Текст книги "Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз"
Автор книги: В Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
"Один – в поле не воин" – не только военная мудрость.
Софья попыталась построить свою команду в женской части населения.
Я уже говорил, что мужская и женская половины стай хомнутых сапиенсом имеют довольно раздельные иерархии.
Гапа, как это свойственно добрым, здоровым, уверенным в себе женщинам, сперва была в восторге от Софочки. Потом, почуяв, что та "тянет одеяло на себя" – обиделась. Дальше... обычная эскалация конфликта. В женской среде. С кучей недомолвок, непоняток.
– А вот она сказала, а вот мне передали...
– Кор-р-р-роче!
– Что ты на меня кричишь?! Мне и так...
И в слёзы.
– Стоп. Кафтан надень.
– С... с чего это?
– Ты – старший советник. Голова приказа. Изволь решать дела своего приказа самостоятельно.
– Но... она ж... и как я буду выглядеть?
– В чьих глазах? – Плевать. Главное – как ты выглядишь в моих. Сейчас – слабенькой и глупенькой. Пожалеть и в сундук убрать. До лучших времён.
– Меня?! В сундук?! Из-за этой стервы?! Ну уж нет!
Софочка оказалась в штопальщицах. Ни общее образование, ни технологические знания, ни безусловные организаторские таланты, как оказалось, значения не имеют. Не умеешь работать в команде – будешь в одиночку заплатки пришивать. Иголка с ниткой, куча драных портов да рубах. Вкалывай. В смысле – втыкай и продёргивай. Рабочий день – 14-16 часов, исправление допущенного брака – в свободное от основной работы время.
– А я не хочу!
– А знаешь – на кирпичах опять бабы нужны. Прежние сдохли.
Немалая часть насельников жила в казармах, приход каждой новой толпы переселенцев сопровождался полным раздеванием... Ворохи грязного драного тряпья подымались иной раз до потолка штопальной мастерской.
Софья снова пыталась построить себе команду. Но "штопальщицы" – бабы простые, "куртуазного" обращения не понимают, "альфы с бетами" у них уже есть, роли строго расписаны. Софочку малость побили, подставили, снова побили. Обучили некоторым аспектам однополой любви.
Как там, у улемов? – "Полизать – не харам"?
Для Софочки это было потрясением.
Ей! Потомственной боярыне! Княгине Суздальской! Приходится какую-то старую драную курву подлого сословия, сбежавшую из Владимира от казни кнутом за непотребное поведение, ублажать! После изнурительного трудового дня – пол-ночи изображать восторг страсти и удовольствие наслаждения.
Конечно, можно пойти к Гапе пожаловаться. Попросить перевести в другое место, защитить... Но – "и как я буду после этого выглядеть?".
Говорят, люди – разумные существа. Но куда вы денете такие свойства как гордость? Или – гордыню?
Когда в мои застенки попали епископские – Софье была радость неописуемая! Из "штопальщиц" она перебралась в подземелье. Кое-кого из допрашиваемых – она знала, о многих слышала. Её показания были полезны. Некоторые персонажи "ломались", услышав о своей подноготной, о подробностях событий, про которые мы знать не могли.
Кому-то покажется странным, но две недели допросов и пыток, оказали на неё благотворное влияние – она отдохнула, отоспалась. Трифу эти дела едва не довели до анорексии. Софочка – наоборот.
Ну, не её же на дыбу вывешивают!
Нормальный здоровый эгоизм светской дамы. Так им и надо, дурням долгогривым.
Казнь и мои игры с отрубленной головой Феди Ростовского – её потрясли. А новость о приходе во Всеволжск Изяслава с дружиной – нешуточно испугала.
– Он за мной идёт?! Андрей велел меня в Боголюбово привезть?!
– Не знаю.
– Ты ж меня ему не выдашь?! С Всеволжска выдачи нет – сам говорил! Тебе лжа заборонена!
– Что говорил – помню. Сослужишь службу – не выдам.
Удивительная женщина. Даже пребывая в немалом страхе, она мгновенно уловила, что мне от неё что-то нужно. И принялась торговаться:
– Ванечка, миленький, сослужу! Конечно! Что ни пожелаешь! А ты за то – три моих желания исполнишь. По рукам?
Изображаемая ею шаловливая улыбка намекала на область жизнедеятельности, из которой последуют её "хотелки". Но я-то "тётушку" уже знаю.
– Нет.
– Ну как "нет"?! Ну почему "нет"?! Мы с тобой, чай, не чужие люди. Ты ж меня тётушкой кличешь. Иль тебе жалко? Иль боишься, что не осилишь?
Вот же... манипуляторша.
Ни сил, ни времени у меня не было. Счёт шёл уже на часы. Ещё куча дел не сделана, люди не расставлены, возможные варианты не обеспечены...
– Ладно. Исполню.
Она радостно всплеснула руками, попыталась кинуться мне на шею. Довольная, начала загибать пальцы.
– Значится так. Перво-наперво... Хочу с сыночком своим, с Изяславом повидаться. Тайно, чтобы гридни его, от Андрея даденные, не прознали, не схватили да не потащили. Уж я первенцу-то своему по-рассказываю! Про дела его папашки, Андрей свет Юрьевича. Уж Андрюшка-то потом наплачется, пескариком по сковородке наскачется...
Меня такое желание поразило. Потрясло своей... неразумностью.
Софья рассматривала своих детей, как продолжение самой себя. Даже мысль о том, что Изяслав – взрослый парень, что у него есть собственная голова, что он может в конфликте между родителями взять сторону отца...
– Гос-споди, Ванечка! Да что ты выдумываешь! Я ж его вот такусенького... он же весь из меня!
Что тот шести-восьми фунтовый кусок мяса бледно-синюшного цвета с головёнкой домиком, беззвучно открывавший ротик, вырос в самостоятельного взрослого человека. Со своими мозгами, представлениями, целями и ценностями... Нет, умом она понимает. Но не всерьёз. Это игра такая. А на самом деле... дитятко бестолковое. В пелёнки дует, пузыри пускает, ручонки бессмысленные тянет. Это давно было? – Да какое ж давно?! Я ж как вчера помню!
Послушный инструмент для создания проблем мужу, не – "человек разумный".
– Уймись, Софочка. Сперва – служба, потом – хотелки твои. Слушай внимательно.
Она, весьма довольная тем, что заставила меня принять на себя обязательства, принялась изображать "добровольное и добросовестное сотрудничество". Сосредоточенно, как примерная школьница, старающаяся не пропустить ни одного слова при объяснении важного урока, хмурила брови, то поджимала, то выпячивала губы. Выражая полное внимание и понимание поставленной задачи. Прямо – первая отличница в средней школе.
Кажется, моё поручение – обслужить Сухана – её несколько удивило. Но не сильно взволновало. Опыт "трудоустройства" в плену у литваков после "сожжения Москвы" да и вообще... Не смертельно. Подробностей и смыслов я ей не разъяснял:
– Сухан придёт за тобой. Отведёт куда захочет. Скажет – как. А ты уж расстарайся. С этими... ну, с чуйвствами жаркими. Крики там, стоны, охи-ахи... Не ублажишь мертвяка моего – уговора не было.
Это было одно из самых тонких мест в сценарии приёма княжича. Требовалась чёткая синхронизация. При том, что нужные моменты времени могли быть предварительно определены только приблизительно. Отчего приведя Изяслава в свой "театр", мне пришлось обегать избу. Чтобы скрытно от зрителя подать Сухану сигнал: в зале – аншлаг, подымайте занавес.
Премьера удалась. Зритель убыл впечатлённый. Теперь бенефициантка требует оговоренный гонорар.
"Долг – платежом красен" – русская народная мудрость.
В этот раз "платёж" и вправду вышел... несколько красным.
...
Ни казнь епископа, ни стремительно прошедшие приход и уход Изяслава, не означали наступления покоя. Наоборот, за эти недели накопилось куча дел, которые требовали моего внимания. Многое решали приказные головы. Но и мне доставалось.
Наконец, я выпихнул из балагана очередную партию собеседников и, сладко потянувшись, поманив за собой Сухана и прихватив рванувшегося следом Алу, потопал в баньку.
Софочка млела в парилке. Чуть прикрытая простынкой, густо намазанная какими-то сильно ароматическими маслами, она выглядела совершенно довольной. Отхлебнула из принесённой мною кружки пивка, шумно отфыркнула пену, мотнула головой, указывая подбородком, насмешливо спросила:
– Чего, племянничек, уже и не встаёт? Поистаскался, бедненький. Беречь себя надо. А то раз – и п-ш-ш...
Она старательно строила из себя "весёлую дурочку".
«Чем старательнее женщина изображает дуру, тем более злобной стервой она является» – международная мужская мудрость.
– И не говори. Такая жизнь пошла – никакой радости. Ты чего шею замотала?
– А... ошейник твой. В парилке жарко – печь начинает. Это, стало быть, будет моё второе желание. А с первым ты меня обманул. Изяслав-то ушёл, поговорить с ним – не дал. Нехорошо, племянничек, тётушку обманывать. Как же так? Ай-яй-яй. Клялся-божился...
– Ну-ну. Не торопись. Сними-ка тряпку. Мда... Так я и думал. Иди-ка сюда, к окошку.
– Да чего там? Ой, больно!
– Чирей. Шею надо чаще мыть. Ложись-ка на лавку.
Приветливо, как родному, по-улыбавшись вошедшему в парилку голому Сухану, Софочка, отнюдь не смущаясь своей наготы, немного стриптизнула, увлекательно покачав верхом и покрутив низом, улеглась животом на лавку, свободно раскинулась, старательно изображая полноту неги на довольно узкой и короткой лавочке, поёрзала, и томно спросила:
– Ну. И чего теперь будет? А, мальчики?
– Лечить тебя буду. Дай-ка ручки. И вторую.
Неторопливо свёл кисти её рук под лавкой, так, чтобы ножки не позволили вывести их вперёд, защёлкнул наручники. Она не сразу среагировала, я успел накинуть браслет второй пары на её лодыжку.
Тут до неё дошло, она возмутилась, задёргалась, заорала:
– Э... ты чего? Ты чего делаешь?! А ну прекрати! А ну отстегни немедля! Ванька! Хам! Дурень! Подлюка! Отпусти! Подонок! Гадина! Не смей! Сволота! Каин!
Пришлось дёрнуть, приложить силу. И вторая пара браслетов аналогичным образом ограничила свободу движения её ног.
Софочка бесновалась. Она рвалась во все стороны сразу, подобно пойманной волчице, материлась, как пристанская шлюха в подпитии, била пятками в ножку лавки, как кобыла с букетом шиповника под хвостом, и проклинала меня с богатством образов, свойственных профессиональному экзорцисту.
От наигранных неги с истомой мгновенно не осталось и следа – передо мной был громко матерящийся отбойный молоток с немалыми габаритами и повышенным давлением в шланге.
Факеншит! Разнесёт же всё в куски! Как ту асфальтовую мостовую.
Мне удалось ухватить её за ошейник, оттянуть назад голову, пережав дыхание, и, когда она в очередной раз попыталась набрать воздуха, чтобы подробно описать мои грядущие переживания в ходе исполняемого с особой жестокостью и цинизмом сексуального действа вилами бесов на сковородках преисподней, всунуть в распахнутое хайло мочалку.
Извержение богатейшего словарного запаса, свойственного экс-государыне из простонародья, точнее – из простобоярья, в смысле – из просто русских бояр, а не из князей-рюриковичей, приостановилось. А вот резкие телодвижения – нет.
Лавочка в парилке была довольно узкая и короткая. Когда Софочка всеми своими немаленькими телесами по ней гукалась и елозила – лавочка качалась и норовила упасть. Пришлось усесться на тётушку сверху.
Вы на отбойном молотке никогда не катались? – Здесь – сходно. Но – приятнее.
Широко расставленные ноги, обеспечивали устойчивость. А крепкое, горячее, распаренное, намытое и умасленное женское тело, бешено бьющееся у меня между бёдер... дарило массу впечатлений.
Я уже говорил, что тактильные ощущения составляют для меня значительную часть мировосприятия? Значительная часть этой значительной части предлагала мне сейчас очень... страстные ощущения. Нежная кожа княгининской поясницы, густо умащенная дорогим оливковым маслом с ароматическими и витаминными добавками, волнуемая изнутри мышцами, подобно штормовому морю с картин Айвазовского, так увлекательно массировала нежную кожицу моей мошонки... Софочка восхитительно пахла, нежно скользила и волнующе трепетала.
"Звезда" пребывала в шоке. А я – в экстазе.
Фонтан её страстей просто захлёстывал. И призывал приобщиться, омыться и разделить.
Какая женщина! Источник наслаждений! Вся. В любом месте. Тут и не хочешь, а... захочешь.
Страсти её, правда, были не из радостных. Ненависть, злоба... Но это дело наживное. Главное – сильное чувство. Хоть какое.
"Тёплых – изблюю...".
Сейчас она пропотеет, притомится и я её... Полюблю. Всю. Неторопливо, вдумчиво, глубоко и разносторонне.
Освободиться от "браслетов" она не могла, но "способ крепежа" оставлял достаточно пространства для манёвра. Беспорядочные рывки сменились упорным целенаправленным взбрыкиванием.
"Кобыла била задом".
Чувствовалось, что это надолго.
«Человек не доживает и до ста лет, а суетится как на тысячу».
Софочка суетилась на две.
Она осознавала себя обманутой. Не то, чтобы обман был для неё новостью – она и сама постоянно дурила окружающих, даже и по мелочам. Но от меня этого не ожидала. Привыкла, что мне лжа заборонена.
"Мужчине можно верить до тех пор, пока он не скажет «люблю».
Странно – я ещё ничего такого не говорил, а она уже не верит.
"Обманутые ожидания". В женском исполнении. То, что я её и сейчас не обманываю – ещё не понимает. Поэтому страшно злобится. Попёрла напролом. Точнее – на подкид. Упрямства у неё – много, сил – хватает. И ждут меня долгие часы тряской рысцы. По банному непроезжему бездорожью. А где вы видели в бане – проезжую дорогу?
Дура – раз уж попала к "Зверю Лютому" в лапы – лежи спокойно и не рыпайся.
У меня план по мельницам на следующую неделю не согласован, надо дать отмашку по вывозу болотной руды, собирался с двумя литовскими семьями поговорить...
Дел – выше крыши. А она, вишь ты, брыкаловщиной занялась. Унылое однообразие родео.
***
"Расслабиться и получать удовольствие" – международная женская мудрость.
Коллегши, вы никогда не пробовали, в ходе выслушивания начальственного разноса, ритмически напрягать и расслаблять... некоторые группы внутренних мышц? – Как отмечала одна моя собеседница – даёт очень позитивный психологический эффект. Да и административно... "На ковёр" – с радостью и нетерпением.
***
Ну вот, 8 секунд, как и положено по регламенту этого вида спорта, я на ней продержался. И чего дальше?
Однообразие предложенного "тетушкой" галопа вгоняло в тоску, требовало перевода ситуации в какую-то новую фазу. Как у алкоголиков: "А поговорить?".
Пришлось прижать к лавке всем телом, улечься на её спине, приблизить губы к уху. И приступить к проповеди. Дополняя свои просвещающие и удобряющие слова непрестанными движениями пощупывающих, пощипывающих и полапывающих вездесуйных ручонок.
– Софочка, ты дура. Ты дрянная, мерзкая и непотребная баба. Но это пол-беды. Ты – дура. Ты дура с детства. С тех пор, как пошла замуж за Андрея. За сына убийцы твоего отца. С обмана его. И братья твои – дурни. Вздумали Андрея на мякине провести. Пни лесные, а туда же – светочами разумности да хитрости себя возомнили. И батюшка твой, Стёпушка покойный – дурень. Мог же семейство с Москвы убрать, видел же – на его шею топор точат. И дед твой – дурень стоеросовый. Коли решил, что проклятия преданного им Хадоги – туманом развеются. Вы все – князьки вятические – гнилой, дурацкий род.
Пока пальчики мои, скользкие от покрывающего её масла, мяли мясцо, проникали во всякие дырочки, складочки и закоулочки, картографируя рельеф местности с его выпуклостями и впуклостями, другой сексуальный орган – язык хомнутого сапиенсом – шарашил по заплетающимся в морские узлы мозговым извилинам.
– Вот приволок я тебя сюда. Добром же просил: веди себя тихо, прилично. На других гляди, уму-разуму учись. У нас тут – не как везде. Обвыкни. Ан нет, ты ж у нас – княгиня. Свет красы и проблеск разумности. Ты зачем моих баб перессорила? Да не мычи ты так! Я и сам знаю: всё во имя человека, всё для блага человека. А звать того человека – мил дружок Ванечка. Только не надо обманывать. Ни себя, ни меня. Тебе власть нужна. Тебе главное – под себя подмять, чтобы все по твоей половице ходили, под твою дудку плясали. Дура.
Софочка несколько сбавила темп и амплитуду. Может, утомилась наконец? Или мои слова доходить начали?
Женщины, обычно, более воспринимают интонацию, чем смысл. Неужели я нашёл "верный тон"? Тогда – продолжим.
– Ты – дура. Ты так и не поняла – где твоё место. Возникла нужда в тебе – вздумала торговаться. Ставить условия. Вместо того, чтобы петь и плясать от счастья, что ты, в кои-то веки, стала нужна господину. Что сам "Зверь Лютый" обратил на тебя, старую, толстую, лживую, потрёпанную шлюху, взгляд свой. Что тебе выпал счастливый случай. Пользу хозяину принесть. Хоть чуть-чуть помочь твоему повелителю. А тебе взбрендилось искать себе иную прибыль. Дура! Какая выгода может быть у тебя при моём неудовольствии? Что, в никчёмной жизни твоей, более ценно, чем моё к тебе доброе отношение?
***
"Святая Русь" – чётко стратифицирована. Каждый – "знает своё место". Все связаны отношениями "выше-ниже". Князь – выше боярина, боярин – выше крестьянина, мужик – выше бабы, старший – выше младшего. Общество состоит из "пирамидок", где роли и места каждого – от рождения. Все "рядовые члены" зависят, почти во всём вплоть до самой жизни, от "благоволения" лидера. По древнеримскому праву глава семейства может убить любого из "чад и домочадцев", включая сына. Выскочить из такой "пирамидки" – катастрофично, "изверг".
А вот торговля – действие равных. "Две высокие договаривающие стороны". Если я могу тебя заставить – об чём нам торговаться?
Софья пытается торговаться, раз за разом, ещё с Москва-реки, старается заставить меня видеть в ней человека, равного. Озаботить меня её эмоциями, мнениями, решениями.
Борциха за равноправие? Феминистка? – Нет – эгоистка. Хочет прав для себя.
Я – не против. Только у меня к "правообладателям" – свои требования. "Не навреди" – из первейших.
"Право" означает "ответственность". "Вредоносам" – "поражение в правах". В основе – моя оценка дел человека. А не его самооценка на базе родословной, сословия, способностей или близости к каким-нибудь "туземным вождям".
Вот и приходиться "указывать место". Потоком словесных оскорблений. Софье, в силу её "несдвигаемости с манёвренностью" – особенно жёстко. Но без "несовместимых с жизнью" – жалко.
***
"Сеятель знанья на ниву народную!
Почву ты, что ли, находишь бесплодную,
Худы ль твои семена?
Робок ли сердцем ты?
Слаб ли ты силами?
Труд награждается всходами хилыми,
Доброго мало зерна!
...
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное?
Русский народ...".
«Спасибо» – скажет. И весь народ, и отдельные его представители.
Но некоторые – сильно сопротивляются. Не хотят, понимаешь, восприять "разумного, доброго, вечного". "Задом бьют".
Кстати о заде. Русская вековая метода так и рекомендует: "Вложить ума в зад. Чтобы в мозгах просветлело".
Я нашему народу верю. Наша народная педагогика, дамы и господа, великая наука. "Великая" – своей гуманностью. Что творилось у древних греков... Пребывание детей в школах после захода солнца было законодательно запрещено. Ввиду поползновений всяких тамошних... афинян. Даже термин есть: "Афинские ночи".
***
Интересно, а сломать себе она что-нибудь может? Спину её – я держу. Браслеты – мягкие, войлоком обшитые. Растяжения? Кистей, локтей, колен, тазобедренных, шейных...
Как много вреда может принести себе человек, столкнувшись с... с народной педагогикой!
– Ты была дурой, ты жизнь прожила дурой. А теперь и здесь дурость свою лепишь. "Изяслав ушёл. Нехорошо тётушку обманывать". Я не могу обмануть! Столько раз повторено, а не дошло. Дура потому что. Сынок твой полюбовался, как ты Сухана ублажала. Я ему объяснил, что тебе не впервой, что и его самого так делали. Что он не Андреевич, а Петрович. По милости матушки, курвы курвёной. Дуры неизлечимой. Предложил с тобой встретиться. Так что, твоё первое желание – я исполнил. Повстречалися вы, друг на дружку погляделися. Что ты нас, в похоти твоей тогдашней, в окошке той избушки за свечами – не разглядела... видать, сильно хорошо было. А я Изяславу предлагал. Да вот беда, сынок твой с матушкой такой – встречаться-челомкаться не схотел. Уехал немедля. А уговора силком его тащить – у нас не было.
Мой монолог дошёл до Софьи с задержкой. Но дойдя – оказал эффект. Все мои надежды, что длительное пребывание в парилке, фиксация, просто – я верхом, как-то утомили и измотали эту женщину – оказались из серии "обманутых ожиданий".
Э-эх... Мне б полсотни таких выносливых коней в мою кавалерию...
Софья рвалась так, что усидеть на ней я не мог. Ещё чуть-чуть и она поломает мебель, разнесёт халабуду пополам в щепочки. Пришлось прижимать сильнее.
Это оказывалось непросто: мои руки и всё тело были измазаны маслом от её притираний, я соскальзывал, очередной её рывок оказался весьма эффективным – меня скинуло назад. Пытаясь вернуться "в седло", рывком подтянулся вперёд, ухватившись за её плечи...
"И с налёта, с поворота
По цепи врагов густой..."
Кроме «цепи врагов» – всё правильно. Особенно – «с налёта».
"Подходящий рельеф", "природные неровности"... Инстинктивное стремление зацепиться... Утвердиться. Обосноваться...
Я уже говорил, что я – попаданец? Вот, опять попал. Маслице, знаете ли, скользкое.
" – Кто стрелял? – звонят из штаба, -
Кто стрелял, куда попал?
Адъютанты землю роют,
Дышит в трубку генерал".
Генерала, адъютантов, штаба и трубки – не было. Ещё: в народе подобное действие обозначается иным глаголом, чем «стрелять». А попал я, вполне по логике траектории движения и обстоятельствам конкретного рельефа местности...
"И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже..."
Кроме Парижа – всё точно.
У-у-й!
Ё-ё-ё!
Факеншит! Уелбантуренный!
Пушкин – сукин сын. Потому что не предупредил.
"Там некогда гулял и я
Но Север вреден для меня".
Про Север – предупредил. А про Софочкину задницу – нет.
И вот, пока я прижимаю её "бело личенько, чёрны бровеньки, кари глазыньки" и прочие... разные и разноцветные... к банной лавке, стараясь оптимальным образом совместить "принуждение к покою" с отсутствием членовредительства, тут такое вредительство получилось...! Причём – моего... э... дорогого приятеля. А что м-м-м... детородный приятель... или правильнее – детоделательный?... у меня несколько отличается от мизинца... Мама моя дорогая! В разы! И суставов-то нет! Гнуться, извиняюсь за подробности – нечему!
Я, вроде бы, никогда по этому поводу не грустил. А уж тем более в части превышения. Но тут... приёмное-то – не рассверлено! Не развальцовано! Не раскернено! О-хо-хо... Даже, толком, не растянуто... Вы зрачок глаза видели? Так вот он – самопроизвольно в четыреста раз. А тут... совсем неглаз.
***
– Ух ты, голая задница!
– Доктор, а вы точно проктолог?
– Нет, я окулист. Проктолог напротив. Но спасибо, что зашли. Я так устал от этих глаз.
***
Ох же ж божечки... Что ж за женщинка?! Как ни... состыкуемся – всегда больно. Какая бы поза не была, кто бы инициативу не проявлял, а мне каждый раз... И ведь не собирался и не планировал! А всё едино – попал. Судьба-судьбинушка...
Нет, мне эта красотка противопоказана. Не знаю почему – но... нет.
Есть, знаете ли, такие дамы. С виду вроде ничего, а как подойдёшь... Или кошелёк отберут, или морду набьют, или машину поцарапают... Одни говорят – кармические торнадо, другие – подводные рифы судьбы. Как торнадо могут быть рифами – не знаю. Но болит от них... как от рифов с торнадами.
Вот стою я в раскарячку... над этой... и думаю – а не дурак ли я? Потому как... некоторые называют это клинч... Это когда перерыв в мордобое. У нас – не мордо... но – тоже больно. И, что самое противное – гонга не будет.
И чего делать? Торчать так... утомительно. И ей, похоже... не комильфо. Можем, поговорим? Раз уж... попал. Раз уж обстоятельства так сложились, то надо... сделать вид, что... что "так и надо".
"Попав на минное поле – сделайте хорошую мину".
Надо "сохранить лицо". И – не только. Опять же – наша, исконно-посконная педагогика... мудрость народная... а вдруг поможет... мозги еёные вправятся и правильно расположатся...
Старательно не смещая нижнюю часть своего многострадального тела, я всунул руку под её прижатую к лавке морду лица, нащупал там мочалку, выдернул...
Зря.
Несколько осипший от переживаний женский голос обрушил на мою голову такой набор цветистых выражений, что я даже растерялся. Из самого мягкого:
– Идиот! Придурок! Женилку вырастил, а куда тыкать – не понял! Чтоб тебе всё оторвало! Опухло и отвалилось! Бревно! Тупица! Слезь с меня, скотина безмозглая!
Как скотину, она сравнивала меня с Валаамовой ослицей. Причём сравнение, особенно в части интеллектуальной, было не в мою пользу. Мне же вспомнился один голландский бычок. Из сочинений вождя и теоретика натуралистического движения французской культуры второй половины 19 века, центра той еще, Парижской и классической, литературной жизни:
"В одном из углов стоял черный. с белыми пятнами голландский бык, вытягивавший морду в ожидании предстоящего дела.
Едва его спустили с веревки, Цезарь медленно вышел... Колишь, повернув к быку свои большие глаза, уставилась на него и тихонько мычала.
Тогда он подошел к ней вплотную и положил быстрым и резким движением голову на ее круп. Его язык отвисал книзу, он отодвинул им хвост коровы и начал лизать ее бедра. Она же, не мешая ему, по-прежнему не двигалась и только вздрагивала...
Когда Цезарь почувствовал себя готовым, он вскочил на Колишь таким тяжелым прыжком, что содрогнулась почва. Корова не подогнулась под ним, и он сжимал ей бока обеими ногами. Но она, котантенка, была для него, мелкого быка, настолько высока и широка, что ему ничего не удавалось. Он почувствовал это, хотел подтянуться, но безуспешно.
– Он слишком уж мал, – сказала Франсуаза.
– Да, невелик, – согласился Жан. – Но ничего, войдет помаленьку.
Франсуаза покачала головой. Так как все усилия Цезаря были безуспешны, она решилась:
– Нет, надо ему помочь... Если он плохо войдет, тогда все пропало, она не сумеет удержать.
Невозмутимая и сосредоточенная, как будто ей предстояло сделать нечто очень важное, она подвинулась вперед. На ее серьезном лице глаза казались еще более темными, губы полураскрылись. Она решительно подняла руку и охватила всей ладонью член быка, подняла его кверху, и тот одним усилием вошел внутрь до самого конца. Затем снова вышел наружу. Дело было сделано.
Корова приняла оплодотворяющую струю самца не пошевельнувшись, так же бесстрастно, как принимает в свои лона животворные семена щедрая земля.
...
Жаклина опять уже стояла на пороге и весело, с характерным для нее воркующим смешком заметила:
– Э, да у тебя руки наловчились на этих делах! Видно, твой любовник тоже довольно слеп с этого конца!
Жан громко расхохотался, а Франсуаза внезапно покраснела".
Глава 465
Софочка – не Иван Тургенев. В том смысле, что с Эмилем Золя за одним столом не обедала, с французской классикой не знакома. Но мысль о том, что без какой-нибудь опытной "Франсуазы" мне к ней впредь и пытаться подойти – не стОит, а то и вовсе "не стоИт" придёт, внушалась мне громко и образно.
– Болван придурочный! Оглобля плешивая! Слезь с меня! Немедленно!
Вот кто бы возражал...
Но...
«Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?»
Вот уж нет! Не робок, не слаб! Раз уж... попал, то... То нужно использовать это неожиданно возникшее положение с максимальной пользой! Ванька! Итить тебя колотить! Если уж «сила вещей» привела вот в это место, да ещё так болезненно, то используй! Не страдай даром! Страдай с прибылью! По Некрасову:
"Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное..."
Скажет. Ну, или какое другое доброе тихое слово. Почва-то тут вовсе не «бесплодная». Главное – «доброе зерно». Которое надо правильно «заронить».
– Это твоё желание?
– Да! Гадёныш безмозглый! Слезь!
А и не очень-то хотелось.
***
Два лучших средства против эрекции: холодная вода и холодная партнёрша.
Ещё, говорят, помогает повторять в уме таблицу интегралов. Но тут я не уверен, у меня, помниться, результат был обратный: выходить к доске при решении задач на интегрирование... и даже на дифференцирование...
Мне потом один доктор объяснял – условный рефлекс называется. И очень советовал не вплетать в ассоциации этого направления – нашего замполита. А то, знаете ли, конфуз может получиться. С подтекстом.
***
Что у мужчин хорошо – при первой же опасности всё сразу... п-ш-ш. Теряет размер, форму и... и консистенцию. Очень полезный защитный механизм. С точки зрения спасения... э-э-э... самого дорогого и любимого.
И почему эволюция такой механизм на черепную коробку не подцепила? Как у черепахи. Быстренько втянул – и никаких проблем. "Я – в домике". В смысле – в животике. Проковырял дырку и подглядывай. Через пупок. А не через то, про что вы подумали – панорама... не та. Увы, эволюция, или ГБ, кому как нравится, голову человека – "особо ценным органом" не считает.
Я отделился от Софочки, и, как тот спускаемый аппарат, пошёл искать свою орбиту. В смысле: а где бы тут холодной водицы... а, нашёл.
Сухан, так и простоявший весь эпизод у меня за спиной в нашей парилке, равнодушно рассматривал открывшееся ему зрелище. Мда, всё-таки я, даже и с маслицем... Как там народная мудрость насчёт "красного платежа"? Народ – прав. Наш народ – прав всегда. Но бабу – жалко. Бедненькая. Хорошо хоть "свет в конце туннеля" – не видать.
– Слышь, Софочка, я тебе три желания обещал. Два уже исполнил.
– Что?! Ты... лжец! Обманщик! Ирод! Сволочь! Падла! Быдло!...
– Не ори. Дура дурацкая. Встречу с сыном обещал? – Сделал. Повидались. Нынче попросила слезть – я, как честный человек – сразу и немедленно. Ты ж умная баба, как Татищев писал. Понятно, что ты его не знаешь, но давай хоть от третьего своего желания сама откажешься.
Увы, историки вечно преувеличивают. Софья, охрипшим уже голосом, срывавшимся на визгливые нотки, орала, шипела, ругалась и плевалась.
Вот же, и эмансипация ещё не наступила, а мозги уже вышибло.
Я постоянно вдалбливаю ей, что она "дура". Теперь самое важное – самому в эту выдумку не уверовать. Потому как дурак здесь я. Это ж надо так... уелбантурить. -Ся?
***
"Елбан" – старинное русское слово. Означает – "крутой высокий холм". Говорят: "Москва стоит на семи елбанах". "Тур" – лесной дикий бык. "Уелбантурить" – это когда дикий страшный лесной бык тебя забодал и сбросил с крутого высокого холма. Ну и кто ты после этого? Ванька-уелбантуренный? По-американски – Хилл Билли.
Только и разницы, что не бык, а корова. И не она забодала, а сам налез. Тогда... – квадро-"Билли" с мега-горки. Забодал-ся. Сам – себя. Не предусмотрел, не подготовился. Пром.площадку – не обустроил. Можно ж было кому-нибудь из подчинённых поручить...
***
"Лучше поздно, чем никогда" – международная мудрость.
– Сухан, орёт она сильно. Мочалку вставь обратно. Это всё... промыть и про-одеколонить. В смысле – смазать и умаслить.
Выдал пару ЦУ, обеспечивающих всем присутствующим разнообразное увлекательное времяпрепровождение, извинился перед дамой за необходимость внезапно покинуть её общество, и, придерживая на удобном мне уровне ковшик с холодной водой, убрался в предбанник.
