Текст книги "Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России"

Автор книги: Уильям Фуллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Именно эта непрекращающаяся вражда между министерствами обеспечила влиятельное положение в высших эшелонах российской бюрократии такому человеку, как князь Андроников, которому суждено было сыграть мрачную роль в деле Мясоедова. Андроников, о котором современница пишет как о «надушенном, нафабренном, подобострастно держащемся человеке»³⁹, был журналистом, мошенником и гомосексуалистом. Официально князь имел лишь мелкую синекуру в Синоде, однако был принят всеми и во всех домах. Объяснение того, почему этот малоприятный господин состоял в столь удивительно близких отношениях с государственными людьми, весьма банально: сеть связей и знакомств, которой он буквально опутал Петербург, была настолько обширна, что зачастую никто, кроме него, не мог сообщить тому или иному министру, что замышляют против него соперники. То обстоятельство, что Андроников также был известным разносчиком слухов и клеветником, не лишало ценности важные сведения, которые он умел сообщить⁴⁰.

Раскол между министерствами сделал не только возможной, но даже необходимой деятельность такого человека, как Андроников, однако не менее важны и чреваты серьезными последствиями были раздоры внутри министерств. Разветвленные системы протекционизма существовали не только в российской армии, но и во всех министерствах. Цель протекционизма, основанного на совместной учебе, службе в провинции, родственных связях и просто симпатии, была неизменной – поддержание и расширение влияния своего круга. Достичь этого можно было, лишь защищая интересы всех его членов. Если повышение получал глава той или иной группы, все ее члены могли также рассчитывать на продвижение по службе. И наоборот, случись одному получить понижение или быть уволенным, его сторонники также скатывались вниз по карьерной лестнице, поскольку преемник расставлял на их места новых, своих людей. Таким образом, типичный чиновник, помимо места, занимаемого им в министерской иерархии, обладал также неким положением в тайной иерархии протекционизма. Эта система порождала непрекращающиеся войны между разными партиями внутри каждого министерства, поскольку любой чиновник мог удовлетворить свои личные амбиции лишь ценой поражения враждебной ему группы. Понятно, что царские министры работали с постоянным ощущением того, что возглавляемая ими организация кишит людьми, страстно желающими их поражения и постоянно готовыми способствовать этому любыми интригами. Очевидно, параноидальное поведение многих высших чиновников в последние годы царской власти на самом деле представляло собой вполне понятную реакцию приспособления к той среде, в которой им приходилось работать. Сухомлинов в первые же месяцы своей министерской службы проявил завидную проницательность, отнесясь с недоверием к своему начальнику штаба Мышлаевскому; скоро мы увидим, что у него были еще более веские основания сомневаться в преданности заместителя, унаследованного им от Редигера, – генерала А.А. Поливанова.

Вот в какое осиное гнездо угодил Мясоедов. Однако Сергей Николаевич занимал особое положение – одновременно принадлежа к Военному министерству и находясь вне его иерархической системы, как официально, так и неофициально, он не мог ничего выиграть от предательства своего патрона, Сухомлинова. Для того чтобы маневр в отношении контрразведки удался, военному министру нужен был человек непоколебимо преданный и абсолютно надежный. Мясоедов – сухомлиновский протеже, обязанный своим возвращением на государственную службу исключительно вмешательству Сухомлинова, – был идеальной кандидатурой. Весьма вероятно, что в обязанности Мясоедова входила не только контрразведка, но и сбор собственно разведывательной информации. Одно любопытнейшее свидетельство такого рода относится к 1912 году. В конце февраля немецкая полиция в Эйдткунене арестовала начальника вержболовской железнодорожной почтовой конторы Роберта Фалька, который – возможно, это не случайное совпадение – был одним из ближайших сотрудников Мясоедова по «Северо-западной русской пароходной компании». Ему было предъявлено обвинение в шпионаже. Несмотря на то что российскому правительству удалось добиться освобождения Фалька, проведшего в тюрьме лишь двадцать один день, весьма вероятно, что обвинения против него не были безосновательными. Памятуя об известной нам склонности Мясоедова использовать своих деловых партнеров для шпионских поручений, можно предположить, что Сергей Николаевич по-прежнему продолжал разрабатывать, а иногда и руководить разведывательными операциями в интересах российского Генерального штаба⁴¹.

Во всяком случае, теперь становится понятно, почему Сухомлинов не хотел (или не мог) сообщить, чем именно, в бытность его военным министром, занимался жандармский полковник Мясоедов. Признаться в том, что казненный «изменник» был допущен им до тайная тайных военной контрразведки, стало бы разоблачением столь убийственным, что его, вероятно, невозможно было бы оправдать. Уже в эмиграции Сухомлинов писал, что начальник Генерального штаба показывал на суде, что Мясоедов никогда никоим образом не был связан с контрразведкой – неупомянутым осталось то обстоятельство, что неведение Жилинского явилось результатом махинаций самого Сухомлинова⁴².

В первые годы пребывания Сухомлинова в должности военного министра важные вопросы решались за сценой, однако были и дела, совершавшиеся на вицу, в свете, так сказать, софитов. Назначение Сухомлинова в марте 1909 года на министерский пост было с одобрением встречено в армейской среде, особенно на высших уровнях военного руководства. А.Ф. Редигер утверждал, что своей первоначальной популярностью Сухомлинов был обязан близостью к Драгомирову, Георгиевскому кресту, полученному во время турецкой кампании, и репутации боевого генерала, предпочитающего свист пуль канцелярской тиши. Военные, придерживавшиеся консервативных взглядов, ожидали, что новый министр изменит или даже отменит наиболее непопулярные из нововведений Редигера⁴³. До некоторой степени Сухомлинов эти ожидания оправдал: он действительно ввел послабления в созданную Редигером систему полковых закупок – в представлении его предшественника, строгость этой системы должна была повысить честность и эффективность расходов, однако вызвала противостояние армейского руководства (возможно, именно из-за тех целей, которые она преследовала). Впрочем, Сухомлинов хоть и был склонен на некоторые уступки армейским традиционалистам (не забудем его мыслей, высказанных под псевдонимом Остапа Бондаренко), реакционером и ретроградом отнюдь не был. Он, напротив, был твердо убежден в необходимости военной реформы. Карьерный взлет Сухомлинова совпал по времени с финальным актом Боснийского кризиса 1908–1909 годов, когда Германия и Австро-Венгрия, объединившись, нанесли унизительный удар военной мощи ослабевшей России, заставив ее молча проглотить аннексию Веной Боснии и Герцеговины. Этот эпизод наглядно показал, какой огромный путь возрождения предстояло пройти русской армии, чтобы полностью оправиться от катастрофы Русско-японской войны. Он также продемонстрировал русской военной элите, все еще обеспокоенной возможностью возобновления столкновений на маньчжурском фронте, что гораздо более реальной опасностью становится общеевропейская война⁴⁴. Сухомлинов был полон решимости сделать все, что было в его силах, для подготовки армии к обоим возможным вариантам развития событий. Возглавив министерство, он принялся за обширную программу реформ⁴⁵. В самом общем виде эти реформы касались трех аспектов армии – личного состава, стратегии, техники.

В отношении личного состава важнейшим достижением Сухомлинова был капитальный пересмотр системы резерва. Раньше в случае войны призываемые на службу резервисты либо вливались в уже существующие подразделения, непропорционально раздувая этим их численность, либо объединялись в специальные формирования, которые базировались в тылу и решали вспомогательные задачи. Сухомлинов совершенно справедливо считал такой подход контрпродуктивным, поскольку резервисты были подготовлены на порядок слабее регулярной армии, с другой стороны, сосредоточение их в тылу лишало полевых генералов тех дополнительных сил, которые в начальной фазе войны способны решительным образом переломить ход событий. Сухомлинов распустил старые отряды резервистов, формировавшиеся по территориальному принципу или при крепостных гарнизонах, и ввел систему «скрытых кадров». В случае войны офицеры и рядовые из числа «скрытых кадров» отзывались из своих военных подразделений, и из них создавалось ядро из 560 дополнительных пехотных батальонов, состав которых набирался из резервистов⁴⁶. Реформы Сухомлинова в сочетании с введенным в 1906 году сокращением срока военной службы по призыву (что в результате дало 25-процентное увеличение числа обученных мужчин на случай войны) обеспечили оптимальное использование личного состава резерва. Когда в августе 1914 года разразилась европейская война, в России почти треть сразу мобилизованных пехотных подразделений была сформирована из «скрытых кадров». Эта система не помогла России одержать победу в первые шесть месяцев войны, однако, вероятнее всего, именно она предотвратила поражение русской армии в этой же начальной фазе военных действий.

Второе направление реформирования касалось стратегии. С тех самых пор, как в результате Франко-прусской войны 1870–1871 годов Германская империя стала самым грозным потенциальным врагом России, Военное министерство было озабочено исключительной мобилизационной скоростью германской армии. Благодаря густой сети железных дорог, Берлин был способен организовать вызов людей из резерва и перевозку их к границе гораздо быстрее, чем это было по силам Петербургу. Российское военное руководство нашло ответ: в мирное время все большее количество военных сил страны концентрировалось на западных рубежах империи. К 1893 году 610 тыс. солдат – почти 45 % состава армии – размещалось в Киевском, Виленском и Варшавском военных округах⁴⁷. Идея заключалась в том, что такая плотная концентрация войск в сочетании с наличием хорошо укрепленных крепостей в Осовце, Ковно, Гродно, Варшаве, Ивангороде и Новогеоргиевске предотвратит возможность решительного поражения России в результате первого броска немецкой военной машины, прежде чем российская армия успеет провести мобилизацию. В 1910 году план Сухомлинова по реорганизации обороны империи изменил этот освященный временем подход: 128 пехотных батальонов было переведено из Киевского и Виленского округов во внутренние области страны. Эта передислокация имела ряд преимуществ. Поскольку затронутые изменениями формирования были переведены в густонаселенные районы, поставлявшие резервистов на случай войны, Россия теперь была способна мобилизовать свою армию гораздо быстрее, чем когда-либо ранее. Одновременно перенеся центр тяжести армии на восток, Сухомлинов увеличил ее стратегическую гибкость, способность с равной эффективностью реагировать на кризисы как на азиатском, так и на европейском направлении. Частью плана реорганизации было также предложение Сухомлинова уничтожить западные крепости. Поскольку теперь мобилизация армии должна была производиться в центральных регионах России, оборонительная роль западных крепостей в начальной фазе войны становилась избыточной. Более того, Сухомлинов утверждал, что в любом случае прогресс дальнобойной артиллерии лишал существование крепостей всякого смысла – стоимость их содержания, не говоря уже о необходимости усовершенствования, чтобы они могли противостоять огневой мощи современной артиллерии, составляла сотни миллионов рублей – сумма, которую разумнее было пустить на текущие армейские нужды⁴⁸.

План этот вызвал в свое время крайне противоречивые отклики. Скоро мы увидим, что он возбудил значительное противодействие внутри страны. Кроме того, он спровоцировал взрыв общественного недовольства во Франции, где не прошло незамеченным то обстоятельство, что проводимая реорганизация снижала скорость, с какой Россия могла собрать свои силы для нападения на Германию – на что рассчитывал Париж в случае начала общеевропейской войны. Бывший министр иностранных дел Франции Теофиль Деклассе прямо высказался по поводу «глупостей, которые творит Военное министерство» [России]⁴⁹. На Сухомлинова эта волна критики произвела достаточно сильное впечатление, и он послал во Францию с конфиденциальным поручением князя Андроникова, который должен был переубедить тех, от кого зависело общественное мнение. Французы в конце концов успокоились, но лишь после того, как увидели, что усиление наступательной военной мощи России, которое должно было стать неминуемым следствием реформ 1910 года, вызывает сильнейшее беспокойство Германии и Австрии⁵⁰.

Третьей целью проводившихся Сухомлиновым реформ была военная техника. Русско-японская война истощила запасы оружия и амуниции – их следовало восполнить как можно скорее. Война показала, что рассчитанное в мирное время количество патронов на винтовку и снарядов на единицу артиллерии следовало значительно увеличить. Сухопутная война в Маньчжурии продемонстрировала важность других, недооцененных типов оружия, а именно пулеметов и горной артиллерии. В первые двенадцать месяцев пребывания Сухомлинова на посту его министерство приняло на вооружение две новые тяжелые гаубицы и сделало первые крупные заказы на пулеметы 1909 года выпуска, которые были значительно легче и, следовательно, лучше старых моделей. Число пулеметов в арсенале армии, составлявшее накануне Русско-японской войны приблизительно тысячу единиц, к 1914 году возросло до четырех тысяч, хотя и эта цифра была на 17 % меньше положенной нормы. Сухомлинов также, как выяснилось, обладал достаточным воображением, чтобы предвидеть военное использование моторизованного транспорта и авиации. Именно при нем на вооружение российской армии были приняты первые аэропланы. Он также боролся, хотя и без особенного успеха, за увеличение армейского парка грузовых и легковых машин⁵¹. В годы, предшествовавшие началу Первой мировой войны, Сухомлинов разработал и провел в жизнь четыре программы перевооружения армии – одну в 1910 году, две в 1913-м и еще одну в 1914 году⁵².

Как можно было ожидать, инициативы эти оказались весьма дорогостоящими. Вкупе четыре плана перевооружения требовали выделения только на нужды наземных сил в течение десяти лет дополнительного миллиарда рублей сверх обычных расходов. Как следствие бюджетные расходы страны резко возросли. К 1914 году Россия тратила на нужды армии и флота 965 млн руб. – сумма эта почти на 33 % превышала те 643 млн руб. из бюджета 1909 года, когда Сухомлинов занял свой пост⁵³. Экстраординарный рост военных расходов сыграл решающую роль в выходе российской промышленности в 1910 году из периода упадка и был одним из двигателей того экономического бума, переживавшегося Россией накануне войны⁵⁴. Промышленники, финансисты и инженеры всей империи стремились урвать свой кусок от золотоносной жилы оборонных расходов. Среди тех, кто точно знал, как следует действовать, был старый знакомый Сухомлинова по Киеву Александр Альтшиллер.

Альтшиллер и его круг

В 1910 году жена Альтшиллера умерла после долгой болезни. Желая, как он говорил, сменить обстановку, весной того же года вдовец переселился из Киева в Петербург. Несмотря на то что он по-прежнему несколько раз в год надолго уезжал за границу и по крайней мере два месяца проводил в Киеве, столица стала теперь его постоянным плацдармом – за киевскими делами присматривал сын Оскар. Альтшиллер снял обширные покои в доме 12 по улице Гоголя и в одной из шести комнат устроил новую контору «Южно-русской машиностроительной компании». Вскоре он вполне освоился в новых условиях и утешился интрижкой с французской певичкой кабаре Люсеттой, на которой впоследствии женился.

Социальные контакты Альтшиллера в Петербурге были тесно связаны с домом Сухомлиновых, где он традиционно раз в неделю обедал. Сухомлинов очевидно считал Альтшиллера фактически членом семьи, называя его «Папой» или ласково «Сашечкой»⁵⁵. Свою дружбу с Екатериной Викторовной Альтшиллер скреплял многочисленными подарками и чувствовал себя у Сухомлиновых совершенно как дома⁵⁶. Березовский позже рассказывал, как, позвонив по личному номеру в кабинет Сухомлинова, попал на Альтшиллера, который принялся уверять звонившего, что он и есть военный министр, и прекратил неуместный розыгрыш только после того, как Березовский в ярости накричал на него. Сухомлинов, отчасти чувствуя необходимость как-то оправдать свои отношения с Альтшиллером, при этом не считал их предосудительными и убеждал Березовского, что это «очень милый и хороший человек»⁵⁷. В 1911 году генерал Н.Н. Янушкевич, начальник канцелярии Военного министерства, столкнулся с Альтшиллером, выходившим из домашнего кабинета Сухомлинова. Янушкевич остолбенел, услышав, что этот еврейского вида господин обращается к военному министру на «ты», и спросил, кто это. Министр объяснил, что Альтшиллер – его добрый друг еще с киевских времен, и добавил, что и «между евреями попадаются очень порядочные люди». Утверждение это поразило Янушкевича, одного из самых фанатичных в России антисемитов⁵⁸.

Каковы же были истинные причины, приведшие Альтшиллера в Петербург? Возможно, в том числе и забота о личной безопасности. В 1909 году самозваный «патриот» – вероятно, деловой конкурент – донес Киевскому охранному отделению, будто Альтшиллер – австрийский шпион. Хотя тщательное расследование не выявило ничего предосудительного, Альтшиллер, узнав о доносе, очевидно, понял, что теперь, когда старый друг и защитник переведен в Петербург на высокую должность, оставаться в Киеве небезопасно⁵⁹.

Однако вряд ли можно сомневаться в том, что причиной переезда Альтшиллера, помимо страха и, возможно, даже в большей степени, была алчность – в его планы входило использовать знакомство с Сухомлиновым в личных финансовых интересах. Киевский адвокат В.-Н.З. Финн, который одно время входил в совет «Южно-русской машиностроительной компании», заметил, что Альтшиллер видел в своей дружбе с военным министром легкий путь к обогащению – к примеру, он «мог получить крупную комиссию при покупке земель под полигоны для министерства, при продаже Военному министерству ненужных материалов и проч., мог также получить гонорар при ходатайстве разных лиц и проч.»⁶⁰. Факты подтверждают участие Альтшиллера именно в такого рода мошеннических действиях, о которых говорил Финн. Альтшиллер за вознаграждение оказывал помощь разным людям, ищущим пенсии или вспоможения от Военного министерства; кроме того, используя свою осведомленность в закулисной жизни министерства, он служил «посредником» между министерством и потенциальными поставщиками и продавцами, иногда работая на пару с князем Андрониковым⁶¹.

Квартира на улице Гоголя служила Алышиллеру штабом, откуда планировались все его дела, легальные и нелегальные. Взяв петербургский бизнес «Южно-русской машиностроительной компании» в свои руки, он тем не менее оставил Николая Гошкевича на жалованье у компании. Гошкевичу никак не удавалось найти свое место в жизни, поэтому он очень дорожил работой у Альтшиллера, предложенной ему в 1909 году. Основная зарплата, которую Гошкевич получал в «Южно-русской машиностроительной компании», составляла 400 руб. в месяц, что было значительно выше жалкого пособия мелкого чиновника в Министерстве торговли, – кроме того, Гошкевич имел возможность зарабатывать комиссионные. Да еще фирма любезно согласилась взять на себя расходы по найму его квартиры. Чтобы дать Гошкевичу возможность дополнительного дохода, Альтшиллер осенью 1909 года познакомил его с Максимом Ильичом Веллером.

Веллер, российский подданный, окончил университет в Берлине. В середине 1880-х годов он короткое время служил в Министерстве иностранных дел, где в 1888 году карьера его внезапно рухнула, когда, будучи секретарем русского военно-морского атташе в Германии, он был арестован и в течение шести недель содержался германскими властями под арестом по подозрению в шпионаже.

Этот печальный опыт, похоже, избавил его от всякого желания оставаться на государственной службе, и Веллер посвятил себя бизнесу. В 1907 году он поселился в Петербурге, где открыл импортно-экспортную контору.

Первоначально Веллер заинтересовался Гошкевичем благодаря близости последнего к кругу Сухомлинова и лично к военному министру. Он без обиняков объяснил Гошкевичу, что стремится войти в эту среду, дабы, во-первых, получать прибыльные военные заказы для тех отечественных и иностранных заводов, представителем которых он являлся, и, во-вторых, мечтал когда-нибудь стать главным поставщиком Военного министерства⁶². Если Гошкевич поможет ему в исполнении любого из этих планов, ему будет выдана значительная сумма наличными, а также 50 % доходов с любых заказов, полученных при его посредничестве. В качестве залога будущих отношений он нанял инженера в свою компанию на договор в качестве консультанта⁶³.

Гошкевич, не теряя времени, принялся отрабатывать обещания Веллера. На обеде, устроенном им в «Контанте», роскошном петербургском ресторане, произошло знакомство Веллера с А.И. Зотимовым, личным секретарем Сухомлинова. Также Гошкевич свел Веллера со штабс-капитаном В.Г. Ивановым, экспертом по баллистике, который получил серьезное ранение при взрыве, случившемся при проверке зарядов, и был переведен на должность в закупочной конторе Главного артиллерийского управления. Иванов, сосед Гошкевича по дому, столь же охотно согласился быть подкупленным Веллером и изъявил полнейшую готовность помогать тому в переговорах с Военным министерством – за соответствующее вознаграждение, конечно.

Однако интерес Веллера к семейству Гошкевичей скоро вышел за рамки сугубо денежного. В сентябре 1909 года Николай пригласил Веллера домой и познакомил его со свой женой. Веллеру Анна Андреевна показалась столь соблазнительной и прелестной, что он тут же поклялся добиться ее любви. Прошло немного времени, и Анна ответила на беззаконную страсть – через два месяца они уже были любовниками.

Николай Гошкевич знал об этом, однако, простил он жене интрижку или нет, он во всяком случае ей не препятствовал. Веллер, чей годовой доход превышал 100 тыс. рублей, часто давал Анне Андреевне «взаймы». Эти суммы, доходившие до 12 тыс. рублей в год, шли непосредственно в карман Николая Гошкевича, позволив ему поднять благосостояние своего семейства на небывалую ранее высоту⁶⁴. В июне 1910 года Веллер не только снял Гошкевичам дачу на Каменном острове, где проводили лето светские петербургские жители, но и сам поселился там с ними. В декабре он выдал Анне 1500 рублей на оплату первых шести месяцев аренды роскошной квартиры на Николаевской улице, которую она, не скупясь, обставила также за счет Веллера. Когда примерно в это же время Анне досталось небольшое наследство, тот же Веллер посоветовал ей, как лучше вложить полученные деньги, и приобрел для нее портфель процентных облигаций. Анна и Веллер, утратив всякий стыд, перестали скрывать свои отношения и вместе ездили отдыхать за границу⁶⁵.

То обстоятельство, что Веллер спал с его женой, не охладило пыла Николая Гошкевича, продолжавшего отстаивать интересы своего патрона. Однажды, прелестной петербургской белой ночью, Сухомлинов был приглашен на дачу Гошкевичей, где давали ужин с раками. Пир закатили для того, чтобы Веллер наконец смог исполнить свою мечту и лично познакомиться с военным министром Благодаря содействию штабс-капитана Иванова (и, возможно, самого Сухомлинова), фирмы, представителем которых выступал Веллер, начали выигрывать заказы Военного министерства. В 1910 году министерство решило разместить заказ на двухколесные повозки и седла – и тут же Веллер положил в карман Гошкевичу 4 тыс. руб.⁶⁶ Внезапное процветание Гошкевичей вызвало пересуды в Военном министерстве: ходили слухи, что еще недавно безденежный инженер теперь тратит по 50 тыс. рублей в год. С особой подозрительностью относились к Гошкевичу адъютанты Сухомлинова, полагавшие, что тог преступным образом использует свои семейные связи с Екатериной Викторовной для личного обогащения⁶⁷.