Текст книги "Люди Волка"

Автор книги: Уильям Гир

Соавторы: Кэтлин О`Нил Гир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Все, что я хочу, – это оказаться в безопасном лагере с женщиной, которую люблю, и смотреть, как растут мои дети. Разве это так страшно?"

Цапля обошла его, стала перед ним лицом к лицу, взялась за его развевающийся на ветру локон и изо всех сил натянула его, так что ему поневоле пришлось смотреть ей прямо в лицо.

– Ты что, не понимаешь, что ты делаешь?

– Нет.

– Ты изо всех сил пытаешься соединить осколки Бегущего-в-Свете в какое-то целое. А надо наоборот – дать им умереть, умереть до конца.

– Не хочу! – горько воскликнул он. – Ведь это я! Это все, что у меня есть. Я сам…

– Ба! Какой же ты глупец. Да будь ты только Бегущим-в-Свете, разве услышал бы ты зов Волка? Отчаяние разрывало его.

– Не понимаю я, о чем ты толкуешь!

– Не понимаешь? – Ее скрипучий старческий голос неожиданно смягчился. – Мне нет нужды объяснять, что ты чувствуешь. Тебя разрывают на части два мира – мир яви и мир Сна. Со мною все это тоже было. К счастью, Обрубленная Ветвь помогла мне сделать выбор. Годы прошли, прежде чем я научилась отворять врата моей души. Если я помогу тебе, ты освоишь это вдесятеро быстрее.

– Не нужно мне твоей помощи и твоей науки! Она улыбнулась – по-доброму, понимающе:

– Хочешь на всю жизнь остаться недоучкой?

– Может, и так.

– Что ж, предупреждаю… ты кончишь как Кричащий Петухом, потеряешь свою Силу и не сможешь ее вернуть, будешь метаться между правдой и ложью.

– Мне все равно! – хрипло воскликнул он, повернувшись к ней спиной. – Это мой выбор!

– Тогда и спорить не о чем.

Он слышал, как она спускается вниз по тропе, возвращаясь к своим горячим ключам, и судорожно сглотнул слюну. Сердце его колотилось. Поглядев вниз, он увидел Народ. Людей было уже не разглядеть – черными точками медленно двигались они к оледенелым скалам, покрытым вечными снегами.

Искушение пойти вслед за ними не давало ему покоя. Ведь их путь шел обратно – в знакомые места, туда где он без забот провел свое детство. Там остались смех и старинные сказания, и горячие огни в ночи. Последняя связь его с этим миром оборвется, когда занесет их следы на снегу.

«Хватит с меня! У меня больше нет сил!» Он спустился, отыскал свои копья и снегоходы и пошел по тропе – вслед за Народом. Сделав несколько шагов, он оглянулся, поглядев на гребень, на Цаплю. По спине у него пошли мурашки.

– Нет, – прошептал он, убеждая себя. – Я не тот. Он вновь заставил себя идти по тропе, все еще чувствуя в глубине души, что поступает неверно. Но ноги не слушались его.

Ночь застала его в расселине. Облака ползли рядами с дальнего горизонта, багровея в лучах заката. Он примостился во впадине среди камней, где до утра могло сохраниться тепло Отца Солнца. Усталый, он попытался уснуть.

Его преследовали образы его Снов, не давая ему покоя, – Священная Охота, зеленые долины, переполненные дичью, тяжелое дыхание Волка. Они сжимали его в объятиях, как влюбленная женщина. Горьковатый вкус волчьего мяса стоял у него во рту. Во Сне Волк выбегал из густой зеленой травы и глядел на него, высоко задрав нос.

– Ты пренебрег моим обетом? – спрашивал он.

– Нет! Я… есть кто-то лучше, кто-то, кто может…

– Я выбрал тебя.

– Нет!

Раздался звук, похожий на удар грома, и он проснулся весь в поту. Сквозь кожу своих мокасин он чувствовал прикосновение остроугольных камней и ночной холодок.

– Мне страшно! – прошептал он весь в слезах. Он ударил кулаком по камню. – Что со мной творится?

Ветер принес едкий запах. Он лежал опершись на локоть. В ночи завыл волк – хищный, ищущий добычи. Эхо повторяло и усиливало его вой.

22

Свежий ветер поднимал на реке белоголовые волны и шевелил обшлага рукавов Ледяного Огня. Со своего высокого камня он хорошо видел противоположный берег Большой Реки – неровный и изрезанный. На холмах проглядывала бледная зелень. Далеко на востоке сверкала белоснежная громада Великого Ледника. А дальше уходили в облака заснеженные горные вершины. Наступала середина Долгого Света. Жизнь наполнила землю.

Караваны гусей тянулись к югу по лазурному небу. Птицы вились над водой, высматривая рыбу. Былые надежды пробудились у него в груди при взгляде на них.

– Ты уже десять дней не сводишь глаз с белых гусей, – сказал Красный Кремень, подойдя к нему сзади. Ледяной Огонь даже не обернулся.

– Птицы – это удивительные существа… Представь себе, что они увидят там… – Он поглядел на юг. Гуси тем временем скрылись за горизонтом, их крики понемногу стихли.

– От этих птиц шуму много. Да и глупые они. Подсунешь им набитое травой чучело белого гуся – и вся стая полетит прямиком к тебе в сеть.

Ледяной Огонь обернулся и, прищурившись, поглядел на своего приятеля:

– Я думал, ты по делу меня беспокоишь.

– Ты два дня не ел, вот что. Лунная Вода тревожится о твоем здоровье.

– Твоя дочь вечно тревожится о моем здоровье. Будь я лет на двадцать моложе – подумал бы, что она глаз на меня положила.

Красный Кремень, не изменившись в лице, сложил на груди руки.

– Ей не нужно, чтобы ты был на двадцать лет моложе.

Ледяной Огонь повернулся и снова стал глядеть на летящие гусиные караваны.

– Я уже был однажды женат… а потом было это видение. На одну жизнь женщин довольно.

Красный Кремень подошел поближе, шаркая ногами по гальке.

– Я пошутил насчет Лунной Воды. Но она бы не отказалась, ты знаешь. Она восхищается тобой с детства с тех пор как ты носил ее на руках и рассказывал ей свои истории.

Ледяной Огонь рассмеялся при воспоминании о круглолицей визжащей девочке, о том, как развевались ее волосы, когда он подбрасывал ее кверху и ловил.

– Ей бы кого-нибудь помоложе.

– Хватит о Лунной Воде. Ты чем-то озабочен? – Красный Кремень опустился на камень как раз напротив своего друга. – Что с тобой, Почтенный Старейшина? Что ты здесь ищешь? Что ты хочешь поведать нам?

Ледяной Огонь обхватил рукою колено и потянулся вперед, не отводя глаз от южного горизонта. Даже отсюда он видел, как возвышаются там холмы. Темно-синяя речная вода текла по гальке, белая пена окружала пороги. Не день и не два молил он Великую Тайну даровать ему видение, которое объяснило бы ту боль, то неизбывное напряжение, которые томили его душу. Но не было ответа.

– Я не могу сказать тебе. Только вот… – произнес он, поднося к груди морщинистую руку, – я это вот здесь чувствую. То, чего я так долго ждал, настает, старый друг мой.

– Хорошо это иди плохо? Ледяной Огонь криво улыбнулся:

– Ни хорошо, ни плохо.

– Тогда что же?

– Тропа Великой Тайны открывается перед нами. К добру это или к худу – кто знает? То, что случится, будет не похоже на то, что мы знали прежде. И сами мы тоже изменимся.

Красный Кремень слушал его, слабо кивая. На его морщинистом лице появилась недоверчивая улыбка.

– Когда ты эдак говоришь, я слова слышу… А что ты хочешь сказать, мне порой невдомек.

Ледяной Огонь ласково улыбнулся. Положив ладонь на руку своему старому другу, он сказал:

– Я и сам не понимаю. Только какая разница? Мы все равно ничего не можем изменить.

23

Издающий Клич чуть не кричал от страха. Пальцы его судорожно вцепились в деревянную рукоять копья. Бизон резко повернулся и всей своей тушей полетел на него. Мышцы Издающего Клич напряглись до предела, руки затекли. Вдруг сердце его вздрогнуло, и весь мир у него перед глазами расплылся цветными пятнами: он потерял равновесие и стал падать.

Он упал на землю, и в это же мгновение бизон поскользнулся на льду. Копье сломалось в руке Издающего Клич; он тяжело выдохнул воздух.

Он лежал на спине с широко раскрытыми от страха глазами. Бизон поднялся на ноги, осыпав его градом колотых льдинок. Ужас отпечатался на лице Издающего Клич при взгляде на трясущуюся голову бизона со свисающими дугой кровавыми соплями. Мускулы на шее и бедрах животного вздулись.

«Он сейчас убьет меня!» Не в силах двинуться с места, Издающий Клич глядел, как бизон приближается к нему, собираясь поддеть его своим длинным черным рогом.

Крик застыл у него во рту.

Ни звука.

И тут бизон внезапно повернулся и тяжело затопал по слежавшемуся снегу и гальке. В боку у него торчало еще одно копье. Бизон дергался, как будто отгоняя надоедливую муху.

– Эй! Угу-гу! – раздалось откуда-то со стороны. Бизон отскочил, его черные копыта мелькали у самого носа Издающего Клич. Еще шаг назад, и…

Бизон подпрыгнул. Еще одно копье вонзилось в него. Издающий Клич слышал, как хрипит от боли огромный зверь, – острый каменный наконечник вошел в его кожу. Неуклюжая черно-бурая туша возвышалась над ним, Покачиваясь, тяжело дыша…

Издающий Клич попытался отдышаться. Повернув голову, он увидел струйку крови, стекающую между передних ног бизона. Животное опускало голову, борода его болталась где-то у коленей. Его кренило на одну сторону. Бизон топтался на месте и стонал, пытаясь удержаться на ногах.

А тем временем прохладный утренний воздух оглашали боевые кличи, все более оглушительные, все более отчаянные. Раненого бизона пытались отвлечь от упавшего на землю охотника.

Издающий Клич попытался подняться, превозмогая разрывающую тело боль. Он не сводил глаз с бизона, двигавшегося с трудом, – ведь и ему было так же больно.

При каждом движении тело животного сотрясали конвульсии. Бизон стонал и тряс головой, в бока его входили все новые копья.

Издающий Клич поднял обломок копья и кольнул им бизона.

Полные ненависти глаза уставились на него. Издающий Клич воткнул обломок в глаз обезумевшего животного. Бизон отскочил.

Вскрикнув, Издающий Клич покатился по земле: огромный рог проткнул его парку и пригвоздил ее к промерзшей почве.

Издающий Клич застонал, готовясь к худшему. Он изогнулся, боясь, что сейчас окончательно обессилеет. Но ничего больше не произошло.

– Погляди-ка!

Обернувшись, Издающий Клич увидел Прыгающего Зайца. Он шел к нему, удивленно качая головой.

– Никогда такого не видел! – прибавил Поющий Волк, облизывая губы. – Он истек кровью до смерти!

Издающий Клич отер с лица кровь и грязь. Он попытался подняться – но не тут-то было: бизоний рог прижимал его к земле. Животное вздрогнуло и затихло, только когда Издающий Клич ударил его еще раз.

– Это все тот же наконечник! – Издающий Клич рассматривал копье, извлеченное из бизоньего бока. – Первое копье, из тех, что я бросил… Видишь, задело ребро и сломалось. – Он поднял обломок ребра, показывая всем, где именно раздробил его двояковыпуклый наконечник копья. Потом он указал на сам наконечник, притупившийся от удара.

– Видишь, если заденет за ребро, уже ничем не помочь. Это надо запомнить. А вот это, – он показал второе копье, – никаких ребер не задело. Я метнул, оно вошло, а бизон только повернулся и пошел на меня. – Он с печальной гримасой поглядел на наконечник, все еще державшийся на конце обломка копья длиною в локоть.

Он почесал голову:

– Я и думать боюсь, что со мной было бы, проткни он меня своим рогом. Поэтому я и выдернул копье. Положим, это было безопаснее всего. Но это не выход. В том месте, где рукоятка соединяется с наконечником, копья получаются слишком толстые. Поэтому они не могут проткнуть зверя до конца.

– Ну и что? – удивленно подняла бровь Зеленая Вода. – Что мы можем с этим поделать?

– Переоденься-ка лучше, – усмехнулся Прыгающий Заяц, бросив взгляд на грязную, изношенную парку Издающего Клич, пропахшую кровью бизона.

Издающий Клич нахмурился и, прищурившись, поглядел на него:

– Нет уж, я лучше сделаю новые наконечники! Получше этих…

– Всегда делали такие наконечники! – горячо возразил Поющий Волк. – Так их заведено делать!

– Почему?

– Потому что заведено!

Издающий Клич, упершись рукой в подбородок, разглядывал наконечник.

– Соединение с рукояткой – вот где загвоздка… Слишком толстое.

– А я говорил тебе! – напомнил Прыгающий Заяц.

– Можно делать рукоятки потоньше…

– Тогда они будут слишком хрупкими. Наши копья и так легко ломаются. Береза и ива – деревья мягкие…

– И приматывать рукоятку к наконечнику надо накрепко, не то он держаться не будет. Нет, на этом не выгадать.

– Значит, остается одно – делать потоньше сами наконечники? – Издающий Клич подошел к огню и, прищурив один глаз, стал отмерять длину каменного острия.

– Народ всегда делал наконечники по обычаю! – не унимался Поющий Волк. – Хватит с нас Бегущего-в-Свете и его выдумок. А теперь вы и оружие наше хотите изменить?

– Ага, – отозвался Издающий Клич, разглядывая каменную заготовку. Он уже мысленно погрузился в работу.

– Куда путь держим?

Бегущий-в-Свете вскочил, схватившись за висящую у него на плече связку дротиков, и стал растерянно вглядываться в окружавшие его серые камни.

– Будь я Дедушкой Белым Медведем, я бы тобой славно пообедала! – усмехнулась Обрубленная Ветвь раззявив беззубый рот. – Поглядеть на тебя – только на это и годишься. Зовешь себя охотником, а сам бредешь себе невесть куда, опустив глаза?

Он почувствовал облегчение, испуганное выражение исчезло с его лица.

– Что ты здесь делаешь?

– Я? А ты что здесь делаешь? – хихикнула старуха и тут же стала падать, поскользнувшись на гладком камне. Вместо ответа он взял ее за руки, пытаясь поддержать. Ее ладони похожи были на дряхлых птиц. Тяжело опустившись на землю, она подняла свои глубоко посаженные карие глаза и сурово поглядела на него.

– Идешь обратно? – спросил он, все еще опасаясь, что старуха привиделась ему, как все предыдущее.

– Ноги болят. От купаний в заводи у Цапли я на десять лет помолодела. Потом, я уже побывала на Обновлении. Я станцевала там столько Благодарственных Танцев, что если Отец Солнце до сих пор не знает, как я ему признательна, он уже никогда не узнает. А больше мне там делать нечего.

Он поглядел на ее серые космы.

– А ты? Куда ты собрался?

Он медлил с ответом. Он и сам толком не знал, куда идет, – лист на ветру, который носит по прихоти своей неведомая Сила.

– Я…

– Я бы сказала, что ты идешь по следам Народа, сказала она, испытующе глядя на него. – Далекая дорога, особенно для такой старухи, как я.

Он опустил глаза, так сжав рукоятку дротика, что костяшки его пальцев побелели.

– Сдаешься, да? Не выдержал? Не под силу воплотить свой Сон в явь? Побежишь плакаться, валяться

Ногах у Кричащего Петухом? Хочешь стать посмешищем?

– Это мое дело, Бабушка.

– Пусть так. – Она оттолкнула его. – Тогда уходи. Получай свое. А мне еще есть чем заняться. Я еще не до конца свою жизнь прожила.

Бегущий-в-Свете сжал зубы, чувствуя тяжесть на сердце. Он повернулся и побежал за ней следом.

– Иди же, – ворчала она, неуклюже ковыляя своим путем, при каждом шаге припадая на одну ногу. – Валяйся в ногах у Кричащего Петухом. А я уж не пропаду. Я эти земли знаю как свои пять пальцев: я здесь хаживала, еще когда мать твоей матери титьку сосала.

– Но я…

– Что? Говори погромче, мальчик мой. Ветряная Женщина так долго дула мне в уши, что они еле слышат.

– Я никогда не знал своей матери… – неуверенно сказал он. Только бы Обрубленная Ветвь еще немного поговорила с ним. Он так нуждался сейчас в поддержке. Ему нужны были силы, чтобы совершить то, что зрело в глубине его души.

– Ты никогда… Ну конечно же нет! Она умерла, родив твоего глупого братца. Даже тогда у него все шло навыворот. Родился ногами вперед. Летящая-как-Чайка пыталась повернуть его, но… знаешь, случилось то, что случилось. Даже тогда от него были одни несчастья. А подрос – пошли несчастья большие. Я всегда надеялась: может, тебе удастся смягчить его буйный нрав, да, видно, зря.

– Его буйство и неукротимость сильнее меня…

– Ох, я знаю это. И Чайка знала. Она любила тебя за твою мягкость – ты напоминал ей ее погибшую дочь. Ты знаешь, что у нее была дочь, прежде чем она усыновила вас?

Он покачал головой.

– Да, девочка эта родилась чудной. Спинной хребет наружу, и на нем – ни кожи, ни костей. Такой уродец! И ножками не шевелила. Умерла довольно быстро, но

Чайка успела к ней привязаться. Она-то рада была взять вас двоих: было чем заняться в тоске и молоко даром не пропало. – Внезапно Обрубленная Ветвь хмыкнула, хлопнув себя по бедру. – Она, помню, морщилась, когда твой братец кусал ей грудь. Зубки у него рано прорезались. Ничего, он их еще покажет. Бьюсь об заклад, что они у него отравленные! Он горько кивнул:

– Он и меня бил – раз иди два. Она широко улыбнулась:

– Он всех хоть раз, да бил.

– Обрубленная Ветвь, – неловко начал он, – так ты знала, что я и Вороний Ловчий только наполовину из нашего Народа?

Она пожала плечами, положив руку ему на плечо:

– Некоторые из нас подозревали, но твоя мать ничего не говорила, а нам было все равно!

– Как это «все равно»? – недоверчиво спросил он. – Ведь это же наши Враги!

– Когда в народ приходит дитя – это счастливейший из всех дней. Это спасает нас, дает нам жизнь. Вы принадлежали нам, а не им. Мы хотели вашего рождения.

Он глубоко вздохнул. В душе его шла борьба. Он старался преодолеть мучительный страх. Он растерялся и готов был расплакаться, как ребенок.

Она искоса поглядела на него:

– И долго это тебя беспокоило? Он взмахнул рукой:

– С тех самых пор, как Цапля сказала мне об этом.

– Ну так забудь. Когда ты прожил пять Долгих Светов и человеческая душа вошла в тебя, это была душа из нашего Народа, а не из Другого.

– Но в моих жилах течет кровь Других.

– Если это тебя так тревожит – что ж, пусть эта кровь станет тропой, что соединит два мира.

– «Тропой, что соединит»… – Эти слова странно отозвались в его сознании. – Тропа… что… соединит… два… мира.

– Рано или поздно нам наверняка придется встретиться с ними. Используй же свою кровь! Как Чайка – свое молоко…

Он замолчал. Мысли его спутались; странные образы мелькали перед ним. Он представил себе паутину кровеносных сосудов, тянущуюся из его груди и оплетающую лагерь Других, и того высокого седовласого человека, что являлся ему во Сне. Паутина затягивала в себя.

– Красная паутина… – прошептал он. – Я вижу…

– Что? – пронзительным голосом спросила Обрубленная Ветвь.

Видение вспыхнуло перед ним. Он стоял широко раскрыв глаза, вдыхая прохладный воздух.

– Паутина, она растет как…

– Что это значит?

– Не понимаю. Только что появилось.

– А ты хоть пытаешься разобраться, что значат твои видения?

Он почувствовал в груди какую-то зияющую пустоту. Старуха спрашивала его, в состоянии ли он вообще принять на себя какую-то ответственность за возникающие перед ним отблески, разобраться в них поглубже, найти их корни.

– Знаешь, почему ты не можешь понять своих видений? Я же знала по меньшей мере десяток Сновидцев!

– Почему же?

Она задвигала челюстями и покачала головой, выпучив покрасневшие глаза:

– Голова у тебя забита всякой чушью, вот почему! Мыслишки глупые кишат – совсем как глисты в заднице у карибу.

– Как же я могу их заглушить? – возразил он, задетый ее словами. А странные образы все мелькали перед глазами – помимо его воли.

– Следи за своим язычком, юнец, – хмыкнула она. – А уж мы тебя научим.

Он обиженно опустил глаза. Краска смущения залила его лицо.

– Как ты учился охотиться? Тебе все показывал Меченый Коготь. Ты слушал истории – и видел зверей. У тебя были учителя.

– Учителя… – Он вздохнул и закрыл глаза, чувствуя, как паутина судьбы оплетает его так туго, что он еле мог дышать.

– Конечно учителя. Ведь Цапля предлагала тебе, да? Он кивнул.

– Она лучше всех. Этот дурень – Кричащий Петухом – обычный шаман, обманщик. Вся его сила в том что он умеет выдавать выдумки за настоящие Сны. Конечно, он лечит, но это не настоящее целительство. Секретов он не знает. Помнишь, у Серой Глыбы болел зуб? Любой простак догадался бы проколоть нарыв и выпустить гной!

– Но Народ все еще слушается его? Она вздохнула, раздраженно взмахнув крючковатой рукой, похожей на птичью лапу:

– Они уже забыли, что такое настоящие Сновидцы. Я говорю тебе, мальчик мой, Сновидцев у нас больше нет. Не то что прежде… Может, это мир меняется. Но Народ забывает прошлое. Даже старики помнят все меньше и меньше. Эти молокососы – вроде Вороньего Ловчего, – они же и не знают, что такое настоящий Сон, какая в нем Сила!

– Сила… Сила больше, чем была в войне Детей-Чудищ.

Она кивнула:

– Ты знаешь это, да? И при этом плетешься за Народом, идешь пресмыкаться перед этим старым дураком, хочешь отречься от всех своих видений, сделать вид, что ничего такого с тобой не было? Но ведь было же! И никуда не делось.

Он обхватил себя руками, словно страшась исчезнуть, растворившись в вырывающейся из его груди необъятной Силе.

– Я знаю. И это разрывает меня на части. Она облизала губы и поглядела на него, раскачиваясь взад-вперед:

– Ну так решайся. У тебя только два пути. Ты можешь забыть все, вернуться, найти себе хорошую жену, занять достойное положение в роду… и надеяться, что на твой век хватит и что Другие не выпустят тебе кишки своими копьями. Или идти тем путем, который указал тебе Волк, – спасти Народ.

– И потерять себя?

– Нет, молодой дурень! Найти себя! Самое время решать. Ты как лиса, что видит два кроличьих хвоста зараз и не знает, за каким погнаться. Выбирай. Сейчас.

Она опустила руки по швам, исподлобья глядя на него:

– Легче тебе не будет. Только тяжелее. Ты будешь все откладывать и откладывать, заведешь жену и четверых детей – и никогда по-настоящему не разберешься в себе, а когда захочешь, будет уже поздно.

Мысли его смешались окончательно. Старуха ждала, в глазах ее мерцал холодный огонь. На горизонте пробежала стайка волков – к югу. Он поморщился, поглядев на них, и почувствовал, как забилось его сердце. На мгновение он увидел мир их глазами. Он попытался вздохнуть, но в горле застыл сухой комок.

– Идем, Бабушка, – медленно произнес он. В это мгновение он как будто вырвал с корнем и пустил на волю Ветряной Женщины всю свою прежнюю жизнь.

Она кашлянула и, опершись на его плечо, пошла дальше по тропе – назад, в долину Цапли.