Текст книги "Искатели клада. Рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Заботливость! – воскликнула м-сс Чок, задыхаясь.

– И как это я ничего не подозревала? А он еще поцеловал меня сегодня поутру! На прощание, конечно… Я должна была бы знать, что Роберт всегда настоит на своем.

– Если бы вы не убедили меня отправиться на этот злосчастный завтрак, ничего бы не случилось, – проговорила м-сс Чок глухим голосом.

– Почем же я знала? Помните, Роберт еще сказал, что он, главным образом, хлопотал для вас? Мне показалось, что вы были немножечко польщены, но я, по правде говоря, удивилась.

Дрожавшая от гнева, м-сс Чок не находила ответа.

– Ну, нечего тут сидеть, – философски продолжала м-сс Стобелль, – лучше нам отправиться домой.

– Домой! – воскликнула м-сс Чок, вспомнив о своих комнатах без ковров и драпировок: – как только я подумаю об этих людях, угощавших нас шампанским и говоривших о долгих вечерах на море, – я не знаю, что я готова сделать! И ваш отец был одним из них!.. – набросилась, она на Эдуарда, который даже не попытался защитить своего заблуждающегося родителя.

Когда они вернулись в гостиницу, где лакей вручил м-сс Чок письмо, лицо ее и осанка были так выразительны, что податель письма поспешил ретироваться.

Оно было от м-ра Стобелля и заключало в себе лишь несколько строк. М-р Стобелль извещал, что м-р Чок был заманен на судно обманом, и заканчивал замечанием, что женщинам, вообще, не место на корабле. Эту фразу, по мнению м-сс Стобелль, следовало считать за нечто вроде извинения.

М-сс Чок прочла извещение, погруженная в каменное молчание; она отказалась от чая и прямо отправилась со своим багажом на станцию; во время переезда до Винчестера, она продолжала безмолвствовать и, по прибытия туда, поехала домой в кэбе, несмотря на убедительные просьбы м-сс Стобелль погостить у нее, покуда ее собственный дом не будет приведен в порядок.

М-р Тредгольд почувствовал истинное облегчение, расставшись с дамами. Все это путешествие казалось ему загадочным, а сегодняшние события еще усилили его таинственность. Он слегка закусил, но тишина в доме угнетала его, и он решил прогуляться. Лавки уже были закрыты, на улицах – пусто, и он задал себе вопрос: не слишком ли поздно зайти к капитану, чтобы потолковать с ним о случившемся? Занятый решением этого вопроса, он, незаметно для самого себя, очутился близ коттеджа.

Соседние дома были погружены во мрак, но в окне гостиной капитана светился сквозь драпировку гостеприимный огонек. После некоторого колебания, Тредгольд постучал. Дверь отворилась, и он увидел приветливое лицо м-ра Таскера.

– Капитан Бауэрс уехал в Лондон, сэр.

Тредгольд, уже занесший было ногу за порог, отступил, но в то же время попытался заглянуть внутрь дома.

– Мы ожидаем его с минуты на минуту, – сказал ободряющим тоном м-р Таскер.

Эдуард снова занес ногу за порог. Конечно, уже поздно, но ему очень необходимо повидать сегодня капитана:

– Мисс Дрюит в саду, – объявил Таскер.

М-р Тредгольд подозрительно взглянул на него, но черты Таскера выражали свойственное им простодушие, и он успокоился.

– Не пройти ли и мне в сад? – проговорил он.

– Я прошел бы туда, будь я на вашем месте, сэр. В саду прохладнее.

Луны не было, небо закрылось тучами, и м-р Тредгольд очутился в полной темноте, чем можно было объяснить его непостижимую вежливость по отношению в стройному молодому кипарису, находившемуся в углу лужайки. Он поспешил надеть шляпу, и его извинение по поводу позднего визита – так и осталось недоконченным. Несколько сконфуженный, он прошел по саду раза два, не находя того, чего искал, как вдруг раздавшийся над его головою легкий шум – открыл ему истинное положение дел. Благоразумие и чувство приличия подсказали ему, что он должен уйти домой, но сердечное влечение склоняло его к тому, чтобы сесть на скамью у подножия мачты и подождать дальнейших событий.

Прислонившись к спинке, он закурил сигару, чутко прислушиваясь в малейшему шуму. Но пленница на вышке не подавала признаков жизни. В теплом воздухе чувствовалось благоухание цветов, и ничто не шевелилось, за исключением тени м-ра Таскера на кухонной шторе.

Часы соседней церкви пробили три четверти, а затем – и десять часов. Сигара была докурена, и м-р Тредгольд принялся серьезно обдумывать свое положение:

– М-р Тредгольд! – послышался сверху резкий голос.

М-р Тредгольд поспешно вскочил и устремил глаза вверх.

– Мисс Дрюит! – воскликнул он тоном невыразимого изумления.

– Я спускаюсь, – послышался голос.

– Пожалуйста, будьте осторожнее. Очень темно… Могу я помочь вам?

– Можете – войдя в дом.

Тон ее был так решителен и резок, что ему оставалось лишь повиноваться. Он сконфуженно шагал по гостиной, когда вошла мисс Дрюит с раскрасневшимся лицом.

– Я зашел к капитану – начал он поспешно, – Джозеф сказал мне, что вы в саду, но я не нашел вас, а потому взял на себя смелость посидеть и подождать капитана…

– Вы знали, что я на вышке? – нетерпеливо спросила мисс Дрюит.

– Джозеф ничего мне об этом не сказал, а, не видя вас в темноте, я подумал, что он ошибся.

– Вы знали, что я на вышке? – повторила она с грозною настойчивостью.

– Я… такая мысль приходила мне в голову, – сознался обвиняемый.

– Знали вы, что я там?

– Да, – проговорил он медленно, видя невозможность дальнейшего отпирательства.

– Благодарю вас, – проговорила она презрительно, – вы знали, что я там, и держали меня в плену. Истинно джентльменский поступок. Я вижу, что я верно оценила ваш характер.

– Это – чистейшая случайность, – попытался он оправдаться: – я провел очень неприятный день в Бидлькомбе, зашел сюда, и услышав, что вы сидите там наверху, не устоял против искушения. Но если бы я мог подозревать, как вы меня отчитаете, я, конечно, не позволил бы себе…

Мисс Дрюит, уже положившая руку на ручку двери в знак того, что аудиенция окончена, не смогла удержать взрыв негодования.

– Ваш отец и друзья его отправились за кладом, принадлежащим моему дяде, а вы, проводив их, являетесь сюда! Или вы думаете, что его долготерпению не будет конца?

– Клад? – воскликнул со смехом Тредгольд: – но ведь все их планы рушились, как только капитан сжег карту.

– Нечего смеяться, – прервала она: – дядя, действительно, собирался сжечь карту, и был очень поражен, удостоверившись, что она исчезла.

– Исчезла? – повторил Тредгольд тоном, не допускавшим сомнения в его правдивости: – да разве капитан не сжег ее? Он сказал, что она сожжена.

– Он намеревался сжечь ее, – отвечала она, наблюдая за ним, – но кто-то взял ее из бюро.

– Взял ее? Когда? – воскликнул он, и история дальнего плавания вмиг предстала перед ним в истинном свете.

– В тот самый вечер, когда вы ожидали здесь дядю.

– В тот вечер, в тот вечер, когда я… – повторил машинально м-р Тредгольд, и вдруг, выпрямившись, посмотрел на нее гневными глазами: – вы, кажется, думаете, что я взял ее?

– Не все ли равно, что я думаю? Вы не будете отрицать, что она – в руках у ваших друзей?

– Да, но вы сказали, что я в тот вечер был здесь.

Мисс Дрюит с негодованием взглянула на него. Кающийся грешник исчез, и вместо него перед нею стоял громко требовавший объяснения дерзкий молодой человек.

– Вы кричите на меня! – сказала она сухо.

Он извинился, но продолжал настаивать. Он ответил на ее вопрос, и просит ее, в свою очередь, ответить ему. Думает ли она, что он взял карту?

– Вы, кажется, приказываете мне? – воскликнула она высокомерно.

– Я хочу, чтобы все было на чистоту. Ответ за ответ. Вы это думаете?

Мисс Дрюит посмотрела на него; она с секунду колебалась, но затем неохотно сказала: – Нет.

Лицо его прояснилось и глаза смягчились.

– Но она – у вашего отца. Каким образом он достал ее?

М-р Тредгольд, покачав головою, заявил, что если эти три взрослых младенца найдут клад, он готов дать навеки обет безбрачия. На это мисс Дрюнтт сказала, что она ответила на его вопрос, имея в виду также предложить ему вопрос: верит ли он рассказу ее дяди о схороненном в земле кладе?

М-р Тредгольд попытался вначале увернуться от прямого ответа, – история показалась ему слишком похожей на роман, – но в конце концов сознался, что не верит.

Девушка перевела дух; во взоре ее отразилась смесь гнева и торжества, но она сухо выразила свое удивление по поводу того, что он продолжает посещать человека, способного говорить ложь. Она не преминет передать дяде мнение о нем м-ра Тредгольда, а пока желает ему спокойной ночи.

Прощаясь, он попробовал смягчить ее и извинился за свое поведение в саду, на что она спокойно ответила, что ничуть не была удивлена. М-р Тредгольд тотчас увидел, что он сделал ошибку.

– Разумеется, войдя в сад, я не мог предположить, что вы находитесь в таком неподходящем месте, – проговорил он с доброй улыбкой; – будем надеяться, что это уже не повторится.

Такое заявление до того ошеломило мисс Дрюит, что она не могла выговорить ни слова, и когда капитан вернулся домой, он застал ее сидящею у окна в застывшей и неудобной позе.

Он так устал после поездки в город, что она дала ему спокойно поужинать и только тогда приступила в изложению многочисленных преступлений м-ра Тредгольда, причем она тщетно ожидала выражений сочувствия со стороны капитана.

– Я говорил тебе, что он не брал карты; а что касается этих безмозглых идиотов…

– Но он не верит вам, – воскликнула она, сверкая глазами; – я дала, ему понять, что ему немыслимо являться в дом, хозяина которого он считает способным на обман.

Капитан хладнокровно выбил пепел из трубки и заявил, что они живут в свободной стране, где каждый может иметь свое суждение, а что касается этого клада – он не желает больше слышать о нем! И без того он натворил немало бед.

XII.

Едва м-р Чок ступил на палубу, как м-р Тредгольд схватил его за руку и потащил в каюту, шепнув, чтобы он достал свое оружие, а затем шел наверх. Трепещущий м-р Чок прислушался к шуму, топоту и лязгу, происходившим над его головою, а затем с решимостью отчаяния принялся собирать и заряжать свое оружие. Но тут он услышал, как щелкнул замок его двери, и от страха выронил ружье: он был в плену. Лязг прекратился, но слышалось топанье ног в тяжелых сапогах и хриплый голос капитана Брискета. М-р Чок тщетно пытался собраться с мыслями; Тредгольда и Стобелля совсем не было слышно, даже капитан смолк, а вскоре легкий скрип и покачивание судна дали ему понять, что «Красавица Эмилия» уже в пути. Ожидание становилось нестерпимым; он вскочил на ноги и принялся стучать в дверь, но она была из прочного дерева. Тогда у него мелькнула блестящая мысль, – он прицелился в замок и выстрелил.

Шум выстрела в маленькой каюте был оглушительный; крик ужаса был на него ответом; кто-то стремглав взбежал по лестнице, и м-р Чок, держа дымящееся ружье в руках, старался разглядеть в образовавшееся отверстие: не попал ли он в кого-нибудь? Увидев чье-то лицо, он снова прицелился, и это лицо, весьма походившее на лицо м-ра Стобелля, мгновенно скрылось.

– Он едва не прострелил ему голову! – сказал Брикет, когда м-р Стобелль отскочил назад.

– Совсем взбесился! – воскликнул, дрожа, Тредгольд. – Скажите ему, что все успокоилось, Стобелль.

– Скажите сами! – последовал ответ.

Раздался гул. М-р Чок вторично – и на этот раз успешно – выстрелил в замок. Капитан Брискет едва успел вскрикнуть, как м-р Чок, с ружьем в одной руке и с револьвером в другой, появился на палубе. Крик капитана нашел себе отклик среди матросов, и трое из команды с необыкновенной быстротой кинулись на форкастель[2]2
  Форкастель – небольшой помост или палуба на парусных военных судах.


[Закрыть]. Юнга и двое других влетели в камбуз, перепугав повара; там же нашли себе убежище Тредгольд, Стобелль и Брискет, оставив на палубе пораженного м-ра Чока в обществе м-ра Деккета, присевшего за рулем. Они молча со страхом глядели друг на друга, как вдруг тяжелые шаги заставили м-ра Чока обернуться. М-р Стобелль, подкрадывавшийся, чтобы обезоружить его, поспешно ретировался за грот-мачту.

– Стобелль! – тихим голосом окликнул его м-р Чок.

– Все улажено, – ответил тот, – опасность миновала.

– Чего же вы прячетесь за мачтой? – спросил Чок, направляясь в нему.

Стобелль, не отвечая, снова кинулся к камбузу, с быстротою, весьма удивительной при его телосложении.

Все окружающее начало казаться м-ру Чоку необычайно странным. Он даже спросил себя; не видит ли он все это во сне? Он обернулся и поглядел на Питера Деккета, а Деккет, стараясь успокоить его улыбкой, скорчил такую рожу, что Чок в испуге отскочил. Он осмотрелся и увидал, что они уже шли открытым морем. Тишина и таинственность становились невыносимыми, и он, держа палец на курке, стал осторожно спускаться в камбуз, но Стобелль и другие, заметив его, кинулись опрометью задним выходом на палубу.

– Да что они все – с ума, что-ли, сошли? – осведомился м-р Чок у Деккета.

– Нет, сэр, только вы один, – ответил тот с величайшею вежливостью.

М-р Чок, увидав на лестнице три или четыре всклокоченных головы, чуть не выронил ружье; инстинктивно он сделал шаг к Питеру Деккету, и не менее инстинктивно этот долготерпеливый человек воздел руки, умоляя его не стрелять. Бледный и дрожащий м-р Чок напрасно старался успокоить его.

– Но вы направляете на меня дуло, сэр, и держите палец у курка! – воскликнул помощник капитана.

М-р Чок извинился и спросил: почему убежали Стобелль и Тредгольд, на что Деккет ответил, что, по всей вероятности, вид огнестрельного оружия действует им, как и ему самому, на нервы. После долгих переговоров и объяснений, экипаж судна, вместе с м-ром Стобеллем во главе, появился на палубе.

– Все улажено, опасность миновала! – заявил Тредгольд.

– Люди стали смирными, как ягнята, – сказал Брискет, осторожно завладевая ружьем, между тем как Стобелль отбирал у друга револьвер.

М-р Чок слабо улыбнулся и был очень смущен, увидев, с каким ужасом таращат на него глаза матросы и упорно держатся поодаль, невзирая на приказание капитана: "По местам!" Взявшись сам за рулевое колесо, Брискет шепотом объяснил, что, в сущности, бунта не было, Деккет – нервный и склонный к преувеличению человек, но он, Брискет, просит пощадить чувства товарища и более не упоминать об этом прискорбном инциденте.

– Кто-то запер меня, однако, в каюте, – настаивал м-р Чок.

Капитан удивился. Вероятно, это случилось по ошибке. Ряд невероятных случайностей… Но поразительнее всего было появление м-ра Чока на палубе – и его решимость.

– Изумительно! – прошептал Тредгольд.

– Я не знал его до сих пор, – заметил Стобелль, с живейшим интересом оглядывая своего друга.

– Как же нам, однако, быть с дамами? – воскликнул м-р Чок, замерев на месте, при виде появившейся на скале фигуры, отчаянно махавшей платком: – мы должны вернуться за ними!

– При таком-то ветре, сэр? – снисходительно посмеиваясь, заметил Брискет: – вы сами настолько опытный моряк, сэр, что понимаете, насколько это невозможно.

– А их багаж? – вспомнил м-р Чок, между тем как Стобелль советовал ему "примириться с постигшим их разочарованием".

– Когда начались беспорядки, Деккет отослал его на берег, – пояснил Брискет, – и, ввиду всего случившегося, я не скажу, чтобы он был неправ, сэр.

– Вы впервые выказали себя в истинном свете, Чок, – сказал Тредгольд.

– Да он меня напугал, меня! – воскликнул Брискет, – вы, сэр, просто герой!

И при взгляде на расщепленную дверь, а также вечером, когда повар, при виде его, едва не опрокинул котелок с супом, – м-р Чок, действительно, почувствовал себя героем.

На следующий день, геройства у него, однако, поубавилось. Ветер за ночь усилился, и покуда м-р Чок умывался, пол каюты неприятно качался под его ногами. Было душно, спасти стонали и скрипели, а сапоги и другие предметы шаловливо катались по полу.

Свежий, прохладный воздух оживил его, но на палубе было сыро, уныло. Земля исчезла из виду, и ему представилось свинцовое небо и бесконечное пространство серых волн. Тем не менее, он объявил, что не стоит уходить в каюту ради завтрака, и удовольствовался чашкою чая и сухарем на палубе. Звон чашек и запах жаркого доносились снизу, и когда Стобелль с Тредгольдом, плотно позавтракавшие, тоже вышли наверх, солнце появилось из-за туч, и море из серого сразу сделалось синим. Новые паруса белели в лучах солнца, реи приятно поскрипывали, и друзья, выбрав удобное местечко, наслаждались морем.

– Чудное утро, сэр, – сказал Брискет, – такое ясное и спокойное.

– Да, – коротко ответил м-р Чок, с отвращением смотревший на бриг, видный со штирборта[3]3
  Штирборт – правый по ходу движения борт судна.


[Закрыть], который то поднимался в небесам, то исчезал из виду. Тредгольд предложил приятелю сигару, но тот отказался, и он закурил сам с помощью фитиля, отравившего атмосферу.

– Кажется, никто из нас не страдает морскою болезнью, – заметил он.

– Морская болезнь – одно воображение, сэр, – подхватил капитан Брискет, – от нее есть верное средство.

– Средство? – осведомился м-р Чок, взглянув на него оживившимися глазами.

– Да, сэр, – продолжал Брискет, подмигнув Стобеллю, который широко осклабился, – старое, но верное: свинина. Возьмите кусочек свинины – и непременно с жирком, и пусть повар воткнет его на вертел и поджарит при вас – так, чтобы жир шипел и брызгал во все стороны… А всего лучше – сделайте это сами. Тут главное – запах…

М-р Чок с трудом поднялся и, едва волоча ноги, спустился в каюту.

– Это на всех действует, – сказал Брискет, улыбаясь Стобеллю, все еще продолжавшему посмеиваться: – если человеку уже не по себе, этот рассказ доконает его. Не только свинины, он и поджаренной ветчины не перенесет.

– Воображение, – спокойно отозвался Тредгольд, продолжая курить.

– Разумеется, нужно рассказать умеючи. Заметили вы его глаза, когда я стал говорить о том, как она шипит и брызжет на огне?

– Заметил, – сказал м-р Стобелль, отложив свою трубку.

– Некоторые дополняют этот рассказ подробностями, но, по моему, и одного описания стряпни достаточно.

– Вполне, – сказал Стобелль и предложил Тредгольду спичку, когда тот вздумал закурить сигару.

– Благодарю, – я предпочитаю трут.

Стобелль положил коробку в карман и сидел с застывшим лицом, устремив глаза в одну точку.

– Говоря о свинине, – начал снова Брискеть, но Стобелль мрачно уставился на него.

– Опять свинина?… Бедный Чок не виноват, если он не переносит…

– Конечно, нет.

– Люди не виноваты, если они заболевают морскою болезнью…

– Разумеется, нет, сэр.

– И тут ничего нет позорного, – продолжал Стобелль с необычным красноречием, – и… ничего забавного тоже нет…

– Без сомнения, сэр, – сказал удивленный капитан:– я именно хотел сказать вам, раз уже зашла речь о свинине…

– Знаю, – загремел Стобелль, тяжело поднимаясь с места, – или вы думаете, что я глух? Болтаете вы, болтаете, бол…

Он исчез внизу, а капитан, обменявшись улыбкою с Тредгольдом, заложил руки за спину и принялся шагать по палубе, раздумывая о том, насколько внешность бывает порою обманчива.

Через день-два, мореплаватели оправились, и наступила обычная монотонная жизнь на корабле. Неделя за неделей они видели только море и небо, и жаждавший перемен м-р Чок мечтал о поросших пальмами островах архипелага Фиджи, к которым они держали курс. Тем временем капитан и м-р Деккет келейно обсуждали между собой причины, по которым была предпринята эта экспедиция.

XIII.

– Пробовал ли я? – воскликнул капитан Бауэрс с негодованием: – все средства были пущены мною в ход.

– Значит, нужно придумать что-нибудь другое, – ответил невозмутимый Эдуард. – Можно вам дать еще ростбифа?

Капитан передал ему свою тарелку и продолжал. – Вы бы только посмотрели на ее лицо, когда я сказал, что иду к вам ужинать! Она, буквально, зашипела, и шипит постоянно, как только я упомяну ваше имя.

М-р Тредгольд положил нож и вилку, которыми собирался нарезать мясо для капитана, и продолжал задумчиво есть сам. Капитан, тщетно ожидавший ростбифа, обеспокоился.

– Вам не мешает моя тарелка? – осведомился он наконец.

– Нисколько.

– В таком случае, вы, быть может, передадите ее мне?

Впавший в рассеянность молодой человек повиновался, выразив сожаление, что капитан не желает взять еще кусочек.

– Люди большого роста – плохие едоки. Почему бы это?

– Может быть, потому, что им иногда не дают есть.

М-р Тредгольд заметил, что и это случается; сознание вернулось к нему лишь тогда, когда голодный капитан встал сам, чтобы отрезать себе кусок.

– Простите! – воскликнул Эдуард, расхохотавшись: – я думал о другом. Не разрешите ли вы мне воспользоваться вашей вышкой на день или два? В окрестностях есть местечко, которое я желал бы не терять из виду.

– Ничего не имею против этого, – ответил капитан, не без труда сохраняя серьезность.

Два дня спустя, мисс Дрюит, осторожно выглянув из окна спальни, увидела м-ра Тредгольда, занявшего, с телескопом в руке, обсервационный пост на вышке. Был холодный, морозный январский день, и она приятно улыбнулась при мысли, как там должно быть холодно.

День за днем м-р Тредгольд храбро влезал на мачту и направлял трубу на заброшенный коровник, находившийся в трех милях от дома. На четвертый день, когда капитана не было дома, мисс Дрюит, случайно выглянув из окна кухни, пожала плечами и вернулась в гостиную.

– М-р Тредгольд, должно быть, очень озяб, мисс, – сказал почтительно м-р Таскер, принесший ей чай: – он похлопывает себя по груди и дует на пальцы.

Мисс Дрюит сказала: – А! – и, придвинув столик к креслу, отложила книгу и налила себе чашку чаю по вкусу: с двумя кусками сахара и большим количеством сливок. В эту минуту в дверь постучали, и в ответ на возглас мисс Дрюит: "Войдите!" – ее негодующим взорам предстал м-р Тредгольд.

Уши и нос его были ярко-красного цвета и глаза слезились от холода. Она вопросительно смотрела на него.

– Добрый день! – проговорил он, кланяясь.

Мисс Дрюит ответила на приветствие.

– Разве капитана Бауэрса нет дома? – осведомился м-р Тредгольд, оглядываясь вокруг с несколько разочарованным видом.

– Нет.

– Я хотел попросить его дать мне чашку чая, – сказал м-р Тредгольд, вздрагивая от озноба: – я почти замерз, и боюсь, что схватил простуду.

Мисс Дрюит едва не выронила ложку – так она была поражена его нахальством. Без сомнения, он очень прозяб, нос его был иссиня-красный. Она оглядела уютную комнату, в которую из открытой двери врывалась холодная струя, и повторила, что дяди нет дома.

– Благодарю вас, – сказал он кротко, – прощайте.

В нем было столько смирения, что ей сделалось неловко. За что он благодарит ее? Притом, из двери сильно дуло.

– Я могу вам дать чашку чая, если желаете, – сказала она, вздрогнув, – только, пожалуйста, скорее заприте дверь.

М-р Тредгольд вошел и поспешил закрыть дверь. Он сел по другую сторону камина и, отогревая свои окоченевшие пальцы у огня, горячо поблагодарил ее.

– Вы очень добры, – сказал он, принимая из ее рук чашку чая, – я продрог до костей.

– Вам лучше было бы пройтись скорым шагом домой для того, чтобы согреться.

– Меня напоили бы там тепловатым чаем, – сказал он, грустно покачав головой: – никто не заботится обо мне.

Он заговорил о катании на коньках, и по мере того, как лицо его принимало нормальную окраску, а черты – свойственное им веселое выражение, сострадание мисс Дрюит начало испаряться, и она осведомилась, лучше ли он чувствует себя теперь.

– Немного лучше, – ответил он, но лицо его вдруг выразило беспокойство, и он слегка похлопал себя со стороны левого легкого, в котором он ощущал какое-то покалывание.

– Надеюсь, что я не заболею здесь, – сказал он серьезно.

– Надеюсь, что нет! – резко воскликнула мисс Дрюит, считавшая его способным на все.

– Я никогда бы себе этого не простил.

Мисс Дрюит тревожно посмотрела на него и не только сама налила ему третью чашку, но даже разрешила закурить папиросу. Опасаясь худшего, она вступила с ним в разговор и даже поймала себя на том, что выразила ему сочувствие по поводу его беспокойства об отце.

– М-сс Чок и м-сс Стобелль также очень тревожатся, – сказал он: – это – далекий путь для такого маленького судна…

– А в конце-концов они и клада не найдут, – заметила мисс Дрюит с женским добродушием.

М-р Тредгольд, украдкой взглянув на нее, спокойно сказал, что он и не думал отрицать существование клада, имеющегося во владении капитана.

– Вот видите, и вы поверили в его существование! – воскликнула она с торжеством.

– Конечно, я верю в то, что капитан обладает сокровищем.

– Ценой в полмиллиона?

– Даже более… Оно бесценно, – проговорил он, продолжая глядеть на огонь.

Мисс Дрюит выпрямилась в кресле и затем откинулась назад. Лицо ее сделалось алым, и она молила небо, чтобы земля разверзлась и поглотила ее – в случае, если м-р Тредгольд вздумает обернуться. Она начала смутно сознавать, что если не случится чуда, она никогда не избавится от него.

– Да, оно – бесценно, – повторил он вызывающим тоном.

Мисс Дрюит молчала. Отвечать было опасно, но и молчать – рискованно. Она нервно позвонила, приказала Таскеру убрать чайный прибор, размешать угли в камине и перевесить две картины, и лишь после всего этого, отчасти восстановив свое душевное равновесие, заговорила о живущих с ними по соседству мальчиках.

XIV.

Месяц за месяцем «Красавица Эмилия» медленно продвигалась по направлению к югу, и вместо Большой Медведицы мореходы могли любоваться созвездием Южного Креста. М-р Чок уже сменил свое джерси и морские сапоги на полотняный костюм, шляпу-панаму и полное отсутствие сапог, и в этом виде он был единственным на корабле предметом, доставлявшим некоторое развлечение Стобеллю, настроение которого очень страдало от вынужденного бездействия. Его отзывы о море настолько противоречили мысли о путешествии ради удовольствия, что Тредгольд уже не раз читал ему по этому поводу наставления. Капитан Брискет тоже выражал Питеру Деккету свое недоумение.

– Неужели вы ничего не можете выведать от м-ра Чока? – спрашивал помощник.

– Прячется, как устрица в раковину, едва я вздумаю об этом заговорить. Твердит, что Тредгольд изучает образование островов и собирается написать о них книгу.

– И мне м-р Тредгольд говорил то же самое, даже спрашивал, как назвать ее.

– Я знаю, как бы я назвал его самого! – проворчал Брискет.

М-р Чок становился все беспокойнее по мере приближения к цели. Он проехал тысячу миль, и не видел ничего, кроме летающих рыб и альбатросов. Прогуливаясь как-то поздно вечером с капитаном Брискетом, он выразил желание увидеть что-нибудь новое, интересное.

– Вы жаждете приключений, сэр, – отозвался тот, покачивая головой; – с полдюжиной таких людей, как вы, я повел бы это судно куда угодно. Вы родились моряком. Питер Деккет верить не хочет, что вы мальчиком не были на море.

– Я всегда думал, что полюблю море, – скромно сказал м-р Чок.

– Полюбите? – повторил капитан: – вы моряк по природе, и у вас в крови буйный дух, который так и рвется наружу. И это беспокоит меня и Питера Деккета – также.

– Беспокоит? – повторил м-р Чок.

– Видите ли, – капитан глубоко вздохнул, – нам не по сердцу тайна, она тяготит нас.

– Почему? – проговорил после некоторой паузы м-р Чок.

– Мы не знаем, на какое отчаянное приключение вы нас ведете? Конечно, мы последуем за вами, но согласитесь, что вы не совсем справедливо поступаете по отношению к нам.

– Тут нет ни малейшей опасности, – убедительно произвел м-р Чок.

– Но тайна есть? Вы не станете этого отрицать. Вы таитесь от меня? – проговорил капитан тоном укора, в котором слышалась непритворная "слеза". Он отошел и прислонился в борту, закрыв лицо руками. М-р Чок подошел и положил руку ему на плечо.

– Вы мне не доверяете! – глухо сказал капитан.

– Это не моя тайна; будь она моей, я охотно открылся бы вам.

– Что делать, сэр? В первый раз в жизни, сэр, Билль Брискет является не заслуживающим доверия человеком. И я особенно огорчен тем, что это исходит от вас.

М-р Чок молча стоял возле него в горестном недоумении.

– А я доверил вам тайну, от которой зависит моя жизнь! – продолжал капитан с резким смехом: – вы единственный человек, знающий, что я убил Веселого Питта в Сан-Франциско.

– Но ведь вы убили его, защищаясь?

– Не все ли равно? Доказательств у меня нет. По одному вашему слову меня вздернут на виселицу. И это еще не все. Команда начинает догадываться, а я, в качестве капитана, отвечаю за их жизнь. Понимаете ли вы, какой я подвергаюсь ответственности?

– Команда догадывается! – воскликнул пораженный м-р Чок.

Понизив голос, капитан сообщил, что на днях вечером он застал матроса заглядывающим в окно, находящееся в потолке каюты. Отослав матроса вниз, он сам заглянул в окно, и увидел Стобелля, Тредгольда и м-ра Чока наклонившимися над какой-то бумагой. Он не желал шпионить, но капитан корабля должен наблюдать за порядком.

– Это ваше право, – твердо сказал м-р Чок.

Капитан не без волнения поблагодарил его и, стоя с ним у борта, принялся восхищаться красотой моря и созвездий. Под впечатлением разговора и чар южной ночи, он дал волю своим чувствам и со странной смесью резкости и робости заговорил о своей престарелой матери, об одиночестве и печальной доле моряка, о бесценном сокровище истинной дружбы. Он обнажил всю свою душу перед сочувствующим слушателем; но когда из какого-то замечания м-ра Чока он понял, что тот намеревается открыть ему тайну, он отказался выслушать его по той причине, что его считают за "грубого матроса, которому невозможно довериться". М-ру Чоку, горячо опровергнувшему такое предположение, удалось, наконец, убедить капитана в том, что он ошибается, и тогда успокоенный Брискет заявил о своей готовности выслушать то, чего м-р Чок совершенно не намеревался сообщать ему.

– Но, помните, – тоном предостережения проговорил капитан, – не надо никого в это посвящать, даже Питера Деккета.

М-р Чок, так неожиданно для себя попавшийся в ловушку, не видя никаких путей отступления, отвел капитана как можно далее от рулевого и шопотом сообщил ему о цели плавания. Когда они расстались перед отходом во сну, капитан Брискет был осведомлен обо всем не менее самих членов экспедиции, но он успокоил совесть м-ра Чока, сознавшись ему, что, в сущности, он с самого начала уже догадывался о правде.

Через несколько дней он с большим интересом выслушал из уст м-ра Тредгольда инструкцию относительно острова капитана Бауэрса, положение которого нотариус попытался определить с возможною точностью. Этот остров предполагалось посетить первым, и потому зашла речь о вулканическом образовании островов и коралловых рифов.

Они шли теперь среди островов. Два из них остались вдали, но мимо третьего – простой скалы с немногими растущими на ней пальмами – корабль прошел совсем близко, и м-р Чок, после внимательного рассматривания острова в свой бинокль, объявил его необитаемым.

Через два дня, со стороны штирборта показался четвертый остров, – узкая серая полоса земли, – и капитан, с большим интересом наблюдавший за ней, со стуком закрыл свою подзорную трубку и подошел к Тредгольду.