Текст книги "Сакен Сейфуллин"

Автор книги: Турсунбек Какишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Ничего, пусть проспится, завтра наверстает.

Сакен проснулся рано утром. Все еще спали крепким сном. Чтобы никого не разбудить, Сакен на цыпочках вышел в переднюю. Обулся, осторожно открыл двери и очутился на улице. Солнце только-только вставало. Русские и казахские женщины, подоив коров, выгоняли их в стадо. Немного постояв, Сакен решительно отправился осматривать «знаменитый город».

Долго бродил среди приземистых деревянных строений, отличающихся друг от друга разве только своими подвалами да заборами. Наконец выбрался к высокому каменному зданию со множеством резных и лепных украшений, ажурным балконом. Хотел подойти поближе, но из-под ворот вылез огромный волкодав и так свирепо зарычал, что Сакен поспешил ретироваться. Потом он узнал, что в этом доме живет Кубрин – купец, известный далеко за пределами Акмолинского уезда.

Недалеко от дома Кубрина стояло кирпичное двухэтажное здание. Сакен подошел поближе и остановился, восхищенный искусством строителей, которые сумели так сложить стены дома, что простой кирпич образовал причудливые узоры и невольно притягивал взгляды. Вскоре Сакен наткнулся на другой дом, напоминавший тот, который так ему понравился. Сакен подошел к парадному подъезду и увидел надпись: «Трехклассное городское училище». Видимо, и здесь ему предстоит учиться.

Долго еще блуждал Сакен по городу, разглядывал, удивлялся. Устал и повернул обратно к дому фельдшера.

А все же унылое у него осталось впечатление от этого грязного, почти лишенного зелени города. Подходя к дому, Сакен услышал в открытое окно, как Ниязов отчитывает Сейфуллу.

– О чем вы думали, – Ниязов и Сейфулла сидели за завтраком, – когда вы начнете признавать календарь, ведь на целых пятнадцать дней опоздали? В школе давно идут занятия. Хорошо, если согласятся принять Сакена, а нет – год пропал.

Сакен насторожился.

Сейфулла не знал, что ответить, и вытащил из кармана бумажку.

– Вот записка нильдинского учителя!

– А что из того? Разве он сказал вам, что Сакена примут с опозданием? Ну да ладно, пойдем.

– Ты куда? Гости еще не напились чаю! – упрекнула Батен. – Сакенчик только что пришел.

Ниязов ласково посмотрел на жену и усмехнулся:

– Разве ты не знаешь, что степняки часами просиживают за чаем, не думая о времени. Тоже мне заступница!

Батен ничего не ответила, встала из-за стола. Поднялись и остальные.

Ниязов не хотел терять ни минуты. Сразу после чая он повел Сейфуллу и Сакена в начальную приходскую школу к заведующему Ситникову. Вошли в кабинет, поклонились.

– Слушаю вас, к вашим услугам! – Поднялся из-за стола Ситников.

Ниязов объяснил суть дела и протянул записку Склянкина. Заведующий прочел, глянул на Сакена.

– Это о тебе? Сколько же тебе лет?

– Тринадцать.

– Тринадцать? В этом году у нас очень много казахских детей. Не знаю, что и делать. Трудно их обучать, большинство по-русски ни слова.

– Но Сакен кончил Нильдинскую школу, – начал было Ниязов.

Ситников не дал ему договорить.

– В том-то и дело! Иначе я давно бы сказал, что вы опоздали, мест нет.

Это была уже какая-то надежда. Ситников укрепил ее:

– Сегодня разберусь с положением в классах, поговорю с наставником. Дня через два дам окончательный ответ.

Прошло два дня. Сейфулла и Ниязов отправились к Ситникову за ответом.

Сакен не мог сидеть без дела в ожидании решения своей судьбы. Схватил метлу и с остервенением начал выметать со двора серую осеннюю пыль. Работа его немного успокоила, он даже почувствовал удовлетворение, оглядев чистый, опрятный двор.

Сейфулла вернулся довольный, и по его улыбающемуся лицу Сакен понял – приняли.

– Пошли, сынок, куплю тебе бумагу, книги и карандаши, – сказал отец.

– Значит, все-таки приняли?

– Да, сыночек. Кое-как, но приняли. Если бы не мулла Мантен, вряд ли мы его уговорили бы! Будешь жить у Ниязова. Никто тебе не помешает учиться. К зиме привезу продукты. Жена фельдшера, да и он сам люди хорошие, прислушивайся к их советам, да и по хозяйству помогай.

Это были последние наставления отца перед отъездом.

В 1910 году Сакен окончил начальную приходскую школу. С осени должен был продолжать учебу в трехклассном городском училище. Но в дни каникул он решил полностью отдаться безделью и отдыху.

В родном ауле с ним стали разговаривать в почтительном тоне не только ровесники, но и пожилые. К каждому его слову прислушивались. Шутка ли, окончил школу в самом Акмолинске, которого многие даже и не видели.

Только один Турмаганбет, которого в ауле все звали шутником Абеном, не испытывал никакого почтения к Сакену. Он все время придуривался и тем выводил Сакена из равновесия. Ему наплевать, что Сакен учится в Акмолинске и скоро станет «большим человеком». Абен по-прежнему свободно обращается с Сакеном и все время подтрунивает над ним. Абен шутник, но и Сакен с удовольствием веселится. Ведь Абен и спящего медведя сумеет разбудить своими выходками. У него все получается смешно.

Сакена часто приглашала в гости молодежь ближних аулов. Везде и всюду аульчане смотрели на Сакена с завистью, взрослые же говорили: «Стал настоящим джигитом, хороший вырос жених».

Однажды Абен рассказал Сакену, что в ауле Санырак у хажи [5]5
  Хажи – мусульманский священник.


[Закрыть]Мусабека две дочки-невесты. Все молодые люди убиваются по ним. Особенно младшая хороша – красавица неописуемая, музыкантша и, как говорит молва, стихи сочиняет.

– И тебе нос утрет, – подзадоривал Абен. – Желаешь увидеть этих красавиц, могу устроить свидание.

Сакен отнекивался, но и не отказывался наотрез.

– Да что стоит тебе поехать, посмотреть на них? – не унимался Абен. – Джигиты из их аула говорят – девицы тобою тоже интересуются, – приврал тут же Абен.

– Далеко ли? – поддался наконец Сакен.

– Да рядом, видишь – холмик, за ним сопка Жаксы-Иманак, а там и их аул, – зачастил Абен. – Ехать-то какой-нибудь час. Поедем?

– Ну ладно, – уступил Сакен. – Поедем.

Отправились в путь. Едут, едут – никак не доедут даже до Жаксы-Иманака. Завечерело. Потом и ночь наступила. Вдали в ауле и огоньки погасли. Куда же ехать? Но ехали. Пели шуточные песенки, поддразнивали друг друга и ехали.

– Твой прадед, – заметил Абен, – заблудившись в степи, сказал бы, что это было хорошей прогулкой. Нагуляемся вдоволь.

– Э, нет, – заартачился наконец Сакен. – Я не намерен трястись всю ночь на своей лошадке.

– Что же предлагаешь?

– Ночевать здесь.

Расседлали коней. Сакен проснулся первым. Сейчас он Абену покажет. Снял пояс да и стал просовывать его осторожно другу под сорочку. Просунул сантиметров на тридцать – стал крутить свободный кончик. Абен вскочил как ужаленный – решил: змея. А Сакен хохотал, приговаривал:

– Где же девушки твои, плут Абен? Скоро ли увидим их?

Поскакали дальше по солнышку. Поднялись на холм. Глядят: вереница навьюченных верблюдов тянется, катятся болыпеколесные казахские телеги. Это аул, в который они ехали, перекочевывал на новое место.

– С меня хватит, – сказал Сакен. – Дальше не сделаю ни шагу.

Так и вернулись ни с чем.

Абен разболтал всем об их путешествии. И долго еще потешались над ними аульчане.

1912 год. Зима. Сакен повзрослел, и его одолевают думы. Причин достаточно. Не так давно в Акмолинске появился Габдулла халфе Султанов. Он окончил духовную школу сначала в Бухаре, затем в Казани. В Акмолинске Султанов открыл медресе для детей зажиточных казахов и городских жатаков – полупролетариев. Вскоре судьба свела Сакена с Султановым.

Габдулла халфе отдал Ниязову малую часть большой пустоши, что принадлежала медресе. Отдал под огород. И однажды, когда Ниязов и Сакен копались в этом огороде, ученики медресе пришли им на помощь. Они хотели поближе познакомиться с Сакеном, учеником городского училища.

Габдулла халфе был человеком гибкого ума. И когда его подопечные изъявили желание поучиться у Сакена русскому языку, он не стал препятствовать. Правда, втайне Султанов надеялся, что ребятам все это скоро надоест. Но он не учел педагогических способностей Сакена.

В медресе нет парт, там стоят маленькие стульчики с небольшим плоским сиденьем, которые ребята используют и как табуретку, и как письменный стол. Ученики медресе обычно больше слушают, чем пишут. Коран учат со слуха, повторяя слово за словом вслед за учителем. Но шакиртам [6]6
  Шакирты – учащиеся.


[Закрыть]преподают и арабскую письменность. А в последнее время стал модным джадидский метод обучения, который допускал и изучение арифметики, географии. Эти веяния тоже были учтены Габдуллой.

Но, согласившись на преподавание русского языка в медресе, Габдулла, однако, в последнее время не на шутку стал беспокоиться. Шакирты начали плохо успевать по духовным предметам. Негласная конкуренция двух преподавателей с каждым днем возрастала, и чаша весов, пожалуй, склонялась в сторону Сакена.

Он преподает уже четвертый месяц. Почти все шакирты очень быстро усвоили русскую азбуку, научились читать, хотя еще и не понимают прочитанного. Усердие Сакена было замечено и некоторыми родителями шакиртов. Они подняли вопрос об оплате учителя русского языка. Стали платить по три рубля с ученика за месяц. Сакен не брал платы с детей жатаков и бедных. Среди платно обучавшихся был и единственный сын самого Габдуллы халфе, Насыр Султанов.

Сакен пристрастился к новой работе и теперь всерьез подумывал стать учителем. Он знал, что это благородный и очень нужный его народу труд. В последнее время многие казахи начали убеждаться, что без знаний, без грамоты жить в этом большом мире становится все труднее и труднее.

Быстро пролетел учебный год, Сакен даже и не заметил, как прошло время. Да ему, собственно, и некогда было думать о времени. Занятия в училище, преподавание в медресе, подготовка уроков и подготовка к урокам не оставляли свободных минут.

В начале весны приехал отец. Он навьючил своего гнедого коржунами, полными всевозможных подарков от аульчан.

Ниязова не было дома, и отец с сыном, может быть, первый раз за все время говорили как равный с равным. Как красочно, сочно описывал отец сцены охоты, свои приключения в вольной степи. Сакен заслушался. Сейфулла же выспрашивал сына о его намерениях. Он был бы рад видеть сына толмачом, а может быть, даже и волостным правителем.

Разъезжая по казахской степи, Сейфулла между делом приглядывал для Сакена невесту. В последнее время в аулах его стали принимать с почестями. Впрочем, казахи всегда славились своим гостеприимством.

– А, приехал блудный сын природы, – распахивая дверь, сказал Ниязов. – Как ты, однако, загнал гнедого! Охота была удачная? По твоему гнедому видно, что тебе недосуг было заехать к нам зимой, – съязвил Ниязов.

С приходом фельдшера посыпались шутки в адрес незадачливого степного охотника и праздного человека, каким Шаймерден считал Сейфуллу.

– А ты знаешь, что Сакен стал дамуллой? [7]7
  Дамулла – начинающий мулла.


[Закрыть]– с гордостью объявил Ниязов.

Сейфулла с недоумением посмотрел на сына.

– Нечего тебе удивляться, мы на все способны! На лице Ниязова расплылась широкая улыбка.

– А что нам, было бы ему хорошо! Мы всегда готовы молиться богу, чтобы он был человеком, – смиренно парировал Сейфулла. – Вот старею. Как-то раньше за охотой и не думал, что жизнь такая быстротечная. Теперь заметил. Семья-то моя почти ежегодно пополняется новым членом. Сакен-то первенец, но другие птенцы тоже начинают оперяться. Об их судьбе уже пора задумываться.

– Ну, брось ныть. Что с тобой, плохо спал сегодня? Дом с детьми – это же рай с радостями. Вот бог отказал нам в этой радости. Но, как видишь, и мы живы. Не беспокойся, прокормишь семью и без помощи Сакена. У тебя же родичи богатые, неужели они тебе не помогают?

Сейфулла в ответ только безнадежно махнул рукой.

– Сакену необходимо продолжать учебу. Знания, полученные в Акмолинске, только для кочевников кажутся всеобъемлющими. А ведь это только начало пути.

Сейфулла испуганно посмотрел на фельдшера, догадываясь, куда он клонит.

– Успокойся, мы не на край света собираемся! Вот мы с Сакеном давно спорим: он желает стать учителем, а я хочу видеть его ветеринарным врачом. Кто тебе больше по душе? Что же ты молчишь? Ты согласен или нет на то, чтобы Сакен продолжил учебу?!

Сейфулла все молчал. Вопрос фельдшера застал его врасплох. Ведь ему казалось, что человека, ученее Сакена, и быть не может. Он уже видел сына большим чиновником. И вдруг опять учение. Есть отчего растеряться.

– Ну что ты вытаращил глаза, как будто век не видел нас? Отвечай, что тебе нравится – ветврач или учитель?

Сейфулла обозлился:

– У меня мало скота. Я не боюсь пи джута, [8]8
  Джут – гололед, часто встречающийся зимой в казахской степи.


[Закрыть]ни эпидемий.

– Значит, ты желаешь видеть своего сына учителем? Сейфулла машинально кивнул.

– Ну что ж, теперь я уже не в силах переубедить не только сына, но и отца. Ваша взяла, поздравляю, Сакен, тебя с просвещенческой карьерой. Всякая учеба полезна. Ну, Сакен, скажи свое слово, отец твой теперь в наших руках.

Сейфулла умоляюще посмотрел на сына в надежде, что тот откажется от плана, составленного без его участия.

– В Омскую семинарию! – отчеканил Сакен. Сейфулла смотрел на сына с ужасом и еще пытался протестовать.

– Далеко же этот город, разве в Акмолинске нет такой семинарии? – Но эти слова прозвучали как согласие. Между тем Сейфулла уже и не рад был своему приезду.

Батен постелила постель на двоих. Отец и сын лежали под покровом одного пухового одеяла, но их думы были разные. Сейфулла сожалел, что дал согласие. «Как он будет жить в Омске, ведь там нет знакомых, да и, кажется, там нет ни одного казаха? В какую компанию попадет? Обрусеет совсем и не вернется к родному очагу». Что только не приходило в голову опечаленному отцу. Он не мог уснуть, ворочался с боку на бок. А Са-кена одолевали свои думы, и он с наслаждением отдавался сладким мечтам о будущем.

Сейфулла на сей раз приехал рано, до окончания учебы оставалось еще много дней. Свободный сын степи, он не мог сидеть в городе и решил вернуться домой. Он очень сдал за эти дня, ходил нахмуренный. Сделав покупки для детей и жены, уехал. Перед отъездом ничего не сказал Сакену. Но Ниязов был уверен, что Сейфулла в конце концов согласится.

Раз решение принято, возврата нет – так уж повелось у казахов.

После отъезда Сейфуллы фельдшер сказал Сакену, что прошение о зачислении в семинарию надо отправить в Омск заранее. Сакен засел за его составление. Но это оказалось не простым делом. Только через два дня показал написанное Ниязову. Тот одобрил и лишь добавил: «сын потомственного почетного гражданина». Сакен посмотрел на него с недоумением.

– Ты же знаешь, что не одинаковы пять пальцев. Так и среди людей. Если ты скажешь, что ты «сын бедняка», на тебя будут смотреть свысока, не будет к себе почтения, хотя у тебя и светлая голова. Ничего не поделаешь, жизнь так устроена испокон веку. Богатство в почете. Да и ты сын не простого бедняка, ваши родичи потомственные богачи, все знают их. Ты не страшись этого слова, оно не будет лишним: отношение к тебе будет более сносное.

Итак, первое прошение, написанное самостоятельно Сакеном, отправилось в далекий Омск.

«Его Высокородию Господину Директору Омской учительской семинарии от ученика Акмолинского городского трехклассного училища, сына потомственного почетного гражданина из киргиз Нильдинской волости Акмолинского уезда Садвакаса Сейфуллина

Прошение

Желая поступить в Омскую учительскую семинарию стипендиатом, имею честь покорнейше просить Ваше Высокородие о допущении меня к приемным испытаниям. Требуемые документы представлю лично с собой во время приема. От роду мне 18 лет.

О последующем прошу уведомить меня через управителя Нильдинской волости Акмолинского уезда. 1913 года, 15-го мая.

Садвакас Сейфуллин».

Отправив это прошение, Сакен облегченно вздохнул, будто свалил гору с плеч. Теперь надо хорошо окончить год в трехклассном училище, ибо оценки – это лицо поступающего, крылья для абитуриента. Памятуя об этом, он день и ночь готовился к экзаменам.

19 июня 1913 года пришло за номером 679 отношение от дирекции Омской учительской семинарии. Текст послания был какой-то холодный.

«Так как просителю уже исполнилось 18 лет, а в число воспитанников приготовительного класса семинарии принимаются лица только до 17-летнего возраста, то вопрос о допущении просителя к приемным испытаниям может быть разрешен педагогическим советом, который состоится не раньше 5 августа, когда вернутся из отпуска преподаватели семинарии, и означенные испытания начнутся 7 августа».

Показал Ниязову.

– А ну-ка подними голову. Тоже мне!.. Это еще не все, тебе, собственно, не отказывают. Постарайся сдать экзамены на «хорошо» и «отлично». И только тогда ты возьмешь верх. Не унывай, иди заниматься! – властно потребовал Ниязов.

Но Сакен потерял покой, его одолели мрачные думы. И вот из Омска пришло второе письмо, текст его был кратким и ясным: «Вы допущены к приемным испытаниям. Будете сдавать экзамены в первый класс. Приемные испытания начнутся 7 августа сего года». Сакен сразу же приободрился. Появилась надежда.

Экзамены в городском училище сдал уверенно и получил свидетельство:

«Предъявитель сего Садвакас Сейфуллин, родом 15 октября 1895 [9]9
  Год рождения Сейфуллина дан здесь по мусульманскому календарю.


[Закрыть]года, магометанского вероисповедания, при отличном поведении и хороших успехах обучался в Акмолинском трехклассном городском училище с 16 августа 1910 года. В 1913 году переходит из первого отделения третьего класса во второе отделение того же класса и выбыл по желанию родителей из второго отделения третьего класса 21 июля 1913 года, в чем удостоверяю подписью и приложением печати училища.

Учитель-инспектор Ситников А.».

В плотно приталенной куртке, в сапогах на высоком каблуке, в красивом меховом боруке (круглая шапка) Сакен походил на джигита-сала, свободно и привольно разгуливающего по казахской степи певца-импровизатора. Да он и не лишен этого божественного дара.

Не спеша идет Сакен по Омску, рассматривает каждое значительное здание, встречающееся ему на пути. Изредка бросает взгляд на людей, но не замечает, что и сам стал объектом пристального внимания горожан. Не только национальная одежда, но и его стройная фигура, правильные черты лица, черные глаза и грациозная походка невольно приковывали к нему взоры прохожих.

Вышел на окраину. Осмотрелся. Омскую учительскую семинарию в народе называли Сибирским университетом. Значит, она должна занимать самое красивое, самое большое здание во всем городе. А тут одноэтажные и двухэтажные домики. Сакен решил, что заблудился, как-никак он впервые в этом большом сибирском городе. Спросил у прохожего. Тот указал на длинное одноэтажное здание с мансардой в пять окон и с куполом. Немного разочаровался, но, подойдя поближе, заметил, что дом этот, построенный искусными руками сибирских умельцев из простого красного кирпича, очень хорош. Подошел еще поближе, и казавшееся маленьким и низким здание буквально преобразилось, вырастая с каждым шагом все выше и выше.

На площади, около главного входа, полно абитуриентов, они жмутся небольшими группками друг к другу. Одни в гимназической форме, другие в самой разношерстной одежде.

– Семинария здесь?

– Здесь. А ты откуда? – К Сакену подошел низкорослый, худощавый, с кривыми ногами паренек.

– Из Акмолинска, – с достоинством ответил Сакен, памятуя о популярности этого города. Ведь степное губернаторство именуется Акмолинской областью, хотя административный центр его в Омске.

– Прекрасно! А я из Атбасара. Меня зовут Турган-беком, сыном Байлина, – по-казахски общительно и любезно сообщил худощавый паренек.

– Сакен Сейфуллин из Нильдинской волости, – представился Сакен, в свою очередь.

– Пошли, здесь много наших, я тебя познакомлю. Сакен нехотя двинулся за ним. Поздоровался. В этой группе ребят стояли Иван Светличный из Кутуркульской станицы, Фаддей Бондаренко – из Макинки, Петр Кусков – из Алексеевки, Альберт Герт – из Сандыктавской станицы. Ребята дожидались очередной консультации. Они объяснили Сакену правила сдачи документов.

Здание семинарии внутри оказалось просторным и высоким. На стенах коридора – красочные картины, разнообразные диаграммы, чертежи, портреты. Сакен решил, что в таком здании учиться, видимо, интересно. Из комнаты наставников вышел сухощавый, бледнолицый преподаватель. Он направился к двери, на которой написано «Директор». Сакен решил подождать, когда от директора выйдет преподаватель, тогда зайдет и он. Но никто не выходил. Набрался смелости, постучал. Вошел в кабинет и остановился у порога.

– Подойди поближе! – сказал резким тоном бледнолицый.

Сакен, крупно шагнув, подошел к большому столу, документы положил на край стола.

– Что за люди эти абитуриенты, никогда не подают документы в руки, и мы должны гнуть старые кости, – усмехнулся директор.

Сакен смутился, не зная, что ответить. Просмотрев документы, директор бросил:

– Надейся на бога и на свои знания, для Акмолинского земства выделено только две стипендии, а ты уже седьмой претендент. Значит, конкурс. Нам все равно, кто поступит, лишь бы был хороший, прилежный воспитанник. В коридоре расписание, аккуратно посещай консультации. До свидания.

Когда Сакен вышел из кабинета, ребята заинтересовались, как принял его этот злой и вредный человек. Его звали Васильевым.

– Вы же говорили, что я шестой. А он говорит, что есть еще один, седьмой претендент. Не знаете кто? – начал было Сакен, но в это время мимо них прошел Борис Кубрин, сын известного в Акмолинске купца. Сакен словно родного встретил, бросился за ним, закричал: «Боря, Боря!» Кубрин остановился, улыбнулся и надменно подал руку, другим же только кивнул.

– Ты тоже подал в семинарию? – заинтересовался Сакен.

– Подать-то подал, но, видимо, уеду в Петербург. Кубрин не понравился ребятам. Они точно определили, что Борис – любимый сынок денежного мешка.

– Абитуриенты, в класс! – Послышался звучный и приятный голос.

– Сегодня будет консультация по географии, как вы, господа, знаете из расписания. Люди добрые зовут меня Александром Никитичем, а фамилия моя – Седельников. Любите и жалуйте, – не то с иронией, не то с юмором начал Седельников свою консультацию. – Завтра вы познакомитесь с Александром Ивановичем Покровским, большим специалистом и знатоком русского языка и литературы. А потом отдохнете денька два, а седьмого августа, голубчики, будете дрожать и сдавать экзамены. Если на это согласны, господа, то я начну свое занятие. Есть вопросы? Нет? Превосходно!

Ребятам понравился этот приветливый и шутливый наставник. Привлекательная внешность, простая манера обращения как-то успокоили ребят. Как только он начал объяснять самые трудные разделы географии, ребята заслушались. Мигом пролетел час. Когда зазвенел звонок, всем показалось, что прошло несколько минут.

– Бот у такого невольно географией заинтересуешься. Даже путешественником станешь, скитальцем по белу свету, – как-то просветленно высказал свое впечатление Турганбек Байлин. Ребята с ним согласились.

– Словно сказку послушали. И в каких только частях света за один час не побывали!

Вторая половина консультации была посвящена степному краю, охватывающему Акмолинскую и Семипалатинскую области. Во многих уездах и округах этих областей побывал Седельников как географ и этнограф. Ему известна казахская Сары-Арка, его нога ступала на северные окраины Бетпак-Далы – Голодной степи.

На следующий день консультацию проводил Покровский. Он очень доходчиво объяснял сложные правила грамматики, читал наизусть стихотворения великих русских поэтов. Но держался строго.

Утро 7 августа. Небо ясное, ни облачка. На площади семинарии столпилось 60–70 абитуриентов. Только мальчики. Одеты разномастно. Притихли. Все помыслы сейчас – как лучше написать сочинение.

Их пригласили в зал. Здесь полно наставников. У директора семинарии сегодня лицо суровее прежнего.

Перед тем как объявить тему сочинения, Васильев предупредил: никаких шпаргалок. К соседям в тетрадь не заглядывать. Выходить нельзя. Кто нарушит – моментально вон, и прощай семинария.

А за сим начнем письменную работу. Абитуриенты подготовительного класса будут писать изложение по «Евгению Онегину» Александра Сергеевича Пушкина. А абитуриенты первого класса будут писать сочинение на тему: «Мой родной край». Необходимо по возможности полно описать природу родной местности, хозяйственные занятия ее обитателей, культурные очаги, в общем, все то, что знаете вы о своем родном крае. При этом обязательное условие: свои мысли вы должны изложить правильно и литературно, без грамматических ошибок. Вопросы есть? Нет. Ну тогда в добрый час, приступайте.

Прошло довольно много времени, а Сакен еще не брал в руки перо. Сидел и думал. Мысленно составил себе план сочинения. Вспомнил свою родную широкую степь с ее реками, горами. Начал писать, но дело двигалось туго. Ручка, как ленивая лошадь, едва-едва плетется. Прошло еще несколько минут, и как будто ее кто-то подхлестнул, дело пошло веселее. Сначала он описал горы Ор и Аба, которые находятся в сердцевине Сары-Арки, и, все более удаляясь от гор, перешел в долину, где между невысокими холмами приютился Спасский медеплавильный завод. Затем выбрался на равнину, где протекают реки Ишим и Нура. Обозрел просторы кургальджинских озер, заросших высоким камышом, где гнездятся неисчислимые стаи пернатых и водятся дикие кабаны. Поговаривали, что есть люди, встречавшие здесь и тигров.

Реки Ишим и Нура величаво текут по ровной степи, делая зигзаги, похожие на казахский орнамент, вплотную приближаются друг к другу в районе Кенбидаик и как бы наперегонки бегут дальше. Описал город Акмолинск: слава громкая, а сам-то он просто большой населенный пункт. Уже написаны четыре страницы, но что писать дальше, Сакен не знает.

А что, если эти описания сопроводить своими стихами, посвященными реке Нуре. Сперва написал по-арабски, а потом перевел на русский.

– Сочиняешь стихи? – Это над ним наклонился Покровский.

Сакен, погруженный в свои думы, вздрогнул.

– Да так себе! – смутился и скомкал бумагу.

– Зачем же? А ну-ка покажи.

Сакен развернул, подал. Покровский прочитал, но ничего не сказал.

Когда начали проверять сочинения, Александр Иванович нашел работу Сакена, читая, вспомнил годы учебы в Московском университете, тогда сам увлекался сочинительством – некоторые стихи его были опубликованы в газетах. Он и теперь в кругу знакомых иной раз, когда у него бывало хорошее настроение, баловался экспромтами.

Сочинение Сакена не тянет на 5. Но написано грамотно, да и как будто край свой родной он знает. Впрочем, учитель литературы никогда не бывал в этих местах. Решил посоветоваться с Седельниковьш.

– Александр Никитич, вы пишете учебник по географии Акмолинской области. Знакомы ли вам эти места? – И подал сочинение Седельникову.

Тот, прочитав, сказал:

– Акмолинск, его окрестности описаны точно. И реки Ингам и Нура – тоже. Балованные сыны природы, они действительно величавы. Небольшие, не так глубоки, но все же красивы. А вот что он вначале описал, то мне незнакомо, видимо, это где-то около Голодной степи, ибо эти горы должны быть отрогами великого горного кряжа Центрального Казахстана. Да, Александр Иванович, сочинение-то недурно написано.

– А знаете, Александр Никитич, этот степняк еще и стихи складывает. Я читал подстрочник стихотворения, который он, видимо, хотел втиснуть в этот текст.

– Казахи – талантливый народ, – Седельников как-то даже посветлел в улыбке. – Степь щедра талантами, об этом не раз говаривал Григорий Николаевич Потанин.

Покровский знал: об этом писал и сам Седельников в восемнадцатом томе многотомной книги «Россия». Рассказывая о степном крае, он несколько страниц уделил казахской литературе, творчеству Абая Кунанбаева, в частности.

Итак, по конкурсу прошли Сакен и Турганбек Байлин. Они стали стипендиатами Акмолинского уезда. А остальные пять претендентов были вынуждены искать другие учебные заведения или же возвращаться домой ни с чем.

Волостной управитель Жакен привез в Омск единственного наследника, но в Омске управитель – не больше чем пешка. Он не знает покоя ни днем ни ночью. Рыщет по городу, ищет знакомых, близких, которые устроили бы его сына учиться. Ему помогают и такие покровители, как золото. Его у Жакена в достатке.

Экзамены Такай сдавал не блестяще, хотя деньги и здесь были подспорьем. Два дня осталось до последнего, решающего экзамена. Такай пристал к Сакену: «Что тебе стоит, иди сдай за меня, никто же не знает нас». Сакен ответил уклончиво, у него ведь тоже не все идет гладко.

Когда Сакен в радостном настроении вернулся из семинарии, узнав, что принят, Такай имел такой вид, словно только очнулся после многодневной попойки.

– Что с тобой? – спросил Сакен.

– Говорят, арифметику будем сдавать сегодня после обеда. Ни черта не знаю. Видимо, учеба не по мне, – жалобным голосом произнес он, сжимая голову ладонями.

Не удалось управителю устроить сына и в фельдшерскую школу. Они туда просто опоздали, и стипендии Акмолинского уезда были отданы другим. Сакен присутствовал при разговоре директора с управителем. И вышел из кабинета в раздумье: как можно отдать прикрепленные места представителям другого уезда, не подождав законных хозяев? Не хотят принимать, так и надо сказать, а то несколько дней впустую обнадеживали. Просто непонятно. Возвратившись домой, Сакен уселся за стол и с увлечением начал что-то писать. Наблюдавший за ним Жакен решил, что Сакен строчит жалобу. Полюбопытствовал:

– Что пишешь, Сакен?

– Статью в журнал «Айкап»! [10]10
  «Айкап» – первый казахский журнал демократического направления. Издавался в городе Троицке с 1911 по 1915 год. Издателем и редактором журнала был талантливый писатель, публицист, поэт, переводчик Мухаметжан Сералин (1882–1929).


[Закрыть]Разоблачать надо этих комбинаторов.

Сакен начал читать.

Жакен, покачивая головой, твердил:

– Правда, да, сущая правда.

«В Омской центральной фельдшерской школе имеется 8 стипендий для казахов Акмолинской области, 8 стипендий для казахов Семипалатинской области (всего 16 стипендий для казахов Акмолинской и Семипалатинской областей), открытые царской администрацией. На эти стипендии за последние три года приняты только трое казахских подростков. Мотивируя тем, что казахские дети мало поступают в школу, губернаторы Акмолинской и Семипалатинской областей передали эти казахские стипендии детям русских уездов. В этом году 3–4 казахских подростка сдавали экзамены, но им отказано в стипендии, так как не оказалось вакантных стипендий, но их не приняли и на те свободные стипендии, которые предназначены для русских. Бедные казахские дети, не найдя ни у кого поддержки, возвратились домой. Один из них вынужден был учиться на свои средства. В следующем учебном году будут освобождены стипендии Акмолинской или Семипалатинской областей. Казахские юноши должны стремиться получить эти стипендии, иначе опять они окажутся в таком плачевном положении, как в этом году.

Сдают экзамен по русскому языку и арифметике. На возраст казахского юноши нет ограничения. Вступительные испытания начинаются в августе. В этом учебном году эту школу окончит юноша Какишев из Семипалатинска.

Сагидуакас Сейфуллин»

Подписался и, сложив лист вчетверо, запечатал в конверт, написал адрес и отправил в город Троицк, где издавался первый казахский журнал.