Текст книги "Искусство и жизнь"

Автор книги: Уильям Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

РЕДАКТОРУ «ДЕЙЛИ КРОНИКЛ»^{41}

10 ноября 1893

Глубинный смысл нашей деятельности

Сэр,

Разрешите мне высказать несколько соображений в дополнение к вашему замечанию относительно будущего изобразительных искусств. Вы вправе предположить, что я пессимист в этом вопросе. Дело обстоит не так, но мне очень хочется развеять всякие иллюзии по поводу будущей судьбы искусства. Я не верю, что жизнь искусства можно поддерживать пусть даже и энергичными действиями небольшой группы особенно одаренных людей и небольшим кругом их почитателей из широкой публики, в целом неспособной их понять и насладиться их работой. Я твердо придерживаюсь мнения, что все достойные направления в искусстве должны быть в будущем, как это было и в прошлом, результатом стремления народа к прекрасному и к подлинному наслаждению жизнью. А теперь, когда демократия закладывает новые основы общества, которое медленно вырастает из недр анархии коммерческого периода, это стремление народа к красоте должно вырасти из реального экономического равноправия всего населения. Наконец, я до такой степени уверен в возможности достижения такого равенства, что готов принять в качестве последствия совершающегося ныне процесса кажущееся исчезновение того искусства, которое еще осталось нам. Я уверен, что это будет лишь временной утратой и что за ней последует возрождение искусств...

Я предвижу искусство будущего не как смутную мечту, но как практическую неизбежность, покоящуюся на общем благосостоянии народа. Правда, мне не придется увидеть этого расцвета искусства, поэтому меня можно извинить, если я вместе с другими художниками пытаюсь выразить себя в сегодняшнем искусстве, представляющемся нам единственным остатком органического творчества прошлого, к которому был приобщен народ, какие бы другие недостатки ни были присущи условиям его жизни. Ибо нам, художникам, присуще неподдельное тонкое чувство искусства, хоть мы и вынуждены трудиться среди невежества тех, кто всю жизнь тратит на изготовление художественных произведений (то есть производителей товаров), а также среди дурацкой претенциозности тех, кто, не производя ничего, лишь притворяется, что занят делом.

И все же, если мы (те из нас, которым столько же лет, сколько и мне) не увидим своими глазами нового искусства, выражающего всеобщее наслаждение жизнью, мы даже теперь видим его семена, которые начинают прорастать. Ибо если истинное искусство не может существовать без поддержки производящих классов, то как они могут обратить свое внимание на него, если живут среди ужасных забот, угнетающих их изо дня в день? Поэтому первым шагом к возрождению искусства должен быть решительный подъем благосостояния рабочих. Их жизненный уровень должен быть (если говорить о самом малом) не таким скудным и ненадежным, а рабочий день должен быть короче. Это улучшение должно стать всеобщим и должно быть защищено законом от возможных превратностей рынка. Но эта перемена к лучшему может быть осуществлена усилиями самих трудящихся. «Пусть и не для нас, но нашими руками» – вот каков их девиз. Тот факт, что они сами стремятся к этому и действуют согласно этому принципу, делает этот год по-настоящему памятным, как бы ни были незначительны его достижения. Таким образом, сэр, я не только признаю, но с радостью утверждаю, что «горняки закладывают основу для чего-то лучшего». Борьба против ужасной власти толстосумов, выколачивающих прибыли, теперь провозглашается трудящимися как основной их принцип. Отныне это уже не словопрения от случая к случаю; но хотя важность этой борьбы теперь и признается повсеместно, мне кажется, что она все еще недооценивается. Что касается лично меня, то я воспринимаю быстрый прогресс в сторону равноправия как нечто надежное; то, что эти стойкие горняки совершают перед лицом таких громадных трудностей, могут и будут делать другие рабочие. Когда же жизнь станет легче и намного радостней, у людей будет больше досуга, чтобы оглянуться вокруг и поискать то, чего они желают в мире искусства, и у них появится сила осуществить свои желания. Никто не в состоянии сказать теперь, какую форму примет это искусство, но очевидно, что оно будет зависеть не от каприза немногих людей, а от воли всех. Можно надеяться, что это искусство не остановится на уровне прошлых веков, но превзойдет его, ибо жизнь станет прекраснее после исчезновения насилия и тирании, вопреки, а не благодаря которым наши предки создали дивные произведения народного искусства, в немногих образцах донесенные временем до нас.

Остаюсь, сэр, покорно ваш Уильям Моррис

РЕДАКТОРУ «ДЕИЛИ КРОНИКЛ»

23 апреля 1895

Сэр,

я отваживаюсь обратиться к вам с просьбой разрешить мне сказать несколько слов по вопросу о теперешнем обращении с Эппинг Форест^{42}. Я родился и вырос в его окрестностях (Уолтемстоу и Вудворд). В детстве и юности я знал это место вдоль и поперек, от Уэнстеда до Фейдонза, от Хейл Энда до Ферлоп Оука. В те дни у него не было худших врагов, чем расхитители гравия и строители заборов, он был всегда живописен и прекрасен. Из того, что доходит до меня, я вижу, что большая часть его уничтожена, и я опасаюсь, сэр, что, несмотря на оптимистические нотки в ваших статьях по этому поводу, то немногое, что остается от него, находится под угрозой дальнейшего разрушения.

Этот лес особенно ценен тем, что в огромной своей части он состоит из грабов, то есть деревьев, которые растут только в таких немногих местах, как, например, в Эссексе и Герце. Несомненно, это был самый большой грабовый лес на наших островах, и, кажется, во всем мире. Все указанные грабы были подстрижены, каждые четыре года или шесть лет их окуривали, а во многих местах среди них росли рощицы остролистника. В результате всего этого лес был совершенно особый, в высшей степени привлекательный, и другого такого леса нельзя было найти нигде. И я утверждаю, что здесь лишь такое обращение допустимо, которое оставляет неприкосновенным этот грабовый лес.

Но хотя граб и интересное дерево в глазах художника и разумного человека, он вовсе не является предметом любви со стороны любителей-садоводов, и я очень сильно опасаюсь, что власти намерены очистить лес от его природных деревьев и вместо них насадить деревья типа гималайских кедров и заморские хвойные саженцы.

Я слышал, что был образован «комитет экспертов», который должен заседать и вынести свое решение по вопросу Эппинг Фореста. Однако, сэр, слово «эксперт» не может заткнуть мне рта, и я призываю широкую публику присоединиться к моей позиции. «Эксперт» может оказаться очень опасным человеком, потому что он способен сужать свои взгляды до какого-то определенного дела (обычно коммерческого характера), которым он занимается.

В частности, в этом вопросе мы не хотим зависеть от перста лесного стража, который занимается выращиванием леса на рынок, или же от ботаника, занятие которого – собирать разновидности флоры для ботанического сада, или от садовника, который по своей обязанности занимается тем, что опошляет сад или ландшафт настолько, насколько позволит ему кошелек его патрона. Тут нужен разумный человек с подлинным художественным вкусом, который принял бы во внимание насущные потребности дела и дал бы соответствующий совет.

В настоящее время мне кажется, что власти, которым попал в руки Эппинг Форест, имеют в отношении леса два намерения. Прежде всего они, вероятно, намерены превратить его в сад или разровнять его в площадки для гольфа (и я очень сильно опасаюсь, что именно последняя глупость засела в их головах). Во-вторых, вероятно, считают необходимым (как вы и полагаете) сделать более редкими грабы с тем, чтобы дать им возможность для лучшего роста. Что касается первой альтернативы, то мы, лондонцы, должны протестовать против этого всеми силами. Если этот план будет осуществлен, то, во всяком случае, Эппинг Форест будет превращен в обычный вульгарный клочок земли и фактически будет уничтожен.

Что же касается второго плана, то для того, чтобы нас успокоить, мы должны получить заверения, что очищенная земля будет вновь засажена, и почти целиком, грабами.

Помимо того, сугубое внимание должно быть уделено тому, чтобы не пропало ни единого дерева, если только это не является необходимым для нормального роста других деревьев. Ибо известно, что при сравнительно небольших деревьях наиболее красивый эффект достигается только тем, что они расположены настолько близко друг к другу, насколько позволяют возможности их роста. Мы хотим, чтобы Эппинг Форест был лесом, а не парком.

Короче говоря, будет допущена громадная и практически непоправимая ошибка, если под прикрытием мнения экспертов из простой беспечности и легкомыслия мы позволим, чтобы решение этого вопроса перестало быть делом думающей публики, ибо тогда полностью исчезнет одно из величайших украшений Лондона и не останется никаких свидетельств того, что некогда на северо-востоке от него был громадный лес.

Г-ЖЕ БЕРН-ДЖОНС

Кельмскотт

Август 1895

Только что я размышлял, сколько ушло у меня понапрасну времени, когда, будучи уязвленным, но (особенно в последние годы), не обнаруживая признаков раздражения, я замыкался со своими горестями и злостью и ничего не делал! В то же время, даже если бы я лег в постель и оставался бы в ней месяц или другой, отказываясь принимать какое-либо участие в жизни, а мне и в самом деле хотелось этого в подобных случаях, то я готов думать, что это могло бы сыграть свою роль. Вероятно, ты не забыла, что такой игрой занимались некоторые мои исландские герои...

Стоял один из самых прекрасных дней, когда я приехал сюда, и я был готов насладиться путешествием от Оксфорда до Лечлейда. И так я и сделал. Но горе мне! Когда мы проезжали мимо некогда живописного парка близ Блэк Бартона, я убедился, что сбылись мои самые худшие опасения. Там стоял небольшой амбар, который ремонтировали на наших глазах. Стену разрушили и заделали ее цинковым железом. Мне стало плохо, когда я увидел это. Все развивается именно в этом направлении. Через двадцать лет в этих сельских местах, которые двадцать лет назад славились своими живописными постройками, все будет кончено, и мы не можем сделать ничего, чтобы чем-нибудь исправить это положение. Миру лучше было бы сказать: «Давайте покончим с этим и посмотрим, что тогда получится!» Я ничего не в состоянии делать, кроме как выступать за сохранение красоты, – глазу приятно, пока видно. Теперь, когда я состарился и понял, что ничего нельзя сделать, я почти жалею, что появился на свет с чувством романтики и красоты в этот проклятый век...

РЕДАКТОРУ «АТЕНЕУМ»^{43}

Кельмскотт Хауз,

13 августа 1895

Гипсовые слепки и гобелены

В вашем разделе «Разговор об изящных искусствах» в прошлую субботу была помещена заметка о переменах в Саут-Кенсингтонском музее, и я с сожалением отмечаю, что она получила ваше одобрение. Я напоминаю об этом, чтобы меня лучше поняли те, кто, возможно, не обратил внимания, что речь идет о несогласии с переносом гобеленов в большой зал, а гипсовых слепков классической скульптуры в смежную галерею.

Переходя к подробностям этого вопроса, чтобы пункт за пунктом разбирать замысловатые намеки этой заметки, я начну с того, что я не знал, что этот зал предназначен для демонстрации гипсовых скульптурных слепков. Если б это было так, то я должен признать, что он мало приспособлен для такой цели. Когда слепки заполнили зал, то стало ясно, что их трудно осматривать так, как должно; в то же время у музея несомненно нет другого места, где гобелены были бы так же хорошо видны. Я отрицаю также, что гипсовые слепки плохо размещены в галерее, в которой они находятся теперь. Далее, хотя собрание гобеленов может быть «относительно» небольшим, все же оно целиком заполняет зал, а до этого руководство музея было не в состоянии найти другое место, где они были бы хорошо видны.

Далее, что касается соответствующих требований к помещению музея между этими двумя выставками. Я могу легко понять, если бы речь шла о подлинных произведениях классической скульптуры, то возникло бы сильное желание – у многих, но, возможно, не у всех, – чтобы все другое уступило место этой скульптуре. Но следует иметь в виду, что, с одной стороны, «скульптура», упомянутая в вашей заметке, не является оригинальной, а воспроизведена лишь механически. Я не хочу сказать, что она бесполезна для науки (хотя наверняка она иногда может ввести в заблуждение), но ее можно воспроизводить почти в любых количествах... С другой стороны, гобелены, каковы бы ни были их художественные достоинства, – подлинные произведения искусства и не могут быть воспроизведены. Действительно, очень редко какое-нибудь прекрасное произведение искусства поступает на рынок. Следовательно, жертвовать ими ради обыкновенных репродукций художественных произведений было бы преступной ошибкой, если такое расположение станет постоянным. А я очень хорошо знаю, что многие «образованные поклонники искусства» сердечно благодарят теперешнего директора за устранение позора, который ложится на Саут-Кенсингтонский музей даже из-за временного пренебрежения к гобеленам.

Мне не хочется превращать эту тему в арену битвы стилей, но я должен сказать несколько слов о том, что на самом деле представляет «сравнительно небольшая» коллекция гобеленов Саут-Кенсингтонского музея. В моем ответе вашему автору это необходимо, поскольку, очевидно, он этой коллекции не видел, иначе он едва ли отважился бы приписать гобелены «веку Людовика XIV и предшествующему веку», имея в виду, по моим понятиям, время с 1580 по 1680 год. Эта коллекция – чрезвычайно достойная и удачная подборка лучшего периода создания гобеленов (ибо это, в противоположность утверждению автора, не игольное шитье) – периода, скажем, с 1490 по 1530 год. Бахрома некоторых из них, хотя и более позднего происхождения, отличается великолепием своего художественного замысла и исполнения, столь соответствующего материалу, из которого они сделаны. Короче говоря, эта коллекция почти целиком составлена из средневековых или «готических» фрагментов, которые содержат намеки на приближение французского Возрождения (и то лишь некоторые), но ни один не принадлежит к стилю Людовика XIV, к которому у меня лично такая же сильная неприязнь, как и у автора этой заметки.

Эта коллекция, следовательно, представляет собой великолепный образец самого важного настенного украшения позднего средневековья и содержит несколько великолепнейших художественных эскизов, созданных для различных целей художниками того периода и наделенных красотой и очарованием, доступными только средневековым художникам. Пренебрежение к этой школе декоративного искусства было бы непростительной ошибкой со стороны властей Саут-Кенсингтона, и я думаю, что возражать против приобретения этой коллекции и организации выставки могут только те, кто, будь их воля, ничего бы не показывали широкой публике, кроме произведений классического искусства или их репродукций. Против такого узкого и высокомерного педантизма я протестую всем своим сердцем.

Даты жизни и деятельности Уильяма Морриса

1834 – 24 марта в Уолтемстоу близ Лондона в семье преуспевающего дельца родился Уильям Моррис.

1847 – Смерть отца.

1848—1851 – Обучение в школе (Марлборо).

1853—1855 – Обучение в Оксфордском университете. Приезд в Оксфорд (январь, 1853). Начало дружбы с Берн-Джонсом, будущим художником-прерафаэлитом. Поступление в Эксетер Колледж. Впечатление от книги Дж. Рёскина «Камни Венеции». Путешествие вместе с Бёрн-Джонсом и Фулфордом в Бельгию и северную Францию, где они знакомятся с живописью Мемлинга и ван Эйка, с соборами Амьена, Бове и Руана (лето 1854).

1856 – Участие в издании журнала «Оксфорд энд Кембридж мэгэзин», где публикуются первые стихи Морриса. Отказ от намерения стать священником. Учеба у архитектора Стрита, представителя «готического возрождения». Начало дружбы с будущим выдающимся архитектором Филипом Уэббом. Получение степени бакалавра. Переезд вместе с Бёрн-Джонсом в Лондон. Знакомство с главой прерафаэлитов художником Данте Габриэлем Россетти, решение под его влиянием стать живописцем.

1857 – Начало занятий декоративным искусством. Работа в содружестве с другими художниками-прерафаэлитами над фресками Нового зала Оксфордского союза. Знакомство с Джейн Барден, которая позирует Моррису для его «Изольды».

1858 – Выход в свет «Защиты Геневры», первой книги стихов Морриса.

1859 – Женитьба на Джейн Барден (апрель). Путешествие во Францию, Бельгию и Рейнскую область. Строительство Ред Хауза по проекту Уэбба. Работа над украшением Ред Хауза.

1860 – Переезд в Ред Хауз.

1861 – Основание фирмы «Моррис, Маршалл, Фокнер и К°» (апрель). Работа над поэмой «Троя». Рождение дочери Джейн Моррис.

1862 – Фирма показывает свои произведения на Большой выставке и удостаивается двух золотых медалей. Рождение дочери Мей Моррис.

1864 – Тяжелая болезнь Морриса (ревматическая лихорадка).

1865 – Отказ от идеи «Дворца искусств» в Ред Хаузе, продажа его и переезд в Лондон, где обосновывается и фирма. Продолжение работы над «Троей».

1866 – Замысел «Земного рая»; работа над «Язоном». Новое посещение Франции с остановкой в Париже.

1867 – Выход в свет поэмы «Жизнь и смерть Язона». Фирма создает интерьер столовой Саут-Кенсингтонского музея.

1868 – Выход в свет «Земного рая» (том I). Изучение исландского языка.

1869 – Выход в свет перевода «Саги о Греттире Могучем», сделанного в соавторстве с Магнюссоном.

1870 – Выход в свет перевода «История Волсунгов и Нибелунгов», «Земного рая» (тома II и III). Изучение средневековых рукописных книг.

1871 – Приобретение совместно с Россетти поместья Кельмскотт. Первая поездка в Исландию. Дневник этого путешествия.

1872 – Выход в свет книги стихов «Любви достаточно».

1873 – Поездка в Флоренцию и Сиену (весной). Вторая поездка в Исландию (поздней осенью).

1874 – Россетти покидает Кельмскотт. Поездка со всей семьей в Бельгию.

1875 – Ликвидация фирмы «Моррис, Маршалл, Фокнер и К°», основание фирмы «Моррис и К°» под руководством одного Морриса. Получение в Оксфорде степени магистра. Поездка в Уэлс. Эксперименты в красильном деле. Выход в свет перевода «Энеиды» Вергилия.

1876 – Начало политической деятельности на посту казначея Ассоциации по восточному вопросу. Должность экзаменатора вступительного конкурса по рисованию в Саут-Кенсингтонской художественной школе. Выход в свет перевода саги «Сигурд Волсунг и падение Нибелунгов».

1877 – Основание Общества защиты старинных зданий. Первая лекция «Декоративные искусства», вышедшая отдельным изданием под заголовком «Малые искусства». Фирма открывает собственные выставочные залы. Манифест «Несправедливая война».

1878 – Деятельность в Ассоциации по восточному вопросу в тесном контакте с либеральной партией. Путешествие вместе с семьей в Венецию, Верону и Падую (весна). По возвращении в Кельмскотт начало занятий ковроткачеством. Инициатива движения протеста против реставрации собора св. Марка в Венеции.

1880 – Разрыв с либералами. Фирма создает интерьер тронного зала в Сент-Джеймском дворце.

1881 – Перевод мастерских фирмы в Мертонское аббатство. Деятельность в Комитете помощи голодающим Исландии. Выход в свет лекций «Надежды и страхи искусства». Смерть Россетти (апрель).

1883 – Избрание почетным членом совета Эксетер Колледжа. Вступление в Социал-демократическую федерацию. Фирма начинает изготовлять в Мертоне ковровые изделия. Лекция об искусстве и демократии в Оксфордском университете под председательством Дж. Рёскина.

1884 – Участие в журнале Социал-демократической федерации «Джастис». Работа над «Песнями для социалистов». Лекции о социализме в Лондоне и других городах страны. Выход из Социал-демократической федерации (декабрь).

1885 – Основание Социалистической лиги. Начало издания социалистического журнала «Коммонуил». Многочисленные выступления на митингах и лекции.

1886 – Участие в демонстрации безработных на Трафальгар Скуер 8 февраля («Черный понедельник»). Выход в свет отдельной книгой «Пилигримов Надежды» (перепечатка из «Коммонуил»), В «Коммонуил» печатается «Сон про Джона Болла» (1886—1887).

1887 – Выход в свет перевода «Одиссеи» Гомера. Участие в кампании в связи с забастовкой шахтеров на севере Англии. «Кровавое воскресенье» на Трафальгар Скуэр (13 ноября). Речь на похоронах Линнелла (18 декабря).

1888 – Выход в свет «Сна про Джона Болла» отдельным изданием. Выход в свет сборника лекций под заголовком «Знаки перемен». Участие в качестве делегата в работе Социалистического конгресса в Париже. Лекции о ткачестве на первой выставке Общества искусств и ремесел. Лекции об искусстве и его творцах для Национальной ассоциации содействия искусству в Ливерпуле. Множество других лекций о социализме.

1889 – Забастовка лондонских докеров (14 августа—14 сентября). Серия лекций на второй выставке Общества искусств и ремесел. Художественный конгресс в Эдинбурге.

1890 – Гобелен «Поклонение волхвов» для капеллы Эксетер Колледжа. Начало занятий полиграфией, подготовка к открытию Кельмскоттской типографии. Публикация в «Коммонуил» романа «Вести ниоткуда». Выход из Социалистической лиги и организация Хаммерсмитского социалистического общества.

1891 – Открытие Кельмскоттской типографии (январь). Выход в свет «Вестей ниоткуда» отдельным изданием. Выход в свет первой книги «Библиотеки исландских саг». Доклад о прерафаэлитах в Муниципиальной художественной галерее Бирмингема (октябрь). Тяжелая болезнь (весной).

1892 – Выход в свет второй книги «Библиотеки исландских саг». Кельмскоттская типография издает «Защиту Геневры», «Золотую легенду» и др. книги. Избрание старшиной Гильдии художественных мастеров.

1893 – Объединенный манифест английских социалистов, подписанный Моррисом, Шоу, Гайндманом и Сиднеем Уэббом. Книга «Социализм, его развитие и итог» (в соавторстве с Бельфортом Бэксом). Кельмскоттская типография издает «Утопию» Томаса Мора, «Вести ниоткуда» Морриса, «Баллады и поэмы» Россетти и другие книги. Выход в свет третьей книги «Библиотеки исландских саг».

1894 – Смерть матери Морриса. Кельмскоттская типография издает «Поэмы» Китса, «Сонеты и лирические стихи» Россетти и другие книги.

1895 – Кельмскоттская типография издает поэму «Беовульф» в переводе Морриса и «Жизнь и смерть Язона». Речь на похоронах С. М. Степняка-Кравчинского (28 декабря).

1896 – Кельмскоттская типография издает Чосера, первый том «Земного рая» и другие книги. Морская поездка в Норвегию. Смерть Уильяма Морриса 3 октября. Похороны в Кельмскотте 6 октября.