Текст книги "Сакен Сейфуллин"
Автор книги: Турсунбек Какишев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
И все же оказалось – больше всех сделал Сакен. Он ведь раздал тетрадки друзьям – джигитам. И они постарались.
Сакен не скрыл к тому же, что написал новые стихи. Собравшиеся потребовали: «Ну-ка, почитай!» Всем понравился «Казах-неуч» и «Братишке». Но Магжал возразил:
– Сакен призывает в своих стихах учиться. Что же, учиться надо. Правильно. Но тема ли это для стихов? Любовь – истинная, священная тема поэзии. Только любовной лирикой и можно измерить дарования поэта.
– Твое, Магжан, стихотворение о любви я прочитал. – Это Ныгымет вступился за Сакена. – В нем только и есть: «люблю и от любви сгораю». Так, подражая старым бардам, можно и окоченеть в любовных объятьях. Ты лучше скажи: есть у Сакена поэтическое дарование или нет? По-моему, есть. И разве не у каждого в мыслях то, о чем говорится в его стихах? Мы клянемся, что будем служить народу. Почему же должны мы избегать социальных стихов? Для отсталого народа нужны в первую очередь такие стихи. Мое предложение – издать стихи Сакена, а выручку внести в фонд «Бирлика».
На том и порешили. Теперь слово взял Шаймерден.
– Многие нас спрашивают, – сказал он, – когда же шакирты снова покажут концерт. Только вчера из затона приезжали двое. Что будем делать?
Магжан не преминул съязвить:
– Звезда Сакена горит нынче ярче всех. Ведь организация концертов – тоже его дело.
Сакен улыбнулся:
– Что могу я сделать один? К тому же и репетировать негде. Я слышал, что зал коммерческого училища пустует. Мухтар, может, сумеем его снять? Можно бы подготовить к постановке пьесу. Вот только какую?
Заспорили. У каждого нашлись свои предложения. Так и не пришли к согласию.
Под конец собрания кто-то решился задать Шаймердену вопрос: почему ушел он из мечети, поступил в фельдшерскую школу?
– Это длинная история, – попытался было отговориться Шаймерден.
– Ну, пожалуйста, пожалуйста, – попросили все.
– Хорошо, – сказал Шаймерден, – тогда послушайте.
И он стал повествовать о том, как созрело в нем его решение. Он говорил, что народ темен и угнетен и нуждается в деятельной помощи. Что имам, хочет он того или нет, обманывает народ, ибо призывает положиться на волю аллаха. Что он, Шаймерден, устал от обилия пустых слов. Что пора делать реальное дело.
– Рана на теле вылечивается не словами, а лекарствами, – закончил он. – Став врачом, я принесу людям больше пользы.
Шаймерден, самый старший из «Бирлика», говорил, и слова его шли от души. Все примолкли. И каждый мысленно примерял их к себе. Думал: «А я, правильно ли я выбрал свою дорогу в жизни?»
У Сакена прибавилось хлопот. Оказывается, легче всего принять решение о том, чтобы его стихи вышли отдельной книгой, зато как трудно привести их в систему. Он заново перечитал все, что написано. Те стихи, которые нравились, переписал начисто. Некоторые стихотворения переработал. Когда же все было готово, написал «несколько слов от автора»:
«Человеку, который впервые знакомится с этими стихотворениями, может показаться, что в некоторых строках одно слово лишнее или, наоборот, его недостает. Такое впечатление – следствие недостаточного знакомства с казахской литературой, потому что в разных краях могут быть разные песни, разные кюи. Эти стилей написаны по мотивам народных песен Акмолинского края. Прошу дорогих читателей не судить автора строго…»
Несколько дней Сакен промучился в поисках названия для своего сборника. Никак не мог остановиться ни на одном из двух понравившихся ему: «Плоды молодости» или «Минувшие дни».
Потом решил, что эти стихи – все же память о минувшем. Ныгымет Нурмаков от имени издателей написал предисловие:
«Слово «литература» легко произносить, но очень трудно ее создавать и развивать. Как бы ни был образован народ, у всех литература обретает совершенство не сразу, а постепенно. У некоторых это достигается быстрее, У других – медленнее. Причина этого, конечно, кроется не в литературе, а в самом народе: чем больше в народе будет людей, поддерживающих литературу, тем быстрее она будет развиваться.
И вот, учитывая все это, мы, казахская молодежь, издаем эту книгу нашего товарища. Цель наша не в извлечении какой-либо выгоды, а в том, чтобы не пропадали такие таланты, в том, чтобы они росли и росла казахская литература… Мы предлагаем вашему вниманию эту книгу, чтобы вы поняли смысл народной мудрости: «С миру по нитке – голому рубаха», «Золотая бусинка не пролежит долго на земле». Казахская молодежь».
В назначенный день Сакен принес рукопись Шаймердену, у которого застал готового к отъезду в Казань имама Иркутской мечети Баязита. Они сидели за столом, на котором красовалась бутылка с этикеткой «Ром». Оба имама раскраснелись.
Баязит при виде Сакена почувствовал неловкость, но Шаймерден его успокоил и разделил остаток рома на две чаши.
– Ну, счастливого тебе пути! Если эту книгу ты не сумеешь издать, то грош цена твоей дружбе, – пошутил Шаймерден.
– Прежде всех своих дел возьмусь за книгу. Слава аллаху, брат поможет. В Казани у меня много друзей, – заверил Баязит.
Организация концертов и иные поручения «Бирлика» мешали учебе. Сакену не хватало времени, и он вынужден был пропускать занятия по ручному труду, пению и черчению.
27 октября 1914 года на педагогическом совете семинарии был поставлен вопрос об итогах первой четверти. Вот здесь-то учитель по ручному труду Г.И. Томп, а также преподаватель черчения и рисования И.В. Волков и обрушились на Сакена за неуспеваемость и плохое поведение. А комендант общежития еще и добавил от себя. Он перечислил дни, когда Сакен с опозданием возвращался домой, нарушал дисциплину. Припомнил и то, как Сакен, ссылаясь на мусульманские обычаи, уходил без разрешения. Вспомнил, что тот несвоевременно рассчитался за полученную в магазине Шанина одежду в кредит.
Оценка 4 за поведение – редкий случай в истории семинарии. Но на сей раз Сакену поставили 4.
Директор семинарии Васильев приказал издать постановление, в котором перечислялись все проступки Сакена. С него была удержана стипендия за два месяца, и в довершение всего ему не разрешалось отлучаться из общежития позже шести часов вечера.
Директор долго беседовал с учителем Томном, а потом пригласил к себе соклассника Сакена, сына русского переселенца – казака Леонида Емельянова, и предложил ему установить тайную слежку за каждым шагом Сакена. Обо всем замеченном тот должен был информировать лично директора. Немало смущенный этим поручением, Леонид молча вышел из кабинета.
Отозвав Сакена в сторонку, все без утайки рассказал ему:
– Посоветуй, что мне делать?
Сакен был благодарен Леониду за товарищеское предостережение и откровенность. И, немного подумав, сказал:
– Ты не волнуйся, давай будем дружить. Но все же ты хоть изредка наведывайся к директору и говори ему: «В поведении Сакена пока не обнаружено ничего подозрительного. Все разговоры его в основном сводятся к шуткам-прибауткам. Ходит он к одной татарочке. Видимо, влюбился в нее».
Сакен хорошо знал, что нужно быть осторожным. Но он не мог и не хотел уклоняться от выполнения поручений «Бирлика». Как жаль, что им никак не удается найти подходящей пьесы! Понадеялись было на опубликованную в журнале «Айкап» пьесу «Манап» («Богач»). Сакен прочел, не приглянулась. Издатели «Айкапа», публикуя эту пьесу, обратились к своим читателям: «Если эта драма понравится нашим читателям, то мы намерены издать ее отдельной брошюрой. Но мы пока не уверены в том, что она вам понравится. Поэтому просим читателей: напишите нам свое мнение о том, достойна ли драма «Манап» быть изданной отдельной книжкой». И Сакен сочинил статью, в которой раскритиковал пьесу.
«Уважаемый Мухаметжан-ага, – писал он, – не утруждайте себя выпуском «Манапа» в таком виде отдельной книгой: написавший эту вещь уездный начальник не имеет представления о жизни казахов. Или же он сочинил это с целью высмеять их? Хотя он и утверждает, что сюжет «Манапа» достоверен, что его герои живут и здравствуют, сама драма нисколько не отражает жизненного уклада казахов… Диалоги действующих лиц, их поступки лишены правдоподобия».
Пока писал статью, забыл, что сегодня состоится платный концерт в Коммерческом училище. Часть выручки от концерта должна была пойти на уплату за аренду клуба, а часть – на уплату налога в пользу казны. Остаток предполагалось внести в кассу «Бирлика». Особенно высока оплата за клуб. С трудом сошлись на 35 процентах общей выручки. Все эти дела должен был уладить он. И, как назло, решение педсовета сковывало Сакена по рукам и ногам. О возвращении в интернат к шести вечера не могло быть и речи, хорошо бы успеть хотя бы к одиннадцати-двенадцати. Где же выход? Как божий день ясно, что Васильев опоздания не разрешит. В поисках Покровского Сакен направился в семинарию. В учительской он объяснил проверявшему тетради Покровскому свое положение. Тот посочувствовал:
– Не могу знать, разрешит ли Алексей Павлович. Но я до двенадцати часов ночи задержусь здесь. До этого времени ты должен успеть вернуться. А если запоздаешь, то пеняй на себя.
А тем временем шакирты, обойдя многие казахские дома, уже успели распространить билеты на концерт. Толпы казахов собрались возле Коммерческого училища. Как только Сакен пришел, начался концерт. Со сцены полились казахские песни и кюи. Понравившиеся номера зрители просили повторить. Время уже перевалило за одиннадцать. Когда программа была исчерпана, Сакен обратился к зрителям:
– Уважаемые зрители, разрешите поблагодарить вас за посещение нашего концерта.
Но зал требовал продолжения представления. Сакен еще раз громко пояснил:
– Дорогие зрители, земляки. Это же не первая и не последняя наша встреча. Мы с трудом добились этого помещения и только до одиннадцати часов, а время уже – к двенадцати. Если мы не сдержим своего слова, то в следующий раз нам не дадут этот зал.
И только после этих слов шум стал утихать.
Сакен что есть мочи помчался к интернату.
Достаточно прослыть недисциплинированным человеком, как потом очень трудно вернуть утерянное доверие. Хотя во второй четверти по поведению Сакен получил оценку 5, это не повлияло на отношение к нему начальства.
На заседании педсовета учитель по рисованию и черчению И.В. Волков, а так же преподаватель пения Я.В. Россихин заявили, что Сакен невнимателен на занятиях. Томи сказал, что Сакен пренебрегает его заданиями в мастерской и мастерит домбру.
Покровский и Седельников хотели было заступиться за Сакена, но Васильев осадил их. После этого педсовет под давлением Васильева принял решение: «Педсовет постановил обязать Сейфуллина в течение предстоящих рождественских каникул усвоить по пению часть курса, пройденную в первом полугодии, совместно с одним из наиболее успевающих в пении воспитанников его класса, например с Гуменом».
Сакен ломал голову над тем, как бы успокоить педанта Васильева, тщеславного Томпа и их прихвостней. Покровский внушал ему, что единственный выход – это повысить успеваемость. Сакен начал с Томпа. Выслушав задание учителя, он выполнил его беспрекословно и раньше всех. Впервые Сакен получил оценку 4.
– Генрих Иванович, разве эта деталь сделана не на «отлично», а? У нас, у казахов, такие вещи называют «как кукла», – пошутил Сакен.
– Сейфуллин, перестал бы ты лучше хвастать.
Сакен пулей выскочил из мастерской и побежал в другой класс. Решил показать, на что он способен в пении. Если его не вызовут, то сам напросится петь. Урок уже начался.
– Яков Вадимович, можно мне рассчитаться с задолженностями?..
Россихин съязвил:
– Со всеми сразу? Или по одной?
– Плюс ко всему спою казахские и татарские песни.
– Ладно. Выходи.
Сакен подошел к пианино и без запинки исполнил русскую мелодию «Светит месяц». Класс все еще топчется на азбуке музыки. А Сакен знал все эти премудрости еще раньше и поэтому не слишком-то усердствовал. Хотя нельзя сказать, чтобы он знал ноты, но играл неплохо. Научился он этому в Акмолинске. По взгляду Якова Вадимовича Сакен понял, что тот готов задать вопрос: «Это все или еще что-то умеешь?» Тогда он сыграл всеми любимый «Старинный вальс». Кажется, что с Сакеном произошло что-то необычное. Яков Вадимович с удовлетворением вывел в журнале оценку 5.
У Сакена наладилось с учебой и дисциплиной, и теперь о нем говорили как о «талантливом воспитаннике». А тут еще сразу две радостные вести. Увидела свет в 23-м номере журнала «Айкап» его статья о драме «Манап». А в адрес Шаймердена из Казани пришла телеграмма, в которой сообщалось: «Назначен главным имамом Иркутской мечети. Заеду в Омск. Книга вышла в свет. Ждите 29 декабря. Баязит имам».
29 декабря Сакен и Ныгымет, оба возбужденные, радостные, прибежали на вокзал встречать Баязита. Шаймерден протянул им только что полученную вторую телеграмму: «Заеду в Уфу, встречусь с муфтием, о выезде сообщу». Сакен даже изменился в лице, побледнел. Но что поделаешь, Баязиту нет дела до нетерпения Сакена, ему некуда спешить.
Вот и подошли новогодние каникулы. Все свободное время можно отдать «Бирлику». Теперь хоть целый день репетируй.
Нужно хорошо подготовиться к празднику национальностей, населяющих Сибирь, он намечен на март – апрель.
После долгих препирательств выбрали наконец и пьесу «Айтыс Биржана и Сары» [19]19
«Айтыс Биржана и Сары» – «Поэтическое состязание Биржана и Сары».
[Закрыть]Претендующих на роль Биржана джигитов много. Но вот беда, кто исполнит роль Сары? Могла бы Галия, у нее неплохой голос, но она не умеет играть на домбре.
Сакен зашел к Шаймердену посоветоваться. Тот, выслушав его, заговорщически улыбнулся:
– Попробуй уговорить мою женгей, [20]20
Так называют младшие братья жену старшего.
[Закрыть]только не ссылайся на меня. В девичьи годы она и пела и играла.
Пока собирали на стол, Сакен взял в руки домбру.
– У наших предков есть кюй, – сказал он, – его называют кюй Тока. Я вам сейчас сыграю его.
Он заметил, что женгей вслушивается в мелодию кюя
– Кайным, [21]21
Обращение женщины любого возраста к мужчинам моложе ее мужа независимо от их родственных отношений.
[Закрыть]может, споешь? – попросила она.
Сакен запел «Манмангер». У него был несильный голос, но он прекрасно выводил мелодию. Когда кончив, сказал:
– Ну а теперь ты, женгей. Пока заваривается чай, исполни, пожалуйста, нам что-нибудь, – и протянул ей домбру.
– Ой, кайным, не помню, когда я пела. Теперь мне разве что «баю-баюшки» петь, – сказала, а сама краем глаза весело поглядывала на Шаймердена и будто прикидывала в уме: что он, как к этому относится?
– Ну спой, чего скромничаешь, – полусерьезно, полушутя сказал Шаймерден.
Как бы нехотя взяла в руки домбру. Заметила, опустив глаза:
– Уважаемый ты человек в нашем доме. Никогда раньше не просил меня. Трудно и отказать.
Помолчала, как бы обдумывая, что спеть.
– В наших омских краях есть песня, которая называется «Снега идут со стороны Актобе», может быть, слыхал когда-нибудь, кайным? – спросила и, не ожидая ответа, запела. Очень приятный голос. И песня, хватающая за душу. Сакен обрадовался – нашел то, что искал.
– Вот и попалась ты, женгей, в мои силки.
Она удивленно посмотрела на него:
– Охотился за куропатками, что ли, кайным?
Сакен попробовал было объяснить суть дела, но куда там – она и слышать не хотела. Куда дену двоих детей? А что скажут люди аула?
– Женгей, мы не будем надоедать вам. Текст перепишем и принесем. Остается только выучить наизусть и исполнить. В день, когда состоится представление, одному из шакиртов поручим, чтобы присмотрел за домом и за детьми, – не сдавался Сакен.
С большим трудом вдвоем с Шаймерденом они ее уговорили.
И снова просторный зал Коммерческого училища. Здесь много казахов и татар. Это последний просмотр перед выходом на «Сибирский вечер». Тут и жюри – из членов «Бирлика». В программе вечера казахской молодежи отведено всего полчаса. «Айтыс Биржана и Сары» Должен сегодня оправдать надежды. Это экзамен и для Женгей, и для джигита, исполняющего роль Биржана.
Это был экзамен и для зрителей, не привыкших еще к подобным зрелищам. Кто бы ни пел, в зале стоял невообразимый шум. Голос веселоглазой женгей не смог его перекрыть. К тому же она стеснялась – ей раньше никогда не приходилось выступать перед такой аудиторией.
Жюри выбрало из всех исполнителей человек десять, Сакена беспокоило, насколько удачно выступит «Бирлик» на «Сибирском вечере». Беспокоило и то, что от Баязита нет ни слуху ни духу.
В один из дней, когда он сидел и готовил уроки, вдруг появился Нуртаза, младший брат Шаймердена.
– Вас вызывает мой ага, – сказал он.
– Никого посторонних нет дома?
– Кто-то приехал из Казани.
Сакен вскочил с места, как будто его укололи иголкой. Наскоро одевшись, побежал, не обращая внимания на Нуртазу. Запыхавшись, вошел в дом. Увидел Баязита.
– Радуйся, кайным, с тебя причитается! – встретила его веселоглазая женгей.
Шаймерден протягивал ему книжечку в белой обложке, напоминавшую тоненький кусок белого хлеба. На обложке вверху написано и дважды подчеркнуто «Садуакас Сейфуллин». Слова «Минувшие дни» набраны ниже жирным, крупным шрифтом. А затем еще пониже: «Издатели – Казахская молодежь (Омск)». В самом низу обложки – слова, набранные арабским шрифтом: «Матбугат Каримия», Казан, 1915», и тут же на русском: «Казань, типография Т. Д. «Бр. Каримовы», 1914».
– А почему так: по-мусульмански написан 1915 год, а по-русски – 1914-й? – спросил Сакен.
– Наверное, потому, что она вышла в декабре, между старым и новым годом, – пояснил Шаймерден.
– Нет, нет, это не совсем так, – возразил Баязит. – Татары в типографии считали, что эта книга выйдет в новом году, потому что совсем немного оставалось дней до рождественского праздника христиан, А я поднес русским печатникам водочки, и они пообещали отпечатать до рождества. 29 декабря весь тираж был уже готов.
– А что такое тираж? – спросил Сакен.
– Эх ты, сын пастуха. Ведь скот баев тоже имеет счет. Каримовы выпустили тысячу штук таких книг – это и есть тираж. Кстати, пятьсот штук они оставили себе, а тебе отдали остальные пятьсот. Они продадут эти книги и деньги положат себе в карман.
Сакен развернул книгу. Красиво выстроившиеся буквы заговорили, запели. И все это благодаря Шаймердену, и Баязиту. Как же мне теперь отблагодарить их за это, подумал Сакен. Ему вспомнилась та бутылка со словом «Ром». Выскочил из дома, даже не ответив на вопрос Шаймердена: «Куда же ты?..»
– Шакирты странный народ, – заметил Баязит. Сакен пришел в винный магазин.
Его взгляд остановился на бутылке со словом «Ром». Но цена! Страшно дорого. За эту цену целого барана можно купить. Хотя в кармане не густо, что поделаешь. Приказчик удивился, когда Сакен сказал: «Заверните мне две бутылки».
– Может быть, возьмете коньяк?
– А что, это тоже вино?
– Да, но чуть дешевле рома. Около пятидесяти копеек сэкономите.
– Хорошо, давайте. – И, схватив две бутылки коньяку, Сакен помчался обратно. По пути забежал в магазин тканей и на оставшиеся пятьдесят копеек купил три метра тонкого шелка для платья.
Влетел в дом, протянул женгей сверток: «Вот вам коримдик» [22]22
Коримдик – вознаграждение за добрую весть.
[Закрыть]
– Я ведь пошутила, кайным, зачем ты тратишься? – стала отказываться женгей. Но куда же теперь денешься – приняла подарок.
Когда Сакен начал осторожно расставлять коньяк на круглом казахском столе, Баязит смущенно рассмеялся:
– Садуакас, дружок, да ты, оказывается богатей.
– Ну, зачем это надо было делать, скажи? Ведь и взял-то самое дорогое, – корил Сакена Шаймерден.
Налили коньяку и Сакену, который в жизни не брал в рот спиртного. Попробовал было отговориться. Но Баязит заставил, да и вправду грех не выпить в такой радостный день.
Наконец Сакен собрался уходить. Связал в пачку около пятидесяти книжек – приготовил взять с собой.
– А это вам, – протянул одну книгу Баязиту. Тот в ответ, еле ворочая языком, съязвил:
– Ай-ай, казах. Книгу-то дарят с автографом.
Сакен не совсем понял, что это значит. Но он слышал, что авторы дарят свои книги с собственноручной подписью. И он вывел на внутреннем листе: «Уважаемый Баязит-ага, всю жизнь обязанный за ваш труд Сакен Сейфуллин. 25 марта, 1915 г.».
– Вот теперь все в порядке, – удовлетворенно пробормотал Баязит.
И Шаймердену тоже подарил Сакен свою книгу.
Слух о том, что «вышла книга Сейфуллина», поднял на ноги весь интернат.,
Александр Иванович Покровский перед началом урока поздравил Сакена:
– Ну, Садуакас, с удачным началом.
Сакен, вынув из нагрудного кармана, словно из-под сердца, завернутую в красивую бумагу книжечку, подарил своему наставнику.
– Спасибо, спасибо. Я рад, что не пропал мой труд. В истории семинарии были воспитанники, которые писали в газеты и журналы, но еще не было таких, которым бы выпустили книгу. Это событие должно послужит всем примером.
Пора весенних каникул. Молодежь «Бирлика» ходит по домам казахов, собирает вещи, нужные для сцены, одежду для участников концерта. Из аула Каржас, что под Омском, привезли большую юрту с орнаментом.
Желающих побывать на «Сибирском вечере» оказалось много. Представление наметили провести в самом большом театре Омска. Свыше тысячи человек вмещает этот театр.
Зал переполнен. В переднем ряду сидят члены Западносибирского отделения Географического общества во главе с Григорием Николаевичем Потаниным. Среди них А.Н. Седельников и А.И. Покровский. Где-то в центральной части зала преподаватель пения Я.В. Россихин. Судя по аплодисментам зрителей, кажется, представление началось удачно, и чем дальше, тем становится интереснее, особенно четко был исполнен украинский танец «Гопак». Чувствуется, что он хорошо отрепетирован. Попросили исполнить на «бис». Вот и дошла очередь до казахов. Открылся занавес. На сцене стояла казахская юрта, расцвеченная красными и зелеными электрическими лампочками. В ней сидели домбристы и певцы.
Сакен по-русски пояснил, что начинается представление, подготовленное омской казахской молодежью. На нем была национальная одежда: черные сапоги на высоком каблуке, облегающий талию бешпет, на голове – шапка, отороченная шкуркой выдры. На левом боку висят концы атласного пояса. Сакен подчеркнул, что свой концерт они построили так, чтобы показать этнографическую сторону национального искусства. Пояснил содержание исполняемых песен.
Когда на сцену вышел аксакал в тымаке, [23]23
Тымак – казахский головной убор с большими ушами и наплечьем.
[Закрыть]с домброй, многие зааплодировали.
Казалось, выступления казахов пройдут неплохо. Но не все шло гладко. После того как закончили свои выступления русские и украинцы, многие зрители, не знавшие казахского языка, стали покидать зал. Поднялся шум.
Распорядители вечера Новоселов, Березовский, Седельников старались навести порядок, но это удалось только отчасти. Сакен со сцены видел, как Кольбай – этот непримиримый враг казахских националистов, сгруппировавшихся вокруг газеты «Казах», возмущенно качал головой и что-то говорил сидевшему рядом с ним писателю Антону Сорокину.
Сакен понимал, конечно, что зрители уходят не потому, что хотят продемонстрировать свое пренебрежение к казахской культуре, что им просто не хочется сидеть в зале, ничего не понимая, и все же на душе у Сейфуллина остался нехороший осадок.
Да и не только у Сакена. На следующий день сибирский писатель Антон Сорокин, автор многих произведений на казахскую тему, выступил со статьей «Не пойте песен своих». Сорокин упрекал зрителей в том, что она обидели старого певца, привыкшего у себя в степи к тому, что слушатели внимают каждому его слову. Он вышел и начал петь монотонную песню, аккомпанируя себе на домбре. Звучная в юрте, здесь, в театре, домбра звучала тихо и хрипло, как будто большой зал поглощал всю силу и чистоту ее звука. Зрители зашумели. Послышались смешки. Старый знаменитый певец, не докончив своей грустной песни, встал и ушел. Вышел молодой казах и внешне равнодушно сказал:
– Этой песне, что он играл, будет двести лет – старая песня, – сказал и ушел.
«Но мне, – писал Сорокин, – казалось, что хотел сказать он совсем не это.
– Чему смеетесь, старика аксакала, знаменитого игрока на домбре, обидели? Чего смешного? И песня старая, двести лет, одно поколение за другим слушало эту песню, это песня души Алаша, [24]24
Алаш – легендарное название казахского народа.
[Закрыть]а вы чему смеетесь, неразумные?
– Мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали.
– Мы принесли вам самое лучшее, что имели, и вы не оценили.
– Мы спели вам песни степи, что Алашу несет радость и успокоение от забот в тяжелые минуты жизни, А а вы над нашими радостями посмеялись».
Никто не ожидал, что именно эта статья в «Омском вестнике» станет предлогом для острых дискуссий в «Бирлике» и даст им новое направление. Если «Бирлик» мог похвастаться кое-какими достижениями, то главного ему не хватало. Не хватало того внутреннего единства, ради которого и создавалась эта организация. Разность взглядов ее членов исподволь давала о себе знать постоянно. Но со всей очевидностью она проявлялась, когда речь заходила о путях развития казахского народа. Между тем, не придя к единому мнению в этом кардинальном вопросе, «Бирлик» не мог претендовать на роль ведущей казахской организации.
Так или иначе, разномыслящим следовало доспорить. И на очередном заседании «Бирлика» Сакен решил высказаться с полной откровенностью, не считаясь с последствиями.
Сказав, что задача «Бирлика» – вести среди казахского народа культурно-просветительную работу, он подчеркнул, что цель его – «через казахскую литературу бороться против произвола царских властей».
– Отсутствие взаимной поддержки, единства, наши разногласия при выборах волостных, аульных старшин, низкопоклонство перед чиновниками привели нас к тому, что мы лишились многого. Наша судьба, – добавил он, – как бы там ни было, связана с русским народом. А русский народ, чтобы вырваться из когтей царя, проливает кровь, восстает. Мы, просвещенная молодежь, должны указать своему народу правильный путь к свободе, равенству.
Сакена поддержал Шаймерден, который дал понять, что только в союзе с русскими рабочими и крестьянством он видит путь завоевания равноправия.
Против них резко выступил их постоянный оппонент – Магжан Жумабаев.
– Все, о чем говорили Сакен и Шаймерден, – сказки из русских газет, – отпарировал он. – А на самом деле, добиваться для казахов оседлой жизни – значит отдать их на растерзание волкам. Кочевая жизнь не раз спасала нас от всяких врагов. Ни о каком сближении с русскими, особенно с рабочими и крестьянами, об объединении сил с ними не может быть и речи. Казахи должны думать только о своей жизни, о своем благополучии, о сохранении кочевой жизни. Вот смысл статей газеты «Казах», – заключил он.
Присутствующие на заседании новички с опаской поглядывали на ораторов. Они не привыкли к столь смелым речам. Сакен взял слово снова.
– Магжан, с твоих уст не сходит «Казах», «Казах»! А почему ты ни разу не заговорил об «Айкапе»? Ты что, не признаешь этот журнал? Коль разговор зашел о сегодняшней жизни казахов, то я тебе скажу, что об этом пишет «Айкап». Ты же за кочевую жизнь казахов. Так вот слушай: «Для казахских правителей и баев строительство городов, стремление получить по пятнадцать десятин земель – дело невыгодное.
Если по нормам переселенцев будет получен участок земли, то степному положению придет конец, осуществится переход на крестьянское положение. Коль придет, конец степному положению, то управители, мирзы лишатся власти, привилегий, доходов. Баи не смогут бесплатно пользоваться землями кедеев им придется сравняться с кедеями. [25]25
Кедеи – бедняки
[Закрыть]Вот почему они против строительства городов. А советы газеты «Казах», выступающей против оседлой жизни, для правителей и баев что масло, им они очень нравятся».
Вспомни, Магжан, ты сам говорил, что твой бедный отец живет только землею. Когда я возвращался сюда с каникул, то познакомился с жизнью шубарских кереев. Они торгуют лесом, обрабатывают земли. Они живут лучше казахов, которые кочуют со своим скотом. Есть у них и свои муллы, свои учителя. Если хочешь говорить, то выскажи свои мысли, а не повторяй мыслей других… Лично я, – закончил Сакен свое выступление, – твердо верю, что если начнется восстание, то казахский народ будет вместе с русскими рабочими и крестьянами.
Тем и кончился этот спор – каждая сторона осталась при своем мнении.
На осеннем сборе «Бирлика» – новая схватка. И снова Сакен и Магжан не достигли согласия.
– Для тебя ведь «Айкап» был идеалом. Читал последний номер? Прихлопнули ведь беднягу, – съязвил Магжан.
Сакен в ответ резко бросил:
– А что делать, если на журнал напала свора собак?
Противоречия и разногласия между членами «Бирлика» отрицательно повлияли на его дело. В организации работа пошла через пень-колоду. Уехал, окончив семинарию, Ныгымет, который долго примирял противников. Шаймерден тоже заканчивал учебу. Где-то будет он в будущем году? Да и сейчас на «Бирлик» у него остается мало времени – медицина дается ему нелегко.
Сакен очень изменился. Он много читал Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Стал усиленно заниматься историей, этнографией и политикой.
Политические книги Сакен доставал с помощью Феоктиста Березовского.
Феоктист был старше Сакена, успел сменить несколько рабочих специальностей и уже в начале 900-х годов выступил со статьями в различных сибирских газетах. Царские власти не обошли его своим вниманием, и Феоктист побывал в тюрьмах. К тому времени, когда он познакомился и подружился с Сакеном, за его плечами был уже и опыт работы большевика, организатора подполья. Сакен знал это имя и раньше. Березовский был известным сибирским писателем. Помимо Феоктиста, Сейфуллин добывал запрещенные книги и у Покровского, и у Антона Сорокина.
Только с самыми близкими друзьями делился он своими впечатлениями от таких книг, как «Социализм и женщины» или «Французская революция» А, Бабеля.
Книги эти Сакен читал, забравшись куда-либо в пригородную рощу, а зимой всегда находил какой-нибудь укромный уголок у городских приятелей.
И не случайно, когда в семинарии намечался литературный вечер, Сакен отказался читать стихи Бальмонта, хотя именно на этом поэте настаивал директор. Сакен же предложил «Песню о Соколе» Горького. И сказал об этом Покровскому.
– Никогда не заикайтесь о Горьком: если дойдет до директора – нам обоим несдобровать.
На литературном вечере Сакен так и не вышел на сцену.
В начале 1916 года в одном из домов, около базара, проходил очередной сбор организации «Бирлик». По установившейся традиции и в целях конспирации опять устроили вечеринку. И снова речь зашла о судьбе казахского народа. И вновь схлестнулись Сакен и Магжан.
– Нам нечего ломать себе голову в поисках новых путей. Лучше давайте подумаем, как осуществить то, что рекомендуют газета «Казах», Алихан Букейханов, – заявил Магжан.
– Магжан, хоть когда-нибудь у тебя будет свое собственное мнение?! – взорвался Сакен. – Или ты представитель газеты «Казах»? Трудно стало тебя понимать. Скажи же что-нибудь свое, неужели думаешь, мы не читаем то же, что и ты читаешь? Букейханов для тебя пусть будет идеалом, а для нас он – последний отпрыск казахских ханов. Трудящиеся казахи за Букейхановым пе должны идти и не пойдут. Если наступит день восстания, то мы должны идти за русскими революционерами. Если мы не поймем, что свобода и счастье казахского народа зависят не от идей Букейханова, баев и феодалов, которые служат белому царю, а от движения русских рабочих; и крестьянства, то кто же объяснит это жителям аулов! Я знаю только этот путь и считаю, что этот путь единственно верный.