Текст книги "Тревожная служба. Сборник рассказов"

Автор книги: Ульрих Комм

Соавторы: Иоахим Бремер,Эдмунд Ауэ,Ханс-Иоахим Франке,Йозеф Соколик,Христиан Пех,Клаус Петерс,Герхард Шунке,Хайнц Штатцковский,Эрхард Дикс,Вернер Шмидт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Тревожная служба

Рассказы, помещенные в сборнике, посвящены тревожным будням воинов Национальной народной армии и пограничников ГДР. Авторы повествуют о напряженной боевой учебе солдат и офицеров вооруженных сил, призванных защищать безопасность социалистической Германии, о романтике армейской службы.

Увлекательный сюжет рассказов привлечет к книге интерес широкого круга читателей.

Эрхард Дикс
МЕРТВЫЙ УГОЛ

Пассажирский поезд Эрфурт – Берлин отошел от платформы вокзала точно по расписанию. Тепловоз быстро набрал скорость, и через несколько минут состав, миновав станционное многопутье, вырвался на главную магистраль.

«Так удачно получилось со стрельбами! – подумал я. – На один день раньше убыть в краткосрочный отпуск – это немалый плюс! Завтра же поезд будет набит до отказа, и тогда пришлось бы совершать настоящий подвиг, чтобы в вагоне-ресторане получить бутылку моего любимого радебергского пива...»

Я удобно откинулся на спинку сиденья у окна. Кроме меня в купе находилась пожилая дама. Она углубилась в кроссворд, напечатанный в последнем номере еженедельника «Вохенпост», и задумчиво барабанила шариковой ручкой по откидному столику.

Надеюсь, она не спросит меня о французском химике восемнадцатого века, фамилия которого состоит из шести букв, или о чем-нибудь вроде этого? Я, конечно, не против химии, совсем нет. Но когда солдат едет домой в отпуск, ему хочется немного помечтать. Спокойно помечтать о том, что его ждет, а эти мечты, как правило, связаны с женским именем...

Стало смеркаться. В стороне от железной дороги тянулся лесок, на опушке его виднелось несколько домиков. Ландшафт напоминал наш участок в районе Мертвого Угла. «Мертвый Угол, – пронеслось у меня в голове, – Мертвый Угол...» Это уж так принято: кто-нибудь обязательно окрестит на свой лад тот или иной участок. И получают собственные имена то отдельные деревья, то маленький пруд, то лесок. Новичок, придя в роту, с удивлением слышит, как в разговорах старослужащих мелькают названия: «Медовый Угол», «Щетка из корней» или «Мертвый Угол». Однако скоро он узнает, что с каждым таким названием связано какое-то происшествие, какой-то боевой эпизод.

Мертвый Угол... Это – развилка дорог, в вершине которой находились лес, крестьянский дом и наш хорошо замаскированный наблюдательный пункт.

Кто мог подумать, что этот тихий неприметный участок получит столь мрачное название? Оно непроизвольно рождало в воображении всякие страшные картины. Если честно признаться, в первые дни пребывания в роте моя голова была забита приключенческими представлениями о жизни на границе. Сейчас, конечно, я думаю по-другому.

Пожалуй, я мог считать себя уже старым пограничным волком. Двенадцать недель, да, ровно двенадцать недель минуло с того дня, когда я впервые заступил в наряд по охране государственной границы. Конечно, это чертовски короткий срок, но все-таки... Каждый читал, наверное, захватывающие рассказы о преследовании нарушителей, о полной риска охоте за диверсантами и тому подобном. В действительности же на границе все обстоит иначе – без надуманной романтики и все же не без романтики. Знаете, испытываешь какое-то особое чувство, когда стоишь с автоматом на самом краю родной земли, а все, кого ты знаешь и о ком думаешь, – далеко за тобой. Непросто рассказать об этом чувстве...

Мой первый наряд выпал на хмурое воскресное утро. Старшим дозора был фельдфебель Хоппе. Когда утренняя дымка рассеялась и видимость улучшилась, мы заняли наблюдательный пункт. Земля была сырая, и я продрог, хотя день и не был холодным.

Часы на колокольне кирхи пробили семь. Фельдфебель взглянул на свои наручные часы и что-то проворчал. Что именно? То ли «уже семь», то ли «только семь», то ли еще что-нибудь в этом роде. Мы вели наблюдение за тем, что происходит по ту сторону границы.

А там повозка, нагруженная бидонами с молоком, медленно тащилась к разгрузочной площадке в деревне. За нашей спиной давно уже гудели трактора в поле, по светло-голубому небу плыли редкие растрепанные облака. Тихая, мирная картина.

Фельдфебель Хоппе служил в роте уже несколько лет. Когда нас, новичков, зачислили в его команду, ротный командир сказал:

– Начальник вашей команды – лучший следопыт в роте. У него вы быстро станете настоящими пограничниками. Старайтесь, ребята!

Все молча уставились на фельдфебеля, и лишь один я бодро прокричал:

– Так точно, товарищ капитан!

Видимо, мой голос прозвучал слишком громко. Не знаю, обратил ли фельдфебель на это внимание, но, во всяком случае, он взял меня с собой на границу первым.

– Займем наблюдательный пункт у Мертвого Угла, – сказал он, когда мы, поднявшись на склон холма, зашагали по тропинке, ведущей к лесу.

...Пробило девять. Я напряженно наблюдал в бинокль за всем, что происходило по ту сторону границы. Повозка с молочными бидонами уже уехала. Из труб деревенских домов поднимался дым. Свежий утренний ветер закручивал его штопором и гнал в нашу сторону.

– Товарищ фельдфебель, – тихо спросил я, – почему это место называют Мертвым Углом? Ведь все здесь выглядит так мирно и спокойно...

Фельдфебель Хоппе вытащил сигарету из кармана полевого комбинезона, потом положил мне руку на плечо.

– Внимательно наблюдайте за просекой у домика путевого обходчика. – Он немного помолчал, а затем спросил: – Нашли?

– Нашел, – ответил я.

– Добро! Если что-нибудь обнаружите, дайте мне знак.

«Прекрасно, – подумал я. – Вот тебе и ответ на твой вопрос. Но все же лучше, чем ничего!..» Тем не менее я был глубоко разочарован.

Хоппе затянулся сигаретой и выпустил дым сквозь губы, сложенные трубочкой.

– Почему это место называют Мертвым Углом? – вернулся он к моему вопросу. – Это, в сущности, совсем простая история. Я тогда только начинал службу на границе. Вроде как ты сейчас. Однажды я был в патруле вместе со штабс-ефрейтором Шнайдером, старым пограничным волком.

Он снова затянулся сигаретой и как бы про себя улыбнулся:

– Я не особенно хорошо вел себя тогда.

Фельдфебель Хоппе тщательно затушил окурок сигареты в бруствер окопа, который мы занимали, и носком сапога забросал его свежей землей. Потом не спеша продолжил:

– Шнайдер теперь, кажется, инженер-химик. Тогда на этом участке долгое время ничего особенного не случалось. Но в тот раз, когда я был с Шнайдером, неожиданно позади нас выскочил человек. Он был от нас в каких-нибудь двух десятках шагов. Шнайдер быстро скомандовал: «Стой! Пограничный патруль!» Однако нарушитель и не подумал выполнить приказ. Он бросился от нас в сторону, пытаясь скрыться в зарослях. Но это ему не удалось: кустарник там рос низкий и густые ветки переплелись у самой земли. Я потом покажу это место...

Шнайдер крикнул мне: «Хоппе! Предупредительный выстрел! Я отрежу ему дорогу к границе!..»

Фельдфебель Хоппе поправил лежащий перед ним автомат, будто он мог ему вот-вот понадобиться, а затем продолжал:

– Я сделал предупредительный выстрел. Точнее, это был не выстрел. Из моего автомата вылетела целая очередь, так как я забыл поставить автомат на одиночный огонь. Впрочем, это не имело значения. Человек этот вдруг закричал: «Не стреляй! Я же инвалид!» Шнайдер между тем отбежал уже метров на сорок – пятьдесят от нас. Я видел, как он мелькал между деревьями. Нарушитель неожиданно остановился и поднял одну руку вверх. Я видел, что он поднял только одну руку, и тем не менее направился к нему... – Фельдфебель опять замолчал, как бы вновь осознавая ту ошибку, которую тогда совершил, а затем тихо промолвил: – Шнайдер в этот момент выстрелил...

Я взволнованно спросил:

– Значит, этот тип был вооружен?

Хоппе ответил:

– Ну, конечно. У него оказался пистолет бельгийского производства. И он бы выстрелил в меня, если бы не Шнайдер... Штабс-ефрейтор был вне себя от моей глупости и рычал на меня ужасно. И вот тогда-то он и произнес эти слова – «Мертвый Угол», потому что это место могло стать для меня могилой. Нарушитель действительно был одноруким, но он умел стрелять, используя протез. Протез же у него служил тайником. В нем оказались документы, золото, фотоаппарат.

Мы помолчали. Я не утерпел и задал вопрос, который вертелся у меня на языке:

– Шнайдер убил нарушителя?

– Нет, – ответил Хоппе, – он прострелил ему бедро. Рану мы перевязали...

Я продолжал внимательно наблюдать за своим сектором на той стороне. Через полчаса у домика путевого обходчика остановился автобус. Из него высыпали школьники, одиннадцати-, двенадцатилетние мальчишки и девчонки. Человек в большой белой кепке подвел их к границе.

– У тебя есть дети? – спросил меня Хоппе. Я ответил отрицательно, а он сказал: – Моей дочери столько же, сколько тем, на той стороне. – И, помолчав, добавил: – Она – староста в классе.

Мужчина в белой кепке что-то объяснял детям и показывал рукой в нашу сторону.

– А этот вот как раз, может быть, сейчас рассказывает историю о бедняжке инвалиде, – со злостью произнес вдруг Хоппе, – об инвалиде, который хотел навестить свою сестру в Лейпциге или еще где-нибудь, о несчастном инвалиде, которого злодейски убили восточногерманские пограничники. Вот так отравляют они души детей. И дети, к сожалению, им верят. Так они воспитывают ненависть к нам, а преступника, который готов был совершить убийство, превозносят как героя.

Хоппе гневно плюнул через бруствер.

– Когда мы задержали однорукого, – продолжал он, – на той стороне соорудили деревянный крест. И люди по воскресеньям приходили к этому кресту, возлагали там цветы и грозили нам кулаками. Тогда мы известили жителей деревни на той стороне о том, что в действительности случилось с одноруким. И знаешь, крест сразу же убрали. Однако организаторы этого подлого дела не успокоились. Они стали привозить сюда людей из других мест, тех, кто ничего не знал, и пичкали их лживыми баснями о том, как «красные» убили бедного инвалида. Так они прививают антикоммунизм...

Я извлек для себя большой урок из моего первого наряда на границе и твердо усвоил: нужно смотреть в оба. Тишина на границе обманчива. От врагов на той стороне, от тех, кто организует провокации против нас, нельзя ждать мира и спокойствия...

Заскрипели вагонные тормоза: Галле, Главный вокзал.

Я встал и двинулся к выходу. Дама оторвалась от кроссворда:

– Счастливого отпуска!

Я обернулся и, просунув голову в дверь купе, поблагодарил:

– Большое спасибо!

Клаус Петерс
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Я лежал на нарах. Какой-то шорох разбудил меня. Приподнявшись, я попытался сориентироваться в темноте. В деревне слабо светилось несколько окон. Который час? Эти огоньки в окнах сейчас погаснут или их только что зажгли? Я не знал, долго ли спал. Что сейчас – вечер или раннее утро? В прихожей хлопнула дверь. Внизу у ворот послышались мерные шаги часового. Кажется, все в порядке. Почему же я проснулся? Вроде бы ничего не произошло. Успокоившись, я закрыл глаза и попытался заснуть, однако храп моего соседа мешал. Но мне не пришлось долго мучиться. Резко распахнулась дверь, и меня осветил луч карманного фонарика.

– Что случилось? – спросил я.

– Боевая тревога! Ты и Вульф – на выход!

Я быстро собрался. Сон как рукой сняло. «Если посылают с Вульфом, значит, что-то интересное...»

Бертольд Вульф считался лучшим проводником собак в нашем округе. Правда, он не был таким знаменитым, как советский пограничник-следопыт Карацупа или наш, можно сказать, легендарный Зепп Хаусладен, но старший моего дозора Вульф имел на своем счету множество задержаний, и большинство из них он осуществил со своей собакой Астой.

Через десять минут мы уже сидели в автомашине немецкой народной полиции.

Да, о способностях Вульфа и его великолепной собаки Асты знают уже не только в пограничных войсках. Сегодня их позвало на помощь командование народной полиции соседнего округа.

На булыжной мостовой Альтмарка машину так трясло, что, казалось, внутренности наши готовы были выпрыгнуть.

– Проклятие, – проворчал Вульф. – На этих мостовых, наверно, еще ломались колеса наполеоновских пушек. – Он погладил собаку по голове и ласково сказал: – Бедная ты моя, от этой тряски у тебя начнет шкура зудеть.

Наконец мы остановились возле магазина, где продавались часы, ювелирные изделия, фотоаппараты и оптика.

Сотрудник уголовной полиции и участковый инспектор ждали нас. Стекло витрины было выдавлено. Мы узнали, что похищены часы, бинокли, фотоаппараты и ювелирные изделия. Взломщикам досталась большая добыча. В магазине все было перевернуто вверх дном. Предполагали, что кражу совершили вскоре после полуночи. Я бросил взгляд на свои часы. Сейчас было около шести. Уже начало заниматься утро. Значит, у воров – большой выигрыш во времени.

Вульф и Аста принялись за работу. Дилетанту могло показаться, будто Аста не умеет искать следы. Она бестолково металась по магазину, обнюхивала углы, прилавки и полки. Но я-то хорошо знал: скоро собака натянет поводок и поведет нас по следу. И точно: поводок натянулся, Аста потащила своего хозяина из магазина. Закинув автомат на плечо, я последовал за ними. Собака повела нас через двор, через сад соседнего участка и на улицу. Мы выбежали из городка прямо на булыжное шоссе, по которому тряслись несколько минут назад.

– Твоей собаке захотелось, наверное, домой! – крикнул я Вульфу.

– Это тебе захотелось домой, в постель! – парировал Вульф. – Напрасно надеешься!

Я, конечно, не надеялся. Напротив, я прикидывал, как долго нам придется бежать, если наше предположение верно: преступник или преступники получили фору в четыре часа или даже больше.

– Да, предстоит небольшой марш-бросок, если Аста не потеряла след, – попытался я пошутить.

– Не потеряет, будь спокоен, – заверил меня Вульф.

Аста, опустив нос до самой земли, вела нас через первую деревню. Три километра позади. След начал кружить, иногда прерывался. Аста искала, находила и вела нас дальше. На автобусной остановке было несколько человек. Аста потащила нас через эту группу. Все глазели на нас – кто с изумлением, кто с любопытством. Примерно через восемь километров мы пересекли границу округа.

Теперь мы бежали по магистральному шоссе. Через два километра Аста свернула с шоссе к небольшому лесу. На мокрой от росы траве я увидел отпечатки подошв мужских ботинок. Теперь не только нос Асты чуял след. Воочию видели его мы, хотя, надо признаться, ее нюх был надежнее наших глаз. Аста натянула поводок сильнее и потащила нас в буковый лесок. Я снял с плеча автомат.

«Эх, если б мы схватили их в этом лесу», – думал я. Подошвы ног горели. Я по горло был сыт беготней. Однако мои надежды оказались напрасными. Мы пересекли лесок, выбрались на опушку с другой стороны, и Аста потянула Вульфа через поле. Я рысцой бежал за ними. Следы стали отчетливее, но тех, кто их оставил, не было видно. Я ругался, Вульф чертыхался, а Аста все торопила нас.

Сырая земля прилипала к сапогам, и они стали неимоверно тяжелыми. Мы уже пробежали самое меньшее километров пятнадцать. Аста, казалось, совсем не устала. Я даже позавидовал выносливости собаки, а у меня ныло все тело. Автомат, который я опять закинул за плечо, казался отлитым из свинца.

Давно наступил день. Солнце немилосердно палило. Вульф все чаще и чаще вытирал пот со лба. И все торопился и торопился.

– Если мы не схватим бандитов в следующей деревне, – сказал он, – дело плохо.

Я хорошо понимал, что он имеет в виду: сразу же за деревней начиналась запретная зона – до границы каких-нибудь пять километров.

– Но ведь где-то они должны были отдыхать! – заметил я.

– Будем надеяться, – проворчал Вульф.

И мы опять понеслись вслед за Астой. Возле населенного пункта Дениц Вульф решил остановиться. Мы пробежали рысью уже четыре километра, без перерыва.

– Три минуты отдыха! – скомандовал Вульф.

Я упал в траву. Ног я уже не чувствовал. Плечи ныли под тяжестью автомата.

Мы жадно закурили. Сигареты еще не догорели до конца, а Вульф приказал:

– Вперед!

Да, нам нельзя было терять времени. Эти типы, наверное, уже прикидывают, как им перебраться через пограничные заграждения.

– Нужно сообщить в роту, чтобы перекрыли границу, – сказал Вульф. – Пойди к бургомистру и свяжись со штабом.

Я ринулся выполнять приказание. И тут, как ангел-хранитель, перед нами оказался участковый инспектор на велосипеде.

Мы коротко изложили ему суть дела. Аста между тем рвала поводок и, как мне показалось, стала более беспокойной. Собака вертелась на месте, нервно нюхала воздух, будто боялась, как бы ветер не развеял след. Взвизгивая от нетерпения, Аста прыгнула Бертольду на грудь.

Участковый инспектор, нажимая на педали, понесся назад, а мы изо всех сил помчались дальше, огибая деревню, через поле, по высокой траве, сквозь заросли кустарника. Мы с трудом поспевали за собакой.

Аста волновалась все больше. Вдруг она сильно рванула поводок. Ей хотелось бежать еще быстрее. Поведение Асты означало: цель близка. Вульф подал мне знак. Да я и без него понимал: надо быть начеку. Взял автомат на изготовку. В этот момент, как ни странно, я почувствовал, что у меня уже ничего не болит.

Нельзя было терять ни минуты: в двух, самое большее в трех километрах – государственная граница. Нет, преступники не уйдут – в этом я теперь был уверен. Вульф отпустил длинный поводок. Освободившись, Аста стремительно помчалась к ближнему кустарнику. И вдруг оттуда выпрыгнул парень. Защищаясь от приближающейся собаки, он вытянул руки.

– Стой! Пограничный патруль! Руки вверх! – громко скомандовал Вульф.

Я взял парня на мушку. Аста опрокинула бандита и уселась рядом, целясь клыками ему в горло.

Теперь я мог спокойно оглядеться. Вульф не спеша направился к бандиту. Он мог не торопиться: Аста не позволила бы задержанному даже пошевельнуться.

– Убери дворнягу! – прохрипел бандит.

Подстраховывая своего старшего, я внимательно осмотрелся. Ведь, судя по следам на поле, бандитов было двое. Где же второй? Неожиданно надо мной, в густых нижних ветвях дерева, раздался треск. Я быстро направил ствол автомата вверх. Но что это? Сверху на меня посыпались часы, золотые кольца, фотоаппараты, бинокли, объективы. Хорошо, что земля была сырой, и, упав на траву, часы и оптика не разбились. Мне невольно пришла на память сказка о золотой Марии, осыпавшей людей золотыми талерами с неба. Наконец золотой дождь прекратился. Я приказал грабителю спуститься на землю.

Я отвел его к сообщнику. Два грабителя стояли перед нами, трясясь от страха. У них был довольно жалкий вид. И теперь я вновь почувствовал, как горят у меня ноги, как болят натруженные плечи. Мне захотелось крепко выругаться, но я сдержался.

– Соберите свои сокровища, – скомандовал я бандитам, – все до единой вещи! И осторожно. Чтобы все было в целости!

Грабители аккуратно собрали разбросанные ценности.

Вульф шепнул мне:

– Да, им было что тащить!

– Они и сейчас потащут все это на себе, – заметил я, а сам в душе содрогнулся, подумав об обратном пути. Я до смерти устал.

– В Денице сядем в такси, – сказал Вульф. – За нами пришлют великолепное зеленое такси с двойными решетками на окнах, чтобы никто не ограбил этих состоятельных господ.

Ханс-Иоахим Франке
ПРОВОКАЦИЯ

Утро еще куталось в пелену тумана. Он покрыл луга, серыми клоками повис на островерхих крышах домов, заполнил темные расщелины городских улиц.

Ефрейтор Хайнц Хеншель как зачарованный смотрел вниз на открывавшуюся перед ним в это раннее осеннее утро картину: словно горячий пар, туман поднимался с поверхности реки и добирался до того места, где Хайнц с напарником вот уже несколько часов стояли в дозоре.

Ефрейтор Хеншель поднял бинокль. Над пограничной рекой ветер немного разогнал туман, и Хеншель увидел виадук – посеревшее от старости сооружение, огромные дуги которого, будто каменные скобы, вот уже несколько столетий простирались над водой, как бы стягивая берега реки. Из тумана на той стороне вынырнули дома, заблестела мокрая лента дороги. Он увидел пограничные столбы и полосу заграждения, которая рассекала дорогу и, взбежав по склону холма, исчезала в дымке тумана.

Хайнц Хеншель провел рукой по лицу. Чертовски холодно! Холодно и сыро. Сырость проникала сквозь маскировочный комбинезон, расслабляла мускулы. Вот бы пробежаться! Но об этом нечего и думать. Неподвижный дозор находился рядом с мостом. Отсюда сверху просматривался весь участок границы – мост и река, к которым прилегала западная окраина города.

Этот город на Верре был очень древним. Хеншель не раз задумывался над судьбой своей страны. В республике было много городов, побольше и покрасивее этого. В некоторых Хеншель жил, в других был проездом. Но чему он удивлялся в душе, так это тому, что полюбил именно этот старинный город с его серыми стенами и башнями, с низкими домами и узкими кривыми переулками. Может быть, причина была в том, что здесь, за спиной города, по реке проходила граница? Граница государства, которое Хеншель строил вместе со всеми, а теперь охранял его покой, стоя здесь, на окраине старого, тихого, почтенного пограничного городка...

– Ну, о чем задумался? – Рядовой Ханс Хаберкорн оторвался от инфракрасного прибора наблюдения и протянул Хайнцу коробочку: – Бери. Это от простуды. Санитар хоть и поворчал, но потом расщедрился и дал мне.

Хайнц Хеншель, улыбаясь, проглотил пилюлю. И вдруг насторожился. По ту сторону моста послышался гул автомобильного мотора, но самой машины не было видно. Хаберкорн понял жест старшего дозорного.

– Сейчас посмотрим, – проговорил он, подкручивая окуляр. – Теперь ясно! Вот он, как на экране: джип ФПС[1]1
  ФПС – Федеральная пограничная служба, несет охрану государственных границ ФРГ. – Прим. ред.


[Закрыть], номерной знак ФП 20-371, знак подразделения – триста девять. Находится в десяти метрах от шлагбаума.

Как вор, осторожно, с потушенными фарами, подкрадывался джип к шлагбауму. И вдруг водитель его включил свет.

– Эй, дурень, выключи свою коптилку, – тихо ругнулся Хаберкорн.

Однако водитель джипа не спешил. Луч света несколько минут ощупывал полосу заграждения, а потом машина уехала, и опять стало темно.

– Я доложу о джипе на командный пункт.

Ханс Хаберкорн установил связь и коротко доложил обстановку. И снова медленно потянулись минуты. Хайнц поправил отсыревший ремень автомата. Плечо ныло от тяжести оружия.

Со стороны близлежащей железнодорожной станции послышался резкий свисток паровоза. Отправлялся пятичасовой. Город просыпался. Скоро люди пойдут на работу.

Хайнц подумал о доме. Мать уже встала. Он невольно улыбнулся. Хайнц мысленно увидел лицо матери, ее седые волосы, которые она по утрам подвязывала платком, а потом услышал голос отца: «Да, да, мать! Иду, сейчас!» Каждое утро отец бодрым голосом произносил эти слова, но, пока мать готовила на кухне завтрак, он снова заползал под одеяло. И так каждое утро в течение многих лет.

Хайнц не мог припомнить случая, чтобы утро начиналось по-другому. И всегда мать улыбалась мудрой, всепонимающей улыбкой, а потом, придя из кухни, энергично сдергивала с отца одеяло...

Снова раздался гудок паровоза. Это все тот же пятичасовой, только он уже отъехал на некоторое расстояние. Хайнц стряхнул воспоминания. Этого еще не хватало! Видеть сны с открытыми глазами. Он взглянул на часы. До смены еще далеко. Каждая минута казалась вечностью, от усталости слипались глаза. Он пересилил себя и продолжал вести наблюдение.

Бинокль у него был отличный. Четко вырисовывались контуры домов на той стороне. Светлая, расплывчатая сетка тумана покрывала заливные луга. «День будет хороший», – подумал Хайнц. Внезапно его внимание привлек свет от фар за линией границы. Желтые лучи сквозь туман ощупывали наш рубеж. Уже можно было различить очертания автомобиля. Темно-синяя легковая машина на большой скорости неслась к ограждению. Дико выл мотор.

– Смотри, он сошел с ума! Прямо в шлагбаум! – крикнул Хайнц.

Резко взвизгнули тормоза. Шины со свистом заскользили по мокрому асфальту. Раздался громкий, пронзительный скрежет, и машина врезалась в заграждение. Послышался звон стекла, грохот металла, потом наступила тишина, мертвая тишина. Густой туман на несколько секунд скрыл место происшествия.

– Черт возьми! Влетел все-таки! – проговорил рядовой Хаберкорн.

Прошло еще несколько секунд. Вот хлопнула дверца автомобиля. Ефрейтора Хеншеля охватило волнение. Руки, плотно прижимавшие бинокль к глазам, дрогнули. Он понимал: приближалась опасность.

Хеншель взял себя в руки. Что же там произошло? Видимость никак не улучшалась.

– Продолжай наблюдение! – приказал он Хаберкорну, а сам поспешил к рации.

Нужно было немедленно обо всем доложить! Ефрейтор Хеншель действовал быстро и четко. В наушниках раздались знакомые позывные.

– Стационарный пост одиннадцать. На той стороне легковой автомобиль, марка «фольксваген», на большой скорости наехал на заграждение перед мостом. Машина, очевидно, сильно повреждена. Видимость плохая. Туман затрудняет наблюдение. Прошу прибыть.

– Вас понял!

В наушниках послышались монотонные шумы. Ефрейтор Хеншель знал: командный пункт пограничной роты перешел на прием.

«Черт побери этот туман», – ругнулся про себя Хаберкорн.

Хайнц ничего не мог рассмотреть. Нервы их были напряжены до предела. Ясно одно: там, на окраине города, какая-то провокация, а они пока бессильны что-либо предпринять.

Наконец-то! В густой пелене тумана образовался узкий разрыв, и в предрассветных сумерках ефрейтор Хеншель увидел противоположный конец моста, дорогу и застывший у заграждения «фольксваген». Одна дверца была распахнута. А где же пассажиры? Просматривался лишь небольшой участок. Проклятый туман!

Что это? В блеклое утреннее небо, шипя, взлетела ракета. Это сигналили с соседнего поста. Они, наверное, что-нибудь заметили. Кто-то прорвался через заграждение? Почему сосед применил осветительную ракету? Дрожащее маленькое желтое световое пятно повисло над серыми лугами, а потом медленно начало спускаться. И стены тумана внезапно раздвинулись, будто ракета вызвала порыв ветра.

– Обнаружен человек! Местонахождение: сто двадцать метров по нашу сторону от заграждения на высоте Гроссевайде, – доложил солдат Хаберкорн.

– НДЦ! НДЦ! Нарушитель на территории ГДР! Находится в ста двадцати метрах по нашу сторону от границы.

Донесение было быстро передано на командный пункт.

Взлетела еще одна ракета. И прежде чем погас ее кометообразный хвост, донесся звук выстрела ракетницы. Теперь ефрейтор Хеншель понимал действия старшего соседнего поста. Сосед не видел, что делалось на берегу реки, но, чтобы привлечь внимание Хеншеля, выстрелил ракетами. Теперь дело было за ним, Хеншелем, он должен был принять верное решение.

Нарушитель притаился. Он ждал, когда погаснет светящийся шар. Его силуэт неясно вырисовывался на серо-зеленом лугу. Вот дрожащий свет ракеты погас.

– Нарушитель движется назад к заграждению.

Рядовой Хаберкорн будто прирос к своему прибору.

Послышался вызов с командного пункта. Ефрейтор Хеншель прижал трубку к уху.

– Помешать отходу провокатора, открыть огонь!

Приказ был ясен. Решение принято. Теперь заговорят автоматы. Этот язык понимают все нарушители.

Повреждение пограничного заграждения, проникновение на территорию ГДР – этого вполне достаточно, чтобы принять решение о применении оружия. Выстрелы на границе раздаются лишь в случае крайней необходимости. Сейчас как раз такой случай, и выстрелы должны прозвучать.

Ефрейтор Хеншель нажал на спусковой крючок. Над лугами и городом прокатилось эхо трескучих выстрелов, резко отдаваясь в ушах. В нескольких метрах от провокатора поднялись фонтанчики земли. Остановится ли он? Да, он бросился на землю, тихонько повернулся на бок. Хаберкорн видел: нарушитель выдвинул длинный ствол.

Рядовой Хаберкорн доложил:

– Хайнц! Товарищ ефрейтор! У провокатора оружие! Скорее всего, автомат. Внимание! Он пытается ползти к заграждению!

И снова короткие очереди из автомата. Над крышами домов прокатилось эхо. Ефрейтор Хеншель стрелял трассирующими пулями. Так ему легче было проследить, куда они ложились. А они впивались в землю рядом с провокатором, отрезая ему путь к отступлению. Он лежал неподвижно, будто пригвожденный к земле. Хаберкорн внимательно следил за ним, подстерегая малейшее его движение. И Хаберкорн ясно видел: нарушитель держал автомат наготове. Будет ли он стрелять?

Автоматные очереди, чмокая, буравили илистую луговую почву прямо перед нарушителем. Кровь стыла в жилах провокатора. Ледяная сырость проникала сквозь одежду. Но он почти не чувствовал этого. Он просматривался как на ладони и понимал это. «Пограничники, – думал он, – прекрасно видят меня...» А он? Что он мог сделать? Пограничники находились вне поля его зрения. Самое большее, что он мог сделать, – так это по огонькам выстрелов приблизительно определить, где они залегли. Проклятие!

У него словно пелена с глаз упала: он в западне! И теперь как слепой котенок. Они отрезали ему обратный путь. При этой мысли нарушитель скрипнул зубами.

На той стороне у шлагбаума он заметил группу людей в форменной одежде. Поздно! Слишком поздно прибыли эти идиоты. Невидимые стрелки пригвоздили его к этому проклятому месту. Вскочить? Но это уже самоубийство. Что делать? Он насквозь промок, сырость пронизывала его. И вдруг в голове мелькнула спасительная мысль: там, у шлагбаума, в темно-зеленом ворсистом пальто стоял цолльрат – таможенный советник Хюбнер. Этот вытащит его отсюда. Хюбнер, и никто другой. На мгновение ему показалось, что он ясно видит лицо таможенного советника, слышит его поучения. «Скрытые операции? Ничего нового!» – скажете вы. Согласен, но зато это всегда эффективный способ. Теоретические основы этих операций – скажем так – только разрабатываются. Нужно испытать их на практике. Нужны эксперименты, которые позволят сделать выводы о сегодняшней и завтрашней боеготовности пограничных частей восточной зоны[2]2
  Восточная зона – ГДР на жаргоне западногерманских реваншистов. – Прим. ред.


[Закрыть]. Требуются точные, убедительные результаты. Вы почти ничем не рискуете. Мы всегда придем на помощь, если вы, паче чаяния, попадете в затруднительное положение...»

Однако человек, говоривший все это, находился сейчас по ту сторону заграждения. Ему-то хорошо! Физиономия советника виднелась далеко, очень далеко, она почти скрывалась за пеленой тумана. Он-то действительно ничем не рисковал. Провокатор огляделся и попробовал снова определить, где залегли пограничники, которые отрезали ему путь к отступлению.

И тут его осенило: его сообщники на той стороне уже наверняка всю вину за провал операции взвалили на него и, конечно, сбросили его со счета. От этой мысли у него сдавило горло. Животный страх охватил его. «Они бросили меня на произвол судьбы! – горько подумал он. – Из-за меня они не будут рисковать. Я позволил им убаюкать себя успокоительными заверениями, болтовней о том, что надо подкрепить их теорию».