Текст книги "Ройал (ЛП)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Деми

Моя сестра берет меня за руку, когда мы идем по залу мемориального госпиталя Рикстон Фоллс рано утром. Я не уверена, пытается ли она забрать часть моих сил или, наоборот, передать свои.

– Он находится в очень плохом состоянии, – говорю я, прежде чем мы подходим к двери палаты. – Приготовься. Ты вряд ли узнаешь его.

Она вдыхает и встречает мой остекленевший взгляд.

– Я готова.

Далила невзлюбила Брукса с первого взгляда. Она считала его претенциозным и высокомерным. Хотя моя сестра не склонна сразу же сближаться с большинством людей, которых встречает. Иногда она производит впечатление холодной и бесчувственной, но я убеждена, что внутри мягкая и нежная. Но после того как Далила теплеет к кому-то, то, как правило, преданна уже до конца.

Вот почему я не решаюсь сбросить на нее бомбу сейчас.

Далила любит Брукса.

Почти так же, как когда-то любила Ройала.

Мы заходим в палату, и я слышу, как она начинает задыхаться позади меня.

– О, Боже мой, – она проходит мимо меня, встает на колени у постели Брукса и берет его за руку. Далила шумно выдыхает. – Он даже не похож на себя, – она прижимается щекой к его безжизненным пальцам. – Что говорят врачи? – спрашивает она.

– Ничего нового с момента нашего последнего разговора, – я занимаю место в углу, и даю Далиле момент побыть с ним. – В основном, просто ждут, когда спадет отек.

– О, хорошо. Ты здесь, – как обычно «при полном параде», с совершенной прической и макияжем, Бренда Эбботт залетает в палату. За эти годы я узнала, что Эбботты никогда не покидают дом, не выглядя лучше всех, независимо от ситуации.

– Нет никакого оправдания, чтобы выглядеть как неряха, – сказал однажды мне Брукс, когда я попыталась покинуть дом в спортивках и футболке.

Я собиралась заправить свою машину.

Бренда устремляется ко мне, целуя в каждую щеку, затем переводит взгляд на покалеченного сына.

– Доброе утро, Далила, – Бренда посылает теплую улыбку с грустным взглядом. – Вернулась с учебы?

– Я прилетела вчера вечером, – говорит сестра. – Как только узнала, сразу забронировала первый билет до дома.

– Такая милая девушка, – Бренда кладет руку на щеку моей сестры. – Если бы у меня был еще один сын, он бы женился на тебе.

Далила отворачивается, явно польщенная. Она не из тех, кто выходит замуж, но Бренда не знает об этом. Я удивлюсь, если кто-нибудь усмирит мою сестру и погонит под венец.

В такт биению сердца Брукса пищат приборы, создавая постоянный саундтрек к нашему разговору. Мы всего лишь три женщины, которые, натянув улыбки на свои лица, ради друг друга делают вид, что все будет в порядке.

Я скрещиваю ноги и смотрю в окно. Из окна палаты открывается прекрасный вид на пруд Мейера. В теплое время года сотни уток слетаются туда. Мы привыкли гулять по этому месту и бросать им кусочки черствого хлеба. Брукс любил смотреть, как они борются за еду. Он бросал маленький кусочек в группу из нескольких десятков уток и смотрел на них. Я всегда кидала хлеб к встревоженным уткам, которые держали дистанцию. Они заслужили это также, как и другие.

Оглядываясь назад, трудно сказать, когда все пошло не так. Несмотря на каждый из наших недостатков и несовершенств, я думаю, что мы были когда-то счастливы.

Возможно, Брукс почувствовал отдаленность с моей стороны? Мое равнодушие? Возможно, он мог бы сказать, что я не была полностью погружена в нас, и решил дезертировать с корабля, прежде чем это стало слишком поздно? Возможно, все это моя вина. Возможно, я уничтожила нас.

Мы должны были пожениться в день Святого Валентина. Праздник выпадал на воскресенье в этом году, так что наша свадьба должна была состояться тринадцатого. Я настаивала на том, что тринадцатое – несчастливое число, но Брукс опроверг мое утверждение. Он думал, что я была милой. А потом он обвинил меня в попытке отложить свадьбу в третий раз.

– Дорогуша, ты слышала, что я сказала? – Бренда Эбботт смотрит на меня через всю палату. Далила тоже.

– Простите, – я прочищаю горло. – О чем вы говорили?

– «Вестник Рикстон Фоллс» хотел бы взять у нас интервью для первой страницы, – Бренда проводит рукой по волосам, подстриженным в стиле боб. Прическа выглядит новой. – Я разговаривала с репортером этим утром, но в редакции хотели бы поговорить и с тобой тоже. Я сказала им, что спрошу тебя, и что это случится только тогда, когда ты будешь готова.

– Я пойду с тобой, – Далила поднимается. – Ты не должна проходить через это одна.

– О, эмм, – мой взгляд мечется между ними. Это будет сложно – дать интервью, когда я все еще переживаю свои собственные эмоции, но я не могу отказаться. – Да, конечно.

– О, мой дорогой ангел, – Бренда кладет руку на грудь и наклоняет голову. – Спасибо. Это будет так важно для Брукса, знать, что мы отказались терять надежду.

– Где репортер сейчас? – спрашиваю я.

– Она ждет в холле рядом с торговыми автоматами на нашем этаже, – говорит она. – Зеленая блузка. Длинные светлые волосы. Ее зовут Афтон, вроде бы. Очень приятная молодая леди.

***

– Вы, должно быть, Афтон? – несколько минут спустя я подхожу в холле к женщине в шелковой блузке приглушенного зеленого цвета. Блузка заправлена в черную юбку-карандаш, и когда женщина поднимается, то возвышается надо мной, стоя в лакированных туфлях. Бриллиантовая брошь в форме двух взаимосвязанных букв «К» и «С» прикреплена к лацкану блузки. Репортерша протягивает руку с теплой улыбкой, словно боится меня.

Может быть, она не очень хороша в такого рода вещах? Я полагаю, что она тренировалась, чтобы не оказаться слишком возбужденной, что вполне понятно, учитывая тему ее интервью.

– Это я, – говорит женщина. – Деми Роузвуд, я полагаю?

Я киваю, встречая ее рукопожатием. Оно слабое, и я не могу не потерять каплю уважения к ней. По крайней мере, она могла бы крепко пожать мне руку. Это выглядит как неуверенность в себе, несмотря на то, что, судя по ее внешнему виду, Афтон явно умеет держать себя в руках.

– Там есть небольшая комната, которую мы можем использовать, – женщина указывает за стойку регистрации, и я следую за ней, в то время как Далила идет за мной. Репортерша пахнет так, словно прошла в универмаге по парфюмерному отделу – увядший коктейль из приятных нечетких ароматов.

Мы присаживаемся за столик в комнате, которую, по-видимому, персонал использует во время перерыва. Торговый автомат жужжит в углу рядом с протекающей кофеваркой. Афтон кладет телефон на стол между нами, прочищает горло и суетится с блестящими светлыми локонами, прежде чем усесться.

– Вы репортер «Вестника»? – не я должна начинать разговор, но она, кажется, нервничает. Предполагаю, что она новичок в этом или просто стесняется.

Афтон улыбается, мягко прочищая горло, и нажимает кнопку записи на своем телефоне.

– Мой редактор хочет, чтобы я взялась за историю Брукса, – говорит она. – И его последующее восстановление. Я думала, что было бы хорошо начать с его матери, а потом она предложила мне поговорить с вами, так как он ваш жених.

Репортерша говорит слово «жених», словно это оставляет горький привкус у нее во рту. Неблагополучный брак, возможно? Она относится к тому типу девушек, которые слишком-красивы, чтобы осесть и завести семью? Она неотрывно смотрит на меня своими зелеными глазами.

– Как вы держитесь? – спрашивает она. – И как вы относитесь к прогнозу его состояния?

– Его состояние не очень хорошее, – говорю я. – И я понимаю и принимаю это день изо дня. Мы все понимаем.

Афтон мягко барабанит по столу пальцами с идеальным маникюром серо-коричневого цвета. Женщина смотрит на меня, но это выглядит так, будто она смотрит сквозь меня. Я не думаю, что ей хочется здесь находиться. Кажется, ей надоела эта история. Могу поспорить, что она из тех женщин, которые скорее бы рассказывали о новостях большого города, а не маленького городишки.

Или о покупках.

Репортерша выглядит как девушка, которая проводит несколько часов в торговом центре каждую субботу.

– О прогнозе… – бормочет она.

– Разве Бренда не рассказывала? – спрашиваю я.

– О, гм, – Афтон начинает бормотать и останавливается. – Иногда два человека могут рассказать очень разные версии одной и той же истории. Всегда хорошо иметь больше, чем одно мнение, и мы не берем интервью у его врачей.

– Мне очень жаль, но моя сестра на самом деле не в том состоянии, чтобы говорить об этом прямо сейчас, – Далила тянется к телефону Афтон и останавливает запись. – Я не уверена, что вы хотите услышать что-либо из этого, не правда ли? Она разваливается, ясно? Посмотрите на нее. Деми прямо сейчас имеет дело с большим количеством проблем, что вы и представить себе не сможете, и последнее, что бы ей хотелось сделать, это вываливать свои чувства какой-то репортерше, которая явно не хочет даже быть здесь.

– Далила, – я прочищаю горло.

– Извини, – сестра поворачивается ко мне. – Каждая секунда здесь – это потерянное время без Брукса. Ты должна быть там, где ты хочешь быть прямо сейчас, Дем. Каждая минута дорога.

Афтон поднимается, проводя рукой вниз по своей юбке-карандаш и тянет ее за край вниз.

– Мои извинения, мисс Роузвуд, – говорит она. Затем встречается взглядом с моей сестрой. – Я не хотела вас расстраивать. Или вашу семью. Я надеюсь, вы понимаете, что я выполняла свою работу.

– У вас есть визитка? – спрашивает Далила. – Она сможет вам позвонить, когда будет готова поговорить об этом. Ну а пока мы просим дать нашей семье некоторое пространство.

Афтон открывает свой клатч, достает визитку и передает через стол. Далила берет ее и засовывает в задний карман джинсов, прежде чем положить руку мне на плечо и вывести оттуда.

– Ты не должна делать это, ты же знаешь, – говорю я сестре, когда мы направляемся в палату Брукса. – Ты не должна всегда приходить ко мне на помощь.

– Эта девушка раздражает, – фыркает Далила. – Она была настолько непрофессиональной. Даже не была заинтересована в том, что ты ей говорила. А ее вопросы? Как ты себя чувствуешь? Туше. Это было грубо с ее стороны, тратить твое время на такое.

Когда мы возвращаемся в палату Брукса, Бренда сидит с его стороны и говорит что-то ему на ухо, будто ее сын вовсе не в коме. Она крутится в своем кресле, когда мы заходим, и поднимает свою руку к щеке, смущаясь.

– Боже мой. Врачи сказали, что, возможно, он слышит меня, – она хихикает. – Я предполагаю, что это звучит глупо, сидеть здесь и рассказывать ему о том, что я планирую приготовить на обед ко Дню Благодарения, но я подумала, если напомню ему, как сильно он любит мою фаршированную запеканку, может, это даст ему стимул, чтобы очнуться.

Мы с Далилой обмениваемся взглядами.

Бренда скользит руками вокруг Брукса и гладит его плечи.

– Ну, Брукс, – говорит она, – твоя красотка невеста уже здесь, так что я собираюсь улизнуть и сделать несколько телефонных звонков. Думаю, выпью кофе. Леди желают чего-нибудь?

– Нет, спасибо, – отвечаю я.

Даже перед лицом трагедии Бренда Эбботт не может отключить свою заботу о других людях. Она всегда одета с иголочки; увидев ее, вы бы не сказали об этой женщине, что ее девяностолетний муж прикован к постели в загородном поместье, а единственный ребенок борется за свою жизнь. Я могу только уповать на то, что, когда стану старше, буду хотя бы наполовину такой же сильной, как эта женщина.

Бренда выходит, и ее каблуки цокают по плитке.

– Он очнется до Дня Благодарения, – говорит Далила.

– И откуда ты это знаешь?

Она пожимает плечами.

– Если ты веришь во что-то достаточно сильно, иногда это становится реальностью.

Я указываю на приборы Брукса.

– Не думаю, что это работает таким образом.

В палату входит один из многих врачей Брукса с медсестрой, которая начинает сыпать статистикой. Они останавливаются рядом с компьютером в углу, а затем переходят к постели Брукса.

– Как он сегодня? – спрашиваю я, когда они проверяют его.

– Мы видим кое-какие улучшения, – у врача волосы цвета чистого снега, а на бейджике написано «Эд Сандерсон, доктор».

Этот доктор хорошо квалифицирован, и он явно не любитель поболтать. Но мне пофиг на манеры человека, если он знает свою работу.

– Мы собираемся сделать еще одно КТ (Примеч.: Компью́терная томография – метод послойного исследования внутреннего строения органа) и ЭЭГ (Примеч.: ЭЭГ – чувствительный метод исследования, который отражает малейшие изменения функции коры головного мозга и глубинных мозговых структур, обеспечивая миллисекундное временное разрешение) на этой неделе.

– О, хорошо, – говорю я, отойдя от кровати Брукса, чтобы предоставить им лучший доступ.

Далила садится в кресло у окна, судорожно что-то набирая в своем телефоне. Если бы это была любая другая ситуация, я бы подшутила над ней за это. Я бы дразнила ее о переписке с мальчиком или спросила, намечается ли у нее свидание. Капля чего-то нормального не помешала бы прямо сейчас. Скорее всего, Далила информирует Дафну, находящуюся в Париже, держа ее в курсе каждой мелочи происходящего.

Постоянный писк аппаратов, поддерживающих жизнь Брукса, возвращает меня прямо в центр этой новой реальности.

– Ты не должна оставаться здесь весь день, – говорю я сестре. – Если хочешь вернуться домой, это нормально.

Она прищуривается и морщит нос.

– Я проделала весь путь сюда из Чикаго, чтобы быть здесь, а ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет, нет, – отвечаю я быстро. – Конечно я хочу, чтобы ты осталась. Я просто говорю, если у тебя есть другие дела, то ты можешь идти, не чувствуя себя плохо из-за этого.

– Что может быть важнее этого? – она снова щурится. – Ты ведешь себя так, будто Брукс восстанавливается после разрыва селезенки, и его отпустят в течение нескольких дней.

Разве?

Врач и медсестра покидают палату без объяснений о его состоянии. И я понимаю почему. Бренда получает всю информацию. Я не жена Брукса. Законно я не могу принимать какие-либо решения о его медицинской помощи. С юридической точки зрения я не имею никаких прав.

– Я забочусь о нем, – говорю я сестре, хотя ощущается это, как напоминание самой себе.

Далила хмурится.

– О чем это ты? Никто не говорил, что ты не заботишься о нем.

– Ты сказала, что я веду себя слишком спокойно, а это означает, что я не забочусь о нем. Поэтому я говорю тебе: я забочусь.

Сестра хватает журнал и раскрывает его на середине. Отсюда я могу заметить, что это журнал о дизайне интерьера, и я уверена, что это Бренда оставила его здесь. Они делают косметический ремонт в их доме, и она рассматривает журналы для создания идей.

– Я не знаю, Дем. Просто помню, как ты испугалась, когда Ройал ушел много лет назад, – она переворачивает страницу, сканируя глазами объявления о деревянной мебели. – Я имею в виду, ты ведь любишь Брукса достаточно, чтобы провести остаток своей жизни с ним, а сейчас ты просто принимаешь все это так спокойно. Я ожидала, что ты будешь разваливаться немного больше, вот и все.

– Беспокойство не заставит его проснуться. Нет ничего плохого в попытке остаться сильной, ведь так?

Далила встает, закрывает журнал и швыряет его в сторону.

– Я не должна была ничего говорить. Я пришла сюда не для того, чтобы критиковать, как ты ведешь себя. Мне очень жаль, – она прижимает руку к груди. – Я здесь для тебя. И Брукса. И я буду здесь, когда он проснется и когда поведет тебя к алтарю.

– Спасибо, – я сажусь возле Брукса и прикасаюсь к его руке, чтобы понять, почувствую ли что-нибудь. Его ладонь теплая.

И это все, что я чувствую.

Теплота. И больше ничего.

– Иногда я думаю, что Брукс был послан Вселенной за все, что сделал Ройал, – размышляет Далила, покусывая губу.

– О чем ты говоришь?

– Мы не знали, почему Ройал ушел. Но, возможно, это не имеет значения. Может быть, ты просто должна была быть с Бруксом, и если бы Ройал застрял рядом, этого никогда бы не случилось.

– Я так не думаю.

– А я думаю, – сестра снова садится. – Все происходит неслучайно. Жизнь – это один огромный ряд домино.

Ее аналогия не подходит мне. Мне нужно знать, что случилось. Я отказываюсь соглашаться с каким-то клише.

– Во всяком случае, я не думаю, что судьба забрала бы Ройала и дала тебе Брукса, если бы вы были предназначены друг для друга, чтобы провести остаток своей жизни вместе.

Букет из ярко-розовых маргариток стоит на окне в палате Брукса. Не понимаю, как я их не замечала раньше, и я не уверена, откуда они появились, так как в больнице не позволяют приносить цветы в реанимацию. Держу пари, Бренда пронесла их. Цветы – ее слабость. Она любит их все без разбора.

В отличие от Брукса.

Маргаритки напоминают мне о борьбе, которая возникла у нас месяц назад во время выбора цветов для свадьбы. Я хотела маргаритки в ярких оттенках оранжевого, желтого и розового. Брукс сказал, что их слишком много. И смотреться они будут дешево. Он настаивал на пионах, хотя я говорила ему, что в феврале не сезон для них. Брукс настаивал, чтобы их прислали из Израиля, что стоило бы десятки тысяч долларов.

Мы боролись до конца дня.

И борьба за цветы привела на следующий день к борьбе за свадебный торт. Брукс хотел классический белый с малиновой начинкой, утверждая, что это традиция Эбботтов. Я хотела немецкий шоколад с начинкой из кокосового ореха. Что-то непривычное и неожиданное. Мое предложение о разных слоях осталось не услышанным.

Оглядываясь назад, могу сказать, что подобное всегда было способом Брукса достичь желаемого. Он был не в состоянии пойти на компромисс. Он хотел получать то, что желал, и всегда добивался этого тем или иным путем.

После борьбы за торт, Брукс извинился за то, что был «женихом-монстром» и утверждал, что это было из-за переживаний, ведь он хотел, чтобы наша свадьба была совершенной. Его мать уже пригласила около пяти сотен гостей, и это не считая гостей со стороны Роузвудов. Брукс целовал мои руки в ту ночь и снова извинялся, он притянул меня в свои объятия и описал самую красивую зимнюю свадьбу, что я когда-либо могла себе представить.

И я простила его.

В сотый раз.

Как дура.

Глава 8

Деми

– Спасибо, что пошла сегодня со мной, – я расстегиваю свой ремень безопасности и хватаюсь за ручку двери автомобиля Далилы, прежде чем сестра останавливается. Она притормаживает на повороте и сворачивает на подъездную дорожку, после чего останавливается возле моего дома.

– Хочешь, я пойду с тобой завтра?

– Ты не должна делать этого. Я могу побыть там одна. Ты всегда можешь зайти и проведать его в любое время.

Далила кладет свою руку на мою.

– Мы все беспокоимся о тебе. Мама и папа. Все.

Я в этом не сомневаюсь.

Я испугала всех, когда Ройал ушел. Должно быть, они чувствуют себя сейчас также, ожидая, что я начну разваливаться.

– Ты ела? – спрашивает она.

– Конечно.

– Почему тебя тошнило прошлой ночью? Ты не беременна?

– Боже, нет, – слава Богу. – Вероятно, стресс.

– Мама и папа приедут завтра, я думаю. Дерек приедет тоже. Он забрал Хейвен. Проводит с ней выходные.

Хоть какой-то проблеск во всем этом, чтобы смотреть вперед, и ее зовут Хейвен. Моя племянница – мой мир, но у меня редко получается видеться с ней с тех пор, как Дерек расстался со своей бывшей.

– Не думаю, что они пускают детей до двенадцати лет в отделение интенсивной терапии, – говорю я.

– Между нами говоря, мы сможем что-нибудь придумать. Дерек действительно хочет увидеть Брукса. Кажется, он воспринял это тяжелее, чем мы думаем, и именно поэтому он еще не пришел навестить его.

Вряд ли между Дереком и Бруксом зародилась дружба в последние несколько лет. Я думаю, это случилось на игре в гольф в выходные в честь Дня Памяти. С тех пор, возможно.

– Дафна писала мне ранее, – говорит Далила.

– Да. Мне тоже.

– Она чувствует себя ужасно, что не смогла приехать сразу же.

– Она вернется на День Благодарения.

– Да, но если что-нибудь случится с Бруксом, и она не сможет сказать... – Далила моргает и отворачивается. – Я даже не хочу заканчивать эту мысль.

У меня болит голова, и я устало смотрю на свою дверь. Как только перешагну ее, смогу закрыться от остальной части мира хотя бы на несколько часов. Я смою этот день с помощью горячей ванны и «Золпидема». (Примеч.: Золпидем – снотворное лекарственное средство). Завтра я проснусь, чтобы пройти через это снова. Надену на себя маску. Притворюсь, что все понимаю. Позволю каждому думать, что я сильнее, чем когда-либо была. Не буду обращать внимания на поток вины, который курсирует по моим венам каждый раз, когда я смотрю на Брукса и чувствую обиду.

И где-то глубоко внутри мне интересно, когда Ройал собирается показаться снова возле моей двери?

Потому что, несмотря ни на что, я не получила ответы на свои вопросы.