355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тоска Ли » Царица Савская » Текст книги (страница 6)
Царица Савская
  • Текст добавлен: 19 марта 2017, 12:00

Текст книги "Царица Савская"


Автор книги: Тоска Ли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Несколько секунд я оценивала его, не говоря ни слова. Похоже, он был всего на несколько лет старше меня.

– Скажи, как поживает твой отец? – спросила я наконец.

– Он как верблюд, отпущенный на пастбище после долгих лет труда. Толст и доволен, – рассмеялся он.

– Такое могущественное племя, Габаан, – продолжила я, поглаживая голову горного козла, венчавшую подлокотник трона. – И такое… нейтральное.

Мне не нужно было озвучивать очевидное: они не прислали ни единого человека, чтобы поддержать мой марш на Мариб, о чем у нас с Вахабилом был очень долгий разговор.

Тамрин склонил голову:

– Моя царица?

– Искусная политика позволила Габаану завоевать доверие всех племен оазисов. – Я смерила его взглядом. – Но неужели так сложно проявить свою лояльность, когда необходимость в нейтралитете отпала?

– Царица мудра. Я полагаюсь на то, что советник Ильяфа согласует с ней наилучшее из возможных выражений верности Габаана. Что до меня, то я лишь торговец, кочевник среди кочевников.

Он не покраснел и не запнулся во время произнесения витиеватого ответа. Либо он был крайне опытен при дворе, либо просто дурак.

Дураком он мне не казался.

– Что думаешь о нашем пире, Тамрин из Габаана?

Гости в зале коротко переговаривались в промежутках между поеданием сладкого хлеба, скатанного и пропитанного соусом из кардамона и фенхеля.

Они не медлили: есть слишком медленно означало привлечь к столу злокозненных духов.

Он жестом указал на созвездие из фонариков.

– Это чудо. Я буду до конца своих дней вспоминать и рассказывать о нем истории, и меня обвинят в преувеличении. А сейчас, если позволишь, царица, я хотел бы вручить тебе свой подарок.

Юноша протянул ему длинную прямоугольную шкатулку, которую Тамрин преподнес мне на вытянутых руках.

– Это скромный подарок, но он пришел к тебе из далекого царства. Твоя любовь к учебе известна моему отцу.

Шара приняла у него шкатулку и открыла, протягивая мне так, чтобы показать ее содержимое. Внутри оказался двойной свиток пергамента.

– Чьи это письмена? – спросила я.

– Северного царя Израиля, переведенные моим отцом. Говорят, что их бог обучил царя тайным знаниям.

Я читала краткие описания этого царства, сделанные еще полвека назад, когда у объединенных племен зарождалась государственность.

– И ты веришь в то, что боги делятся своими тайными знаниями, Тамрин из Габаана?

– Так говорят про всех царей, разве нет? – с улыбкой ответил он. – Я признаю, что не понимаю его бога. Но знаю также, что царь жадно стремится к богатствам и редкостям нашего мира.

– Как и любой другой царь, не так ли?

– О да, однако у этого есть чем платить за товары. Богатство его царства способно сравниться с богатством самой Сабы.

Я рассмеялась, и мой смех звонко разнесся по залу.

Стоящий рядом с Тамрином Вахабил вежливо улыбнулся, но я заметила тени усталости у его глаз. Устройство пира и прием гостей отняли у него немало сил. Я решила, что найду способ выразить ему благодарность – хотя бы отдыхом, если не чем-то иным.

– Каждый торговец одновременно и сказочник. Теперь я вижу, отчего тебя обвиняют в преувеличении.

Он выразил согласие легким поклоном.

– И все же мы оба знаем, что лишь Вавилония и Египет способны соперничать с Сабой в богатстве, – продолжила я. – И даже египтяне готовы продать все, вплоть до новых париков, которыми они так увлеклись, чтобы купить нашу мирру.

Вахабил засмеялся, Тамрин тоже, но меня не оставляло чувство, что он изучает меня, скрываясь за маской принятой при дворе вежливости.

– Израильтянин заключил с Египтом сильнейший союз.

– Неужели?

– Он женился на дочери фараона и получил в качестве ее приданого город Гезер на перекрестке Морского Пути и Королевского Тракта. Таким образом, он контролирует торговлю с Египтом к югу от своего царства и с Финикией – к западу.

Я склонила голову к плечу. Для фараонов было крайне необычно отдавать своих дочерей замуж в другие страны – как правило, они лишь принимали соседних принцесс в качестве жен для своих сыновей. Что же такого фараон мог увидеть в новом царе, чтобы поступиться политической гордостью Египта?

Вахабил тихо кашлянул. За его спиной гости почти покончили с угощением.

– Идемте со мной, – сказала я, поднимаясь. Приглашенные тоже поспешно вскочили на ноги. – Вскоре мы сами рассмотрим Египет.

Я жестом пригласила обоих мужчин следовать за мной и провела свой эскорт к дворцовым садам. И слышала, как у первых последовавших за нами гостей вырвались восхищенные возгласы. Сады, освещенные тысячей фонарей, полностью преобразились.

Огромные отрезы газовой ткани цвета индиго развевались в саду, разделяя его на восток и запад, трепеща волнами на вечернем ветру.

К западу от индигового пролива циветты[2]2
  Млекопитающие из семейства виверровых отряда хищных. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
и львы лениво смотрели на нас из установленных под фруктовыми деревьями клеток. Страусы бродили по большому загону, певчие птицы соревновались в чириканье с попугаями из вольера, не уступающего в размерах моему залу для личных приемов. У рожкового дерева паслась зебра. Золотые диски, нанизанные на тонкие нити, мерцали гирляндами меж веток акаций. Темнокожие слуги разносили блюда с лепешками на столы, уставленные тарелками с рыбой в соусе из куркумы, похлебкой из ягненка и чечевицы, тертого сыра и острой зелени – деликатесами Пуита.

К северу от «Пунта» расположились пирамиды высотой в пять человеческих ростов, за ними вздымался темный холст с нарисованным диском – подсвеченный сзади канделябром из факелов, он сиял, как восходящее Солнце-Ра. Обнаженные рабы в черных шерстяных париках и фаянсовых ожерельях ждали на берегу «реки Нил», перед храмом Изиды, готовые предложить гостям кувшины с египетским пивом. Это превзошло самые смелые мои пожелания, я с радостью заметила папирус, раскачивающийся на ветру над искусственной речкой, и баржу размером с паланкин, лениво скользящую по ней.

Вся восточная часть сада представляла собой череду оазисов, где останавливались караваны из Иасриба, Дедана и Темы, а также с дороги пряностей. Под финиковыми пальмами бродили, лежали и паслись верблюды чистейших кровей, жевали жвачку на расстоянии, безопасном для их плевков. Три белых верблюдицы устроились под черными шатрами, пологи которых были подняты и открывали широкие яркие ковры, уставленные тарелками с рыбой и весен ним луком, солеными овощами, экзотическими яйцами всех цветов и размеров. Несколько слуг в суровых одеяниях кочевников, хоть и более тонких, чем мог себе позволить Волк Пустыни, ждали возможности поприветствовать моих «путешествующих» гостей.

Повсюду были танцовщицы – притопывали на месте Пунта, балансировали кувшинами на головах в оазисах – и музыканты, играющие на ручных барабанах, лютнях и ритуальных трещотках Египта.

У входа стоял огромный золотой котел, наполненный жемчужинами фимиама. А в середине «Красного моря» был остров с алебастровым троном, почти идентичным тому, что остался за нашими спинами в зале дворца – вплоть до ножек, исполненных в виде козлиных копыт, и леопардовой шкуры на подлокотнике. Некоторые гости указывали на него и вслух поражались тому, что все это значит и как этот трон сумели так быстро сюда принести.

Я хлопнула в ладоши, и музыканты затихли.

– Мы с вами спустились с небес, словно сами боги, – сказала я, – чтобы отправиться через Красное море в Офир. Чтоб любоваться золотом и необычной природой Пунта, пробовать его деликатесы и наслаждаться пением его птиц. Или, возможно, вы захотите податься на север, в Египет, попробовать его пиво, сжечь ладан во имя Изиды и помолиться о новом восходе Ра. Или, если вы пожелаете, можете остаться на этом берегу моря с караванами, пройти по Дедану и Иасрибу до самой Пальмиры!

Я подошла к котлу и зачерпнула горсть благовоний одним из заготовленных для гостей серебряных кубков.

– Но не забудьте взять с собой лучшее, что есть в Сабе, если хотите унести с собой золото Пунта, милости Ра и гостеприимство оазисов! И везде, где вы побываете, поклонитесь богам, принесите им жертву, столь сладкую, что сами боги обратят свои взоры к Сабе, желая вознести ей хвалу. Саба и Алмаках превыше всего!

Крики эхом наполнили ночь, а я запрокинула голову к небу, к белому диску полной луны.

Восторженные крики и шумное веселье заполнили сад. Даже члены моего совета с энтузиазмом присоединились к молодым гостям, когда опять заиграла музыка.

Я с триумфом обернулась к торговцу и не была разочарована.

Он с удовольствием рассмеялся, глядя, как гости зачерпывают благовония и отправляются на поиски дальних радостей.

Подавшись вперед, не настолько, чтобы вызвать недовольство моего евнуха, но достаточно, чтобы я слышала приглушенный голос, он пробормотал:

– Поистине, моя царица, ты распоряжаешься чудесами.

– Благодарю за подарок, – ответила я.

– Возможно, в один из вечеров ты решишь послушать простого торговца и его сказки, прежде чем мой караван отправится на север, и дашь мне знать, какие сказки я должен везти с собой. Хотя за рассказ о сегодняшней ночи меня наверняка обзовут лжецом. Но до тех пор, прошу, зови меня, царица, если найдется способ, которым я сумею доказать верность Габаана и торговца Тамрина. Верность Габаана, единожды заверенная, вечна. Возможно, однажды ты даруешь мне честь доказать это.

Я рассматривала его искоса: прямую линию его носа, веселые морщинки вокруг глаз. Глаз, привыкших прищуриваться от солнца.

– Позову.

В ту ночь я поднялась на свой садовый трон, но разум мой был не в Пунте, Египте или оазисах, не с гостями, которые щипали рабынь и, напившись, пытались купаться в Ниле.

Я размышляла о крайних землях, не тронутых светом самых далеких от меня фонарей. О землях, что тянулись на север от оазиса Темы, за Эдом, в далекий мир.

Израиль. Мой разум перекатывал это название, язык мой пробовал его на вкус. Взгляд мой искал торговца среди гостей и не находил его. Истории Тамрина наверняка были столь же отполированы, как и его придворные манеры. Но ни одно из царств, которым исполнилось лишь полвека, не могло обладать подобным влиянием или же похваляться таким богатством, как он сказал мне. Ни один царь не мог быть настолько обласкан капризными богами.

Много часов спустя, когда я наконец провозгласила путешествие оконченным, а Сабу – богаче прежнего, когда последний золотой диск и египетский скарабей, последний сверток ярко окрашенной ткани из долины Инда были отданы гостям и тысячи мешков с зерном, в каждый из которых был вложен серебряный кубок, были розданы оставшимся во дворе, я возвратилась в свои покои. Махнув измученной Шаре в сторону постели, я села на свой диванчик, достала подаренный свиток и увидела финикийский алфавит наряду с арамейской каллиграфией.

Читала я до рассвета, а после и до самого позднего утра.

Глава седьмая

– Поведай мне, – сказала я, сидя в тишине моих личных покоев, – что это за зазнайство?

Именно здесь я умоляла отца не отдавать меня Садику. И здесь же я просила его отослать меня прочь. Как много с тех пор изменилось!

Тамрин, склонившийся передо мной в поклоне, изумленно выпрямился.

– Моя царица?

Он вновь был одет в простые одежды, браслет на запястье и аккуратно подстриженная борода были его единственными украшениями, а волосы он завязал на затылке простым кожаным шнурком. У двери напротив стоял Яфуш, золото сияло в его носу и на шее – высокомерный, неподвижный и прекрасный, он напоминал мне обсидиановую статую. Насколько же могут различаться мужчины!

Шара налила вино, и я откинулась на спинку резного стула, глядя, как он отпивает, не сводя с меня непонимающего взгляда.

– Ты читал тот свиток, который вчера подарил мне? – спросила я.

Брови Тамрина приподнялись.

– Я – не читал. Разве что часть его. Пиарские свитки порой цитируют при дворе Израиля.

– Понятно.

Вчера ночью мне хотелось сжечь пергамент, это собрание изречений, предельно ясно, вдохновленных другими, в основном египетскими, поговорками. Другого применения подобное собрание мудростей не заслуживало, хотя я вынуждена была с неудовольствием признать, что сборник довольно разумен, хоть и не похож на божественное откровение.

Но не поговорки и изречения в нем оскорбили меня.

– Как давно этот царь на троне?

Десять лет, моя царица, почти одиннадцать. Но, умоляю, скажите, что вас настолько огорчило?

– Здесь есть две песни, включенные в свиток тем же царем.

Я потянулась к свитку, лежащему рядом со мной на столике из слоновой кости, подняла его и прочитала:

– «Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна»[3]3
  Здесь и далее в тексте свитка цитируется Псалом 71. (Примеч. пер.)


[Закрыть]
.

Я взглянула на Тамрина.

– Ах, царица, – ответил он с тем чувством, что показалось мне облегчением. – Я уверяю вас, он не желал никак принизить вашего бога. На окраинах его города почитают многих богов, и во многих верят его жены в своих покоях.

– Ты уверен? – я продолжила прежде, чем он успел мне ответить. – «Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли; падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах! Цари Фарсиса и островов поднесут ему дань…» – Я подняла взгляд от пергамента на Тамрина. – «Цари Аравии и Савы принесут дары».

Мне показалось или он мертвенно побледнел?

Мне отлично известно, что непривычные к нашему языку зовут мое царство «Савой». Разве не так?

– Вы правы, царица.

– А что же здесь значит «Аравия»?

Он помедлил.

– Пунт, моя царица.

Мой взгляд стал тяжелым, как камень. Тамрин тут же склонился в низком поклоне, а я возвратилась к свитку.

– «Милосерд к нищему и убогому… от коварства и насилия избавит души их… и будет жить, и будут давать ему от золота Аравии!»

Я швырнула свиток ему под ноги.

– Царица, я приношу глубочайшие извинения. Я не знал…

– Это записано как молитва Давида, сына Иессеева, – сухо сказала я. – Кто это такой?

– Царственный отец Соломона.

– Его так и называли в народе? «Сын Иессеев»?

Он выпрямился.

– Да. Отец царя был рожден не в семье монархов.

– И как же в подобном случае, – насмешливо протянула я, – он смог вознестись на трон?

Тамрин на миг поджал губы.

– Он был избран одним из их пророков в числе сыновей Иессея. Он был пастухом… и младшим сыном.

Мой смех зазвенел под сводами комнаты.

– Так этот великий богатый царь на самом деле сын пастуха? – Я посмотрела на Шару, которая, позабыв о вуали, пыталась спрятать одну из редких своих улыбок.

– Да. – Торговец развел руками. – Его отец едва ли мог назваться царем. Но он оставил наследство: он был победителем в войнах… бандитом большую часть своих дней, убийцей людей. Именно он объединил племена Израиля.

Наши собственные правители объединяли племена. Даже сегодня мой народ называл меня мукарриб – объединительница – согласно традиции, заложенной моим дедом, который соединил четыре великих царства в одно, Сабу, ставшею превыше их всех.

– И этот пастуший царь молился о том, чтобы Саба несла свое золото его сыну.

– Царица, богатство Сабы давно уже легендарно. И это комплимент нашему царству, тот факт, что бывший их царь желал сыну подобного отношения.

– Тамрин, давай наконец поговорим откровенно.

Он отступил, когда я сошла с возвышения и направилась к низкому дивану. Жестом я пригласила Тамрина занять соседний, тем самым подняв его до статуса советника.

– Десять лет на троне. Возможно, как ты говоришь, одиннадцать, – начала я, когда Шара поставила перед нами блюдо с финиками.

– Да, моя царица.

– Его жена – дочь фараона. Но всем известно, что фараон слаб.

– Его первая жена.

– Сколько же их у него? – Я подняла кубок. У моего отца тоже было несколько фавориток.

– Я не уверен в точном числе. По последним подсчетам их было около двух сотен.

Мне с трудом удалось не выплюнуть от изумления вино.

Он мягко улыбнулся.

– Это правда. Дочь фараона принесла ему Гезер. Невеста из аммонитов – контроль над Королевским Трактом, от Красного моря до самого Дамаска. И так далее, включая наложниц из двенадцати племен его народа, жен из вассальных Моаба, Эдома, Арама, Хамата, Зобы, Ханаана, Хатти, Амалекитов.

– Все ли рассказы о нем настолько преувеличены – от списка земель и богатств до количества его жен? – На этот раз я не просто взглянула на него, я поймала себя на том, что почти неприлично глазею. И как я раньше не замечала, что у его глаз такой изумительный синий цвет?

Торговец мягко покачал головой.

– Боюсь, что не преувеличены. Я видел его столицу и возведение его храма, видел крепости в городах, где его гарнизоны контролируют дороги от Евфрата в Синай и от Красного моря в Пальмиру. Получив контроль над торговыми путями через Гезер, он стал также посредником в торговле лошадьми и колесницами между Анатолией и Египтом.

Я прищурилась.

– Они называют его Принцем Купцов, – продолжил он. – Царь знаменит своим пристрастием к роскоши, экзотическим товарам и животным.

– И женщинам, по всей видимости.

– По всей видимости, – кивнул он, слегка улыбнувшись.

– И почему же я так мало слышала о нем и о его отце, если они так влиятельны и богаты?

Несколько лет назад я слышала что-то о царе-разбойнике Давиде, но не более того.

– Слишком мало караванов ходит так далеко на север, обычно они доставляют товары не дальше оазиса Дедан, где продают их другим торговцам. Мой отец несколько раз доходил до самого Эдома и Иерусалима, на что каравану требовались месяцы. Я был там дважды и собственными глазами видел то, о чем говорил. Твой отец вел дела с этим царем – он посылал мирру на похороны любимой матери царя, когда та заболела. Во время последнего моего путешествия я узнал, что она отошла в мир теней.

Я вновь задумалась о сидящем передо мной мужчине, внимательно рассматривая ляпис-лазурь его глаз, тонкие морщинки вокруг них, широкий лук его верхней губы, тонкие пальцы мозолистых рук. Я была права, решив, что именно такой человек должен заявить о торговом могуществе Сабы большому миру. Отметила про себя, что он так и не расслабился полностью, оставил ноги на полу – он был из тех, кто никогда не теряет опоры, не забывает об осторожности.

Из тех, кто способен смириться с придворной жизнью, вести себя с обманчивой легкостью, но лишь до тех пор, пока к тому принуждают обстоятельства.

– Ты рано покинул мой пир, – сказала я.

Он склонил голову.

– Я скромный торговец, и я не привык к роскоши. Прошу прощения, царица.

Я подергала воображаемую ниточку на рукаве.

– Что получил мой отец взамен благовоний, отправленных им на погребение царицы? Я полагаю, что мать царя происходила из царского рода и не была пастушкой.

– Царскую благодарность и выгодные условия.

– Царскую… благодарность?

– Да, и выгодные условия торговли. Моя царица, – Тамрин склонился ко мне, – я повезу на север рассказы о твоем царстве, о твоем богатстве и о верности твоих народов. Скажи, чего еще ты желаешь… и я это сделаю.

Мне показалось или в его глазах действительно засиял огонек двойного обещания? Мой собственный взгляд скользнул по тыльной стороне его ладони, проследил линию запястья до сильного предплечья, где под кожей проглядывали жилы.

Я откинулась на подушки.

– Ты правильно понял мои намеренья. Тогда пойми и это: я хочу, чтобы наш язык, наши боги, достижения наших водных инженеров донеслись на север за пределы Финикии. Я хочу, чтобы мир услышал о наших дамбах и каналах, о чистокровных верблюдах. О двойном рае Мариба, нашего оазиса, и о крепости нашей столицы, о ее многоэтажных домах.

– Но красоте ее царицы?

Я весело улыбнулась.

– Ты до сих пор не видел моего лица.

– И все же, когда я буду рассказывать о тебе, царица, меня будут обвинять в преувеличении и сказках точно так же, как ты обвинила меня за рассказ о Соломоне. Но почему ты так хочешь поведать миру о чудесах Сабы? Ведь причиной не может быть лишь обычное хвастовство.

– Ты прав. Но мы обязаны хвастаться чудесами. Я хочу привлечь в свою столицу лучших мудрецов и мастеров мира. Я хочу приблизить тот день, когда бронзовых дел мастера и строители из Финикии, астрономы из Вавилонии, ткачи из восточных племен, которым известны секреты шелка, прибудут в Сабу и приведут ее к процветанию, зная, что здесь их щедро вознаградят за мастерство и знание.

Он медленно и тихо вздохнул.

– Да, теперь я понимаю. И тоже стану стремиться приблизить тот день, когда имя Сабы будут произносить с благоговением, как имя бога… и именем богини станет имя ее царицы.

Я рассмеялась, и на этот раз мой смех действительно был веселым.

– Полагаю, что теперь, после окончания дождей, ты получишь множество даров из Египта, – сказал Тамрин, наблюдая за мной. Его взгляд скользил по моей вуали.

– Дни процветания Египта остались в прошлом, – ответила я.

– Однако ливийские наемники день ото дня становятся все сильнее. Египет потерял Нубию, но вскоре станет новым, куда более воинственным государством.

– У нас всегда были добрые отношения с Египтом. Но теперь им управляют жрецы. Мы отправим дары в храмы Фив.

– Как скажешь, моя царица. Их пророчества дорого обойдутся.

– Да, и будь готов получать прибыль. Я сделаю тебя богатым – богаче, чем сейчас, – сказала я. Потому что лишь человек, которому не нужно никому ничего доказывать, будет одеваться настолько просто и вести себя при этом настолько изысканно. – А теперь скажи мне: какого бога почитает царь Соломон?

– Бога своих праотцов.

– А именно?

– Его называют «Господь Всевышний» и «Аз есмь».

Я выгнула бровь.

– Разве это имя для бога?

– Имя этого бога не произносят вслух. Они считают его выше всех остальных богов.

– Этот царь совершенно точно стремится в пропасть! – засмеялась я. – Разве он не знает, как подобное было проделано в Египте, когда Эхнатон провозгласил всевышним одного лишь Атона – бога, у которого было хотя бы имя, – и как печально все это закончилось? Эхнатон стал «врагом» во всех архивах их собственной истории!

Я читала об этом несколько лет назад: после смерти Эхнатона храмы были заброшены на долгие годы, чума скосила большую часть населения. Неудивительно, что историки возненавидели фараона за то, что тот осмелился так прогневать богов.

– И каков символ этого непроизносимого бога? Ты привез с собой его идол?

Он помедлил.

– У бога нет символа. И нет идола.

Я рассмеялась еще искреннее, чем раньше.

– Бог, с которым нельзя говорить и которого невозможно увидеть.

– Их закон запрещает высекать изображения любого бога – в том числе и их собственного.

– Что за форма неверия заставляет их уничтожать имя и лицо собственного божества?

– Уверяю тебя, его жрецы очень набожны, – мрачно ответил он, – хоть женам царя и позволено отправлять свои культы в местах служений, которые царь специально построил для них за пределами города.

Я пожала плечами.

– Недолго же ему жить в этом мире.

– Как скажет царица. – Тамрин поклонился мне. – Но, покуда он жив, скажи мне, какие дары я должен приготовить ему и взять со своим караваном, когда мы решим выступать?

Я поглядела ему в глаза.

– Никаких.

Тамрин вскинул брови.

– Возьми обычное количество товаров, проследи лишь за лучшим качеством.

– Ты уверена, моя царица?

– Саба обладает монополией на торговлю специями. Если он хочет получать товары из Пунта или Хидуша либо из стран, что лежат к востоку от них, царю придется иметь дело со мной. Он может прислать подарки… нам.

Он помедлил.

– Как скажешь. А какое послание я должен передать Принцу Купцов?

– Только свои рассказы… и цены.

– И когда я приду в Иерусалим, рассказывая истории о Сабе и ее потрясающей царице, царь Израиля пожелает мирного и прибыльного союза… что мне ответить, если он предложит брачный союз с Сабой?

– Что у меня нет дочери, которую я могла бы отдать ему в жены.

– Я имел в виду свадьбу с тобой, царица.

Я смерила его взглядом.

– Я правительница своей страны. А не царевна, которую можно отправить в его гарем.

– Да продлится твое правление сотню лет, – сказал он, склоняя голову.

Когда Тамрин ушел, я сняла вуаль и долго пила из кубка.

От меня не укрылся лукавый взгляд Шары.

– Я знаю, что ты подумала, – сказала я позже, когда она помогала мне раздеться в моих покоях, после того как прислуживающие мне дочери благородных семейств были отправлены спать.

– Не говори, что ты не заметила его красоты… и того, каким взглядом он на тебя смотрел.

– Возможно, заметила.

Она рассмеялась, и я была благодарна за то, что снова услышала ее смех.

В ту ночь, пока Шара спала и ритм ее дыхания напоминал мне мерный шепот морского прибоя, я снова думала о тонких пальцах, о сильных руках и о том, как изгибались его губы в улыбке.

Но опытный и разумный союзник был мне куда нужнее любовника. Мне нужен был глашатай Сабы в далеком мире.

…У этого глашатая был очень красивый рот.

Тамрин вернулся через три недели, чтобы попрощаться со мной в храме в первый день растущей луны – во время новых начинаний и путешествий. На этот раз он надел бронзовый амулет с защитными письменами, амулет торговцев. Жрица – женское воплощение лунного цикла Алмакаха – напевно читала гимн, пока аколит Азма ловил кровь жертвенного козленка в чашу перед священным колодцем. Юная дева, назначенная храмом пророчествовать вместо меня, покачивалась, стоя на коленях, явно под влиянием дурманной настойки Азма.

– Лев будет реветь, – повторяла она снова и снова. Азм не стал трактовать видение. Знамение было дано лишь торговцу, и только он сам мог постичь значение сказанного, если в знамении и вправду был смысл.

Когда я подняла руки, чтобы благословить торговца, девушка взглянула на меня и закричала, заслоняя глаза. Я не стала обращать внимания, зная, что она полубезумна от дурмана. Я сосредоточилась только на Тамрине, человеке, которому я должна была доверить все свои планы, человеке, путешествию которого я отчего-то странно завидовала.

Он тоже смотрел на меня снизу вверх, таким взглядом, словно над ним стояла не женщина и царица, а нечто иное.

Я вдруг почувствовала, как расстояние между нами растягивается, увеличивается, как в ту ночь, когда я донимала

Азма своими вопросами, а мои неотступные рассуждения и отчаянный поиск ответа не находили отражения в его глазах.

Я погрузила пальцы в чашу.

– Вернись ко мне быстро и благополучно, я жду тебя в новом году, – сказала я, рисуя перевернутый полумесяц на его лбу.

Он склонился вперед, поцеловал ремешок моей сандалии.

И ушел через мгновенье, вскочил в седло и отправился к каравану из трех сотен верблюдов и стольких же их погонщиков.

Пришла зима, и я забыла про царя израильтян.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю