Текст книги "Искатели клада. Рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Суеверие спасло!

I.

– Все люди суеверны! – сказал ночной сторож, обращаясь с целым рядом ласкательных эпитетов к одноглазой черной кошке. – Если бы эта черная кошка утащила ужин кое у кого из моих знакомых, они, наверное, поступили бы весьма безрассудно и поплатились бы за это.

Оп погладил кошку и задумался.

– Они бросили бы ее в воду, – продолжал он мечтательно, – и стали бы кидать в нее камнями, пока она не пошла бы ко дну… Я уже сказал вам, что все люди суеверны, а кто не склонен к этому, должен послужить в ночных сторожах некоторое время: они живо бы изменились! Я знал одного человека, который убил черную кошку, и после этого в течение всей своей жизни, каждый раз, как выпивал лишнюю рюмку, видел ее тень. Вся жизнь его была испорчена!

Он опять погладил кошку.

– Я оставил свой ужин только на минуту, пока сбегал в "Воловью Голову", – сказал он, медленно набивая свою трубку, – и думал, что поставил его на такое место, где его нельзя было достать. И вот – не угодно ли?..

Он в нерешительности посмотрел на кошку, потом встал и со вздохом прошелся два раза по молу.

– Суеверие хорошо и прилично в меру, – заметил он, снова садясь на свое место: – но, конечно, как и во всем, некоторые люди переходят границу и готовы поверить всему! Это люди с слабыми нервами, и, если вы никуда не спешите, я расскажу про моего товарища, Билля Бертеншо. Он явится живим подтверждением моих слов.

II.

Мать Билля была суеверна еще до его рождения и всегда знала о смерти своих знакомых, которые, являясь к ней ночью после этого несчастья, сообщали ей о нем громкими стуками в стену. Один только раз она ошиблась. Дело было ночью. Послышались стуки, и она стала называть имена тех, кто, по ее расчету, должен был бы умереть. Только что она насчитала семь смертей, как вдруг узнала, что это ее сосед вздумал развешивать у себя картины в три часа утра. И узнала она об этом только потому, что он случайно попал молотком в ноготь большого пальца вместо гвоздя.

Когда Билль вырос, он поступил на корабль и сделался неимоверно суеверным. Он долго плавал со своим приятелем Сайлесом Венчем, и их разговоры были до того несуразны, что некоторые из их товарищей стали бояться оставаться ночью одни на палубе.

Сайлес был тщедушный на вид, с длинным-предлинным лицом и на все смотрел с самой мрачной стороны. Ему ничего не стоило увидеть привидение, и бедный Бен Хогинс целую неделю проспал на полу из-за того, что Сайлес увидел у него в койке привидение с перерезанным горлом. В конце-концов Хогинс дал Сайлесу полдоллара и галстук, чтобы тот поменялся с ним койкой.

Когда Билль Бертеншо бросил море и женился, он совершенно потерял Сайлеса из вида, и единственное воспоминание, сохранившееся у него о нем, был клочок бумаги, на котором они оба собственной кровью подписали торжественное обещание после смерти немедленно явиться к оставшемуся в живых товарищу. Биль согласился на этот уговор после хорошего ужина, но потом в течение многих лет, когда ему в голову приходила мысль, что Сайлес может умереть раньше его, у него мороз пробегал по коже. А от мысли, что, пожалуй, он, а не Сайлес умрет первый, он весь холодел от ужаса.

Билль был очень хорошим мужем, когда был трезв, но он получал два фунта в неделю, а когда на эти деньги приходится содержать только одну жену, совершенно естественно начать пить. Миссис Бертеншо придумывала всевозможные способы, чтобы излечить мужа от его слабости, но ничего не помогало. Билль тоже сознавал весь вред, причиняемый ему вином, и также думал о том, как бы избавиться от своего недостатка. Оп предложил однажды, чтобы жена выливала на него ведро холодной воды всякий раз, когда он возвращался домой не в своем виде. Она раз попробовала исполнить его желание, но так как ей пришлось остальную часть ночи провести на заднем дворе, то в другой раз она уже не повторяла своего опыта.

С годами Билль стал еще больше пить и даже начал продавать мебель, чтобы было на что покутить. При этом он жаловался жене, что неуютная обстановка его дома гонит его в таверну.

Как раз, когда обстоятельства Билля были как нельзя хуже, Сайлес Венч вернулся из плаванья и, узнав адрес Билля, зашел навестить его. Была суббота и, конечно, Билля не было дома, но его жена попросила Сайлеса войти и, взяв второй стул из кухни, пригласила его сесть.

Сначала Сайлес был очень любезен, но, оглядев комнату и увидев ее пустоту, он слегка кашлянул и сказал:

– Я думал, что Билль живет хорошо.

– Совершенно верно, – ответила миссис Бертеншо.

Сайлес Венч опять кашлянул.

– Вероятно, он любит простор, чтобы было где повернуться? – спросил он, оглядываясь.

Миссис Бертеншо смахнула слезу и, зная, что Сайлес был старым другом ее мужа, придвинула к нему свой стул и рассказала, в чем дело.

– Лучшего мужа, когда он трезв, и желать нельзя, – закончила она, вытирая глаза, – он готов был бы дать мне все, если бы мог!

У Сайлеса лицо вытянулось еще больше.

– Видите ли, – сказал он, – мне не совсем повезло, и я надеялся, что Билль даст мне взаймы сколько-нибудь, пока я не выйду из затруднительного положения.

М-с Бертеншо покачала головой.

– Во всяком случае, мне хотелось его дождаться, – продолжал Сайлес. – Мы были большими друзьями одно время, и я ему оказал много услуг. Когда можно его видеть наверное?

– Во всякое время после полуночи, – сказала м-с Бертеншо; – но вам лучше не оставаться. Видите ли, так как он будет не в себе, то может принять вас за ваше привидение, вспомнив ваше обещание, и, пожалуй, испугается до смерти. Он часто об этом говорил.

Сайлес Венч посмотрел на нее задумчиво.

– А почему бы ему и не принять меня за мое привидение? – проговорил он наконец; – маленькое потрясение может послужить ему на пользу! И, если уж на то пошло, почему бы мне не притвориться собственным привидением и не остеречь его против пьянства?

М-с Бертеншо пришла в такое волнение от этой мысли, что едва могла выговорить слово; но, несколько раз повторив, что она ни за что на свете не допустит чего-либо подобного, она уговорилась с Сайлесом, что тот придет около трех часов ночи и торжественно предостережет ее мужа. Она дала Сайлесу ключ от входной двери, и Сайлес сказал, что он придет с мокрыми волосами и шапкой, как будто он утопленник.

– Я очень признательна вам, что вы так бескорыстно подвергаете себя такому большому беспокойству, – сказала м-с Бертеншо, когда гость встал, собираясь уйти.

– Помилуйте, – ответил Сайлес, – это не в первый и, вероятно, не в последний раз, что мне приходится, хотя и с некоторым для себя неудобством, оказывать услуги моим ближним. Мы все должны помогать друг другу по мере сил.

– Но помните, если он догадается – я тут ни при чем. Может быть даже будет естественнее, если я притворюсь, что вас не вижу.

– Пожалуй, что так будет лучше, – согласился Сайлес, останавливаясь у дверей. – Все, что я прошу вас – это спрятать кочергу и все, что может попасться ему под руку. И помажьте замок маслом, чтобы ключ не скрипнул.

М-с Бертеншо заперла за ним дверь и, оставшись наедине, предалась своим размышлениям. Единственное, что ее утешало, была мысль, что Билль наверное будет в таком виде, что поверит всему, имеющему отношение к привидениям.

III

Был уже первый час ночи, когда два товарища доставили Билля домой. Он был в воинственном настроении и, предложив всем по очереди вступить с ним в единоборство, ударил кулаком стену, которая очутилась на его дороге. Затем, спотыкаясь, добрался до своей постели. Меньше, чем через десять минут он уже крепко спал; бедная м-с Бертеншо, тщетно попытавшись бодрствовать, также уснула.

Она проснулась внезапно от какого-то звука, от которого у нее кровь застыла в жилах. Это был ужаснейший стон, какой ей когда-либо приходилось слышать. Подняв голову, она увидела Сайлеса Венча, стоявшего в ногах постели. Оп вымазал себе лицо и руки светящейся краской; шапку он сдвинул на затылок, и мокрые космы волос падали ему на глаза. На минуту сердце у м-с Бертепшо замерло, но она вся похолодела, когда снова раздался тот же ужасный стон. Он, казалось, несся из пустоты и, постепенно усиливаясь, переходил в крик. Но Билль продолжал спать невинным сном младенца. Сайлес простонал еще два раза а затем, нагнувшись над кроватью, уставился на спящего, не веря глазам своим.

– Попробуйте взять тоном выше! – прошептала м-с Бертешпо.

Сайлес попробовал, но вдруг с ним случился такой припадок кашля, от которого должны были бы проснуться мертвые. Билль не двинулся.

– Теперь несколько ниже, – посоветовала м-с Бертеншо.

Сайлес строго посмотрел на нее.

– Да вы что это? – сказал он строго, – вы думаете, что я сирена, что ли?

Он остановился на минуту и вдруг вскрикнул так, что ничто живущее на земле не могло не услышать его; даже Билль забеспокоился; оп повернулся к жене и заговорил.

– Ты слышишь? – спросил он.

М-с Бертеншо притворилась спящей, и Билль только что собрался повернуться и заснуть, как Сайлес снова застонал. Билль привскочил и сел на кровати, как ужаленный. Едва он заметил Сайлеса у ног постели, у него вырвался громкий крик ужаса и он снова повалился, стараясь натянуть себе на голову все простыни и одеяло. Тогда уже м-с Бертеншо закричала в свою очередь и попыталась вернуть себе хоть часть простыни, но Билль решил, что ее тянет привидение, и еще крепче ухватился за простыню.

– Билль! – сказал Сайлес Венч замогильным голосом.

Билль брыкнул ногой и завозился на постели, точно хотел пробить себе отверстие через нее.

– Билль! – повторил Сайлес, – отчего ты мне не отвечаешь? Я пришел со дна Тихого океана навестить тебя. Разве у тебя ничего нет сказать мне?

– Прощай! – сказал Билль голосом, заглушенным простынями.

Сайлес опять застонал и Билль, от испуга совсем протрезвившийся, весь задрожал.

– Как только я умер, – продолжал Сайлес, – я вспомнил свое обещание, данное тебе. "Билль тебя ждет!" – сказал я себе, и вместо того, чтобы спокойно лежать на дне океана, я очутился здесь.

– Это… большое внимание… с твоей стороны… Сайлес, – пробормотал Билль, но ты всегда был внимателен. Прощай!..

Раньше, чем Сайлес успел ответить, м-с Бертеншо, которой удалось вернуть себе часть одеяла, решила, что ей пора вставить и свое слово.

– Господи, Билль, – сказала она. – Что это тебе вздумалось разговаривать самому с собой? Приснилось тебе, что ли, что-нибудь?

– Приснилось? – вскричал несчастный Билль, схватив ее за руку и сжав так, что она чуть не закричала. – Я очень хотел бы, чтобы это был сон. Разве ты его не видишь?

– Кого? Кого мне видеть?

– Привидение! – ответил Билль шепотом, полным ужаса: – привидение моего старого приятеля Сайлеса Венча, благороднейшего человека…

– Что ты говоришь?! – прервала его м-с Бертеншо. – Тебе приснилось. А что касается до "благороднейшего", то ты мне говорил…

– Шш… – прошептал Билль. – Я ничего не говорил. Клянусь, что ничего не говорил!

– Повернись на другой бок и засни, – сказала его жена, – а то спрятал себе голову под одеяло, точно ребенок, который боится темноты! Ничего нет, я тебе говорю. Посмотри!

Билль поднял голову и взглянул, но тотчас же испустил громкий вопль и скрылся под одеяло.

– Ну, как тебе угодно, – сказала его жена. – Если тебе нравится думать, что здесь привидение, и разговаривать с ним, пожалуйста, продолжай.

Она повернулась к стене и притворилась, что заснула. Через минуту Сайлес опять заговорил тем же глухим голосом.

– Билль!

– А?

– Она не может меня видеть, она не может слышать меня, но я все-таки здесь. Посмотри!

– Я видел, – сказал Билль из-под одеяла.

– Мы всегда были добрыми товарищами, Билль, – продолжал Сайлес; – много раз мы с тобой плавали, а теперь вот я лежу на дне Тихого океана, а ты покоишься в теплой и удобной постели. Я должен был придти к тебе по обещанию, но кроме того, с тех пор, как я утонул, мои глаза открылись на многое. Билль, твое пьянство ведет тебя верной дорогой к смерти! Ты не должен прикасаться ни к одной капле пива, вина или водки во всю твою жизнь. Слышишь?

– Даже… и в виде лекарства нельзя? – спросил Билль, приподняв немного одеяло, чтобы его можно было лучше расслышать.

– Ни в виде лекарства, ни в другом виде! – ответил Сайлес, – даже с Рождественским пудингом нельзя. Подними твою правую руку и поклянись тенью твоего бедного товарища Венча, покоящегося на дне океана, что ты не проглотишь ни одной капли!

Билль Бертеншо поднял руку и поклялся. Затем он стал ждать, что будет дальше.

– Если ты когда-нибудь преступишь свою клятву, если ты выпьешь хотя бы одну чайную ложку, я опять к тебе явлюсь, но уже в тот раз ты последуешь за мной. Никто не может увидеть меня два раза и остаться в живых.

У Билля выступил холодный пот.

– И вот еще, что я хотел тебе сказать, – продолжал Сайлес: – я оставил после себя вдову и, если никто ей не поможет, она умрет с голоду.

– Бедная, – вздохнул Билль, – несчастная!..

– Если бы ты умер раньше меня, – продолжал Сайлес, – я позаботился бы о твоей жене.

Билль ничего не ответил.

– Я бы ей давал пятнадцать шиллингов в неделю.

– Сколько? – спросил Билль, чуть не высунув голову из-под одеяла, между тем как его жена вся горела от негодования и гнева.

– Пятнадцать шиллингов, – повторил Сайлес тем же страшным голосом. – Тебе будет легко их потратить на это доброе дело, если не будешь пить.

– Я… я пойду и навещу ее!

– Я тебе запрещаю даже и близко подходить к ее дому! – прервал его Сайлес. – Посылай деньги по почте каждую неделю на улицу Шап, № 15. Подними руку и поклянись, как в первый раз!

Билль сделал, как ему было сказано, и с ужасом прослушал еще три стона.

– Прощай, Билль! – сказал затем Сайлес. – Прощай! Я должен возвратиться на дно океана. Пока ты свято будешь исполнять обе клятвы, я там и останусь. Если же ты нарушишь хоть одну из них, или посетишь мою бедную жену, я снова явлюсь тебе. Прощай! Прощай! Прощай!

После довольно долгого молчания, Билль наконец отважился выглянуть из-под одеяла и удостоверился, что привидение исчезло. Он пролежал часа два, повторяя адрес, данный Сайлесом, чтобы не забыть его, и только под утро мирно заснул. Жена его не сомкнула глаз ни одну минуту и, лежа в постели, вся дрожала от негодования, размышляя а том, как ее одурачили.

IV.

Утром Билль все ей рассказал; затем он пошел в кухню и со слезами на глазах вылил целый маленький бочонок пива в раковину. Первые два или три дня у него была такая жажда, что он отдал бы пол-жизни за глоток пива или водки, но через некоторое время жажда исчезла и затем, как и все непьющие, он вооружился против вина, называя его не иначе, как смертельным ядом.

Первое, о чем Билль позаботился, когда получил свое жалованье в пятницу, – это послать денежный перевод на улицу Шап, – к великой досаде м-с Бертеншо, которая даже заплакала от злости, но должна была объяснить свои слезы головной болью. У нее голова болела каждую пятницу в течение целого месяца и Биллю, который чувствовал себя несравненно крепче и лучше, было искренне жаль ее.

К тому времени, как был послан шестой почтовый перевод, от м-с Бертеншо остались одни кости да кожа, – до того она мучилась, представляя себе, как Сайлес Венч тратит их деньги. Но сознаться во всем Биллю она не смела по двум причинам: во-первых, потому, что она не хотела, чтобы он опять начал пьянствовать; а во-вторых, она боялась, что Билль не простит ей, когда узнает, как она его обманула. Однажды она лежала с открытыми глазами, обдумывая, как ей быть, – как вдруг ее осенила блестящая мысль. Чем больше она в нее углублялась, тем больше она ей нравилась, но она долго не смела приступить к исполнению своего плана. Несколько раз она поворачивалась и смотрела на Билля, прислушиваясь к его дыханию; наконец, дрожа всем телом от волнения и страха, она решилась попробовать и закричала пронзительным голосом:

– Он высылал их вам! Он высылал их вам!

– Ч-что случилось? – спросил Билль просыпаясь.

М-с Бертеншо не обратила на него ни малейшего внимания.

– Он высылал их вам, – закричала она опять, – каждую пятницу высылал аккуратно! О, не являйтесь ему опять.

Билль только что собрался спросить, не сошла ли она с ума, но тут у него вырвался громкий крик, и он исчез под одеялом.

– Произошло какое-то недоразумение, – сказала м-с Бертеншо таким голосом, что ее легко можно было бы услышать сквозь полдюжины одеял. – Наверное, перевод затерялся на почте… Наверное!

Она помолчала несколько секунд, затем продолжала:

– Хорошо, – сказала она, – я сама их буду приносить каждую пятницу… Нет, Билль не придет, я вам обещаю…

– Благодарю вас, мистер Венч! – сказала она наконец очень громко. – Благодарю вас. Прощайте! Прощайте!

Она начала успокаиваться, хотя по-временам у нее все еще вырывались слабые всхлипывания, к которым женщины обыкновенно прибегают, когда они хотят перестать плакать и не могут. Но, понемногу, она совсем затихла, и тогда из-под одеяла раздался хриплый голос:

– Исчез?

– Ах, Билль! – воскликнула она, – я видела привидение.

– Оп исчез? – спросил Билль опять.

– Да, – ответила его жена с дрожью. – Ах, Билль, привидение стояло в ногах постели, со светящимся лицом и руками, с мокрыми волосами на лбу. Ты знаешь, его жена не получила денег за эту неделю, но так как он думал, что произошла какая-нибудь ошибка, то явился мне, а не тебе. Я должна относить ей деньги сама.

– Да, я слышал, – ответил Билль, – и вот что: если ты их потеряешь, или вообще что-нибудь с ними случится, то скажи мне сейчас же! Слышишь? – сейчас же!

– Хорошо, Билль, хорошо!

– В следующий раз, когда тебе скажут, что человеку являются привидения, ты, может быть, поверишь?

– Еще бы! – согласилась она.

На следующее утро Билль отдал ей пятнадцать шиллингов, также делал он и во все следующие пятницы.

* * *

И вот почему, когда другие женщины должны довольствоваться рассматриванием новых шляп и платьев в окнах магазинов, м-с Бертеншо может их носить!

Провожатый мистрисс Банкер

Трудовой день закончился, и Матильда вышла на порог дома.

Видно было по всему, что она кого-то поджидает. В доме, кроме нее и старой служанки, никого больше не было.

Вот хлопнула калитка. Послышался характерный шорох приближающихся шагов, и вскоре показался маленький человек в фуфайке, синем пальто и низко надвинутой, круглой, жесткой шляпе.

– Добрый вечер, мистрисс Банкер! – сказал он, медленно подходя ближе.

– Добрый вечер, капитан! – ответила леди, которую все ошибочно принимали за даму.

– Свежий ветер! – произнес человек в круглой шляпе. – Если так пойдет дальше, мы во время прибудем в Ипсвич.

Мистрисс Банкер выразила солидарность.

– А на реке-то как хорошо теперь! – нерешительно начал шкипер. – Все кажется таким, знаете, красивым… очень красивым… Вот бы, мистрисс, вы решились и поехали вместе с нами… Отведем мы вам большую каюту, и к вашим услугам будут… будем мы все… Уверяю вас, мистрисс Банкер, что спать на шхуне вы будете, как колода…

– Как колода? – несколько недовольно переспросила леди.

– Извините, мадам, я хотел сказать, как дерево… Но не в этом дело. – Он продолжал с усиливающимся жаром. – Ну, право, что вам стоит приехать!.. Мы будем ждать вас. Раньше девяти часов мы не отчалим.

– Не знаю, как быть! – сказала мистрисс Банкер. – Я спрошу тетушку… Если она позволит, я соберу вещи и в девять часов буду на корабле.

– Хорошо! – с сияющей улыбкой произнес шкипер. – Мы с Билли до того времени здорово выспимся. Так долго ждать!

– Долго? – не без кокетства спросила Матильда.

– Долго! – повторил влюбленный шкипер и ушел. Пройдя несколько шагов он оглянулся, бросил обжигающий взгляд на пышную блондинку и сплюнул в сторону.

Часы на ближайшей колокольне отбивали девять, когда Матильда в сопровождении ночного сторожа, ковыляющего под тяжестью багажа, подходила к пристани. Шхуна была совершенно готова к отплытию.

– Возьмите багаж! – сказал Билль, обращаясь к штурману. – Да осторожнее. Там приданное!

Ему так понравилась собственная шутка, что он сам втащил сундук и, усевшись на него, стал бросать на капитана и леди самые недвусмысленные взгляды. Те притворялись, будто ничего ровно не понимают.

Пакеты были слишком велики и многочисленны, чтобы поместиться в одной каюте, и это обстоятельство дало повод к целому залпу новых насмешливых взглядов.

– Добро пожаловать, мистрисс Банкер на "Сэр Эдмунд Льонг"! – торжественно произнес шкипер, помогая Матильде перейти на шхуну. – Будьте желанной гостьей… Эй, Билль! – обратился он к штурману. – Прогони собаку!

– Что вы сказали?! – воскликнула Матильда. – Не следует трогать собаку… Это мой провожатый!

– Ваш?.. Как вы сказали? Я не расслышал.

– Мой провожатый!

– Позвольте… У нас, на "Сэр Эдмунд Льонг" собаки не допускаются…

– Билль! – воскликнула Матильда, – снесите мои вещи на берег… Без собаки я не еду.

– Позвольте! – заторопился капитан. – Но почему такая любовь?

– Это лучший друг мой, который сопровождает меня повсюду…

– Ах, так!

– Да, так… Согласитесь, что крайне неудобно совершать довольно далекое путешествие с тремя мужчинами… и без провожатого…

– Верно, Сам! – сентенциозно заметил вахтенный. – В ваши годы не мешало бы знать такую простую вещь.

– Ну, так и быть! – уступил капитан. – Уж мы с Билли присмотрим за ней… Да только молчок! Никому об этом ни слова!

Через несколько минут шхуна плавно спускалась по течению. Шкипер был на руле и укреплял паруса.

Матильда, редко бывавшая на реке, чувствовала себя очень напряженно, но старалась не показать этого.

– Вот повремените, – сказал шкипер. – Мы скоро попадем в бриз, и вы увидите, что такое "Сэр Эдмунд Льонг"! Перышко, а не шхуна! Алло!

"Попали в бриз", и шхуна с быстротой ветра понеслась по реке.

Ужинали на палубе.

Сытный ужин и свежий ветер так подействовали на Матильду, что она открыто выразила сожаление о том, что до сих пор редко пользовалась таким замечательным удовольствием.

Прошли Гринвич.

Ветер еще посвежел и стал рвать паруса. Шхуна накренилась, и Матильда, глядя на темную воду, несколько раз осведомилась, нет-ли опасности.

Шкипер, весело смеясь над боязнью Матильды, спустился вниз, взял шаль, поднялся и заботливо закутал плечи дорогой гостьи. Затем правую руку положил на руль, а левой нежно обнял талию Матильды.

– Действительно, красивый вечер! – сентиментально произнесла мистрисс Банкер. – Очень красивый!..

– Я очень рад, что вам здесь нравится! – сказал шкипер, который, собственно говоря, жаждал совсем других слов. – Очень приятно плыть теперь по реке и чувствовать, что…

– Алло! – послышался зычный окрик штурмана, стоявшего на носу. – Не зевай!.. Право руля!

Шкиперу поневоле пришлось прервать свои излияния. Он встал и перешел на другую сторону руля. Через несколько минут он вернулся, сел на прежнее место и снова обнял талию Матильды, но вдруг, в самую патетическую минуту, почувствовал за спиной дыхание живого существа.

Он быстро обернулся и увидел собаку, которая решительно и настойчиво просовывала морду между ним и мистрисс Банкер. Преуспев в своем желании, она спокойно улеглась и устремила влажный взгляд на капитана, который делал напрасные усилия выразить веселье и удовольствие.

В таком почти что приятном обществе прошло так много времени, что даже мистрисс Банкер стало невмоготу.

Она встала и, позевывая, сказала:

– Хороший вечер…

– Хороший…

– А все же и спать пора… Поздно… А вы обещайте мне, только что-нибудь случится – крушение или что другое – разбудить меня… Не бойтесь – я не испугаюсь. Так обещаете?

Шкипер обещал, и гостья спустилась в каюту.

Оставшись один на руле, шкипер закурил трубку и погрузился в любовные мечты.

Ветер сразу упал, и шхуна еле-еле подвигалась вперед.

– Билль! – крикнул шкипер, – бросим якорь!

– Ладно, бросим! – сонно отозвался штурман.

Они бросили якорь, спустили паруса, и "Сэр Эдмунд Льонг" мирно отошел ко сну.

– Я устал, как собака! – сказал Билль.

– Я тоже! – отозвался капитан.

Билль осмотрел внимательно палубу и спустился вниз по веревочной лестнице. Через несколько секунд он с диким воплем выскочил на палубу и, срывая с себя штаны, стал растирать ногу.

– Да что такое случилось? – спросил шкипер.

– Да ничего такого не случилось! – ответил взбешенный штурман. – Собака взяла у меня кусок мяса на память… Провалиться бы ей!.. Приняла меня за врага… Впрочем, она и не очень-то ошиблась.

– Надо ее вызвать наверх! – подойдя к лестнице, сказал шкипер. – Песик, а песик!.. Подь сюда… подь сюда… На! На! На!.. – Он засвистел и попробовал спуститься, но собака злобно заворчала на него, и он испуганно отскочил.

– На! На! На!.. – повторил он.

Собака выглянула на палубу, осмотрелась вокруг себя и снова спокойно спустилась вниз.

– Вызовите ее опять! – сказал Билль, скручивая веревку.

– Ну, нет! – ответил шкипер. – Этого не будет… Я знаю, что у вас на уме… Смертоубийства на своем пароходе я не допущу. А здесь я хозяин!

– Ну, что-ж, воля ваша! – язвительно произнес штурман. – Но тогда нам с вами придется спать на палубе… Да смотрите, осторожнее спите и не храпите, может быть, собака этого не любит… Разные бывают вкусы у собак.

Капитан предпочел смолчать и вскоре растянулся на палубе.

Штурман последовал его примеру.

Оба проснулись чуть свет. Было холодно и сыро.

– Надо поднять якорь, – сказал шкипер.

– Подымем!

Как только заскрипела старая, ржавая цепь якоря, тотчас же снизу раздалось яростное рычание.

На палубу, с воинственным видом, с поднятым хвостом, выскочила собака и сразу, задумавшись, стала смотреть на штурмана. Затем она зевнула и, убедившись в том, что все очень заняты, спустилась вниз.

Становилось все светлее. Животворящие лучи солнца рассеивали туман. С легким звонким шумом волны разбивались о борта шхуны.

Маленький дымок поднялся с баков. Ветер принес восхитительный запах жарящегося мяса.

– Мистрисс Банкер встала? – спросил штурман, выходя на палубу.

– Да, кажется, – ответил шкипер. – Она уж давно суетится внизу.

– Завтрак готов, – заявил штурман.

– Хорошо, – сказал шкипер, – я сейчас скажу ей. Он закричал: – Мистрисс Банкер!

– Алло! – раздалось снизу. – Сейчас иду!

Штурман уселся на канатах и закурил трубку. Шкипер вернулся к рулю. Собака, которая уже несколько минут держалась на палубе, вдруг исчезла. Снова появившись через довольно продолжительное время, она подошла к капитану и стала ласково лизать его руку, точно благодарила его за что-то.

– Она уж привыкла ко мне, – сказал восхищенный капитан. – Милая собака, славная собака!

– Милая собака, славная собака, – мальчишеским тоном повторил Билль, уходя с палубы.

Шкипер окончательно сдружился с провожатым мистрисс Банкер, когда на палубу с отчаянным криком выскочил штурман.

– Где эта чертова собака? – завопил он.

– Послушайте, вы! Да как вы смеете так отзываться о моих… Как вы смеете так выражаться на моем корабле?! – прикрикнул шкипер. – Что за манеры!

– Манеры! – со слезами на глазах ответил штурман. – Вам нужны манеры, а мне нужен завтрак.

– Завтрак?! Причем тут завтрак?

– А при том, что эта подлая собака пожрала весь завтрак.

Капитан не успел опомниться, как у люка показалась сияющая физиономия мистрисс Банкер.

– С добрым утром! – сказала она. – Как славно пахнет!

– Я думаю, что будет пахнуть, если рядом стоит собака, – угрюмо сказал Билль.

Матильда, в ожидании объяснений, посмотрела на капитана.

– Ваша собака съела весь завтрак, – коротко и выразительно сказал шкипер.

– Весь завтрак! – радостно воскликнула мистрисс Банкер. – Ну, это не беда. Я могу подождать, пока вы приготовите другой завтрак.

– Кроме селедок у нас ничего не осталось, – так же угрюмо произнес штурман.

– А чем же плохи селедки? – беззаботно произнесла Матильда. – Очаровательное утро, очень свежий воздух, – вероятно это и подействовало на Ровера. Вообще же он совсем не жадный.

– Возможно! – сказал шкипер, глядя на собаку, которая вдруг поднялась, понюхала воздух и, вертя хвостом, направилась к баку. – Это он куда пошел?

Матильда рассмеялась.

– Почуял селедки! Удивительно умная собака!

– Билль! – предостерегающе крикнул капитан. – Смотри, собака!

– Позови его, позови! – трусливо ответил штурман.

Мистрисс Банкер побежала за своим провожатым и, схватив его за загривок, поволокла на место.

– Нет, знаете, эго только морской воздух, – серьезно произнесла она. – До сих пор Ровер был на диете. Поэтому, он такой жадный стал. Ведь, собаки все равно, что люди. Тихо, Ровер.

– Тихо, Ровер! – повторил капитан.

– Тихо, Ровер! – издали крикнул штурман.

Под тройным контролем собака улеглась, но не спускала глаз с бака. Появление штурмана с блюдом дымящейся рыбы сильно взволновала ее. Ей удалось владеть своими чувствами не больше пяти минут; после того она ринулась к тарелке шкипера, который в это мгновение был занят разговором с мистрисс Банкер.

Шкипер, не заметив ничего, хотел передать свою тарелку штурману, но тот злобно заявил ему, что не станет есть из одной тарелки с собакой.

Мистрисс Банкер прогнала собаку, которая отошла и легла у люка.

Барка быстро неслась по течению. Солнце поднялось высоко и ласково пригревало. Все за столом чувствовали себя легко и приятно, как вдруг собака пробилась сквозь заколдованный круг и схватила с блюда рыбу. При этом она опрокинула сосуд с кипятком и сильно укусила шкипера.

– Гадкая собака, – нежно сказала мистрисс Банкер. – Она, кажется, укусила вас? Позвольте, я вам сделаю перевязку.

– Кажется, – сказал капитан, глядя на выступившую на руке кровь. – Если вы уж так любезны, сойдите вниз и возьмите в каюте полотно… Вы найдете в моем комоде… направо.

Мистрисс Банкер сошла вниз, а оставшиеся переглянулись между собой, а затем перевели взгляды на собаку, которая вызывающе лаяла на проходившую мимо шхуну.

– Пора бы уже ей вернуться! – неопределенно сказал штурман, бросив взгляд на парус, затем на шкипера, затем на собаку.

– Да, – сквозь зубы произнес шкипер. – Не мешало бы!

Он быстро повернул румпель и собака закончила свой лай в воде. Набежавший ветер надул паруса, и шхуна сразу очутилась на расстоянии 20 ярдов от собаки. Собака жалобно посмотрела на шхуну и поплыла к берегу.

– Убийцы! – раздался вопль появившейся Матильды. – Убийцы! Вы утопили мою собаку!

– Собаку! Какую собаку? – слабо оправдывался шкипер. – Я не видел собаки.

– Врете! – загремела леди. – Все врете! Я следила за вами и все видела.

– Мы повернули, чтобы дать дорогу шхуне, – сказал капитан.

– Какой шхуне? Где шхуна?

Шкипер взглянул на штурмана.

– Где шхуна? – спросил он.

– Я думаю, что мы обогнули ее, – глубокомысленно сказал тот, оглядываясь во все стороны. Я больше не вижу ее.

Мистрисс Банкер топнула ногой и, бросив на своих спутников презрительно-уничтожающий взгляд, сошла вниз. Она отказалась от полдника и не выходила из каюты до самого Ипсвича. У Ипсвича она вышла на палубу, сама вынесла свои вещи и, не обращая внимания на убитого горем капитана, сошла на берег, заказала кеб и уехала.