Текст книги "Холостяк (ЛП)"
Автор книги: Уинтер Реншоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 5
Дерек
Входная дверь поместья Белькур захлопывается со зловещим грохотом, прежде чем я достигаю ее, и тяжелый лязг замка подсказывает, что я облажался.
Я стучу молотком три раза.
Никто не отвечает.
Проклятье.
Я не могу все испортить. Тем более не хочу, чтобы из-за небольшого недоразумения Серена думала, что я непрофессиональный или, что еще хуже, не стоящий доверия.
Я стою на многовековых каменных ступенях и проверяю свои часы. Сейчас почти десять тридцать. Не говоря уже о том, что моя ручка и блокнот все еще внутри.
Юридическая практика – моя страсть. Я безжалостно навязчив. Мой профессионализм – это моя репутация, и она уступает только репутации моего отца. Если я сегодня уеду отсюда, то признаю свою вину. Признаю неудачу.
Поэтому я остаюсь.
И пробуду здесь столько, сколько потребуется.
* * *
Сквозь полудрему на водительском сиденье внедорожника, с опущенным вниз козырьком, я слышу быстрое постукивание в окно. Я медленно сажусь и опускаю его. Солнце уже начинает садиться, и предполагаю, что сейчас примерно пять или шесть часов вечера.
Я развлекался как мог, упорно игнорируя свой урчащий живот и сопротивляясь желанию быстро съездить в город и пообедать там.
– Почему вы все еще здесь? – Голова и плечи Серены загораживают мое окно. Ее голубые глаза мерцают в лучах угасающего дня. Она качает головой и до того, как я успеваю ответить, поднимает пластиковый контейнер до уровня окна.
– Вот. Беттина приготовила ужин. Я подумала, что если вы достаточно упрямы, чтобы сидеть на моей подъездной дорожке в течение семи часов, то я, по крайней мере, могу проявить гостеприимство.
Она смотрит на меня, словно одновременно ненавидит и ценит, что я остался.
– Спасибо. – Я принимаю закрытый контейнер.
– Не то чтобы мне этого хотелось. Но это правильное решение. – Она скрещивает руки на груди.
Даже когда злится, ее глаза все еще чертовски завораживают.
Она все еще расстроена. Я понял. Но как только получу возможность объясниться, все это закончится. Может быть, мы даже посмеемся над этим. Я нахожу ситуацию довольно забавной.
– Запрыгивайте. – Я киваю в сторону пассажирского сиденья.
– Не буду. – Ее руки напрягаются сильнее, и она даже бровью не ведет.
– Давайте. – Наши взгляды встречаются, и я не отступаю. – По крайней мере, позвольте мне объяснить, – добавляю я.
– Что тут объяснять? Вы приехали ко мне домой с этим мусором в машине. – Она с трудом контролирует дыхание. – И я просто должна с этим смириться? Черт возьми, Дерек, вы должны управлять моими деньгами, а не забивать голову сплетнями. Вы хоть понимаете, как я себя из-за этого чувствую?
Серена поднимает левую руку к золотому кулону на шее.
– Я прекрасно вас понимаю, – говорю я. – Но как только вы услышите мое объяснение, я обещаю, вы почувствуете себя лучше.
Она фыркает и оглядывается.
– Вы и правда в это верите?
– Доверьтесь мне.
Теплый ветерок взъерошивает ее блестящие пряди, и она оглядывается на меня, когда убирает несколько из них со своих ярких голубых глаз.
– Садитесь. Позвольте мне объясниться. Если после этого вы все еще не будете мне доверять, хорошо. Я уйду отсюда, и вы можете назначить нового опекуна. Но будь я проклят, если просидел здесь всю проклятую субботу, просто чтобы уехать, не объяснившись.
После мучительного раздумья и затянувшейся тишины Серена опускает взгляд на свои ноги.
– Я в домашних тапочках, – говорит она. – Я не одета для прогулок.
– Как именно человек должен одеваться, чтобы прокатиться? – Я подмигиваю, и она борется с улыбкой. – Давайте, залезайте. Я все объясню... После того как поем.
Я кладу крышку на приборную панель и достаю пластиковую вилку. Не знаю, что это такое, но оно пахнет божественно, и это лучше, чем все, что я мог бы купить на заправке в городе.
Серена садится в машину, и я вижу, как она беззаботно оглядывает сиденья. К счастью, у меня было время, чтобы засунуть журнал под пассажирское сиденье. С глаз долой, туда, где это должно быть.
– Я медленно ем, – говорю я. – Мои извинения. Предпочитаю наслаждаться своей едой, и такое блюдо стоит распробовать.
Ее длинные ноги скрещены, и она сжимает пальцы между ними.
– Во всех смыслах. Наслаждайтесь, опекун.
Когда я заканчиваю, ставлю контейнер на центральную консоль и завожу двигатель.
– Есть какое-то особенное место, куда бы вы хотели поехать? – спрашиваю я.
Ее лицо озаряется, она устремляет взгляд на экран на передней панели, когда я настраиваю навигатор. Серена качает головой.
– Просто поезжайте. – Она нетерпеливо подпрыгивает. – Просто... вытащите меня отсюда.
Мы выезжаем на узкую асфальтированную дорогу, по обеим сторонам которой растут дубы, и направляемся на запад. Нью-Йорк великолепен весной, со всеми своими деревьями и извилистыми холмами, и я надеюсь, что наша маленькая экскурсия принесет ей ощущение покоя, если не больше.
– Итак. – Я откашливаюсь, готовый защищаться по поводу «Ю-Эс Уикли». – Журнал.
Серена пристально смотрит на меня.
– Да, опекун. Я вся внимание.
– Когда я спрашивал вас вчера о вашем прошлом, вы не стали говорить. Я предположил, что это из-за эмоциональной травмы и, не желая причинить вам больше неуместного эмоционального расстройства, провел небольшое исследование в интернете, пытаясь собрать воедино все, что смог найти.
У нее буквально отвисла челюсть, но я прервал ее.
– Подождите. Я не закончил, – говорю я. – После работы я заехал проведать сестру, и она читала этот мусор. Как только увидел вашу фотографию на обложке, я почувствовал, что, как вашему адвокату, мне нужно знать, что о вас пишут.
– Но все это ложь.
– В точку. Я хорошо знаю это, Серена. Но, как знает любой хороший адвокат, ложь, которую рассказывают, так же важна, как и правда. Из-за лжи проигрываются дела. Ложь разрушает жизни.
Серена фыркает, глядя вперед.
– Можете мне не рассказывать.
– Так что можете быть уверены, меня нисколько не развлекла эта дрянная выдумка. – Серена поворачивается ко мне, выражение ее лица смягчается, когда я встречаю ее взгляд.
Она заправляет прядь огненных волос за ушко.
– Спасибо, Дерек. Я ценю это. Я почти не читала таблоиды, только блоги со сплетнями, перед тем как все пошло по наклонной. Предпочитаю не знать, что люди говорят обо мне. Думаю, я развалилась бы части, если бы прочитала их все сейчас. Как я привыкла делать раньше.
– Мудрая женщина. – Я сворачиваю на другую дорогу, ведущую вверх по ветреному холму, покрытому деревьями и маленькими аккуратными домами. Становится все темнее, намекая на закат солнца, заполняющий горизонт. – Мой отец всегда говорил: то, что другие люди думают о нас, это не наше дело.
Серена вежливо замечает:
– Наверное, легче жить с таким девизом, когда ты непубличная личность.
– Правда.
– Как бы то ни было, избежать всех этих неприятных статей было для меня словно глотком свежего воздуха. Там, в городе, люди не задумываются дважды, прежде чем сказать вам, о чем идет речь. Они думают, что оказывают тебе одолжение, но делают это лишь для того, чтобы увидеть твою реакцию. – Она бросает взгляд на свои ненакрашенные ногти, и я думаю, что такая женщина, как она, не привыкла видеть их в таком виде.
– Точно.
– Боже, мне бы маникюр. – Она подносит руку к лицу. – Я скучаю по нему. Удивительно, как лак идеального оттенка может скрасить твой день.
– Мы проследим, чтобы в вашем бюджете было достаточно средств для регулярного маникюра и педикюра. – Моя бывшая жена была одержима этим, хотя я не завожу о ней разговор. Большую часть времени я притворяюсь, что ее не существует, а затем мои фантазии разбиваются, когда я забираю Хейвен каждую вторую пятницу и вижу, что она жива и здорова, проживая американскую мечту с мужем номер два.
– Я не поверхностна, – уточняет Серена. – Или тщеславна.
– Эта мысль ни разу не приходила мне в голову.
– Меня просто воспитали с убеждением, что нужно заботиться о себе. Гордиться тем, как я выгляжу, какой меня видит мир.
– Разве не все мы так делаем?
– Иногда мне хочется, чтобы это меня не волновало. Бьюсь об заклад, я могла бы провести несколько дней в тренировочных брюках и с хвостиком.
– Тогда почему вы не делаете этого? – Я бросаю на нее быстрый взгляд.
– Хм. – Задумавшись, она смотрит в окно.
Серена устраивается на своем месте, ее тело расслабляется, почти тает, словно она понимает, что быть рядом со мной легче, чем она ожидала.
– Может быть, я смогу, – добавляет она. А затем хихикает. – Тогда Эудора подумает, что я сошла с ума.
Мы подъезжаем к знаку перекрестка.
– В каком направлении? – спрашиваю я. – Налево? Направо? Прямо?
– Хотите, чтобы я выбрала? – Прикусив нижнюю губу, она скользит рукой по груди и начинает теребить золотой кулон. – О, хм. Прямо?
– Это вопрос или приказ? – дразню я.
Серена шутливо бьет меня по плечу, оставляя свою руку на секунду дольше, чем я ожидал.
– Просто поезжайте прямо. Давайте не будем усложнять, хорошо? Просто прямо.
Небо стало темнее за те несколько минут, как мы покинули Белькур, и я включаю радио при помощи кнопки на руле.
– Какую музыку вы слушаете? – Я поднимаю палец. – И не говорите мне, что Шопена или еще какую-то ерунду из этой оперы, потому что меня это не впечатлит. Вы молоды. У вас есть пульс. Скажите мне, что вам нравится, помогите мне, или я включу спортивное радио.
– Нет-нет! Не делайте этого. – Моя рука зависает над кнопкой с номером четыре, но Серена отталкивает ее. – Мне нравится… мне вроде как… нравится всё.
– Всё? – Я приподнимаю бровь.
Она кивает.
– Да. Всё.
– Но какая ваша любимая? У вас должен быть фаворит.
– Вы никогда не поверите, если скажу. – Серена тяжело вздыхает
– Удивите меня.
– Классический рок. У меня огромная коллекция виниловых пластинок. По крайней мере, была. Я уверена, что она где-то хранится. Во всяком случае, у меня секретная любовная интрижка с «Лед Зеппелин», Бобом Сигером, «Стив Миллер Бэнд»... – Она тараторит еще несколько, а я тем временем нажимаю предустановку номер один.
Лицо Серены загорается, когда из динамиков раздаются первые аккорды сингла Тома Петти «Американская девушка». Музыка звучит, и Серена начинает сидя пританцовывать.
Я наблюдаю за ней с места водителя, она полностью преображается на время всего одной песни. Подпевает музыке, ее плечи опускаются и поднимаются с каждым ударом басов.
Нажимаю ногой на педаль газа, и мы взбираемся вверх по холмам и спускаемся вниз по долинам, по шоссе, вдоль которого растут великолепные деревья. Знак справа говорит нам, что городок Уолворт находится в трех километрах впереди, а ограничение скорости снижается до пятидесяти километров в час.
Песня заканчивается, и «Стоунс» играют дальше, когда мы приближаемся к перекрестку с мигающим красным светом светофором.
– Я никогда не видел, чтобы кто-то так оживал, – говорю я.
– Это все свежий воздух. – Щеки Серены покраснели, но потом цвет сошел. – Я чувствовала себя удручающе в Белькуре. Удивительно, как немного музыки и смена обстановки могут поднять настроение. Хотя сейчас я чувствую себя совершенно нелепо. Могу вас уверить, обычно у меня нет привычки превращать машину в танцпол.
– Нет-нет. Не думайте об этом.
Я сворачиваю налево к знаку «Стоп» и вижу впереди мост. Серена хватается за ручку двери, когда мы приближаемся к нему, ее тело замирает.
– Что? Что-то не так? – Я нажимаю на тормоз.
Она закрывает глаза и глубоко вздыхает.
– Мост.
Я смотрю вперед, а потом на нее.
– Что с ним?
– Здесь я попала в аварию.
– О. Черт. Это было здесь? – Я поглаживаю рукой подбородок, решая развернуть машину назад. – Мы не обязаны ехать этим путем.
– Нет-нет. Все в порядке. – Теперь ее голубые глаза широко открыты. – Это была просто маленькая зимняя дорожная авария. Мост был скользкий. Сейчас он безопасен. Поезжайте.
– Вы уверены?
Серена кусает нижнюю губу и медленно моргает, прежде чем, наконец, кивнуть.
– Да, просто поезжайте.
Я успокаиваюсь, двигаясь вперед не быстрее двадцати километров в час. Когда мы доезжаем до конца моста, замененные металлические перила указывают, где ее автомобиль съехал в реку.
– Хорошо. Мост починили. – Она бросает на него взгляд, прежде чем посмотреть прямо перед собой. – Это был самый страшный момент в моей жизни. Я действительно думала, что умру.
Мы отъезжаем от моста, и я еду направо на следующий перекресток, который ведет нас на другой участок шоссе. Знак говорит нам, что мы в двадцати пяти километрах от следующего города.
– Вы думали, что умрете? – спрашиваю я.
Ее рука лежит на груди, которая быстро поднимается и опускается.
– Да. Я ехала, когда маленькая кошка выбежала на мост, я не хотела ее сбить, поэтому ударила по тормозам. Я не привыкла к зимнему вождению. Только что выпал снег, и, я думаю, под ним оказался слой льда. По крайней мере, мне так сказали. В любом случае, моя машина соскользнула с моста, пробив ограждение. И приземлилась в воде внизу. Слава богу, там было не очень глубоко.
– Но, – я почесываю голову и смотрю, как Серена смотрит на дорогу, – я в замешательстве.
– Почему? – Она взмахивает своими ресницами, глядя вперед.
– Статьи, заключение врача... – говорю я. – Они все говорят, что это была попытка самоубийства. Что вы съехали с моста, чтобы навредить себе.
– Что? Кто это сказал?
– Таблоиды уверяют как один. И да, я знаю, им верить нельзя, но в заключении доктора Ротбарта говорится, что это была попытка навредить себе, – говорю я. – Разве вы не видели медицинский отчет? Тот, что представили в суде?
– Нет, конечно, нет. Этим занимался мой последний адвокат.
– Почему доктор так сказал?
– Зачем мне убивать себя, загнав машину под воду? – Она смеется, но ее глаза печальные. – Знаете, как это смешно выглядит? Если бы я собиралась причинить себе боль, я бы нашла менее драматичный способ сделать это. Поверьте мне. Я бы никогда не выбрала такой способ.
– Значит, вы не пытались покончить с собой?
– Точно нет.
– Почему вы остались в частном психиатрическом учреждении после аварии?
– Что?
– В донесении доктора говорится, что вы были госпитализированы в частное учреждении в северной части штата Нью-Йорк.
Серена удивленно приоткрывает рот и смотрит в окно со стороны водителя, ее тело наклоняется ко мне.
– Я ударилась головой о руль и получила легкое сотрясение мозга. Я была осмотрена нашим семейным врачом в Белькуре, за мной неделю ухаживала домашняя медсестра. Я не провела ни одной ночи в той проклятой тюрьме, так как мой отец заставил меня переехать сюда.
– Что-то не сходится, – Провожу рукой по волосам и откидываюсь на черное кожаное сиденье. Левой рукой крепко держу руль. – Почему доктор Ротбарт рискует своей лицензией и репутацией и лжет? Зачем ему давать ложные показания и рисковать свободой?
Серена наклоняет голову к подголовнику, ее взгляд сфокусирован на радио.
– Деньги.
– Ваша мачеха?
– Наверное, она. У нее есть доступ к счетам отца. В наше время можно купить кого угодно.
– Она хочет ваше наследство.
– Да, опекун. Как вы догадались?
– Так она пытается доказать, что вы нездоровы, что вам нужен особый уход. Тогда можно создать доверительный фонд, к которому вы бы не имели полного доступа.
– В точку. Мой трастовый фонд – это проценты от всего имущества отца. Девяносто семь процентов. Ему уже далеко за восемьдесят. Его дни сочтены. Как только его не станет, я унаследую сотни миллионов. А у нее останутся гроши в сравнении со мной. Менее половины процента, если я правильно помню. Определенно, этого недостаточно для поддержания ее нынешнего образа жизни.
– И как это поможет ей доказать, что вы сумасшедшая?
– Она уговаривала отца изменить завещание с тех пор, как они поженились. Он хотел быть уверенным, что деньги, которые он и его отец зарабатывали всю свою жизнь, будут жить, а не потратятся небрежно и глупо. Последние несколько лет она провела, пытаясь убедить его в том, насколько я безответственна, что далеко от истины. Вероника – единственная, у кого проблемы с расходами. Меня больше не волнуют эти деньги. Это очень тяжелое бремя. Я просто не хочу, чтобы они были у нее. Она его не любит. Она любит только его богатство.
– Отлично. Позвольте мне все исправить. – Я прочищаю горло. – Если она сумеет убедить вашего отца, что вы не в себе, он изменит завещание и оставит ее с огромными деньгами.
– Да. – Серена проводит пальцами сквозь свои длинные локоны. – Предполагаю, что Вероника не получит все, но она наверняка получит больше, чем ее доля сейчас. Я уверена, что мне будет оказано небольшое доверие, но этого недостаточно.
– Я этого не допущу.
– Я тоже. – Серена кладет руку мне на плечо.
– Этого не случится.
Выражение лица Серены меняется.
– Я хочу вернуть свою жизнь. Хочу вернуть свое доброе имя. Хочу узнать правду. И чтобы Веронику разоблачили, пока не стало слишком поздно.
– Это долгое дело, но я могу это сделать.
– Что вы имеете в виду, вы можете это сделать? Эй, – она указывает на себя, – я не какая-то беспомощная девица в беде.
– Но вы такая и есть. – Я не могу не восхищаться ее решимостью. То, что она не хочет полагаться на меня, чертовски восхитительно.
– Нет, нет. Я ненавижу это. – Она качает головой, ее волосы развеваются.
– Отлично. Я понял. Вы сильная, независимая женщина. Несмотря на это, я вам нужен. Я вам нужен, нравится вам это или нет. Вы не сможете сделать это одна.
Она драматически выдыхает, опираясь локтем на дверь.
– Не подведите меня. – Серена поворачивается и грозит мне пальцем. – Я серьезно, Дерек. Я должна знать, что могу доверять вам. Что вы это делаете не для себя. Что вы здесь не для того, чтобы доить то, что осталось от моего целевого фонда.
– Немного оскорблен вашими словами, но даю слово. – Я рисую «Х» на груди и поднимаю руку. – Законодательство в сфере недвижимости – моя страсть. Верите или нет, такие случаи, как ваш, не являются чем-то необычным.
– Значит, это будет просто? – Тон Серены становится легче и доверчивей. – Мы просто должны доказать, что она заплатила доктору Ротбарту, и что он солгал. Найдите какого-нибудь беспристрастного доктора, который оценит мое психическое состояние и докажет, что я не причиню себе вред, что мне не нужны опекуны или психотропные препараты. И тогда мы докажем коварство Вероники.
– Это не просто, Серена. Мы не в кино. – Я кладу ладонь поверх ее руки, и наши взгляды встречаются.
Через несколько секунд ее плечи опускаются, и она упирается лбом в пассажирское окно.
– Значит, я застряла с вами на какое-то время?
– Не притворяйтесь разочарованной, – дразню я.
Серена смеется, и я думаю, что сегодня она улыбалась больше, чем за все последние месяцы.
– Мы должны вернуть вас домой, – говорю я, заметив, что солнце уже скрылось за горизонтом. – Последнее, что нам нужно, это привлечь внимание. Вероника не должна знать, что мы лезем в ее дела. Что касается персонала Белькур, я просто ваш опекун и ничего больше. Мы не будем обсуждать что-либо, связанное с Вероникой, пока находимся на территории Белькура, понятно?
– Да, советник.
– Кстати, какие крупные покупки вы сделали? – спрашиваю я.
Она хмурится.
– Крупные покупки?
– Одиннадцать миллионов на спортивные автомобили, одежду и драгоценности.
Выражение на ее лице говорит все, что мне нужно знать.
– О, Боже. Серьёзно?
– Это упоминалось в судебных документах. Как вы могли не знать этого?
– Дерек, меня напичкали лекарствами. Я почти ничего не помню об инциденте в аэропорту. Мне прописали транквилизаторы, бензодиазепины, снотворное... – Она опускает голову и закрывает лицо ладонями. – Я и не подозревала, что все так плохо.
– Итак, Вероника совершила несколько безответственных покупок на ваше имя, чтобы показать отцу, что вы не в состоянии управлять своими финансами в том состоянии, в котором находитесь.
Серена убирает прядь золотисто-рыжих волос с лица. Могу сказать, что ей хочется плакать от тяжелого разочарования, но, возможно, лекарства все еще циркулируют в ее организме, затормаживая чувства.
Мы поворачиваем обратно в Белькур и едем в тишине. Я нарочно избегаю моста, еду другим маршрутом, и наш путь обратно становится на несколько лишних, но нужных минут дольше.
Когда мы заезжаем на территорию, я вижу, что Эудора прячется за шторой в одном из окон. Входная дверь распахивается мгновение спустя, и она стоит, смотрит и ждет, будто мы опоздали.
– Не знала, что у меня есть комендантский час, – бормочет Серена, поворачиваясь ко мне. – Видите, как это смешно? Мне двадцать пять. Двадцать. Пять.
– Вы должны переехать, – говорю я.
– Прошу прощения? – Глаза Серены мерцают, и это говорит мне о том, что я возбудил ее интерес. – Уехать из Белькура?
– Да.
– И куда же я пойду? Я не готова показаться в городе. Это единственное место, где я чувствую себя как дома. Здесь и еще в маленьком домике в паре часов от Лондона. Именно туда я пыталась отправиться из аэропорта Джона Кеннеди. – Ее голос затихает. – В любом случае… – вздыхает она, обхватив дверную ручку пальцами.
– Вам стоит переехать в какой-нибудь городок, где вас никто не знает, – говорю я.
– Куда? Туда, откуда вы? – Ее смех стихает, когда она понимает, что я не шучу.
– Там вас никто не узнает. За исключением, может быть, Деми.
– Это ваша сестра?
– Да. Рикстон Фоллс – место рождения и взросления любительницы сплетен о знаменитостях.
– Рикстон Фоллс? Ваш родной город?
Я киваю.
– Звучит странно. Полагаю, там есть водопад?
– Несколько.
Мы смотрим через окно, наблюдая, как Эудора скрещивает руки на груди и стучит ногой. Она посматривает на запястье.
– Она не носит часы. – Серена закатывает глаза. – Спасибо за сегодняшнюю экскурсию по окрестностям. Мне это было нужно. Сегодня я чувствовала себя немного лучше.
Я растягиваю губы в полуулыбке и убираю руку с руля, чтобы быстро помахать на прощание.
– У вас есть адрес электронной почты? – спрашиваю я, когда она собирается выйти из машины.
Серена качает головой.
– Здесь нет интернета. Помните?
– Нужно настроить вам спутниковый интернет.
– Это обещание?
– Да. Я попрошу секретаря позвонить и запланировать установку. Я хотел бы иметь возможность связаться с вами в любое время. Конфиденциально. Ваш мобильный телефон не слишком надежен, и стационарные телефоны тоже небезопасны.
– Звучит хорошо. Спокойной ночи, советник.
Серена прикусывает нижнюю губу белыми зубами – хотя скорее всего она понимает, что делает – осторожно отрывает дверцу машины и выходит наружу. С того места, где сижу, я могу сказать, что Эудора беспокоится о ней, и я остаюсь достаточно долго, чтобы увидеть, как она исчезает внутри дома.
Я должен увести ее от этих людей.
Она здесь не в безопасности.