355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уинстон Грэм » Незнакомец из-за моря » Текст книги (страница 4)
Незнакомец из-за моря
  • Текст добавлен: 24 октября 2017, 23:30

Текст книги "Незнакомец из-за моря"


Автор книги: Уинстон Грэм



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Глава четвёртая
I

Об Уильяме Уиндхаме, первом бароне Гренвиле, говорили, что страсть к Боконноку, поместью в Корнуолле размером в восемь акров, была единственным изъяном в его выдающейся парламентской карьере. Поместье купил Уильям Питт за часть выручки от продажи огромного алмаза, оно перешло к Гренвилю, когда тот женился на Энн Питт, дочери лорда Кэмелфорда.

Гренвиль, строгий человек с аристократическими вкусами, способный делать замечания относительно долга и ответственности многим людям, не исключая королевскую семью, обычно сам пренебрегал долгом, стоило ему оказаться в двухстах пятидесяти милях от Вестминстера, в своём особняке с видом на огромный парк, где его владения простирались, насколько мог охватить самый зоркий взгляд.

Именно здесь, а не в Вестминстере, с ним впервые встретился Джордж Уорлегган. Его представил сэр Кристофер Хокинс, который считал себя другом Джорджа, что не мешало ему наживаться за его счет. Хокинс сообщил его милости, что если тому понадобится еще один человек на приеме в честь победы в Трафальгарской битве, устраиваемом в Боконноке, то подходящим гостем мог бы стать член парламента от Сент-Майкла, лет пять назад получивший звание рыцаря и имеющий немалое влияние в Труро. Джордж удивился, но охотно принял приглашение. Как раз в этот период он понемногу начал выходить из глубокой печали после смерти Элизабет и в нём снова стало разгораться честолюбие.

Никто, даже сам Джордж, не рассчитывал, что за последующие пять лет он так сблизится с лордом Гренвилем – сдружиться с Гренвилем было значительно труднее, чем с принцем Уэльским – но Уорлеггана часто принимали в огромном доме. Время от времени они встречались в Вестминстере, и Гренвиль счёл полезными соседство и поддержку корнуольца. Лишившись спутницы жизни, Джордж почти не принимал гостей, но летом 1809 года устроил в Кардью большой приём, пригласив лорда и леди Гренвиль. Тот отказался, но записку с отказом написал собственноручно.

На следующий год, спустя месяц после ежегодного паломничества Джорджа в Тренвит и почти за месяц до того, как Росс поддался давлению и согласился поехать в Португалию, Гренвиль пригласил Джорджа на приём и обед в своём доме. Именно там Джордж случайно встретился с леди Харриет Картер. За обедом они сидели рядом, и Джордж заинтересовался – отчасти это было физическое влечение, отчасти интерес и любопытство.

Она была темноволосой – тёмной, как ночь, в противоположность светлой, как день, Элизабет – не особенно красивой, но со строгими классическими чертами лица, которые всегда восхищали Джорджа. Волосы цвета воронова крыла блестели, как лакированная кожа, а глаза были удивительно красивыми. В элегантной одежде леди Харриет Джордж сразу же распознал прекрасный вкус – отличительную особенность высокородных женщин, таких, как его первая жена.

Считалось, что за столом лорда Гренвиля невозможно встретить недостойных людей, хотя его милость, вынужденный исполнять роль хозяина одного из самых крупных частных имений графства, иногда включал в число гостей некоторых местных уважаемых и влиятельных помещиков (и их жён), которые, по мнению Джорджа, уважения совершенно не заслуживали. Леди Харриет явно была не из их числа.

Некоторое время за столом велась оживлённая беседа о беспорядках на севере страны, падении курса фунта и скандале с герцогом Камберлендским. Потом соседка заскучала и, обернувшись к Джорджу, задала вопрос:

– Могу я узнать, где вы живёте, сэр Джордж?

– Примерно в тридцати милях к западу, мэм, в Кардью. Между Труро и Фалмутом.

– Должно быть, там хорошая охота.

– Говорят, что так.

– А сами вы не охотитесь?

– У меня слишком мало времени.

Она тихонько засмеялась.

– И что же может быть важнее охоты?

Джордж едва заметно кивнул в сторону хозяина дома.

– Дела государства.

– Вы заняты государственными делами?

– Среди множества других.

– И каковы же другие?

Он колебался, уязвлённый тем, что ей ничего о нём неизвестно.

– Проблемы графства. Вы не из Корнуолла, мэм?

– Я живу в Хатерли. Прямо по другую сторону границы графства.

Несколько минут они беседовали. Голос Джорджа был низким и хрипловатым, а смех его соседки – тихим, беззаботным и мелодичным. В ней чувствовались тактичность и опыт. Он с удивлением обнаружил, что заглядывается на глубокое декольте её платья, а её грудь похожа на теплую слоновую кость. Ему были непривычны подобные мысли.

Когда подали новое блюдо, к Джорджу обратился мужчина по имени Граттон. Он перегнулся через стол и прогудел:

– Слушайте, Уорлегган, а какую позицию вы занимаете относительно предоставления прав католикам? Я никогда не слышал, чтобы вы говорили об этом в Палате!

– Я не слишком много говорю в Палате, – холодно ответил Джордж. – Предпочитаю оставить красноречие ораторам. Есть немало других способов быть полезным.

– Да, старина, но ведь у вас есть своё мнение! У всякого есть, то или иное. Как вы голосуете?

Это прозвучало бестактно – в этом отношении, как и во многих других имущественных и личных вопросах, мнение Джорджа расходилось с мнением хозяина дома, однако ради собственной выгоды Джордж изо всех сил старался это скрывать. В общем, дурак Граттон заслужил, чтобы с него сбили спесь. Но Джордж был не слишком остроумен, а кроме того, обеспокоен тем, что его услышит леди Харриет.

– По правде говоря, Граттон, мои взгляды на этот вопрос не слишком экстравагантны. Я голосую так же, как и мои друзья.

– И кто же ваши друзья?

– Стоит ли спрашивать об этом в таком обществе? – ответил Джордж.

Граттон изучил тарелку с олениной, которую только что перед ним поставили. Добавил подливки и сладкого соуса.

– Должен сказать, старина, это весьма неудовлетворительный ответ, ведь и прежде случалось, что из-за этого вопроса правительства лишались власти!

– И, без сомнения, это случится снова, – вставил сосед Граттона. – Либо им не провести этот закон!

– Мистер Граттон, – сказала леди Харриет, – а что вы скажете о предоставлении прав методистам для разнообразия? Боюсь, теперь, когда принц Уэльский тесно общается с леди Хертфорд, мы все скоро запоём псалмы.

Раздался смех, и разговор перешёл к непристойным слухам о природе отношений принца с новой фавориткой.

Леди Харриет обратилась к Джорджу, понизив голос:

– Полагаю, сэр Джордж, ваше пристрастие к католикам не так велико, как у лорда Гренвиля?

Он оценил, как умело она сменила тему разговора, и подозревал, что это сделано намеренно.

– Лично мне, мэм, это почти безразлично. Религия не слишком много для меня значит. Но свои предпочтения я держу в стороне от парламента и государственной службы. За прошедшие годы там развелось достаточно предателей.

Сказав это, Джордж, поражённый собственной неосторожностью, тут же пожалел о своей откровенности. Если он хотел оставаться и дальше политическим попутчиком лорда Гренвиля, говорить подобные вещи в этой компании – по меньшей мере глупо. Он проклинал и себя, и женщину, которая спровоцировала его сказать правду.

– Без сомнения, – холодно добавил он, – я задел вас своими словами, но надеюсь, вы примете их как знак моего доверия.

– Вы меня нисколько не задели, – сказала она. – И я отвечу вам, доверив свой маленький секрет. Я ненавижу католиков, всех до одного. И боюсь, Уильям об этом знает.

Под Уильямом она подразумевала лорда Гренвиля.

В итоге Джордж получил от этого обеда гораздо больше удовольствия, чем от любого другого за долгое время. Казалось, он взглянул через очки, которые теперь использовал для чтения – и мир вокруг заиграл новыми яркими красками. Это приводило его в замешательство, но отнюдь не огорчало. Джордж не доверял своим чувствам.

Что ж, сказал он себе, всё это скоро забудется. Есть множество других, более важных дел. Но спустя несколько дней, к собственному удивлению, хорошенько всё обдумав, он предпринял осторожное расследование. Он же ничего не теряет, узнав побольше об интересующем субъекте. Это вполне может оказаться весьма любопытным, думал он, а интерес у него совершенно бескорыстный.

Таким образом он получил достаточно достоверных сведений и немного слухов. Она оказалась урождённой Харриет Осборн, сестрой шестого герцога Лидса. Её муж, сэр Тоби Картер, владелец поместий в Лестершире и на севере Девона – игрок и повеса, пользовавшийся дурной славой, весь в долгах – скончался, сломав шею на охоте. Он промотал даже её приданое, поэтому поместье в Лестершире пришлось продать, и теперь она владела только полуразорённой собственностью в Девоне, а единственным доходом оставалось пособие, назначенное герцогом. Детей у нее не было.

Так гласили достоверные сведения. Слухи же говорили, что муж с женой не ладили, что она пылала безумной страстью к охоте, а он запирал её в комнате два дня в неделю, чтобы помешать слишком часто выезжать со сворой гончих. Ходили и другие неприятные сплетни, но надо признать, больше о сэре Тоби.

Всего этого более чем достаточно, чтобы оттолкнуть человека, подобного Джорджу. Меньше всего ему хотелось бурной семейной жизни, а если в какой-то момент он сочтет повторный брак приемлемым или, по крайней мере, допустимым, – за этот шанс ухватятся не меньше двадцати хорошеньких кротких девушек. Но эта темноволосая аристократичная вдова с её историей, пожалуй, даже зловещей...

Кроме того, сказал себе Джордж, чтобы окончательно закрыть этот вопрос, ему никогда не добиться ни разрешения герцога на подобный брак, ни даже его одобрения. Может, в Корнуолле имя Уорлеггана и повергает всех в дрожь, но в тех кругах, где привыкла вращаться леди Харриет, оно ничего не значит. Её отец как-никак был лордом-камергером королевского двора. Она принадлежала к самому блестящему обществу. Чересчур блестящему.

Но в этом для него заключалась только половина искушения.

Другой половиной стала сама Харриет, и здесь Джорджу нелегко было разобраться в собственных чувствах. Пару раз он просыпался ночью, проклиная свою встречу с Клоуэнс Полдарк.

Инстинкт подсказывал, что ему следует с первого взгляда возненавидеть эту девушку и, конечно, он именно это и показал, вполне открыто. Он вёл себя с ней ужасно грубо, а она не обращала на это внимания. Он увидел дочь двух самых ненавистных ему людей на свете и, ослеплённый, выплеснул на неё всю свою злость. Но в то же время, на более глубоком, подсознательном уровне, находил её очень привлекательной, сексуальной, восхитительной. Джордж понял это не сразу, а когда его стал преследовать образ девушки в белом платье, стоящей в полутёмном зале с букетом краденых наперстянок, и прямой взгляд ее серых глаз – невинный, заинтересованный и без обиды.

Разумеется, в самых безумных мечтах – если таковые случались – он не представлял её своей, между ними даже в мыслях не могло быть ничего, кроме старой семейной вражды. Однако свежесть юности, невинность и привлекательность этой девушки что-то пробудили в нем, и с того дня Джордж постепенно начал мыслить иначе. Ему больше не хотелось годами вести жизнь аскета. Есть кое-что более важное, чем изучение балансовых ведомостей и укрепление влияния в коммерции или политике. Существует женщина... женщины, он стал замечать женщин повсюду и вспоминать связанные с их непостоянством беспокойство и ревность, завоевания, поражения и победы – ощущение полноты жизни. К нему стали возвращаться воспоминания о жизни с Элизабет, больше не отравленные гневом и болью утраты. Незаметно для самого себя он стал тяготиться одиночеством, и встреча с Харриет Картер произошла в подходящее время.

Однако, как и подобает осторожному человеку, ещё некоторое время Джордж ничего не предпринимал. Он не знал, как следует поступить, если он всё же решит действовать. Вдова не жила затворницей, она была сама себе хозяйка, но всё же вряд ли согласилась бы на какой-либо союз без полного одобрения своего семейства, чего в ближайшее время ожидать не приходилось.

И всё же, всё же... Жениться на сестре герцога! Даже в домах знати не презирают деньги. Если она и в самом деле так бедна, как говорят слухи, герцог будет рад сбыть её с рук. Тут всё зависит от правильного подхода. Как бы то ни было, Джордж не хотел разыгрывать свои карты слишком рано. Как можно судить по единственной встрече? Но как ухитриться устроить другие, не выказав своего интереса слишком явно? В конце концов Джордж поделился своей проблемой со старым другом, сэром Кристофером Хокинсом.

Сэр Кристофер рассмеялся.

– Небом клянусь, нет ничего проще, дорогой друг. Сейчас она вместе с тёткой гостит у Годольфинов. Я напрошусь к ним в гости, и вы сможете пообедать и поужинать с нами.

Так они встретились во второй раз, и хотя компания была многочисленной, им удалось поговорить, и леди Харриет быстро разгадала намерения Джорджа. Это несколько изменило её отношение. Искристые тёмные глаза смотрели немного отстранённо, мысли как будто где-то блуждали, она словно забывала о его присутствии. Она говорила с ним вежливо, но с лёгкой иронией, и это заставляло Джорджа чувствовать себя неловко. Однако леди Харриет не относилась к нему холодно, как наверняка произошло бы в том случае, если она сразу же сочла его сватовство неприемлемым.

Её тётушка, бледная и тощая женщина, выглядевшая так, будто к ней присосались пиявки, также поняла его намерения и сочла это неприятным. Семья Осборнов владела в Корнуолле значительной собственностью и, должно быть, мисс Дарси слишком хорошо знала Уорлеггана и его историю.

Так что вторая встреча завершилась не особенно удачно, хотя и не обернулась полным поражением. Даже намёк на сопротивление всегда придавал Джорджу сил, и не важно, стремился он к обладанию женщиной или оловянной шахтой.

В сентябре Джорджу пришлось отправиться по делам в Манчестер и пробыть там около месяца. Прежде он только раз бывал севернее Бата – в 1808 году, когда посещал Ливерпуль и некоторые фабричные города. Это новые, выросшие как грибы города в Ланкашире запомнились ему дымящимися трубами, бурлящими пыльными улицами, толпами бледных, но жизнерадостных рабочих, бредущих по грязной брусчатке на заводы и фабрики. Здесь наживали состояния по-другому. Повсюду возникали новые заводы – от двадцати рабочих в одном месте до тысячи в другом.

Энергия таких городов, как Манчестер, привлекала самых предприимчивых представителей рабочего класса, приезжающих из маленьких городов и деревень в надежде с помощью упорного труда, сообразительности и бережливости самим стать предпринимателями, что удавалось немногим, но вдохновляло остальных, и за несколько лет счастливчики поднимались «из грязи в князи». Но у этой воодушевляющей картины имелась и другая сторона, которую Джордж не замечал, да она его и не интересовала. Большинство фабричных рабочих жили и работали в ужасных условиях, что являлось естественным следствием индустрии и прогресса. Люди, работающие на ткацких станках, становились частью огромного механизма – вместе с бобинами, катушками и летающими нитями, основой хлопковой мануфактуры, создающей небывалые прежде капиталы.

Он, конечно, знал, что половина рабочих моложе восемнадцати, что родители-ирландцы продают своих детей на фабрики и так же поступают с детьми бедняков работные дома Англии, что множество детей десяти лет и младше вынуждены трудиться по шестнадцать часов в день. Некоторые его наиболее сентиментальные коллеги из партии вигов, как, например, Уитбред, Шеридан или Бруэм, произносили в парламенте речи на эту тему, создавая вокруг неё большой ажиотаж, так что он вряд ли мог оставаться в неведении относительно этой статистики. Но сожалея теоретически, на практике Джордж принимал сложившуюся ситуацию как естественное следствие развития промышленности.

Хотя во второй приезд он увидел больше, не мог не увидеть, поскольку бедственное положение, о котором говорили его коллеги, стало тяжелее и привело к протестам и беспорядкам в новых городах. Теперь в беде оказались не только рабочие, но и фабриканты – им пришлось столкнуться с перепроизводством и закрытием европейских рынков по новому указу Наполеона. Даже контрабандный ввоз мануфактуры через Гельголанд и средиземноморские порты почти прекратился. Многие фабричные трубы больше не дымили, улицы заполонили нищие и малолетние проститутки, к городам подступал невиданный прежде голод.

Джордж остановился у Джона Отрема, представляющего в парламенте один из округов Уилтшира, но живущего на севере. По его мнению, только мир с Францией мог спасти мануфактурное производство от катастрофы. Но до этого, похоже, было далеко, как никогда. Унылая кучка твердолобых тори, управляющая страной при поддержке не только короля, но и настроений большей части народа, не желала снова вести переговоры с великим корсиканцем. Тори упорно придерживались заблуждения, что если они, как боевой старый бульдог, вцепившийся зубами в противника, продержатся достаточно долго, то как-нибудь сумеют победить или соперник сам потерпит фиаско, или умрёт, или колесо фортуны повернётся и произойдёт что-нибудь, что спасёт их из неприятной ситуации, в которой они очутились. А тем временем четверть промышленной Англии умирала от голода.

Отрем утверждал, что если в течение года не наступит мир, то от производства в Манчестере останутся одни руины. С десяток крупных фабрик, чьих владельцев он знал лично, находились на грани банкротства. Пять уже рухнули – и это не считая состояния и печальной судьбы множества мелких мануфактур. Сотня тысяч фунтов, вложенная сегодня в производство на севере, через год принесла бы миллион фунтов прибыли – если бы только наступил мир. Но каков шанс, что это случится?

Джордж облизнул губы.

– Если король умрёт...

– Согласен, Принни [6]6
  Прозвище принца Уэльского Георга, сына короля Георга III.


[Закрыть]
мог бы всё изменить. Он стремится изгнать из правительства этих ничтожеств. За полгода мы сумели бы договориться о мире. Но шансов на это не слишком много. Королю семьдесят три, но говорят, он полон энергии и здоров, как пятидесятилетний. Если верить слухам, то он, возможно, энергичнее своего старшего сына!

– Потому что живет достойнее, – холодно заметил Джордж.

– Несомненно, – сказал Отрем, покосившись на приятеля. – Несомненно. Хотя лично я, честно говоря, не отказался бы побыть в шкуре Принни. Он же с каждого поля по зернышку клюет! Ха-ха!

Находясь на севере, Джордж нашёл время обдумать существующие возможности. Он не имел ни малейшего намерения вкладывать деньги, пока будущее так неопределённо, но ему доставило удовольствие изучить предприятия и собственность, пока официально не выставленные на продажу, но возможно, со временем их удастся купить задёшево. Его острый ум занимало то, как работают фабрики и заводы, как соотносят цены на товары с затратами на производство и какую часть этих затрат составляет оплата труда рабочих, а какую – покупка станков. Он прикидывал, как бы мог улучшить организацию предприятия, нередко его смешила примитивная бухгалтерия. Кэрри она бы возмутила.

Он каждый раз благодарил владельцев за потраченное время и беспокойство, обещая всё обдумать и написать позже. Конечно, Джордж никому не написал. Но в эркере своей освещённой осенним солнцем спальни в Натсфорде он тщательно записывал всё увиденное, сохраняя на будущее любые добытые сведения. Кто знает, когда они могут пригодиться.

В Труро Джордж вернулся тем вечером, когда на лесистом холме за монастырём Буссако Росс Полдарк встретил своего племянника.

II

Одним из последних пополнений круга близких знакомых Джорджа стал нотариус Гектор Тремблат, который одиннадцать лет назад попытался восстановить разрушенную практику мистера Натаниэля Пирса. Это оказалось непросто, поскольку после мошенничества и недобросовестной работы фирмы клиенты избегали её, несмотря на то, что владелец конторы сменился. Джордж счёл молодого человека полезным союзником, а если понадобится, то и орудием в своих руках. Он оказал Тремблату поддержку, помог встать на ноги, и в результате тот был полностью предан Джорджу. Тремблат, высокий и тощий, шепелявил и держался жеманно, отчего некоторые люди считали, что, вопреки его утверждениям, у него никогда не было ни жены, ни двоих детей. Хорошо образованный и воспитанный как джентльмен, он мог вращаться в обществе, где других доверенных лиц Джорджа, таких как Гарт и Танкард, не приняли бы.

И он никогда не отказывался выполнять поручения, к примеру, наводить справки или вести переговоры. Именно Тремблат добыл для Джорджа сведения о леди Харриет Картер.

На следующее утро после возвращения он зашел к Джорджу с докладом. Оказывается, леди Харриет вернулась домой, в Хатерли, и намеревалась распродать весь скот и ферму, даже лошадей покойного мужа и её собственных. Это должно произойти на следующей неделе. Когда Джордж усомнился в достоверности рассказа, Тремблат предъявил газету с уведомлением о распродаже.

– Но такое обычно проводится по судебному предписанию, – сказал Джордж. – Это означает... вы, разумеется, знаете, что это означает.

– Продажа за долги, сэр Джордж. По распоряжению шерифа. Это означает, что всё должно уйти с молотка.

Джордж поиграл монетами в кармашке для часов – всегда приятно почувствовать между пальцами золото.

– Трудно поверить, что герцог мог такое допустить! Его сестра! Чудовищно.

– Возможно, сэр Джордж, она отвергла помощь. Именно это я слышал.

– От кого?

– Я случайно познакомился с управляющим её поместья... – Тремблат жеманно взглянул на Джорджа, и тот одобрительно кивнул.

– И он говорит, долги сэра Тоби Картера так огромны, что спасти ничего не удастся. Худшее обнаружилось только после продажи поместья в Лестершире. Я думаю, её светлость сама отказалась принимать помощь от кого бы то ни было до тех пор, пока долг – весь или насколько возможно – не будет погашен.

Джордж изучал объявление о распродаже.

– Но в списке есть и её личная собственность. По крайней мере, наверняка её...

– Мне тоже так кажется. – Тремблат откашлялся. – Должно быть, заодно избавляется от воспоминаний.

– Вот эти лошади, – сказал Джордж, – Тобаго, Центурион, Ломбарди, – собственность сэра Тоби Картера. Данди, Аббатиса и Карола – принадлежат леди Харриет Картер. Данди восемь лет, шестнадцать раз участвовал в стипль-чезе, в превосходной форме, одна из лучших верховых лошадей Девона... А что такое стипль-чез?

– Это одна из разновидностей скачек с препятствиями, – ответил Тремблат. – Через живые изгороди, ручьи, ворота и тому подобное, но не теряя из вида шпиль церкви. Признаюсь, я сам этого не знал, пока не спросил. В Девоне это входит в моду, и...

– Да-да, – сказал Джордж.

Он подошёл к окну, заложив руки за спину, и стоял, глядя на улицу. Там, внизу, две цыганки катили по булыжнику ручную тележку, за ними бежала пара шелудивых собачонок. Джордж терпеть не мог ни цыган, ни собак. Первых он с радостью вышвырнул бы из города, а вторых повесил бы в ближайшем сарае. Против лошадей он ничего не имел. Можно сказать, даже хорошо к ним относился, поскольку, не считая его собственных ног, они являлись единственным средством передвижения. Ему нравилась их мощь, сила мускулов, тёплый звериный запах и та покорность, с которой они позволяли людям себя использовать. Он невольно задумался – не испытывает ли Харриет Картер к собакам такой же нежности, как и к лошадям? Это ужасно распространённое поветрие среди поместного дворянства, а возможно, и самый большой недостаток всех англичан.

Джордж осознал, что молодой Тремблат продолжает что-то говорить. Временами он не прочь поболтать. В тридцать восемь лет пора бы уже избавиться от этой привычки.

– Что вы сказали?

Тремблат запнулся на полуслове.

– Э-э-э... Уолтер, управляющий поместьем, сказал, что леди Харриет очень беспокоится из-за того, что придётся продать Данди. Она расстроена, но всё же решила, что тут ничего не поделаешь. Говорят, она получит хорошие деньги.

– Сколько?

– Сэр? – удивлённо переспросил Тремблат.

– Сколько он может стоить? Вы не знаете?

– Этот конь, сэр? Понятия не имею. Его, конечно, выставят на аукцион, и цена будет зависеть от того, сколько человек будут делать ставки.

– Это я прекрасно понимаю. Когда же я в последний раз покупал лошадь, дайте подумать? Хочу прикинуть.

– Думаю, мистер Уорлегган, за эту лошадь назначат особую цену.

– Что ж, пусть будет особая цена. А знаете ли вы... знает ли ваш друг, что намерена делать леди Харриет после продажи имущества?

– Нет, сэр Джордж. Желаете, чтобы я навёл справки?

– Да, но осторожно. Скажите, когда происходит такого рода распродажа, по предписанию шерифа, обязан ли продавец присутствовать?

– О, думаю, это, так сказать, вопрос личного выбора. В прошлом году, сэр, я присутствовал на подобной распродаже в Тресиллиане, там продавец весь день простоял рядом с аукционистом. Но в данном случае, учитывая чувствительность леди...

– Ладно, – сказал Джордж, – посмотрим.

III

Распродажа состоялась второго октября, во вторник. Ни для одного из предметов торга не назначалась начальная цена, поэтому многие продавались задёшево. Данди, однако, это не коснулось – за него выручили сто пятьдесят гиней. Покупателем стал довольно молодой человек, тощий и женоподобный, назвавшийся Смитом. Леди Харриет Картер ненадолго появилась на распродаже лошадей, но остаток дня её никто больше не видел. Сэр Джордж Уорлегган, разумеется, не присутствовал.

Пока улаживались имущественные проблемы, Уильям Фредерик Осборн предложил сестре вдовий домик близ Хелстона под названием Полвендрон. Если же Харриет, как он предполагал, предпочтёт проводить большую часть времени в Лондоне, она может жить в доме 68 по Гросвенор-стрит, который он делил со своей матерью. Харриет поблагодарила брата и отправилась в Полвендрон. Ей не особенно нравились западные графства, она написала, что охота там не слишком хороша, но Уильям, должно быть, знает, что она также не в восторге и от лондонской жизни, где трава едва пробивается через закопчённый булыжник, а от людей слишком много запахов.

В середине октября в Полвендрон прибыл грум, доставивший в имение вороного коня и записку.

Записка гласила:

Дорогая леди Харриет!

Случайно, через знакомых, до меня дошли слухи, что неприятные обстоятельства, к которым не стоит возвращаться, недавно вынудили Вас расстаться с другом. Уверен, это тяжело для вас обоих, поэтому в память о нескольких восхитительных встречах с Вами я пытаюсь исправить положение, возвращая Вашего друга. Надеюсь, Вы найдёте его ухоженным и в добром здравии. Сам я не ездил на нём, опасаясь невольно увлечься стипль-чезом, для которого я пока недостаточно подготовлен.

Имею честь оставаться Вашим самым покорным и преданным слугой, дорогая леди Харриет,

Джордж Уорлегган

Над этим посланием Джордж провёл большую половину дня, выбрасывая один черновик за другим. Наконец, он убедил себя, что письмо удалось. И только когда в самый последний момент внезапно проснувшееся чувство юмора побудило его добавить последнее предложение, Джордж посчитал, что теперь письмо стало вдвое эффектнее.

Грум возвратился с пустыми руками – леди Харриет не оказалось дома. Однако на следующий день какой-то молодой оборванец без ливреи доставил ответ.

Дорогой сэр Джордж!

Когда я вчера вечером вернулась домой, Данди щипал траву на лужайке перед домом. Мне трудно сказать, какие чувства преобладают во мне после прочтения Вашего письма – восхищение Вашей удивительной щедростью или возмущение не слишком пристойной самонадеянностью. Что касается первого – должна признаться, что встреча с моим гунтером оказалась очень трогательной и не обошлась без слёз. Относительно второго – причиной моего импульсивного порыва продать Данди главным образом послужило желание оставить позади некоторые неприятные воспоминания, которые эта лошадь всегда будет вызывать во мне и, кроме того, добросовестно и честно удовлетворить притязания кредиторов мужа.

Однако, поскольку Ваши действия вызваны исключительно душевной добротой, а я сожалею о продаже с момента её совершения, то я в долгу перед Вами, сэр Джордж, за возвращение моего лучшего гунтера таким приятным для меня и затейливым способом. Но, разумеется, я могу быть перед Вами только в моральном, но не в финансовом долгу, и потому прилагаю к письму вексель Банка Куда из Пензанса на сто пятьдесят гиней. Если же Вам пришлось потратить больше, чем за Данди заплатил на аукционе этот никчёмный анемичный тип, прошу, пришлите мне счёт для возмещения.

Ещё раз благодарю Вас, сэр Джордж.

Искренне Ваша,

Харриет Картер

Джордж перечитал письмо почти столько же раз, сколько переписывал своё первое послание. Выждав день, он ответил.

Дорогая леди Харриет!

Получив девятнадцатого числа Ваше письмо, я был очень рад узнать, что, несмотря на мою самонадеянность – возвращение лошади без Вашего предварительного на то согласия и одобрения – я всё же не ошибся, предположив, что этой встречи Вы желали всем сердцем. Мне очень приятно сознавать, что я правильно оценил Ваши чувства.

Но я надеялся сделать подарок – небольшое подношение, которое будет легко принято, а не отклонено. Поэтому я огорчён тем, что Вы заговорили об оплате, уменьшив тем самым моё удовлетворение чуть ли не вдвое, ведь отдавать приятнее, чем получать, а Вы лишили меня большей части этой радости. Я позволю себе вернуть Ваш чек, в чём и имею честь подписаться, сударыня.

Ваш преданный и скромный слуга,

Джордж Уорлегган

Последовала неделя молчания, а потом пришёл ответ.

Дорогой сэр Джордж!

Разве я не упоминала в прошлом письме о том, как неуместна Ваша бесцеремонность? Ваш благородный дар – дар от джентльмена леди после самого поверхностного знакомства – непозволительное нарушение приличий. Поэтому я снова посылаю Вам чек. Прошу Вас, если Вы хоть немного цените дружеские отношения, сложившиеся между нами, не возвращайте его во второй раз.

Выезжая вчера на Данди, я ощутила, что кратковременная смена владельца и неожиданное возвращение ко мне хотя бы отчасти стёрли связанные с ним неприятные ассоциации и воспоминания, а следовательно, мой долг перед Вами возрос. Позвольте всё это так и оставить.

Остаюсь искренне Ваша,

Харриет Картер

Джордж выждал несколько дней. Он не предпринимал попыток обналичить чек и не намеревался этого делать – пока что. Однако ему пришло в голову, что он мог бы попробовать зайти с другой стороны и, так сказать, достичь обоюдовыгодного соглашения.

Наконец, он написал ответ:

Дорогая леди Харриет!

Что ж, пусть будет так. Но поскольку моя огромная самонадеянность проистекает из нашего чрезвычайно краткого знакомства, возможно, будет правильным загладить некоторую её часть, возобновив общение, чтобы с каждой встречей моя вина хоть немного уменьшалась? Таким образом, знакомство может превратиться в дружбу, а поскольку теперь мы соседи – или были бы соседями в графстве с поместьями покрупнее – это, разумеется, вполне естественное развитие событий. Позволите ли Вы мне навестить Вас?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю