Текст книги "Стальная рапсодия"

Автор книги: Вацлав Подзимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 30

Я повел строй и все время подгонял ребят. Им приходилось изрядно напрягаться, чтобы поспевать за мной. После свадебного обеда это было не совсем приятно. Из строя послышалось замечание, что наше возвращение в казарму очень напоминает кросс. А кто-то из солдат тихо, но намеренно отчетливо высказал недоумение по поводу необходимости нестись что есть мочи только потому, что командир спешит к девушке. Довольно логично.

Сам я был настолько далеко от реальности и логики, что даже не посчитал нужным прекратить разговорчики.

– Ну вот и все, – сказал я, когда мы оказались в расположении роты. – Разойдись! – скомандовал я и добавил, что, по-моему, свадьба удалась на славу.

– У вас самое приятное еще впереди, – простодушно откликнулся Незбеда. – Желаем всего наилучшего!

Вокруг захихикали, а меня бросило в жар. Впрочем, мне надо уже было бежать.

И я побежал. Вот уж действительно это был кросс. Настоящий. Люди, попадавшиеся на моем пути, заранее уступали дорогу, а потом, останавливались и, наверное, недоуменно смотрели мне в спину. Одна старушка даже запричитала вслед:

– Как их, бедненьких, гоняют в этой армии! Даже в субботний вечер не оставляют в покое!

Поручик Влчек прохаживался с девушками по площади. При моем появлении он глянул на часы и восторженно покачал головой. Видимо, я перекрыл все нормативы бега, а поручик всегда был неравнодушен к любым рекордам.

– Как насчет того, чтобы посидеть где-нибудь за стаканчиком винца? – предложил он.

– Да ведь мы только что из-за стола, – отрезал я тоном, не допускающим продолжения дискуссии на эту тему. – Мы с Иткой пойдем прогуляться.

Мне показалось, что мое решение совсем не огорчило ни поручика, ни его спутницу.

– Я очень вам благодарна. За все, – улыбнулась Итка Влчеку и подала ему свою маленькую руку.

Влчек ответил легким рукопожатием, затем растерянно осмотрелся и, извинившись перед девушками, отвел меня в сторону.

– Я рассказал ей о братишке, – прошептал он.

– Кому? – удивился я.

– Кому-кому… Свидетельнице. Она ответила, что всю жизнь мечтала иметь брата.

– А что ты хотел бы с ней подружиться, тоже сказал?

Похоже, я несколько охладил пыл своего собеседника.

– Я поговорю с ней об этом при первой же возможности, – уже менее решительно сказал он.

Чтобы возможность эта появилась у него как можно скорее, я взял Итку за руку, и мы медленно направились вниз по площади.

– Итушка, я так рад, – выдавил я заикаясь (видимо, сказывалась недавняя пробежка).

Она ничего не ответила.

Мы долго шли, взявшись за руки, потом я подумал, что, как это ни тяжело, все равно надо возвращаться на грешную землю.

– Думаю, тебе стоит поехать самым последним поездом. Чтобы… ну, чтобы нам подольше остаться вместе, – произнес я несмело.

– Поеду первым, – ответила она и, поймав мой недоуменный взгляд, уточнила: – В понедельник.

Я ощутил прилив радости, правда, вскоре началась обратная реакция, стоило мне только вспомнить о предстоящем ночлеге.

– В понедельник, говоришь? – для верности переспросил я.

– В понедельник. Если ты не возражаешь, – добавила она, словно вопрос жилья для нее не существовал.

Меня же он волновал, и чем дальше – тем больше.

– Прости, Итушка, – прошептал я после недолгого размышления, – нам придется вернуться. Я тут забыл кое о чем.

Она не возражала, и через несколько минут мы вернулись к тому месту, где провели большую часть нынешнего дня. Итку я оставил на улице, а сам вошел в кафе.

Администратора я нашел в темной комнате без окон, судя по всему, служившей канцелярией. Она что-то подсчитывала и мою просьбу о комнате на две ночи восприняла не иначе как помеху в серьезной работе.

– Для вас, товарищ поручик, когда угодно. Кроме нынешней субботы и воскресенья. На эти дни все четыре комнаты уже заняты. Тут перед вами было еще человек десять. И всем пришлось отказать. Послушайте, – вдруг оторвалась она от бумаг, – почему эти девчонки так липнут к военной форме? Когда я читаю в газете объявление пятидесятилетней женщины, которая говорит, что она ищет себе спутника на остаток жизни, и добавляет, что военная форма будет приветствоваться, мне ясно, что речь идет о материальной стороне дела. А вот когда молодые девушки согласны таскаться за вами по захолустьям… Этого я понять не могу…

– С милым рай и в шалаше, – отшутился я и присел на единственный в комнате стул, тут же, впрочем, пожалев о содеянном. Администратор согнала с лица улыбку и, выпрямившись за столом, произнесла громко и отчетливо:

– Я, кажется, сказала вам, что свободных комнат у меня нет.

– Придется пойти в «Слунце», – решился я на последний шаг.

В лице администратора появилось нечто иезуитское.

– Не стоит, – спокойно парировала она. – Только что мне звонили оттуда и спрашивали, нет ли у меня свободных мест. Там тоже все забито.

Рассчитывать на улучшение ситуации было бесполезно. Я покинул поле боя. Единственно возможное решение вырисовывалось более чем ясно: если кто и может нас спасти, так только мой сосед Прушек и его койка в общежитии.

– Все в порядке, – сказал я терпеливо ожидавшей моего возвращения Итке. Она, наверное, уже поняла, что главное – это терпение… Если, конечно, вообще решила связать свою жизнь с моей.

Я взял ее под руку, и мы направились в сторону рощи. Как раз в том направлении, где находилось мое общежитие.

– Я смотрю, тебя ничем не удивишь, – произнесла Итка, прерывая затянувшееся молчание. – Ни тем, что я приехала, ни тем, что буду работать здесь, ни даже тем, что я видела нашу будущую квартиру. Я уже не говорю о своем решении выйти за тебя замуж… что может оказаться самой большой ошибкой…

– Почему не удивишь? Я, кстати, еще не пришел в себя от удивления. – Я не сводил с нее взгляда, но думал только об одном: как пробраться в общежитие.

– Не очень-то ты похож на счастливого человека.

В это время мы уже подходили к общежитию. В моей комнате горел свет. Значит, Прушек дома. Это открытие значительно улучшило мое настроение.

Я снова оценивающе посмотрел ла окно. Жили мы на первом этаже и часто выражали по этому поводу недовольство, так как любой шум с улицы мгновенно проникал в нашу комнату. Только сейчас я по-настоящему оценил удобство проживания на первом этаже. «Итка проберется через окно!» – решил я. Правда, придется убедить Прушека отправиться к своей Баре, что он, наверное, и собирается сделать. И еще уговорить его не возвращаться до завтрашнего обеда, что наверняка не входит в его планы. Но ведь настоящая дружба проверяется именно в экстремальных условиях. Короче говоря – в нынешних. Так что пусть уж Прушек проявит себя. Не могу же я вести Итку мимо старого Яндачека! Этот дед способен даже ночью доложить командиру полка о девице в комнате поручика Гоушки. – Мне нужно заскочить в общежитие, – сказал я, – и утрясти кое-какие вопросы со своим соседом.

– Целый день тебя тянет куда-нибудь заскочить, – проронила Итка, но идти со мной не попросилась.

В комнате Прушек, поругиваясь, повязывал галстук.

– Ярослав, у меня проблема, – начал я издалека.

– Рад за тебя, – прозвучало в ответ. – У меня их по меньшей мере шестьдесят.

– Мне нужно устроить на ночь Юцку, – выложил я сразу свою просьбу. – Вернее, на две ночи. На сегодняшнюю и завтрашнюю.

– Другими словами, ты предлагаешь мне исчезнуть отсюда?

– Ты очень догадлив, – оценил я быстроту его мышления.

– Соображаешь, на что ты толкаешь меня? – повернулся он ко мне, поправляя галстук, который наконец-то сумел завязать.

– Ни на что я тебя не толкаю, но думаю, что такую мелкую услугу ты бы мог оказать товарищу без долгих разговоров.

– Ничего себе мелкая услуга… Речь идет о жизни!

– Я же прошу только на две ночи, при чем здесь вся жизнь?

– Тебе бы следовало познакомиться с Бариными родителями. Они, конечно, понимают, что их дочь – взрослый человек, но позволить кому-нибудь остаться у нее на ночь… В таком случае мне надо сразу зайти в кафе и заказать там свадебный обед, – закончил он с иронией.

– Кстати говоря, готовят там неплохо. И недорого, – заверил я его. – Кроме того, ты у нас совершеннолетний, так что жениться вполне можешь.

Было ясно, что мои доводу подействовали на Прушека, потому что от эмоций он перешел к делу:

– А как ты собираешься провести ее в комнату? Старый Яндачек, боюсь, не поймет тебя. Или поймет, но неправильно.

– Через окно, – сообщил я ему со всей решимостью, на которую в данный момент был способен.

– Это довольно высоко, – засомневался Прушек и повернулся к окну, чтобы определить высоту поточнее. – Она не сможет влезть.

– Итка спортсменка. Волейболистка и пловчиха, черт возьми! Я ее подсажу в случае чего, понятно?

– Есть еще одна возможность… – Прушека с его техническим складом ума явно заинтриговала создавшаяся проблема. – Ты будешь отвлекать Яндачека, а она в это время проползет на четвереньках под его окошком.

Я возмутился:

– Ползти на четвереньках – это унизительно!

Прушек тут же согласился. Мы опять повернулись к окну.

– Надо бы немного потренироваться, – предложил Прушек. – Сейчас я его приоткрою.

Я кивнул и собрался уходить. Видя, как живо Прушек интересуется всем происходящим, я дружески похлопал его по плечу:

– Ты настоящий друг. Не грусти. Все будет хорошо.

Итка ждала на улице, приплясывая от холода и потирая ладони.

– Я уже решила, что ты где-то там задремал, – с легким упреком встретила она меня.

Я сделал вид, что не уловил обиды, и посмотрел на окно. Итка проследила за моим взглядом.

– Слушай, а ты смогла бы влезть в окно? – непринужденно спросил я, словно речь шла о какой-то шалости.

Она на глаз определила расстояние от тротуара до подоконника и не без оттенка самодовольства заявила, что такое дело для нее – пустяк.

– Не переоцени свои возможности, – бросил я.

– Хочешь убедиться?

– Конечно, – небрежно кивнул я, опасаясь все же, что она сейчас откажется от своей идеи.

Итка приподнялась на цыпочки, распахнула приоткрытую раму и забросила в комнату свою дорожную сумку. Потом подпрыгнула, держась руками за подоконник, и не успел я моргнуть, как она была уже в, комнате.

Я же решил пойти мимо старого Яндачека.

– Как свадьба, товарищ поручик? – попытался он задержать меня на пару слов и тем самым несколько скрасить однообразие своей службы.

– Как-нибудь я вам все расскажу. В подробностях, – заверил я его. – А сейчас, простите, спешу.

Он махнул рукой, выражая тем самым недовольство современной молодежью, которая вечно куда-то опаздывает, но вопросов больше не задавал.

Я быстро преодолел расстояние, отделявшее пост вахтера от, моей комнаты, и застал Итку и Прушека в момент знакомства.

– А зачем я, собственно, сюда лезла? – встретила она меня вопросом.

– Надо же тебе где-нибудь остановиться на ночлег? – попытался я объяснить ситуацию. – В городе всего две гостиницы. Все места в них заняты. А это была лишь маленькая тренировка. Сейчас мы пойдем куда-нибудь поужинать, а потом вернемся. Ты – через окно, я – в дверь. Ярослав – настоящий товарищ, он согласен провести ночь в другом месте.

– Да, но я здесь ночевать не желаю, – решительно произнесла Итка.

Я тупо посмотрел на нее:

– Итушка, перестань. Не ночевать же тебе в парке! Ведь на улице холодно.

– Я буду ночевать в нашей квартире.

– Но она еще не готова, – возразил я.

– Все закончено. Нет только света и воды. – С этими словами она порылась в кармане и выложила на стол ключ.

– Это еще у тебя откуда? – задал я вопрос тоном следователя.

– Майор Кноблох дал, – сообщила она с самым невинным видом. – Он сказал, что комнату ты мне все равно не найдешь, а вести невесту в общежитие, по его словам, просто неприлично. К тому же это запрещено, и он был бы вынужден тебя наказать.

– Меня очень интересует, на чем вы собираетесь спать? – вмешался в разговор Прушек. – Кроме того, там ведь еще нет отопления!

– Майор Кноблох сказал, что все организует, – успокоила его Итка. Ее безграничное доверие к нашему начальнику штаба начинало действовать мне на нервы.

– Итушка, здесь тепло, светло, и вообще… есть все, что нужно, – пытался я уговорить ее, но в ответ Итка лишь упрямо качала головой.

– Во-первых, тебя накажут, а во-вторых, я хочу ночевать в нашей квартире, – повторила она, и сразу стало ясно, что нет на свете доводов, способных заставить ее изменить решение.

Мне оставалось только уступить.

– Тебе повезло, – подмигнул я Прушеку. – Необходимость в твоем отсутствии отпала сама собой. Так что можешь и впредь оставаться холостяком. Мы идем в свою квартиру…

Я не выдержал и вздохнул. Хотелось еще что-нибудь добавить, но Итка уже взобралась на подоконник. Обратный путь, понятное дело, был проще, и через секунду она уже стояла на тротуаре.

Я наскоро бросил в портфель несколько необходимых для ночлега вещей и с топотом пронесся мимо наблюдательного пункта старого Яндачека. Но даже при такой моей скорости он успел спросить:

– А по сколько заплатил каждый, товарищ поручик?

– По восемьдесят, – сообщил я не оглядываясь и уже с улицы прокричал: – Подробности – позже!

Остановились мы только у нашего дома. У меня опять возникла мысль, что все происходящее – полный абсурд. Итка тем временем спокойно поднялась на нужный этаж только что отстроенного дома и повернула, ключ в замке.

Из нашего будущего жилища запахло керосином. Впрочем, то была скорее вонь, чем запах.

– Спички есть? – повернулась ко мне Итка.

Я судорожно стал шарить в кармане. Курю я крайне редко, но спички почти всегда ношу при себе.

– Что ты мне протягиваешь? – улыбнулась Итка. – Чиркни!

– Мы взлетим на воздух! Взорвемся! – тут же объяснил я свою нерешительность. – Здесь все насквозь прочитано керосином.

– Никуда мы не взлетим, – уверенно произнесла она, забирая у меня коробок.

Наконец я различил в темноте конус керосиновой лампы прямо у наших ног в прихожей. Итка зажгла спичку. Взрыва не произошло. Правда, добрая половина коробка опустела, прежде чем нам наконец удалось извлечь пользу из допотопного осветительного прибора.

– Ну-ка посмотрим, сдержал ли он слово? – подняла Итка коптящую лампу. – Сдержал, – обрадовалась она, заглядывая в спальню. – Постели уже на месте!

Я посмотрел через ее плечо в комнату. Посреди спальни стояли две железные кровати. Даже с бельем и одеялами. Признаюсь, ощущение абсурдности сложившейся ситуации стало заметно ослабевать.

Итка, все еще с лампой в руке, придирчиво осмотрела одеяла.

– Совершенно новые, – с удовлетворением отметила она.

Я взял у нее лампу и отнес в дальний угол… Обнимать девушку, держащую керосиновую лампу, показалось мне не самым безопасным занятием…

Это было долгое объятие, казалось, оно могло длиться бесконечно, но вдруг раздался стук в дверь. Я с сожалением выпустил Итку и рявкнул:

– Войдите!

Никто не воспользовался моим приглашением, поэтому я повторил его, но без прежней агрессивности. Бесполезно. Я на ощупь пробрался к двери и настежь распахнул ее. На лестнице слышались удаляющиеся шаги. Я бросился вслед за неизвестным и при этом зацепил ногой что-то лежавшее на полу.

К окну на лестничной площадке, пока еще не застекленному, я подбежал как раз вовремя: еще минута – и таинственный незнакомец скрылся бы за углом соседнего здания. Однако незнакомцем для меня он уже не был.

– Я вас вижу, поручик! – крикнул я не слишком громко, так как поручик Влчек все равно уже не мог меня услышать.

Возвращаясь, я поднял лежащий на полу сверток. При свете керосиновой лампы мы рассмотрели его содержимое – три бифштекса, несколько ломтей хлеба и два огурца.

– Отличный завтрак! – обрадовалась Итка.

Несмотря на обильный свадебный обед, мне почему-то вдруг очень захотелось есть. Я хотел было сказать об этом вслух, но не успел. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Я потерял равновесие, и мы оба повалились на новые одеяла.

Очередной стук в дверь показался нам еще более громким и неуместным, чем несколько минут назад. На этот раз я не стал кричать, а быстро рванулся к двери и мигом распахнул ее настежь, полный решимости сказать Влчеку все, что я о нем думаю.

За дверью стоял майор Кноблох.

– Я пришел убедиться в вашей разумности, – сказал он. – Если бы вы отвели девушку в общежитие, мне пришлось бы вас наказать, – закончил он официальным тоном, впихивая при этом мне в руки потертый портфель. – Ну а теперь я пошел. Через несколько минут по телевизору будет фильм. – Уже через плечо он добавил: – Вода у вас в ванной. В ведрах. И не забудьте завтра долить керосина в лампу.

В спальне мы с Иткой раскрыли портфель. В нем были еще три бифштекса, бутылка красного вина, штопор и два бокала.

Больше нам никто не мешал. Бифштексы мы съели тут же, а вино допили только под утро. К запаху керосина мы настолько привыкли, что, проснувшись около полудня, даже не ощутили его. Мы быстренько собрались и пошли в кафе обедать.

Расплачиваясь с официантом, я неожиданно вспомнил о своей роте и подумал, что вторая половина воскресенья словно создана для нарушений дисциплины. Решение было принято: следовало хотя бы беглым взглядом окинуть казарму.

– Я буду ждать тебя дома, – сказала Итка без всякой обиды.

«Дома, – мысленно повторил я. – Это слово – бальзам для моей души».

Глава 31

В понедельник я провожал Юцку к первому поезду, и это была настоящая мука. Ночной мороз превратил дорогу к вокзалу в каток. Мы крепко держались друг за друга, что, впрочем, не помешало нам несколько раз упасть. Поезд подошел вовремя, вагоны были абсолютно пустыми. Мы поцеловались. Это был уже супружеский поцелуй. Потом Итка прошла в вагон и встала у окна, чтобы помахать мне, когда поезд тронется.

Состав уже набирал скорость, когда она прокричала:

– Не забудь! В субботу в семь часов вечера обручение! Напиши своим…

Мне хотелось ответить, что в субботу может ничего не получиться, поскольку начинается подготовка к предстоящим тактическим дивизионным учениям. Но смелости не хватило…

Поезд набрал ход, а я погрузился в благостное состояние… Итка меня любит, выйдет за меня замуж и будет, как сказал кто-то из солдат, «держать на коротком поводке». Я самый счастливый человек.

Когда я добрался до общежития, Прушек уже вставал. Все было как всегда: он сел на постели, спустил ноги на пол и, глядя на меня совершенно отсутствующим взглядом, поинтересовался:

– Сегодня что, уже понедельник?

– Понедельник, – кивнул я.

– Если бы было воскресенье, я бы еще пару часов соснул, – потянулся Прушек.

Я ополоснулся, почистил зубы и, видя, что физиономия моего соседа приобрела мало-мальски осмысленное выражение, похвастался:

– В следующую субботу я обручусь со своей невестой.

– Сегодня в самом деле понедельник? – еще раз переспросил Прушек, и я понял, что мои старания быть услышанным пока что тщетны.

Не удостоив его ответом, я открыл холодильник. Оберток от колбасы и ветчины там оказалось более чем предостаточно. Переворошив всю кучу, я обнаружил два кружочка основательно «выдержанной» копченой колбасы и, ни секунды не раздумывая, съел их.

Прушек уже был на ногах. Сделав несколько приседаний, он поделился новостью:

– Командир батальона вчера сообщил, что в следующие субботу и воскресенье мы будем работать.

– Этим ты хочешь сказать, что меня ожидает судьба Малечека? – поинтересовался я.

– Нет, тебе это не грозит. Обручение не свадьба. У меня много знакомых, которые женились без всяких там обручений. Пережитки, – мудро заключил он.

– Юцка никогда не простила бы мне этого, а ее родители – тем более.

– Тогда прими мои соболезнования.

– Все будет в порядке, – заверил я его. – Ребята меня не подведут.

Двумя часами позже мы выслушали план занятий на неделю, зачитанный надпоручиком Матрасом. Все мероприятия планировались исходя из предстоящих учений.

– Вопросы? – окинул он взглядом присутствовавших, закончив чтение.

Я поднял руку.

Командир батальона посмотрел на меня, не скрывая удивления. Я никогда не относился к числу тех, кто постоянно о чем-нибудь спрашивает.

Впрочем, и теперь я не изменил своему правилу: не стал ни о чем спрашивать и лишь попросил разрешения обручиться с невестой в следующую субботу.

– Учения требуют детальной подготовки, – попытался отговорить меня надпоручик.

Я упрямо стоял на своем.

Сразу после разговора с командиром батальона я собрал ротное бюро ССМ. Вначале обрадовал членов бюро сообщением, что предстоящая неделя обещает быть далеко не самой легкой в их армейской жизни: подготовка к дивизионным учениям достигла своего апогея. Все восприняли это как должное. Не новость, мол. А Метелка даже обязался подготовить план работы уже к завтрашнему дню.

– Все должно быть расписано по часам, – предупредил я, потому что всеобщее спокойствие начало выводить меня из равновесия.

– Будем работать в субботу и воскресенье, – пообещал Гисек, только что получивший на ближайший выходной увольнение в город.

Ничего не оставалось делать, пришлось выкладывать все, что касалось обручения. Я сказал им, что в субботу и воскресенье меня не будет. Но даже это не произвело особого впечатления.

– Все пройдет нормально и без вас, – попытался успокоить меня Метелка.

Остальные члены бюро с ним согласились. Однако с их поразительным спокойствием я покончил довольно быстро, объявив о решении командования выставить на учения от нашей роты всего семь машин. В канцелярии словно бомба взорвалась. Мне стоило большого труда утихомирить своих активистов, превратить спор в спокойную дискуссию. Но так продолжалось недолго. Вскоре опять вспыхнули споры по поводу, какие экипажи будут участвовать в учениях, а какие нет. Так было до тех пор, пока я не напомнил им, что мы – в армии, а командир существует для того, чтобы командовать.

– Кто останется дома, а кто примет участие в учениях, решать буду я, – прекратил я всякие разговоры тоном, не допускавшим возражений. Мое заявление отнюдь не привело присутствующих в восторг, но страсти улеглись.

Неделя действительно была не из легких. Почти ежедневно несколько часов мы изучали действия роты в наступлении и обороне по боевому уставу, проигрывая все допустимые и недопустимые ситуации как за столом, так и на танкодроме. Много времени посвящали технике.

В пятницу после ужина, возглавляемые четаржем Метелкой, ко мне пришли командиры взводов, чтобы уточнить распорядок следующего дня.

Я был искренне удивлен, не очень понимая, зачем это нужно.

– Не хотим завтра потерять ни минуты, – дружно заявили они. – Если все успеет сделать, то вечером сможем посмотреть хоккей.

Я согласился, подтвердив, что если мы действительно будем поторапливаться, то все запланированное на день успеем сделать до хоккея.

– Вы хотели сказать – «будете поторапливаться», – подозрительно глядя на меня, произнес Метелка, намеренно делая акцент на эти последние два слова. – Вас ведь завтра не будет! Вы же уезжаете на обручение!

– Не знаю, кому что по душе, но я обручаюсь вечером, – пришлось мне уточнить. – В девятнадцать ноль-ноль. Так что не вижу никаких причин для отсутствия в первой половине дня.

Сразу стало ясно, что никто из них не собирается соглашаться со мной.

– К такому событию нужно подготовиться… Морально… – высказал свое мнение командир второго взвода.

Я заявил, что к обручению с Юцкой готов давно. И морально тоже. И что это – мое личное дело.

После этого Метелка за всех попросил разрешения идти…

– Отличные парни, – с восторгом заметил поручик Влчек, когда я рассказал ему об этом разговоре. Он всегда придерживался теории, что человек – это смесь различных положительных качеств. Потом Влчек на всякий случай уточнил, действительно ли я все успею, если воспользуюсь вечерним поездом. Но после того как я ознакомил его с распорядком дня, он успокоился.

– По возвращении тебе придется в деталях описать мне этот процесс… ну, обручения, – добавил он.

Видимо, мне не удалось скрыть удивления, и он пояснил:

– Скоро мне предстоит то же самое.

Я искренне поздравил его.

Первая половина субботнего дня ничем, на первый взгляд, не отличалась от привычных будней. И все-таки что-то было не таким, как обычно. Солдаты были гораздо больше обычного вежливы по отношению друг к другу, переругивались крайне редко, а я все чаще ловил на себе их взгляды.

Это мне порядком надоело, и я, не скрывая раздражения, объявил:

– Пятиминутный перерыв… Чтобы все получили возможность детально меня рассмотреть.

Малечек за всех ответил, что это им ни к чему: чтобы рассмотреть, как выглядит человек, готовящийся к обручению, не стоит устраивать перерыв. Оказывается, гораздо больше я интересовал его как жених.

Не успел я достойно ответить Малечеку, как прибежал посыльный и сообщил, что майор Кноблох ожидает моего звонка. С того времени как нам удалось поговорить откровенно и кое-что выяснить, и особенно после Иткиного приезда, стала пропадать былая напряженность в наших Отношениях. Но как бы там ни было, новость порядком подпортила мне настроение.

– Сожалею, – услышал я в трубке голос майора, – но вам придется зайти. Возникла необходимость кое в чем разобраться. И советую поспешить, иначе опоздаете на поезд.

«Ну вот, уже и Кноблох знает, что я собираюсь обручиться», – в сердцах подумал я.

В кабинет майора я вошел, готовый к любым неприятностям. Свободника Гисека, растерянно прижимавшего к груди два аккуратно завернутых букета, я увидел лишь после того, как прикрыл за собой дверь.

– В города его остановил комендантский патруль, – сказал Кноблох, кивая в сторону Гисека.

– Я отправил его как члена бюро в городской комитет ССМ договариваться о переносе нескольких мероприятий на более поздний срок, – объяснил я начальнику штаба, испытывая несказанное облегчение. – Все это подробно записано в его увольнительной записке.

– Дело не в этом. Он непристойно вел себя в отношении патруля. – Майор подчеркнул слово «непристойно».

Я укоризненно посмотрел, на Гисека. Тот заметно покраснел:

– Разрешите, товарищ майор? Я предъявил им увольнительную записку и пояснил, куда и зачем ходил… Это на тот случай, если они чего не поймут… Но их заинтересовали букеты. Я сказал, что у меня две девушки и обе имели неосторожность родиться в один и тот же день. А потом, видя их удивленные лица, добавил, что это так и есть на самом деле и я отнюдь не собираюсь делать из них идиотов. В смысле – из патруля… Может быть, они обиделись? Вот только никак не пойму, из-за чего.

– Прямо святая невинность! – проронил майор Кноблох. – А между тем дело вовсе не шуточное. Мыслимо ли так разговаривать с патрулем?

– Куда вы направлялись с этими букетами? Кому вы их несли? – поинтересовался я с разрешения майора.

Гисек еще гуще покраснел, явно не зная, что отвечать. Видимо, мне он посчитал неуместным повторять историю о двух девушках, родившихся в один день.

– Так что, услышим мы наконец ответ? – нетерпеливо подгонял я его.

Однако Кноблох решил отложить исповедь Гисека.

– Можете идти, – приказал он свободнику. – А букеты оставьте здесь. Так будет лучше. И помните, если нечто подобное повторится, пеняйте на себя. В другой раз вам не удастся отделаться так легко.

Гисек, совершенно поникший, каким я его еще не видел, ушел, не забыв положить оба букета на стол майора Кноблох а.

– Начальник патруля страшно на него обозлился, – пояснил мне Кноблох, – и требует разбора и наказания.

Он, конечно, преувеличивает значение происшедшего, но мне кажется, что вам стоит все-таки проучить Гисека. Я пообещал, что так и сделаю.

– Да-а, – протянул майор, глядя на меня, – в таком случае с Гисеком проблем больше нет. Теперь на очереди вы, поручик. – В его голосе зазвучал металл. – Не стыдно вам? Как можно пользоваться услугами солдат? Да еще в таком сугубо личном деле, как обручение?! Неужели самому нельзя сходить за цветами? Я, между прочим, когда собирался обручиться, целую неделю ходил подбирать букет. Сам.

Я начал догадываться, в чем тут дело, а майор продолжал:

– Два-три раза прибегнете к услугам солдат, а потом они потребуют от вас ответной услуги… Тут и конец всем принципам, командирскому авторитету.

– Но я действительно понятия не имел об этой истории с букетами, – попытался я подать голос в свою защиту. – Бюро ССМ обратилось ко мне с просьбой отпустить Гисека в городской комитет. Я согласился и выписал увольнительную записку. Это все, товарищ майор. Ни о каких букетах и речи не было.

Он с нескрываемой грустью посмотрел на меня:

– Я бы скорее поверил вам, если бы вы сказали, что необходимость приобрести букеты заставила вас придумать Гисеку причину для выхода в город.

Теперь уже я посмотрел на майора с грустью:

– Товарищ майор, я бы никогда не позволил себе лгать вам.

Похоже, что мои слова возымели действие. Майор задумчиво протянул:

– Тогда я просто не знаю, что об этом и думать.

Я заверил его в своей решимости докопаться до истины.

– Хорошо, но займитесь этим сейчас же, иначе не успеете разобраться до отправления вашего поезда. А это возьмите с собой, – махнул он рукой в сторону цветов. Потом быстро взял со стола газету и еще раз очень аккуратно обернул оба букета.

– Мне бы не хотелось, чтобы в батальоне пошел слушок, будто я одариваю подчиненных цветами, – добавил он, вручая мне объемистый сверток.

Я шел и чувствовал, как букеты жгут мне руки. Придя в канцелярию, я сразу вызвал Гисека, однако вместе с ним явилось все ротное бюро ССМ. В полном составе. Во главе с председателем Иваном Метелкой.

– Я хотел поговорить только с Гисеком, – выразил я свое недовольство.

– Мы просим разрешения присутствовать, – в один голос заявили члены бюро. – Это была коллективная идея…

– Ну что ж, рассказывайте, – согласился я.

– Короче говоря, мы пришли к выводу, что на обручение вы действительно успеете, даже если поедете после обеда. Но элементарные расчеты показали, что купить цветы вам уже не удастся при всем желании. Итак, элементарные расчеты… – продолжал Метелка.

– Поближе к делу, – нетерпеливо прервал я его.

– В общем, к тому времена цветочные киоски уже будут закрыты. В Праге же субботнем вечерам вы ничего приличного не найдете. Это – с одной стороны. А с другой – явиться на обручение без цветов нельзя. Все.

Честно говоря, мне и в голову не приходило, что для такого мероприятия необходимы цветы. Целых два букета. Последний факт мне был наименее понятен, и я поинтересовался у Метелки, зачем понадобился второй…

– Один для невесты, второй – для ее матеря, – объяснил командир взвода. – Так, простите, полагается.

– Ну, вы, конечно, в таких вещах человек многоопытный, – не удержался я.

Мое замечание было встречено гробовым молчанием.

– Понятно, – продолжал я, – значит, поход в городской комитет вы выдумали для того, чтобы Гисек мог купить мне букеты. Я же попался на вашу удочку.

– Идти туда было нужно. Если не сегодня, то уж завтра обязательно. Вы и сами об этом знаете не хуже нас. Мы лишь совместили приятное с полезным, – рассудил Гисек. Он уже пришел в себя после встречи с майором.