Текст книги "Тест для убийцы"
Автор книги: Уилл Лэвендер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Чуть позже именно эти мысли погрузили Мэри в беспокойный сон без сновидений.
Осталось пять недель…
7– Логика подсказывает вам, – вещал профессор Уильямс в понедельник, – что Майк и похитил Полли. По наведенным справкам, его несколько раз арестовывали. Вождение в нетрезвом виде. Пребывание в состоянии опьянения в общественном месте. Хранение марихуаны. И прочие невинные забавы. Но есть в нем что-то угрожающее. Нечто темное и непостижимое. Нечто потаенное. Вы уже видели фото человека, который согласился сняться для моего эксперимента. Я выбрал именно этого актера, потому что в повседневной жизни он задумчив, нередко погружен в собственные мысли. Как вам кажется, он похож на думающего человека?
С минуту группа молчала, затем двое или трое студентов пробормотали: «Да».
– Да? – оживился Уильямс. Впервые он вышел из-за подиума мягкой походкой, выставив вперед руки и осторожно ступая по направлению к слушателям. – Конечно, логика проводит четкую линию от Полли к Майку и брошенной машине на Стрибблинг-роуд. И ваш разум – ваша интуиция – указывает направление событий. Интуиция заполняет пробелы. Если что-то непременно должно соответствовать некой модели, то мозг восстанавливает неизвестное, и у вас возникнет стойкое предубеждение относительно других возможных вариантов.
Профессор написал на доске два слова: «непреодолимое невежество».
– Существует порочный круг заблуждений высшего порядка, – сказал он, вернув маркер обратно в лоток. – Икс не может быть Игреком, потому что Икс, несомненно,является Зетом. Мозг выдает вам жесткие, весьма жесткие карты действительности, и прочие мнения вы уже не воспринимаете. В быту это явление также называют «ограниченностью». В данном случае оно вас погубит.
– А как же фактор случайности? – спросил Дэннис. Он писал в блокноте с отрывными страницами, который положил на портфель.
Мэри заметила, что Дэннис загорел, и ей стало любопытно: ездил он в выходные куда-нибудь с друзьями из братства или… с Саванной Клепперс.
– Что вы имеете в виду? – отозвался Уильямс.
– Ну а если похищение совершил кто-нибудь из приглашенных на вечеринку? Какой-то парень замечает Полли, она ему нравится, поздно вечером он подходит к ней с предложением встретиться где-нибудь неподалеку от Стрибблинг-роуд. Полли приходит на встречу, и он ее… – Дэннис не сумел закончить, просто не мог вымолвить то слово.
– И он ее что,мистер Флаэрти? – спросил профессор.
– Крадет, – пересилил себя Дэннис. Он произнес слово шепотом, так тихо, как будто у него просто першило в горле.
– Конечно, случайность всегда возможна, – сказал Уильямс. Он спустился за подиум. – Но в скольких преступлениях злодеем оказывается человек, который был вне поля зрения жертвы? Попробуйте догадаться.
– В двадцати процентах случаев, – сказал кто-то.
– Меньше, – ответил профессор.
– Десять процентов, – предложила Мэри.
– Меньше.
– Пять.
– Всего в двух процентах случаев, – объявил Уильямс. – Два процента. То есть из пяти тысяч подобных преступлений лишь пятеро случайных подозреваемых являются преступниками. Так что преимущество не в вашу пользу, мистер Флаэрти.
Вновь крутнувшись на каблуках, Уильямс развернулся к доске. Под уже написанным он вывел еще два слова: «tu quoque».
– По латыни – «ты тоже», – объяснил профессор. – Согласно этому заблуждению, если ваша теория неверна, то моя также может быть ложной. – Уильямс улыбнулся и наклонился вперед к кафедре. – Если вы промахнетесь, Полли умрет.
Некоторые студенты засмеялись. Очевидно, для них лекции профессора постепенно превращались в шутку. В игру. Мэри подумала о статье, о поступке Уильямса. Уставившись на профессора, она никак не могла разглядеть в нем человека, намеренно укравшего слова и мысли другого ученого. При этом зная наверняка, что профессор все же украл чужие идеи.
– А как быть с отцом? – спросил Брайан Хаус. Он почему-то пересел на ряд вперед и находился теперь прямо позади Мэри. Ей хотелось узнать, пытался ли Брайан всего лишь смутить ее такими вопросами или, может, думал о том, что она сказала ему субботним вечером на виадуке.
– А-а, – воскликнул Уильямс, – старый добрый папочка. А что в нем особенного? Обыкновенный школьный учитель. Преподает природоведение в начальных классах местной школы. Человек с избыточным весом. Что еще?
– У того мужчины на фото – у вашего актера – на руке солдатская татуировка, – сказал Дэннис. Мэри стало стыдно – татуировку на снимке она не заметила. Ей вдруг показалось, что она настолько отстала от всех, что уже не нагонит. Пока Мэри охотилась за глупыми теориями заговора с участием Уильямса, вся остальная группа размышляла над заданием.
– Он последний, кто ее видел, – заметила девушка, сидящая рядом с Мэри.
Мэри понимала, что если сейчас промолчит, то день пройдет зря, и в итоге за эти две недели она не продвинется ни на шаг.
– Смотрит Леттермана, – сказала Мэри.
Несколько человек на задних рядах засмеялись, но девушка говорила серьезно. Это был жест отчаяния, и она снова почувствовала, что краснеет.
– Хорошо, мисс Батлер, – отметил профессор, и Мэри с надеждой заглянула ему в глаза.
– Он смотрит Леттермана. Что бы это могло значить? Думаю, это важная деталь.
– Например, то, что ему нравится Леттерман, – сказал Брайан с усмешкой.
– Или то, что он ненавидит других телеведущих, – парировал Уильямс. – Но речь не об этом. Подумайте. Он смотрит Леттермана, когда Полли возвращается с вечеринки. Она смотрит шоу вместе с отцом, а когда засыпает, тот относит девушку в спальню. Что может означать подобное развитие событий?
Мэри задумалась. Закрыв глаза, попыталась разобраться, отыскать истинный смысл в ситуации. Мэри представила, как Полли открывает дверь и входит темный дом. Полли немного выпила, и потому идет нетвердым шагом. Она оставляет сумочку на кухонном столе и тут замечает отца. Тот сидит на диване в гостиной, освещенной мигающим светом телевизора. Полли подходит к нему и присаживается рядом. Отец обнимает ее. Они молчат, потому что у них сложились такие отношения, когда слова излишни. Само поведение, мимика, звуки и незначительные жесты достаточно красноречиво говорят о том, как прошел день.
– Он ждал ее, – сказала Мэри.
– Почему? – спросил Уильямс.
– Отец беспокоился из-за Майка.
– Верно, – улыбнувшись, отреагировал профессор. – Он ждал ее из-за Майка. Потому что до исчезновения с Полли кое-чтопроисходило. Потому что отцу вновь не давали покоя старые проблемы. Возможно, Майк снова повадился навещать Полли. По-вашему, учитель начальной школы похож на телевизионного фаната-полуночника?
– Нет, – ответила половина группы.
– А люди с военными татуировками обычно любят шоу Леттермана?
– Нет.
– Что же делал перед телевизором отец Полли так поздно? Несомненно, он ждал дочь. А это означает, что Майк, вероятно – вероятно! – опять взялся за старое.
Уильямс написал на доске еще одно слово: «ретродукция».
– Этот тип логики предполагает, что мы можем вывести истину, опираясь на набор экспериментально установленных фактов. Было проверено или экспериментально установлено, что Полли смотрела телевизор вместе с отцом. Установлено, что Майк и отец Полли серьезно не ладили в прошлом. Согласно полицейскому отчету, они «ненавидели» друг друга. Установлено, что в прошлом Майк применял к Полли физическое насилие. Итак, ретродуктивно– на основании того, что Полли смотрела шоу Леттермана вместе с отцом, а затем тот отнес ее в постель, – мы понимаем, что он, по всей видимости, ждал ее. Таким образом, еще больше подозрений падает на Майка.
– Не сходится, – сказал Дэннис. Солнечные лучи уже подбирались к подиуму, едва касаясь его.
– У мистера Флаэрти есть возражения! – воскликнул профессор. Он продолжал улыбаться.
– Майк остался на вечеринке, – сказал Дэннис.
– Он приходил туда, верно, – одобрил Уильямс. – Многие видели его в ту ночь. Это так называемое «железное алиби». Продолжайте.
Дэннис не знал, как продолжить. Мэри увидела, что его блокнот весь испещрен множеством каких-то каракулей, черточек, кружочков и квадратиков. У Дэнниса была такая привычка – а может быть, дар – не слушать, но при этом все слышать, оставаться на месте и в то же время мысленно находиться где-то далеко. Каждый раз, когда они бывали в ресторане, пока Мэри о чем-то говорила, Дэннис то и дело принимался смотреть куда-то, переводя взгляд с одного предмета на другой. Стоило ей спросить: «Если ты меня и вправду слушал, повтори, что я сейчас сказала», как Дэннис мог воспроизвести все слово в слово.
– Ну, – произнес он наконец, – это означает, что Майк не мог похитить Полли.
Еще два слова возникли на доске: «неточные данные».
– Почему данные неточные? – обратился Уильямс к аудитории.
– Потому что на вечеринке все были пьяны, – сказал Брайан.
– Во-первых. Но это не все. Есть еще кое-что, чего вы пока не знаете. Чем Полли занималась в тот вечер? Где она провела ту ночь?
– Место, – догадалась девушка позади Мэри.
– Именно, мисс Белл. Место. И сегодня вы узнаете чуть больше о нашей хитроумной головоломке. Не забудьте проверить электронную почту.
На этом профессор вышел в открытую дверь и вновь исчез из их жизни.
8Дэннис Флаэрти не очень-то жалел о том, что совершил. Как раз наоборот – ему хотелось все повторить. Весь день он хотел ее, жаждал, как будто этой женщиной можно было насытиться. Единственной передышкой стала мрачная лекция профессора Уильямса, но теперь, вернувшись в свою комнату в доме «Тау», Дэннис вновь ощутил голод.
Элизабет. Почему-то ее имя притягивало сильнее, чем ее тело, которое он целый день рассматривал в уединенной каюте на яхте ректора. Старик спал на верхней палубе, внизу что-то шептала река, а Элизабет учила Дэнниса вещам, о которых он даже не мечтал.
На следующий день после приема она позвонила Дэннису, чтобы узнать, не хочет ли он покататься вместе с ней и ее мужем по реке Тэч. Элизабет говорила ровным, почти деловым тоном, но за ним явно что-то скрывалось.
– Конечно, – сказал он. А затем добавил: – К чему все это, Элизабет?
Но она уже повесила трубку. Решено. Пути назад нет.
Они взяли морскую яхту Ормана под названием «Данте», которую тот оставлял на стапеле на пристани округа Роу. Поскольку городские хулиганы нередко проникали на пристань и разбивали лодки, ректору пришлось нанять своего человека, отставного полицейского по прозвищу Свин, который примерно каждые два часа обходил пирс, освещая пристань прожектором.
Стоял один из последних жарких дней осени, и озеро наводнили толпы ребятни на быстроходных катерах. Огромные волны от понтонов раскачивали старика, пока он боролся со штурвалом. Они направлялись в Литтл-Форк, где высоко над деревьями виднелись здания университета.
– Вот сюда мы и идем, – объяснил ректор. – Здесь тихо.
Они привели судно в небольшую тенистую бухту и стали на якорь.
Прихватив с собой «Таймс», Орман расположился на носу яхты, где солнечные лучи зигзагами освещали палубу. Дэннис и Элизабет пошли купаться. Оба знали, что должно произойти, и все утро шептались об этом. Когда старик застыл с широко раскрытым ртом, запрокинув голову назад под необычным углом, а газета обвисла у него на груди, они забрались на яхту и прокрались под палубу. Там оказалась небольшая каюта. Постель. Огрубевшие атласные простыни, неделями пролежавшие без дела. Пахнувшая плесенью подушка без наволочки. Дэннис едва уместился на постели – он лежал на спине, упершись ногами в холодный пластик стены. Дэннис был обнажен и расслаблен. Он ждал, убеждая себя, что принял приглашение Элизабет намеренно, чтобы порвать с ней. Все должно пройти быстро, жестко и грубо. Течение раскачивало яхту, и с каждым толчком сердце Дэнниса едва не лопалось: старик наверняка уже проснулся и сейчас спустится сюда и застанет их.
Элизабет сняла мокрый купальник, оставив его скомканным на полу, и внезапно преобразилась. На лобке у нее была выбрита небольшая остроконечная стрелка. В ее наготе Дэннис увидел молодость, некую игривость, которую тогда в библиотеке не замечал. Сколько же ей лет? Тридцать пять? Сорок? Он все еще не знал, но теперь Элизабет выглядела лет на десять моложе. Она вдруг показалась ему до боли прекрасной. Не вполне понимая, что делает, Дэннис протянул к ней руку и, коснувшись, привлек к себе.
Но его влияние на Элизабет Орман этим и ограничилось. По совету Джереми Прайса Дэннис собирался пригвоздить ее к кровати, вонзиться несколько раз, чтобы ей стало как можно больнее и чтобы с этого дня все, что их связывало, осталось в прошлом. Не вышло. Элизабет сама им овладела. Сев сверху, она принялась раскачивать бедрами в такт равномерному, неспешному ритму реки. Дэннис кончил прежде, чем понял, что происходит, теряя контроль от сильнейшего толчка под оглушительный плеск воды, ощущая на себе Элизабет, которая запрокинула голову и закрыла груди ладонями.
После, вслушиваясь в мелодичные звуки реки Тэч, они лежали друг на друге, и их тела сплелись как веревки в мотке.
– А что, если?.. – хотел спросить Дэннис. Элизабет приложила палец к его губам.
– Успокойся, – выдохнула она, и по неизвестной причине Дэннис был спокоен.
Много позже его разбудил крик старика, звавшего жену. Дэннис попытался вскочить и схватить одежду, но Элизабет прижала его к кровати.
– Тсс, – прошептала она, проскользнув в купальник. Прежде чем открыть дверь, Элизабет несколько секунд собиралась с духом. Затем вышла к мужу, сказав «Да, дорогой» (по мнению Дэнниса) излишне оживленно. Он услышал, как Орман спросил:
– Где Дэннис?
– Немного задремал, – послышался ответ Элизабет.
В этот момент Дэннис уперся плечом в дверь, опасаясь, что ректор ворвется в каюту и изобьет его до потери сознания.
Вместо этого он услышал всплеск – кто-то нырнул в воду. За ним последовал второй. Дэннис натянул плавки и вышел на палубу. Пока он спал, солнце переместилось, и теперь бухта почти полностью погрузилась в тень. Увидев его, старик весело крикнул:
– Запрыгивай!
Дэннис так и сделал. Они купались весь вечер как ни в чем не бывало.
Теперь Дэннис никак не мог выкинуть Элизабет из головы. Ее тело, лицо, ее… ритм. Она так отличалась от неопытной, неловкой Саванны Клепперс. Саванна соглашалась только в темноте и под музыку, чтобы никто в доме их не услышал. Она хотела, чтобы Дэннис был сверху, потому что иначе ей «жгло». После секса Саванна всегда плакала независимо от того, понравилось ей или нет, и ее слезы ручьями текли на грудь и плечи Дэнниса. Он никак не решался спросить, в чем дело, почему она плачет, так как боялся, что причина ее слез как-то связана с ним.
С Элизабет Орман все было по-другому. Ничего личного, никаких эмоций, ничего серьезного – лишь неукротимый взрыв наслаждения. Так Дэннис и сидел в доме братства «Тау», глядя в потолок своей комнаты, не в силах думать ни о чем другом.
Когда терпение иссякло, он позвонил Элизабет домой, набрав ее личный номер, который она украдкой вложила ему в руку в воскресенье на пути в университет. Услышав ее голос, Дэннис едва не упал на пол: колени подогнулись, а живот скрутило.
– Я хочу прийти, – сказал он со вздохом.
Поздней ночью в понедельник Дэннис вышел на территорию университета и направился в сторону Монтгомери-стрит. Он знал, что ему нужно готовиться к контрольной по экономике, но ничего уже нельзя было поделать. Сдержать себя оказалось так же трудно, как пытаться остановить время.
После жаркой недели, когда температура достигала восьмидесяти градусов по Фаренгейту, в Винчестер пришли первые осенние дни. Дул пронзительный, по-осеннему холодный ветер, а деревья покрывались ярким румянцем. Опадали первые листья, кружась перед статуей под названием «Ученый», установленной в честь многолетней дружбы ректора Ормана со Стэнли Милгрэмом. Дэннис шел неподалеку от «Карнеги» мимо фонтана, тонувшего в облетевшей листве. Несколько студентов стояли поодаль. Их разговор уносил суровый ветер, но Дэннис ничего не расслышал. Ни единого слова. Отсюда он мог разглядеть на Грейс-Хилл огни в доме Орманов, который с виду напоминал особняк. Дэннис хотел, как обычно, взять машину, но Элизабет предупредила, чтобы он подъехал к задней двери, выключив фары. «Черт с ним, – подумал Дэннис. – Пройдусь пешком». Он сомневался, что сумеет вслепую загнать автомобиль на покатый въезд, и представил, как теряет управление и, свернув на газон, врезается прямо в окно фасада. Какой был бы скандал! Но чувство опасности несколько заинтриговало его – наконец-то Дэннис-бесенок оправдал свое прозвище.
Элизабет впустила его через черный ход. В доме оказалось темно, и Дэннис предположил, что сегодня старик лег рано. На цыпочках они прошли через неосвещенную кухню и на минуту задержались в гостиной, целуясь. Элизабет была в халате, и от нее пахло ванной и лаком для ногтей. Дэннис просунул руку под халат, возбужденно, будто в порыве юношеской страсти нащупывая ее тело, но она отвернулась и повела его вверх по лестнице. Они вышли в коридор, и, пройдя до половины, Элизабет ткнула красным ногтем в одну из закрытых дверей. «Старик».
Тогда в комнату для гостей. Еще одна тесная кровать. Еще одна одинокая, всеми забытая подушка. Раздев Дэнниса, Элизабет несильно толкнула его на кровать и вновь оказалась перед ним обнаженной. Проникавший сквозь оконные занавески лунный свет блестел на ее коже. Коснись она Дэнниса, он бы тут же кончил. Все прошло как обычно: Элизабет сверху, прижимаясь все сильнее, запрокинув голову и закрыв груди пальцами с красными ногтями. Слишком быстро Дэннис почувствовал, что тело его напряглось. Затем все вокруг обрушилось, и Элизабет мягко закрыла ему рот ладонью, чтобы он не закричал.
Позже, когда она уже спала, Дэннис оделся и вышел из комнаты, скрипя половицами. В доме царила тишина. По лестнице Дэннис спустился во тьму гостиной. Он возвращался тем же путем, что и пришел: вниз по ступенькам и на кухню. Свернув за угол возле дровяной печи, Дэннис внезапно увидел… свет. Застыв на месте, сел на корточки и попытался отыскать другой выход, другую дверь.
– Кто здесь? – раздался голос старика.
Дэннис замер, припав к полу и прячась в тени. Он был на удивление спокоен. Должно быть, подобное спокойствие и невозмутимость испытывает солдат перед боем. Дэннис не сдвинулся с места, пока не увидел высунувшуюся голову старика.
– Что ты здесь делаешь, сынок? – спросил Орман.
– Пытаюсь сообразить, как выбраться из вашего дома, сэр, – ответил Дэннис. Он знал по опыту, что в таких ситуациях дерзкая честность срабатывает лучшей постыдной неправдоподобной лжи. Хотя попадать в такие ситуации ему еще не доводилось.
– Зайди.
Дэннис прошел в кухню. Устроившись в уголке, старик ел бутерброд. Он уселся на выдвинутый барный стул, а на стойке перед ним лежал раскрытый журнал.
– Знай, – категорично сказал ректор, глядя в журнал, – ты не первый.
Дэннис промолчал. Он только и мог, что стыдливо стоять и слушать. Орман был одет в удлиненные шорты и выцветшую футболку, которую ребята из «Тау» назвали бы «барахлом». Обычный старик, должно быть, совсем безобидный, слабый, наверное, даже подвыпивший, – но именно он сидел и допрашивал Дэнниса.
– Был англичанин, – печально произнес ректор. – Футболист. Был один парень из Калифорнии, с которым ее как-то застукали в прошлом году. Были преподаватели и прочий сброд. А теперь ты.
Старик откусил от бутерброда и, облизав пальцы, перевернул страницу.
– Ничего страшного. Мы договорились обо всем давным-давно. Этот брак не по любви. Да и какая может быть любовь в нашем-то возрасте? В моем возрасте. Думаешь, свадебные клятвы ко мне все еще применимы?
– Я не… – едва начал Дэннис.
– Конечно, нет, – прервал его Орман. – Абсурд. Начинаешь понимать, что к чему, только когда уже не в силах смотреть, как она ходит, сидит на унитазе, путает твои чертовы носки. Такова жизнь, сынок. Привыкай.
Съеден еще один кусок бутерброда, перевернута еще одна страница. Дэннис никак не мог понять, закончил старик или нет, все ли высказал. Но Орман продолжал:
– Конечно, у меня тоже есть свои… слабости. Ко мне иногда заглядывают две молоденькие секретарши, и Элизабет наблюдает за нами, хотя ей это и не нравится. Она говорит, что это непристойно. А на самом деле хочет сказать, что человеку в моем возрасте непристойно находиться поблизости в одном помещении с молодыми красавицами. Ну да. Еще бы.
Дэннис направился к выходу. Он открыл дверь, за которой царила ночь, и резкий порыв ветра ударил в лицо, пробрав до костей.
– Ты ее любишь? – спросил ректор.
– Нет, – сказал Дэннис. Слишком поспешно.
– А вот англичанин любил. Грязная, грязная история вышла. Просто жуткая. Помню, как он рыдал на диване, а Элизабет, напрочь разбив ему сердце, стояла рядом с носовым платком в руках, совсем как заботливая мамаша. Что за сцена. Я видел все с балкона.
Старик рассмеялся своим воспоминаниям и потряс головой, как будто пытаясь прогнать их.
– До свидания, доктор Орман, – попрощался Дэннис.
– Подожди, – произнес ректор. Юноша вернулся на кухню. – Хочу спросить тебя о том предмете. Ты как-то упоминал о нем. Его Леонард ведет.
– А-а, курс доктора Уильямса! – догадался Дэннис. Имя профессора показалось ему смешным, каким-то неподходящим. Леонард!
– И как он тебе?
– Ну… он отличается от всех, – признал Дэннис.
– Надо думать. А сам преподаватель, этот старый чудак?
– Пока не знаю, как к нему относиться. Еще рано.
– Послушай, что я тебе расскажу про Леонарда Уильямса, – начал Орман. Он впервые оторвал взгляд от журнала и посмотрел прямо на Дэнниса, и в самом жесте его читалось нечто важное, нечто мрачное и зловещее. – Он нехороший человек. По правде сказать, несколько лет назад, когда начался скандал вокруг его книги, многие из нас хотели от него избавиться.
– Его книги? – спросил Дэннис, припоминая все, что поведал ему ректор на вечере.
– Да. Плагиат. Темное было дело. Едва нас всех не зацепило, в первую очередь тех, кто принял его на работу и позволил остаться в должности. На этом карьера Леонарда должна была закончиться, но у него есть верные друзья наверху, которые готовы поклясться, что он гений. Впрочем, Леонард и вправду талантлив. Думаю, это очевидно.
– Он играет с нами в игру, – сказал Дэннис. Он и сам не знал, почему упомянул об этом; наверное, ему хотелось успокоить ректора, переманить его на свою сторону. Приплети Уильямса, выстави его дураком, думал Дэннис. Спасайся.
– В игру? – поинтересовался Орман.
– Да чушь какая-то. Что-то вроде… расследования. Нам как будто требуется раскрыть преступление.
– Ах да, я слыхал. Всевозможные игры и загадки – говорят, он на них помешан. Полагаю, одна из составляющих его таланта. Но ведь дело не в этом, верно? Нет. Конечно же. Все мы талантливы, кто-то больше, кто-то меньше. Вопрос в том, можно ли назвать Леонарда достойным представителем нашего университета. Доказывалось, и не раз, что он в лучшем случае человек сомнительной репутации. Что ж, они считают меня параноиком. Старым глупцом. Выжившим из ума. Некоторые думают, что я уже слишком стар, чтобы понять педагогические методы Уильямса. Но есть в этом парне что-то нехорошее. Что-то с ним… не так.
– Мне тоже так показалось, – согласился Дэннис. Он хотел продолжить, однако осторожничал. Как любил повторять его отец, говоря о преподавателях: чем меньше врагов, тем лучше.
– Дэннис, уверяю тебя… нет, требую, принимая во внимание твое теперешнее положение. Я требую: держись от него подальше. Если Уильямс попросит тебя в свой кабинет, не ходи. Если заметишь его в университете, пройди мимо. Твоим родителям вряд ли понравится, если ты угодишь в переплет по моей вине, не так ли?
Старик сардонически улыбнулся, обнажив маленькие желтые зубы. Дэннис кивнул и, тихо закрыв за собой дверь, вышел на ветреную улицу.