Текст книги "Искатели клада. Рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Старик встретил это благожелательное предположение таким залпом ругательств, что Билль потерял свою сдержанность.

– Может быть, кто-нибудь постлал их на койке, приняв их за лоскутное одеяло, – сказал он холодно, – такая ошибка всегда возможна. А пиджак у вас цел?

– У меня ничего нет, – ответил растерянно старик, – кроме того, в чем я проснулся.

– Это не много, – сказал Билль от чистого сердца. – А где этот красавчик солдат! – спросил он неожиданно.

– Не знаю, где он, и знать не хочу, – отвечал старик. – На палубе, где ему быть?

– Может быть, он надел их, – сказал безжалостный Билль; – парень-то он не ахти какой.

Старик поспешно бросился на палубу. Прошло две или три минуты, и, когда он вернулся, изумление было написано на всем его лице.

– Он исчез, – пробормотал он, – его и след простыл, и спасательный пояс, который висел у камбуза, тоже исчез. Что я буду делать?

– Ну, это была очень старая одежонка, – сказал Билль успокоительно, – а у вас не плохая фигура для нашего возраста, Томас.

– Много инвалидов с деревянной ногой были бы рады поменяться с вами, – уверял Тед, который проснулся от шума. – Вы скоро преодолеете чувство застенчивости, Томас.

Весь бак смеялся одобрительно, пока Томас, который начал уразумевать положение, не присоединился к остальным. Он хохотал так, что слезы потекли по щекам, и его возбуждение начало тревожить друзей.

– Не ломайте дурака, Томас, – сказал озабоченно Боб.

– Ой, не могу, – отвечал старик, судорожно сдерживаясь, – такой штуки я никогда не слыхивал.

– Он спятил, – сказал печально Тед. – Я никогда не слышал, чтобы человек так смеялся из-за того, что у него украли одежду.

– Я не о том смеюсь, – возразил Томас, успокоившись, наконец, с большим усилием. – Я смеюсь одной шутке, о которой вы еще и не знаете.

Смертельный ужас охватил слушателей при этих словах. Бросив взгляд на подножие койки, где он имел обыкновение складывать свою одежду, Билль подскочил и принялся за безнадежные поиски. Другие последовали его примеру, и воздух наполнился жалобами и ругательствами. Даже запасные пары в шкафах исчезли; Билль, предавшись острому отчанию, опустился на койку и выразительным оборотом осудил на гибель всю британскую армию.

– Он надел одну пару, а остальные вышвырнул за борт, должно быть, чтобы мы не могли догнать его, – сказал Томас. – Я думаю, он в конце-концов и плавать умеет, Билль.

Билль, еще занятый британской армией, не обратил на него внимания.

– Мы должны пойти и сказать шкиперу, – заявил Тед.

– Лучше поосторожней, – предостерег кок. – Он и штурман просидели всю ночь за виски, а вы знаете, какой он бывает на следующее утро.

Матросы медленно выползали на палубу. Утро наступило чудесное, но прохладный воздух и ветер, дующий с суши, были для них не очень приятны. На берегу виднелись люди, поднявшиеся спозаранку.

– Идите вы, Томас, вы самый старший, – сказал Билль.

– Я думаю, идти должен Тед, он самый младший.

Тед фыркнул презрительно.

– Неужели? – ответил он.

– Или Боб, – сказал старик, – все равно кто.

– Бросьте жребий, – предложил кок.

Билль, который держал свои деньги в руке, как в единственном надежном месте, оставшемся у него, вынул пенни и повертел им в воздухе.

– Погодите минутку, – сказал серьезно Тед. – В какое время вы должны будить шкипера? – спросил он, обращаясь к коку.

– Бросайте жребий, – поспешно повторил кок.

– В шесть часов, – сказал Боб, смотря на него, – как раз время, стряпушенок. Лучше вам пойти и разбудить его заодно.

– Я не смею идти в таком виде, – сказал трепещущий кок.

– Ладно, ждите, – заметил Билль. – Если шкипер проспит прилив, вы знаете, что вам будет.

– Проводим его вниз, – сказал Тед. – Иди вперед, поваренок, мы заступимся за тебя.

Кок поблагодарил и в сопровождении других пошел вниз разговаривать со шкипером. Часы тикали на камине, и тяжелый храп раздавался с койки штурмана и из капитанской каюты. У дверей последней кок деликатно постучался; потом повернул ручку и заглянул внутрь.

Шкипер поднял свою тяжелую голову и, усевшись на постели со всклокоченными волосами, метнул на него молниеносный взгляд.

– Что вам надо? – заорал он.

– С вашего позволения, сэр… – начал кок. С этими словами он открыл дверь, и глазам предстала вся легко одетая толпа. Глаза шкипера расширились, и челюсть заплясала; из его пересохшей гортани вырывались нечленораздельные звуки; штурман, который тоже проснулся, привстал на своей копке и разносил их во всю за такую неделикатность.

– Вон, – прервал шкипер, к которому вернулся его голос.

– Мы пришли сказать вам, – вмешался Билль, – что…

– Вон, – снова заревел шкипер. – Как вы осмелились явиться в мою каюту да еще в таком виде!

– Все наши платья исчезли, и солдат вместе с ними, – сказал Билль.

– Черт бы вас побрал, как вы его упустили? – вскричал шкипер в ярости. – Скорей наверх, Джордж, бегите на палубу, – кричал он штурману: – мы еще поймаем его. Выкатывайтесь, эй, вы, балетные танцовщицы!

Моряки в безмолвном негодовании повернулись и, подойдя к трапу, остановились в угрюмой нерешительности. Только что кок поставил ногу на ступеньку, как раздался голос шкипера, снова взывающий к штурману.

– Джордж! – сказал он странным голосом.

– Ну? – был ответ.

– Надеюсь, что вы не забылись до такой степени, чтобы играть со мною дурацкие шутки, – сказал шкипер сурово.

– Шутки? – повторил штурман, а заинтригованная команда побежала на палубу и подслушивала, разиня рот, у трапа. – Конечно, нет. Не хотите же вы сказать мне…

– Все мое платье исчезло, ни одной тряпки, – отвечал шкипер с отчаянием, а штурман вскочил с койки. – Я должен буду позаимствовать ваше. Если я поймаю этого проклятого…

– Весьма охотно, – сказал штурман с горечью, – только кто-то его уже позаимствовал. Вот что значит спать чересчур крепко.

Когда полчаса спустя «Тритон» застенчиво причалил к гавани, форма его команды вызвала строгую критику со стороны публики, собравшейся на набережной. В это самое время мистер Прайвэт Блисс, идя по большой дороге миль за десять оттуда, старался избрать себе новую карьеру, так как его настоящая профессия "потерпевшего крушение моряка" была чересчур рискованна даже для его смелого воображения.

Часы

– Это для меня единственное утешение в жизни, – промолвил старейший житель местечка, делая глубокий медленный глоток пива, – это, да трубка табаку. Ни то, ни другое не нужно жевать, а это – штука немаловажная, когда нечем жевать.

Он поставил кружку на стол, и хотя в летнем воздухе не ощущалось ни малейшей тяги, прикрыл пламя спички обеими руками и с бесконечной осторожностью поднес его к своей трубке.

– Есть люди, которые расточают всю свою любовь на бессловесных тварей, – заговорил он снова, – я же, однако, никогда не верил этому. Помню, несколько лет назад какой-то приезжий, у которого было больше денег в кармане, чем мозгов в голове, назначил премию за доброе отношение к животным. Я был тогда единственным не участвовавшим в соревновании.

Звали его: мистер Беннетт. Он снял на лето дом у фермера Голла. Человеку было уже много за шестьдесят, и от него можно было ждать некоторой рассудительности. А он, можете себе представить, ставил чуть ли не вокруг всего дома блюдечки с молоком для бродячих кошек. И когда потом Голл водворился снова у себя в доме, все кошки на три мили в окружности приходили к задней двери, требуя молока. В конце концов фермер Голл насыпал в молоко какую-то отраву и потом должен был уплатить пять шиллингов за худющую, кривоглазую кошку, которая будто бы, как заявил Боб Притти, принадлежала его детям. Спервоначала фермер Голл поклялся, что скорее отсидит в тюрьме, чем заплатит, но после того как пятеро местных жителей показали, что видели, как еще накануне дети Боба Притти гоняли эту черную кошку, привязав ей к хвосту пустую жестянку, уступил.

Через неделю после приезда мистер Беннетт уже удивлялся тому, как мы обращаемся с бессловесными. Он собрал всех жителей в здешней школе, произнес небольшую речь по этому поводу, а затем заявил, что назначает в премию золотые часы, принадлежавшие его покойной сестре, тому из нас, кто будет лучше других относиться к животным.

Знай он наше население лучше, он этого не сделал бы. Люди стали останавливать на улицах животных и ласкать их, в особенности если замечали поблизости мистера Беннетта.

В первый раз мистер Беннетт встретился с Притти приблизительно неделю спустя после установления приза. Боб сидел на корточках в траве, и мистер Беннетт, зайдя сзади, увидел, что он наклонился над старой жабой с раздавленной ногой.

– Что такое с нею? – спросил мистер Беннетт.

Боб как будто не слыхал вопроса и продолжал сидеть, скорчившись, на траве и, склонив голову набок, рассматривал жабу.

Затем он вынул из кармана носовой платок, завернул в него жабу с такой осторожностью, точно она была из яичной скорлупы, и пошел.

– В чем дело? – повторил свой вопрос мистер Беннетт, чуть не бегом догоняя Боба.

– Повредила себе ножку, бедняжка, – ответил Боб. – Хочу как можно скорее обмыть ей рану и наложить повязку. Боюсь только, что она – не жилица на этом свете.

Мистер Беннетт разговорился с ним и проводил его до дому. Он удивился, узнав, что Боб ничего не слыхал о назначенной им награде. На это Боб ответил, что он – человек рабочий и ему некогда ходить и слушать разную болтовню.

– Придешь домой, – говорил он, – всегда есть какая-нибудь работа в саду, а перед тем, как лечь спать, надо еще помочь жене уложить детей. Она у меня слабенькая, бедняжка, и, разумеется, тут уже не станешь зря тратить время и деньги на кабаки.

Мистер Беннетт очень привязался к Бобу и часто захаживал к нему. Как-то раз он встретил Боба в сопровождении его собаки – свирепого пса, но почти такого же умного, как и сам Боб. Он стоял возле своего хозяина и недоверчиво, искоса поглядывал на него, а Боб гладил его по голове и называл разными ласкательными именами.

– Удивительно преданный пес! – сказал Боб.

– У него очень добрые глаза, – заметил мистер Беннетт.

– Он для меня, что сын родной. Не так ли "Джозеф"? – обратился Боб к собаке, роясь у себя в кармане. – Вот тебе, дружище…

Он неожиданно выкинул из кармана сухарь, и "Джозеф", думая, что в него запустили камнем, отпрянул в сторону и, поджав хвост, жалобно завыл. Другой на месте Боба смутился бы, но Боб даже бровью не повел.

– Ну, не разумное ли это существо? – обратился Боб к мистеру Беннетту.

– А что?

– В последнее время он страдает несварением и добровольно морит себя голодом. Видели, как он испугался сухаря? Как жаль, что люди не относятся с таким же отвращением к пиву. Мне хотелось бы, чтобы Билль Чэмберс и Генри Уокер были здесь сейчас.

Мистер Беннетт согласился с этим и добавил, как было бы хорошо, если бы все обладали такими убеждениями, как Боб Притти.

– Это не совсем так, – возразил Боб. – Могу вас уверить, что если бы сам Джонс, Питер Гэббинс и Чарли Стэбс были воспитаны, как я, они были бы гораздо лучше меня…

Милосердие к животным наделало у нас немало хлопот. Не было человека, который вежливо обращался бы с другим. Женщины вели себя, пожалуй, еще хуже. Кошки, собаки и другие животные до того обнаглели, что стали полными хозяевами местечка, и в один день семь человек по очереди остановили мистера Беннетта, спеша сообщить ему, что Джо Персон отравил крысу и пять крысенят.

Прошло несколько дней прежде чем пронюхали, что Боб Притти тоже имеет виды на часы. Этому положительно никто не хотел верить. Боба Притти считали человеком слишком рассудительным, чтобы тратить на это время, но после некоторых его поступков все заволновались и чуть не всей деревней пошли к мистеру Беннетту рассказать ему всю правду о Бобе. Сперва мистер Беннетт не хотел даже верить, но после того, как ему рассказали о всех мошеннических проделках Боба, он начал сомневаться, а поговорив с пастором, заявил, что не желает больше видеть Боба Притти.

По этому поводу вечером в трактире было много разговоров, при чем самым спокойным из всех оставался Боб Притти. Он невозмутимо потягивал свое пиво и, посмеиваясь, давал советы, как вернее всего добиться приза.

– Мне это, разумеется, недоступно; я ведь простой рабочий, знаю свое место.

– Я даже не понимаю, как ты мог вообразить, что можешь получить приз? – сказал Генри Уокер.

– Как здоровье жабы, Боб? – спросил Билль Чэмберс, и все присутствующие покатились с хохоту.

– Смейтесь, смейтесь, – ответил Боб, – мне очень жаль, что не каждый из вас может получить золотые часы, хоть все вы немало стараетесь.

– Все-таки у любого из нас больше шансов, чем у тебя, – проговорил маленький Дикки Вид.

– Это только так тебе кажется, Дикки, – ответил Боб. – А я могу сказать наверное, что часы получу я и никто другой.

– Как же ты их получишь? – спросил Джонс и расхохотался.

– Не беспокойся, получу, и самым честным образом, за мое человечное отношение к животным.

– Хочешь держать пари? – предложил ему Дикки Вид.

– Нет, – ответил Боб, – не хочу наверняка выигрывать; я зарабатываю деньги в поте лица.

– Но ты же не выиграешь! – воскликнул Дикки. – Хочешь, поспорим?

Боб только отрицательно покачал головою и заговорил с Чэмберсом о чем-то постороннем.

– Готов поставить два шиллинга против одного, даже три против одного! – не унимался Дикки Вид.

Боб некоторое время сидел молча, затем ответил:

– Хорошо, я согласен, если хозяин Смит не откажется принять деньги.

Он медленно и как бы нехотя передал шиллинг, а Дикки Вид вручил свои деньги. Затем Джонс стал приставать к нему с пари на полшиллинга.

Боб Притти потребовал новую пинту пива, чтобы обдумать это предложение, но когда пари стал предлагать также и Биль Чэмберс, он согласился. Словом, вышло так, что всего им было заключено тринадцать пари. Была суббота, у всех были деньги, а у Боба они водились всегда.

Смит принял деньги от споривших и записал имена.

В течение следующих трех – четырех недель Боб ничего не предпринимал, и все начали уже считать, что он понял свою ошибку. Каждый из жителей стремился заработать часы, а Боб только посмеивался над их стараниями. Затем за несколько дней до того, как должен был уехать мистер Беннетт, Боб в сопровождении своей собаки вышел на прогулку и как бы случайно встретил мистера Беннетта в поле.

– Добрый день! – обратился Боб к старику. – Какая чудесная погода выдалась сегодня! Я вывел "Джозефа" на прогулку, так как он за последнее время совсем, бедняга, не выходил.

Мистер Беннетт взглянул на него и прошел, не ответив ни слова.

– Я хотел попросить у вас совета относительно "Джозефа", – продолжал Боб, идя вслед за стариком. – Это очень деликатная собака, и иногда мне кажется, я слишком мало даю ей свободы.

– Подите прочь! – проворчал мистер Беннетт. – Я все знаю о вас.

– Все обо мне? – удивился Боб. – Что-ж? Вы ничего дурного не могли слышать.

– Мне известен ваш истинный характер, – повторил строго старец. – Мне стыдно, что я дал себя ввести в обман. Надеюсь, вы постараетесь исправиться. Счастливо оставаться!..

– До свиданья-с, сэр, – проговорил Боб. – Боюсь, что вам наговорили обо мне много лишнего. Пойдем, "Джозеф", пойдем, дружище!

Он печально покачал головой, издав какой-то свистящий звук, и в мгновенье ока его пес вцепился в икру старика и замер в этой позе, точно ожидая дальнейших приказаний,

– Караул! – заорал старик.

Боб впоследствии рассказывал, что он на минуту растерялся и остановился с разинутым ртом.

– Оттащите вашего пса! – продолжал орать мистер Беннетт, стараясь сам оторвать его от ноги.

– Ах, "Джозеф", "Джозеф"! Ну, как тебе не стыдно! – начал Боб, качая головой. – Неужели ты не узнал мистера Беннетта, который так любит животных?…

– Если вы не отгоните вашего пса, я пожалуюсь полиции. Караул!..

– Я стараюсь отозвать его. Разве вы не слышите? Ваши крики только еще больше раздражают собаку. Пойдем, "Джозеф", пойдем! Ты же хорошая собачка…

– Так он вас не послушает!.. – стонал Беннетт.

– Я не хочу оскорблять его, – возразил Боб. – У него ведь тоже есть самолюбие. Кроме того, может быть, он и не виноват, может быть, он взбесился.

– Караул!.. – заревел снова Беннетт диким голосом.

– Будьте же благоразумны, сэр, – уговаривал его Боб. – Вы только пугаете его, а это хуже всего.

– Оторвите его от моей ноги; дайте ему пинка…

– Что-о? – с удивлением спросил Боб. – Пинка бедному бессловесному животному? Нет, вы мне сами никогда не простите этого и я лишусь золотых часов.

– Нет, нет! От этого ваши шансы нисколько не уменьшатся. Ударьте его… Поскорее!

– Это мне слишком тяжело. Бедное животное никогда не простит мне этого. Но если вы сейчас же пойдете домой и дадите мне часы за любовь к животным, я, пожалуй, согласен.

– Хорошо, я отдам вам часы, – простонал мистер Беннетт.

– За любовь к животным?

– Да! Да!..

Боб Притти поднял ногу и так поддал "Джозефа", что тот отлетел в сторону. Затем вместе со стариком Боб отправился к нему домой и получил золотые часы. Впоследствии он рассказывал нам, что мистер Беннетт, передавая часы, произнес небольшую речь, содержания которой он не помнил и которую не повторил бы, если бы даже помнил.

В тот же вечер Боб пришел в трактир забрать выигранные деньги, и Билль Чэмберс произнес другую речь, но так как хозяин Смит выставил его за дверь за некоторые нецензурные выражения, то Бобу Притти не пришлось отвечать на нее.

Золотое предприятие

Старшие члены семьи Тиджеров сидели за завтраком – миссис Тиджер с широко расставленными коленями, между которыми, словно в ситцевой долине, разместился самый младший из Тиджеров; и мистер Тиджер, держащий на колене свою маленькую копию в красном шерстяном платьице и фартучке. Более старшие дети Тиджеров ели свой завтрак на выстланном каменным плитняком дворе, время от времени заходя в комнату для того, чтобы сделать несколько глотков слабого чая из пары стоявших на столе фаянсовых аптекарских банок, или чтобы выпросить у мистера Тиджера маленький кусочек копченой селедки, которой он великодушно делился.

– Не отставай, Анна, – произнес Тиджер добродушно.

Старшая сестра его жены покачала головой и, передав остатки своего ломтя одному из маленьких племянников, откинулась назад в кресло.

– Нет аппетита, Тиджер, – произнесла она медленно.

– Тебе следовало бы заняться плотничьим ремеслом, – сказал мистер Тиджер в оправдание того, что он снова принялся отрезать карманным ножом куски от огромной краюхи. – Мне кажется, что я никогда не смогу наесться досыта. Ого, кому-то принесли письмо?

Он взял письмо у почтальона стоящего у дверей в окружении младших Тиджеров, которые увязались за ним еще во дворе, и медленно прочел адрес.

– Миссис Анне Пуллен, – произнес он, протягивая письмо свояченице, – хороший почерк.

Миссис Пуллен разорвала конверт и, после довольно продолжительных поисков своего кармана, стала рыться в нем, ища свои очки. Затем она обыскала каминную полку, комод, буфет и, в конце концов, обнаружила их на полу, на медном листе перед камином.

Она была не слишком образована, и ей понадобилось некоторое время на прочтение письма – процедуру, которую она принялась пересыпать охами, ахами, вздохами и выражениями "Боже, благослови мою душу", что почти довело плотника и его жену, которые сгорая от нетерпения склонились вперед, до высшей степени отчаяния.

– От кого оно? – спросил мистер Тиджер в третий раз.

– Не знаю, – сказала миссис Пуллен. – Боже, Праведный, кто мог подумать об этом?

– Подумать о чем, Анна? – спросил плотник нетерпеливо.

– Почему некоторые люди не пишут ясно своих имен? – спросила его свояченица нетерпеливо. – В верхнем углу имеется напечатанное имя, быть может это оно и есть. Ну, я никогда не… Я не знаю, стою-ли я на голове, или на пятках.

– Ты сидишь, вот что ты делаешь, – произнес плотник, смотря на нее с легким раздражением.

– Быть может, это обман, – произнесла миссис Пуллен, причем ее губы задрожали. – Я слышала о таких вещах. Если это так, я никогда не переживу этого – никогда.

– Не переживешь чего? – спросил плотник.

– Я совсем не подхожу для обмана, – продолжала миссис Пуллен, – и я не думаю, чтобы кто-нибудь согласился испытать такое беспокойство и потратить пении для того, чтобы ввести в заблуждение столь незначительную особу, как я.

Мистер Тиджер, отбросив к чертям всякую вежливость, наклонился вперед и выхватив из ее рук письмо, принялся читать его с лихорадочной поспешностью, сдерживаемой недостатком образования.

– Это обман, Анна, – сказал он дрожащим голосом, – скорее всего, обман.

– Какой обман? – спросила миссис Тиджер нетерпеливо.

– Похоже на то, – произнесла миссис Пуллен тихо.

– В чем дело? – закричала миссис Тиджер, терпение которой в конце концов лопнуло.

Мистер Тиджер повернулся и укоризненно посмотрел на нее, но взгляд миссис Тиджер был тверже, и, после безуспешной попытки одолеть ее, ему пришлось отдать письмо супруге.

Миссис Тиджер поспешно прочла его, а затем, сняв ребенка с коленей, протянула его мужу и, вскочив, горячо поцеловала сестру и принялась, в порыве радости, хлопать ее по спине до тех пор, пока та не закашлялась.

– По твоему, это не обман, Полли? – спросила Анна.

– Обман? – произнесла ее сестра, – конечно нет. Адвокаты не шутят, для них время слишком дорого. Нет, ты самая настоящая наследница, Анна, и я желаю тебе счастья. Я не обрадовалась бы сильнее, даже если бы оказалась на твоем месте.

Она снова поцеловала Анну и, намеревалась снова похлопать ее по спине, но увидела, что та забралась поглубже в свое кресло, чтобы защититься его спинкой.

– Две тысячи фунтов, – промолвила миссис Пуллен благоговейным голосом.

– Десять сотен фунтов, помноженных на два, – произнес плотник, четко выговаривая каждое слово, – двадцать сотен фунтов.

Он встал из-за стола и, сообразив, что не сможет выразить всей полноты своих чувств с ребенком в руках, положил его на чайный поднос в лужу холодного чая. Потом он уставился во все глаза на наследницу.

– Одиннадцать лет тому назад я служила у нее экономкой, – произнесла миссис Пуллен. – Я бы хотела знать, почему она оставила это состояние именно мне?

– Я полагаю, она не знала что с ним делать, – произнес плотник, по-прежнему смотря на нее с открытым ртом.

– Тиджер, мне стыдно за тебя, – заявила его жена, прижимая ребенка к своей груди. – Я думаю потому, что ты ей очень нравилась, Анна.

– Мне никогда так не везло, – произнес без тени раскаяния плотник. – Никто, никогда не оставлял мне денег. Никто ни разу не оставил мне даже пятифунтового билета.

Он окинул презрительным взглядом свое убогое жилище, натянул на плечи куртку, взял в углу мешок и взвалив его на плечо, отправился на работу. Дорогой, он всем рассказывал о наследстве и новость облетела всю небольшую главную улицу Тэчэма, а оттуда разошлась по остальным переулкам и домам. Спустя пару часов она сделалась всеобщим достоянием, и счастливая наследница получала поздравления всякий раз, как решалась подойти близко к двери.

Старая поговорка утверждает, что деньги делают друзей, но плотник с удивлением увидел, что даже сам факт обладания богатой родственницей имел такое же действие. Люди, к которым он раньше испытывал только уважение, соответствовавшее их положению, теперь сами домогались его общества. Они угощали его пивом в "Колокольчике" и провожали его, идя рядом с ним вдоль улицы. Когда же они заходили к нему по вечерам, чтобы выкурить трубку, плотник просто сиял от счастья.

– Ты, по-видимому, не видишь дальше своего носа, Тиджер, – сказала ему любимая супруга в один прекрасный вечер, после того, как они отправились спать.

– Гм? – произнес удивленный плотник.

– Ради чего, ты думаешь, этот лавочник – старик Миллер, приходит к нам? – спросила его жена.

– Выкурить трубку, – ответил ее супруг уверенно.

– А старый Уиджетт? – настаивала миссис Тиджер.

– Тоже, выкурить трубку, – был ответ. – Не понимаю, в чем дело, Полли?

Миссис Тиджер презрительно фыркнула:

– Вы мужчины все на один покрой, – отрезала она. – Чего ради, ты думаешь, Анна одевает эту розовую кофточку?

– Я никогда не замечал, чтобы на ней была розовая кофточка, Полли, – произнес плотник.

– Нет? Именно об этом я и говорю. Вы, мужчины, никогда ничего не замечаете, – произнесла жена. – Если ты не выпроводишь этих двух старых дураков, то я сделаю это сама.

– Разве ты против того, чтобы они видели Анну в розовом? – полюбопытствовал заинтригованный Тиджер.

Миссис Тиджер прикусила губу и презрительно покачала головой:

– Выражаясь обыкновенным английским языком, Тиджер, так просто, как только я могу сказать – они охотятся за Анной и ее деньгами, – произнесла она сурово.

У мистер Тиджера от удивления открылся рот, и воспользовавшись этим, он задул свечу, чтобы скрыть свое расстройство.

– Что, – беспомощно проговорил он, – в ее возрасте?

– Понаблюдай за ними завтра, – посоветовала ему жена.

Плотник стал действовать в соответствии с ее инструкциями, и в нем начал зарождаться гнев, когда он заметил то усиленное внимание, которым оба его приятеля одаривали легкомысленную миссис Пуллен. Мистер Уиджетт, невысокий человек с острыми чертами лица, говорил за двоих, в то время, как его соперник, толстый, бритый субъект, с ленивыми бычьими глазами, флегматично молчал. Мистер Миллер был нетороплив, из-за чего у него срывалось множество сделок. Некоторые люди болезненно воспринимали нежелание Миллера скидывать цену, когда видели, что он может уступить продаваемый товар значительно дешевле.

– Вы все молодеете, миссис Пуллен, – сказал Уиджетт, когда разговор перешел на возраст.

– Молодеет – не совсем подходящее слово в данном случае, – сказал Миллер с достойной похвалы решимостью не отставать от соперника.

– Нет, – произнес плотник медленно. – Наверно вы хотели сказать "все увядаете", мистер Уиджетт? Никто из нас не становится моложе, не правда-ли, Анна?

– Некоторые из нас остаются молодыми, – кратко ответила миссис Пуллен.

– Как вы думаете сколько лет Анне? – настаивал бдительный Тиджер.

Мистер Уиджет покачал головой:

– Я сказал бы, что она лет на пятнадцать моложе меня, – произнес он медленно, – а я весел, как сверчок.

– Ей пятьдесят пять, – сказал плотник.

– В таком случае, вам семьдесят, Уиджетт, – произнес мистер Миллер колко. – А мне казалось, что вам больше. Вы выглядите на столько.

Мистер Уиджетт недовольно кашлянул:

– Мне пятьдесят девять, – прорычал он. – Я ни за что не поверю, чтобы миссис Пуллен было пятьдесят пять или даже около того.

– Ого! – с жаром воскликнул плотник. – Ого! Да, ведь, моя жена, находящаяся здесь, была шестым ребенком, а она… – Он поймал многозначительный взгляд "шестого ребенка" и стал усиленно кашлять. Остальные вежливо дожидались, пока он закончит фразу. Заметив это, мистер Тиджер снова закашлялся.

– А она… – подсказал мистер Миллер с вежливым интересом.

– Она не так молода, как раньше, – вывернулся плотник.

– Семейные заботы, – вставил смело мистер Уиджетт. – Я всегда думал, что миссис Пуллен моложе ее.

– И я тоже, – произнес мистер Миллер, – гораздо моложе.

Мистер Уиджстт посмотрел на него неодобрительно. Было очень неприятно видеть, как Миллер, повторяя его комплименты, маскирует таким способом отсутствие своей изобретательности. Также он действовал и на рынке – приглядываясь к перечню товаров других торговцев он подбирал свой ассортимент.

– Я заметил вас недавно, мадам, – продолжал мистер Уиджетт, – я видел, как вы шли по дороге с легкостью и непринужденностью молодой девицы.

– Она всегда так ходит, – произнес мистер Миллер тоном упрека, смешанного с удивлением.

– Это у них – семейное, – произнес плотник, который с беспокойством наблюдал за лицом своей супруги.

– Оба вы, кажется, заметили очень много, – сказала миссис Тиджер, – гораздо больше, чем замечали раньше.

Мистер Тиджер, который все-таки был довольно нервной и чувствительный, опять закашлялся.

– Вам следует что-нибудь принимать от кашля, – заметил мистер Уиджетт рассудительно.

– Джин и пиво, – произнес мистер Миллер с видом знатока.

– Кровать лучшее средство от кашля, – сказала миссис Тиджер, которая начала выходить из себя.

Мистер Тиджер встал и смущенно посмотрел на своих визитеров. Мистер Уиджетт поднялся и, под предлогом позднего времени, заявил, что ему надо уходить. Он посмотрел на мистера Уиджетта. Этот джентльмен, решавший, по-видимому, какую-то сложную задачу, глядел на пол, забыв обо всем.

– Идем, – произнес Уиджетт, с притворным добродушием, хлопнув того по спине.

Мистер Миллер, несколько мгновений выглядел так, словно хотел вернуть "подарок", но быстро опомнился и, пожелав компании спокойной ночи, в сопровождении своего соперника направился к двери. Дверь немедленно с треском захлопнулась.

– По-видимому, они чем-то обеспокоены, – произнес Уиджетт. – Не думаю, чтобы я снова пришел сюда.

– И я тоже, – отозвался мистер Миллер.

Однако, ни один из них не был удивлен, встретив соперника в доме Тиджеров и на другой вечер, и во все последующие. Плотник и его жена, не желавшие, чтобы деньги уплыли из семьи и, в тоже время боявшиеся обидеть миссис Пуллен, прямо не знали что и предпринять. В конце концов, было решено, что Тиджер должен в самой деликатной форме намекнуть ей, что эти господа охотятся за ее деньгами. Он был так туманен и так осторожен, что миссис Пуллен, не поняла его и, вообразив, что он хочет занять у нее полкроны, презентовала ему пять шиллингов.

* * *

Для неторопливого мистера Миллера, было очевидно, что язык его соперника давал тому большое преимущество, использовать которое, в полной мере, он не мог лишь благодаря постоянному бдительному присутствию плотника и его жены. Однажды утром он два часа после завтрака просидел в глубоком раздумье касательно положения вещей и после шести трубок встал с искорками в своих холодных глазах, что обычно рассматривалось его собратьями-торговцами, как признак опасности.

Сначала у него появились только проблески одной идеи, но после пары пинт в "Колокольчике" все оформилось, и он стал искать глазами себе помощника. Его взор упал на одного человека, по имени Смит; и торговец, после некоторого размышления, взял свой стакан и направился к нему.

– Я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня, – начал он таинственным голосом.

– И, я хотел повидать вас, – сказал Смит, который тоже был торговцем, но значительно белее мелким. – Одна из кур, которых я купил у вас на прошлой неделе, сдохла.

– Я дам вам другую взамен, – произнес Миллер.

– А остальные так забывчивы, – продолжал мистер Смит.

– Забывчивы? – повторил Миллер.

– Забывают нестись, – произнес мистер Смит задумчиво.

– Не беда, – сказал мистер Миллер с воодушевлением. – Я хочу чтобы вы сделали кое-что для меня. Если дело кончится хорошо, то я дам вам дюжину кур и пару свиней приличного размера.