем подобных мероприятий, в данном случае я переборщил.

– Не думайте, что я против, – заметил он, – просто вам в любом случае этого никто не разрешит.

– Не понимаю, почему не разрешит? – возразил я. – Речь идет о хорошем деле, и определенно найдутся люди, которые с этим согласятся.

– Если разрешат, я даю сотню. Конечно, если меня пригласят, – заявил он.

– Тебя пригласят и без сотни, – заверил я его.

– Без сотни я не могу прийти. Скажут, что я объедала. С таким аргументом я не мог не согласиться.

– Дашь пятьдесят крон, как и все, но только для того, чтобы совесть у тебя была чиста. Денег у нас достаточно.

Поручик Влчек, на которого я главным образом рассчитывал, пришел сразу же вслед за председателем комитета ССМ полка, но особого восторга он не выражал.

– Это вызовет массу проблем, – заметил он после того, как я подробно ознакомил его с ходом вчерашнего собрания, постаравшись при этом как можно живее обрисовать, с каким воодушевлением рота готовится к свадьбе.

– То, что проблемы возникнут, я предполагаю, но мы их преодолеем, – постарался я убедить его. Потом стал приводить самые различные аргументы, чтобы привлечь его на нашу сторону, однако успеха не имел.

Было видно, что поручик Влчек даже после всех моих убеждений не слишком склонен устраивать ротную свадьбу. Я испугался, что все полетит к чертям. Без свадьбы, по словам Либушки, рожать нельзя, так что мне в таком случае не останется ничего другого, как вновь предстать перед уже знакомой комиссией и попытаться уговорить врача, что еще не поздно. Как я подсчитал, действительно было не поздно. Самое время. Эта не слишком радужная перспектива сделала меня еще более красноречивым.

– Я все это еще раз как следует обдумаю. И посоветуюсь, – принял решение поручик Влчек и собрался уходить.

Собрался, но не ушел. Ему помешал решительный стук в дверь, после которого в комнату ввалились воины Шроубек и Ширучек. Они растерялись, увидев меня в обществе поручика Влчека, но, право, это длилось лишь мгновение. Они представились ему и попросили разрешения обратиться ко мне. Получив такое разрешение, они выпалили:

– Мы тоже дадим по пятьдесят крон! На свадьбу Малечека, – добавили они для полной ясности.

Сначала я хотел им сказать, что свадьбы вообще не будет, но потом хорошая мысль пришла мне в голову.

– Это будет свадьба ССМ, – сказал я. – Тех, кто не состоит в ССМ, не приглашаем.

Они, очевидно, были готовы к такому повороту дела, так как без колебаний в один голос заявили:

– Мы хотим подать заявления!

– Я командую ротой и приемом в Союз социалистической молодежи не занимаюсь, – заметил я. – Бланки заявлений можете взять у председателя нашей организации.

Шроубек и Ширучек попросили у поручика Влчека разрешения уйти. По их тону было видно, что они не намерены разговаривать с некомпетентными лицами. Уже уходя, они добавили:

– Эта свадьба, товарищ поручик, доказательство хорошего отношения к людям.

Солдаты исчезли за дверью, и Влчек вдруг передумал уходить. Он опять сел.

– Это лучшие наводчики твоей роты? – спросил он.

Я подтвердил.

– И последние из тех, кто еще не вступил в члены ССМ? – продолжал выспрашивать он.

И на этот раз я ответил утвердительно.

– Следовательно, ваша рота единственная в полку будет на сто процентов состоять из членов ССМ, – задумчиво произнес он. – И эти двое заявили о желании вступить в ССМ совершенно добровольно…

– Только ради свадьбы Малечека, – осмелился добавить я.

– А что? – задумчиво проговорил Влчек. – Эта свадьба, наверное, действительно хорошее дело…

– Спасибо, товарищ поручик! – Это было единственное, что я оказался в состоянии из себя выдавить.

В том, что Влчек нас поддержал, я убедился уже на следующий день, когда меня вызвал командир батальона.

– Надеюсь, вы сделаете все необходимое, чтобы свадьба прошла без всяких осложнений, – сказал он без какого-либо вступления, довольно безуспешно стараясь сохранить казенный тон. – Не думайте, что, если ваша рота на прошлой неделе отстрелялась на «отлично»… Я ничего вам не прощу! – Потом добавил, что послезавтра зайдет проверить строевую подготовку, и отпустил меня.

Свадебная комиссия собиралась несколько раз, одно из последних заседаний состоялось, когда до события, вызвавшего столько волнений, осталось десять дней. Едва я открыл заседание, как поднялось пять рук. Все вносили предложения по улучшению свадьбы. Когда десятник Пилначек предложил, чтобы в тот момент, когда жених скажет «да», был дан залп, я сделал вывод, что так мы ни до чего не договоримся, и взял инициативу в свои руки.

– Итак, товарищи, прошу по порядку! – Мне надо было прервать поток их излишней активности. – Прежде всего я хотел бы услышать финансовый отчет.

Отчет был весьма кратким. Деньги внесли все.

– И сколько же мы имеем? – спросил я.

– Столько, что могли бы сыграть свадьбу не в «Зависте», а в «Интерконтинентале», – сообщил казначей, однако конкретную сумму не назвал.

– Так скажите точно, сколько мы имеем, – настаивал я.

– Я уже сказал, – ответил кассир. – Хватит на «Интерконтиненталь».

И тут я понял, почему он избегает ответа.

– Извините, товарищи, я еще не внес свои три сотни, у меня получка послезавтра.

– Можно и послезавтра, – констатировали они хором.

Потом мы договорились о том, что в интересах соблюдения боевой готовности в свадьбе примут участие примерно пятнадцать человек, причем пить они не будут. Шроубек и Ширучек, как новые члены ССМ, в любом случае будут приглашены.

Мы обсудили меню, программу вечера, а также вопрос, каким образом из ратуши попадем в кафе. Кто-то предложил прибыть на свадебный пир строем и с песней. Мы могли себе это позволить, так как наша рота заняла второе место за исполнение строевой песни. После того как мы сообразили, что тетя жениха вряд ли сможет маршировать с нами, мы отказались от этого предложения. Доберемся до кафе группами.

Я вынес на обсуждение совещания вопрос о подарках. Мне ответили, что этот вопрос давно решен. Каждый, без учета того, будет он присутствовать на свадьбе или нет, уже приготовил какой-нибудь подарок. Я хотел знать подробности, но они отказались их сообщить. Это, по их словам, личный секрет каждого. Потом они заявили, что помимо этого молодожены получат еще коллективный подарок от роты. И тотчас принесли показать его. Это были часы с боем. Ценой, надо полагать, не менее трехсот крон.

– Где вы взяли деньги на часы? – поинтересовался я.

Они неохотно сознались, что их дал Пецка.

– Позовите сюда Пецку, – приказал я.

Прошло некоторое время, прежде чем Пецку нашли.

– Где вы взяли деньги на свадебный подарок? – спросил я, едва он вошел в комнату.

– Костюм, который я приобрел для гражданки, оказался дешевле, чем я рассчитывал. Поэтому я купил еще и часы. Они им понадобятся, – объяснил он.

Я успокоился, но ненадолго, потому что мне тут же пришло в голову, что и я должен купить свадебный подарок. А то они могут подумать, что самым прекрасным подарком для молодоженов я считаю свое присутствие на свадьбе.

Ребята словно прочитали мои мысли. Один из членов свадебной комиссии сунул руку за стекло стенда с ротными трофеями и вытащил довольно красивую хрустальную вазу. Я ее сразу же узнал. Ротный хор выиграл ее на конкурсе ССМ.

– Это, товарищ поручик, вы должны вручить новобрачным от своего имени. Им она понравится, – сунул он мне вазу в руки.

– Но я не могу этого сделать, – сказал я, совершенно смущенный.

– Можете, хор согласен. Вы даете три сотни, а этого вполне достаточно, – заявил он мне и добавил, что ваза не имеет инвентарного номера.

– Малечек ее знает, – протестовал я.

– Ну и что из этого? – удивился он. – Все равно она им понравится.

После недолгого размышления я категорически отказался.

Мы закончили заседание свадебной комиссии с приятным чувством, что ничего не упустили.

В коридоре я встретил техника своей роты свободника Прохазку. Он шел с большой сумкой. К тому же она была очень тяжелой, я заметил это, когда он перекладывал ее из правой руки в левую, чтобы поприветствовать меня. Очевидно, он спешил в мастерскую, которую некоторое время назад создал кружок технического творчества. Мне пришло в голову зайти туда на минуту.

Там меня ждала страшная картина. Длинный рабочий стол был завален настольными лампами из удивительной смеси дерева и проволоки. Прежде всего я попытался сосчитать их, но, насчитав два десятка, оставил это занятие.

– Так, опять лампы. Прохазка? – спросил я с упреком.

После того как я приступил к выполнению функций командира роты, у меня был с ним на эту тему не один разговор. Как только у Прохазки выдавалась свободная минута, он мастерил настольные лампы. Меня увлечение свободника страшно нервировало, и я старался убедить его бросить это никчемное занятие.

Все мои убеждения оказались напрасными. Тогда у меня возникла идея создать технический кружок для изготовления макетов танков. По причинам весьма прозаическим нам в любую минуту мог понадобиться какой-нибудь подарок или для пионеров, или для делегаций, которые нас посещали…

Я незаметно устроил так, чтобы ребята избрала руководителем кружка-именно Прохазку. Он с удовольствием руководил кружком, и из-за большого объема работы, который в связи с этим ему приходилось выполнять, на лампы у него не оставалось времени.

Теперь он снова занялся ими. Но почему?

Прохазка прочитал этот вопрос в моих глазах.

– Подарки, – проговорил он с безразличным видом. – На свадьбу.

– Может быть, на свадьбы? – попытался я поправить его.

– Нет, на одну – свадьбу Малечека. – Он был непоколебим. – Индивидуальные подарки от ребят.

– Что супруги будут делать с таким количеством ламп? К тому же они все одинаковые.

– Они вовсе не одинаковые, – обиделся Прохазка. – Каждая представляет собой оригинальное произведение искусства. – С этими словами он сунул мне в руки две лампы. Они отличались друг от друга как шарики для игры в пинг-понг.

– А что молодые с ними будут делать?

– Освещать. В квартире и на даче.

– У них нет квартиры. И дачи нет.

– Но будут же. – Его невозможно было вывести из равновесия. – Часть могут продать.

– За сколько? – спросил я.

– За сколько захотят.

Я уже устал от этого разговора и потому махнул на все рукой:

– Ладно! Но потом вы опять будете делать макеты танков. – Я сказал это, чтобы за мной осталось последнее слово.

– Макетов мы уже наделали целую кучу! Теперь перейдем на кое-что более интересное, – ответил он и подал мне чертеж, за который не было бы стыдно даже инженеру-механику.

Под проектом подписались авторы – Малечек и Прохазка. Это действительно было что-то гораздо более интересное, и я уже представлял себе, как это усовершенствование поможет нам на учениях.