Текст книги "Люди Волка"
Автор книги: Уильям Гир
Соавторы: Кэтлин О`Нил Гир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
– А ты не слишком резвись, – сухо добавила Зеленая Вода, ткнув своего мужа под ребро.
– Ой! К чему это ты?
– А это на всякий случай. Чтобы тебе не вздумалось часом запустить в Пляшущую Лису свою маленькую штучку.
– «Маленькую штучку»? Маленькую? Ну и ну!
30
Вот где ты, стало быть… Пляшущая Лиса сжалась, услышав ледяной голос Вороньего Ловчего. Она шла опираясь на прут, которым обычно пользовалась, вырывая из земли богатые крахмалом клубни полярного картофеля. Сумка ее полна была листьев щавеля и разных питательных корешков. Перед ней тянулись бугристые холмы – до самого горного хребта на западе. Солнце стояло в зените, и горы видны были особенно ясно. Как будто можно было протянуть руку – и коснуться заснеженных пиков. Все вокруг тонуло в густой зеленой траве. Как не похоже было это на намытые водой серые камни в нижней части долины!
Лиса обернулась. Он стоял перед ней – высокий, стройный, скрестив руки на груди, гордо закинув голову. Ветер шевелил его длинные волосы, падавшие на плечи сверкающей на солнце иссиня-черной волной. Черты его лица были даже слишком совершенными. В темных, с тяжелыми веками глазах таились любопытство, угроза и в то же время нежность.
– Я искал тебя в последнюю ночь Танца.
– Я думала, ты сейчас молишься о даровании видения, а не гоняешься за женщинами. Улыбка искривила его губы.
– У меня уже было видение. – Он всей грудью вдохнул воздух. – В этом году успех будет с нами. Мы отгоним их обратно на север. Народу будет где разгуляться… до поры.
Она почувствовала, что попала в ловушку. Зеленая Вода и Издающий Клич остались за пригорком. Все, что она могла, – это позвать их на помощь, и как можно громче.
– Чего ты хочешь?
Он удивленно поглядел на нее:
– Ты же знаешь – спасти Народ от Других. Чтобы-
– И для этого тебе нужна я, – холодным тоном закончила она.Он засмеялся:
– Но ведь ты уже была моей. Кому еще ты нужна? Мой глупый братец собирается стать великим Сновидцем. Вот дурень! – Он пренебрежительно взмахнул рукой. – Он все время рассказывал мне о своих видениях. Про Отца Солнце, живущего далеко на юге, про странных зверей. Красно-бурые карибу с задами цвета прелых листьев. Маленькие белые олени, которые каждый год меняют рога и бегают быстрее Ветряной Женщины. Еще он поминал такого зверя – полусобака-полуволк, бурый, с пушистым хвостом и носом, как у лисы. Быстро бегает, он говорил. И сильный… Сильнее волка… – Он резко засмеялся, – Сильнее волка? Бьюсь об заклад, что его любимому Духу это должно быть по нраву!
– Я бы на твоем месте не потешалась над Снами, – сурово ответила она.
– Что? – Он небрежным шагом подошел к ней. – А почему нет? Скажи-ка, Лиса. Я ценю твои советы. Ведь настанет день – ты будешь моей женой.
Она поглядела на него, гадая, как далеко он зайдет. Легкий запах, исходящий от его тела, ударил ей в нос. Почти со страхом она заглянула в его глаза, обладавшие – что ни говори – странной притягательной силой. Не будь он так красив… нет, это немыслимо! Только не он. На память ей пришла Долгая Тьма. Она с отвращением вспомнила тело Вороньего Ловчего, заползающего к ней под покрывало.
– Нет, не буду, – прошептала она, стараясь не терять власть над своим голосом.
Глаза его буравили ее, проникая прямо в душу. Вдруг взгляд его смягчился: он как будто приманивал ее. Мурашки пошли у нее по спине.
– Ты рождена, чтобы стать во главе Народа, Лиса, – вкрадчиво произнес он. Все внутри нее задрожало. – Но только если будешь со мной.
– Ты станешь вождем? Он торжественно кивнул:
– Великим вождем. Потому я и делаю то, что делаю. Кого-ток хорошо тебя научила, правда? О, я видел, как ты убила лося. Хорошая работа.
– Что? – спросила она, внезапно ускоряя шаг.
– Я шел за тобой следом с начала Долго Света. Я глядел на тебя – и восхищался. Признаюсь, что временами мне до смерти хотелось подстроить тебе ловушку и насладиться твоим телом.
– Ты шел следом за нами? Все время?
– Ну конечно же! Я не хотел, чтобы женщине, которой я восхищаюсь, кто-нибудь причинил вред… особенно после того, как ты тогда возле Мамонтового Лагеря подарила мне свою любовь.
Дрожь охватила ее.
– Я никогда не желал тебе зла, – напомнил он. – Я любил тебя больше всего на свете… кроме, может быть, Народа.
Она обернулась. Он был рядом с ней, его руки обнимали ее, горячие, нежные… Он ласково провел пальцем по ее подбородку. Пламя вспыхнуло в ее теле.
– Я… я никогда тебя не полюблю! Никогда. Ты насиловал меня… использовал меня для своего наслаждения, как какую-то… какую-то… Ты привел меня к Кричащему Петухом, швырнул к его ногам, опозорил перед всем Народом. Я ведь от тебя и убежала.
– Я знаю. – Он сказал это так искренне. Она резко оттолкнула его:
– Знаешь? – Гнев душил ее. Картины прошлого воскресали в ее памяти. – А что ты знаешь? Что ты знаешь о моей жизни с Кричащим Петухом, о моем отчаянии? А знаешь ли ты, что чувствовали мы со Старухой Кого-ток, убегая из лагеря Бараньей Глотки?
– Видения… – Глаза его наполнились неизмеримой горечью. – Повторяю, я никогда не причиню тебе вреда. Но я видел. Видел твою Силу, Лиса. Настанет день, когда твое слово будет законом. Не сейчас, а потом, после… В моих видениях ты – могущественнейшая среди Народа, а я…
– А еще насмехаешься над Снами Бегущего-в-Свете, – воскликнула она, покачав головой.
– Разве у него бывали видения о тебе? Она опустила глаза, перебирая испачканными в земле пальцами.
– Нет, его Сны…
– А я видел в своих грезах тебя. Мы были с тобой вместе. В моих видениях ты была другой – сильнее, чем ныне. И мой долг – наставить тебя на верный путь. Помочь тебе стать тем, чем ты рождена быть.
– Я хочу быть самой собой, – бросила она, – а не тем чем тебе угодно меня воображать.
Он покачал головой и горько искривил губы:
– Я люблю тебя. Я мог бы тебя пожалеть. Но я не вправе. У тебя есть свое предназначение – как и у меня. Так или иначе, мы будем с тобой вместе, будем могущественны, судьба Народа будет в наших руках. И тогда ты полюбишь меня и поймешь, что я для тебя сделал.
Она хотела ответить – и оборвала себя, поймав его бешеный от страсти взгляд.
– Ты сумасшедший.
Он не сводил с нее своих безумных глаз.
– Может быть… Но запомни: я люблю тебя, я клянусь тебе в этом. Гнев мой – на Других, что изгнали нас из родных земель. А к тебе я испытываю лишь нежность. Я плачу от боли при мысли о том, что тебе предстоит. Когда ты придешь ко мне…
– Я никогда к тебе не приду! – бросила она. – Скорее я брошусь на шею какому-нибудь Другому, чем… Он нахмурился:
– Нет! Не говори так! Ты… ты моя. Моя, слышишь? За что, ты думаешь, я борюсь? Чтобы ты попала в лапы к Другим? Я хочу, чтобы ты оставалась чистой… чистой и незапятнанной… для моего семени. Придет день – мы с тобой, величайшие среди Народа, дадим начало новому племени, которое…
Она отшатнулась.
– Сумасшедший, – опять прошептала она. Он глядел на нее и качал головой.
– Нет, – ответил он. – Ты не видишь. Я вижу, я. Дитя в твоем чреве… мое дитя! – Губы его искривила какая-то жалкая улыбка, на глазах выступили слезы. Он нежно протянул к ней руку, пытаясь коснуться ее. – Я вижу нашего сына!
– Нет! – вскрикнула она. Она опрометью бросилась по дорожке через пригорок, бросив сумку с кореньями. Только когда Зеленая Вода заключила ее в свои крепкие объятия, она остановилась, все еще продолжая дрожать.
– Что случилось?
– Вороний Ловчий… – попыталась объяснить она. Слишком уж была она испугана. – Он совсем помешался.
– Успокойся. Пока ты с нами, он тебе зла не причинит, – ободряюще похлопала ее по плечу Зеленая Вода
Пляшущая Лиса испуганно обернулась, но взгляд ее не встретил ничего, кроме колеблемой ветром осоки и полыни, покрывающей склон холма.
– Почему всегда мы? – воздел к небу руки Издающий Клич, поглядев на горстку людей, громко спорящих на расстоянии полета копья от него. Старики гневно тыкали искривленными пальцами в юнцов, которые в ответ лишь сжимали копья и упрямо качали головами. Споры захватили весь лагерь. То, что сделал Вороний Ловчий, взбудоражило каждого.
А в чумах на террасе царила тревога. Женщины мастерили одежду, с тревогой глядя на своих спорящих мужей. Дети не носились с криками между чумов, не играли с собаками.
Издающий Клич, качая головой, разглядывал кварцевую заготовку наконечника. Его опытный взгляд чуял в нем какую-то не правильность. Он долго примерялся к наконечнику, потом прислонил его край к подставке из песчаника, готовясь отсечь зазубрины.
– Сперва Бегущий-в-Свете со своим Сном… Теперь Вороний Ловчий вздумал охотиться на Других вместо мамонтов и карибу! – бормотал он под треск своего инструмента. – А нам страдать!
Поющий Волк из угла поглядел на него. Он вырезал узор на мамонтовом бивне, искусно инкрустируя кусочками резной кости рукоятку атлатла. Смеющаяся Заря латала его обувь. В ней – это уже было заметно – росла новая жизнь.
– Как сказала Цапля, мир меняется, – заметил он. —Ничто не вечно.
– Вороний Ловчий и Бегущий-в-Свете раскололи Народ изнутри.
Зеленая Вода задумчиво наклонила голову:
– А с кем быть нам? Бегущий-в-Свете всех нас спас – привел к Цапле. Нельзя это забывать. – Она стала втирать круглым булыжником смесь мозгов и мочи в кожу: из шкур таких молодых оленей делают нижнюю одежду, она должна быть мягкой, теплой и легкой. Живот ее округлился – она, также как Смеющаяся Заря, ждала дитя.
Рядом с ней сидела Пляшущая Лиса. Она тоже мастерила одежду. Волосы ее спадали черной волной. Она молчала – только слушала других.
– Думаю, мы не должны бы его бросать, – согласился Издающий Клич. – Я, конечно, мог бы поступить иначе…
– Оно и видно, – заметила Зеленая Вода.
– Отчего же?
– Да послушай, как ты говоришь об этом: «Мы должны бы… нам стоило бы…». – Она тепло улыбнулась ему, и он как-то повеселел.
– А почему, как вы думаете, – с удивлением спросил Поющий Волк, – Кричащий Петухом до сих пор молчит?
Издающий Клич пожал плечами:
– Как будто выжидает чего-то. Пляшущая Лиса громко хмыкнула.
– Вы же помните, что говорила о нем Цапля. И Обрубленная Ветвь тоже, – произнесла Смеющаяся Заря, разглядывая только что изготовленный мокасин. – Он не видит Снов. А уж Цапля знает. Может, он ждет, что какой-нибудь ветер надует ему Сон.
– Цапля верит в сон Бегущего-в-Свете, – заметил Издающий Клич. Он удовлетворенно ощупал пальцем наконечник. Ну вот, теперь все в порядке.
– Но люди говорят – она ведьма… – прошептала Смеющаяся Заря.
– Нам она ничего худого не сделала. Она нас кормила, только благодаря ей мы и выжили. Нет, она хорошая старуха. И Сновидица. Настоящая Сновидица. Помнишь, как она вызвала карибу пением?
– А помнишь, как Бегущий-в-Свете сам вызывал карибу?
– Да. – Издающий Клич склонился над заготовкой, точно выверенными ударами отсекая от нее мелкие пластинки. – Хороший там камень… Здесь такого не сыщешь.
Пляшущая Лиса подошла поближе, завороженная его работой.
– Эй! – прикрикнул на него Поющий Волк. – Поосторожнее! Ты весь чум засыпал своими обрезками Чего доброго, я сяду на них и загоню себе в зад занозу!
Издающий Клич раздосадованно оглянулся:
– С такими, как ты, никогда не сделаешь хорошего копья… но подожди немного, а? Скоро я кончу. Как только я закончу, ты же сам захочешь купить этот наконечник. Попытаешься всучить за него за него одну из твоих картинок…
– Что ж я могу поделать? Твои наконечники лучшие во всем Народе… Особенно эти новые, тонкие, что ты недавно придумал. Как быть – не оставлять же свою семью помирать с голоду. А картинки мои – вещие, они приносят удачу.
– Тогда не жалуйся, что летят обрезки! Как иначе обточишь наконечник?
– Я хочу этот наконечник, – решительно сказала Пляшущая Лиса. – Я дам за него две лисьи шкуры. Хорошие шкуры, из них можно сделать капюшон для парки или перчатки с прорезями для каждого пальца.
– Он твой, – ответил Издающий Клич, не без удовольствия покосившись на Поющего Волка, который только что-то пробормотал себе под нос и быстрее заработал своим резцом. – Сделай мне съемную рукоятку, и я, так уж и быть, уступлю тебе пару наконечников, – лениво заметил Издающий Клич.
– Разъемные копья? – взвился Поющий Волк. – Да ты не в своем уме.
– Когда тот бизон чуть меня не укокошил, мне кое-что пришло в голову, – нахмурился Издающий Клич. – Надо это как следует обдумать…
– Уж не хочешь ли ты пойти за Вороньим Ловчим? – спросила Смеющаяся Заря, возвращаясь к первоначальной теме разговора.
Поющий Волк задумчиво оперся подбородком на
Руку:
– Случилось много нового. А что если он прав?
Что если бы народ Гейзера дал им отпор? Хотел бы я знать больше… А пока что мы мало знаем – трудно решать.
– Сражаться – это не наш путь, – возразил Издающий Клич. – Я помню историю, что рассказывала Летящая-как-Чайка. О том, как давным-давно мы воевали с Другими. Они нас разбили, потому-то Народ и пришел сюда, отдав все свои земли. Она говорила, что лучше отдать свое и уйти, чем вечно жить обороняясь. Когда люди втягиваются в войну, объясняла она, они начинают все время оглядываться, нет ли врага за спиной, и больше ничего делать не могут. Не могут охотиться. Потому-то Отец Солнце и послал нас сюда и дал нам закон: не убивать друг друга.
– А если Отец Солнце послал сюда и Других тоже? Чтобы испытать нас, к примеру?
– Может, и так, – ответил Поющий Волк, малость поразмыслив. – Может, через Бегущего-в-Свете он поведал нам свою новую волю?
– Бегущий-в-Свете… Бегущий-в-Свете… Хватит о нем!
– Мы все выжили, кроме одной девочки. И моя жена, и я… – Поющий Волк покачал головой. – Он привел нас к Цапле. К Сновидице. Настоящей Сновидице. Не такой, как Кричащий Петухом.
– Кричащий Петухом, – с тихой ненавистью прошептала Лиса, закрыв глаза.
– То, что он сделал с тобой, – дурно, – согласился Поющий Волк.
– Не забудь, что Вороний Ловчий помог ему в этом.
– И ты думаешь, он безумец? Она быстро кивнула:
– Что-то повредило его разум… Он видит Сны. Но точно я не знаю.
Издающий Клич вздохнул и поглядел на Лису. Он погрузился в размышления; тревожная складка легла у его широких губ.
– Смотри, как все получается: о чем ни заговорим,
Сразу поминаем этих двух братцев. Право, от них одно беспокойство!
– Бегущий-в-Свете хоть не зовет тебя идти туда, где тебе непременно всадят в брюхо копье, – отозвалась Зеленая Вода, задумчиво подняв бровь. – У вождя на первом месте должно быть благополучие Народа. Ничего не поделаешь – похоже, нам придется в конце концов слиться с Другими в единый Народ.
– Да, Бегущий-в-Свете не звал нас воевать, – возразила Смеющаяся Заря, – но он повел нас к Великому Леднику, а там нас сожрали бы Духи. – Она затянула зубами шнурок, разглядывая мокасин, который только что смастерила.
– Вороний Ловчий завтра вернется. Большая часть юношей пойдет с ним. Все хотят скрестить копья с Другими. – Поющий Волк поднял мамонтовый клык причудливо исчерченный его резцом. – Если это должно случиться – сейчас лучшая пора. Мяса много. Обновление вот-вот закончится. До осенней охоты еще далеко.
– Я не пойду, – решил Издающий Клич, бросив взгляд на Зеленую Воду. Она явно испытала облегчение при этих его словах. – У меня семья… Скоро будет пополнение. Куда мне идти?
Поющий Волк посмотрел на свою жену:
– А я… я, может быть, пойду. Смеющаяся Заря встрепенулась, глаза ее наполнились ужасом:
– Нет, нет, не надо!
– Я хочу поглядеть. Должен же там быть хоть один человек вроде меня. Как свидетель.
– Нет, – прошептала она, пытаясь дотянуться до него ладонью.
Поющий Волк спокойно поглядел в глаза своей жене:
– Может быть, для меня настал час, о котором говорили Цапля и Обрубленная Ветвь. Затем-то мы и заботимся о стариках. Чтобы учиться у них уму-разуму… А я хочу понять, что происходит. Посмотреть и на тех и на других. Должен же хоть один здравомыслящий человек вернуться оттуда и рассказать Народу правду. А Вороньему Ловчему я не доверяю!
Он поглядел на Издающего Клич. После долгого молчания он спросил:
– Ну а если я не вернусь, ты отпоешь мою душу, чтобы она попала к Блаженному Звездному Народу?
Смеющаяся Заря, плотно сжав челюсти, в отчаянии отвернулась. Что он выдумал, ее сумасшедший муж! Что будет с ней, с их долгожданным ребенком – ведь всех остальных детей они потеряли в эту Долгую Тьму…
– Мы за тебя, конечно, помолимся, – ответил Издающий Клич, – только что доброго в…
– Ты возьмешь к себе Смеющуюся Зарю? Сделаешь ее своей второй женой – вместе с Зеленой Водой? Воспитаешь моего ребенка?
Издающий Клич собирался было опять возразить, да прикусил язык.
– Все сделаю, что надо, – кивнул он. – Мы же с тобой не один день были вместе? Охотились на мамонтов, спасали друг другу жизнь… Ты бы для меня это сделал – и я для тебя тоже. Возьму в жены Смеющуюся Зарю, и дитя твое будет моим.
Поющий Волк опустил глаза:
– Может, я смогу разобраться, что стоит за этими двумя братьями. Должно быть, один из них прав…
Смеющаяся Заря прикусила губу, глаза ее блестели от ярости. Пляшущая Лиса ободряюще сжала ее руку.
– А может, – всхлипнула Заря, – поймешь, правду ли о тебе говорила Цапля…
31
Поющий Волк перегнулся через край каменной террасы, пытаясь разглядеть в утреннем тумане расположившийся на песчаной равнине лагерь Других, Рядом текла широкая река, и ее негромкий шум был явственно слышен в предрассветной тишине. Он обернулся, бросив взгляд на Вороньего Ловчего. Глаза воина холодно сверкали. Он метнул несколько копий в появившихся Других, и они, словно по волшебству, упали наземь. Первыми погибли двое детей, выбравшихся из чума. Смех Вороньего Ловчего прорезал холодный воздух.
Поющий Волк оторопел: «Убивать детей? Вот как начинается наш поход…»
Еще один высокий мужчина вышел из чума и, зевая, взглянул на горизонт. На востоке вставала рыжевато-красная заря.
– Готовы? – прошептал Вороний Ловчий; он измерил взглядом высоту обрыва и изогнулся перед прыжком.
Юноши горячо кивнули ему, облизав сухие губы. Сердце Поющего Волка забилось.
– Давайте!
Вороний Ловчий с боевым кличем бросился вниз с обрыва – прямиком в лагерь Других. За ним следом ринулись воины Народа.
Поющий Волк поспешил вслед за Ударом Молнии в темный чум, в ужасе глядя, как тот, используя свое копье как пику, пронзает им глотки дряхлых стариков и новорожденных младенцев.
Он был не в силах двинуться с места и даже не пошевелился, когда Удар Молнии грубо оттолкнул его в сторону, бросаясь к соседнему чуму. При взгляде на резню Поющего Волка стало мутить. Он обернулся; ужас застлал ему глаза, но хватало и одного запаха, исходившего от этой кровавой бани.
– С дороги! – закричал ему Удар Молнии.
Он нетвердым шагом отступил в утренний холод, судорожно глотая слюну. Справа что-то просвистело – это один из Других, сидевший близ очага, на котором жарилось мясо, метнул в него копье, оцарапав предплечье. Движимый инстинктом, Поющий Волк подпрыгнул и метнул копье в ответ – его удар был точнее: враг упад с перебитой шеей. Страх и ненависть смешались в его предсмертном крике.
Поющий Волк угрюмо расхаживал по поселку Других, перепрыгивая через мертвые тела, расталкивая испуганных детей и женщин, пытавшихся спастись бегством. Их стенания наполняли утренний воздух.
Наконец он высмотрел Вороньего Ловчего и, тяжело хрипя, побрел к нему. Молодой вождь нашел чум, где все еще спали, и сейчас резал беззащитных людей, с трудом продиравших глаза и шарящих в поисках оружия. Казалось, все в мире кричит и стонет.
Мальчик, едва ли трехлетний, скорчился у стены чума. Слезы ручьями текли по его чумазому личику.
– Кончайте и его! – приказал Вороний Ловчий. – Вырастет – будет нам мстить.
Удар Молнии подбежал, пнул мальчика ногой и повалил на землю. Малец сопротивлялся яростно, колотил кулачками по лицу и рукам убийцы. Удар Молнии схватил большой камень и занес его высоко в воздухе над головкой мальчика.
– Нет! – закричал Поющий Волк. Когда камень опустился и размозжил голову ребенку, глаза видавшего виды охотника наполнились слезами.
Удар Молнии встал на ноги и, бросив на Поющего Волка полный безмерного презрения взгляд, вразвалку побрел прочь.
Те, кому удалось спастись, уходили на запад, бросая оружие, волоча за собой стариков и детей.
– За ними! – приказал Вороний Ловчий, и несколько юношей из Народа пустились погоню за холмы. Перед Вороньим Ловчим корчился от боли Другой – из живота его торчало копье. Вороний Ловчий резким движением вытащил копье и, встав на колени, зловеще улыбнулся раненому:
– Я тебя не убью.
– Я все равно умру, – прошептал Другой, в агонии переворачиваясь на бок. Лицо у него было треугольной формы, с большим округлым носом.
– Да, но умирать будешь долго и тяжко. Другой улыбнулся, в глазах его вспыхнула ненависть:
– Ты бы лучше уносил ноги, Враг, и побыстрее. Ледяной Огонь теперь землю и небо насквозь прочешет, чтобы тебя отыскать. Уж тогда-то мы сотрем ваше поганое племя с лица земли.
Вороний Ловчий рассмеялся, встал и огляделся по сторонам:
– Ледяной Огонь? Кто это? Какой-нибудь шаман-самозванец?
– Величайший шаман в мире. Он заранее знал, что ты придешь сюда.
Вороний Ловчий недоверчиво хмыкнул:
– Тогда что ж он не предупредил вас, чтобы вы вовремя убежали?
Другой вытянул ноги и пнул Вороньего Ловчего в ступни. Тот в ответ изо всех сил ударил лежащего врага ногой в бок. Из раны полезли наружу кишки.
– Посмотрим, так ли ты будешь храбр через три дня, когда кровь черной рекой хлынет у тебя из жил!
Поющий Волк затаил дыхание – мужество Другого вызвало у него невольное уважение. Этот человек знал, что ему предстоит страшная смерть, но боролся со смелостью обреченного. Рана через несколько часов загноится, кишечный сок хлынет зеленой струйкой, привлекая мошек и зверей. На запах вот-вот налетят стервятники или, хуже того, пожалует Дедушка Бурый Медведь. Но даже если ему удастся спрятаться от них, умрет он в непереносимых муках.
Вороний Ловчий плюнул в глаза Другому и быстро пошел прочь. Махнув рукой своим товарищам, он буркнул:
– Идем. Надо убедиться, что в чумах никого не осталось в живых.
Они шли от одного жилища к другому. Где-то заплакал ребенок. Потом плач внезапно затих – затих навсегда.
Поющий Волк, шатаясь, подошел к умирающему Другому. Тот лежал свернувшись в клубок, путаясь в собственных вылезших кишках, которые он пытался запихнуть обратно в рану.
– Я добью тебя… Если хочешь, – сдавленным голосом прошептал Поющий Волк.
Другой поднял глаза и смущенно уставился на него:
– Зачем? Зачем тебе?
– За твою храбрость.
Другой нахмурился, потом опустил голову и устало кивнул:
– Мы и не знали, что у вас почитают воинскую честь.
– Как и у вас… – Поющий Волк с трудом подбирал слова. – У вас есть какой-нибудь особый путь, которым ваши души возвращаются к Отцу Солнцу?
– Есть. Это называется Великая Тайна. – Раненый сморгнул слезу, указав дрожащим пальцем на свою грудь. – Вырви мое сердце. Брось его в реку. Она отнесет его в океан. Дух Моря придет и… отнесет меня домой.
Поющий Волк встал на колени и снял с Другого одежду. Грудь раненого тяжело поднималась и опускалась, тело его дрожало.
– Быстрее, – прошептал он. – Пока твои друзья не вернулись…
Поющий Волк оглянулся. Друзья? Да разве его родичей после всего этого можно назвать людьми? Резкий смех Вороньего Ловчего разорвал воздух, смешавшись с пронзительным женским воплем.
– Быстрее!
Их глаза на мгновение встретились, и Поющий Волк почувствовал недоверие и страх Другого. Он поднял копье; раненый крепко зажмурился. Он опустил копье, пробив грудную клетку и вырвав все еще бьющееся сердце Другого. Он сам тихо вскрикнул, когда кровь из артерии брызнула на него и залила его лицо и одежду. Он осторожно взял пульсирующий сердечный мускул, держа его на расстоянии от своего лица, – горячий, влажный, дрожащий в его руках.
Лицо Другого умиротворенно застыло, глаза остекленели, как будто перед ними открылась вечность. Поющий Волк встал на ноги и нетвердым шагом зашагал к реке. Он вошел в холодную воду по колено. Волны плескались вокруг него.
Опустив сердце в воду, он поглядел, как оно тонет, и произнес:
– Отнеси его домой, Дух Моря. Он умер храбро. Он глядел, как кровь, вытекающая из сердца, растекается по поверхности воды. Потом он приложил руку к собственному сердцу. Слезы текли у него из глаз.
Они шли вперед, к Большой Реке, и истребляли всех Других по пути. Вид у Вороньего Ловчего был важный и надменный – он улыбался тем, кто, как он считал, заслуживает его одобрения, и хмуро глядел на трусов, вроде Поющего Волка, который держался позади всех и убивал только ради самозащиты, да еще и других сбивал с толку, то и дело напоминая им о каких-то путях Народа.
Однажды они заночевали на равнине; ночи становились все длиннее, и без того, чтобы вставать лагерем, уже было не обойтись; да и к тому же они сильно устали от долгого пути. Все ближе была Долгая Тьма – она поднималась на восточном горизонте, и это занимало все мысли. Все чаще Поющий Волк оглядывался назад, на юг, тоскуя по дому.
Другую ночь они провели в узкой лощине; холмы ограждали ее с обеих сторон, защищая их чум от ветра. На востоке ревела и перекатывалась Большая Река; ее белые воды мерцали среди ночной темноты.
Поющий Волк – ведь теперь он был не в почете у Вороньего Ловчего – развел костер в стороне от всех; он растапливал его сухими листьями и навозом, подсушивая ивовые ветви, чтобы пламя потом было пожарче. А с небес на маленький глазок огня глядел Блаженный Звездный Народ. О чем они думают? Неужто они не видят, что творится с Народом, какие реки крови проливают его дети? Он оглянулся. У других костров сидели его соплеменники. Они смеялись, шутили и, выразительно жестикулируя, похвалялись своими боевыми подвигами.
– Почему ты не любишь меня? – спросил Вороний Ловчий, подойдя к костру Поющего Волка. На его суровом молодом лице лежали багровые отблески пламени. Его черные глаза встретились с глазами Волка.
– Куда мы зашли, Вороний Ловчий? Я вижу такое, что после заснуть не могу… Разбитые о камни дети, зарезанные старики и женщины, вспоротые животы… Я сам видел, как ты вытаскиваешь из раны кишку и тянешь за нее, пока человек не закричит от боли. Зачем? С какой целью ты все это выделываешь?
Вороний Ловчий угрюмо кивнул и наморщил лоб:
– Я понимаю твои сомнения… Честно говоря, временами я и сам себя спрашиваю: что это такое я творю? Но Других так много! Я видел… Здесь… – Он указал на свою голову. – Я видел. – Он не сводил с Поющего Волка своих суровых глаз. – Понимаешь? У меня было видение.
– Нет, не понимаю, – нахмурился Поющий Волк, глядя на горящий перед ним огонь. – Что пользы от мучительств, от жестокостей? Сколько бы ты…
– Если я их как следует запугаю, они оставят нас в покое. Поэтому я и уродую так их тела. Если мы раним их в самое сердце, Поющий Волк, они уйдут отсюда, покинут нашу землю.
– Должен быть другой путь. Вороний Ловчий сел на землю, прижав колени к груди. Он совершенно искренне спросил:
– Какой? Мы должны истребить этих людей, истребить без пощады! Пусть корчатся от боли… – Он обхватил руками грудь. – Думаешь, мое сердце не сжимается, я во сне не кричу? Эти Другие, они ведь не так уж отличаются от нас. Но они прогнали нас из родных мест, отняли море, отняли богатые травой равнины на западе, преследовали нас не одно поколение, пока у нас ничего не осталось. Ты же знаешь – когда-то мы владели всей землей к западу от Больших Гор. Там-то дичи вдоволь. И во всех тех местах охотились наши предки. А теперь? Чем дальше к югу от Большой Реки, тем холоднее, тем суше места. Ты сам видел. Ты ведь дальше заходил на юг, чем кто бы то ни было из нас. Ты сам говорил: Великий Ледник сжимает и запирает русло Большой Реки. На западе – недоступные горы, на востоке – бесконечный лед.
– Да…
– А нам куда деваться?
– Но причинять страдания другим – это…
– Это необходимо! – Вороний Ловчий нахмурился. – Подумай. Люди чувствуют чужую боль. Когда ты, охотясь на зверя, например, вонзаешь копье в брюхо мамонту, а потом днями преследуешь его, раненого, ведь тебе передается его страдание, да?
Поющий Волк кивнул:
– Каждый охотник, когда убивает зверя, чувствует его боль.
– Это наше единственное оружие против Других. Разве ты не понимаешь? Представить себя этими окровавленными трупами, которые мы бросаем по пути. Заставить их встать на наше место. Почувствовать эту боль.
– Как чувствовали ее мы? – стало доходить до Поющего Волка.
– Видишь, ты начинаешь понимать меня. Когда ты смотришь на ребенка с проломленным черепом, твоя душа разрывается. В этот момент ты думаешь, что это мог бы быть твой собственный ребенок, ведь так? Подумай, как это на них подействует?
– Ты кричишь во сне?
Глаза Вороньего Ловчего не дрогнули.
– Мой сон наполняют их крики. Это… это мука.
– Тогда почему? – не унимался Поющий Волк. —Почему ты все это делаешь?
– Потому что я люблю Народ. Я несу это бремя не потому, что хочу быть чудовищем… но чтобы спасти Народ. Все, что я могу отдать ему, – себя самого.
Его немигающие глаза выворачивали у Поющего Волка всю душу – глаза не злодея, не чудища, но человека несущего в себе огромную тайну. Душа Вороньего Ловчего открылась ему, она содрогалась от боли у него на глазах.
Холодная дрожь охватила Поющего Волка. Он обернулся. Фигуры спящих воинов темнели среди измятой травы. Костер перед ним догорел, остались только редкие угольки.
Вороний Ловчий легко похлопал Поющего Волка по плечу:
– Война – это ужасно. Но приходится воевать. Он пошел к своему ложу, переступая через спящих. Поющий Волк глядел во тьму, печально качая головой.
Тремя днями позже они неожиданно наткнулись на лагерь Других. Сквозь проемы между остроконечными валунами глядели они на женщин, хлопочущих у полудюжины костров, на играющих поодаль детей. В стороне от других сидели кольцом мужчины. До воинов Вороньего Ловчего долетали их грубоватые голоса. Другие бдительно вглядывались в ночную тьму. А внизу отливали серебром в лунном свете речные пороги.
– Достаньте копья, – приказал Вороний Ловчий, и мужчины приготовились.
Прежде чем натянуть атлатл, Поющий Волк провел пальцем по надрезам на оружии. Он делал зарубку всякий раз, когда погибал кто-то из их отряда, и теперь его атлатл напоминал позвоночник. Первым не стадо Удара Молнии. Копье попало ему в ногу, перебив артерию на бедре. Днем позже Три Копья был смертельно ранен в живот. Он угасал медленно, истекая липким гноем. Его несли на руках другие юноши, он что-то бормотал и умер страшной смертью, в последний миг томимый кошмарами. Искатель Мха, Голос Гагары, Упавший-со-Снегом… – долго перечислять всех, – одни пали в жару битвы, другие медленно умирали от ран.
Вороний Ловчий встал во весь рост, и все юноши невольно склонились перед его Силой и величием. А Поющего Волка одолевали сомнения. Где правда? Память о боли и ужасе, застывших в глазах Вороньего Ловчего, преследовала его. В его рассуждениях на первый взгляд было разумное зерно. Стоило им только появиться в одном из лагерей Других, как люди сразу же пускались в бегство. Теория Вороньего Ловчего подтверждалась – страх, наводимый воинами Народа, был едва ли не сильнее их копий.
