Текст книги "Обитель теней"

Автор книги: убийцы Средневековые

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

II

Конец июня 1663

Томас Чалонер, тайный агент лорда-канцлера Англии, обрадовался, когда вдова капитана Брауна дала ему повод на несколько дней выбраться из Лондона. Погода стояла жаркая не по сезону, и солнце немилосердно палило залитые помоями городские улицы. Ручьи и речушки пересохли, на кораблях, причаленных вдоль берега Темзы, плавилась смола, и чердачная комнатушка Чалонера в Чансери превратилась в настоящую печь. Лорд-канцлер был занят важными государственными делами и едва поднял голову от груды бумаг, когда Чалонер попросил разрешения на несколько дней выехать за реку по личным делам. Он махнул пухлой ручкой в кружевном манжете и велел Чалонеру отправляться куда вздумается, только его не отвлекать.

Итак, Чалонер собрал сумку и оставил раскаленную столицу ради прохлады лугов на южном берегу. Вскоре ему предстояло убедиться, что в Бермондси ничуть не прохладнее, чем в городе, и что его обитатели точно так же заливают улицы вонючими помоями и заваливают отбросами. От кожевенных мастерских несло так, что глаза слезились, и к этой вони неприятно примешивался более земной аромат прокисшего на жаре пива от прибрежных пивоварен.

На ходу Чалонер вспоминал Ганну Браун. Они познакомились, когда Ганна сопровождала мужа в одном из плаваний, а Чалонер, направленный с очередным заданием за границу, был у него пассажиром. Корабль требовал от своего капитана уйму времени, а Ганна скучала и нередко искала общества Чалонера. Чтобы развеяться, он обучал ее играть на флажолете, хотя большого искусства она так и не достигла. Впрочем, Браун был в восторге от нового умения жены и чуть не каждую ночь просил ее поиграть для него. Тут проявилась иная, более привлекательная сторона его жестокой и упрямой натуры.

В письме Ганна Браун назначила ему встречу в «Ямайке» – большой грязноватой гостинице с залом для игры в кегли. Он толкнул дверь и остановился, дожидаясь, пока глаза после яркого солнца приспособятся к полумраку. Ставни были распахнуты в тщетной надежде на прохладный ветерок, однако в гостинице было темновато и мрачно. Пахло пролитым элем, дымком из трубок посетителей и потными, немытыми телами.

Чалонер сразу высмотрел Ганну. Она сидела у пустого очага, обмахиваясь листком с известиями, оставленным на столе для чтения. Листок предупреждал лояльных граждан об опасности нового парламентского восстания, но в гостинице «Ямайка» мятеж вряд ли кого-то беспокоил. Чалонер невольно отметил, что официальное правительственное издание здесь использовалось то как подставка под пивные кружки, то как клинышек под шаткими ножками столов и даже как тарелка для здоровенной свиньи, любезно избавлявшей хозяина от объедков. Ганна сидела, уставившись в холодную золу, с грустным, встревоженным видом. Это была привлекательная леди на четвертом десятке, с каштановыми волосами и светлыми голубыми глазами. На ее свободных юбках и лифе – черных в знак траура – виднелись следы починки и заплаты. Правда, наложенные аккуратно, но все же это было странно для жены успешного и преуспевающего флотского капитана. Чалонер удивился: как это она вышла в платье, которое пора бы подарить служанке? Или это чтобы не привлекать внимания? Если так, маскарад не удался. По ее манере держаться каждый скажет, что это дама из состоятельной семьи. Она заметила Чалонера, только когда тот встал прямо перед ней.

– Томас! – воскликнула она, прижимая руку к сердцу, чтобы показать, как оно забилось. – Я думала, работая в Англии, а не за границей, среди врагов, ты мог бы избавиться от привычки подкрадываться!

Умение оставаться незаметным Чалонер пестовал всю свою десятилетнюю службу тайного агента, но сегодня он не испытывал его на Ганне. Он открыто подошел к ее столику и застал врасплох только потому, что та была слишком занята своими мыслями. Он пожалел, но не удивился тому, что она все еще горюет по покойному мужу. Ганна была предана капитану, не смотря на множество его недостатков – агент считал Брауна сварливым, вспыльчивым и пристрастным и сильно недолюбливал.

– Судя по твоему письму, дело срочное, – сказал он, присаживаясь рядом с ней. – Чем могу служить?

– Ты был другом Джона, – тихо ответила она. – Он часто рассказывал мне, как переправлял тебя во вражеские страны и высаживал под покровом ночи.

– Вот как? – без удовольствия отозвался Чалонер.

Как бы ни были близки капитан и его супруга, он не должен был делиться с ней сведениями о заданиях правительства, – эти сведения и теперь могли быть опасны для Чалонера и других офицеров разведки, использовавших для выполнения заданий «Розовый Куст». Да и другом своим Чалонер Брауна не назвал бы, хотя общие приключения сделали их чем-то вроде коллег. Потому-то Чалонер и откликнулся на призыв Ганны. Шпионаж – опасное занятие, и между шпионами существовала молчаливая договоренность, что оставшиеся в живых позаботятся о семьях погибших.

– Джон однажды спас тебе жизнь, – продолжала Ганна. – Тебя послали выкрасть в Лиссабоне какой-то секретный документ, и он с риском для себя задержался у берега, дожидаясь твоего возвращения. В конце концов, чтобы уйти, ему пришлось отстреливаться из пушек.

Чалонер воздержался от замечания, что Брауну хорошо заплатили за риск.

– Нет надобности напоминать о его подвигах, чтобы заставить меня помочь, – укоризненно проговорил он. – Я и так помогу, если это в моих силах.

Ганна пристыженно взглянула на него.

– Прости, но я просто схожу с ума. Ты моя последняя надежда. Видишь ли, Джон был убит камнем. Кто-то швырнул в него камень, и он два дня пролежал без чувств, а потом умер, не приходя в сознание.

– Я слышал, – мягко сказал Чалонер. – Тебе, верно, тяжело пришлось.

Ганна бросила на него странный взгляд.

– Что именно ты слышал?

Чалонер безуспешно пытался угадать, что она хочет узнать.

– Как раз то, что ты сказала: что пьяный матрос бросил булыжник и разбил голову.

Он не добавил, что скептически отнесся к услышанному, зная по опыту, как трудно запустить подобный снаряд с достаточной силой и точностью, чтобы убить.

– Виновным признали судового бондаря Уолдака. Присяжные сочли, что он был пьян и не сознавал, что делает. На дознании открылось, что команда не любила капитана.

– Он был строгим начальником, – осторожно согласился Чалонер.

Это было мягко сказано – Браун был солдафон и тиран, изводивший придирками своих людей, и агент ничуть не удивлялся, что один из них в припадке пьяного бешенства решился ему отомстить. И тут он озадаченно нахмурился.

– Я помню Уолдака. Он был буйный негодяй, вполне способный нанести удар старшему по чину. Но в то же время мне вспоминается, что он – как ни странно для моряка – в рот не брал крепкого. Ты уверена, что они нашли настоящего виновника преступления?

Ганна что было силы хлопнула ладонью по столу:

– Наконец! Наконец хоть кто-то усомнился в том, что выдавали за истину! Нет, я не уверена, что он – настоящий виновник. Я даже уверена, что он – не настоящий. Уолдака повесили в тот же день, как признали виновным, и – с точки зрения властей – на том дело и кончилось.

– В тот же день? – эхом отозвался пораженный Чалонер.

Слишком поспешно, даже для Лондона.

– На мой взгляд, неприличная поспешность! И еще одно отклонение от истины в том, что сообщили присяжным – что он был убит здесь, в гостинице «Ямайка». А я точно знаю, что он в ту роковую ночь собирался на встречу с неким Уильямом Хэем в дом Бермондси.

Чалонер счел это не столь убедительным.

– Может, Хэй в последнюю минуту изменил место встречи, а муж уже не успел тебя предупредить.

– Ничего подобного. Хозяин уверен, что Джона здесь в ту ночь не было. Он – человек наблюдательный, и я доверяю его памяти. А когда он хотел выступить свидетелем на суде, ему сказали, что в том нет надобности.

Чалонер забеспокоился.

– Ты думаешь, убийство Брауна как-то связано с его работой на разведку? Кто-то решил прекратить его рассказы о путешествиях и не нашел лучшего способа, чем убийство?

Но Ганна решительно покачала головой.

– Думаю, это связано с его встречей с Хэем. Хэй не живет в Бермондси – там живет промотавшийся игрок по имени Кастелл. Я порасспрашивала в округе и услышала, что этот Кастелл за деньги на все пойдет. Он часто сдает свой дом для темных целей.

– Твой муж встречался с Хэем с темной целью?

– Это просто так говорится. Хэй, как и многие в Лондоне, не одобряет правительство, которое сорит деньгами, тратит все на себя, а страну оставляет в небрежении. Ты знаешь, что флоту не плачено три года? Хэй считает, что другое правительство лучше послужило бы Англии.

Чалонер с тревогой посматривал на нее. Такие дела не стоит обсуждать вслух в многолюдной таверне.

– Умерь голос! Если твой муж встречался с Хэем для участия в изменническом заговоре, лучше тебе сделать вид, что ты ничего об этом не знаешь. Правительство смертельно боится мятежа, и тебя могут ободрать до нитки за…

Ганна прервала его лающим смешком.

– Было бы что отбирать! Джон вложил все наши сбережения в груз, который подрядился доставить на Ямайку, и его безвременная смерть означает, что мы разорены.

Чалонер решил, что это объясняет ее потрепанное платье.

– Думаешь, убийство связано с его предприятием? Кто-то убил его, чтобы не дать получить прибыль? Ты подозреваешь Хэя?

– Хэй к нашему грузу никакого отношения не имеет. И, можешь не спрашивать, Джон не был мятежником. Вступая во флот, он присягнул королю и стране и оставался верным слугой. Он собирался разоблачить изменников, а не вступить в их ряды!

Чалонер не знал, верить ли ей.

– Понимаю…

– Казалось, так легко: побывать на встрече, узнать имена недовольных и передать всех в руки властей. Но Джона убили, и он ничего не успел сделать.

– Его убили, потому что кто-то заподозрил его намерения? Один из заговорщиков?

– Похоже на то. Хэй – мятежник, и он мог убить Джона, когда понял, что тот не разделяет его мыслей. А Уолдака сделали козлом отпущения, чтобы избежать неудобных вопросов.

Чалонер обдумал ее версию. Всего пять лет прошло со смерти Кромвеля, и не один Хэй мечтал о возвращении республики. Правительство было в этом отношении злейшим врагом самому себе – это буйное, сварливое, самолюбивое сборище никому не внушало доверия, и повсюду ходили слухи о диком пьянстве, игре и разврате. Лондонцы не желали оплачивать их пороки своими налогами, и Хэй вполне мог решиться взять дело в свои руки. Избавиться от лазутчика в таком случае – напрашивающаяся предосторожность, потому что если бы заговор был раскрыт, Хэя и других участников ждала верная смерть.

– Ты займешься этим делом? – спросила Ганна, видя, что Чалонер молчит. – Прошу тебя!

Чалонер думал. Всякая угроза правительству относилась и к лорду-канцлеру, а потому он как агент лорд-канцлера обязан был произвести расследование. К сожалению, он подозревал, что намерения Брауна были не столь чисты, как полагала его жена. Он наверняка знал, что Браун питает неприязнь к правительству – тот сам признался ему после обеда с обильной выпивкой на корабле. А значит, Брауна убили, потому что он был мятежником, а не за попытку разоблачить заговор, и расследование может обнаружить этот факт. Он был уверен, что Ганне не понравится, если эта сторона деятельности ее мужа станет достоянием гласности.

– Ты в долгу у Джона, – напомнила Ганна, видя, что он молчит. – Это долг чести. Я прошу тебя оплатить услугу, узнав, кто настоящий убийца. Признаю, что это может оказаться опасно, ведь тебе придется влезть в дела возможных бунтовщиков, а они пойдут на все, чтобы спасти шеи от петли, но ты должен попытаться.

– Почему ты не обратилась ко мне сразу? – спросил Чалонер, оставив при себе свои сомнения относительно Брауна. – Твой муж умер в апреле, а теперь июнь. След давно остыл, свидетелей успели подкупить или заткнуть им рты, улики уничтожены. Проще было бы расследовать дело немедленно.

– Потому что у меня были подозрения, но не было доказательств, – объяснила Ганна. – Но вчера все переменилось. Встречу Джона с Хэем устраивал его друг, капитан Йорк – он тоже стремился разоблачить изменников. Йорк сразу после смерти Джона вышел в море, но теперь он вернулся. И он тоже не думает, что Джона убил Уолдак, и у него вызывала подозрения поспешность, с какой судили и казнили Уолдака.

– Мне нужно будет с ним побеседовать.

Ганна в первый раз улыбнулась.

– Значит, ты мне поможешь? Спасибо! Йорк ждет неподалеку, у дома Бермондси.

Ганна вела его по заполненным толпой улочкам, направляясь к югу. За их спинами полуденное солнце золотило неподвижную реку – прилив остановил течение Темзы. Им попалось несколько домов, окруженных садами, но больше здесь было ветхих строений, верхними этажами выступавших над улицей, оставляя на виду лишь узенькую голубую полоску неба. Проститутки громкими хриплыми голосками предлагали себя, то и дело попадались пьяные шайки моряков. Чалонер не знал, есть ли среди них матросы с «Розового куста», все еще дожидавшегося нового капитана. Ходили слухи, что никто не хочет принимать это назначение – команда была известна непокорностью, и только жестокий властный человек, такой как Браун, мог удержать ее от мятежа.

На удивление скоро Ганна с Чалонером оставили здания позади и шли теперь по дорожке, за живыми изгородями которой виднелись колыхавшиеся поля. Воздух был сладок и чист, и теплый бриз шелестел в созревающих хлебах.

– Дом Бермондси, – сказала Ганна, останавливаясь перед обветшалыми чугунными воротами. Голос ее чуть вздрагивал. – Здесь и случилась беда с Джоном.

В конце запущенной дорожки стоял тюдоровский особняк, в котором, насколько было известно Чалонеру, некогда побывал монарх. Причудливое смешение тяжелых дымовых труб, затейливой кирпичной кладки и крошечных фронтонов – но все здесь говорило о небрежении и упадке. Сквозь крышу проросли молодые деревца, плющ заплел стены, и все строение, казалось, уже испустило дух и вот-вот рухнет.

Ганна открыла ворота и пошла по дорожке, ведущей к главному подъезду. На полпути она внимательно осмотрелась и вдруг нырнула в куст остролиста, потянув за собой Чалонера. Отсюда начиналась извилистая тропинка, которая вывела их на полянку в лесу. Из-за деревьев вышел мужчина, поздоровался. Он был дороден телом, красен лицом и одет в штаны и камзол из той не знающей сноса материи, которую часто предпочитают моряки. Чалонер уже встречался с ним, когда Йорк служил на «Розовом кусте» под командой Брауна. Два моряка были добрыми друзьями, и агент, помнится, холодно подумал тогда, что их привязанность друг к другу вызвана тем, что никто больше не хотел иметь дела с этими капризными заносчивыми тиранами. Йорк коротко кивнул, приветствуя его, и сразу повернулся к Ганне.

– Ну? Он возьмется?

Рука капитана лежала на рукояти шпаги, и Чалонер полагал, что в случае отрицательного ответа капитан Йорк готов был пустить в ход и этот довод.

– Томас согласен нам помочь, – ответила Ганна. – Ты можешь ему доверять. Он верен правительству и – как и мой бедный Джон – желает разоблачить преступников.

Йорк невесело рассматривал агента.

– Надеюсь, что так, ведь за то, что ты ему рассказала, и мне могут рассадить голову камнем.

Ганна отвечала не слишком дружелюбно:

– Очень жаль, что ты не так беспокоился о Джоне, когда впутывал его в это гадкое дело.

Йорк всем видом выражал раскаяние.

– Я уже объяснял: ни за что бы не стал его втягивать, если бы думал, что это может оказаться опасно. Я думал, ничего не стоит сообщить имена властям и предоставить им остальное – и мы оба стали бы героями, ничем не рискуя. Я хотел, чтобы он разделил мою славу разоблачителя заговора, и мне страшно жаль, что он погиб, – я-то ведь думал оказать ему услугу.

Ганна резко развернулась и пошла прочь. На ее щеках блестели слезы, и Чалонер видел: она разрывается надвое – ей нужна была помощь человека, с которым она не желала иметь ничего общего. Йорк с минуту смотрел ей вслед, потом жестом предложил Чалонеру присесть рядом с ним на ствол упавшего дерева.

– Она не верит, что ее мужа убил Уолдак – и я тоже не верю.

– Из-за того, что Уолдак едва ли мог тогда быть пьян?

Йорк кивнул.

– Он в рот ничего, крепче воды, не брал. Законники в суде сыграли на том, что Брауна команда не любила, и любой матрос – в том числе и Уолдак – рад был бы при случае вышибить ему мозги. Ганна этому не верит, хотя это правда. Вы плавали с Брауном, и согласитесь, что я прав: он из команды все жилы выматывал.

– Так, может быть, Уолдак убил Брауна, будучи трезвым, но надеялся спастись от петли, заявив, что действовал спьяну?

– Уолдак был не настолько глуп: он знал, что опьянение – не оправдание.

– А почему его вообще обвинили?

– Потому что он имел несчастье оказаться на месте преступления. Браун нанял его и еще одного моряка по имени Твилл телохранителями. Но ведь у обоих были при себе ножи и кортики, так зачем бы ему хватать камень, когда под рукой более привычное оружие? К тому же, Уолдак был жаден и ни за что не убил бы Брауна, не получив от него сначала обещанные два шиллинга. Если бы Брауна убили в ту ночь на «Розовом кусте», я бы заподозрил Уолдака наряду с остальными. Но здесь, не получив обещанной платы? Ни в коем случае!

– Как зашла речь о встрече с Хэем?

Йорк вздохнул:

– Прошлой зимой Хэй подрядил мой корабль доставить груз свинцовых труб из Ирландии. Мне такой груз показался странным, вот я и заглянул в несколько ящиков. В них были мушкеты. Ясное дело, никто не повезет в Лондон оружие, если у него на уме нет ничего дурного, вот я и решил разведать, что происходит. Я надеялся, за проявленную инициативу меня наградят, дав под команду приличный корабль, а не ту дровяную баржу, которую теперь подсунул мне флот.

– И?.. – поторопил Чалонер, когда Йорк замолчал.

– И я пригласил Хэя пообедать и, прикинувшись пьяным, завел кое-какие изменнические разговоры. На следующий день меня пригласили сюда, в дом Бермондси, познакомиться с людьми, которым тоже не по вкусу нынешняя власть. Жаль, но выяснить их личности мне не удалось. Я уже собирался бросить это дело, когда Хэй предложил пригласить в их общество еще кого-нибудь из моряков с тем же образом мыслей.

– Зачем?

– Думаю, так я должен был доказать преданность делу. К тому же капитан корабля – ценное приобретение для мятежников. Как-никак почти на всех морских судах есть пушки.

– И вы доверились Брауну?

Йорк кивнул.

– Он один из немногих, кому я доверяю… доверял. Он должен был помочь мне вызнать их имена, а потом мы бы передали сведения главе разведки, Уильямсону – он ведь в правительстве отвечает за подстрекательство к мятежу.

– Вы уверены, что Браун считал хорошей идеей сорвать планы Хэя?

Йорк выпучил глаза:

– Ясное дело, уверен! Браун был не из предателей! Думаете, я позвал бы его, если б сомневался? Он, конечно, ворчал на бестолковое правительство, да ведь кто не ворчит?

Чалонер потер подбородок. Может, пьяные откровения Брауна на борту «Розового куста» так и следовало понимать – как возмущение неумелыми действиями правительства? И Браун оставался верен королю?

– Итак, его убили прежде, чем он успел вам помочь, – сказал он. – Где были вы, когда это случилось?

– У меня лошадь захромала, и я опоздал на встречу. Когда я подоспел. Браун уже умирал, а заговорщики большей частью разошлись. – Йорку явно было не по себе. – Для меня это слишком уж грязное дело. Я теперь исполнил свой долг – рассказал правительственному агенту о заговоре, а большего от меня и ожидать нечего. Я вернусь на свой корабль и…

– Ты останешься и поможешь Томасу! – резко перебила незаметно вернувшаяся Ганна. Она уже справилась с собой, хотя была бледна. – Ты представишь его Хэю как человека, желающего присоединиться к восстанию, и останешься с ним, пока он не соберет достаточно улик, чтобы отправить их всех на виселицу. Это собирался сделать Джон – по твоему наущению, – а теперь это сделаешь ты.

Йорк утер лоб грязным платком.

– Я ведь думал, у Хэя с его приспешниками денег больше, чем мозгов, и будет нетрудно просочиться к ним и положить конец их замыслам. Господи Боже, лучше бы я не совался в это дело!

– Однако ты сунулся, и теперь придется с ним разобраться, – сурово возразила Ганна. – Расскажи Томасу, что ты устроил.

На Йорке лица не было. Чалонер с уважением взглянул на Ганну, подчинившую себе этого человека. Йорк был не из тех слабаков, которые позволяют помыкать собой всем подряд.

– Я сказал Хэю, что могу устроить сегодня встречу с капитаном Гарсфилдом – вы ведь иногда плавали с Брауном под именем Гарсфилда. Хэй спросил, почему вам так хочется свергнуть правительство, и я ответил, что вашу сестру обесчестил герцог Бэкингем. Ничего другого сразу в голову не пришло.

Чалонер с беспокойством рассматривал его. Ему не привыкать было прикрываться ложными именами, но он предпочитал выбирать маски сам. Он слишком мало понимал в морском деле и при подробных расспросах легко попался бы, так что придется быть осторожным. А вот Бэкингем как предлог для обиды – это умно. Распутный герцог не пропускал ни одной хорошенькой женщины, не попытавшись ее соблазнить, и жалобам оскорбленных отцов и братьев не было числа.

– Хэй будет ждать нас сегодня вечером, – сказал Йорк, когда Чалонер, поразмыслив, неохотно кинул. – А в полночь состоится собрание изменников.

Чалонер оставался на поляне, пока не удостоверился, что Йорк сказал все, что знал. У обоих были свои версии убийства Брауна, но отличить факты от предположений было непросто. В конце концов он сумел установить, что имелось шестеро подозреваемых. Прежде всего – Хэй, главарь мятежников. У него были два помощника: Стратт и Парр. Стратт служил некогда судовым экономом на «Розовом кусте» и, как видно, проворовался, так что под конец они с Брауном возненавидели друг друга. И Парр тоже когда-то скрестил мечи с капитаном, но ни Йорк, ни Ганна не знали, как и когда это случилось. Оба в ночь смерти Брауна находились в доме Бермондси, но только Стратт разговаривал с ним. Затем имелся Кастелл, сдававший свой дом всякому, кто соглашался платить, а из сплетен в Уайтхолле Чалонер знал его как неразборчивого в средствах мерзавца. И, наконец, там были два моряка, Уолдак и Твилл, и один из них уже повешен.

– Чистое безумие, – говорил Йорк, когда, расставшись с Ганной, они с Чалонером направлялись к главному подъезду Бермондси. – Брауна ведь убили, так чего ради я тоже сую голову в львиную пасть? Вот вы – опытный лазутчик. Так не могли бы вы подслушать что-нибудь под дверями и получить ответ на вопрос Ганны? Я бы подождал в ближайшей пивной, а утром мы бы вместе сдали ей рапорт.

– Подслушивание вряд ли много даст. Нам придется еще и задавать вопросы.

– Вот вы и задавайте, – твердо заявил Йорк. – А я буду держаться от вас подальше, чтобы не попасть в беду. Как-никак один из нас должен остаться в живых, чтобы объяснить Ганне, что она требует невозможного.

Чалонер не удивился, услышав, что на помощь Йорка рассчитывать нечего, и все же он был разочарован. Впрочем, глядя на то, как нервно Йорк играл кончиками своего воротника-пелерины, Чалонер заподозрил, что от такого союзника в любом случае мало проку. Всегда лучше работать в одиночку.

Проходя по заросшей дорожке, он обдумывал услышанное. Действительно ли Брауна убили потому, что Хэй или кто-то из его соратников угадал в нем шпиона? Или Браун проявил слишком большое рвение, что тоже могло вызвать подозрения? Он оглянулся на идущего рядом мужчину, обдумывая, не следует ли и его занести в число подозреваемых? Действительно Йорк верен правительству, как и утверждает, или он сам убил друга, поняв, что тот собирается донести?

Они подошли к двери. На стук вышла старая женщина, курившая трубку. Йорк шепнул Чалонеру, что это Маргарет Кастелл, бабушка нынешнего жильца. На ней был вытертый до пролысин парик, каблук одной туфли был привязан бечевкой, и вся она выглядела такой же опустившейся и малопочтенной, как и ее дом.

– Принесли? – потребовала она без предисловий. – Принесли обещанный порох?

– Порох? – эхом отозвался Йорк, нервно сглотнув. – Я вам пороха не обещал.

– Вы говорили, у вас корабль, – нетерпеливо заворчала Маргарет. – А на корабле есть пушки. Я же говорила, что мне пригодилось бы несколько бочонков пороха – могли бы понять намек!

– Ну, я вашего намека не понял, мадам, – встревоженно проговорил Йорк. – Я привык говорить напрямик и не понимаю хитрых двусмысленностей. Однако у нас дело к вашему внуку. Где он?

– Пошел играть, полагаю, – невозмутимо ответила Маргарет. – Или пьет с дружками-пьянчужками.

Чалонер весьма в этом сомневался. Все знали, что у Кастелла не сыщешь и двух пенни и что пить с ним – значит платить по счету за двоих. И за игорный стол ни кто бы его не пустил – он и с прежними долгами не мог расплатиться, не то что делать новые.

– Зачем вам понадобился порох, мэ-эм? – спросил он из любопытства.

Уж конечно, она-то не состоит в заговоре? А если состоит, то все предприятие Хэя больше походит на шутку, чем на реальную угрозу.

– Конюшня обрушилась, толку с нее никакого, вот я и подумала, что можно взять оттуда кирпичи, починить кухню. Взорвать дешевле, чем нанимать работников разбирать ее, а нам нынче приходится проявлять бережливость. Кстати о деньгах, вы мне должны шиллинг за вашу комнату, Йорк. Плата, как обычно, вперед.

Она протянула ладонь, и Йорк уронил на нее монету. И поспешно добавил еще одну, увидев в острых черных глазках презрение к подобной скупости.

– Жарковато сегодня, – сказал он, протискиваясь мимо старухи в относительную прохладу прихожей. – Так что я уж пойду к себе освежиться. Вы, конечно, согласитесь показать капитану Гарсфилду его комнату.

– Вино, – заметила Маргарет, глядя ему вслед. – Часу не может прожить, не посовещавшись со своей фляжкой. У вас, поди, на вашем корабле лишнего пороха не водится, Гарсфилд? Монетами я расплатиться не смогу, но есть и другие способы вознаградить мужчину.

Чалонер покосился на нее, не зная, как понять последнее предложение.

– Я узнаю, – необщительно бросил он.

– Хорошо… очень полезно иметь под рукой порох. А вы из компании Хэя? Он сказал, что будет много народа – а мне-то, по шиллингу за голову, чем больше, тем лучше, хотя и набегаешься, пока всех впустишь. Внуку нельзя поручить открывать дверь и собирать деньги.

Чалонер прошел за ней через прихожую, ступая по растрескавшейся плитке. Деревянные панели покоробились от многолетней сырости, от полировки давно и следа не осталось. На стенах висело несколько картин, но сквозь пыль и грязь мало что можно было различить, только кое-где проглядывали розовые, самодовольные лица предков. Все здесь пропахло плесенью и вареной капустой.

– Как я понял, это когда-то был монастырь? – завел разговор Чалонер, намереваясь обиняками перейти к смерти Брауна. Если прямо начать расспрашивать, старуха может что-то заподозрить, и как бы она не предупредила Хэя.

– Так вы неправильно поняли, – отрезала старуха, направляясь к лестнице. Она не выпускала изо рта трубку, отчего речь ее становилась невнятной. – На этом месте был монастырь. Вот погреб монастырский, это да – мы его называем монастырским склепом, потому что он похож на гробницу. Я, бываю, рассказывала внуку, мол, там-то и хоронили монахов – игроков и пьяниц. Порядочные-то отправлялись на кладбище. Жаль, что он мне не поверил.

– Так там в склепе могилы?

– Может, и есть, только я туда редко хожу, там нечисто. Потом сами увидите, Хэй своими делами там и занимается. Я им предлагала зал, но он сказал, слишком уж много стекол выбито, боится, как бы не подслушали.

Чалонера, знавшего предмет их бесед, это не удивило.

– А вы посещаете собрания?

– Господи, нет! Подозреваю, они замышляют свергнуть короля, только этому не бывать. Кромвеля вот тоже все собирались скинуть, и тоже не вышло. Устроить убийство куда труднее, чем кажется, да и нет у меня времени на такие глупости. Я предпочитаю более изысканные развлечения, вроде петушиных боев, трубочки и кулачных схваток.

– А вас не тревожит, что и вас могут привлечь к ответу, раз встречи состоятся в вашем доме?

– Не привлекут, пока те, кто теперь у власти, тоже здесь собираются, обсуждают убийства прежних сторонников Кромвеля. Всем известно, что я не вмешиваюсь в политику, а заговорщикам надо же где-то собираться, правда?

Маргарет улыбнулась довольно бесовской ухмылкой и постучала его по груди длинным чубуком своей трубки.

Чалонер, пораженный откровенностью признания, вздернул брови.

– Но вы, надеюсь, достаточно предусмотрительны, чтобы не принимать их в своем доме в один день? Два тайных общества враждебных друг другу фанатиков трудно уживаются в одной постели.

– Я очень предусмотрительна, – заверила Маргарет, отворяя дверь спальни, откуда пахнуло кошками. – Мертвые ведь не заплатят мне за гостеприимство. Собрания состоятся в полночь, и заговорщики большей частью являются под капюшонами. Думаю, они так и так друг друга знают, но под масками этим дурням спокойнее. Если вы капюшоном не запаслись, так возьмите тот, что висит изнутри на двери.

Следующие пару часов Чалонер потратил на знакомство с домом Бермондси. Большая часть его была необратимо запушена и в ближайшие десять-двадцать лет неминуемо развалится, если ее не снесут раньше. Здание было источено тайными проходами, глазками для подсматривания и комнатушками, такими тесными, что нелегко было вообразить, на что они годны. В одном шкафу он обнаружил несколько бочонков, наполненных, как показало обследование, пушечным порохом. Запасла ли их Маргарет или заговорщики? Ответа на этот вопрос не было, и Чалонер оставил бочонки на месте с неприятным предчувствием, что заговорщики, возможно, зашли в своих приготовлениях дальше, чем он предполагал.

Едва он вернулся в свою комнату, как в прихожей послышались голоса. Маргарет разводила по комнатам новых злоумышленников, и Йорк вышел поприветствовать их. Лицо капитана стало еще багровей прежнего, и он пытался – безуспешно – заглушить винный перегар, прожевав чеснок. Трое новоприбывших держались в стороне. Один – невысокий изящный человек в огромном светлом парике – прижимал к носу надушенный платочек, между тем как двое других – высокий тощий пуританин и тучный конторщик – уныло морщились, не скрывая отвращения. А вот Маргарет словно ничего не замечала, окутавшись облаками табачного дыма, и Чалонер усомнился, что она вообще способна что-либо чуять.

– Гарсфилд, – выдохнул Йорк с явным облегчением. – Где вы были? Мы два раза стучались к вам, и никто не ответил. Я уж начал думать, что вы отправились домой.

Чалонер кивнул на окно, где в осколках средневековых витражей пылал солнечный свет.

– Уснул – жара меня доконала.