355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Триша Вольф » Оковы прошлого. Книга 2 (ЛП) » Текст книги (страница 5)
Оковы прошлого. Книга 2 (ЛП)
  • Текст добавлен: 26 августа 2021, 00:30

Текст книги "Оковы прошлого. Книга 2 (ЛП)"


Автор книги: Триша Вольф



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Ларкин должен знать об этом факте. Прекрасно понимая, что, как только мы произведем арест, один из преступников обязательно обратится к Ларкину. То ли ради того, чтобы умолять о сделке, то ли просто назло.

Как он собирается играть в эту игру и выйти сухим из воды? Или живым, если уж на то пошло.

Только когда украдкой бросаю взгляд на Эйвери, я замечаю ее грустное состояние и вспоминаю боль на ее лице этим утром, когда стало чертовски ясно, что она пострадала от так называемого Альфы... И вся последовательная и логичная цепочка действий перестает иметь какое-либо значение.

Как далеко я готов зайти, чтобы защитить ее?

Сэди подхватывает подсказку Карсона, прерывая мои беспокойные мысли.

– Мы заключили сделку.

– Не сделку, – поправляю я, обращая взгляд на нее. – Мы не заключаем сделок с негодяями.

Услышав раздраженный вздох Сэди, в разговор вступает Эйвери.

– Мне не показалось, что он негодяй... я имею в виду, да, он управляет БДСМ-клубом, но ведь это не является незаконной деятельностью, не так ли?

Все поворачиваются в сторону Колтона, этот вопрос безошибочно адресован ему.

Скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене, он пожимает плечами. Чертов самодовольный ублюдок.

– Он не делает ничего противозаконного, – наконец, звучит ответ. – Он предлагает услугу лицам, которые не хотят, чтобы их фетиши стали достоянием общественности. Некоторые люди подвержены слишком большому количеству комплексов, чтобы принять это, – его взгляд скользит по комнате, в конце концов, сосредотачиваясь на мне.

Я едва ли не смеюсь в голос.

– Принять это? Довольно трудно понять и принять, когда твой фетиш веревки...

– Шибари, – поправляет Колтон.

– …что очень похоже на результаты фантазий преступника-садиста, которые стали местом преступления, – заканчиваю я.

– Может, кто-нибудь объяснит мне, что, черт возьми, все это значит? – спрашивает Карсон.

– Торговля людьми.

Нежный голос Эйвери прорезает напряжение:

– Секс-торговля, – уточняет она, оглядывая комнату. – Похищение женщин в других странах и их исчезновения. Девушек привозят сюда, чтобы продать тому, кто больше заплатит. Накачивают высокоэффективным афродизиаком, который не только сделает их послушными и терпимыми к их безнадежному положению, но и самыми востребованными секс-рабынями, которых можно купить за деньги.

Наступает тяжелая и плотная тишина. Каждый задумывается, позволяя этой информации впитаться в сознание. Но я должен знать, детектив во мне нуждается во всех фактах.

– Откуда ты это знаешь?

Эйвери тяжело сглатывает. Она лезет в карман и достает флешку.

– Судмедэксперт из ФБР опознал жертв. Все иностранки. У большинства из них есть открытое дело о пропаже без вести в их стране, – она кладет флешку на стол. – Здесь вся задокументированная информация.

Это было логичным выводом о торговле людьми. Преступники получают действенный наркотик – и вот у них уже очень прибыльный бизнес. Чертовски грязная ниша, но самая перспективная и быстрорастущая в криминальном мире.

Мой взгляд задерживается на Эйвери, отмечая нервную дрожь ее тела. Возможно, это усталость, но есть еще кое-что, о чем она не говорит. Я вижу это по ее опущенным глазам. По тому, как она закусывает губу.

– Федералы связались с семьями? – спрашиваю я.

Она кладет руки на колени и смотрит вверх.

– Да. Пока дело открыто, мы можем оставить тела для дальнейшего изучения. Но я уверена, что они захотят похоронить их, я имею в виду, что уверена, нам скоро придется их экстрадировать.

Она может обманывать себя сколько угодно, прикрываясь своими профессиональными суждениями, но я вижу скорбь и сострадание под ее хорошо сконструированной личиной доктора.

– И Чейз Ларкин предоставил доказательства, подтверждающие сегодняшнее открытие Эйвери, – вставляет Сэди. Она смотрит на Колтона и выдерживает его взгляд, словно собираясь с духом. – Человек, который называет себя Альфой, завтра вечером проводит в «Фирме» закрытый аукцион. Среди эксклюзивной публики Ларкина.

Ей не нужно произносить вслух, что за товар будет выставляться. Если все это правда, если убитые женщины, чьи тела были брошены возле мусорных контейнеров, были только отвлекающим маневром для этого аукциона, то мы столкнулись с особым злом.

– Почему именно там? – спрашивает Карсон. – Я имею в виду, с чего бы Альфе доверять заведению, которое он не контролирует. Зачем так рисковать?

Хороший вопрос, новичок. Я уже собираюсь ответить, как моя входная дверь дребезжит с тихим стуком и открывается. Я хватаюсь за пистолет и чертыхаюсь. Но Сэди и Карсон быстро достают свои.

– Здесь частная вечеринка, – Ларкин стоит на пороге, а потом, увидев оружие, расправляет плечи. – А я-то думал, что нас пригласили.

Когда Сэди и Карсон опускают оружие, я направляюсь к Ларкину.

– Респектабельные юристы внезапно игнорируют законы о взломе и проникновении? – я прохожу мимо него и проверяю лестничную площадку.

Алексис скромно улыбается мне, входя в квартиру вслед за Ларкином. Когда я заканчиваю осматривать коридор, убедившись, что вслед за Ларкиным не будет никаких незваных гостей, я закрываю дверь и запираю ее .

– Постучавшись, я, вероятно, должен был подождать, – отвечает Ларкин, и его губы расплываются в этой раздражающей улыбке адвоката на миллион. – Определенно не хочу, чтобы меня подстрелили. Тем не менее, я подумал, что было бы идеально оказаться вне поля зрения как можно скорее.

Стоит рисковать или нет? Все его планы сомнительны, а присутствие в его доме словно высасывает и так скудный уровень позитивного настроя. Составляющая ему компанию Алексис стоит рядом, чинно держа руки у черной юбки-карандаш, его маленькая тень.

– Ну, давай не будем рисковать, что нас увидят вместе дольше, чем это необходимо, – говорю я, скрещивая руки. – Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен просто передать тебя федералам.

Алексис делает шаг вперед, чтобы ответить.

– Потому что они нечистые на руку.

Мои брови сходятся вместе.

– Что ты имеешь в виду?

– Как я и говорил, – подчеркивает Ларкин, – у моей фирмы есть ресурсы. Самые лучшие ресурсы. Альфа выбрал мою фирму, потому что желает, чтобы все потенциальные покупатели были проверены заранее, – он копирует мою позу, и его взгляд непоколебим. – И, благодаря этим ресурсам, мне стало известно о возможных нарушениях в местном отделе ФБР по борьбе с организованной преступностью. Вот почему я не обращался к ним.

– Что за нарушения?

Он оглядывает мою гостиную, быстро оценивая всех присутствующих.

– Вы же знаете, детектив Куинн, насколько велика вероятность утечки информации в вашем отделе. У ФБР тоже есть свои проблемы с безопасностью.

Правильно. Если это попахивает дерьмом...

– Однако ты считаешь, что мы – лучший способ избавить тебя от твоей проблемы, – я вздергиваю подбородок.

– Именно, – он улыбается. – Как я уже упоминал, мы оба можем получить то, что хотим, работая сообща.

Я отрицательно качаю головой.

– С чего ты взял, что у тебя есть какие-то идеи…

– Вы хотите, чтобы мисс Джонсон была в безопасности, – его внимание переключается на Эйвери. – Судя потому, что вы все собрались здесь, потенциально рискуя карьерой, каждый из вас хочет одного и того же.

Острая боль пронзает мою грудь. Никто не возражает, потому что его слова чертовски верны.

Я делаю шаг вперед.

– Раз уж ты такой проницательный, скажи мне, как, черт возьми, ты можешь просить любого из нас отправить Эйвери в «Фирму».

И именно Эйвери встает и отвечает мне:

– Я не могу и не хочу рисковать кем-то еще. Я готова быть той, кто пойдет на это, – она делает глубокий вдох. – Именно я должна это сделать.

– Там она будет под защитой, – заверяет Алексис. Она бросает взгляд на Эйвери. – Я буду рядом с ней и обещаю, что ей не причинят вреда. Там она будет более защищена, чем где-либо еще в этом городе. Ни у кого даже и мыслей не возникнет, что она может быть в стенах клуба.

Моя челюсть сжимается, когда я слышу, как эта женщина произносит имя Эйвери. Я нахожу глаза Эйвери в поисках ответа. По какой-то причине, будь то ее собственная бескорыстная натура или стремление быть благородной, или необходимость довести свою работу до этого невозможного конца... она полна решимости сделать этот шаг.

Сэди повышает голос:

– Куинн, если бы могла, я бы заняла ее место. Ты знаешь, я бы так и поступила, – она опускает воротник рубашки, открывая толстый шрам на ключице. – Но никакой грим не скроет мою личность.

Кое-что не озвучивается: каким образом кто-либо из членов или адвокатов «Фирмы» мог узнать об ее личности. Но они прекрасно справляются с этим и не только благодаря «ресурсам» Ларкина. У Сэди есть какие-то свои личные связи с этой юридической фирмой, и, клянусь, прежде чем все это будет сказано и сделано, я получу ответы.

– Мы перекрасим твои волосы, – Алексис обращается к Эйвери. – И, конечно, немного косметики поможет скрыть твой шрам, – она улыбается, когда Эйвери притрагивается к своей губе. – Но, более того, тебе придется надеть маску. Я позабочусь, чтобы она хорошо скрывала черты твоего лица.

Пошло оно все. Мне это не нравится. Черт, мне ненавистна сама мысль о том, что Эйвери будет рядом с этими больными ублюдками. Но...

– Я иду с ней.

– Ты не можешь.

Я пригвоздил Ларкина яростным взглядом.

– Если она идет, то я иду с ней.

– Ты гнался за транспортным фургоном средь бела дня и выбил дерьмо из одного из подозреваемых, детектив Куинн. Эти люди знают, кто ты, – он переводит взгляд на Карсона – Однако ты здесь детектив, что ж, тогда работать будет он.

Я опускаю голову, и смех срывается с моих губ, прежде чем я снова могу поднять глаза.

– И почему же именно он?

Улыбка Ларкина заставляет меня нервничать.

– Он – твой источник утечки информации, – звучит его ответ. – Он уже имеет известную репутацию в игорном мире. Конечно, он – не самый идеальный кандидат, но с небольшими доработками его биографию можно подкорректировать, чтобы лучше соответствовать одному из потенциальных покупателей на аукционе.

В комнате наступает напряженная тишина. Мой пристальный и тяжелый взгляд сосредотачивается на Ларкине, и я медленно и коротко спрашиваю: – Что ты сказал?

Раздраженно фыркнув, Ларкин устремляет взгляд на Карсона.

– Превосходные ресурсы, детектив. Алек Карсон скармливал информацию прессе за определенную цену, чтобы расплатиться со своим карточным долгам.

Его слова не воспринимаются четко и понятно, его голос звучит, словно раздражающий шум, на фоне кипящей в моих венах крови. Когда мне удается взглянуть на Карсона, рев усиливается. Карсон даже не пытается опровергнуть только что озвученную Ларкиным информацию.

– Ты – гребаный кусок дерьма... – в три шага я пересекаю комнату и хватаю Карсона за воротник, прижимая к стене.

– Куинн... позволь мне объяснить, – он вцепляется в мои запястья, пытаясь освободиться из хватки. Я лишь сильнее впиваюсь в него пальцами и с силой прижимаю его спиной к стене.

– Ты, блять, продал свой собственный отдел?

– Всего несколько раз, – он действительно признает это, чем только усиливает мою ярость. – Не в тот момент, когда это имело значение.

– Куинн... – голос Сэди проникает в мое сознание. – Остановись. Это к лучшему.

Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами. Конечно, у нее нет никаких сомнений в том, что Карсон – алчная крыса. Ослабив хватку, я разжимаю пальцы ровно настолько, чтобы Карсон смог освободиться.

Я осматриваю комнату, бросая взгляды на каждого человека в моем доме. Люди всегда что-то скрывают. О себе, о своей личной жизни, проблемах и о том, как они справляются со своими проблемами. Я, блять, не настолько бессердечен, я понимаю, что некоторые крайности являются необходимым злом. Но сливать информацию – этот проступок находится довольно низко в моем списке.

Секреты Сэди, ее двойная жизнь едва не стоили ей и другим, включая меня, большим, чем наша карьера. На кону стояли жизни.

Когда мой взгляд падает на Эйвери, я чувствую себя так, словно меня ударили прямо в живот. На ее хорошеньком личике читается страх – страх передо мной. Мои кулаки все еще сжаты и опущены по бокам, руки дрожат от напряжения, и я ненавижу себя за то, что допрашиваю ее. Пытаюсь прочесть ее мысли. Выяснить, боится она меня... или скрывает свои собственные секреты.

Я отгоняю от себя эту мысль и поворачиваюсь к Карсону, который все еще прижат к стене и смотрит на меня так, словно я могу напасть на него снова.

Он поднимает руки.

– На самом деле это происходило всего несколько раз. Я просто... был в отчаянии. Но когда Эйвери похитили... – он сглатывает, – я перестал этим заниматься. Клянусь.

– Он говорит правду, – подтверждает его слова Ларкин.

Вся моя ярость сейчас направлена на него и его вмешательство в мою команду, мое расследование, а теперь и в мою жизнь.

– Мы покончим с этим прямо сейчас.

– Пожалуйста, – просит Эйвери. – Давай просто выслушаем его, а потом примем решение.

Я раздраженно вскидываю руку.

– Какая мне разница, когда Карсон перестал сливать информацию?

– Потому что это важно для твоего расследования, – Ларкин двигается к центру гостиной. – Я был тем, кто слил подпись Альфы в СМИ.

Непреднамеренно или нет, но это могло стать причиной смерти трех женщин. Чувствуя тошноту, я качаю головой.

– Я уже достаточно наслушался. Ты должен был связаться со мной, прежде чем делать такой идиотский шаг, Ларкин, – я хватаю флешку со стола и направляюсь в свою спальню. – Думаю, вы знаете, где выход.

Эйвери хватает меня за руку, когда я пытаюсь пройти мимо и останавливает меня.

– Я должна это сделать, Куинн.

Боль в ее голосе пронзает мою грудь.

– Мы обсудим это позже. Я отнес твои вещи в комнату для гостей.

Она отпускает меня, делая шаг назад.

– Прекрасно. Договорились.

Я закрываю за собой дверь и вхожу в комнату, где могу побыть со своими мыслями наедине. Только низкий гул голосов, доносящийся из гостиной, мешает моему покою.

Все происходящее вело к этому... этому моменту. Этому выбору. Целая жизнь преданности своему делу, морали и убеждениям – все это замкнулось на сломленном человеке без значка.

Разведен. Без детей. Язва размером с планету. Окруженный коллегами, которые могут быть или не быть такими же коррумпированными, как и преступники, ради которых я пожертвовал всем.

А теперь погряз в жалости к себе. Я подавляю невеселый смешок.

Я тащусь к кровати, плюхаюсь на нее и закрываю глаза рукой. Когда я держал Эйвери за руку в больнице все эти ночи, я поклялся защищать ее. Не потому, что это была моя работа, а по той причине, что я увидел, как свет, от которого я стал зависеть, погас. Никто не имеет права отнимать это.

Но они это сделали. Она изменилась после того, как ее похитили, и я не уверен, что хоть что-нибудь из того, что я делаю, когда-нибудь вернёт её.

Сон не идет. Я просто не могу заснуть. Просто лежу с потоком мыслей, бьющихся в мозгу, пока не слышу, как закрывается входная дверь. Но мое тело не отпускает напряжение, поскольку в дверь моей спальни тихо постучали.

Глава 10

Обнажение

Эйвери

Я не ищу любви. Это никогда не было моим желанием. Я ведь не отказывалась от каждого свидания и приглашения на вечеринку в старшей школе, не сидела дома каждые выходные, уткнувшись носом в книгу в колледже, просто чтобы бросить всю эту тяжелую работу сейчас из-за фантазии, придуманной какой-то отчаянной частью меня.

Да. Это было немного грубо. Даже для меня. Но я в ярости от того, что позволяю себе фантазировать о будущем, которого у меня никогда не будет – не с мужчиной за этой дверью.

Так вот эта история с Куинном... Я знаю, что это временно. Возможно, я даже использую его, как отвлекающий маневр от всего того ужаса, который втянул мою жизнь в темный циклон боли и жестокости.

И когда я признаю, что чувства к Куинну могут быть такими же глубокими, как и это дело, есть только один исход: Куинн будет страдать от агонии моего выбора.

Его уже отстранили. От него ушла жена. Напарник оказался серийным убийцей.

Он обнаруживает, что каждый человек в его жизни не тот, кем кажется. Особенно я.

Несмотря на все это, независимо от того, должна ли я уйти, я эгоистична и жажду еще одного момента утешения, которое приносит его прикосновение.

Невозможно отрицать, что я влюбляюсь.

Возможно, впервые в жизни.

Может, это и накладывает дополнительную жестокость к его ноше, но ожидание лишь только причинит больше мучений, чем я могу вынести для него. Поэтому я стучу снова, сильнее, и на этот раз дверь открывается.

Он ослабил галстук, теперь тот свободно болтается на шее, а его накрахмаленная белая рубашка расстегнута сверху и помята там, где он вытащил ее из брюк. Может, он и чувствует себя растерянным, но, когда он стоит в дверном проеме, высоко упершись рукой в дверь, он – та непоколебимая сила, к которой я привязалась.

– Можно войти?

Не говоря ни слова, он распахивает дверь шире.

Когда я вхожу, в комнате меня приветствует лишь одна тускло горящая лампочка. Меня окружает запах Куинна, мужской и пьянящий, а внимание приковывается к металлическому изголовью кровати и чистым углам его комнаты. Я смотрю на кровать. Серое одеяло туго натянуто на матрасе. Подушки аккуратно уложены вдоль изголовья.

Я, наверное, самая неряшливая тварь, которая когда-либо входила в его комнату. Я все порчу, просто стоя здесь. Я засовываю руки подмышки, чтобы ничего не испортить своим прикосновением.

– Тебе нужно отдохнуть, – он кивает на застеленную постель – По крайней мере, хотя бы просто полежи.

Я остаюсь на месте.

– Мне жаль насчет Карсона.

Он тяжело вздыхает и садится на край кровати. Проводит рукой по волосам.

– Это не так уж и важно.

Но я знаю, для него это важно. Для Куинна большое значение имеют мораль и этика, и Карсон подвел его. Мы все его подводим. Я рискую подойти на шаг ближе.

– Я устала, Куинн.

Он поднимает взгляд.

– Тогда поспи, Эйвери.

Я качаю головой.

– Я устала лгать тебе.

На его застывшем лице нет и намека на то, что я его потрясла. Он не моргает. Эти карие глаза темнеют и пронзают меня, словно обнажая на месте.

Может, все дело в усталости, и поэтому я вдруг чувствую себя настолько удаленной от этой реальности, будто вошла в другую, в которой, как только я признаю правду, Куинн обнимет меня своими сильными руками и примет мои грехи... потому что, когда я начинаю говорить, словно что-то прорывается во мне, и признание вылетает без каких-либо приукрашиваний.

– Саймон не был преступником. Он не похищал меня. Он был учеником Прайса Александра Вэллса. Вэллса, который сначала пытал меня в моей же лаборатории, а позже запер в каюте своей яхты и мучил меня, мучил...

Куинн поднимается на ноги, и я делаю шаг назад.

– Вэллс все подстроил так, чтобы Саймон взял вину на себя. Но это еще не все...– я поворачиваю голову и заставляю себя посмотреть ему в глаза. – Вэллс умер не от того, что проглотил токсин моллюсков. Его убили. А я сожгла улики. Я подделала отчет о причине смерти. Чтобы защитить...

– Сэди, – голос Куинна темным грохотом пронзает меня.

У меня отвисает челюсть. Я не собиралась раскрывать ее роль. Я собиралась взять всю вину на себя. Принять все последствия. И я все еще могу.

– Это была я.

– Нет, не ты, – Куинн медленно приближается ко мне, как охотник, почуявший добычу. Его глаза ловят каждое нервное подрагивание моего тела. – Ты сказала, что устала лгать? Так остановись прямо сейчас.

Черт. Я зарываюсь руками в волосы, царапая кожу головы, не в силах смотреть в эти понимающие глаза. Куинн хватает меня за подбородок и наклоняет мое лицо к себе. Шершавые подушечки его пальцев трутся о мою кожу.

– Прайс Вэллс, – выталкивает он сквозь стиснутые зубы, – один из адвокатов «Ларк и Ганнет».

Я киваю, несмотря на его хватку.

– Да.

Другой рукой он обхватывает меня за руку, удерживая на месте.

– И ты – часть этого заговора.

Боль пронзает мою грудь, выбивая воздух из легких. Но я могу справиться с этим.

– Да.

Он резко отпускает меня, и я отшатываюсь. Пытаясь удержать равновесие, я опираюсь руками о комод.

– Куинн...

Он поворачивается ко мне.

– Уходи.

Боль в груди невыносима. Я задыхаюсь, пока мою душу рвет на клочки. Мое тело дрожит, каждая мышца и нервное окончание охвачены спазмом. Я боюсь пошевелиться. Если сделаю это, то развалюсь на части.

– Разве ты не хочешь объяснений?

Он так быстро отскакивает, поворачивается ко мне лицом и делает шаг вперед, что я съеживаюсь возле комода.

– Нет ничего, что ты можешь объяснить или оправдать... – он выплевывает эти слова, огонь в его глазах плавит меня яростным натиском.

Осторожно, потому что мне больше нечего терять, я отрываю пальцы от края комода и поднимаю руки вверх. Моя ладонь дрожит, когда я опускаю ее на его грудь.

Его прерывистое дыхание усиливается.

– Эйвери... я предупреждаю тебя.

Но я не могу остановиться. Если это последний раз, когда Куинн будет так близко ко мне, я должна знать, каково это. По мне прокатывается дрожь. Дрожащими пальцами я осторожно расстегиваю одну, а затем еще одну пуговицу его рубашки. К тому времени, как я добираюсь до третьей, мое сердце грозит раздробить мою грудную клетку.

Он позволяет мне отодвинуть его рубашку и увидеть татуировку на коже. Мои пальцы скользят по слегка скошенным буквам, а тепло под ладонью обжигает.

Человек, достигшей полного совершенства, выше всех животных, но зато он ниже всех, если живет без законов и без справедливости

– Аристотель, – шепчу я. Я поднимаю глаза вверх, чтобы поймать его пронизывающий взгляд, изучающий меня. – Есть вышестоящий суд, чем суды правосудия, и это суд совести. Он превосходит все другие суды.

Черты лица Куинна искажаются болью.

– Ты думаешь, Ганди одобрил бы твои действия? Твоя совесть полностью чиста от того, что вы с Сэди сделали?

Я прижимаю руку к татуировке. Я чувствую его сердцебиение, бьющееся о мою ладонь.

– Вовсе, нет, – я встречаю его пылающий взгляд. – Если бы я чувствовала, что поступаю неправильно, если бы могла жить с этим... я бы не стала рисковать всем прямо сейчас, рассказывая тебе.

У меня слабеют ноги. Я больше не в состоянии удержать себя, усталость и истощение адреналина наваливаются на меня, словно снежный ком, я начинаю оседать.

Глубокий стон вырывается наружу, когда его руки обхватывают меня за талию. Затем меня поднимают и усаживают на комод, и наши лица оказываются на одном уровне. У меня перехватывает дыхание.

– И что же мне теперь делать? – его глаза изучают меня, но я не совсем уверена о чем он спрашивает более требовательно, и я даю ему ответ, который имеет смысл для него.

– Не знаю, – признаюсь я. – Все, что я знаю, это то, что... я люблю тебя, и это убивает меня, – я закрываю глаза, и горячие дорожки слез обжигают мои щеки. – Я совсем не подхожу тебе, но я не могу перестать хотеть тебя. Ты – единственная определенная вещь в моей жизни.

Мои родители умерли, когда я училась в колледже. После этого рядом со мной никогда не было близкого мне человека, мне просто он не был нужен. Единственный человек, на кого я могла положиться, была я сама. До Куинна.

Я не могу смотреть на него. Держа глаза закрытыми, я отказываюсь видеть разочарование и боль, которые, как я знаю, отразились на его лице. Боль, которую я причинила ему. Он тяжело вздыхает, наполняя напряженный воздух между нами сердечной болью, и это звучит как поражение и потеря, теперь мои страдания дошли до самого пика.

– Я отведу тебя в постель.

Я открываю глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть тлеющие радужки его глаз. Он крадет остатки моих сил, и когда его руки захватывают мое лицо, я падаю на него. Потеряв равновесие и полностью отдав себя.

Куинн глубоко вдыхает, прижимаясь лбом к моему лбу. Я чувствую, как внутри него разразилась война: борьба между преданностью его героической стороне, где он действительно обнимает меня и защищает от моих собственных грехов, и тем, что он считает, в конечном счете, правильным.

Как и татуировка на его груди, Куинн живет по кодексу. И этот кодекс не оставляет места для сломленной женщины, чья слабая мораль создала весь этот беспорядок, с которым мы столкнулись.

– Посмотри на меня, – приказывает Куинн, отстраняясь.

Секунду я наслаждаюсь его горячим дыханием на своих губах, прежде чем поднять взгляд.

– Мы не станем выяснять это сегодня ночью, – он смахивает дорожку слез, стекающей по моей щеке. – Тебе нужно отдохнуть, – он отпускает мое лицо и обнимает, прижимая к груди одним сильным движением.

Я в отчаянии прижимаюсь к нему лицом, не желая даже думать о том, что меня оттолкнут. Слишком быстро, однако, я оказываюсь в его постели, где он откидывает одеяло и укладывает меня на прохладные простыни.

Я хватаюсь за его руку, когда он собирается уходить.

– Останься.

Он не оборачивается, только сжимает мои пальцы в ответ, прежде чем отодвинуться. Внутри меня вспыхивает отчаяние, сдавливая грудь.

– Ты сказал...

Он останавливается у тускло горящей лампы и ждет.

– Ты сказал, что даже мои шрамы прекрасны. Но мои шрамы не только на поверхности, Куинн. – Может, шрамы, омрачающие мою душу, слишком отвратительны, чтобы он мог цепляться за прошлое до всего произошедшего.

Он выключает свет. И я просто смотрю, как он выходит из комнаты, оставляя меня в угнетающей тишине.

Глава 11

Идентификация

Альфа

Подумай о том, чего ты хочешь больше всего, – единственном, что тебя удовлетворит. Не машина мечты, супруг, дом или дети... К черту обыденность. Чего жаждет твое жадное маленькое черное сердце?

А теперь разберись с этим. Что нужно сделать, чтобы заполучить желанное? Велика вероятность, что есть один общий знаменатель для всего – деньги. Если ты мечтаешь о достаточно больших деньгах, то мы говорим об определенном виде денег. Особый эталон зелени.

Богатство.

На планете живут семь миллиардов людей. Рекордное число. И только горстка людей могут по-настоящему называть себя богатыми.

Так почему это богатство распределено неравномерно по всему миру?

Потому что, сталкиваясь с поставленными перед ними задачами, большинство из них не в состоянии преодолеть препятствия на своем пути. Вы должны снести все барьеры, искоренить конкуренцию, не останавливаться ни перед чем, чтобы достичь своей цели.

Очень немногие обладают этим качеством.

Хотите знать секрет?

Это ид1. Ид жаден по своей природе. Ид хочет того, чего хочет, и не имеет никаких моральных ограничений. Ид – это самый основной, плотский аспект нашей личности, которая требует, чтобы ее удовлетворили. Предоставьте возможность Фрейду указать на этого эгоистичного зверя, придавая значение нашему принципу удовольствия.

Мы все укрываем этого демона внутри себя, но лишь немногие избранные будут кормить его, лелеять и извлекать из него пользу.

Я часто задумываюсь об ид, когда сталкиваюсь с новыми вызовами. Как некий прожорливый лич, питающийся на моей территории. Присосавшийся к моей империи. Медленно истощая мои доходы.

Мое эго заставило бы меня проигнорировать это; он раздражает, но в итоге является не более чем мелким триггером. Это недостойно моего внимания. Но мой ид знает лучше. Он чует возможную угрозу экосистеме, которая его питает. И это требует удовлетворения.

– Наши семеро новеньких как раз вовремя, – я касаюсь экрана и увеличиваю изображение. Камеры на пристани не самого лучшего качества, но я могу разглядеть прожорливого лича, поднимающегося на борт судна. Гладко зачесанные назад волосы. Сшитый на заказ костюм. Слишком много украшений. Классический гетто-шик. Я усмехаюсь. Он смотрит слишком много фильмов. – И наш друг тоже.

Донован заряжает пистолет.

– Может, мне его немного встряхнуть?

Неплохая идея – сделать погрузку более интересной. Пусть думает, что на самом деле оставил свой след на моей территории.

– Пусть парни передадут ему привет, – говорю я, направляя камеру на лодку. – Но проследи, чтобы он прибыл на склад вовремя. Я хочу придерживаться графика.

Донован сгребает больше патронов и отправляется в путь.

Когда первую девушку увозят с лодки, я чувствую укол сожаления. Обычно я всегда рядом, чтобы встречать своих девочек. Я самостоятельно проверяю товар и лично контролирую фирменную маркировку. Однако порой следует делать исключения. Мои нынешние обстоятельства препятствуют моему прямому участию.

Я увеличиваю изображение, чтобы рассмотреть свое клеймо на бедре девушки. Мои руки сжимаются на устройстве. Не люблю следовать графику вразнобой. Нарушать свой распорядок дня. Но я готов принять отклонение от моей первоначальной цели для достижения конечного результата.

Сзади раздается панический крик. Конечно, и здесь у меня все еще много работы, требующей практического подхода.

Я провожу пальцем по экрану, скользя вдоль каждого молодого лица, прощаясь со своими красавицами, прежде чем отключить связь с камерой. Я кладу планшет экраном вниз, делаю глоток бурбона и направляюсь в заднюю комнату.

Отчаянные мольбы и крики становятся громче, чем ближе я подхожу. Я успеваю только открыть дверь и войти, как одна тут же вцепилась мне в ногу.

– Por favor! – причитает она – Por favor déjame ir!– ее ногти цепляются за мои брюки.

– Ее ногти нужно подстричь, – бросаю я Майку, наклоняясь и хватая ее за волосы. Я оттаскиваю ее в сторону. Без грубого пинка – ведь я не хочу, чтобы у моих девочек были синяки, пока их не выставят на показ.

Она сворачивается в клубок в углу, прикрывая свое почти обнаженное тело руками. Я не бессердечный человек, поэтому хватаю одно из одеял и устраиваюсь рядом с ней.

– Déjame ver.

Она качает головой, пряча лицо в растрепанных волосах. У меня мало времени и терпения, чтобы еще и успокаивать ее.

– Сказано же, дай мне посмотреть, – я выдергиваю ее ногу из-под нее и поворачиваю так, чтобы видеть клеймо на ее бедре. – Очень мило, – я бросаю ей одеяло, потом поворачиваюсь к Майклу. Он водит ручным фонариком по клеймящему железу. Только самое лучшее для моих девочек, никакой современной ерунды с электрическим нагревом.

Кончик утюга светится, как красивый расплавленный уголек.

Я перешагиваю через связанную девушку на полу и нависаю над ее головой.

– Расслабься, – приговариваю я, приглаживая ее волосы.

Она дрожит, как натянутая тетива лука, а ее приглушенные рыдания едва слышны через ленту, закрывающую рот.

Майкл готовится приложить железо, и я приподнимаю ее голову так, чтобы она могла видеть весь процесс. Страх овладевает ее телом. Она бьется в надежно удерживающих ее веревках.

– Не двигайся. Не хочу испортить твое клеймо. Или нам придется сделать еще одно на другой ноге.

Я наклоняюсь ближе к ее уху: – Поверь мне, тебе не понравится метод удаления испорченного клейма, – я облизываю мочку ее уха.

Слезы катятся из ее глаз. И, несмотря на жгучую боль, пронзающую ее тело, она довольно хорошо держит себя в руках. О, на ней я заработаю кучу денег.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю