355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » В Бирюк » Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка » Текст книги (страница 10)
Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка
  • Текст добавлен: 9 мая 2017, 14:00

Текст книги "Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка"


Автор книги: В Бирюк


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

А в Старой Рязани – я точно знаю – своя такая прямо в черте города в землянке построена. А в Новгороде – сдвоенная печка есть. А уж сколько археологи не нашли...

Почему?! Почему имея успешно действующую установку, имея накатанные технологии, эти "узкие места" не использовались максимально? "На всю катушку"? Или сама выплавка железа, тех.процесс, установка для его реализации – не были "узким местом"? А что? Неуёмное желание погулять за грибами? Половить рыбку? Накосить сенца, перевернуть огород, поорать на вече, причаститься и помолится? А взять второго-третьего работника? Закон не велит?

Это называется – "натуральное хозяйство", "древнерусское общество". Который состоит из конкретных людей. Которые вот так живут. И ничего всерьёз, типа – плавка ежедневная, непрерывная – внедрять-менять не хотят. Потому что так – правильно. "Как с дедов прадедов". Это – их личное мнение, часть их души. Социум "Святой Руси". Мечта "просриота".

Масса попадёвого народа исходит соками души и организма, рассуждая о подробностях дутья, литья и поковки. "Как бы нам обустроить всю Россию". В смысле: обжелезить. А дело-то не в подробностях технологии! Вот то, что уже повсеместно есть, просто используй правильно! Просто в три смены, с обеспечением непрерывной подачи сырья... "Святая Русь" – завалится, захлебнётся железом! Без всяких рацухерачеств!

Но – нет.

"Умом Россию не понять...

Железной гирею – не взвесить.

Обнять, прижать и зарыдать.

Или – на стеночку повесить".

Раз «понять» нельзя – то и не будем.

Тем более – мне сейчас и не надо. Вот есть такое... странно организованное производство, с вот такими внешними характеристиками. "Чёрный ящик" – знакомо?

Я не могу попросить князя Андрея:

– А повелей-ка ты, мил дружок Андрюшенька, смердам своим копчёным, сварить мне железишка, по 25 пудов на трубу. Да столько ж – тебе самому. Ты ж в Суздальской земле – самый главный. Как скажешь – так и будет.

И всем будет хорошо. Металлурги утроят производство. Разовьют свои профессиональные навыки. Оптимизируют тех.процессы. Под это дело дадут в обычный, внутрикняжеский оборот ещё железа, кузнецы доведут до ума и продадут на экспорт, товарооборот увеличится, налоговые поступления возрастут, производительность труда, урожайность и удойность, окотность и приплодность, уровень потребления жиров и углеводов... воинство княжеское приумножится...

Фиг.

Андрей – князь, но не самодержец. Серьёзные изменения в налогах – только с общественного согласия. Ростик в Смоленске тридцать лет пробивал свою "Уставную грамоту", которая всего только упорядочила налоги. Через коллективное согласие земства, епископа. А иначе – "вигвам". В смысле – по старине.

"Общественное согласие" – это хорошо или плохо? – Хорошо! Прекрасно, прогрессивно, гуманно, демократично, патриотично, исконно, посконно и либерально! Я сам, как законченный дерьмократ, либераст и гумнонист, всеми фибрами и рёбрами – "за"!

Результат: отрасль "металлургия" – в Суздальском княжестве использует 2-3% своих производственных мощностей.

Для сравнения: загрузка мощностей мировой сталелитейной промышленности в конце 90-х годов оценивалась в 68%. Это называют – "глубокий затяжной кризис".

***


Конец семьдесят четвёртой части






Часть 75. «Ах, какая женщина...»


Глава 407

– Небогато живёте. Славный князь Андрей Юрьевич. Да уж... Мне у соседа последнее отбирать – нехорошо, не по чести.

Ну-ну! Ты ещё на меня зубами лязгни! Или ноздрями – огнём пыхни. Змей Горыныч возле-клязьменский. Ты, брат Андрейша, помни место своё. Ты – князь Суждальский. Всего-то. Такие – были и будут. А я – "Зверь Лютый". Другого такого нет. Потому что с мозгами. Иногда.

– Будь любезен, светлый князь, прикажи плавильщикам, да доменщикам, да кузнецам в земле твоей проживающим, собрать сор, что из печек да горнов их вываливается, от земли очистить да ко мне на Стрелку привезти. Не менее полста пудов с варницы да по десятку пудов с горна. А кто похочет больше, чтобы двор свой чище сделать – и больше пусть везёт.

– З-зачем?!

О! Прежде было у Андрея Боголюбского два взгляда. Прищуренный. Когда ему всё надоело. И высасывающий. Когда он душу из человека вынимает, прежде чем тело на плаху послать. А ныне и третий появился – изумлённый. Думал, мне вчера на "Ласточке" померещилось. Ан нет. Красивые у Суздальского князя глаза. И чего он ими то – сверкает, то – прячет? На них же просто любоваться можно! "Южная ночь" глубокого чёрного бархата. Агат? Нет, лучше.

– Как зачем, княже? Буду, по обычаю своему, делать из дерьма конфетку. Из железоделательного дерьма... ну, наверное, железный пряник получится.

– С кузнецов железо брать... Взбунтуются народ от новой подати.

Скотник проявляет глубокое знание реакции народных масс на введение нового налога. Молодец. Не задарма хлеб свой ест.

– Об каком железе речь, уважаемый? Я толкую об чистоте, об порядке вокруг мест кузнечных. Об шлаках железоделательных. Вокруг каждого такого места собирается множество гадости. Которую доменщики из печек выпускают да на землю сливают. Поскольку оно – железу сделаться мешает. Хрень такая, чёрная, вонючая, дырчатая. Кусками вокруг каждой варницы валяется. Варницы многие по многу лет работают. Прям по уши зарастают этим дерьмом. Вот я и говорю, княже, вели почистить да и вывезти ко мне.

***

Чисто для знатоков. Сыродутный процесс даёт очень железистый шлак. В цифрах: в болотной руде железа около 50%. И в шлаке русских варниц – столько же. Бывает до 65%. Только Райковецкая домна даёт в шлаках меньше 20%. Но это – следующее столетие, и ростом она – под три метра.

Как же так?! Откуда?! – Оттуда. Между выкопанной рудой и рудой перед печкой есть тех.процесс. Называется "обогащение". Делается весьма примитивными, деревянными инструментами (колотушка, корыто, сетка из прутьев, костерок в яме...), но повышает содержание железа до 80-90%. Разница в минеральном составе исходной руды и шлака – в доле кремнезёма. В шлаке в полтора – два раза больше. Не проблема: вариации состава болотных руд столь велики, что захватывают и этот диапазон. Просто надо учитывать при повторном обогащении и выборе режима плавки.

Почему святорусские металлурги не использовали собственные шлаки в качестве исходного сырья – не знаю. Как не знаю, почему "пустая порода" оловянных рудников Корнуэлла, формировавшаяся в виде цепей невысоких холмов со времён древних кельтов и расцвета финикийцев, назвавших эти места Оловянными островами, пошли в переработку только в 19 веке. В 20 веке уже и тридцати лет достаточно, чтобы отвалы переработки полиметаллических руд – снова стали исходным сырьём. На новом уровне технологии.

Человечество давно усвоило, что продукты собственной жизнедеятельности могут быть полезны. Но это – удивляет и раздражает. "Знали бы вы из какого дерьма растут эти прекрасные розы" – не знают и не хотят знать. Это забито в человеческие инстинкты со времён обезьян. Когда отходы любой макаки представляли бактериологическую опасность для всех остальных. Понятия "замкнутый цикл", "безотходное производство", "углублённая переработка сырья", "получение энергии из отходов" – из 20 века. Идеи-то известны. Где-то, когда-то, кому-то... Но мыслить этими категориями – здесь не принято. Более того – неприлично. Выращивать себе пищу, используя содержимое выгребной ямы – противно, но нормально. "Все так живут". А заново раздробить куски шлака – извращение.

***

– Я так гляжу, вьюноша, ты по дерьму – большой мастер.

Во! Нам попался казначей с юмором! Дядя, засунь свой юмор в... в своё среднее средневековье. Где ему и место.

– Это ты точно заметил, боярин. Я по дерьму – самый главный рудознатец. Вот, к примеру, ты воду колодезную пьёшь? Во-от. А не знаешь, что всю воду, которая на свете белом плещется, люди да звери, прежде нас жившие, уже два раза выпили. И – выписали.

– К-как это?!

– Что, прям здесь показать? Как это делается? В палатах княжеских? Или до нужника потерпишь? Я тебе там такую струю покажу... радугой любоваться будешь!

Скотник – обиделся. Налился багрянцем. В сочетании с белой бородой это даёт интересную цветовую гамму. Но долго полюбоваться не довелось. У Лазаря – богатое воображение, глубокое восприятие и тонкое пищеварение. Наслушавшись моих измышлизмов по теме "круговорот воды в природе и организмах", он перевёл взгляд на кружку кваса, которую держал в руке.

Длины его пищевода хватило только до ближайшей стены. Дальше мы, всей честнОй компанией, прослушали арию Риголетто в его исполнении. Как раз из-за того ларя с гравировкой из не-подсолнечника. Ну, что сказать? У парня хорошие вокальные данные. Совершенно свободно берёт верхнее "ля". И выдаёт нижнее "до".

Вот стану я старым и толстым – построю на Стрелке оперный театр. Может даже – и Большой. А Лазаря возьму на амплуа "первого любовника". Хотя вряд ли: он же тоже таким станет. Да ещё и лысым. Мне-то уже всё равно, а ему – плешь петь мешать будет.

– Разберитесь тут. Дать всё. Сколь можно. Пошли.

Андрею надоела вся эта... оперетта с желудочно-кишечным и материально-техническим либретто. Он встал, осторожно обошёл дёргающиеся в ходе вулканической деятельности, в смысле – в пароксизме извержения, пятки Лазаря, и направился к следующим дверям. Я, естественно, следом.

Ну и планировочка! Мы так и будем ходить по этим анфиладам, загаживая одну комнату за другой? Чем-то напоминает Безумное чаепитие в "Алиса в стране чудес". Там они тоже всё время пересаживаются, и никто не моет посуду. Ну и кто здесь будет Болванщиком? Я – лучше Мартовским Зайцем. У зайцев в марте в их трёхчастных желудках идёт такая ферментация...! Домашнему самогонному аппарату – не сравниться! Почему их косыми и называют. Если уж гадить, то под кайфом – всё веселее.

Третье помещение было ещё меньше, ещё темнее. И отгорожено от общего прохода приличной стенкой.

Андрей махнул рукой, проследил, чтобы я плотно закрыл дверь, подошёл к единственному закрытому окну, уставился в бутылочного цвета стеклянный кругляш и замолчал. В смысле: продолжил молчать. Как-то... глубоко.

Весёлое возбуждение предыдущей сцены постепенно оставляло меня. По материально-техническому, после слов Андрея, Николай возьмёт всё возможное. И даже немного сверху. Остальное, типа киновари, серного масла, образцов замков, весов... Там объёмы небольшие – можно докупить. И из Всеволжска не с пустой мошной вышли, и дорогой... несколько разбогатели. Есть ещё пара-тройка моментов, где мне нужно просто его решение.

– Ты – прав. Она – курва.

Ё...! Погоди-погоди... Не понял я. Так я прав?!

– С чего ты решил?

– Я – спросил. Он – соврал.

Факеншит! Мозги кипят! Как-то сходу переключиться со способов сбора и транспортировки отходов железоделательных производств на... на способы объективизации внебрачных связей экс-супруги светлого князя...

Имён – не названо. Деталей – ноль. Зачем он мне это сказал? Душу облегчил? Ищет сочувствия? – Не верю.

Собрался прирезать ввиду ненужности после подтверждения из независимого источника? Я ж тут вообще... После подтверждения – избыточный фактор возникновения возможных проблем. – Нет, антураж и реквизит – неподходящи.

– Маноха с ним уже работает?

Кажется, зубы скрипнули. Не вижу – не поворачивается лицом. А спина у него... кавалерийская как всегда.

– Я... я не могу. С ним. Так.

***

Понятно. Препятствия на двух уровнях, как минимум.

"Он – соврал" – это о епископе Ростовском. Что Андрей спросил, о чём "он" соврал – несущественно. Главное: князь посчитал ответ епископа лживым и отнёс эту лживость к ситуации с Улитой. Насколько обосновано – неважно. Теперь, по логике, должны были последовать конкретные оперативно-розыскные... С использованием дыбы, калёного железа и горящих веников. Но...

Андрей и Феодор – давние соратники. Сподвижники, единомышленники. Они вместе, бок о бок, рука об руку, прикрывая друг другу спины, помогая, поддерживая, вытаскивая и выручая... несколько последних лет создавали эту землю. Федя не стал бы епископом, просто – не добрался бы до Константинополя, если бы не помощь Андрея. Андрей не одолел бы ростовское и суздальское боярство, если бы не яростная проповедь Феодора.

Боголюбский не только предал отца, самовольно уйдя из Вышгорода, но и не исполнил его "духовную". Преступление не только перед законами мирскими, земными, но и перед божьими, небесными. Даровать ему прощение в этой части может лишь слуга божий. "Даровать" – Андрею. Убедить всех остальных в "кошерности амнистии" – только авторитетный, уважаемый пастырь.

Юрий Долгорукий, отправляясь в последний раз в своей жизни в Киев, написал завещание. По которому Залесье оставалось самым младшим его сыновьям, "гречникам". Старшие должны были сесть в княжествах на Юге. Глебу-Перепёлке предназначался любимый им Переяславль-Южный. Ещё один сын сел князем в Поросье. Андрею отдали Вышгород.

Сходно поступил Мономах, переведя, в последние годы своей жизни, своего старшего сына и наследника Мстислава Великого, из второго по важности на "Святой Руси", но далёкого Великого Новгорода – в Белгород Киевский.

Андрей – следующий Великий Князь? – Это против "лествицы", но её уже столько раз "насиловали" в предыдущие десятилетия, во время войн между Изей Блескучим и Юрием Долгоруким... Могло получиться. Если бы не личные свойства Андрея и Юрия.

Долгорукий не ограничился одним лишь завещанием, разовым "оглашением" своей воли в церкви. Он организовал пышные торжества по случаю "крестоцелования" на верность его детям. Присягнули вся дружина и население.

Колокольный звон пышной церемонии в Суздальской земле услышали все на "Святой Руси". Долгорукий, муж принцессы византийской, передал её детям (а не детям от первой жены – половчанки) княжество, устроил богатый праздник, сходный, по торжественности и пышности, с церемонией восшествия монарха на престол.

Но Андрей... Он не любил Юг. Он исполнял приказы отца, участвовал в южных походах. И раз за разом советовал, при каждом удобном случае: уйдём домой, уйдём в Суздаль. В одном из эпизодов бесконечной войны за "шапку Мономаха", он поссорился с отцом и "ушёл домой до холодов". А Долгорукий остался в Остре на Десне. Изя блокировал его в этом маленьком городке, они обменивались письмами, обзывали друг друга ругательным словом "царь". Об этом я уже...

Ни Долгорукий, ни Боголюбский не были "простыми", одномерными людьми. А уж взаимоотношения между этими двумя великими князьями, отцом и сыном, "греком" и "кыпчаком", сибаритом и "бешеным" – всегда были... разнообразны и многоплановы.

Достаточно сравнить ситуацию Мономаха и его сына с ситуацией Долгорукого и Андрея.

Внешне – похоже. Но детали...

Мономаха киевляне любили, они сами призвали его, в нарушение "лествичного" права.

Долгорукого – ненавидели, постоянно призывали его противников, сражались на их стороне. Кровь свою проливали, лишь бы не отдать город под власть Юрия.

"Я – князь твой!" – на поле боя кричит неузнанный, сбитый на землю, Изя Блескучий киевскому ратнику.

"Вот тебя-то мне и надо!" – отвечает киевлянин и ударом вминает шлем на голове князя. Полагая, что перед ним Долгорукий или кто-то из его сыновей. Это – ненависть, стремление уничтожить, а не просто победить.

Мономах пережил или перебил всех своих противников. Сын его Мстислав, после вокняжения, воюет против полоцких князей и половецких ханов. Он сам является нападающей стороной. Ибо на Руси – мир и согласие.

Долгорукий, вокняжившись в Киеве, имеет перед собой непримиримых противников – Волынских князей, и ненадёжных союзников – князей Смоленских и Черниговских. Которые, явно, переметнутся к противнику. Это "наследство", в случае вокняжения Андрея, будет годами висеть на нём.

Мономах сажает сына в Белгороде. Это богатый, большой город – треть Киева.

Андрея ставят в Вышгороде. Древнем, славном, но – маленьком поселении. Разница в площади городов, и, соответственно, в доступных ресурсах – раз в двадцать-тридцать.

Фактически Долгорукий загоняет сына в ловушку.

Вышгород – это честь, это древнее, славное, святое место. Это "Северные ворота столицы". Это доверие – с этого направления наиболее велика внешняя угроза.

А по сути – конура цепного пса. Оттуда можно только гавкать да рвать проходящих. Подняться самому, набрать и умножить дружину – не с чего.

А дальше? Вот Долгорукий умрёт и... Андрей, ломая "закон", полезет "на стол" в Киеве? С чем? С той сотней гридней, которую можно прокормить в Вышгороде? Против резко враждебного киевского населения? Против тысяч непрерывно скалящихся на него – кыпчака, "Бешеного Китая" – "чёрных клобуков"?

"Киевская тренога" Мономаха – система баланса политических сил: "чёрные клобуки", "киевляне", "княжья дружина". Две "ноги треноги" – против, третьей – нет.

Долгорукий не дал Андрею ресурсов – большого богатого города – на Юге. И отобрал, своим завещанием, доступ к ресурсам на Севере, в Залесье.

Впереди у Андрея – позор, нищета, заклание. Преступление против "Закона Русскаго" – вокняжение не по "лествице", избиение гражданского населения – враждебных киевлян, собственный неизбежный разгром многократно превосходящими силами торков и княжеских дружин. Безудельность, жизнь "из милости за печкой" у кого-то из младших братьев.

Вот такую судьбу готовит своему сыну Юрий Долгорукий.

Они все видели его несколько покатый лоб, блистающие, в моменты ярости, глаза, высокомерную осанку. Они все над ним посмеивались:

– До седых волос дожил, а своего удела не сыскал. Только и годен, чтоб головёнку под вражий удар подставлять. Шелом-то – в куски, а лобешник – меч не берёт. В мозге, видать, одна чугунина. Годен только у князь Юрия на посылках бегать. В подручниках.

Не в подручниках – в противниках. Не из-за власти, земель, доходов... По своим характерам.

По своим ценностям и допустимостям, по образу жизни, по социальным ролям... они – враги. Но этого не видно. Как и не видно со стороны того, что за этим чуть покатым лбом трудится очень неплохой ум. С весьма нетривиальными, для святорусской господы, мыслями. С постепенно меняющимися "границами допустимого".

Снаружи: типичный пожилой кавалерист-рубака. "Как одену портупею – всё тупею и тупею". Внутри – мятущаяся, пребывающая в напряженном борении сама с собой и с миром, душа. И острый, последовательный интеллект.

Все нормальные русские князья стремились в Киев, к высшему "столу", к высшей должности в княжеской иерархии. Андрей никогда не был "нормальным". Это его свойство прорывалось во множестве дел.

"Ежели стол не идёт к человеку, то человек идёт к столу" – писал некогда Изя Блескучий, оправдывая свой захват Киева.

Андрей, "сходив к столу", утащил "стол" за собой. Даже и став Великим Князем Киевским, он остался во Владимире.

То, что Залесье, не смотря на "духовную" Долгорукого, не смотря на присутствие в Суздале вдовы и младших сыновей, признало Андрея князем, пережило высылку "гречников" и "торцеватых" племянников Андрея, что, фактически, ликвидировало саму основу для введения в Залесье удельщины, что есть основной тренд, основное стремление боярства во всех русских землях – есть, в немалой степени, результат страстной проповеди, поддержки Феодора.

Насколько это было непросто – видно из Никоновской летописи:

«И тако изгна братию свою, хотя един быти властель во всей Ростовской и Суждальской земле, сице же и прежних мужей отца своего овех изгна, овех же в темницах затвори; и бысть брань люта в Ростовьской и в Суждальской земли».

«Неблагодарность – из числа самых тяжких грехов человеческих». Андрею – несвойственна.

Другая причина невозможности отправки Феодора к Манохе – общая "святорусская".

Русские князья не казнят русских иерархов. Русская церковь отделена от государства. В том смысле, что церковные – неподсудны светскому суду. "Да не вступает владетель в то". В "то" – что творится в монастырях, церквях, епископских дворах. Я уже цитировал "Устав церковный". Даже изгнание или пожизненное заключение может быть применено рюриковичами друг к другу. Но не к епископам. Им – только церковный суд. Высший суд – митрополичий. Именно так будет в РИ решена судьба зарвавшегося "бешеного Феди".

Давнее соратничество, благодарность за оказанную помощь и юридическая, освящённая верой и традицией, неприкосновенность епископа – не позволяют князю Андрею применить к Феодору "силовые меры воздействия".

Итого: "допрос третьей степени" – невозможен дважды.

Вот и стоит перед окном этот невысокий, крепкого телосложения, с ярко выраженным сколиозом, человек. Смотрит, не видя, в темноватое стекло и рвёт себе душу:

– Друг?

– Нет, враг!

– Врага – казнить!

– Нет, нельзя.

"Рука не поднимается" – старинное русское выражение.

Интересно: а если ногой? Не в смысле: "приподнять ножку и пометить", а – пяткой? В лоб. Или, там, коленом по почкам? – Ах, да – капоэйры с карате здесь не знают.

***

– Тебе виднее, но уверен ли ты? Может, понял неправильно или, там, у него зубы болели.

– Поэтому, Иване, ты пойдёшь в Ростов. И привезёшь её сюда.

Что?! А... э... ё!

Где найти мне слов не затёртых, чтобы выразить, хоть бы и лишь частично, всю меру своего недоумения, удивления и изумления...? А так же – раздражения, возмущения и посылания...

Смысл приказа – понятен. Как в частушке:

"А я пошла с другим. Ему не верится.

Он подошёл ко мне удостовериться".

Андрею охота «удостовериться». Путём личного общения со своей экс.

Но я-то здесь причём?!

Первая реакция – чисто инстинктивная: мужик, ты с какого дуба-ясеня упал?! У меня своих дел... в гору глянуть неколи! У меня там этногенез выкипает! А стекло ещё и варить не начали!

И я ещё много всяких умных слов сказать могу. И аргументов с доводами – просто охапками навалять.

Можно понять причины решения Андрея: он не уверен в своём окружении в ситуации конфликта с епископом, не хочет расширять круг посвящённых в "это дело", у меня – репутация человека ловкого...

Все мои "мозговые шевеления" – значения не имеют: он – решил. Он – начальник.

***

"У всякой женщины должно быть пять мужчин. Муж, друг, любовник, гинеколог. Мужу – ничего не рассказывает, и ничего не показывает. Другу – всё рассказывает, ничего не показывает... И пятый – начальник. Как он скажет – так и будет".

***

Так на кой – воздух переводить и сотрясать?!

– Когда?

Вот тут он оторвался от бесконечного разглядывания кругляша бутылочного стекла в окошке. Повернулся всем корпусом, посмотрел испытующе.

– Завтра. Утром. Затемно.

– Как?

– Лодочкой. От пристани. Один. С моим слугой и её служанкой.

– Баба в лодии...

– Она её знает. Иначе... не пойдёт. Силком... крайний случай. Слуга – верный. Тебя – мало здесь знают. Но... Уж больно приметлив. Пойдёшь тайно. Переоденься. Цацки свои возьми. Которыми ты сегодня тысяцкого... Денег...

– Не надо. Свои есть.

Ё-моё! Вот сейчас мне это всё...! Как серпом по...

Ваня, эмоции позже. Есть позиции, которые надо закрыть нынче же. Как бы оно потом не...

– Есть забота. Калауз на меня вызверился. За то, что я твой человек. Пытался прошлой осенью прихватить мой караван, который из вотчины Акима Рябины к Стрелке по Оке шёл. Сейчас, как лёд сошёл, пойдёт второй. Пошли человека в Коломну или, лучше, Серпейск, который бы присмотрел. И проводил до Стрелки.

– Ладно. Нынче же пошлю.

– Другое дело. Я вокруг Стрелки ставлю вышки сигнальные. Для бережения от разных... находников. Вниз по Волге – до устья Ветлуги. Надо и вверх. Прикажи воеводе Радилу в Городце на Волге, мне в том помочь.

– А смысл? В тех вышках?

– От Стрелки сюда верховой гонец довезёт грамотку... дня за два. Если повезёт сильно. По вышкам слово дойдёт... часа за два.

Тут я несколько... осторожничаю. Передача 45 условных сигналов из Петербурга в Варшаву при ясной погоде занимала 22 минуты. Через 1200 вёрст и полторы сотни станций. Здесь – втрое-вчетверо меньшое расстояние. Но... лишнего обещать не буду – не проверено ещё. Да и азбука у меня другая – битовая.

– Хм... Тогда ставить надо и досюда. И до Мурома. Живчик – как?

– Об этом разговора не было. Между нами – мордва на Оке живёт. Сперва с ними разберусь.

– А к Городцу зачем?

– Жду с Верху воров. Э... новгородцев. Хочу знать наперёд. Ежели позволишь – хочу и с Костромы вести быстро получать.

– Широко берёшь. Надо смотреть. Твой Лазарь в этом понимает?

– Лазарь – нет. Николай, купчина мой – видал, знает. Я ему нынче ночью распишу...

– Лады. Послушаю.

– Третье дело. Сосед Лазаря подставил посла моего. Присоветовал взять людей в челядь. Люди – дрянь. Шиши заволжские оказались. Соседу в делах разбойных – сотоварищи. Прикажи того соседа-боярина... прижать.

– Наслышан. Из татей живые остались? Отдай Манохе.

– Ещё одно. Служанка Лазаря порезала свою юбку красную на ленточки, да ленточки продавала дурням местным за серебро. Пропуски, де, для провоза рабов через Стрелку. Много продала. На ней вины нет: кто десяток гривен за ленточку отдал – сам дурак. Каки при том слова сказаны были, глазки подмигнуты, плечики пожаты.... Рукобития – не было. Плательщики – противу тебя воры. По вашему с эмиром уговору, христианам в басурманских землях более 40 дней быть нельзя. А раб – себе не хозяин. Я от слова твоего – не отступлю. Опять же: для досмотра лодей мне надобно корабельщиков ссадить на берег. На моей земле встал – вольный человек. И от своего слова – я не отступлюсь. Хай будет... сильный. Возьми дурней в... в казни. Перепись им есть. Или скажи им, чтобы на лоскуты от юбки не уповали. Наперёд скажи, чтобы после не злобились.

– Умна у тебя служаночка. Помню её. За весь поход – ни разу голоса не слыхал. Не подаришь?

– Э-эх... Андрейша, тебе одного раза мало? Анна...

Это был мой прокол. Ошибка из самых тяжёлых. Огромнейшие «упущенные возможности».

Кабы подарил бы я Цыбу князю - стала бы она моей ниточкой к его душе. Цыба - девушка неглупая и внимательная. Могла бы занять достойное место. И в постели Андрея, и в душе его. Хоть и сказано о нём: «не давал воли женщинам над разумом своим», а народ говорит: "ночная кукушка - всех переку ку ет", "капля - камень точит". Капала ему бы ему на мозги потихонечку - он бы и отзывчивее к нуждам моим был. Да хоть просто смотрела, да слушала, да мне пересказывала - что там, в княжьем тереме, по-булькивает, какие там каш к и да супчики завариваются - уже выгода огромная.

Из вятших многие и мечтать не могли, чтобы свою жену или дочь - государю в постель сунуть. А мне вот предложено было! А я отказался. И ведь наперёд, ещё после Божедара, продумывал как бы к какому государю «лезвие с верёвочкой» подвести. А как сложилося - не сыграл. Стереотипы мои давние, инстинкты «правильности» – воспр е пятствовали. Умом выгоду понимаю. Но – потом. А тогда, вот в то мгновение, «чуйка» сказала - нет. "Баба - тоже человек", люди - не вещи, чтобы дарить их. Моих людей - никому не отдам.

Упустил возможность.

Ей-то? – И ей лучше было бы. Ну, поплакала бы недельку-другую да и привыкла. А в Боголюбово на княжьем верху жить... редко кому такое счастье. И мне - немалая выгода была бы. Прямой ход к государеву уху - дорогого стоит. Можно цену посчитать. В деньгах, в городах, в жизнях человеческих...

Но вот же, про прежним своим привычкам - гуманистнулся и общечеловекнулся. Не готов оказался, прошляпил.

А может и нет, может, придавили бы Цыбу в тереме по-тихому. Или «забота о чести жонкиной» у Андрея сработала бы. А то - подставили бы теремные девку под гнев княжеский. Да и меня - с ней вместе.

Жалею? – Нет, девочка, не жалею. Манеры такой – о содеянном жалеть – у меня нету. Вышло б иначе - об другом бы печалился. История сослагательного наклонения не имеет. И моя личная - тоже.

– Да. Досыть. Подарки твои... как наш тысяцкий с лавкой. Прицепится и не отвяжешься.

Хмыкнул, вспоминая разорение своей малой трапезной "райским медведем с дубовым хвостом". Посерьёзнел, возвращаясь мыслями к купцам:

– Дурни... пусть идут. Перепись – мне пришли. Поинтересуюсь. Мне воров – не жалко. Закон они знают. Делай с ними – что хочешь. Только... девку убери с отсюдова. Не убережёшь, придавят.

– Спасибо за совет. Ещё прошу: отмени холопство в земле Суздальской. Рабство – вредно. Владельцу раба – в первую голову.

Андрей снова отвернулся от меня к окну. Постоял, молча разглядывая густой свинцовый переплёт, сцепил руки за спиной, сжал, так что побелели костяшки пальцев, приподнялся на носках, раз-другой...

– Ты что, думаешь, я сам этого не знаю? Не может человек быть добрым слугой двум господам сразу. Не может человек быть рабом – и божьим, и человечьим. Сей обычай – противу самой сути христианской, противу духа божьего, коий в человека вдохнут еси. Не может сотворённое по образу и подобию божьему в скотском состоянии пребывать. Не должно. Но... Ваня, есть закон русский. И всяк князь – тому закону – слуга истовый. И аз грешный, меж прочими. Суть моя – в господу служении и закона исполнении. В "Русской Правде" – рабы есть. Стало быть, есть они и в землях моих. И покудава "Правду" не изменить – так оно и будет. Тебе, брат, хорошо. Ты – Нерусь, как хотишь – так и воротишь. А мне так... не можно. Как бы сердце моё к тому ни лежало. Вот и кручусь. Будто в тенетах ловчих.

Вот уж не думал, что тот же образ – образ сети, опутавшего, не дающего шевельнуться, сделать, как хочется – кокона паучьей паутины, паутины святорусского общества – образ, мучивший меня в Пердуновке, в моих первых делах и глупых планах – услышу от святорусского князя, от одного из ярчайших представителей, символов этой эпохи! Хотя, если подумать...

Андрей Боголюбский и стал таким символом потому, что рвал эту паутину, менял её. Почему и остался в истории куда более заметной величиной, чем множество "нормальных" русских князей.

Для меня эта личная позиция Андрея - была чрезвычайно важна. Суздальские князья, активно привлекавшие и поддерживающие переселенцев, всегда были враждебны к экспорту рабов. А вот укрывательство беглых, "со Стрелки - выдачи нету", обеспечивалось именно этой, христианской нормой: "не может быть подобие божие - скотом двуногим". Не резонами экономическими, а верой души.

Через несколько лет, добиваясь запрета на вывоз людей русских из «Святой Руси», ограничения и отмены рабства, я был уверен в поддержке Боголюбского, в его «душевном согласии», приводил доводы, ему понятные, часто – от него же услышанные. Совмещая аргументы как мирские, так и божеские.

Князь, по-прежнему не оборачиваясь ко мне, выдал ещё пару деловых фраз. Как найти лодочку с сопровождающими, как выйти из города затемно, пуговица от княжеского кафтана в качестве мандата – подтверждение для Софьи моей миссии.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю