Текст книги "Холостяк (ЛП)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

Серена

– Ваш отец и Вероника звонили, пока вас не было. – Эудора идет за мной по винтовой лестнице, ведущей к моей спальне.

– Что ты им сказала? – Я разворачиваюсь и останавливаюсь на восьмой ступеньке.

Эудора прижимает покрытую морщинами руку к груди.

– Что вы спите, конечно.

Я облегченно выдыхаю и поднимаюсь по оставшимся ступенькам, слегка запыхавшись, когда достигаю вершины.

– Вы должны были принять лекарства больше часа назад, – говорит Эудора, когда мы переступаем порог моей спальни. – Они на вашей тумбочке.

– Я приму их после того, как вымою руки.

Эудора смотрит на лекарства, потом на меня.

– Вы выглядели ужасно взвинченной ранее. Чувствуете себя лучше?

Расстегивая блузку перед зеркалом, я останавливаюсь на третьей кнопке и поворачиваюсь к ней.

– Намного. Спасибо, что спросила.

Она знает меня лучше, чем кто бы то ни было, и узел в животе подсказывает мне, что она видит меня насквозь.

– Причина в этом адвокате, не так ли? Вы влюбились в него. – Ее слова наполнены беспокойством и недовольством. – Со вчерашнего дня вы словно летаете по воздуху.

Я смеюсь и возвращаюсь к своим пуговицам.

– Вовсе нет. Ты себе все надумала.

Она подходит ближе, осматривает меня, пока я не начинаю ежиться.

– Вы покраснели.

– Он приятный мужчина, – отвечаю я. – И симпатичный. Но после всего, что случилось с Кейром, меня скорее оскорбляет тот факт, что ты обвиняешь меня в желании вернуться к знакомствам. И он мой советник. Это нарушило бы его профессиональные стандарты и мою личную этику. Пожалуйста. Никаких необоснованных обвинений.

Она хлопает ладонями по бокам и раздражается еще больше.

– Я всего лишь защищаю вас, вот и все.

– Правильно. Ты уже говорила об этом раньше, – Я сбрасываю блузку с плеч, стоя только в бюстгальтере и черных кожаных леггинсах, которые раньше были мне велики. Я вижу в зеркале, как они обтягивают мои ноги. Еда такая вкусная в последние пару месяцев. Я обвиняю в этом лекарства.

– Просто, – она стоит рядом со мной, – вы очень красивая молодая особа. Он красивый мужчина, который знает, что вы чертовски богаты. И он очаровательный. Серена, но, по сути, чужой, и вы сели к нему в машину. Что, если бы он куда-то увез вас?

– Ладно. Достаточно. – Я хихикаю. – Я не ребенок, забирающийся в машину к незнакомому дядечке, поманившему меня леденцами. Я взрослая женщина. Ты видела, как я уезжала с ним. Мы обе знаем, кто он. Я не видела в этом ничего плохого. Ты знаешь, что это звучит смешно, не так ли?

Я снимаю свои леггинсы и достаю пару подходящих сатиновых штанов из среднего ящика комода. Переодевшись, направляюсь в ванную, чтобы умыться. Эудора следует за мной.

– Просто будьте благоразумной, – предупреждает она. – Мне все равно, насколько он мил с вами. Как заставляет вас себя чувствовать. Вы не можете ему доверять. Вы не можете доверять никому из них.

Я намазываю зубной пастой свою электрическую зубную щетку и бросаю на нее хмурый взгляд, обдумывая, спорить или уступить.

– Поняла, – говорю я. Я слишком устала, чтобы сражаться с Эудорой, и слишком хорошо знаю ее склонность к драматизму. Я выросла с этим. – Он ненадежный, и я не буду ему доверять.

* * *

Когда поворачиваю за угол, направляясь в столовую во вторник утром, и вижу сидящих во главе стола Веронику и моего отца, все, что я могу сделать, это не подавиться собственной слюной.

– Доброе утро, дорогая. – Вероника встает, на ее гладком лбу отражается свет люстры. Она одета в нарядный желтый костюм – это любимый цвет моего отца, хотя выглядит ужасно на фоне ее оранжевой кожи. Кто-то сказал, что зло не должно носить счастливые цвета.

Я содрогаюсь, когда она обращается ко мне ласково, что, кажется, происходит только в присутствии моего отца.

– Привет, папа. – Я игнорирую Веронику и сажусь рядом с отцом, одетым в велюровый спортивный костюм. Это все, что он носит. Давно прошли те дни, когда его нельзя было застать ни в чем другом, кроме его любимых итальянских костюмов. Я кладу руку на руки отца, а он тупо смотрит вперед.

– Он сегодня не совсем в себе. – Вероника откашливается и садится с противоположной стороны от отца. – У него произошел еще один припадок сегодня утром. Он называл меня... Мэгги.

У меня сжимается сердце.

Это имя моей матери.

– Словно он совершенно забыл, в каком десятилетии мы находимся, – сетует она.

Не думаю, что она заботится о нем. Думаю, ее больше волнуют ускользающие возможности.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Мне интересно, она не приезжала навестить меня несколько недель, а теперь она здесь. Через несколько дней после того, как я сбежала из Белькура на пару часов.

Наверное, Эудора что-то рассказала.

– Я хотела, чтобы ты знала. – Она осторожно подбирает слова, в этот момент рассматривая комнату. – Твой отец дал мне единоличную медицинскую доверенность. Наша двойная доверенность временно приостановлена, учитывая твое текущее состояние.

– Что? Нет. Ты не можешь этого сделать.

– Нет, нет, дорогая. Твой отец так решил. – Она скрещивает ноги, ее лицо ничего не выражает. С другой стороны, как всегда. В лице этой женщины столько ботокса, что она едва может улыбаться.

– Мой отец? Человек, в большинстве случаев не помнящий, кто ты такая? – повышаю я голос. – Он не в состоянии внести такие изменения, и ты это знаешь.

– И ты не в состоянии принимать решения о чьем-то здоровье, в том числе и своем. Я должна была сделать так, как лучше для семьи.

Я могла бы ударить ее, хоть и не являюсь жестоким человеком. Миллион слов пролетают у меня в голове, угрожая сорваться с губ.

Но я помню совет Дерека. Мы не можем позволить ей знать, что мы настроены против нее. Это только усложнит ситуацию.

– Семья? – Я усмехаюсь. – Ты не член этой семьи, Вероника.

– Я забочусь о тебе, дорогая. – Она наклоняется через стол, положив ладонь на мою, но я отдергиваю руку. Выражение ее лица фальшиво, а прикосновение холодное, как лед. – Я знаю, ты не веришь, но я это делаю. Я люблю своего Гарольда, и часть любви к Гарольду – любить его дочь.

– Не смей врать мне, сидя за моим столом, перед моим больным отцом. Прояви уважение. – Я встаю, глядя на находящегося в кататоническом состоянии отца. (Примеч.: Кататония или кататоническое состояние – психопатологический синдром, который проявляется в виде двигательных нарушений (психомоторное возбуждение или ступор). Кататоническое состояние может сопровождаться приступами галлюцинаций, бредовых идей, помрачения сознания и другими нарушениями в психическом восприятии). Его лицо дергается, взгляд «оживает». Он смотрит на меня, потом на Веронику.

– Дамы, что происходит? – спрашивает он, на мгновение приходя в ясный ум.

Губы Вероники изгибаются в улыбке, когда она смотрит на меня.

– Папа, ты знал, что Вероника сделала себя единственным медицинским доверителем? – спрашиваю я.

Он хрустит своими мясистыми суставами пальцев и хмурит свои густые седые брови.

– Да, Серена. Мы приняли это решение вместе. – Его слова разбивают мне сердце. Он думает, что они приняли решение вместе. Я могу распознать манипуляции, когда вижу их. – Ты не здорова, принцесса. Как только поправишься, все станет, как раньше.

– Значит, если что-то случится с тобой – не дай Бог, – ты согласен, что Вероника примет все медицинские решения насчет тебя? – Я скрещиваю руки на груди, глядя на свою злобную мачеху.

Его лицо расслабляется, и он смотрит вперед, стонет и ворчит себе под нос.

Он ерзает, чувствуя неудобство в своем инвалидном кресле. И затем удивленно смотрит на меня.

– Кто такая Вероника? – спрашивает он.

Я поднимаю руки вверх. Вот так просто он больше не здесь. И теперь слишком поздно, потому что Вероника уже пробивает себе путь в семейное счастье. В тот день, когда моего отца подключат к аппаратам, она будет первой, кто скажет докторам вытащить вилку из розетки. Это откроет ей путь к наследству.

По крайней мере, пока мы делили медицинскую доверенность, то были приняты меры предосторожности.

– У него есть свои причины, Серена. Пожалуйста, не расстраивайся, – говорит Вероника. – Верь мне, когда я говорю, что эти решения обсуждались, когда он был в ясном уме.

– Конечно. – Я поджимаю губы. – Это все, ради чего ты приехала? Теперь ты уедешь?

Беттина проходит через двойные двери с подносом, полным еды.

– Что ж, я подумала, что мы могли бы вместе насладиться прекрасным завтраком, – говорит Вероника. – Прошло уже несколько недель с тех пор, как мы обедали вместе, и сегодня прекрасное утро. Я подумала, может, мы можем поесть на улице? Свежий воздух полезен. Ты много гуляешь, солнышко?

Ее вопрос – это тест. В этом я уверена.

– Мне хватает свежего воздуха, – говорю я. – Было бы неплохо иметь машину. Знаешь, чтобы я могла иногда покидать территорию поместья.

– О, любовь моя, это не очень хорошая идея. Доктор Ротбарт не хочет, чтобы ты садилась за руль, пока ты принимаешь лекарства. Для этого у тебя есть водитель. Если хочешь уехать, просто позвони Джеймсону, и он заберет тебя.

– Он в двух часах езды, и он твой водитель, и ты используешь его каждый день.

– Тогда мы наймем для тебя нового водителя. – Вероника приподнимает бровь, указывая шеф-повару на внутренний дворик. – Ты давно живешь в городе. Вождение, на самом деле, не сильная твоя сторона. Оставь это профессионалам, хорошо? Это то, что «Рэндаллс» делает лучше всего.

– Я позавтракаю у себя, – говорю я Беттине. Повернувшись на каблуках, я, не теряя времени, направляюсь к лестнице.

– Серена, не уходи от меня, – говорит Вероника за моей спиной. Я не слышу ее шагов. И она не преследует меня. Это не ее стиль. – Доктор Ротбарт заедет на этой неделе, чтобы провести еще один тест. Не похоже, что тебе становится лучше.

Я слышу, как она выкрикивает такие слова, как «чрезмерно эмоциональная», «неловкость для семьи» и «неприемлемое, нерациональное поведение». И я позволяю ей сказать то, что она должна сказать. Очень скоро я уйду. Я докажу ей, что она неправа. Покажу ей, кто преступник. И все это станет плохим воспоминанием.

Я взбираюсь вверх по лестнице и направляюсь в свою тюремную камеру, хлопнув дверью позади себя, как испорченная принцесса, и, черт возьми, целых две секунды я чувствую себя прекрасно.

Мгновение спустя мое сердце замирает, когда я вижу личную помощницу Вероники, Джулию, роющуюся в моих ящиках.

– Какого черта ты делаешь? – Я подбегаю к ней, сжимаю ее запястье и выдергиваю чужую руку из своих вещей.

Она замирает на месте. Как олень в свете фар.

– Мне очень жаль, Серена.

– Я спрашиваю тебя еще раз. – Я отпускаю ее, скрещивая руки на груди. – Что. Ты. Делаешь?

С ее губ слетает испуганный писк, и она смотрит на дверь.

– Ты не уйдешь из моей комнаты, пока не ответишь, Джулия. – Я блокирую ее взгляд на дверь. – Это совершенно неуместно. Вероника знает, что ты здесь?

Ее взгляд говорит мне все, что нужно знать. Все, что я подозревала.

– Она приказала тебе это сделать, – говорю я.

– Пожалуйста, – говорит Джулия. – Отпусти меня. Я не хочу в этом участвовать.

– Что ты искала? – спрашиваю я.

Джулия качает головой.

– Пожалуйста, не поступай так со мной, Серена. Я делала только то, что мне сказали. Я не могу потерять работу.

– Не потеряешь, – говорю я. – Просто ответь мне.

– Таблетки, – выпаливает она, ее лицо становится пунцовым. – Я должна была проверить, не прячешь ли ты таблетки. Вероника беспокоилась, что ты их копишь, чтобы навредить себе.

Я сжимаю кулаки. Достаточно лжи и иллюзий.

Это должно закончиться.

Это продолжается достаточно долго и зашло слишком далеко.

Мне нужно выбраться отсюда, даже в этот Рикстон, где бы он ни был, как предложил Дерек.

– Уходи, – говорю я сквозь сжатые зубы. – И я надеюсь, что больше никогда тебя здесь не поймаю.

Глава 7

Дерек

В среду, опираясь на стол Глэдис, я подаю ей бумаги с информацией об установке спутникового интернета.

– Что это? – спрашивает она.

– Спутниковый интернет «Хортон», – говорю я. – Мне нужно, чтобы ты позвонила и запросила экстренную установку в поместье Белькур.

– А я имею на это право? – Она подталкивает свои очки кверху своего неровного носа и читает мелкий шрифт.

– Как финансовый опекун и советник Серены Рэндалл, я разрешаю тебе это сделать.

Она берет трубку, прикладывает ее к уху и просматривает номер из восьми цифр на бумаге.

Подняв портфель, я прохожу в кабинет своего отца и здороваюсь. Он перемешивает свой кофе, как обычно делает в этот час. Я жду, пока он закончит. Он должен получить точное соотношение сахара к сливкам и кофе.

– Сын. Доброе утро, – говорит он, отпивая глоток и кивая, убедившись, что вкус ему по душе. – Хорошие выходные?

– Да, – говорю я. – В субботу я встретился с Сереной Рэндалл.

Он морщится.

– В субботу? Почему ты это сделал?

– В пятницу она не могла долго говорить, – отвечаю я. – И еще я провел небольшое исследование по делу в пятницу вечером. У меня возникли вопросы. Хотелось познакомиться с ней получше.

Отец вздыхает, разглаживая ладонью свой клетчатый галстук, и наклоняется, чтобы сесть. Линии по бокам губ глубоко изогнуты, он смотрит вдаль. Я видел этот взгляд раньше. Он слишком много о чем-то думает.

– Это из-за назначения финансовым опекуном, правильно? – спрашивает он.

– Правильно.

– Тебе не нужно ничего исследовать, Дерек. Ты просто устанавливаешь бюджет и сообщаешь входящие и исходящие средства суду в соответствии с графиком. Ты делаешь больше работы, чем нужно.

Я закрываю дверь его кабинета и сажусь напротив него.

– Вот тут ты ошибаешься.

Он склоняет голову набок и большим пальцем проводит по густым темным усам. Раньше я думал, что это заставляет его выглядеть устрашающе. Теперь это просто напоминает мне Тома Селлека в расцвете лет.

– На первый взгляд, это просто стандартный случай, – говорю я. – Но если хорошенько присмотреться, дело в наследстве. Мачеха пытается доказать, что дочь психически нездорова, чтобы потом она смогла заставить отца изменить завещание. Также она платит людям за ложные свидетельства. Даже обстоятельства автокатастрофы были представлены ложными.

Папа наклоняется вперед, подняв палец вверх.

– Подожди минуту. У тебя есть доказательства?

– Я работаю над этим.

Он массирует средними пальцами виски, выдыхает и стонет.

– Рэндаллы – очень заметная, могущественная семья. У них много денег и много власти. Ты не можешь замарать их имя только потому, что считаешь, будто это попахивает жульничеством. У тебя на руках должны быть неопровержимые доказательства, чтобы сделать одно, но настоящее обвинение, иначе твое имя будет втоптано в грязь. Наше имя.

– В одном из отчетов психиатра говорится о том, что Серена пыталась покончить с собой, съехав на машине с моста в городке Уолворт, – говорю я. – Мост находился в двух метрах от земли, а под ним небольшой ручей. Если кто-то пытается свести счеты с жизнью, зачем это делать там?

– Например, потому, что этот человек не был здравомыслящим в то время. – Он скрещивает руки на груди. Я игнорирую его. Он еще не встречал ее. Он может сам увидеть, в каком состоянии она находится, и это будет ответом на все его вопросы.

– В донесении доктора говорится, что она осталась в частном психиатрическом центре в штате Нью-Йорк после аварии, – говорю я. – Серена утверждает, что она никогда не покидала Белькур. Она утверждает, что была осмотрена врачом и лечилась от легкого сотрясения мозга дома, в течение недели за ней присматривала медсестра.

– Найди мне эту медсестру. Найди кого-нибудь, кто подтвердит ее рассказ.

– Достаточно легко, да? – спрашиваю я. – Неправильно. Мы подозреваем, что этим людям платит деньги ее мачеха. Она покупает их ложные свидетельства. Если мы выведем их на чистую воду, то это будет иметь серьезные последствия для всех участников. Это будет нелегко.

Папа наклоняется вперед, упираясь локтями в полированную поверхность стола.

– Если ты продолжишь, то окажешься в куче дерьма.

Я хмыкаю.

– Ты не веришь в меня.

– Я думаю, что ты умный человек, который делает глупости.

– Что случилось с тем, чтобы поступать правильно? – Я смотрю на старика передо мной, на его плечах все тяготы прожитой жизни. – Что случилось с правосудием?

Отец откидывается на спинку, его кресло скрипит, когда он поворачивается лицом к панорамному окну.

– Я спрашиваю себя об этом каждый день. – Он качает головой, и во второй раз в жизни я понимаю, что внешняя непоколебимость отца является скорее иллюзией, и не чем иным. – Иногда мы выбираем то, что лучше для нашей карьеры, но это не всегда то, что лучше для наших клиентов.

Его слова – удар под дых, и я на минуту теряю дар речи.

– Что ты говоришь?

– Я говорю, – наши взгляды встречаются, – ты молод. Тебе есть чему поучиться. У тебя впереди долгая карьера. Пока придерживайся безопасных дел. Придерживайся того, что ты знаешь. Не вмешивайся в семейную драму Рэндаллов, если ты не нанят для этого, и даже тогда я отнес бы это дело какой-нибудь акуле с Манхэттена, которая считает, что это дело стоит лишь десяти центов.

– Ты не думаешь, что я достаточно хорош, чтобы взяться за это дело. – Боже, я чувствую, что мне как будто тринадцать лет. – Так что, двадцать с лишним лет, в течение которых я изучал закон, были напрасными?

– Ты чертовски хороший адвокат, Дерек. – Отец хлопает кулаком по столу, и его ручки синхронно подпрыгивают. – Черт возьми.

– Но что?

– Ты понимаешь, как плохо это будет выглядеть? – Он хмурит темные брови. – Тебя наняли, чтобы присматривать за ее деньгами, а теперь ты суешь свой нос туда, куда тебя не просили, убеждая ее в том, что есть дело, за которое будет выставлен счет, и еще предстоит сделать дополнительную работу. Ты не сделаешь это бесплатно, Дерек.

– Конечно, нет. – Не дай Бог, чтоб хоть один час не был оплачен – И я профессионал. Это не будет выглядеть плохо. Серена хороший человек. Она заслужила свое имя. Заслужила свою репутацию. И свое наследство.

– Какая она, эта Серена? – Его тон меняется. Он дразнит меня.

– Почему это имеет значение?

– Как бы ты ее описал?

Я смеюсь про себя, сохраняя серьезное лицо.

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что она красивая. Ты хочешь, чтобы я сказал, что она прекрасна и умна, и воплощение благородства, а затем ты обвинишь меня в том, что у меня есть на нее планы, а затем ты заявишь, что мой взгляд предвзятый, и меня следует отстранить с должности ее финансового опекуна.

Отец стискивает зубы и скрещивает руки на груди.

– Ты думаешь, как твой старик. На один шаг вперед.

– Она мой клиент. Это все, кем она может быть. Никакие границы не будут пересекаться. Ни одно доброе имя не будет запятнано. Я профессионал.

Он изучает меня, один глаз прищурен.

– Даю слово, – говорю я.

Телефон отца звонит – своевременное прерывание – и он нажимает кнопку громкоговорителя мясистым пальцем.

– Дерек у вас? – голос Глэдис пронизывает мои барабанные перепонки.

– Да, Глэдис. Я здесь.

– Кайла на второй линии. – Она вешает трубку.

– Какого черта Кайла хочет в среду? – Отец вопросительно смотрит на меня, и я закатываю глаза, прежде чем вернуться в свой кабинет, потому что я не обладаю чертовой магией, чтобы знать это.

Я со стоном говорю в трубку, когда через мгновение сажусь за свой стол:

– Что тебе нужно?

Бывшая жена шипит:

– Ты всегда так рад поговорить со мной.

– Хейвен в порядке?

Ее пауза посылает электрический разряд в мою грудь.

– Конечно, она в порядке, Дерек. – Она буквально выплевывает слова.

– Тогда почему ты беспокоишь меня в офисе в середине недели? Разве ты не должна быть на пилатесе? Или среда для барре? Нет, подожди. Горячая йога. Виноват.

Кайла вздыхает.

– Ты просто злишься, что мое тело теперь выглядит лучше, чем когда-либо, и в первую очередь тебе не нравится именно это.

– Да, да, – говорю я. – Я хорошо знаю, что твоя скульптурная задница – для нового мужчины в твоей жизни. Или я должен сказать, старика? Разве он не в два раза старше тебя?

Она не отвечает, и я широко усмехаюсь, воображая ее кипящей от злости на залитой солнцем кухне, белой кухне в каком-то скучном пригородном районе, расположенном в двух часах езды. Держу пари, что у нее самая большая кухня во всем районе, но ирония в том, что Кайла не готовит. Не может даже воду вскипятить.

– И что ты хочешь этим сказать? – отвечает она сквозь зубы тоном, который хуже, чем тупой нож для масла.

– Я думаю... ничего? – Я задыхаюсь от смеха. Боже, как я люблю ругаться с Кайлой. В некоторые дни лучше всего иметь ее в качестве бывшей жены. – Полагаю... наверное, я просто хотел напомнить тебе, что ты замужем за парнем с морщинистыми яйцами.

Я слышу, как она хлопает телефоном по столу. А потом замолкает. Но она все еще там. Я слышу, как она шумно дышит.

– Мы закончили? – Спрашивает она спустя мгновение. – Пожалуйста, побольше уважения к отчиму твоей дочери.

– Ты имеешь в виду, к приемному дедушке? – Я отодвигаю телефон, чтобы она не слышала, как я смеюсь. Когда возвращаюсь, она накидывается на меня. – В свою защиту спешу сказать, что это придумала Хейвен.

– Конечно. Я очень сомневаюсь, что Хейвен придумала все это сама.

– Ладно, возможно, мы придумали это вместе.

– Повзрослей, мать твою, Дерек. Серьезно. Повзрослей.

Большую часть времени я являюсь воплощением взрослого. Но иногда жизнь может быть настолько чертовски жестокой, что единственный способ справиться с ней, это иметь чувство юмора. Кто женится на любви всей своей жизни, и у них рождается великолепная девочка, кто творит эту красивую жизнь вместе, а потом рано приходит домой в пятницу перед Днем святого Валентина, чтобы найти шестидесятилетнего пластического хирурга, который поставил твоей возлюбленной грудные импланты, и который вколачивается в нее сзади, когда она наклонилась над спинкой дивана?

Чертовски весело.

К тому моменту импланты стояли у нее уже год. Я вспомнил, что в тот день, когда прекратила кормить грудью Хейвен, она сказала, что они стали ужасны, и потребовала, чтобы я заплатил за операцию, чтобы исправить и сделать их прежними. Все, что я знал, что их влечение зародилось в тот день, когда он положил свои руки на ее сиськи в смотровой комнате номер четыре.

Пять штук на новые импланты. Десятки тысяч, потерянных при разводе. А треть моего ежемесячного дохода направляется прямо в ее фонд поддержки ребенка, пока она играет в домохозяйку для доктора Герберта Ходжа Четвертого.

И благодаря замечательному судье по семейным делам, которая, очевидно, застряла в прошлом веке, Хейвен навещает меня каждые выходные, некоторые праздники и две недели каждое лето. Никакое количество адвокатов или затягивание дела не заставили бы старую бабу сдвинуться с места.

К концу процесса мы все были измотаны, и, в конце концов, пострадала Хейвен. Моя милая, невинная дочь попала в игру по перетягиванию каната между двумя людьми, которые с самого начала никогда не должны были быть вместе.

Я никогда не забуду первый год нашего брака и разочарование на лице Кайлы, когда она поняла, что юрист из маленького городка, за которого она вышла замуж, в конце концов, не собирался приносить домой полмиллиона в год.

Думаю, ей следовало провести исследование.

И я также никогда не забуду, каково это – смотреть, как Кайла переживает свой опыт материнства, когда, возвращаясь домой в шесть часов вечера, находишь полупустую бутылку вина на столе, а ребенок сидит в мокрой, пропитанной мочой пеленке.

Полагаю, можно сказать, что наши мечты были разрушены в эти первые несколько лет.

– Ты закончил? – спрашивает она. – Я слышу, как ты смеёшься.

– Хорошо, хорошо. Какого черта тебе нужно, Кайла?

– Герб берет меня в неожиданную поездку, и мы уезжаем кататься на лыжах в четверг и возвращаемся в воскресенье. Завтра тебе нужно забрать Хейвен.

– Это не мои выходные. Означает ли это, что я получаю два уик-энда подряд? – Я молюсь, чтобы она сказала «да». Выходные с дочерью – это то, ради чего я живу.

– Очевидно.

– Герб на лыжах? Что, если он сломает бедро?

– Дерек.

– Ладно, я могу забрать ее, но разве у нее нет дошкольных занятий в пятницу?

– Она может пропустить.

– Шикарно расставляешь приоритеты, Кайла. Потрясающе. Просто мать года.

– Я могу себе позволить отправиться в поездку на лыжный курорт с моим мужем. В отличие от некоторых мужей, Герб на самом деле балует меня. Он любит меня. Он живет, чтобы сделать меня счастливой.

– Потому что все должно вращаться вокруг тебя. Естественно.

– Разве мы не можем хоть раз поговорить так, чтобы это не чувствовалось, будто мы делаем десять шагов назад? Я устала бороться с тобой.

– Мы не воюем. Это не бой.

– Ты ведешь себя враждебно.

– Плохой выбор слов. Откровенность, вот что подошло бы лучше. Я говорю откровенно.

– Ты грубишь. Я чувствую, что ты просто хочешь наказать меня за победу в праве опеки над Хейвен. Вот и все. Ты по-прежнему обижен.

– Она должна быть со мной, и ты знаешь это. Ты несколько раз говорила, что не хочешь быть матерью. Ты осталась дома, с постоянной няней для Хейвен. Что, черт возьми, это говорит о тебе? – Мои слова безжалостные, нервы натянуты до предела. – Судья должен был тебе присудить посещения в выходные дни, и ничего больше.

– Матери никогда не должны быть отделены от своих детей.

– Матери, которые, прежде всего, ставят своих детей в приоритет. – Я исправляю ее. – А ты не попадаешь в эту категорию.

– Ты хочешь сказать, что я не люблю нашу дочь? – Уровень недоверия в ее тоне вызывает беспокойство. Опять же, я всегда знал, что Кайла была сукой, которая верила только в собственные бредовые иллюзии.

– Именно это я и говорю.

– Дерек, мне действительно нужно, чтобы ты придерживался со мной единой родительской позиции, как учил нас доктор Сарра.

О да. Как я мог забыть сорок шесть чертовски дорогих часов, проведенных с нашим семейным психотерапевтом по решению суда в те славные недели после развода?

– Наши ссоры ничем не помогают, – говорит она. – Нам нужно достичь мирного разрешения и говорить друг с другом с уважением и любовью.

Я съеживаюсь. Я никогда не смогу уважать Кайлу, и уверен, что не люблю ее даже как мать моего ребенка. Уже нет.

– Пусть она будет готова к семи в четверг, – говорю я. – Я верну ее в воскресенье вечером. В обычное время.

Закончив звонок, я потихоньку вдыхаю и тянусь к фото на моем рабочем столе. На нем улыбающаяся светловолосая Хейвен держит воздушного змея с изображением Минни-Мауса на нем. Фото снято прошлым летом. Единственное, что можно исправить, это провести с ней больше времени.

Скрип двери привлекает мое внимание, и я вижу Глэдис, которая стоит, прижимая к груди ежедневник.

– Спутниковый интернет для мисс Рэндалл заказан. – Она бросает взгляд на свой блокнот. – Я умоляла менеджера сделать работу раньше, но установка будет в четверг – это единственный вариант. Они будут там с восьми до десяти утра.

– Отлично. Можешь позвонить в поместье Белькур и рассказать Серене?

– Сделаю.

Я хватаю свою куртку, ключи и направляюсь к выходу.

– Куда ты идешь?

– Мне нужно купить компьютер для мисс Рэндалл, и я планирую лично доставить его. Вернусь позже. Ты знаешь, как связаться со мной, если что-то понадобится.