Текст книги "Ройал (ЛП)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Деми

– Первые двадцать четыре часа будут самыми важными, – лечащий врач Брукса стоит у подножия его кровати вместе с анестезиологом. Бренда стоит с правой стороны от кровати, я – с левой.

Мама стоит в углу, а папа, Дерек, Далила и Хейвен находятся в зале ожидания. Они планируют вернуться попозже, так как в палате может находиться не больше трех людей одновременно. Они все хотят быть здесь, ожидая момента, когда он, наконец, откроет глаза.

Бренда протягивает руку к своему сыну, в то время как медсестра склоняется к его капельнице.

– Мы начнем со снижения дозировки седативных препаратов, – объясняет доктор. – Наши тесты показали, что отек уменьшается, и ЭЭГ дает надежду.

Я наблюдаю, как быстро двигается медсестра, переключая кнопки и впрыскивая что-то в катетер с помощью шприца. Она не волнуется, как будто для нее это обычное дело, возвращать людей с того света. Я не смогла бы этого сделать. Я не смогла бы держать в руках чью-то жизнь.

– Это не редкость, – говорит анестезиолог. – Для этого потребуется несколько попыток. Не беспокойтесь, если он не проснется с первого раза. Мы всегда надеемся, что больной сразу придет в себя, но иногда такого не происходит. Мы принимаем это как знак того, что мозг не готов, и в этом случае мы повторно вводим больного в состояние комы, используя тот же барбитуратный коктейль. (Примеч. Барбитураты (лат. barbiturate) – группа лекарственных средств, производных барбитуровой кислоты, оказывающих угнетающее влияние на центральную нервную систему. В зависимости от дозы, их терапевтический эффект может проявляться от состояния легкой седации до стадии наркоза).

– Так что вы сейчас делаете? Как это работает? – Бренда сжимает руку Брукса.

– Мы постепенно сокращаем дозировку седативных препаратов, – говорит врач. – Мы хотим избежать быстрого вывода. Так что на данный момент мы наблюдаем, уменьшая количество препарата. Мы будем искать признаки улучшения, наблюдая за ним круглосуточно.

– Должны ли мы знать, насколько поврежден его мозг? – Бренда задает вопрос так, будто спрашивает о погоде. Ее способность держать все эмоции под контролем, оставаясь при этом такой спокойной, никогда не перестает меня удивлять.

– Мы это не узнаем, пока он не очнется, – доктор складывает авторучку в передний карман, затем опускает руки на бедра. – После того, как он очнется, мы сделаем несколько простых тестов и зададим несколько вопросов. Если он ответит на них, то это хороший знак. Если он будет в состоянии сказать «привет», узнает лица, если вспомнит имена, это еще лучше. Но сейчас мы ничего не узнаем, пока не придет время. Учитывая степень травмы, мы ожидаем увидеть некоторые последствия от черепно-мозговой травмы. Сейчас ничего не можем предсказывать.

Бренда хватается за сердце.

– Спасибо, доктор.

Доктор уходит, а медсестра остается, она записывает показатели и молча наблюдает за процессом.

Я снимаю пальто и вешаю на спинку своего стула, делая импровизированную подушку. Мне нужен комфорт, потому что ночь обещает быть долгой.

Бренда обмолвилась со мной лишь несколькими словами, с тех пор как я приехала сюда. Я чувствую, что она смотрит на меня, сидя около кровати Брукса, но я не реагирую.

– Что ты там делаешь, мам? – спрашиваю я.

Моя мама улыбается и проверяет свои часы.

– Я ухожу, чтобы Дерек смог зайти. Он собирается остаться на некоторое время, а затем ему нужно будет уйти, чтобы уложить Хейвен спать.

Я вновь поворачиваюсь к Бруксу. Он менее опухший, чем был ранее сегодня. С каждым часом он становится более похожим на себя прежнего.

Кредитные карты по-прежнему разбросаны по кухне. Я должна была просмотреть их, чтобы увидеть, что он покупал, но в то же время я была слишком занята, складывая все пятизначные остатки на картах.

Его подарки для меня, как правило, были скромными. Маленькие побрякушки, ничего серьезного. Определенно, они не стоили шестизначной суммы. Я уверена, что он покупал вещи для своей любовницы. Дорогое белье. Ювелирные изделия. Разные маленькие побрякушки, чтобы она смогла почувствовать себя особенной.

Я не знаю, почему двадцати восьмилетний мужчина нуждается в любовнице. Словно это я заставила его жениться на мне. Возможно, дело было не столько в ней, сколько в том, что он получал удовольствие от своего маленького грязного секрета.

Мужчины и их чертовы секреты.

Бренда смотрит на мои руки, и я вдруг понимаю, что рву бумажный носовой платочек в клочья.

– Нервничаешь, дорогая? – спрашивает она. Ее ласка успокаивает меня и дает надежду на то, что, возможно, она не зла на меня. Возможно, она не собирается меня ненавидеть... Пока. – С ним все будет хорошо. Он очнется. Я просто знаю это. Я вчера столкнулась с сестрой Сапфир в гастрономе «Гринберг», и она сказала мне, что у нее было видение о Бруксе, с ним все будет в порядке.

Сестра Сапфир. Местный экстрасенс.

Я никогда не понимала, почему никто никогда не спрашивал о ее высоких доходах, низкой точности прогноза, а также о том факте, что она жила в особняке «МакМенсион» через дорогу от меня и ездила на «Астон Мартин», который стоит сто тысяч долларов.

Я думаю, когда ты зарабатываешь на жизнь, рассказывая людям то, что они хотят услышать, и люди готовы платить за это, то ты можешь делать все, что захочешь.

Брукс управлял ее активами и несколько раз предлагал мне отказаться от преподавания и заняться изучением искусства «холодного чтения». (Примеч.: Холодное чтение – набор приемов, которые используют менталисты, экстрасенсы, гадалки, медиумы и иллюзионисты, чтобы создать видимость того, что они знают о человеке гораздо больше, чем есть на самом деле).

– Приятно слышать, – говорю я.

Я беру руку Брукса в свою, и Бренда улыбается. Я же внутренне съеживаюсь.

– Извините, – мама поднимается и направляется к двери. – Я собираюсь позвать Дерека. Знаю, что он хотел бы остаться здесь до одиннадцати.

– Конечно, мам, – говорю я.

– Я хотела сказать тебе, дорогая, – говорит Бренда, когда мама уходит. – С помощью страницы в сети и моей сестры мы насобирали около пятидесяти тысяч долларов на прошлой неделе. Просто невероятно. Это сообщество настолько щедро. Так много людей обеспокоены состоянием Брукса. Они так любят моего сына, не так ли?

– Вау. Это весьма впечатляет.

– Теперь наша страховка покроет расходы по реабилитации Брукса, но я думаю, что, возможно, ты могла бы бросить свою работу, чтобы круглосуточно заботиться о Бруксе?

Моя челюсть падает.

Любой учитель знает, что никто не уходит от работы, которую любит, от школы, которую любит, от директора, который тебе нравится. Такого рода тройные выигрыши в этой отрасли редкость.

– Я, ээ... Я не знаю, что сказать, – говорю я. Мое горло сжимается, мне нужна вода и свежий воздух, или я упаду в обморок.

– О, дорогая, здесь не о чем говорить. Я уже все объяснила директору МакКлин. Ты же знаешь, что мы живем по соседству. Она очень хороший друг. Она сказала, что у нее есть кем заменить тебя до конца года, но ей придется расторгнуть с тобой договор. Так что ты не должна беспокоиться о возвращении на работу после Рождества или в следующем году. Ты можешь сосредоточиться исключительно на Бруксе, – Бренда улыбается, поглаживая его руку. – Он будет нуждаться в тебе, Деми – в твоем пристальном внимании.

Замечательно.

Просто замечательно.

– Я очень люблю свою работу, Бренда, – отвечаю я. – Вы не должны были делать этого. Я хочу вернуться. И мы не знаем, как долго по времени займет его восстановление. Не кажется ли вам, что это было немного преждевременным?

– Ерунда, – она отмахивается от меня рукой. – Как бы там ни было, ты бы бросила свою работу после свадьбы. Бруксу нужна женщина в доме, и в любом случае ты стоишь намного больше, чем эта ничтожная зарплата. Твое место в доме. Женщины Эбботт управляют хозяйством, и они вытирают сопливые носы только тем детям, которых родили сами.

Губы Бренды растягиваются в теплой улыбке, смягчая грубые слова. Я не могу понять, но мне все-таки интересно, понимает ли она, что делает, или это всего лишь притворство. Может быть, она одна из тех людей с расстройством личности, которые манипулируют всеми вокруг, и никто не замечает этого.

Все ее причуды, все ее отличительные особенности... Я всегда рассказывала о них, смеясь и шутя над ними.

Но это уже переходит все границы.

– Бренда, я действительно надеюсь, что вы ничего не сделали, – у меня щиплет уголки глаз. Я чувствую, как подступают слезы.

– Милая, почему ты так расстроена? Я думала, что делаю тебе услугу. Учителя теряют свои лицензии, расторгая договор. Таким образом, тебе не придется иметь дело с последствиями того, что ты ушла с работы, – говорит она. – Я всего лишь пыталась помочь.

Я в двух секундах от того, чтобы рассказать ей о кредитных картах, оформленных на мое имя, когда входит Дерек.

– Я не останусь надолго, – говорит он. – Просто хотел проявить свою поддержку и проверить, как там наш парень.

Бренда поднимается, раскрывая объятия, и обнимает моего брата.

– Я ценю то, что ты пришел, Дерек. Я уверяю, Брукс узнает о том, что ты был здесь.

Она говорит так, словно он очнется в любую минуту и жизнь вернется на круги своя.

Я молюсь Богу, чтобы он очнулся.

И надеюсь, что он сможет разговаривать, потому что ему придется очень многое объяснить.

Кроме того, я хочу свою работу обратно, прежде чем станет слишком поздно. Мне нужно вернуться на работу.

Когда Дерек уходит, Бренда указывает на стул, который раскладывается в маленькую кровать.

– Почему бы тебе не отдохнуть, дорогая? Я тебя разбужу, если будет какая-либо реакция. Я знаю, что ты ничего не хочешь пропустить, да и журналист из «Вестник Рикстон Фоллс» будет здесь утром, чтобы взять у нас интервью.

– О. Я ничего не знала об интервью. Что, если он не очнется к тому времени?

– Это обычное уточнение, – говорит она. – У Афтон очень большой интерес к истории Брукса.

Мне в это сложно поверить. Вопросы девушки были банальны и неоригинальны, и когда мы впервые встретились, она выглядела так, словно готова была помереть от скуки.

– О, хорошо, – я разворачиваю стул и делаю себе маленькую кровать. Не знаю, удастся ли мне поспать сегодня вечером, но я собираюсь попробовать.

Что-то подсказывает мне, что завтра будет длинный день.

Глава 21

Ройал

– Мона, открой, – я стою на крыльце и стучу по двери дома с провисшей крышей своей биологической матери. Насколько я помню, она всегда жила в этом аду, где гниют полы и не только.

Нас забрали от нее, когда я пошел в первый класс. Мисти была еще в пеленках. И достаточно иронично, когда случилось то дерьмо семь лет назад, Мона была единственной, кто оказался рядом со мной. Она пришла на суд и посещала меня в тюрьме.

Это единственная причина, почему я стою здесь, стуча в ее дверь и теряя время.

– Ройал? Это ты? – скрип входной двери сопровождается зловонием из кошачьей мочи и грязных ящиков для мусора. – Эй, детка, входи.

Я показываюсь ей. Мона в желтом платье с гавайскими цветами. Она ковыляет в гостиную, шлепается на диван всем своим весом в двести двадцать килограммов и поднимает пульт дистанционного управления, чтобы приостановить шоу.

– Не видела тебя довольно долгое время, сын, – говорит она. Мона улыбается с полным ртом жемчужно-белых зубов. Это новые. Должно быть, наконец, получила свои зубные протезы.

Я ненавижу, когда она называет меня сыном. Будто мы семья. Я имею в виду – мы семья только по крови, но где она была все эти годы, когда меня отправляли с одной приемной семьи в другую? Я убежден, что единственная причина, по которой она снова появилась в моей жизни – она смогла, наконец, полностью побороть свою зависимость и поняла, что осталась совсем одна.

У нее не было выбора, кроме как пытаться загладить свою вину.

И она поверила мне, когда я сказал ей, что невиновен. Или, по крайней мере, сказала, что поверила.

– Ты сказала Мисти, где я живу? – я стою посреди гостиной. Каждый раз, когда я засиживаюсь здесь, то выхожу с устойчивым запахом смерти в носу, от которого не могу избавиться на протяжении нескольких дней.

Мона морщит лицо и качает головой.

– Нет, детка, – говорит она. – Мисти знает, что меня лучше не спрашивать об этом.

– Она появилась у меня на пороге, – продолжаю я. – Хотела, чтобы я подобрал ее с улицы.

Мона закатывает глаза.

– Что она делает на улице? Рик ее выкинул?

– Она сказала, что Рик умер.

Маленький рот Моны открывается, и она поднимает пару пухлых пальцев к губам, как только я сообщаю трагическую новость.

– Твоя сестра возмутительна, – Мона утверждает то, что, мы оба знаем, является истиной. С Мисти у нее нет ничего общего, так как все пошло кувырком семь лет назад, но я думаю, что она хотела объединить нас в той или иной степени. Одна маленькая, счастливая семья.

Этого никогда не произойдет.

– Куда она пошла? – спрашивает Мона.

Я пожимаю плечами.

– Не знаю, мне все равно.

Она цокает своим языком, склонив голову и выдыхая. Мона достаточно громко дышит. Врачи хотят посадить ее на кислород, но она отказывается, пока это не станет абсолютной необходимостью.

– Возможно, настало время, когда нужно простить и забыть прошлое, Ройал, – хрипит она. – Как долго ты собираешься жить воспоминаниями о той ночи?

Я смотрю в ее глаза-бусинки, мои плечи вздымаются с каждым рваным вдохом. Тот факт, что у нее есть смелость предложить подобное, приводит меня в бешенство.

– Та ночь, – говорю я, – стоила мне всего. Я никогда это не забуду.

Я больше не могу здесь находиться.

Я двигаюсь к двери, но оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Мону еще один раз.

– Но я бы хотел, – говорю я.

– Детка, люди все время меняются. Вы двое молоды. Я не смогу всегда находиться рядом, и когда-нибудь, когда я уйду, все, что у вас будет – это только вы сами, – говорит она. – Я просто говорю, не отталкивай свою сестру из-за одной маленькой ошибки, которую она совершила в пятнадцать лет.

– Маленькой? – я выплевываю это слово в ее сторону. – Маленькой?

– Ты знаешь, что я имею в виду, Ройал.

С этими словами я ухожу. Я не доверяю себе, что не скажу ужасных и обидных слов, которых никогда не смогу взять обратно. Какого черта Мона читает мне лекции относительно семьи? Женщина, которая бросила своих детей в праздник, оставив им только консервы для кошек, и ушла в запой на четыре дня в казино. Женщина, у которой «Служба защиты детей» забрала детей, и она ни разу не попробовала их остановить.

Ей повезло, что я простил ее.

Но я никогда не прощу Мисти.

Никогда.

Глава 22

Деми

Я просыпаюсь под звуки аппарата искусственной вентиляции легких, который помогает Бруксу совершать каждый вдох. Бренда уснула в кресле с другой стороны. Я потираю шею, пытаясь облегчить пронизывающую боль.

Глаза Брукса закрыты. Он не двигается. Он еще не очнулся.

Медсестра двигается по комнате, когда видит, что я проснулась.

– Никаких изменений, – шепчет она.

Я киваю и собираю свои вещи. Хочу выйти и поговорить со своей семьей, так как здесь звонить нельзя. Кроме того, я не хочу будить Бренду.

Я выхожу с палаты и нахожу тихий уголок в комнате ожидания, сочиняя текст и размещая его на созданной кем-то странице в «Фейсбук». На этой чертовой странице двадцать тысяч подписчиков. Это в два раза больше населения Рикстон Фоллс. Безумие, как быстро распространяются слухи.

Как только я публикую свой пост, на экране выводится маленькое красное уведомление. Двоим понравился пост в течение нескольких секунд. Потом шести. Четырнадцати. Пять комментариев. Потом восемь. Потом одиннадцать. Тридцать шесть лайков. Пятьдесят четыре. Двадцать комментариев.

И это не предел.

Я закрываю приложение и прячу свой телефон в карман. Я не могу ответить на них.

– Деми?

Я смотрю через комнату и вижу Афтон, репортершу из «Вестник Рикстон Фоллс», которая приближается ко мне. Сегодня она одета по-простому. В узкие джинсы и белую блузку. Ее бежевое пальто расстегнуто, а светлые волосы стянуты в низкий пучок. Золотые с аметистом серьги свисают с ее ушей.

Смотря на Афтон, я осознаю, что выгляжу так, словно только что выкатилась из постели.

– Привет, Афтон, – я стараюсь не скрывать свое разочарование от ее выбора времени для встречи. Мои волосы в беспорядке и дыхание не свежее, и я точно не в настроении, чтобы отвечать на ее тупые вопросы.

– Бренда говорила вам, что я должна была прийти сегодня?

– Да. Она не сказала в какое время.

Афтон теребит черный шнурок на шее, на котором висит пропуск.

– Я приехала в этот район чуть раньше, чем обычно.

– Вы не из Рикстон Фоллс?

– Нет, – говорит она. – Брукс... Он не очнулся, не так ли?

Ее глаза смягчаются, и я вижу надежду в этом взгляде. Она не ведет себя как профессиональный журналист. Она говорит со мной, будто мы пара старых друзей.

– Откуда вы, Афтон? – спрашиваю я.

– Извините?

– Вы сказали, что не из Рикстон Фоллс, – я массирую заднюю часть шеи, где болит. – Откуда вы?

На ее бледных щеках расцветает розовый цвет, и это вовсе не от румян.

– Маленький городок к северу отсюда, – говорит она. – Вы, вероятно, никогда не слышали о нем.

– Удивите меня.

– Глидден, – говорит она и опускает взгляд на мое кольцо. – Когда-нибудь слышали о нем?

Я чувствую, как цвет сходит с моего лица, когда смотрю в ее глаза.

Все это может быть совпадением.

Очень большим, огромным, странным совпадением.

– Да, слышала. Почему бы не глянуть, вдруг Бренда проснулась? – я указываю на коридор. Ни одна часть меня не хочет стоять здесь и представлять миленькую Афтон с моим бывшим женихом, потому что это именно то, что я буду делать – гадать, является ли она той тайной женщиной или нет. – Я уверена, что она хотела бы поделиться с вами несколькими цитатами для будущей статьи.

Прежде чем у нее появляется шанс возразить, я поворачиваюсь на каблуках и бегу в палату Брукса.

Только я не была готова войти и увидеть, как он сидит.

Его глаза открыты.

Он очнулся.

Воздух уходит из моих легких, и я прижимаю ладони ко рту.

– Б-Брукс, – говорю я.

Бренда поворачивается лицом ко мне, слезы стоят в ее глазах. Ее улыбка замирает на мгновение. Она разочарована во мне, что в момент, когда он открыл глаза, я не была с ним рядом.

– Я… я выходила, чтобы сделать несколько телефонных звонков, – говорю я, усаживаясь рядом с ним, подобно послушной невесте, которой Бренда меня считает.

Медсестра Брукса носится по комнате в возбужденном исступлении. Она информирует доктора через больничный домофон. Проходящие мимо медсестры заглядывают в палату, улыбаясь.

Весь этаж празднует.

Бренда берет его руки и подносит к своим губам.

Взгляд Брукса перемещается ко мне.

И мне интересно, помнит ли он.

И если помнит, я задаюсь вопросом, знает ли он, что я знаю.

Я не знаю, достаточно ли он соображает, но если есть хоть какая-то часть от него прежнего, то он понимает, что прямо сейчас я не совсем в себе.

Я вкладываю руку в его и улыбаюсь.

Сейчас не время.

– Бренда, репортер с «Вестника» находится в комнате ожидания, – шепчу я через Брукса. – Она хотела бы услышать пару слов для своей статьи.

– Ну, ей придется подождать, – Бренда потирает рукой колено своего сына. – У меня есть более важные дела прямо сейчас.

В палату забегают два врача, и я пячусь к окну.

– Брукс, я доктор Сандерсон, а это доктор Мосли, – говорит седовласый врач. – Вы помните свое имя, Брукс? Если да, моргните один раз, если нет – два раза.

Все взгляды устремлены на Брукса.

И тогда он начинает моргать. Один раз.

– Отлично, отлично, – говорит доктор. – Можете ли вы сжать для меня кулак? Хорошо, хорошо. Можете ли вы поднять большой палец вверх? Отлично. Теперь следуйте взглядом за кончиком ручки. Я хочу, чтобы вы отследили движение. Отлично.

Бренда прикрывает рот руками, улыбаясь. Она плачет. Она выглядит так, словно находится в двух секундах от взрыва.

И я ей завидую.

Я хочу быть счастливой в этот момент. Хочу праздновать и смеяться, плакать и целовать его руки, говорить с ним.

Но мой образ о нем разрушен. Сломан и не подлежит ремонту.

Врачи удаляют трубки изо рта, и первое слово, которое он произносит: «Вода».

Все смеются, как будто это весело.

Доктор Сандерсон поворачивается к Бренде и поднимает ей большой палец вверх. Это первый раз за всю неделю, когда я вижу его улыбку. Предполагаю, что ради таких моментов он и живет, по крайней мере, в профессиональном смысле.

Остальная часть дня не будет посвящена слезливым поздравлениям для Брукса. Мы не будем сидеть и сплетничать здесь. Остальная часть дня будет предоставлена докторам. Для испытаний и процедур. Для тестов и оценок.

Они толкают меня, все они роются и топчутся вокруг его кровати. Все больше людей в халатах мечутся по комнате. Планшеты. Ручки. Смех. Вопросы. С каждым новым лицом я продвигаюсь ближе к двери.

Я не смею их прерывать. То, что они делают – важно. Я машу Бренде, и она машет рукой в ответ, а потом поворачивается к своему сыну. Я ловлю намек и ухожу.

К тому времени, как я прихожу в зал ожидания, Афтон бросает последний взгляд на журнал и встает на ноги. Ее брови приподняты.

Я останавливаюсь, делаю глубокий вдох и говорю ей:

– Он очнулся.

Она сжимает руки. Может быть, она в восторге от новой детали для ее статьи. Может быть, она одна из тысячи людей в этом городе следит за его историей, потому что та влияет на нее гораздо больше. Или, может быть, она рада, потому что человек, которого она любит, не умер, в конце концов.

Я не знаю.

И я не хочу быть здесь, чтобы выяснять это.

Я пробегаю через автоматические двери и приветствую холодный ветер, ласкающий мою кожу, и направляюсь на стоянку. Я вернусь позже, когда ажиотаж утихнет. Я сыграю свою роль и буду там для него, несмотря на то, что он по-крупному меня обманул.

Но сейчас я не могу находиться здесь.

Я не хочу идти домой. И не хочу видеть Далилу или своих родителей.

Я не совсем уверена, чего мне хочется прямо сейчас.

Садясь в свою машину, я включаю радио. Песня, которая начинает играть, напоминает мне о танцах в старшей школе, о вечерах около костра и о Ройале.

Я воспринимаю это как знак.