Текст книги "Ройал (ЛП)"

Автор книги: Уинтер Реншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 41

Ройал

Семь лет назад

Я еду по шоссе в своем грузовике, на север к Сент-Шармейн, где моя пятнадцатилетняя сестра-подросток тратит большую часть своих дней на всевозможные неприятности.

В последний раз, когда я видел Мисти, она была под кайфом и демонстрировала самодельную татуировку с изображением креста, которую ей набил один из ее приемных братьев. Мы даже не религиозны, но она утверждала, что у нее были видения.

На следующей неделе я узнал, что ее исключили из школы.

Через неделю после этого ее задержали за кражу косметических принадлежностей и презервативов из местного магазина «Уолмарт». (Прим.: американская компания-ритейлер, управляющая крупнейшей в мире розничной сетью, действующей под торговой маркой Walmart). Менеджер магазина отпустил ее, но она заработала себе пожизненный запрет на посещение всей сети.

Она потерянная душа, и я не могу винить ее.

Она выросла, никогда не зная любви родителей. Не имея ориентиров, границ и ожиданий. Рядом с ней никогда не было такой семьи, как Роузвуды, которые приняли бы ее и относились к ней, как к своей.

Я знаю, что, черт возьми, я не был бы тем, кто я есть сейчас, если бы не Роузвуды. Они больше остальных были похожи на настоящую семью, которую я когда-либо знал.

Открыв окно, я позволяю ветру овевать мое лицо и мельком смотрю вниз, чтобы проверить свой телефон. Я не мог связаться с ней с тех пор, как получил от нее сообщение с просьбой о помощи.

Мисти связывается со мной только тогда, когда у нее возникают проблемы, и она нуждается в том, чтобы я выручил ее. И как ее старший брат, у меня нет выбора. У нее есть только я.

Больше никого.

Государство подвело ее, хотя никто не признает этого.

Она – одна из одиннадцати приемных детей в детском доме домашнего типа в Сент-Шармейне, и приемных родителей она не волнует, так же как и то, что она делает. Она поздно возвращается домой, будучи похожей на смерть, и они ей ничего не говорят.

Они благополучно проходят инспекции и визиты соцработников – и это все, что имеет значение.

Между тем, они сидят сложа руки и пользуются всеми преимуществами, которые им нужны. Деньги, которые должны были пойти ей на пропитание и жилье, она даже не видит. Она не должна быть такой худой, как сейчас, и она не должна носить мужскую одежду из департамента юниоров «Сирс».

Мисти рассказала мне, как она большую часть времени проводит у своей лучшей подруги, Сиары, дома. От ее отца, Рика, по моему телу бегут мурашки, но Мисти сказала, что он обращается с ней как папа. И она использовала это слово. Папа. Словно она в гребаном детском саду.

Рику не хватает нескольких зубов, его повседневная одежда состоит из дырявых джинсов и майки, а обветшалое дерьмо, которое он называет домом, наклонено влево, и краска отрывается от сайдинга тонкими изогнутыми полосками. Во дворе больше грязи, чем травы, а крыша провисает посередине. Я не могу заботиться о его дерьме, но, по крайней мере, благодаря ему моя сестра сыта и находится в окружении понимающих людей, и это больше, чем кто-либо другой из Сент-Шармейн когда-либо делал для нее.

Сегодня Мисти послала мне сообщение о помощи, когда мы с Деми возвращались с прогулки. В тексте было лишь наше секретное кодовое слово: ФЕВРАЛЬ. Февраль – это месяц, когда нас забрали от Моны и разлучили, и, как кодовое слово, февраль – это наш способ сказать: «Ты мне нужен. Это срочно».

Я всегда говорил ей: напиши слово, и я прибегу.

Никаких лишних вопросов.

Именно это я сейчас делаю.

Я заезжаю на подъездную дорожку и мое сердце колотится, когда я подъезжаю ближе к дому Сиары.

Я точно знаю, куда следовать, так как высадил ее там прежде, когда она просила, умоляла и кричала, чтобы я не возвращал ее в приемный дом. Она утверждала, что двое из ее приемных братьев издеваются над ней, заставляя показывать им свои сиськи, и пытаются прокрасться к ней в спальню ночью. Она утверждала, что спит с перекрытой комодом дверью, по крайней мере, когда она там ночует, но большую часть времени она находится у Сиары.

Наверное, это меньшее из зол.

Однажды я подал жалобу ее социальному работнику. Очевидно, претензии оказались необоснованными, потому что она ничего не предприняла, и жизнь, казалось, продолжилась для всех лиц, которые были вовлечены в это.

Но от мысли о том, что кто-то трогает мою младшую сестру, моя кровь кипит. В первый раз, когда она рассказала мне об этом, я разозлился. Я хотел убить этих ублюдков, если бы мне не помешала Мисти.

Она сказала, что угрозы только усугубят ситуацию, а я точно не хотел этого.

Когда я подъезжаю к дому Сиары и выскакиваю из своего грузовика, я слышу крики. Кричат люди. Мужчина и женщина.

Слышны хлопки дверью, грохот окон в передней части кривого дома. Когда я приближаюсь, лязгающие и дрожащие звуки становятся громче. Грузовик Рика припаркован снаружи, дверь со стороны водителя частично приоткрыта, как будто он собирался куда-то пойти, но передумал.

Или, например, как будто он схватил дробовик из салона грузовика.

Черт.

– Мисти! – я стучу в шаткую дверь и вхожу. У меня нет времени на гребаную вежливость. – Мисти, где ты?

В доме пахнет химикатами, и мои глаза начинает жечь, когда я вхожу. После нескольких вдохов мои легкие тоже горят.

– Ройал! – топот ног Мисти, бегущих вниз по лестнице, привлекает мое внимание. Она летит в мои объятия, ее щеки мокрые от слез, светлые волосы разлетаются во все стороны, а одежда вся разодрана. Опухшее лицо говорит мне о том, что этот чертов ублюдок ударил ее.

– Черт, Мисти. Что он с тобой сделал? – я откидываю волосы с ее лица, и ее темные глаза наполняются слезами. – Я убью его. Я, блядь, убью его за то, что он сделал тебе больно.

– Кто, черт возьми, в моем доме? – голос Рика доносится с верхних ступеней лестницы. Со своего места я слышу жесткий звон ремня, когда он застегивает рваные джинсы.

Рик большой мужик, и с каждым шагом, который он делает, лестница скрипит и трещит, а перила наклоняются.

– Ты просто зашел в мой дом? – выплевывает Рик.

– Что ты сделал с Мисти? – я делаю шаг вперед.

Сестра стоит за моей спиной, хватается за край моей рубашки и держится за меня, как за спасательный круг.

– Ты трахнул мою сестру? Мою пятнадцатилетнюю сестру? – спрашиваю я. – Ответь мне, придурок.

– Разве это твое дело, сынок? – Рик вытаскивает пачку сигарет из кармана и щелкает зажигалкой, сверкая самодовольной, желтозубой улыбкой, когда та загорается. – Что, считаешь, что ты гребаный детектив? Вломился в мой дом, требуешь объяснений, что, черт возьми, я со своей девочкой делаю в уединении в собственном доме?

Мой живот скручивает. Меня сейчас стошнит.

– Ты… Трогал мою сестру? – я поворачиваюсь к Мисти, и она смотрит вниз на грязный коврик под ногами. – Черт, Мис. Скажи мне, что ты не трахаешься с Риком. Тебе пятнадцать.

Возможно, Мисти видела и делала многое, чем большинство взрослых в этой жизни, но она все еще чертов ребенок.

Рик тяжело шагает, направляясь к нам, отталкивает меня за плечо и хватает мою сестру за руку. Я тянусь к нему, отталкиваю его от нее, и он толкает меня так сильно, что я налетаю на соседний журнальный столик. Он ломается подо мной, осколки разбитого стекла впиваются мне ладони.

Я порезался, у меня идет кровь, но я не чувствую этого.

Все, что я вижу, это красный цвет перед глазами, и мне хочется убить этого гребаного ублюдка.

Поднимаясь, я отряхиваю стекло со своей одежды и прохожу мимо парадной двери туда, где Рик возится с Мисти. Он хватает ее за задницу, тиская ее, сдавливая, и она поправляет свою потертую рубашку, пытаясь – но не сумев – прикрыться.

– Черт возьми, не трогай ее, – говорю я.

Рик поворачивается ко мне лицом, всматриваясь через свой огромный нос, насмехаясь. Он сбрасывает пепел с сигареты и выдыхает дым мне в лицо.

– Да? И что ты собираешься делать? – Рик насмехается. Он обнимает Мисти за плечи, и она наклоняется вниз, умоляя о помощи своими темными глазами. Рик целует ее в лоб и смеется. – Мы влюблены. Твоя сестра любит меня. И она нуждается во мне. Разве это не так, детка?

Он поднимает ее длинную руку, ту, что она прятала и прижимала к своему телу с того самого момента, как я вошел.

Она вся покрыта шрамами.

И теперь я понимаю. Рик – ее поставщик. Он втянул ее в это, он подпитывает ее зависимость и полностью контролирует ее.

Я должен увести ее отсюда. Я должен увезти ее из Сент-Шармейн. Она возвращается со мной в Рикстон Фоллс. Если потребуется, я буду умолять Роберта и Блисс принять ее, но она не может больше оставаться здесь.

Она умрет здесь.

Я должен спасти ее.

Я – единственный, кто действительно волнуется об этой потерянной пятнадцатилетней девчонке.

– Я спросил, – Рик подталкивает Мисти, – разве это не так, детка? Скажи своему брату, что любишь меня.

Нижняя губа Мисти дрожит, и на секунду я думаю, что она расстроена из-за того, что он ее принуждает.

– Я… прости, Ройал, – мое сердце останавливается от ее слов. – Я… я действительно люблю Рика. Я безумно люблю его.

Этот сорокалетний засранец светит своей гордой и самодовольной улыбкой.

– Видишь. Я же говорил.

– Ты ребенок, Мис. Ты не знаешь, что говоришь. Ты зависима. Ты от него зависима, поэтому боишься быть без него, – я протягиваю к ней руку, пытаясь притянуть к себе. – Давай. Ты пойдешь со мной домой. Мы вытащим тебя из этой дыры. Тебе нужно лечение.

Мисти качает головой, большие слезы скатываются по ее пухлым щекам.

– Почему ты мне написала? – у меня низкий голос, не такой как всегда. Рик следит за каждым нашим движением с победной улыбкой, потому что знает, что бы я ни сказал, это не подействует на Мисти.

Вот как это работает с наркоманами. Наркотики всегда побеждают. За наркотиками всегда стоит последнее слово.

– Я думал, у тебя проблемы. Вот почему я пришел, – говорю я. – Что случилось?

Рик сжимает ее плечи, а затем грубо хлопает по спине.

– У нее просто была небольшая паника от препарата, вот и все, – говорит он, облизывая влажным языком свои кривые зубы. – Для нее это был первый раз. Она немного нервничала.

Не задумываясь, я отстраняюсь и ударяю его по челюсти правым хуком. Он спотыкается, опрокидывая пустой горшок для растений, и с силой ударяется затылком о стену, отчего на той остается вмятина.

Кажется, он отрубился на секунду, поэтому я хватаю Мисти за руку и тащу ее к двери.

– Мы уходим, – я зол, сжимаю ладонь до боли в кулак, отчего та пульсирует.

Она дергает руку назад.

– Я не хочу.

Рик поднимается, встает на ноги и натыкается на меня, смотря так, словно он полузащитник и в двух секундах от того, чтобы наброситься на квотербека. Почти как в замедленной съемке я вижу, как он откидывается назад, а затем делает выпад. Мисти блокирует его, и он толкает ее на землю. Она взвизгивает, когда приземляется на локоть, и я бросаюсь в ее сторону.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она сжимает локоть другой рукой и кивает, зубами впиваясь в нижнюю губу.

– Все, пойдем, – я поднимаю ее на ноги. Как только посажу ее в грузовик, сразу позвоню в полицию, чтобы поговорить с ними. И я сделаю все, чтобы быть уверенным, что его посадят на долгий срок за изнасилования. Хранение и распространение наркотиков. Нападение. Все на свете.

– Ты никуда с ней не поедешь, – Рик хватает Мисти за запястье, чуть не ломая его, и вырывает ее, как чертову тряпичную куклу.

Бьюсь об заклад, Мисти весит не больше тридцати шести килограммов.

– Детка, ты же знаешь, я люблю тебя. Я никогда не сделаю ничего, чтобы причинить тебе боль, – Рик приглаживает свои волосы мясистыми пальцами, и она смотрит в его глаза одновременно с любовью и страхом. – Там, наверху, случилось недоразумение. Это был не я. Ты настолько чертовски сексуальна, что я не мог устоять. Я не мог ждать. И ты была так хороша.

Меня сейчас стошнит.

– Детка, ты мне нужна. Не уходи с ним. Он твой брат, но ему наплевать на тебя. Появляется только тогда, когда у тебя проблемы, словно он какая-то нянька.

Моя грудь горит. Я чертовски ненавижу то, что Рик прав. Я должен был больше находиться здесь, рядом с сестрой. Я должен был быть рядом и в хорошие времена, а не только в плохие.

– Ты все еще любишь меня? – спрашивает Рик, смотря на мою сестру обманчивыми, щенячьими глазами. Уверен, она изголодалась по этим словам. Не удивлюсь, если она сможет посчитать на пальцах одной руки, сколько раз в своей жизни ей приходилось слышать эти слова. И я уверен, что Рик это знает. Он извлекает выгоду из этой сломанной, хрупкой девушки, которая не хочет ничего больше, чем кого-то, кто смог бы позаботиться о ней.

– Ты знаешь, я бы все для тебя сделал, детка, – Рик целует ее в лоб, притворяясь, что меня здесь вовсе нет. Его голос мягкий и нежный, как у любящего партнера, как у того, кто хочет защитить ее, сохранить в безопасности, тепле и радости. Он ведет себя так, словно не насиловал и не избивал ее час назад. – Ты мой мир, Сахарная пчелка.

Мисти дарит ему улыбку.

Гребаную улыбку.

– Он манипулирует тобой, – я пальцами цепляюсь за шлевки и качаю головой. – Не слушай его, Мисти. Он нахрен изнасиловал тебя. Ты уезжаешь со мной. И я звоню в полицию. Рик – гребаный монстр, и я хочу быть уверенным, что его запрут на долгие, долгие десятилетия.

Улыбка Мисти исчезает, и ее глаза округляются. Она поворачивается к Рику, хватая ткань его рубашки, и цепляется за него так, как прижималась ко мне некоторое время назад. Я узнаю это выражение лица. Она в ужасе. Ей страшно потерять единственного мужчину, который заставляет ее чувствовать себя любимой. И, по совпадению, единственного человека, который сохраняет ее зависимость к наркотикам и в то же время удовлетворяет ее.

– Не позволяй ему, Сахарная пчелка, – кричит Рик. – Если приедет полиция, они запрут меня навсегда. Увезут. И ты меня больше не увидишь, может, только когда будешь давать показания против меня в суде. Ты бы не хотела этого делать сейчас, не так ли? Отпустить меня? Никто не полюбит тебя так, как я. Ты же знаешь это.

Мисти кивает, облизывая слезы с губ.

– И тебя они тоже закроют, – добавляет Рик. – Ты же знаешь, они найдут основания засунуть тебя в тюрьму для несовершеннолетних, а тебе там не место. Ты же не хочешь уезжать отсюда, да, детка?

Она смотрит на меня, потом на Рика, потом снова на меня.

– Я люблю его, Ройал, – говорит она надрывно. – Я знаю, ты не это хотел услышать, но я безумно его люблю. И он прав. Ты приходишь лишь тогда, когда у меня проблемы. А Рик всегда был здесь, за моей спиной, и он любит меня, словно я величайшая женщина в мире.

Захватив горсть своих волос, я дергаю концы и вглядываюсь в грязный ковер настолько внимательно, что у меня начинают болеть глаза. Она думает, что влюблена, и чертов Рик – ее первая любовь. Я знаю из первых рук, насколько сильной может быть первая любовь. Эта связь, будь то рациональная или иррациональная, неразрывна.

– Ты, детка, – добавляет Рик, гладя ее костлявую спину, – ты самая лучшая женщина в мире. Черт, детка, ты мой мир.

Я отказываюсь стоять здесь и смотреть на то, что он делает с ней. Она слишком молода, чтобы понимать происходящее, и слишком зависима от заботы.

Но мне не все равно. Я чертовски волнуюсь и виню себя за происходящее.

У меня был грузовик с того дня, как мне исполнилось шестнадцать. Я мог бы приезжать чаще. Конечно, поездка занимает три часа, но я мог бы приложить больше усилий, чтобы чаще находиться рядом, чтобы иметь большее влияние и проводить с ней больше времени.

Это все моя вина. Я подвел ее как старший брат. Но я собираюсь исправить это сейчас.

– Пойдем, Мисти, – я дергаю ее за руку и в последний раз тащу ее к дверям. Моя хватка на ее запястье жесткая, такое чувство, что даже сломать, но я не отпускаю. Она поедет со мной, и ни черта она с этим не поделает.

– Ройал, отпусти! – Мисти корчится и отбивается, сопротивляясь мне, как щенок, сражающийся с поводком. – Я не хочу идти с тобой! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя!

Мисти бьет меня и пинает по ногам, вертит головой из стороны в сторону, отчего волосы прилипают к ее заплаканному лицу.

– Успокойся, черт побери, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Не отбивайся от меня.

– Остановись! Ты причиняешь мне боль, Ройал, – кричит она. – Не делай этого. Не делай этого, пожалуйста…

Ногтями она царапает кожу на моих руках до такой степени, что начинает идти кровь. В течение нескольких секунд я становлюсь весь покрыт царапинами.

– Отпусти ее, Ройал, – кричит Рик.

Я оглядываюсь на него, он стоит, скрестив руки на груди, со своей классической самодовольной ухмылкой и с телефоном в руке. Он не пытается прийти ей на помощь, а просто стоит там, будто смотрит на гребаного Джерри Спрингера.

– Какого черта ты делаешь? – спрашиваю я.

– Убеждаюсь, что ты не сделаешь ничего глупого, – говорит он.

Я отпускаю Мисти, и она с взъерошенными волосами падает на пол в кучу потрепанной одежды.

– Что, черт возьми, это значит? – я мчусь через всю комнату, и он засовывает свой телефон в задний карман, поднимая руки и пожимая плечами.

– Ты попадешь к полицейским, – говорит он, – и я удостоверюсь в том, чтобы именно ты был тем, кого закроют на очень долгое время.

– Я ничего не делал, – выплевываю я слова.

Он вытаскивает свой телефон, включает аудиозапись, которую только что успел записать, с кричащей сестрой, умоляющей меня остановиться, и что я делаю ей больно.

– Пошел ты, Рик, – рычу я. – К черту. Тебя.

Он смеется, указывая на то, что моя сестра идет к нему. Они плюхаются на диван вместе, и она поднимает свои ноги вверх, прижимаясь к нему, как собачка к его ногам.

Я не могу поверить, что это происходит.

– Лучше бы тебе уехать, сынок, – Рик кивает на дверь, затем обнимает мою сестру, положив руку на ее задницу, как будто владеет ею.

К черту это.

Я не могу заставить ее пойти со мной.

И я уверен, черт возьми, что не хочу сесть в тюрьму за то, чего не совершал.

Боже, я даже не могу представить, что подумали бы Роузвуды, если бы меня обвинили в том, что я что-то сделал со своей младшей сестрой. От одной этой мысли мне становится плохо.

– Отлично. Я ухожу, – я берусь за ручку входной двери. – Но ты должна знать, Мисти, что этот человек тебя не любит. Он использует тебя. Манипулирует тобой. А я? Я семья. Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что.

Затем я ухожу.

Мне больше нечего делать здесь, но надеюсь, что она придет. Надеюсь, она одумается. И надеюсь, что она не умрет от передозировки, прежде чем у нее появится возможность что-то сделать самой.

***

Я на полпути к Рикстон Фоллс, нервы до сих пор на пределе, и тело все еще дрожит от ярости, когда красно-бело-синие огни начинают мелькать в зеркале заднего вида. Быстрый взгляд на спидометр говорит мне, что я едва превысил скорость.

Привстав, я вытаскиваю свой кошелек из заднего кармана и достаю права. Мои руки покрыты кровью и царапинами, оставленными ногтями Мисти.

Блядь.

Ничем, кроме джинсов и футболки, невозможно это скрыть.

Ослепительно-желтый свет от фонарика направлен мне в лицо, поэтому я не могу разглядеть лицо полицейского.

– Ройал Локхарт? – спрашивает женский голос. Свет опускается, и я вижу ее. Непроницаемое лицо. Закаленный взгляд. Нулевая симпатия. На табличке с надписью на груди выведено: ЗАМЕСТИТЕЛЬ ШЕРИФА МАРТИНЕС.

– Да?

– Сэр, выйдите из машины и положите руки так, чтобы я могла их увидеть.

Я практически ощущаю, как вся краска уходит с моего лица, и когда я пытаюсь проглотить ком, ничего не происходит. У меня перехватывает дыхание. Грудь болит.

Это не простая остановка из-за превышения скорости.

Я медленно выхожу и поднимаю руки вверх. Другой автомобиль с полицейскими припаркован за машиной заместителя шерифа Мартинес, а третий появляется в облаке пыли.

Что. За. Херня. Происходит?

– Ройал Локхарт, вы арестованы за сексуальное нападение на несовершеннолетнюю, – в ее голосе присутствует недовольство, и от звука ударов сердца в ушах я слышу ее словно издалека, при том, что она стоит прямо за мной. От звона наручников мои внутренности сжимаются в узел. – У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. У вас есть право на адвоката…

Я глотаю воздух, будто тону. Когда металлические манжеты сжимаются вокруг моих запястий, я закрываю глаза.

Это все плохой сон.

Нет, это кошмар.

Заместитель шерифа Мартинес подводит меня к задней части ее машины и давит своей рукой мне на макушку, когда толкает меня внутрь. Я приземляюсь на колени и, с руками за спиной, принимаю нормальное положение.

Наручники врезаются в костяшки на моих запястьях. Я оглядываюсь на заднюю дверь грузовика. Обе двери в кабину открыты, и два полицейских осматривают его, словно что-то ищут.

Они возвращаются с белым мешком, предназначенным для улик, заполненным хрен знает чем. Все, что у меня было, это пара толстовок, несколько пачек жевательной резинки, полупустая бутылка «Геторейд» (Прим.: Энергетический напиток компании PepsiCo) и дополнительная пара кроссовок.

Спустя некоторое время заместитель шерифа Мартинес забирается на переднее сиденье и подносит рацию к губам.

– Мы поймали его. На обратном пути.

На заднем сиденье ничего нет, кроме металла. Металлическое сиденье. Металлические стержни.

Я как животное, запертое в чертовой клетке.

С каждой ямой на дороге меня откидывает на спину, голова бьется о сетку на окне. Мартинес ничего не говорит, но я не уверен, чего ожидать. Вряд ли полицейские должны выразить свою признательность за мое сотрудничество.

Я делаю четыре глубоких вдоха и снова закрываю глаза, сопротивляясь желанию кричать на эту женщину, что я невиновен.

Я не сделал ничего плохого, кроме как попытался спасти свою сестру от того гребаного хищника, которого она считает любимым.

Роберт сказал бы мне держать язык за зубами, пока сам не приедет, вот что я и буду делать.

Первым делом я позвоню ему и все исправлю.

И уже вечером мы отправимся обратно в Рикстон Фоллс. И я смогу увидеть Деми. И смогу забыть об этом.

Боже. Деми. Я так по ней скучаю.

С плотно закрытыми глазами я концентрируюсь на том, как хорошо будет снова почувствовать ее. Оставить все позади и потеряться в ее прекрасных голубых глазах, ощутить ее вкус на своем языке и почувствовать ее запах на своей коже.

Я люблю ее больше, чем кого-либо в жизни.

Деми Роузвуд – и есть моя жизнь.

Просто я должен пережить сегодняшний вечер.

И завтра я увижу ее снова.