Текст книги "Стальная рапсодия"

Автор книги: Вацлав Подзимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

Грохотали мы как следует. Все ребята полностью освоились и легко справлялись с управлением. Даже те, которых раньше мы считали, мягко говоря, боязливыми.

На полной скорости мы обгоняли автомобили. «Жигу» ли», «москвичи», «шкоды» – все остались позади. Вот только с «трабантами» были проблемы.

Я, собственно, против «трабантов» ничего не имею. Отличная машина, скоростная – особенно если идет с горы… Был бы я большим начальником – наверняка запретил бы рассказывать о «трабантах» анекдоты. Слишком плохое воздействие оказывают они на психику водителей. Садится такой за руль, тут же вспоминает какую-нибудь не самую лестную для «трабанта» шутку и, подгоняемый уязвленным самолюбием, летит вперед, не желая никого пропускать. А если к тому же удастся обойти более мощную машину – нет тогда предела его злорадству. Он – на вершине блаженства, как те, кто выигрывает в спортлото. У такого водителя создается впечатление, что анекдоты выдумывают злые завистники владельцев «трабантов».

Те трое, которых мы только что обогнали, явно пренебрегали своей жизнью. Они до отказа жали на педаль газа, стоило нам только начать обгон, петляли между танками то тут, то там, покручивая пальцем у виска. У своего виска. Но относилось это к нам.

– Ведь ткну его легонько – и понесет свою пластмассовую коробочку в портфеле! – рявкнул Малечек, у которого явно начали сдавать нервы.

– Не стоит, – отсоветовал я ему. – У меня пять сотен долга, так что на ремонт пластмассовой коробочки, боюсь, уже не хватит моих сбережений.

Тот не ответил, потому что вновь пошел на обгон «трабанта». Гусеницы лязгали, двигатель ревел, и весь этот ад длился не менее пяти минут. Потом злополучная троица, похоже, сдалась. «Трабанты» прижались к обочине, а их владельцы выпученными глазами наблюдали картину, какую не увидишь на военном параде… Там машины идут медленно.

Гонка продолжалась. Темп не спадал.

Наконец мы узнали, что вышли из цейтнота. Следующий привал был большим, как и значилось в плане. А потом снова шум, лязг, дым.

– Товарищ поручик, что такое «Гидина»? – неожиданно вывел меня из умиротворенной задумчивости Малечек.

– Откуда вы взяли это слово? – поинтересовался я.

– Да вот надпись… на магазине.

Проверить Малечека я уже не мог – магазин мы только что миновали. Однако на следующем доме красовалась еще одна вывеска на словацком языке: «Смешанные товары».

Я прекрасно знал, что эти слова означают, и теперь прикидывал: стоит ли, а если стоит – то как с большим пропагандистским эффектом сообщить роте то, что мне самому известно со вчерашнего вечера, точнее – с момента вручения новой карты-схемы, где значился дальнейший маршрут нашего движения. Сомнений не оставалось – задание мы выполнили.

– Товарищ поручик, мы в Словакии, – блеснул образованностью мой наводчик Душек.

– Милости просим, – протянул по-словацки заряжающий Незбеда.

Мы вдруг почувствовали, что нет для нас расстояния, которое мы не могли бы осилить. Если нам забудут дать приказ остановиться, мы будем ехать, пока хватит силы у машин. У машин, а не у нас! Мы выдержим все!

– Товарищи, – донесся по радио голос командира батальона, – основная часть задания успешно выполнена. Двигаемся дальше. Скоро уже будем на месте.

На этот раз он не призывал нас увеличить скорость. Наверное, ехать быстрее уже было нельзя.

– Похоже, он забыл сказать, сколько еще километров у нас впереди, – тихонько проговорил Незбеда.

– Не забывайте, – вынужден был заметить я, – что настоящие командиры никогда точно не говорят танкистам, сколько пути еще осталось, а лишь обещают скорое прибытие.

Мы получили приказ остановиться. Потихоньку съехали на самый край обочины, заглушили двигатели. Через мгновение все спали как убитые.

Я проснулся последним. Выбравшись из танка, обнаружил, что бойцы уже давно покончили с едой.

– Сейчас принесем вашу порцию, – полушепотом сообщил мне Незбеда и направился к лесу. Вскоре он вернулся с котелком, от которого поднимался ароматный пар.

– Вы что, в ладонях разогревали? – удивился я.

– Мы решили поддерживать огонек, товарищ поручик, чтобы вы могли как следует поужинать после сна.

– Кто это мы?

– Наша рота, – ответил он.

– Кто конкретно?

Незбеда лишь пожал плечами.

– С чего это вдруг столь трогательная забота? – бросил я равнодушно, чтобы окончательно развеять впечатление, будто я слишком тронут происшедшим.

Устроившись поудобнее, я съел мясо, щедро сдобренное перцем. Незбеда стоял невдалеке и ждал.

– Товарищ поручик, разрешите обратиться, – произнес он нерешительно.

Я кивнул, с сожалением дожевывая последний кусок.

– Я бы хотел извиниться перед вами. Давно уже собираюсь…

– Не знаю, чем вы передо мной провинились? За что, собственно, собираетесь извиниться?

– За просьбу отца, товарищ поручик… Ну, чтобы я… по протекции получал увольнения. А также за тот копченый окорок, которым он хотел вас подкупить…

– Бойцы взвода Метелки с удовольствием расправились с этим подношением, – сказал я, хотя и не был знаком с подробностями.

– Они тогда здорово надо мной смеялись, – признался Незбеда.

– Но насмешки их были не по адресу. Вы, надеюсь, не имели к этому никакого отношения? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, товарищ поручик. Я действительно ничего об этом не знал. И кстати, ни разу с тех пор не написал домой.

– А вот это уже, простите, глупость, – констатировал я. – Чем родители заслужили такое отношение? Да ведь они всегда желают детям самой лучшей доли, только иногда ошибаются… Вот что, давай условимся, – перешел я на неофициальное «ты», – при первой же возможности ты напишешь домой, а я, со своей стороны, обещаю, что больше никогда в жизни не вспомню об этом окороке. Более того, я и другим не позволю напоминать тебе об этом. Идет?

Незбеда с благодарностью кивнул и добавил:

– Это все отец… На старости лет он вдруг стал частенько повторять: «Не подмажешь – не поедешь».

– В общем, договорились. Ты напишешь, я – забуду.

– И никому не позволите… – напомнил Незбеда.

– Не позволю… – подтвердил я.

После ухода Незбеды я еще некоторое время размышлял о любимой поговорке его отца и пришел к выводу, что в отношениях между людьми – это, конечно, дурное дело, но в том, что касается танков… И тут я решил, что самое время собрать командиров и механиков-водителей.

– Как дела с маслом? – спросил я у них.

– Плохо, – раздался нестройный хор голосов. – На нижнем уровне.

– У всех? – окинул я взглядом собравшихся. Кивнули все.

Но я-то своих людей хорошо знаю, да и машины тоже. Знаю, у которого танка расход масла больше, у которого – меньше…

– У вас, Гисек, тоже… на донышке?

Тот кивнул.

– И в запасе – ничего?

Гисек отрицательно замотал головой.

Этого мне было достаточно. По собственному опыту знаю, что люди очень не любят лгать. С гораздо большим удовольствием они преувеличивают, драматизируя ситуацию. А если и врут, так уж стараются как можно меньше, в экстренных случаях и по возможности без слов.

Я опросил еще нескольких водителей – тех, чьи танки, по моим сведениям, были довольно экономичными в отношении масла.

И они качали головами: масла нет, запасов никаких.

Я решил, что не стоит сердиться, и приказал Метелке:

– Организуйте дележку масла. Действуйте решительно, но справедливо. Через четверть часа доложите.

Особого энтузиазма мое распоряжение у Метелки не вызвало.

– Это будет нелегко. Ведь они сидят на масле, как куры на яйцах, – сказал он.

– Я знаю, что в роте масла достаточно. В среднем, понимаете? И вы эту золотую середину определите.

Командир взвода ушел выполнять свою, прямо скажем, тяжелую и неблагодарную миссию.

Начал он с метода убеждения, я даже услышал, как один из водителей предлагал ему взамен масла полбатона венгерской колбасы. Видимо, это заставило Метелку избрать бескомпромиссный путь. В дело пошел масляный щуп.

Через четверть часа Метелка действительно доложил, что все в порядке.

– Насчет того что масло у нас в изобилии, не скажу, – разглагольствовал он. – Ну в худшем случае еще денек выдержим. У меня тут есть кое-какой запасец, неплохо, между прочим, припрятанный. Но все равно с маслом напряженно.

– Хорошо, Иван, – удостоил я его одной из своих наивысших похвал.

Минуты через две меня разыскал надпоручик Бидло:

– Слушай, одолжи мне немного масла, у меня уже щуп совсем сухой.

– Вам нужно совершить великий перераздел на принципах равноправия, – посоветовал я ему. – Отыскать золотую середину. Знаешь, что это такое?

– Знаю. Это как в том анекдоте. Помнишь? Одного математика, обожавшего средние величины, спросили: что же такое эта твоя середина?

– Остановись, ради бога, остановись! – взмолился я, зная пристрастие Бидло к длинным анекдотам. – У нас слишком мало времени.

– Да-да, – поразительно быстро согласился он. – Но даже в среднем мы не поднимемся выше нижнего уровня.

– Знаешь что? У моих ребят есть венгерская колбаса… Хочешь, мы отдадим тебе кусочек, чтобы ты не считал нас жмотами?..

Бидло смотрел на меня, стараясь испепелить взглядом. Ничего из этого не вышло.

Позже я увидел, как он беседовал с командиром своего первого взвода. Я готов был дать голову на отсечение, что он еще раз напомнил взводному о том, чтобы сэкономленное масло было как следует спрятано. У Гоушки, мол, через несколько часов масла совсем не останется.

Мы выехали в густую тьму и вьюгу. Настроение было приподнятое, и даже отвратительная погода нас почти что радовала.

Миновала полночь. У меня стали предательски слипаться глаза. Три часа утра – то самое время, когда человек готов отдать полжизни за час-другой сна. Я напрягался изо всех сил, но голова нет-нет да и падала на грудь.

Из опасной дремы меня неожиданно вывел голос Бидло:

– Ежик, не спишь?

Я ответил коротким «нет», чтобы разом отмести все подозрения.

– Я тут выяснил, что мы как раз проезжаем по деревне, с одной девицей из которой я был знаком, – поделился со мной Бидло. – Мы познакомились на спартакиаде. Я участвовал в гимнастической пирамиде, замыкал ее в высшей точке. Она потом сказала, что в этот момент я был настоящим украшением стадиона. Внимание всей публики было приковано ко мне, представляешь?

Я молча представил. Именно молча, так как уже почти физически ощущал предстоящий разнос за болтовню…

– … Она во время выступления тоже была недурна, – продолжал Бидло как ни в чем не бывало. – А на Новый год пригласила меня к себе. Если бы ты только знал, что это был за праздник! Свой винный погребок, поросенок на вертеле, колбаски… Тебе, старик, таких колбасок в жизни пробовать не приходилось. Их готовят на шампурах… А вино! В общем, французское за полста крон – гадость против него.

В это время случилось именно то, что неминуемо должно было случиться: в наушниках послышался голос командира батальона Матраса.

– Тридцатый, слышите меня?

– Так точно, – мгновенно отозвался Бидло.

Я полагал, что командир задал этот вопрос Бидло только для того, чтобы потом тот не мог открутиться, что не слышал, мол, объявленного ему взыскания.

Поэтому я буквально окаменел, когда услышал следующий вопрос надпоручика:

– А чеснок в эти колбаски добавляли? У меня, понимаете, есть рецепт, которого я свято придерживаюсь, но все равно получается что-то не то.

В наушниках прозвучал еще один голос:

– Нужно добавить майоран, товарищ надпоручик.

– Это еще кто? – поинтересовался командир батальона.

– Воин Гуштява, товарищ надпоручик.

Я решил, что уж теперь-то гроза неминуема.

– А сколько его надо добавить, воин Гуштява? – спокойно продолжал расспрашивать командир батальона.

– Три щепотки на одну кишку, – немного подумав, ответил Гуштява.

– Когда вернемся в часть, вы должны мне все объяснить по порядку. Обязательно зайдите, товарищ Гуштява.

– Есть, – весело пообещал Гуштява.

– Всем нам сейчас хочется спать. Поэтому разрешаю рассказывать разные случаи из жизни. На мой взгляд, это гораздо лучше, чем полет с обрыва, – сказал командир батальона, чтобы рассеять опасения таких, как я, молча и напряженно прислушивающихся к разговору.

– Как же случилось, что ты до сих пор холост, если у тебя была такая прекрасная девушка? – обратился я к Бидло, осмелев после слов командира.

– Она вышла замуж за слесаря. За достатком, понимаешь, погналась, – грустно сообщил мне Бидло. – Мне же только и осталось, что переживать.

– А что, винный подвал был большим? – поинтересовался кто-то, чей голос я не узнал, так как обладатель его был явно не из моей роты.

– Метров двадцать в длину, а по высоте – три огромные бочки…

– Действительно жаль, – посочувствовал голос в наушниках. – Но все равно она меня удивляет, ведь таких парней, как вы, – раз, два и обчелся…

– Что правда, то правда, парень. Но спартакиада окончилась, и я перестал быть центром внимания. А главное, меня перестали покрывать искусственным загаром.

– Загар – почти всегда залог успеха у женщин, – присоединился к нам еще кто-то, – а вот меня солнышко не балует. Пять минут похожу без рубашки, и кожа чулком сползает.

Кто-то посоветовал страдальцу крем «Нивея».

Начало светать. Предстояла небольшая остановка с завтраком, и командир батальона произнес:

– Уже утро… Мы отлично поболтали, отлично выдержали скоростной режим, ни разу не съехав в кювет, так что теперь можно вновь начать жить по уставу. Короче, каждый, кто нарушит режим радиосвязи, – пойдет под арест!

– Есть! – стройно ответили мы.

Глава 25

После короткого привала и завтрака с единственным блюдом – картофельным супом, который был настолько густой, что в нем ложка могла стоять, мы опять тронулись в путь. С полными желудками, но катастрофически пустеющими картерами двигателей.

Дорога была забита до предела. Грузовики, автобусы, тракторы, легковые автомобили… И кроме всего этого – наша колонна. Мы с трудом пробирались в транспортном потоке, дружески приветствуя гражданских водителей.

Когда нам наконец показалось, что машин стало меньше, впереди возникла медленно плетущаяся механизированная колонна артиллеристов.

– Только этого нам еще не хватало, – не выдержал командир батальона. – Какого черта они здесь делают? Иду на обгон, – предупредил он колонну.

– Давай, только осторожнее. Переходи в голову колонны, – узнал я голос командира полка.

Мы выровнялись на обочине и приготовились к тому, чтобы обойти артиллеристов.

Но, когда командир батальона приказал нам двигаться вперед, регулировщик артиллеристов преградил нашей колонне путь. Пришлось остановиться.

Командир батальона уже был около артиллеристов, и его жесты яснее ясного свидетельствовали о том, что разговор носит далеко не дружеский характер. Я высунулся из башни и убедился, что зрение меня не обмануло. Дискуссия проходила на самых высоких тонах.

В это время появился наш командир полка, с большими усилиями пробравшийся в голову колонны. Тут же от группы артиллеристов отделился какой-то подполковник.

Впрочем, начальство не собиралось выяснять отношения в присутствии подчиненных. Старшие офицеры отошли немного в сторону.

Пока они выкладывали друг другу аргументы с помощью планшетов, чины пониже отдавали предпочтение самым отборным армейским выражениям.

Когда запас эмоций начал потихоньку истощаться, командир полка направился к своему танку. Решение было принято.

– Начать обгон, – приказал он по рации.

Мы начали обгон. Малечек, однако, не собирался успокаиваться. Когда мы миновали один из грузовиков, он почти до пояса высунулся из люка и прокричал: «Ползуны!»

Мы шли на хорошей скорости, и меня захлестнула волна радости и восторга. И вдруг раздался грохот, не уступающий по силе выстрелу из орудия. Такие случаи во время марша – всегда ЧП. Оставалось выяснить, кто в этом виноват: я или надпоручик Бидло. Я быстро считал танки – один, два, три, четыре… мечтая дотянуть до десятого, после которого начинались машины Бидло… Досчитать удалось только до восьми.

Все было ясно. Что-то натворили десятник Чадек и свободник Черны. Мои люди. Командир танка и его механик-водитель, которые, казалось, просто не выносили один другого и в то же время не могли друг без друга обходиться. Однажды они чуть было не подрались из-за девушки, но потом помирились, когда она дала отставку им обоим. Словом, это были неразлучные и постоянно ссорящиеся друзья. Я уже несколько раз собирался разлучить их, но так и не решился на такой шаг.

Когда я прибыл на место происшествия, они как раз прекратили ругаться между собой, нашли общий язык и, слившись в эдакий бронированный кулак, стойко отбивали нападки артиллеристов и их обвинения в неумении ездить.

Все было ясно как божий день. Артиллеристы распахнули задние двери своего бронетранспортера как раз в тот момент, когда с ними поравнялся танк Чадека и Черны.

Хорошо были видны и все вытекающие из происшествия последствия. Они в самом деле вытекали: танковый бак с горючим был пробит и содержимое его быстро пополняло и без того внушительную лужу на асфальте.

Я буквально задохнулся от возмущения:

– Знаете, сколько горючего вытекает сейчас на землю? Чадек, я к вам обращаюсь!

– Но мы здесь ни при чем, – защищался тот.

– Согласен, но когда у вас вообще не останется горючего, я брошу вас прямо на дороге, где вы будете торчать до второго пришествия! Надеюсь, это произойдет на самом пустынном участке нашего маршрута, где нет людей и вам не подадут даже корки хлеба. А вы молчите! – рявкнул я на артиллеристов из транспортера, ехидно посмеивавшихся над танкистами. – Любая баба после трех занятий в автошколе знает, что перед тем как открыть двери, нужно убедиться, что в это время никого нет рядом!

– Правильно, товарищ поручик, – мгновенно почувствовали себя на коне Чадек и Черны.

Я посчитал необходимым слегка их осадить:

– С вами разберемся на следующей остановке.

Похоже, что мои слова подействовали, так как оба танкиста притихли.

– Сбросить бак! – приказал я. – И перекрыть идущие от него трубопроводы!

Экипаж так рьяно принялся выполнять приказание, словно от герметичности системы зависела его дальнейшая судьба. Впрочем, в некоторой степени так оно и было.

Разбор происшествия произошел лишь во время длительного привала. Я объяснил водителям нашей роты суть случившегося с Чадеком и Черны и подчеркнул, что машине угрожает непредвиденная остановка в пути.

Чадек не преминул произнести речь, упирая на то, что даже наилучший командир танка не может добиться какого-либо успеха, имея самого бестолкового в полку водителя. Черны, в свою очередь, ограничился лаконичным заявлением: «Каков командир – таков и водитель».

Долго выслушивать их словесную дуэль я не собирался и решил отложить подробный разбор ЧП до возвращения в часть. Чтобы спасти «потерпевших» от участи нищих на обочине, каждый экипаж нашей роты выдал им по двадцать литров горючего из своих запасов.

Потом мы разошлись, чтобы подкрепиться гороховой кашей с сосисками.

– Ты принял правильное решение, – одобрил мои действия поручик Влчек, когда я возвращался к своему танку. – Человека нельзя бросать на обочине.

Это я знал и без него, но все равно выслушать похвалу было приятно.

– Торопись, – подтолкнул он меня к танкам. – Опять опаздываем. Через две минуты трогаемся.

Мы действительно тронулись через две-три минуты, напрягая нервы и моторы, чтобы поскорее ликвидировать отставание от графика движения.

Глава 26

В сумерках мы добрались до красивого, словно на картинке, словацкого городка с миниатюрной площадью, на которой в момент нашего появления праздновали шумную свадьбу. Невзирая на холод и ветер, веселые гости пели и танцевали вокруг невесты с развевающейся фатой, не обращая никакого внимания на танки.

– Ну-ка прибавить скорость и смотреть строго перед собой, – скомандовал я. – А то сейчас сразу раскиснешь…

Это относилось к Малечеку.

– Насчет раскисания, товарищ поручик, каждый должен отвечать за себя, – отпарировал мой водитель. Впрочем, его реплику я оставил без внимания.

Через несколько минут мы уже были за городом. Булыжную мостовую сменила обыкновенная проселочная дорога с ухабами. А за очередной деревушкой кончилась и эта дорога. Впереди лежало поле. Чистое поле.

Человек несведущий скажет, конечно, что в таком случае самое лучшее – возвратиться. Но попробуйте на узкой проселочной дороге развернуть колонну танков! Вам потом жизни не хватит, чтобы собрать ее в «струнку». Старое правило танкистов – двигаться все время вперед – не раз проверено на практике.

Мы остановились в поисках выхода из создавшейся ситуации. Вскоре к головной машине подошла группа пожилых людей. Среди них один был помоложе.

– Товарищи, – обратился к нам тот, что помоложе, назвавшись председателем местного национального комитета. – Мы вас не ждали, вы уж простите, что без хлеба-соли… Но все в наших руках…

– Что вы, что вы, – прервал его поручик Влчек. – Мы очень спешим.

Он говорил по-словацки, чем немало удивил меня. Позже Влчек признался, что словацкому он научился тоже во время спартакиады у одной девушки.

– Ну вот… – искренне переживал председатель. – Я вас отпущу и опозорюсь в глазах всей области. Будут говорить, что наше село не смогло достойно встретить бойцов Народной армии…

Наконец удалось объяснить ему суть возникшей перед нами проблемы: как вернуться назад в городок и при этом двигаться только вперед.

Проблемы, собственно, не было. Нужно было лишь с благословения сельчан перемахнуть через преградивший нам дорогу лужок, а потом – через поле, лежащее за ним.

Несколько минут мы уговаривали Влчека объяснить все сельчанам.

– Что ж делать… Проезжайте, – грустно кивнул председатель, выслушав пространную речь поручика.

Влчек пожал старикам руки, а с председателем даже обнялся.

Не прошло и пятнадцати минут, как мы опять были в маленьком городке. Гулявшие на свадьбе все еще резвились под открытым небом. Трудно сказать, кто из них первым решился на столь отчаянный шаг, но буквально через несколько секунд все они сгрудились на пути следования наших машин. Нам пришлось остановиться. Люди, поднимаясь на горячую броню, передавали в открытые люки торты, пирожные, другие сладости…

Потом мы услышали в наушниках голос командира батальона. В нем звучали откровенно угрожающие нотки:

– Если кто-нибудь возьмет бутылку, получит, что называется, под завязку.

Против сладостей комбат ничего не имел, но требовал от нас быстроты и еще раз быстроты.

Мы покинули гостеприимный городок, выехали на нужную дорогу и подсчитали дефицит времени. Два часа…

– Грохот! – приказал я своей роте, еще не успев проглотить последнее пирожное. Я был спокоен. Ездить мои ребята умели.

В наушниках послышался голос командира полка. Командир несколько раз повторил приказ увеличить скорость. Но ехать быстрее уже было нельзя. Машины шли на пределе.

Перед большим привалом командир полка сообщил, что отставание во времени удалось сократить до часа. Мы остановились, и я тут же отдал Метелке распоряжение проверить, не захватил ли кто-нибудь из наших бутылку со свадьбы. Вскоре командир взвода вернулся и доложил, что крепких спиртных напитков в роте нет. Запас алкоголя ограничен четырьмя бутылками пива. Я приказал доставить пиво мне и надежно спрятал трофей.

После ужина, еще до того как экипажи разошлись к своим машинам, кто-то проронил, что эта дорога, видимо, никогда не кончится. Все согласились, но никто, похоже, по этому поводу особенно не переживал.

Дела с маслом обстояли все хуже. Я сам со щупом в руках обошел все машины и выяснил, что жалкие капли из запасов Метелки способны поднять уровень в баках лишь до нижней допустимой отметки. А это означало, что можно ехать еще километров сто. Впрочем, все могло закончиться и на первых двадцати… Дело в том, что с таким низким уровнем масла никто из нас в жизни не сталкивался, необходимый в подобных ситуациях опыт начисто отсутствовал.

Я решил обратиться за советом к Бидло. Не успел я и рта раскрыть, как он уже понял, о чем пойдет речь.

– У нас найдется кусок венгерской колбасы, если хочешь, – отомстил он мне за вчерашнее, даже не удосужившись выслушать до конца.

– Павел, – решил я изменить предложенный мне тон разговора, – у всех моих танков уровень масла ниже критической отметки. Я просто не знаю, чем это кончится…

– Я тоже. – Бидло картинно развел руками.

– Подожди, – остановил я его. – Если можешь меня выручить, выручай без лишней болтовни. Не можешь – скажи прямо. Времени у нас в обрез. Скоро трогаемся.

– Пусть этот твой Метелка сбегает к десятнику Балику и скажет, чтобы тот выдал ему все, что у нас осталось.

– Спасибо, Павел, – поблагодарил я и ринулся на поиски Метелки. Искать его долго не пришлось, он стоял буквально в десяти шагах за моей спиной. Метелка отлично знал: выход у меня только один – обратиться к надпоручику Бидло.

Я направился к своим. Там я чувствовал себя уже не так скверно, несмотря на то, что Чадек и Черны опять ругались, Малечек весь ушел в себя и изображал святого мученика, а Гисек что-то громко втолковывал Пецке. В конце концов, это моя рота, и в ней самые обыкновенные люди со своими характерами, особенностями. Ангелов у нас нет, да они нам и не нужны.

– Масло мы уже поделили, – сообщил Метелка. – Надеюсь, до финиша выдержим.

В это время мимо проходил поручик Прушек.

– Где масло? – остановил я его. – Как же ты не мог обеспечить необходимое количество масла?

– Мы тоже участвуем в подобном марше впервые… Но скоро масло будет, – посулил Прушек, виновато улыбаясь.

– Я и без тебя доеду, – отрезал я, не обращая никакого внимания ни на его виноватую улыбку, ни на обещание.

– Ну так и нечего меня задерживать, – махнул он рукой.

И вновь наступила ночь. Оставалось надеяться, что это будет наша последняя походная ночь.

– Вперед, жених, – сказал я Малечеку, когда был получен сигнал к отправлению. – И пожалуйста, без тряски…

Мы проезжали по спящим деревням, будто бы вымершим улицам, лишь изредка натыкаясь взглядом на пятнышки освещенных окон. Иногда на горизонте возникали предприятия, где работали ночные смены. А потом снова – пустые и темные деревни.

Перед маленьким домиком, нарушая резкими вспышками темноту ночи, стояла санитарная машина. В нее с трудом забиралась роженица. Парень в распахнутой дубленке и наспех нахлобученной шапке суетливо старался ей помочь и не знал, как это сделать. В каждом его движении, казалось, сквозила просьба: милая, потерпи еще немного!

Мне вдруг пришла в голову мысль, что этот, еще пока неродившийся, гражданин обязательно будет танкистом. И еще… что очень здорово иметь такие совершенные машины, как у нас. И что эта ночная темнота, спящие улицы, санитарная машина с будущей матерью и наши танки, охраняющие всеобщий покой, составляют единое, гармоничное целое…

Утром я с котелком возвращался от походной кухни, стараясь не расплескать дымящийся суп, и размышлял о трудном марше, который еще несколько дней назад нам, как говорится, и не снился. «Пока все идет нормально, – думал я, – похоже, удастся выдержать». Неожиданно путь мне преградил Пецка:

– Товарищ командир, мне очень нужно с вами переговорить. Вернее, кое о чем вас спросить.

– Пожалуйста, Пецка, – разрешил я.

– Тот «фиат» у казармы, он что, действительно был разворован?

Я с трудом скрыл удивление. То, как неожиданно Пецка выпалил этот вопрос, свидетельствовало о том, что эта мысль уже давно не давала ему покоя.

– Ни о чем таком я не слышал. Видимо, не был, – ответил я.

– Тогда извините, товарищ поручик. – В голосе солдата прозвучали нотки разочарования. Он поднял руку к головному убору, собираясь уйти.

Я не хотел и не мог допустить, чтобы в душе у Пецки так и осталось то, что не давало ему спокойно жить.

– Подождите, Пецка. Рассказывайте все. Я слушаю вас, – удержал я его.

– Мне кажется, я знаю, кто вор. Но раз ничего не пропало… Значит, я ошибаюсь…

– Продолжайте, очень интересно, – дал я волю своему любопытству.

– Мне известно, что недалеко от нашей части проживает некто Вашек Цибулка. Большой, поверьте, специалист по изъятию из автомобилей дефицитных деталей и приборов. Причем продает он все это за полцены…

– Откуда такие сведения? – поинтересовался я.

– Оттуда, – последовал после недолгого раздумья ответ.

Мне, откровенно говоря, был не слишком понятен смысл слова «оттуда», и я настоял на уточнении.

– Ну, оттуда… из тюрьмы… – почти прошептал Пецка. – Но поскольку ничего не пропало, то я… Не понимаю…

– А что дальше?

– Это все, товарищ поручик, – облегченно вздохнул Пецка, довольный окончанием разговора, а еще больше тем, что он вообще состоялся.

– Когда вернемся в часть, обязательно сообщу в милицию то, что вы мне сейчас рассказали, – пообещал я. – Послушайте, Пецка, – задержал я его еще на минуту, – к этому выводу вы пришли только сейчас, во время похода?

Солдат покраснел:

– Я уже давно думаю об этом. Но сейчас… Знаете, я давно должен был сказать вам, товарищ поручик, чтобы вы все знали…

– Ладно, – похлопал я его по плечу. – А сейчас вам стоит сбегать за супом, пока не начались сборы, – посоветовал я ему как можно теплее.

И вот перед нами вновь замелькал ландшафт Словакии. Я скорее чувствовал, чем видел в сгустившейся дымке очертания близких гор. С широкой дороги с твердым покрытием мы съехали на проселочную и продолжали двигаться вперед. Причем на солидной скорости, несмотря на то, что дорога была в отвратительном состоянии. Экипажам приходилось держать язык за зубами, чтобы случайно не лишиться его. Этот ад продолжался до тех пор, пока в наушниках не прозвучал приказ остановиться. Мы были на месте.

Я побежал к танку командира батальона Матраса, чтобы получить дальнейшие указания.

Надпоручик Бидло и командир третьей роты уже были там.

– Сколько машин пришло? – спросил командир батальона.

– Все, – с гордостью доложил я.

Такой же ответ мы услышали и от командиров двух других рот.

– Что ж, порадовали вы меня, – улыбнулся Матрас.

– И себя тоже, – добавил я. Не хотелось, чтобы радовался только он один.

– Ух, ежики! – Командир батальона как-то очень несмело попытался нас обнять. Всех троих сразу.

Откуда-то появился поручик Влчек. Он был рад не меньше нас, но гораздо искуснее умел скрывать свои чувства.

– Это хорошо, что мы наконец на месте, – совсем обыденно произнес он, пожимая всем руки.

– Добрались, – кивнул Бидло.

Подошел командир полка.

– Как обстоят дела? – обратился он к командиру батальона, заметно нервничая в ожидании ответа.

– Все здесь! – отрапортовал надпоручик Матрас. – Жду дальнейших приказаний. – Он произнес это так, словно и впрямь не мог их дождаться.

– А вот в других батальонах не все, – посетовал командир полка. – Три машины остались на маршруте. Примерно километрах в тридцати отсюда. Ну ничего, я притащу их сюда, если даже их придется толкать руками!

Он ушел, а мы в душе пожелали ему, чтобы эти три машины дошли своим ходом.