Текст книги "Незнакомец из-за моря"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– Никогда его не видел.
– А помнишь, как пять лет назад ты возил нас в Виндзор? Так вот, дом в Каэрхейсе напомнил мне Виндзорский замок.
– Помню, Данстанвилль говорил, что этот молодой человек строит какую-то громаду, пригласил дорогого лондонского архитектора, любимчика принца Уэльского... Для Корнуолла всё это кажется слишком грандиозным.
– Грандиозно – это точно.
Росс остановился, чтобы отдышаться, и огляделся. В серый февральский день пустынный пейзаж выглядел еще более пустынным, потому что природа находилась в самом унылом состоянии. У Росса немного кружилась голова из-за недостатка сна и избытка любви. Сегодня он был бы совершенно счастлив, если бы не увиденное на шахте. Но такова жизнь. Три шестерки подряд не выкинешь. И этим утром Джереми почему-то решил поговорить о каких-то глупостях.
– Сколько раз ты спускался в шахту во время моего отсутствия, Джереми?
– На Грейс? Дважды в неделю, как ты и велел.
– Северная жила почти выработана.
– Я знаю.
– Руда еще есть, но ее качество едва оправдывает добычу.
– Что ж, сэр, она сделала нас богатыми.
– О да. Благодаря ей мы неплохо пожили. А еще я сумел сделать несколько небольших, но полезных вложений в другие предприятия... Если Грейс закроется, мы не умрем с голода.
– Но мне бы этого не хотелось, – сказал Джереми.
– Думаешь, мне бы хотелось? Помимо нас от шахты зависит благополучие больше сотни человек. Видит Бог, я никогда не смогу поступить как Уорлегганы, но когда шахта перестанет приносить прибыль, она начнет слишком быстро съедать наш капитал.
– Нам нужен новый насос, отец. Большая Бет работает хорошо, но уже старовата.
Росс посмотрел на Джереми.
– Наверняка ее можно как-то усовершенствовать. Твое предложение уменьшить утечки пара из рабочего цилиндра, надев на него списанный старый большего размера, пришлось как нельзя кстати. Потери тепла значительно снизились. Но ведь Бет всего двадцать лет – ничто для насоса.
– Ее можно продать. Это частично окупит новый.
– Если у Грейс были бы лучшие перспективы, я бы согласился. Но ничто не оправдывает дополнительные затраты.
– Даже усовершенствование Бет?
– Это зависит от стоимости.
– Что ж, для начала новый котел высокого давления существенно увеличит мощность насоса.
– Но при этом увеличит и нагрузку на него.
– Нет, если потратить немного денег – ход насоса можно сделать более плавным, чтобы снизить нагрузку на стенки поршня. И конечно же, мы будем тратить меньше угля!
– Если бы ты нашел кого-нибудь, чтобы рассчитать стоимость, я бы охотно взглянул.
– Я сам могу сделать расчеты, – ответил Джереми.
Росс поднял бровь и промолчал. Они пошли дальше.
– Отец, я слышал, мистер Тревитик вернулся в Корнуолл.
– Вот как... Что ж, можешь посоветоваться с ним. К сожалению, он лишь инженер и не умеет находить жилы.
– Недавно из Лондона приехал и еще один человек, хотя, по-моему, он выходец из Корнуолла. Артур Вульф. В прошлом месяце он давал объявление в «Газетт». У него превосходная репутация и наверняка множество новых идей.
Они ненадолго остановились, чтобы понаблюдать за схваткой двух клушиц с двумя воронами. В конце концов, как всегда, победили вороны, а клушицы отступили, разочарованно хлопая крыльями.
– Хорошо, что ты проявляешь интерес к практической стороне работы насосов, – сказал Росс. – Но сейчас, если посмотреть на Грейс, это означает ставить телегу впереди лошади. Даже шахта, оснащенная лучше всех в мире, не будет приносить прибыль, если в ней нет богатой руды.
Джереми посмотрел на мрачное море.
– А на Уил-Лежер никогда не было насоса?
– Не было.
– Там была медь, да?
– Главным образом красная медь. Высокого качества. Но жила истощилась, и Уорлегганы закрыли шахту, чтобы получать большую цену за медь с других своих шахт.
– Уорлегганы по-прежнему владеют шахтой?
Росс взглянул на кучку полуразрушенных строений на мысу у пляжа Хендрона.
– Скорее всего. Хотя владеть там особо нечем.
– Ост-Индская компания в этом году собирается купить полторы тысячи тонн меди. Цены взлетят.
– Не для компании. Она получит медь по цене ниже рыночной. Но я понял, что ты имеешь в виду. Да... спрос может превысить предложение. У меди больше перспектив, чем у олова.
Демельза помахала им из сада, а они помахали в ответ. Выдержав паузу, Джереми вернулся к прежнему разговору.
– Семья Тревэнионов...
– Да?
– Майор Тревэнион наверное еще молод. Недавно он потерял жену, у него двое малолетних детей. А также брат и... и две сестры. И мать. Миссис Беттсворт. Возможно, она снова вышла замуж.
– Нет... Насколько я помню, по мужской линии все умерли. А оставшаяся Тревэнион вышла замуж за Беттсворта, пару поколений назад. Теперешний владелец, тот, который построил грандиозный дом, родился Беттсвортом, но после совершеннолетия принял фамилию Тревэнион. А остальные, вероятно, до сих пор Беттсворты.
– Кроме одной, – сказал Джереми. – Одной из сестер. Она тоже Тревэнион. Мисс Кьюби Тревэнион.
IV
– Ну что, парень, – произнесла она, и его жизнь переменилась.
Глаза удивительного орехового цвета разглядывали его из-под угольно-черных ресниц. Темно-каштановые волосы, прямые и непослушные, обрамляли бледное лицо (скорее круглое, нежели овальное). На ней было простое лавандовое платье, а сверху наброшен лиловый плащ с откинутым капюшоном. На лице застыло надменное выражение.
– Ну что, парень, – произнесла она, и Джереми вскочил, одновременно пытаясь стряхнуть грязь и песок с одежды.
Он вытянулся, чтобы заглянуть за ограду, но ему это не удалось.
– Благодарю за доброту, мисс.
– Так объяснитесь, иначе я перестану быть доброй.
Он улыбнулся:
– Те люди. Они пришли за мной. Я не хотел, чтобы они меня поймали.
Она изучила его улыбку, но не улыбнулась в ответ.
– Должно быть, вас не удивит, что я уже пришла к этому выводу. Как вас зовут?
Стивен наказал ему не выдавать себя, но тут было совсем другое дело.
– Полдарк. Джереми Полдарк.
– Никогда о вас не слышала, – сказала она.
– Верно, ведь я не из этих мест.
– Так что же вы здесь делаете, Джереми Полдарк? Мой брат не одобрит, если я укрою злоумышленника – не это ли слово используют приходские священники? Да, злоумышленника, который совершил контрабандный рейс и напал на таможенников. И где пятеро ваших друзей-злоумышленников? В каких кустах они скрываются?
– Не пятеро, а всего лишь один. И его здесь нет, мисс. Мы расстались вон в том лесу четверть часа назад. Те люди решили преследовать меня, поэтому я полагаю, что ему удалось убежать.
Она заправила прядку за ухо.
– Вы говорите, как джентльмен. Я догадалась об этом прежде, чем вы заговорили. Как же я додумалась? Возможно, из-за вашей прически. Хотя большинство знакомых мне джентльменов имеют полезную привычку бриться.
– Я уплыл из дома три дня назад, и с тех пор значительную часть времени мы провели в море. Мой друг… он хотел забрать свой люггер на островах Силли…
Джереми ударился в объяснения. Ему некуда было деться, реши она передать его властям, поэтому она вполне могла узнать правду. Джереми понимал, он объясняет бестолково, но причина заключалась в том, что каждый раз, когда он смотрел на девушку, язык начинал заплетаться, а слова никак не складывались в предложения с той легкостью, как следовало бы.
Она терпеливо ждала, пока он не закончил говорить, а затем подвела итог:
– Итак, теперь вы потеряли и бренди, и люггер. Вот что выходит, когда жадничаешь.
– Это правда. И не будь вы так исключительно добры, меня бы задержали.
– И в этом нет ничего приятного, Джереми Полдарк. Таможенникам не так часто удается кого-нибудь поймать, поэтому уж поймав... Даже мировые судьи сейчас не так снисходительны, как раньше.
– Вот отчего я признателен вам вдвойне.
– Ох, не торопитесь с выводом, что вы свободны! Теперь вы под моим надзором.
– Я счастлив находиться в вашем полном распоряжении, – сказал Джереми.
Слова были задуманы частично как шутка, как ответ на игру девушки, но сказаны вполне всерьез. Он почувствовал, что покраснел.
Незнакомка отвернулась и посмотрела в другую сторону, через ворота. После долгой паузы она проговорила:
– У вас был коричневый люггер с красными парусами?
Джереми сделал пару шагов, и пляж оказался в его поле зрения. «Филипп» плыл круто к ветру вдоль пляжа, очень близко к нему – только-только вне зоны досягаемости выстрела двух таможенников, которые в гневном недоумении таращились на судно.
– Должно быть, он побежал в обратную сторону! Улизнул от них и забрался на борт! Слава небесам, ветер меняется. Но он ищет меня! – вскричал Джереми.
– Если вы покажетесь, я не смогу вас спасти от справедливого воздаяния, – резко бросила мисс Тревэнион.
Люггер сделал поворот и вновь оказался у берега. Хотя Стивен управлялся с судном один, ему удавалось неплохо маневрировать. Дым и треск возвестили о том, что один таможенник выстрелил. Как только люггер оказался у восточного края пляжа, Стивен вновь поменял курс, направляясь в море. Он явно понимал, что даже если Джереми его заметит, то все равно не сумеет забраться на борт, не привлекая нежелательного внимания таможенников.
Море искрило, как фольга под зимним солнцем. Люггер удалялся.
Джереми повернулся к девушке.
– Мисс Тревэнион, как я объяснил, мой дом находится на северном побережье. Ближайшая дорога для почтовых карет в семи милях от него. Но если вы позволите, я вполне мог бы дойти туда пешком. Вряд ли это больше двадцати пяти миль. И я с легкостью осилю путь за день…
– Мистер Полдарк, меня зовут Кьюби Тревэнион. Раз уж я так далеко зашла, нарушив закон, то думаю, не произойдет ничего дурного, если я помогу вам еще немного. Мой брат сейчас в отъезде, поэтому я могу вам помочь и не вызвать его недовольства. У нас на кухне должна быть еда – вы голодны? Выглядите голодным. И без сомнения, в конюшне я найду вам какую-нибудь лошадь. Следуйте за мной.
– Разумеется. И благодарю вас.
– Другой мой брат также в отъезде. Мы даже можем одолжить вам бритву, – добавила она, идя впереди.
Джереми прошел за ней вверх по холму, по гравийной дорожке через лес. Деревья недавно срубили, а землю перекопали.
– Это чтобы открыть вид на море, – объяснила девушка.
По мере того, как они приближались, дом становился все более похожим на сказочный замок с башенками и бастионами, зубчатыми парапетами и округлыми башнями. В любое другое время этот вид поразил бы Джереми, но сейчас ему некогда было смотреть по сторонам. Все его внимание сосредоточилось на подоле юбки перед ним и паре желтых, заляпанных грязью полусапожек, которые то появлялись, то исчезали из-под подола. Совершенно потерянный, будто загипнотизированный, он последовал бы за этими полусапожками хоть на край света.
Глава пятая
I
В деревне Сол, между Стиппи-Стаппи-лейн с бедными, но приличными коттеджами и нищим Гернси, где у пляжа и портовой стены сгрудились убогие хибары, находилась лавка. Не больше обычного коттеджа, но с небольшим эркерным окном и крашеной входной дверью. Лавка тетушки Мэри Роджерс, именно под таким названием она до сих пор известна многим людям, которые отказываются запоминать что-то новое, хотя тетушка Мэри вот уже тринадцать лет покоится на кладбище Сола. С тех пор лавкой владели Скоблы.
Двадцать лет назад Седовласый Скобл женился на Джинни Картер. Он был шахтером и в то время работал на Уил-Лежер, упитанный бездетный вдовец с румяными щеками и совершенно седой уже в тридцать лет. Джинни же была старшей дочерью Заки Мартина, двадцатитрехлетней вдовой с тремя малышами. Ее муж умер от заражения крови в Лонсестонской тюрьме. Скобл любил Джинни, а она его нет, но прислушалась к увещеваниям родителей, что детям нужен отец, к тому же ей самой хотелось оказаться подальше от Нампары и Меллина.
Скобл жил в собственном коттедже в Грамблере, арендованном на десять лет, и семейная жизнь текла прекрасно, пока не закрылась Уил-Лежер. Тогда Скобл стал перебиваться случайными заработками и прикладываться к бутылке. Росс пытался помочь семье, но по личным причинам Джинни отказалась. В 97-ом году тетушка Мэри Роджерс неохотно продала последнюю кварту миндальной карамели и навечно переселилась на холм, на церковное кладбище. Тогда Россу окольным путем удалось убедить Заки Мартина выкупить лавку и всё ее немногочисленное содержимое. Заки с невинным видом солгал дочери, что накопил достаточно денег, работая управляющим у Росса Полдарка, и может позволить себе покупку.
Вскоре после этого Седовласый Скобл вернулся к жене – ему как раз вовремя скостили тюремный срок – и с тех пор они трудились вместе и вели тихую и вполне комфортабельную жизнь. Меловой пол [9]9
С 15 по 19 века в Англии в небогатых домах делали полы из циновок, пропитанных известью или мелом с примесью пепла.
[Закрыть] заменили деревянным, сколотили полки, на окна повесили чистые кружевные занавески, а у двери – колокольчик, чтобы звенел при входе посетителя, починили весы, которые теперь показывали правильный вес, и заполнили лавку лучшими товарами. Люди иногда приходили сюда даже из Сент-Агнесс, потому что их собственная лавка была не такой богатой.
Детей у Седовласого Скобла так и не появилось, он сильно переживал по этому поводу, и именно потому часто отсутствовал и пил, но перевалив через пятидесятилетний юбилей, примирился со своим изъяном. К тому же он мог быть отцом для трех детей Джинни, хотя они носили другую фамилию. Старшая дочь Мэри вышла замуж и переехала. Кэти, младшая, служила у Тревонансов. Сын, Бенджи-Росс, или Бен, как его называли, до сих пор жил с родителями.
Чудаковатый малый. В двадцать пять лет до сих пор не женат. Он носил бороду, хотя все вокруг считали ее принадлежностью попрошаек и немощных стариков. Он любил музыку, но не пел и не играл в хоре, как принято, а соорудил на чердаке орган собственной конструкции и наигрывал мелодии, когда был в настроении. Он также в одиночку работал на собственной шахте в миле от Грамблера, там он нашел несколько «карманов» намывного олова и копал дальше, пока металл не исчезал или пока яма не заполнялась водой. Иногда на склоне он мог довольно сильно углубиться. Зарабатывал он мало, но не транжирил, и накопленного за удачные месяцы ему хватало на месяцы скудные.
Это позволяло ему отдыхать, когда пожелает, и рыбачить с Джереми Полдарком. Джинни так же озадачивали эти бесцельные плавания, как и Демельзу Полдарк. Джинни возражала и против того, что сын проводит много времени в Нампаре, хотя ее молчаливое неодобрение играло мало роли.
Она противилась частично из-за старой скабрезной сплетни, которую впервые озвучил ей Джуд Пэйнтер. Якобы Бен на самом деле сын Росса, а похожий шрам на его щеке – знак дьявола, отметина их родства. Со временем люди позабыли этот слушок, в особенности когда Бен отрастил бороду, закрывшую шрам. Но Джинни знала, что всегда найдется высохшая старая карга, сидящая перед дверью хибары и шепчущая: «Не знаете что ли, зачем он отрастил бороду? Ну-ну, это же ясно, как божий день». Из-за этого многие годы Джинни старалась держаться подальше от Нампары, иногда даже вела себя враждебно, потому-то и не принимала от Росса помощь, которая могла бы послужить спусковым крючком для нового навета.
Другая причина ее желания отдалить Бена от Нампары заключалась в том, что Джинни знала: Клоуэнс стала для Бена настоящим наваждением. Но эта страсть обречена. Хотя между ними не стоял барьер кровного родства, зато имелся барьер происхождения. Конечно, миссис Полдарк и сама дочь шахтера, не лучше прочих, но это не заставит ее снисходительнее смотреть на союз своей дочери и шахтерского сына. Как и капитана Полдарка. И вообще, это неправильно. Если бедная девушка выходит за джентльмена, то она, скорее всего, поднимется до его уровня. Но богатая девушка, выходящая замуж за парня из рабочего класса, опустится до его уровня. Так устроен мир.
Правда мастер Джереми Полдарк был не меньше привязан к Бену, чем тот к нему. Их близость проистекала не из-за похожих вкусов: высокий и стройный сын сквайра рос почти что в роскоши, а худой, бородатый и жилистый молодой шахтер пусть и не голодал, но с колыбели жил в бедности.
Как-то в начале марта, в безветренный, вопреки обыкновению, день, Джереми спрыгнул с седла в полумиле от мельницы Джонаса и привязал лошадь к кусту старого боярышника. Земля перед ним была похожа на изрытую кротом лужайку, разве что трава здесь не зеленела, вместо нее торчал вереск и пучки дрока. И земля, выброшенная на поверхность кротом, была не жирной пахотной, а уродливой кучкой желтых камней и глины вперемешку с поломанным вереском.
Джереми пару раз свистнул, и из очередной ямы вылез Бен, прикрывая глаза от яркого света. Они вместе осмотрели последнюю кучку земли, которую перевернул с лопаты Бен. Сейчас, после зимних дождей, глубокие ямы по большей части затопило.
– Есть чуть-чуть олова, это я вижу, – сказал Джереми, – но хватит ли его, чтобы оплатить промывку?
– А мне этого и не нужно – ты же видишь, я только копаю. Видал эти ямки вокруг холма? Смотри внимательней, как лежат камни. Если глаз наметан, сможешь понять, откуда они скатились. Ручеек камней с оловом – он как павлиний хвост, видишь? И если отследить источник, то найдешь единственный след, который приведет к жиле.
Они сели на корточки, разглядывая холм.
– Бен, хочу предложить тебе кое-что другое.
– Что еще, приятель?
– Как-нибудь на днях... Может, сегодня или завтра хочу спуститься в Уил-Лежер и осмотреться там. Пойдешь? У тебя же шахтерский глаз, а у меня – нет.
Бен покачал в ладони булыжник, пробуя на вес.
– На земле Тренеглосов? В шахту Уорлегганов?
– Тренеглосы возражать не будут. Молодой Хорри – мой друг, а его отцу на всё плевать.
– А Уорлегганы?
– Тут уже многие годы нет их людей. До их ближайшей шахты в Сент-Агнесс – шесть миль, а перед закрытием они продали каждую дощечку и камешек, которые чего-то стоили.
– Помню, когда ее закрыли, – сказал Бен. – Я тогда был еще мальцом. Мы тогда очень нуждались, ведь отец там работал. В смысле, мистер Скобл, не мой настоящий отец. Я и сам собирался там работать на подхвате. Мне бы платили три шиллинга в неделю. Жалованье твердое, и я прям предвкушал первую настоящую работу и настоящие деньги. А потом мы узнали, что шахту закрывают.
Он встал, стряхнул глину с квадратной лопаты и расправил свободную фланелевую куртку.
– Так что ты ищешь?
– То же, что и все.
– Шахта заброшена. И скорее всего, полна воды.
– Только не на утесе.
– Ну, тогда завтра. С утра?
– Бен, ты ведь знаешь, что оловянные залежи в Грейс сделали Полдарков, то есть нас, богатыми, да и деревенские неплохо заработали – деньги всегда доставались и им. Но теперь жила истощается, никто в открытую этого не говорит, но все шепчутся. Южная жила совсем истощилась, это все знают. Северная дает металл почти восемнадцать лет. Кто ж будет ждать большего? Мой отец тут не виноват, насколько я помню, судя по счетным книгам, на разведку других жил постоянно тратили по сто фунтов в неделю. Мы рыли шахты глубже, делали перекрестные тоннели, тянули их к старым выработкам – сам помнишь, что случилось, когда случайно прорвалась вода из Уил-Мейден и два человека утонули. Короче говоря, мы сделали всё возможное, исследуя шахту. Сколько еще времени Грейс будет приносить прибыль? Может – год, может – два, если цены на олово подскочат. А потом, насколько я знаю своего отца, еще пару лет он будет работать в убыток. Но думаю, пришло время поискать что-то новое.
– На Лежер?
– Ну, полагаю, можно и начать что-то совершенно новое. Позади коттеджа Рис вполне многообещающее место, но там уже поработали Вайгасы и Барагванаты. И не нашли ничего, что оправдало бы масштабные работы.
– Нельзя быть уверенным без оборудования, не потратив денег, – осторожно высказался Бен.
– А помимо этого поблизости есть только Грамблер, но понадобится целое состояние, чтобы её запустить, и Уил-Пенроуз, за мельницей Джонаса, которая закрылась через год работы.
– А что по поводу Уил-Лежер думает капитан Полдарк?
– Что ж, это же было его первое предприятие, еще до моего рождения. Тогда он верил в шахту, и некоторое время она приносила неплохие деньги. Но когда контроль над ней получил Уорлегган, он закрыл ее просто из прихоти, а отец сосредоточился на Грейс, которая тогда была такой же заброшенной, как сейчас Лежер. Вчера я расспрашивал его об этом. Ты знаешь, что на Лежер никогда не спускались ниже тридцати саженей?
– Я знаю, что там никогда не было приличного насоса.
– Какую прибыль мы получили бы от Уил-Грейс, если бы не спустились ниже этого уровня?
Лошадь Джереми заржала, и Бен подошел к ней и погладил по морде.
– А Уорлегганы? – снова спросил он.
– Посмотрим, но скорее всего, они, как и Тренеглосы, не интересуются шахтой. Чтобы каждая шахта с самого начала принадлежала тому, кто начал ее разрабатывать? Такого не бывает.
– Тогда будем надеяться, что они оттуда уберутся. Ну и скатертью дорога.
II
В это же время Росс посетил с визитом Треготнан и сообщил своему покровителю, что на следующих выборах не станет переизбираться в парламент. Эдвард, четвертый виконт Фалмут, принял это заявление без единого комментария и склонился понюхать раскрывающийся цветок магнолии. Когда он выпрямился, Росс встретился с ним взглядом и мрачно усмехнулся.
– Ваша семья слишком долго ставила на меня, милорд.
– Разве это не нам решать?
– Наверняка я много раз безумно раздражал вашего отца, и он хотел послать меня к черту.
– Редкие союзы не подпорчены расхождением во взглядах. Точнее, редкие союзы, представляющие ценность.
Росс познакомился с новым виконтом, еще когда тому было всего десять лет, но с тех пор как он вступил в наследство пару лет назад, редко с ним виделся. Эдвард Боскауэн был выше и крупнее отца. Он недавно женился и вел себя еще очень по-юношески. Но за время их коротких встреч Росс уловил в нем твердость и честолюбие, а также пылкую приверженность принципам тори, что не соответствовало его собственным убеждениям. Двадцатичетырехлетний юноша ему нравился, но Росс пришел к заключению, что с ним не так легко будет поладить, как с его отцом. Когда скончался третий виконт, он был всего на пару лет старше, чем сейчас Росс. Их отношения с годами переросли во взаимное уважение, здесь же всё будет по-другому, это очевидно.
– Пятнадцать лет в парламенте, – сказал Росс, – это достаточно долгий срок. К тому же, как вы знаете, я не так богат и из-за постоянного отсутствия в Корнуолле забросил собственные предприятия.
– В каком смысле?
– Главным образом шахту, на которой основывается мое благосостояние. Но и остальное...
– У вас нет способного управляющего?
Росс улыбнулся.
– Я пытаюсь управлять делами сам. Но во время отлучек это не получается.
Возникла пауза. Россу показалось, что Фалмут ждет дальнейших объяснений.
– Самое неприятное случилось в 1802-ом и 1803-ем. Но были и другие случаи, – сказал Росс.
– Прошу вас, продолжайте. Я весь внимание.
– После рождения моей младшей дочери я довольно долго отсутствовал: сначала ездил с доктором Энисом во Францию во время перемирия, разыскивая там друзей или родню покойных друзей, а потом, когда я понял, что этот Наполеоновский мир – фальшивка, жил в Лондоне, пытаясь среди прочих убедить Питта вернуться, пока не стало слишком поздно... И пока меня не было, на Уил-Грейс творился кошмар. Моя жена занималась ребенком, сыну исполнилось всего двенадцать, управляющий шахтой слег с туберкулезом, а группа шахтеров разработала схему, как красть олово.
– Но разве его не нужно плавить?
– Нет, они переправляли руду во Францию по морю, а взамен получали шелк и бренди. Контрабандисты частенько возят груз в обе стороны.
Фалмут мрачно усмехнулся.
– Не слышал, чтобы эти мерзавцы предстали перед судом. Наверное, тогда я был слишком юн.
– Нет. Я предпочел не выдвигать обвинений.
– Почему? Ошибочно позволять кому-либо решить, что он может безнаказанно преступать закон.
– В принципе согласен. Но это было тяжелое время, как вы помните. Я избавился от четырех зачинщиков. Остальные... утихомирились. Некоторых легко подбить на преступление, но не все они... Кстати, вы знаете, что один из них мне сказал? «Мы не думали, что это так уж плохо, сэр, раз теперь у нас мир с Францией».
Молодой человек снова засмеялся, теперь более открыто.
– Что ж, капитан Полдарк, насколько я понимаю, ваше отсутствие в Корнуолле всегда было вашим собственным решением. И всегда выходило за рамки обязанностей члена парламента. Я всячески подчеркиваю, что многие ваши коллеги по Вестминстеру – тоже сельские джентльмены, и их выбрали в парламент в точности так же, как в клубы «Уайт» и «Будль», да и воспринимают они это таким же образом – приходят, когда заблагорассудится, а когда пожелают – живут в своих графствах.
– О да, согласен. Но так уж получилось, что во время войны эти поездки казались более ценным вкладом в процветание страны, чем...
– Чем были на самом деле. Это верно... Давайте пойдем в дом. Ветер становится холодным.
Они вошли внутрь и выпили канарского в мрачноватой гостиной с рыцарскими доспехами и боевыми знаменами.
– Эти земляные работы у реки, – сказал Росс. – Что-то строите?
– Новый дом, – ответил Фалмут. – Этот стал маловат и неудобен. Архитектором будет мистер Уилкинс.
Росс поднял брови. Нынешний дом, пусть и довольно мрачный, уж точно никто бы не назвал маленьким, если только маленьким дворцом. Но богачей по соседству, а также юных молодоженов охватила мания строительства домов. Тревэниону едва исполнилось двадцать, когда он начал строить свой замок.
– Как поживает леди Фалмут?
– Прекрасно, благодарю вас. На следующей неделе я присоединюсь к ней в Вулхэмптоне. Вы знаете, что она ожидает нашего первенца?
Росс не знал и поздравил виконта.
Они поговорили о Португалии, а потом Росс сказал:
– Я также знаю, что из-за моего членства в парламенте ваш отец терял деньги. Хозяева парламентских округов ожидают получить прибыль от своих кандидатов.
– Это часть существующей системы. Которую, как я полагаю, вы хотели бы изменить.
– Да. В особенности когда речь заходит о том, что сэр Кристофер Хокинс лишил Дэвиса Гилберта места, потому что Джон Шелли предложил ему больше денег.
Молодой виконт поморщился.
– Хокинс позорит парламент. Мы... то есть отец, я и подобные нам, различаем покровительство и коррупцию. Мы не отвергаем честных людей и отдаем им должное, они заслужили это по праву. Мы не скупаем голоса, предлагая больше благ или денег.
Росс припомнил кое-какие случаи в 1796 и 1797 годах, но промолчал.
– Это тонкая грань. Я бы даже мог поспорить, что если вы не платите за голоса деньгами, то приходится платить обещаниями.
– Тем не менее, – продолжил лорд Фалмут, – не думаю, что вам стоит тревожиться о наших потерях и во сколько нам обходится ваше место. Став членом парламента, а в особенности в последние годы, вы заработали себе в Вестминстере определенную репутацию. О да, я знаю, не выступлениями в Палате! И потому мой отец был рад, что именно вы представляете его округ и можете участвовать в государственных делах. Так что это имело для него определенные преимущества. Могу сказать то же самое и о себе.
– Весьма любезно с вашей стороны.
– И всё-таки, – продолжил виконт, – и всё-таки я согласен, бывали времена, когда отцу совершенно не нравилась ваша позиция по определенным вопросам. Главным образом, когда вы выступали в пользу закона о свободах для католиков.
– И до сих пор выступаю, – сказал Росс.
Лорд Фалмут глотнул канарского и уставился на потрепанные знамена.
– У вас есть родственные связи с католиками? Какой-нибудь брак...
– Ничего похожего.
– А сами вы не из гугенотов? Мне кто-то говорил.
– Это было очень давно, – улыбнулся Росс.
– Но даже если и так, это тем более странно.
– Нет... Просто я считаю, что нынешние законы частично лишают гражданских прав большую группу талантливых англичан, не менее преданных короне, чем вы или я.
– Средство от этого – в их собственных руках!
– Но им так не кажется, милорд. Осмелюсь предположить, это стало ясно и многим протестантам.
– Что ж... Должен признаться, капитан Полдарк, что я полностью против любых изменений действующего закона, в точности так же, как и мой отец. И даже более. Я считаю, что признание этих людей полноценными гражданами – а при первой же возможности они присягнут иностранным державам – станет национальной катастрофой и ошибкой государственного масштаба.
Росс снова улыбнулся.
– В таком случае, вероятно, хорошо, что я сам прошу об отставке.
– Надеюсь всё же, что до этого не дойдет. Подумайте еще немного. Пока что выборы не намечаются, и я предлагаю вам доработать срок, а когда придет время, обсудим всё снова.
Они замолчали.
– Еще канарского?
– Благодарю, нет, мне бы хотелось вернуться домой до темноты.
Молодой пэр поднялся.
– Кстати, о выборах. Что вы думаете о дуэли между сэром Кристофером Хокинсом и лордом Данстанвиллем?
– Что? Хокинс и Бассет! Я не слышал! Когда это случилось?
– Вы были в отъезде. Я думал, вы уже знаете, учитывая вашу дружбу с Данстанвиллем. Хотя, понятное дело, хвастаться ему нечем.
– Когда это произошло?
– В ноябре. В Лондоне. Я тоже тогда был в Лондоне, но в то время ничего не знал. Это случилось на каком-то приеме, где собрались виги. Между ними давно уже были трения – по поводу Пенрина, само собой. Вы же знаете об их соперничестве в этом округе. Но неожиданно вспыхнула ссора. Как мне сказали, вместе с Хокинсом там был Уорлегган. Хозяйка как раз говорила с ними, когда мимо проходил Данстанвилль, и он расслышал, как Хокинс произнес что-то по поводу «этих корнуольских гномов в зеленом», явно имея в виду зеленый фрак и невысокий рост Фрэнсиса Данстанвилля. Данстанвилль тут же бросил Хокинсу вызов, тот его принял, и на следующей неделе они дрались за «Савоем».
– И с каким результатом?
– Нужно ли спрашивать? Оба промахнулись, честь была удовлетворена... некоторым образом. Они с каменными лицами пожали друг другу руки, раскланялись, и на этом с инцидентом было покончено. Но на самом деле ссора не делает чести ни одному из них, неудивительно, что они о ней не болтают.
Росс последовал за хозяином дома к двери.
– Дуэль редко делает честь кому-либо из ее участников.
Фалмут обернулся.
– Отец говорил, будто и вы оказывались в подобной ситуации. Тогда всё было совершенно по-другому, я уверен. Оскорбление вашей жены... В то время как эта ссора...
– Да, разница есть. Но тогда дело закончилось смертельным исходом.
Под эти слова они прошли через приемную, под гулкое эхо шагов по дубовому полу, а потом оказались под лучами зимнего солнца. Вопреки воле Росса слова прозвучали с оттенком упрямства – всегда присущего ему недостатка. Пока лакей помогал Россу надеть плащ, молодой пэр молчал и взял собственный. С годами на лице Росса еще сильнее проступили скулы, он стал выглядеть еще чуть более мрачным.
