Текст книги "Искатели клада. Рассказы"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Через час команда разошлась, и капитан остался один на корабле. Он долго ходил взад и вперед по палубе и старался уяснить себе тот печальный факт, что в последний раз видел мистрисс Банкер, и что все мечты его о счастливой семейной жизни с нею погибли.

В павлиньих перьях[4]4
  Произведение, с таким названием уже было включено в первый том нашего двухтомника. Но там был был рассказ «In Borrowed Plumes», здесь же публикуется рассказ «Fine Feathers», который тоже издавался под названием «В павлиньих перьях» (В. В. Джекобс. В павлиньих перьях, Л-д.: Красная газета, 1927 г.). В силу ряда причин редакция решила не менять название.


[Закрыть]

Мистер Джобсон проснулся в воскресном, хорошем настроении. В полусне он слышал как вставала миссис Джобсон и в полусознательном состоянии занял порядочную часть освободившейся территории. Он потянулся и зевнул, а затем стал искать брюки.

Он был аккуратным человеком и каждую ночь в течение более двадцати лет вешал их на медный шарик кровати со своей стороны. Туда же он повесил их и вчера, но сегодня их не было на обычном месте. Они исчезли вместе с красными подтяжками, которым исполнилось не более и не менее как десять лет. Вместо этого на стуле, стоявшем в ногах кровати, лежал комплект одежды, который заставил его содрогнуться. Дрожащими руками перевернул он черный фрак, белый жилет и светлые клетчатые брюки. Белая рубашка, воротничек и галстук дополняли этот наряд, и в довершение отчаяния он увидал на своей картонке около стула высокий блестящий цилиндр.

М-р Джобсон стоял перед этим великолепием, слабо улыбаясь и рассеянно поглаживая свой щетинистый подбородок.

– Они решили пошутить надо мной, – пробормотал он. – Хотели сделать из меня чучело. Но куда же делось мое платье?

Обойдя следующую комнату, он почувствовал беспокойство и, украдкой спустившись вниз, пробрался в лавку.

– О, боже, Альф! – послышался голос. – Что ты тут делаешь?

М-р Джобсон обернулся и увидел стоявшую в дверях жену.

– Я ищу свою одежду, мать, – отрывисто проговорил он.

– Одежду? – сказала миссис Джобсон, стараясь придать своим словам равнодушный тон. – Да ведь она же на стуле.

– Я подразумеваю одежду, достойную христианина, т. е. зеленщика, – ответил мистер Джобсон, повышая голос.

– Это маленький сюрприз тебе, дорогой, – сказала жена. – Я, Берт, Глэдис и Доротея долго копили на это деньги.

– Это очень мило с вашей стороны, но… – М-р Джобсон кашлянул. – Дело, во-первых, в воротничке, мать. Я не надевал его более двадцати лет.

– Как тебе не стыдно! – воскликнула жена. – Я уверена, что не найти другого порядочного купца, обматывающего свою шею платком.

– Может быть, у них не такая нежная кожа, как моя, – настаивал м-р Джобсон, – а, во-вторых, вообрази меня в цилиндре. Да я буду посмешищем всего местечка.

– Ерунда! – сказала миссис Джобсон. – Это только простонародье будет смеяться, а на них не очень-то обращают внимание.

М-р Джобсон вздохнул.

С тех пор как Глэдис и Доротея достигли того возраста, когда становятся предметом интереса молодых людей, неприятности на почве его костюма становились все более и более частыми. Он приоткрыл штору и загляделся на залитую солнцем улицу, затем повернулся к смятой постели. Гул голосов, доносившийся снизу, ясно говорил, что заговорщики ожидают его дальнейших поступков.

Наконец, он оделся и стоял, как ягненок, пока миссис Джобсон прилаживала ему воротник.

– Берт хотел взять повыше, – заметила она, – но я решила, что для первого раза достаточно будет и такого.

– Хотел, чтобы он закрывал мне рот, – сказал несчастный м-р Джобсон. – Ну, да ладно, как хотите, не обращайте на меня внимания.

М-р Джобсон с растопыренными руками и неудобно закинув голову следовал за женой, и внезапное молчание, воцарившееся в кухне при его появлении, ясно подчеркивало эффект, произведенный его наружностью. Затем последовал взрыв восхищения, что заставило его покраснеть от смущения.

– Почему он раньше не подумал об этом? – заметила Глэдис. – Ведь по всей нашей улице на найдешь более элегантного человека!

– Воротник, – отрывисто произнес м-р Джобсон, – можно мне его снять, пока я буду есть копченую селедку?

– Не глупи, Альф, – сказала жена, – Глэдис, налей отцу чашку крепкого горячего чая, и не забудь, что поезд отходит в половине одиннадцатого.

– Он убежит лишь только меня увидит! – заметил м-р Джобсон, косясь на свои брюки.

Мать и дети, довольные успехом своего плана, одобрительно засмеялись, и м-р Джобсон, несколько удовлетворенный своим удачным ответом, принялся за завтрак. Короткая глиняная трубка, выкуривавшаяся для пищеварения, на этот раз была изъята из употребления бдительной миссис Джобсон.

– Мы с девицами идем наверх одеваться, – сказала она, – присмотри за ним, Берт.

Отец и сын перемигнулись и, чтобы скоротать время, взяли по сигаре. Не успели они их докурить, как на лестнице послышался шум юбок, и миссис Джобсон с дочерьми, нарядно одетые, вошли в кухню, застегивая перчатки.

– Вы окружите меня со всех сторон, чтобы я мог немножко спрятаться, пока мы идем по улице, – молил м-р Джобсон, когда они выходили из дому.

Миссис Джобсон подняла его на смех.

– Ну, так переходи на другую сторону, – заторопил м-р Джобсон, – вон Билли Фоли стоит у своего дома.

Миссис Джобсон презрительно фыркнула:

– Пусть его стоит!

Но мистер Фоли не воспользовался ее разрешением. Он смотрел на м-ра Джобсона с минуту, вытаращив глаза от удивления, но когда нарядная компания поровнялась с ним, ноги его подкосились и он очутился сидящим на своем собственном пороге. Дверь была лишь прикрыта и от толчка подалась назад. Билли комически растянулся, сверкнув парой огромных, подбитых гвоздями подошв.

– Я тебе говорил, что это так и будет, – сказал покрасневший м-р Джобсон. – Ты отлично знаешь Билли, точно так же, как и я.

Все они прибавили шаг.

Голос простодушного м-ра Фоли, звавшего свою мать, доносился им вслед.

Выйдя из своего квартала, нравственно м-р Джобсон несколько успокоился, зато начались физические страдания. Больше всего ему досаждали шляпа и воротничек, хотя и остальные принадлежности туалета давали себя чувствовать.

Его беспокойство было настолько очевидным, что миссис Джобсон после выраженного сочувствия предложила, кроме воскресений, одеваться так но вечерам, чтобы скорей привыкнуть.

– Да неужели же мне придется одеваться так каждое воскресенье?

Миссис Джобсон приказала ему не дурить.

Был жаркий день, и м-р Джобсон обливался потом. Крахмальный воротничек, к его громадному облегчению, размяк, а галстук очутился под левым ухом. К моменту возвращения домой он перешел к открытому восстанию.

– Никогда больше! – говорил он, с ожесточением срывая воротничек и бросая фрак.

Дети стали хором оплакивать свои покупки; но он был тверд. Доротея угрожающе фыркала, а Глэдис с завистью вспоминала отцов, которых имели другие девушки. И лишь только за ужином, видя сидевшую за столом и не притрагивавшуюся к кушаньям миссис Джобсон, он стал сдаваться. Он соглашался постепенно и принимал вещь за вещью, и когда вопрос коснулся цилиндра и благополучно был разрешен, миссис Джобсон принялась за еду.

На следующее утро его рабочее платье снова появилось в спальне, но другое еще оставалось в руках тети Эммы. Однако, рабочий костюм был порядочно поношен, и, закрыв лавочку, м-р Джобсон после некоторого колебания нарядился в свое новое платье и, покорно взглянув на жену, вышел из дому. Миссис Джобсон с восторгом сообщила дочерям:

– Он привыкает. Он был доволен, что контролер в поезде назвал его вчера "господином".

Следующие дни показали, что она как будто бы и права.

– Ты делаешься совсем элегантным, – смеясь заметила миссис Джобсон.

– Нет, мать, нет! – ответил он. – Все дело в том, что я понял, что ты права, как и всегда была права. Человек моего положения не имеет права одеваться как какой-нибудь уличный торговец. Это не хорошо по отношению девушек и даже молодого Берта. Я не хочу, чтобы они стыдились своего отца.

– Теперь им не придется стыдиться, – возразила миссис Джобсон.

– Я стараюсь исправиться, – сказал ее муж. – Но не имеет смысла хорошо одеваться, если не умеешь себя вести, и вот вчера я купил книгу "хорошего тона".

– Великолепно! – воскликнула в восторге миссис Джобсон.

Мистер Джобсон был доволен, что его покупка получила одобрение всех остальных членов семьи. Ободренный этим, за чаем он решился высказать свое мнение о пользе книги.

– Во-первых, – медленно начал м-р Джобсон, – до сих пор я не знал, что неприлично дуть на чай, если он горяч, а также пить его с блюдца, – это делают лишь низшие слои общества.

– А если ты торопишься? – спросил Берт, готовившийся поднести ко рту полное блюдечко.

– Ни в коем случае! Джентльмен скорее откажется от чая совсем, но не будет пить его с блюдечка.

– Ковырять в зубах пальцем тоже очень неприлично, – продолжал м-р Джобсон. – Пища должна удаляться незаметно кончиком языка.

– Я этого не делала, – сказала Глэдис.

– Ни в коем случае не полагается есть с ножа, – продолжал отец.

– Из-за тебя мама обрезалась! – резко прервала его Глэдис. – Вот что ты наделал!

– Co-временем мы все будем вести себя иначе, – сказал мистер Джобсон. – Но меня интересует еще вопрос о мясной подливке: вы не можете ее есть вилкой, а о ложке здесь ничего не говорится! Да, а также относительно холодных ванн, мать.

– Холодных ванн? – удивленно спросила жена. – Каких холодных ванн?

– Холодные ванны, которые мы с Бертом должны принимать. В книге говорится, что настоящий джентльмен лишит себя скорее завтрака, чем холодной ванны, а ты знаешь как я люблю свой завтрак.

– А как же я с девочками? – удивленно спросила миссис Джобсон.

– В книге об этом ничего не говорится, в книге упомянуты джентльмены, – ответил м-р Джобсон.

– Но у нас нет ванной комнаты, – заметил сын.

– Это ничего не значит, достаточно будет лоханок. Мы с Бертом будем приносить их наверх каждый вечер, а девицам будет хороший моцион наполнять их по утрам водой.

– Не знаю, как это будет, – заметила опешившая миссис Джобсон. – Во всяком случае, тебе с Бертом придется таскать лоханки наверх и спускать их вниз. Я сказала бы, что это хлопотно.

– Но это необходимо, мать! Ведь только низшие классы обходятся без ежедневной холодной ванны. Так говорит книга.

В тот же день вечером м-р Джобсон втащил наверх свою лоханку и наутро, после ухода жены из спальни, открыл дверь и, взяв стоявшие за ней ведро и лейку, вылил содержимое их в лохань. Подумав с минуту, он поболтал в воде правой ногой и после многократного погружения вытер ее полотенцем и, одевшись, спустился вниз.

– Я весь горю, – сказал он, садясь за стол. – Мне кажется, что я готов съесть целого слона, и чувствую себя свежим, как маргаритка… Не так ли Берт?

М-р Джобсон младший, только-что вернувшийся из лавки, заметил, что он чувствует себя скорее подснежником.

– А кто это расплескал воду по лестнице? – недовольно сказала миссис Джобсон. – Не верю, чтобы все принимали холодные ванны по утрам. Мне кажется это вредным.

М-р Джобсон взял книгу и, открыв на соответствующей странице, протянул ее жене.

– Если я за что принялся, то должен делать это как следует, – торжественно произнес он.

Покончив с завтраком и вытерев рот носовым платком, он вышел в лавку.

– Конечно, все это прекрасно, – сказала жена, – но он принимает это слишком всерьез.

– Вчера в течение утра он мыл руки раз пять, – сказала входившая из лавки Доротея, – и заставил ждать покупателей.

Но этот ропот не доходил до м-ра Джобсона, так как было решено не выказывать ни малейшего неудовольствия, чтобы не испортить его влечения к новому костюму и хорошему тону. Даже когда удовлетворенный своею преображенною внешностью он принялся за внешность жены, то и тогда не было проявлено неудовольствия. До сих пор ширина ее платьев и размеры ботинок объяснялись желанием скрыть недостатки фигуры, но на этот раз м-р Джобсон, увлеченный новой идеей, отказался выслушивать эти философствования. Взяв с собой Доротею, он отправился за покупками. В ближайшее воскресенье миссис Джобсон, выйдя на прогулку с мужем, щеголяла в ботинках на высоких каблуках и с узкими острыми носками. Ее талия, сильно расплывшаяся за последние годы, была заключена в строгие рамки, а шляпа, предназначенная для модной прически, дополняла эффект.

– Ты великолепна, мама! – сказала Глэдис.

– Но я чувствую себя далеко не великолепно. Эти ботинки жмут мне ноги, точно раскаленное железо.

– Они совсем тебе по ноге, – возразил м-р Джобсон.

– А платье как будто чуть-чуть узко, – продолжала она.

М-р Джобсон окинул ее критическим взглядом.

– Быть может, его следовало бы распустить на четверть дюйма, – глубокомысленно сказал он, – но оно тебе совсем по фигуре.

Жена сделала над собой усилие и улыбнулась, но затем шла молча и лишь пылающее лицо говорило об ее страданиях.

– Я чувствую себя ужасно! – сказала она, наконец, прижимая руку к сердцу.

– Ты скоро привыкнешь. Посмотри на меня: я также чувствовал себя вначале не важно, но теперь ни за что не вернулся бы к прежнему платью. Ты полюбишь эти ботинки.

– Если бы я могла их сбросить, они мне были бы более любы. Я не могу дышать!

– Но ты очаровательна, мать! – старался ободрить ее муж.

Она попробовала было улыбнуться, но тщетно. Сжав губы, она с трудом переступала с ноги на ногу. Не доходя двух верст до дому, она остановилась и решительно заявила:

– Если я не сниму сейчас этих ботинок, то останусь калекой до конца жизни, – у меня уже три раза подвертывалась нога.

– Но ты не можешь снять их на улице, – поспешил остановить ее м-р Джобсон.

– Надо нанять извозчика, или что-нибудь! – истерически воскликнула она. – Иначе я стану кричать.

Она оперлась о железный забор, окружавший какой-то домик, пока м-р Джобсон, стоя на мостовой, искал глазами извозчика, который появился как-раз во-время и спас м-ра Джобсона от скандала, готовившегося разыграться на улице.

– Слава богу! – вздохнула она, усаживаясь. – И не думай расшнуровывать их, Альф, а разрежь поскорей шнурки и стащи их с ног.

Они ехали домой с ботинками, торжественно красовавшимися на свободном переднем сидении. М-р Джобсон первым вышел из экипажа, и лишь только дверь, в которую он постучал, открылась, миссис Джобсон вылезла из пролетки и прошлепала все пространство от нее до двери дома в одних чулках, держа ботинки в руках. Она была уже у своей двери, как м-р Фоли, появлявшийся всегда бог знает откуда, когда его совсем не надо было, выглянул из-за пролетки.

– Катались в лодке? – спросил он.

Миссис Джобсон, обернувшись, надменно подняла голову и, спрятав ботинки за спину, подарила его молчаливым презрением хорошо воспитанной женщины.

– Я видел, как вы шли в этих ботиночках, – продолжал бессовестный м-р Фоли, – и подумал: форс, конечно, можно задавать, но если она думает подражать нынешним барышням…

Дверь захлопнулась и м-р Фоли остался наедине с улыбавшимся м-р Джобсоном.

– Ну, как? – спросил первый.

Мистер Джобсон лукаво подмигнул:

– Держу пари на фунт, что я не надену эту штуку в следующее воскресенье, – шопотом ответил он, указывая на цилиндр.

– Не подойдет! – отрицательно покачал головой м-р Фоли. – Я не раз держал пари с тобой, но еще никогда не случалось мне выигрывать. До свидания…

Чужое платье

В девять с половиной команда «Тритона» была еще погружена в дремоту; в девять часов тридцать две минуты три матроса проснулись и подняли головы со своих коек, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте, в то время, как четвертому снилось, что с бесконечной лестницы надает поднос. На полу бака что-то возилось, чертыхаясь и почесываясь.

– Вы слышите, Тед? – раздался голос, когда опять настала тишина.

– Кто это? – сказал Тед, не отвечая на вопрос. – Чего вам надо?

– Я покажу вам, кто я такой, – послышался хриплый и сердитый голос. – Я сломал себе спину.

– Зажгите лампу, Билль, – сказал Тед.

Билль чиркнул спичкой и, осторожно прикрывая рукой тонкое, сернистое пламя, смутно разглядел на полу какой-то красноватый предмет. Он слез с койки, зажег лампу, и глазам всех предстал сердитый и сильно пьяный представитель пехотных сил его величества.

– Что вы здесь делаете? – резко спросил Тед. – Это не кордегардия.

– Кто сбил меня с ног? – сказал грозно солдат. Снимай свой сюр… сюртук, как подобает мужчине.

Он поднялся на ноги и, качаясь, сделал несколько шагов.

– Если у тебя башка еще держится на плечах, – сказал он важно Биллю, – я тебе засвечу.

По счастливой игре судьбы он нашел в комнате искомую голову и нанес ей удар, от которого она треснулась о дерево. С минуту матрос стоял, собирая свои рассеянные чувства, затем с проклятием прыгнул вперед и в самой легкой боевой позиции выжидал, когда его противник, который тем временем снова был на полу, поднимется на ноги.

– Он пьян, Билль, – сказал другой голос, – не трогай его. Этот парень сказал, что придет на судно ко мне в гости, я встретил его вчера вечером в трактире. Вы пришли в гости, товарищ, не правда ли?

Солдат посмотрел тупо и, ухватившись за рубашку обиженного Билля, с трудом поднялся на ноги; подойдя к последнему из говоривших, он неожиданно заехал ему в лицо:

– Вот я каков! – заявил он. – Пощупай мою руку.

Билль в негодовании схватил его за обе руки и, навалившись на него, разом упал с ним на пол. Голова нахала с треском ударилась о доски, и вслед за этим наступила тишина.

– Вы не убили его, Билль? – сказал старый матрос, с беспокойством нагибаясь над телом.

– Ну, где там! – был ответ: – дайте нам воды.

Он плеснул в лицо солдата, потом полил ему за шею, но без всякого результата. Тогда он поднялся на ноги и перекинулся с друзьями смущенными взглядами.

– Мне не нравится, как он дышит, – сказал Билль дрожащим голосом.

– Вы всегда были щепетильны, Билль, – сказал кок, который сочувственно опустился на нижнюю ступеньку своего трапа. – Будь я на вашем месте…

Он не посмел продолжать: сверху послышались шаги и голос штурмана; пока старый Томас поспешно тушил лампу, голова штурмана просунулась в люк, и знакомый голос прогремел: «вставать».

– Что мы будем делать с этим? – спросил Тед, когда штурман удалился.

– С "ним", Тед, – поправил нервно Билль. – Он жив, как быть следует.

– Если мы спустим его на берег, и он умрет, – сказал старый Томас, – то кой-кому выйдут неприятности. Лучше оставим его здесь, а коли он помер, то мы знать ничего не знаем.

Матросы побежали на палубу, а Билль, выходя из бака последним, подложил под голову солдата сапог. Десять минут спустя, они уже были в море и, стоя на палубе, где их никто не мог слышать, боязливым шопотом обсуждали положение.

За завтраком, когда море чертовски бесилось вокруг плавучего маяка «Нор», темный брошенный на полу предмет, хрипло дышавший, поднял с сапога отяжелевшую голову и, крепко сжав губы, с удивлением обводил вокруг стеклянными глазами.

– Что хорошего, товарищ? – сказал Билль в восторге. – Как дела?

– Где я? – слабым голосом спросил Прайвэт Гарри Блисс.

– Бриг «Тритон», – сказал Билль; – порт следования Бистермут.

– Ладно, черт меня побери. Что это за чудеса! Откройте окно, здесь немножко душно. Кто привел меня сюда?

– Вы пришли ко мне в гости ночью, – сказал Боб; – и, должно быть, упали; потом вы засветили Биллю в глаз, а мне в скулу.

Мистер Блисс, чувствуя себя еще очень усталым и томным, уставился на Билля и, критически скользнув по его глазу, предъявленному ему дли ревизии, направил свои взоры на скулу Боба.

– Я как черт, когда выпью, – сказал он с видимым удовлетворением. – Ладно, мне нужно на берег; засадят меня под арест за это, как пить дать.

Он вскарабкался но трапу, торопливо пошатываясь, вылез на палубу и подошел к борту. Вид вздымающихся волн вызывал у него головокружение, и он охотнее останавливал взгляд на тонкой полоске берега, уходящей вдаль.

Испуганный штурман, стоивший у руля, окликнул его, но он не дал никакого ответа. Маленькая рыбачья лодка так подскочила в этот момент, что у бедняги сделался приступ морской болезни, и он со стоном закрыл глаза. Шкипер, разбуженный окриком штурмана, поднялся наверх и, подойдя к солдату, положил свою тяжелую руку ему на плечо.

– Что вы делаете на этом судне? – спросил он сурово.

– Плыву, – томно ответил Прайвэт Блисс; – снимите свою лапу с моего мундира, вы его попортите.

Он позорно вцепился в борт, и предоставил шкиперу спрашивать объяснений у команды. Команда ничего знать не знала и уверяла, что он, должно быть, сам забрался на пустую койку; шкипер грубо указал, что здесь нет никаких пустых коек, на что Билль возразил, что он не лежал на своей койке прошлую ночь, а заснул, сидя на ящике, и повредил себе глаз об угол койки по этому случаю. В удостоверение чего он предъявил свой глаз.

– Послушайте, старина, – сказал Прайвэт Блисс, которому вдруг стало лучше. Он повернулся и шлепнул шкипера по спине. – Поверните немного влево и спустите меня на берег, хорошо?

– Вы сойдете на берег в Бисгермуте, – сказал шкипер, оскалив зубы. – Вы дезертир, вот кто вы такой, и я приму меры, чтобы о вас позаботились.

– Вы спустите меня сейчас же! – заорал Прайвэт Блисс, замечательно подражая голосу фельдфебеля на парадах.

– Вылезайте и идите, – презрительно бросил через плечо шкипер, готовый удалиться.

– Стойте, – сказал мистер Блисс, расстегивая свой пояс, – подержите кто-нибудь мой мундир. Я его проучу.

Прежде, чем остолбеневшая команда могла предупредить его, он бросил свой мундир на руки Биллю и последовал за командиром «Тритона». Как легкий боец, он пользовался недурной репутацией на гимнастической площадке и в последовавшем – к сожалению, слишком кратком – состязании обнаружил тонкое искусство и такое знание анатомии, от которого шкипера не оберег даже его портной.

Когда шкипер поднялся на ноги при помощи Теда и увидел своего противника, бившегося в руках матросов, его ярость была ужасна. Здоровые мужчины вздрагивали от его ругательств, но только не мистер Блисс. Именуя шкипера «бакенбардами», он приглашал его отогнать матросов и подойти поближе, тщетно стараясь добраться до него, насколько позволяли две пары загорелых рук, обхвативших солдата поперек туловища.

– Вот, – сказал горько шкипер, оборачиваясь к штурману, – вот что вам и мне приходится платить за удовольствие. Теперь я уж не выпущу вас, голубчик, даже за пятифунтовый билет. Дезертир, вот вы кто!

Он повернулся и сошел вниз, а Прайвэта Блисса, после дерзкого обращения его к штурману, стащили вперед, несмотря на ожесточенное сопротивление с его стороны, и усадили на палубе, чтобы дать ему успокоиться. Возбуждение прошло, он опять утратил свой румянец и, натянув с трудом мундир, направился к борту и вцепился в него.

К обеденному времени его слабость исчезла, и он с наслаждением вдыхал запах, доносившийся из камбуза. Вынырнул кок, неся обед в капитанскую каюту, потом вернулся и снес на бак дымящееся блюдо вареного мяса с морковью. Прайвэт Блисс смотрел с жадностью, у него даже слюньки потекли.

Некоторое время гордость боролась с голодом, потом гордость одержала частичную победу, и он с беззаботным видом спустился на бак.

– Ребята, не может ли кто из вас одолжить мне трубку табаку? – развязано спросил он.

Билль пошарил в кармане и нашел немного табаку, завернутого в бумагу.

– Скверно курить на пустой желудок, – заметил он с набитым ртом.

– Это не моя вина, что он пустой, – возразил Прайвэт Блисс патетически.

– И не моя, – сказал Билль.

– Я слышал, – вмешался кок, который был человек мягкосердечный, – что иногда полезно денька два походить, не евши.

– Кто это говорит? – вспыльчиво спросил Прайвэт Блисс.

– Разные люди, – отвечал кок.

– Можете передать им от меня, что они круглые дураки, – сказал мистер Блисс.

Наступило неловкое молчание: мистер Блисс запалил свою трубочку, но что-то не очень затягивался.

– Понравился ли вам портер, которым я вас угощал прошлой ночью? – спросил он у Боба, подчеркивая свои слова.

Боб поколебался и взглянул на свое блюдо.

– Нет, он был слабоват, – сказал он наконец.

– Ну, ребята, не буду вам мешать жрать, – сказал с горечью Прайвэт Блисс, направляясь к выходу.

– Вы нам не мешаете, – заметил весело Тед. – Я предложил бы вам кусочек, только…

– Только что? – спросил солдат.

– Приказание шкипера, – сказал Тед. – Он говорит, что мы не имеем права. Он говорит, что это значит помогать дезертиру, и мы все получим по шесть месяцев.

– Но вы же помогаете мне, держа меня на судне, – сказал Прайвэт Блисс: – а кроме того, я вовсе не желаю дезертировать.

– Мы не могли помочь вам забраться сюда, – возразил Билль: – так говорит шкипер, но он говорит, что мы помогаем вам, если даем вам продовольствие.

– Ладно, значит, мне подыхать с голоду? – спросил пораженный ужасом мистэр Блисс.

– Послушайте, – сказал Билль отрешенно, – пойдите и поговорите со шкипером. С нами разговаривать не к чему. Пойдите и выясните это с ним.

Прайвэт Блисс поблагодарил его и вышел на палубу. Старый Томас стоял у колеса, и приятный стук ножей и вилок доносился через приоткрытый светлый люк каюты. Игнорируя старика, который махнул ему, отгоняя прочь, он приподнял крышку люка и просунул голову в каюту.

– Подите прочь, – заорал шкипер, застыв с ножом в кулаке при этом зрелище.

– Я желаю знать, где я могу получить мой обед, – заорал ему в ответ раздраженный мистер Блисс.

– Вам обед! – сказал шкипер с удивленным видом; – а я и не знал, что у вас есть обед.

Прайвэт Блисс убрал голову: выпрямившись, он немного стянул пояс и стал медленно прохаживаться взад и вперед по палубе. Потом направился к бочке с водой и долго пил, а через час было получено великодушное извещение от шкипера, что он может получать сухарей, сколько ему угодно.

На этом однообразном меню Прайвэт Блисс прожил весь этот день и следующий, урвав ночью несколько часов тревожного сна на каком-то ящике.

Душевной бодрости его никак не могло увеличить известие о том, что Бистермут – гарнизонный город, и, чувствуя, что, невзирая на все его объяснения, с ним поступят, как с дезертиром, он решился дезертировать по-настоящему при первой возможности.

На третий день никто не обращал на него внимания, о его присутствии на борту почти позабыли, пока Боб, спустившись в бак, не поднял тревоги, спросив несколько взволнованно, что с ним сталось.

– Он на палубе, я полагаю, – сказал кок, набивавший трубку.

– Его там нет, – провозгласил Боб.

– Не бросился же он за борт! – воскликнул Билль, подскочив с места.

Терзаемые этим мучительным подозрением, они вышли на палубу и обыскали везде; Прайвэта Блисса нигде не было видно, и Тед, который стоял у руля, не слыхал никакого всплеска. Он исчез, как по волшебству; после долгих поисков, кок собрался с духом и, спустившись в каюту, сообщил шкиперу о своих опасениях.

– Вздор! – возразил резко капитан, – бьюсь об заклад, что я найду его.

Он вышел на палубу и принялся за поиски, сопровождаемый на почтительном расстоянии командой, по никаких следов мистера Блисса обнаружено не было. Тогда одна мысль, страшная мысль пронеслась в мозгу кока. Щеки его побледнели, и он беспомощно уставился на шкипера.

– Что такое? – заорал шкинер.

Кок, потерявший дар речи, поднял дрожащую руку и указал по направлению к камбузу. Шкипер бросился вперед и, подскочив к двери, поспешно распахнул ее.

Мистер Блисс, очевидно, уже закончил, хотя все еще лениво играл ножом и вилкой, точно не мог расстаться с ними. Наполовину пустая кастрюля с картофелем стояла на полу рядом с ним, а кость с небольшими обглодками мяса лежала между его ног на крышке от кастрюли, которая служила ему блюдом.

– Немного недоварено, кок, – сказал он сурово, встретив испуганный взгляд этой достойной особы.

– Чей обед он съел: для каюты или для команды? – завопил шкипер.

– Для каюты, – отвечал мистер Блисс, прежде чем кок мог вымолвить слово; – он мне показался по-вкуснее. Ну, а теперь нет ли у кого порядочной сигары?

Говоря это, он открыл другую дверь из камбуза и пошел своей дорогой. Они, было, бросились вслед за ним, но он обернулся и, подцепив вертел, взмахнул им над головой.

– Оставьте его, – сказал шкипер отрывисто, – оставьте его. Он ответит за то, что украл мой обед, когда я спущу его на берег. Кок, снеси обед команды в каюту. Потом поговорим.

Он исчез внизу, в то время как Прайвэт Блисс, все еще поглаживая свой вертел, неподвижно слушал длинное поношение из уст Билля, который называл это откровенной и честной оценкой его поведения.

– Это ваш последний обед на много дней, – заключил он злобно: – плохо вам придется, когда вас ссадят на берег.

Мистер Блисс улыбнулся и, пощелкав языком, попросил у него зубочистку.

– Вам она теперь не нужна, – убеждал он. – Теперь вы отправляйтесь вниз и принимайтесь за сухари, их там много. Бесполезно стоять здесь и выбрасывать массу скверных слов, от которых я отучился еще будучи четырех лет от роду.

Он набил трубку табаком, который предусмотрительно заимствовал у кока перед обедом, и, развалившись в небрежной позе на палубе, мирно покуривал с полузакрытыми глазами. Бриг был устойчив и солиден, горячий воздух нагонял дремоту, и с приятным сознанием, что никто не ударит его в этом положении, он уронил голову на грудь и погрузился в легкий сон.

На следующий день для него стало ясно, что судно приближается к Бистермуту. Шкипер довольствовался при встрече с ним злорадными взглядами, а команда утешалась, рисуя ужасы его положения в самых ярких красках. Прайвэт Блисс притворялся равнодушным, но жадно слушал все, что они говорили, с видом генерала, вникающего в планы неприятеля.

Команда была очень разочарована тем, что не удавалось прибыть засветло; прилив еще был недостаточно высок, чтобы можно было войти в гавань. Они стали в море на якоре, и Прайвэт Блисс, несмотря на свое положение, почувствовал себя счастливым, нюхая запахи земли и глядя на мигающие огоньки и дома на берегу. До него доносился даже стук запоздавшего экипажа, проезжавшего вдоль берега. Огни по вершинам холмов на заднем плане отмечали, по словам Билля, положение форта.

К великой радости матросов, он несколько потерял равновесие в эту ночь; лежа в баке, он на колониальном жаргоне сурово порицал своих родителей, школьное ведомство и армию за то, что его не научили плавать. Последнее, что слышал Билль, прежде чем сон смежил ему веки, было мудрое решение мистера Блисса обучить всех своих детей искусству плавания немедленно после рождения.

Билль проснулся около шести часов; слыша жалобный голос, он сперва подумал, что это все еще разговаривает его друг-солдат. Голос становился все более ворчливым, с легкими отступлениями в область нецензурного, и моряк, протирая глаза, повернул голову и увидел старого Томаса, ощупью шарящего по всему баку.

– Что с вами, старик? – спросил он.

– Я не могу найти своих штанов, – проворчал старик.

– А они были у вас прошлой ночью? – спросил Билль, который еще не совсем проснулся.

– Конечно, были, что за дурацкий вопрос! – огрызнулся старик.

– Повежливей, – сказал спокойно Билль, – повежливей! Вы уверены, что теперь их на вас нет?