Текст книги "Слушается дело о человеке"

Автор книги: Урсула Рютт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Пусть только этот болван не справится с работой! – заявил он. – Я немедленно доложу об этом начальству.

И действительно, казалось, что из юноши никогда не выйдет ничего путного. Он по целым дням торчал в своей комнате, которая в сущности-то была комнатой Шартенпфуля, складывал, вычитал, умножал, выписывал счета, подводил итоги, проверял результаты, ставил вопросы всюду, где считал нужным, и никогда не возражал. Словом, был совершенно невыносим. С тех пор как у него засел этот молодой, начинающий коллега, финансовый контролер совершенно перестал располагать собой. Он никогда не оставался один.

– Разве я могу сосредоточиться?! – орал он в бешенстве, глядя на молодого человека.

Уже один звук пера, которым тот скрипел по бумаге, действовал Шартенпфулю на нервы. Он чувствовал, что нуждается в отдыхе как никогда. И вот однажды, хотя служебный день далеко не кончился, он, сопровождаемый Нелли, вышел из магистрата.

Директор музея чрезвычайно удивился, увидев посетителей в столь необычный час.

– Необходимо хоть изредка освежать свои знания, – сказал старший финансовый контролер. – Музеям присуща совершенно особая прелесть. Вот моя секретарша Нелли; она тоже очень любит древности. Она просто бредит доспехами и останками. У вас они, кажется, есть?

– О, разумеется! – ответил директор музея, любезно улыбаясь чиновнику. – Прошу вас, войдите. Мне очень приятно ваше посещение, особенно потому, что, как я вижу, вас интересует именно моя специальность. Входите! Я могу вам дать несколько ценных разъяснений. Например…

– Благодарю вас, – прервал его чиновник, – но я люблю бродить по залам, полагаясь только на собственные впечатления. Мы не будем злоупотреблять вашим временем.

Он быстро отошел вместе с Нелли и скрылся за каким-то стендом.

Директор музея посмотрел секунду в пустоту и вернулся в канцелярию. Ему надо было написать важные письма и позвонить по телефону. Кроме того, необходимо было просмотреть и рассортировать коллекцию монет, полученную несколько дней назад. Все, решительно все приходилось делать самому. Помощник был в отпуске, швейцар заболел…

– Да, хорошо, что вспомнил! Нужно еще написать отчет о раскопках, которые ведутся в предместье города.

Он сел за стол и начал работать. И только когда на соседнем заводе завыла сирена, возвещая обеденный перерыв, он вскочил.

«О господи, я совсем забыл о моих посетителях, – сказал он, обращаясь к самому себе, – надеюсь, они не сердятся на меня. Я совсем не уделяю им внимания».

Он вышел из своего кабинета и направился вдоль коридора, полагая, что посетители уже ушли. Действительно, повсюду царила тишина. Залы музея казались вымершими.

Не будь директор музея так глубоко привязан ко всему, что здесь лежало, стояло и висело, он преспокойно запер бы двери и ушел обедать. Но он с любовью заглянул еще в несколько комнат. Проведя рукой по витринам, он сдул тонкий слой пыли со старинной шкатулки и осторожно прошел мимо скелета в хорошей сохранности, лежавшего на мягком ложе в ящике под замком.

Вдруг директору послышался легкий шелест. Не понимая, откуда исходит звук, он вошел в другой зал. Снова послышался шелест, потом шорох, словно пробежал выводок мышей. Директор прошел в третий зал. В углу, как раз за пушкой, кажется, что-то копошилось. Впрочем, нет! Что там может копошиться? Он снова сдул тонкий слой пыли с витрины. Тут взгляд его упал на «листовку 1763 года о том, как совладать со смутой». «Эдикт против убийц, разбойников, воров и прочей беглой сволочи и о том, как со всей строгостью поступать с ними.

…в-восьмых: с теми же, которые повинны не только в бродяжничестве, побеге от господ и подозрительной жизни, но и в особых преступлениях, следует поступать с отменной строгостью, казня виселицей и колесованием, как то предписано в артикуле первом.

…в-тринадцатых: все судьи, чиновники, а также сельские старосты и старшины и прочие власти призываются со всей суровостью обнаруживать, преследовать и арестовывать всех беглых, всю подозрительную и худую сволочь…»

Он оглянулся – снова послышалась возня.

«…те же, кто проявят в сем деле небрежение, будут отрешены от своих должностей и приговорены к большому денежному штрафу и к еще более суровой каре…»

Он поднял голову. Нет, там возле пушки что-то неладно!

«Нужно выяснить, что случилось», – сказал он, обращаясь к самому себе. Вопреки постоянному общению со скелетами и сверхъестественными героями, он был чрезвычайно трезвым человеком.

Спокойным, твердым шагом директор направился к орудию.

Сквозь узенькое оконце падал слабый свет и освещал приподнятое жерло и латы за витриной.

Двигалась не пушка, а доспехи, запертые в стеклянном шкафу.

Директор подошел еще ближе и увидел, что это вовсе не доспехи, а какая-то фигура, которой раньше здесь не было.

Странная фигура, беспомощно свесив руки, застыла между стеклянной витриной и пушкой.

Неужели сюда забрался вор? Неужели, движимый жадностью или корыстью, он решил похитить ценные экспонаты? Как жаль, что у него, у директора музея, нет при себе оружия!

– Алло, что вы здесь делаете? – крикнул он бодрым и громким голосом.

Фигура распалась на две половины и превратилась в две фигуры, которые задвигали руками и ногами.

– Ах, это вы! – воскликнул насмерть перепуганный директор музея. – Я думал, вы ушли…

Старший финансовый контролер поправил галстук, а девица Нелли платье.

– Мы как раз осматривали пушку, – сказал, пытаясь шутить, чиновник. – Какое счастье, что она не выстрелила. Хе-хе-хе! У вас чрезвычайно интересно, право, чрезвычайно интересно и весьма антично.

Директор музея, который еще не успел прийти в себя, молча кивнул.

– Да, здесь пришлось много потрудиться. Но извините, пожалуйста, я сейчас закрываю…

– О, разумеется! Мы не станем вас задерживать. Нет, просто удивительно, как много вы сумели создать. До свидания.

Через минуту щелкнул замок, и музей снова погрузился в глубочайший покой.

Люциана как раз собралась за покупками, когда позвонил Драйдопельт.

– Что слышно? Ничего нового? – спросил он, бесцеремонно входя в комнату.

Люциана посмотрела на него с испугом.

Драйдопельт вынул из кармана трубку и принялся ее набивать.

– Вы разрешите, сударыня?

Он засунул табакерку в карман и пронзительно посмотрел на Люциану.

– Случалось вам хоть раз заглянуть в святая святых магистрата? Там творится черт знает что!

Он закурил.

– Куда ни взглянешь – просто мерзость. Но уж у этого – как его там – Эдельхауэра рыльце, конечно, в пушку. Впрочем, оставим его в покое. У каждого из них есть свои секреты – не одни, так другие. Как бы там ни было, но есть много людей, которые не пожелают срывать с него покрова невиновности. Повторяю, у всех могут быть секреты. Но почему же они не оставляют, наконец, в покое вашего мужа?

Драйдопельт запыхтел, и лицо его окончательно утонуло в клубах дыма.

– У моего мужа нет секретов, – оборвала его Люциана. – Во всяком случае, таких секретов.

– Верю, охотно верю! Но, видите ли, так просто, ни за что ни про что, его бы не стали травить. Меня в этом не уверите. Не кипятитесь, пожалуйста. Поверьте, я хочу вам добра.

Драйдопельт взглянул исподлобья на Люциану. Она съежилась и забилась в угол дивана.

– Вы помните «дело Кроль»? Тоже совершенно дутое. Так вот, смотрите, как бы дело вашего мужа не явилось его вторым изданием. Он должен держать ухо востро. Больше, к сожалению, мне сказать вам нечего.

Сквозь облака табачного дыма на секунду мелькнула его голова.

– Видите ли, наверху (он подразумевал магистрат) никому нельзя доверять. Там каждый против всех и все против одного. Чтобы справиться с этой братией, нужно пройти сквозь огонь, воду и медные трубы. Я уверен, что ваш муж не добьется у них ссуды, у дерьма этакого.

Люциана, побледнев, сидела на диване. Ей обязательно нужно было выйти за покупками, но она не двигалась с места. Ей казалось, что она закоченела.

– А ваш муж действительно сказал вам правду? – вдруг без всякого перехода спросил Драйдопельт, устремив на нее пронизывающий взгляд.

– Правду? – пролепетала она. – Правду?

В сущности, она судила обо всем только с одной точки зрения, то есть с точки зрения своего мужа. Поэтому и сейчас она старалась побороть возникшее в ней чувство сомнения, боли, отчаяния и страха.

Вдруг она опустила голову на диванную подушку и заплакала.

– Я понимаю, как это неприятно. Ведь у вас дети…

Драйдопельт снова набил трубку.

– Раз у вашего мужа совесть чиста, пусть он выведет на чистую воду всю эту шайку. Грош ей цена!

Люциана подняла голову.

– Да, но как? Ведь тут концов не найдешь. Вертишься, словно белка в колесе.

Она всхлипнула, не в силах больше скрыть волнение, потом встала и, стараясь овладеть собой, подошла к окну. Внизу на улице дети водили хоровод. Один из ребятишек метался по кругу, перебегая от одного к другому и пытаясь найти какой-то предмет. Малыши пели во все горло старую детскую песенку: «Копейка, копейка, ступай-ка сюда, ступай-ка туда!»

Люциана услышала, что ее гость встал. Она отвернулась от окна. Не прощаясь, Драйдопельт вышел из комнаты. Но в дверях повернулся и крикнул:

– Швырнуть бы гранату в эту лавочку…

Люциана уже опоздала пойти за покупками. Да и лицо у нее было заплаканное, а голова трещала. В эту минуту в комнату ворвались дети. Мальчик поранил себе руку о ржавый крюк. Она тотчас повела его к врачу.

Она сидела в приемной у доктора, прислушиваясь к разговорам: у жены лавочника на Фриденсгасе, еще совсем молодой женщины, сделался удар Несчастную совсем замучили чиновники налоговой инспекции. Они довели ее просто до безумия. Люциане невольно вспомнились собственные долги. Ей показалось, что молот у нее в висках стучит еще сильней.

– Следующий, прошу вас!

Врач промыл и перевязал рану мальчику, и Люциана поспешила домой. У нее было очень много работы.

Около двенадцати измученная женщина вбежала в магистрат. Она боялась опоздать и, задыхаясь, постучала в справочную.

– Мне нужно получить справку, что я жива, – сказала она. – Куда мне обратиться?

Вахтер рассмеялся.

– Идите прямехонько в отдел регистрации. Первый коридор налево, первая дверь направо.

– Спасибо! – сказала женщина и бросилась бежать.

Перед указанной дверью она остановилась, стараясь прийти в себя. Она порылась в потертой сумочке, высморкалась, постучала.

Ей ответила тишина. Она подождала, потом постучала вновь, еще деликатнее.

Глубокая тишина.

Осторожно, словно боясь разбудить спящего, женщина повернула ручку. Дверь была заперта. Она стояла, переводя дыхание и думая, что же делать. Двенадцать еще не пробило. Женщина побежала вдоль длинного коридора.

На лестнице ей повстречались два господина. Она обратилась к одному из них. Господин остановился и даже слегка склонил голову, внимательно вслушиваясь в ее вопрос.

– Свидетельство? Вы хотите сказать – свидетельство о том, что вы находитесь в живых? Вам следует обратиться в участковый суд. Он помещается здесь, наверху.

Женщина поблагодарила и поспешно поднялась наверх. Она бежала мимо дверей, имен и табличек, но никак не могла найти то, что нужно.

– Еще выше, – крикнула ей на ходу какая-то секретарша.

Вдруг женщина наткнулась на некий кожаный предмет. Это был увесистый портфель, очевидно, очень весомого господина. Возмущенный подобной дерзостью, господин бросил на нее презрительный взгляд.

– Простите, пожалуйста! – проговорила она смиренно.

Ей бы хотелось сказать… ей бы хотелось спросить, где помещается суд, в котором выдают свидетельство о жизни. Но господин уже скрылся.

В самом верхнем коридоре царила суета. Двери в комнаты были открыты. Она увидела все, что происходит в недрах магистрата. Там сидели дамы самого различного возраста. Они смеялись и стучали на машинках…

Повсюду торопливо шныряли мужчины. Время от времени они склонялись над бумагами.

Женщина остановилась возле одной из открытых дверей. Не здесь ли помещается суд? Мальчишка-посыльный повернулся к ней спиной и прыснул. Рядом с ним сидела пожилая дама и затачивала карандаши.

– Дверь рядом, пожалуйста, – сказала она, продолжая свое занятие.

Двенадцать все еще не пробило.

– Войдите, – послышался голос за этой дверью.

У женщины свалился камень с души. Наконец она, кажется, нашла то, что ей было нужно.

– Добрый день! Мне хотелось бы получить свидетельство. Очень прошу.

– Минутку, минутку, – остановил ее человек с нервным лицом. – У нас сейчас срочное совещание. Вас вызовут.

Тихо, словно тень, женщина выскользнула из комнаты. Боясь потерять хоть минуту, она ждала у самой двери. Она не могла разобрать, о чем именно разговаривают в комнате, но совершенно прониклась сознанием важности служебного совещания, на которое она попала. Мимо нее в комнату промчался какой-то человек с целой кипой папок под мышкой.

– Я остаюсь при своей системе, – встретил его человек с нервным лицом и склонился над таблицей.

– А я при своей, так и знайте, – возмутился его коллега. – При маленьких ставках выигрыш вообще исключается. И надо наконец договориться, как ставить сообща. Скоро двенадцать. Касса тотализатора закрывается очень точно.

– А вы какого мнения на этот счет? – спросил первый господин у третьего, который, казалось, ничего не слышал, внимательно склонившись над таблицей…

– Минутку… Ноль – один, один – ноль, один – два, один – два…

Но второй коллега прервал его снова.

– Вы рехнулись? Неужели вы серьезно думаете, что первая команда КВ может выиграть? Им вкатят пару всухую. У нее, правда, сильная защита, но нападение у них сейчас не на высоте. Я утверждаю, что им вкатят всухую.

Сосредоточенный поднял голову.

– Да что это вы говорите? Первая команда КВ – и не выиграет?! Ну, знаете ли! Просто идиотство какое-то! Ведь в последнее воскресенье они были в отличной форме. Уж я-то, старый стратег, в этом разбираюсь. Говорю вам, они выиграют всухую.

– Минутку, минутку, – успокоил его нервный. – Я считаю, что мы должны взять итоги последнего и предпоследнего воскресений, затем каждый из нас составит новый список. Мы сложим эти три списка, выведем среднее, поставим соответствующие ставки… а кроме того, пусть каждый из нас поставит еще от себя, как кому захочется…

– Не порите ерунды, – перебил его второй игрок. – Это надо организовать совершенно по-другому. Вы все даете мне по двенадцать марок, я исключаю возможных победителей и фаворитов и ставлю на тех, кому осталось сыграть еще три партии. Как бы там ни было, мне нужно немедленно ехать. Во всех других отделах уже договорились и ждут только нас. Уж лучше я отправлюсь прямо туда и решу на месте, как лучше ставить.

Он взял бумаги и папки со стола, бросился из комнаты и с разбегу наскочил на женщину. От неожиданности и испуга он забыл захлопнуть за собой дверь. Первый господин, сидевший за массивным письменным столом, поманил рукой.

– Следующий, входите!

Худенькая женщина поспешно вошла в комнату.

Стратег все еще сидел в углу, склонившись над своим планом сражения, обдумывал и вычислял; «Ноль – один, один – ноль, один – два, один – два, левой – правой, левой – правой, левой – правой, отделение – ноль, вольно!

– Добрый день! Мне нужно получить свидетельство, будьте так любезны!

– Посидите, пожалуйста, – сказал нервный господин и указал на свободный стул. Затем он поднялся и исчез в соседней комнате. Через несколько минут господин появился снова, держа под мышкой пачку дел.

– Так о каком же свидетельстве идет речь? – спросил он, устремляя на нее участливый взгляд.

– Свидетельство о жизни! Прошу вас!

Господин оторопел.

– То есть, видите ли, мне нужно свидетельство из магистрата о том, что я действительно еще нахожусь в живых. Это для получения пенсии. У меня умер муж.

Господин кивнул.

– Понимаю. Я прекрасно понимаю, о чем речь. Но, к сожалению, вам следует обратиться не сюда. Прежде мы действительно выдавали соответствующие удостоверения. Но теперь мы уже этим не занимаемся. Вам следует обратиться в отдел регистрации.

– Я там уже была, – осмелилась вставить женщина. – У них закрыто.

Господин посмотрел на часы.

– Не может быть. Ведь еще нет двенадцати. Правда, пока вы спуститесь… Мы кончаем в двенадцать ноль-ноль. Впрочем, поторопитесь…

И он открыл перед ней двери.

Она помчалась вниз, что было духу. Боже мой, как глупо, что она взялась шить платье и не смогла обратиться сюда раньше. Как глупо, что сегодня последний срок… Вся красная, она остановилась у той же двери. Там было заперто. Она начала стучать до боли в пальцах. Никто не отворил.

Зато отворилась соседняя дверь и какой-то человек с испитым лицом негодующе уставился на нее.

– Разве вы неграмотная? У нас закрывают в двенадцать.

– Но я хотела только…

– Плевать мне на то, что вы хотели. Мне важно, который час. Служебный день кончился, у нас закрыто. Мы тоже имеем право на отдых. А кроме того, эта дверь чуть не год, как заколочена. Тут нет никакого отдела. И вам пора это знать.

– Я здесь в первый раз, – сказала она тихим извиняющимся голосом. – У меня очень спешное дело. Мне нужно свидетельство о жизни.

– Все дела спешные, – сказал человек, поглядев на потолок. – Приходите вовремя. Порядок есть порядок.

– Прошу вас, – сказала женщина, умоляя, – прошу вас, сегодня последний срок.

Раньше, в юности, она бы заплакала. Деревянные двери смотрели на нее, издеваясь. Человек уже захлопнул их на замок. Она стояла неподвижно, словно окаменев, потом медленно повернулась и, тяжело ступая, направилась к выходу. Вдруг она остановилась. Нет, она не может вернуться домой без свидетельства. Ведь это значит, что ей вообще нечем будет жить. Кажется, кто-то плачет? Или, может быть, плачут на улице?

– Я сейчас вернусь, маленькая Маргита! – проговорила она точно во сне. – Все хорошо. Я сейчас вернусь, сейчас!

И, словно обретя внутренние силы, худенькая женщина вдруг выпрямилась и твердо, с уверенностью слепого, пошла вперед по коридору и постучала в одну из одинаково чужих дверей.

– Черт побери, кто там опять? – донесся до нее голос.

Она не решилась войти. Ей казалось, что сейчас под ней разверзнется пол и с лязгом поглотит ее.

– Кто там? – снова крикнул голос. – Неужели мне никогда не дадут покоя?

Звук голоса принял какие-то чудовищные размеры, он бил ей в голову, ей казалось, что она глохнет. Маленькая белая табличка на двери плясала и скакала у нее перед глазами, и замок прыгал то слишком высоко, то слишком низко. Она сама не знала, как ей удалось ухватиться за ручку и отворить дверь.

В кабинете за письменным столом сидел чиновник и, грозно нахмурив лоб, глядел на нее злыми глазами.

Он ездил сегодня в банк. Он пытался получить там ссуду, чтобы за счет нового долга погасить старый.

Заместитель директора банка потребовал гарантий.

– Гарантий! Ха-ха! Разве существуют какие-нибудь гарантии в нашем мире?

Заместитель тоже рассмеялся и, с сомнением пожав плечами, согласился предоставить ему ссуду, к сожалению, под повышенные проценты, которая подлежала ежемесячному погашению. И вот он сидел и высчитывал, как долго ему придется платить.

– Извините за беспокойство, – прошептала женщина, и прислонилась к стене. – Я ищу… – она с трудом перевела дыхание. – Мне нужно…

Чиновник подставил ей стул, попросил сесть и, засунув документы в карман, посмотрел на незнакомку.

– Что у вас случилось?

Женщина успела немного отдышаться. Запинаясь, она рассказала ему о своем напрасном странствовании по магистрату.

– Как?! – воскликнул с удивлением Брунер, словно только сейчас очнувшись. – И вас направили ко мне?

– Нет, то есть да. Мне сказали, что вы можете помочь. Впрочем, мне это, верно, только померещилось. Там никого и не было. Но вы моя последняя надежда.

Он покачал головой.

– Вы попали не по адресу.

Женщина поднялась. Голова ее беспомощно моталась, как у тряпичной куклы.

Держась за стену, она пошла к двери.

– Я никак не могла прийти раньше…

– Постойте! Да постойте же, ради бога! – крикнул чиновник, хватая трубку телефона. Он позвонил сослуживцу в бюро регистрации. Потом, бормоча что-то неразборчивое, взял у женщины бумаги, просмотрел их, написал свидетельство, удостоверяющее, что она находится в живых, и приложил к нему печать.

– Пожалуйста, фрау Марианна Блок, – сказал он чрезвычайно любезно и протянул ей свидетельство.

У нее так дрожали руки, что она не могла его взять.

Наконец она судорожно схватила бумагу, сложила ее и спрятала в поношенную сумочку. Казалось, она боится, как бы в последнюю минуту у нее не вырвали этот документ.

– Сколько с меня следует? Я хочу сказать – пошлины?

Чиновник махнул рукой.

– Да нисколько!

– Спасибо, спасибо! – вырвалось у нее шепотом.

Она выбежала из магистрата в ту самую минуту, когда последние служащие спешили успокоить свои бурчащие желудки.

После обеда к Брунеру в его служебный кабинет вошел курьер и вручил под расписку запечатанный конверт…

В страшном напряжении, переходя от надежды к отчаянию, Брунер расписался в получении пакета, и не успел курьер выйти, как он вскрыл письмо.

«…Господа советники магистрата рассмотрели ваше ходатайство о предоставлении вам беспроцентной ссуды в счет причитающегося и задержанного вам жалованья. Однако, по основаниям принципиального характера, они, к сожалению, лишены возможности удовлетворить вашу просьбу.

По поручению:

большая закорючка

неразборчиво».

Брунер бессильно уронил руки. Ему казалось, что над его головой грохочет экскаватор и лопата за лопатой швыряет ему на голову какую-то мерзость. Но нет, он еще дышит, его еще не засыпали, кровь еще стучит у него в висках, он еще верит в силу, которую не сокрушат никакие горы грязи.

Брунер взялся за трубку, чтобы позвонить доктору Иоахиму, но не успел – адвокат сам позвонил ему.

– У меня есть для вас новость, – прозвучал голос на другом конце провода. – В Главном управлении надзора желают, прежде чем принять решение по вашему делу, выслушать вас лично… Когда вы сможете туда поехать?

– Поехать? – переспросил пораженный Брунер. – Великолепно! Очень хорошо! Мне просто интересно посмотреть на этих господ. Правда, я завален работой, но все-таки выберусь. Мое ходатайство отклонено, вы знаете? Да, но если Главное управление надзора подтвердит мою правоту, магистрату придется волей-неволей раскошелиться. Я позвоню вам, как только вернусь.

Через минуту к Брунеру вошел, сияя здоровьем, один из его сослуживцев.

– Послушайте, финская баня – просто чудодейственное средство. Сперва потеешь как сумасшедший, а потом принимаешь холодный душ. Удивительно укрепляет, приятель! Только, разумеется, нужно здоровое сердце.

И молодой коллега убежал, а Брунер с удвоенными силами принялся за работу, невзирая на то, что служебный день уже кончился. Он вышел поздно, пропустил трамвай и поехал домой автобусом-экспрессом.

Автобус был переполнен. Пассажиры стояли в проходе. Некоторые курили, равнодушно и устало глядя в окна, другие просматривали газеты, ища в них сенсации. Из громкоговорителя несся менуэт, как бы пытаясь заглушить монотонное гудение мотора. Световые рекламы мчались мимо окон машины, сливаясь в золотые и пестрые полосы.

Брунер стоял, переминаясь от усталости с ноги на ногу. Музыка резко оборвалась.

«…Все танцуют… все смеются… танцуют, смеются, поют. Только она тихонько сидит в углу. Совсем одна. У нее багровые, потрескавшиеся руки».

Снова послышалась музыка и через несколько тактов снова оборвалась.

«Все кружатся… все кружатся… все поют, все смеются, танцуют с ней. Ведь руки у нее теперь не багровые. Она пользуется «Тонкой 54», Запомните, пожалуйста: «Тонка 54» сделает ваши руки прекрасными! «Тонка 54» сделает ваши руки белоснежными!..»

Снова послышалась музыка.

Кто-то наступил ему на ногу. Звучала испанская румба, полная страсти и огня. Брунер пробрался к дверям.

Пора было выходить.

«…Мы заканчиваем передачу реклам важным сообщением для наших слушательниц», – громко неслось ему вслед. Дверь автоматически закрылась, и экспресс понесся дальше.

Придя домой, Брунер невольно посмотрел на руки своей жены. Это были привычные к работе руки. Сейчас они вспухли и покраснели. Она только что кончила гладить белье. Интересно, втирают ли в них «Тонку 54»?

– Что с тобой? – спросила Люциана и спрятала руки. – Пойдем, а то чай остынет.

На третий день Мартин Брунер поехал в Главное управление надзора и поднялся в верхний этаж, туда, где восседал начальник. Он постучал в двери приемной, никто не ответил. Ему пришлось остаться в длинном с бесконечными поворотами коридоре. Он опустился на скамью, до блеска отполированную многочисленными брюками и юбками. Какие-то господа спешили по коридору, держа бумаги под мышкой. Некоторые вели за собой посетителя на незримом поводке. Повсюду раскрывались и закрывались двери. Вспыхивали и гасли сигналы. Служащие перебрасывались какими-то словами, не понятными для ожидающих. Чрезвычайно элегантные, напоминающие манекены, дамы в узких юбках и шикарных свитерах быстро семенили или медленно шествовали мимо скамеек, неся секретный ключ от секретных дверей. А другие бежали, грациозно покачиваясь, держа в руке блокнот для стенографирования. Их красные крошечные ротики были красней, чем огнетушители на фоне голых стен.

Вот этот высокий человек, у которого такое полное достоинства лицо и интеллигентно сверкающие очки, – это, вероятно, и есть начальник. Приветливо раскланиваясь на все стороны, он прошел по коридору мимо скамей. Брунер вскочил.

«С ним, кажется, можно разговаривать, – решил обрадованный Брунер. – У него человеческое лицо».

Брунер обдумывал, с чего бы начать свое объяснение. Но, к его величайшему огорчению, высокий господин исчез в ничем не примечательной комнате и больше не появлялся. Разочарованный, он снова уселся и стал ждать.

– Начальник еще не приехал, – сказали ему, – и неизвестно, приедет ли.

– Вы по какому делу? – спросила секретарша. – Вам надо обратиться в третью комнату. Там сидит инспектор, который занимается этими делами.

Он подошел к третьей двери и постучал. Ему ответили.

– Разрешите представиться – Брунер, – сказал он, подходя к человеку, сидящему за столом.

– Советник Мориц, инспектор по делам о дисциплинарных проступках и взысканиях, – отрекомендовался в свою очередь чиновник. Его черный костюм придавал ему необычайно торжественный вид.

– Так вот, – начал инспектор, – дело ваше довольно сложное и, смею прибавить, чудовищно затянувшееся. Я еще не успел разобраться во всей этой груде бумаг. Но, насколько я понимаю, вам предъявлен ряд обвинений, которые по необходимости влекут за собой дисциплинарное взыскание. С другой стороны, я познакомился с вашим протестом. Что вы лично можете сказать по этому поводу?

Он посмотрел серо-зелеными глазами на Брунера и кротко сложил лапки, высунувшиеся из белых манжет.

Белый жилет советника достойно выделялся на его черной шкурке, равномерно подымаясь и опускаясь в такт дыханию. Скрестив задние лапки, советник несколько согнул колени. Белые гамаши, видневшиеся из-под брюк, также весьма украшали его.

Брунер вспомнил, что ему нужно купить по дороге порошок от блох. Наверное, кот Мориц принес этих мучителей в дом после одного из тайных похождений.

– Я хочу обратить ваше внимание на протест моего адвоката, – сказал Брунер, все еще не в силах отвести глаза от блестящей шкурки сидящего перед ним господина.

Советник снова взял бумаги со стола и стал внимательно их просматривать.

– Вы, следовательно, утверждаете, что не предлагали осужденному Эдельхауэру подделать бумаги и вообще никогда не пытались помочь ему избежать наказания?

– Решительно утверждаю, господин советник. Даже суд не нашел в моем поведении ничего предосудительного. Это подтверждают и показания свидетелей.

Мориц навострил уши, словно услышал нечто необычайное, и промурлыкал:

– У меня самого создалось впечатление, что все это дело дутое. У вас в магистрате что-то нечисто. Но этот случай настолько незначителен, что, право, не стоило приводить в движение столь громоздкий аппарат, тем более, что достоверность свидетельских показаний чрезвычайно…

Зазвонил телефон.

– Да, Мориц слушает! Хорошо! Благодарю вас! – он повесил трубку. – Я хотел сказать, что достоверность показаний этого Эдельхауэра кажется мне чрезвычайно сомнительной. Очевидно, именно это и нужно отметить и положить конец делу.

Он задумался. Брунеру очень хотелось погладить его по черной шкурке. Но он только одобрительно кивнул головой.

– Итак, – опять промурлыкал Мориц, – я выслушал ваше личное мнение. Благодарю вас. Надеюсь скоро и успешно покончить с вашим делом. – Он поднялся.

Брунер тоже встал.

– Очень рад познакомиться с вами. Я дам свое заключение в том смысле, что следует как можно скорей покончить с этой отвратительной историей. Представляю себе, сколько нервов она вам стоила. И ваша супруга тоже вздохнет наконец свободно. Подобные истории всегда гибельно отражаются на семье.

Он протянул Брунеру лапку в белой манжете.

– Разрешите задать еще один вопрос, господин советник. Существует ли постановление, на которое я мог бы сослаться, чтобы потребовать жалованье, не выплаченное мне за истекшие месяцы?

– Видите ли, такое постановление, с одной стороны, существует, но, с другой стороны, как бы и не существует. Поэтому все зависит от решения на местах. Лично я не вижу никаких причин, чтобы вам задержали жалованье, тем более, что в перечисляемые магистрату суммы мы все время включаем и ваш оклад. Впрочем, вы можете лично ознакомиться с соответствующими постановлениями в комнате четыреста двенадцать.

Он скрестил задние лапки, приняв более удобную позу.

– Надеюсь в ближайшее время получить еще более подробные разъяснения касательно этого вопроса. А разве магистрат не может предоставить вам беспроцентную ссуду в размере причитающейся вам суммы? Но простите, пожалуйста, у меня важные переговоры!

Зазвонил телефон.

– Да, слушает Мориц! Нет, советник Мориц. Да!

Брунер был в дверях, он уже не слышал слов Морица и чуть было не наскочил на манекен, который входил в комнату, чтобы стенографировать.

Когда он спускался по лестнице, ему казалось, что он слышит у себя за спиной мягкое мурлыканье. Он был так счастлив, так уверен, так полон надежд, что снова забыл про порошок. К счастью, дети сказали, что Мориц уже сам переловил всех своих блох.

– А я был у кота! – сказал Мартин жене и засмеялся. Но Люциана ничего не поняла и заставила рассказать все подробно.

Прошло несколько недель… Дама с хорьками, подобно тени, проскользнула в кабинет Гроскопфа. Она жаждала успокоить у него свое смятенное сердце. До Брунера донесся шум передвигаемых стульев и хлопанье пробок. Зазвонил телефон. Он услышал как Гроскопф щелкнул каблуками и сказал: «Так точно!»

– Так точно, господин начальник! Так точно! Как господину начальнику угодно будет приказать! Да, я тотчас же передам. Я? Да, я составлю сейчас циркуляр. Нет, для составления циркуляра он мне не нужен.