Текст книги "Железный человек - Моё путешествие сквозь Рай и Ад вместе с Блэк Саббат"

Автор книги: Тони Айомми

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

42. Мы никогда не отчаиваемся

Готовясь к альбому “Never Say Die!”, мы принялись писать песни, но было тяжело. Пока мы гастролировали по Америке, появился панк. Даже на разогреве у нас числились “The Ramones”. Совершенно не хочу принижать их достоинство, но, думаю, это был неверный выбор. Они не очень хорошо справлялись, в них летели всякие предметы, так что пришлось убрать их из тура.

Не думаю, что мне были по душе все эти панковские прибамбасы. Агрессия в музыке – это одно, но когда дело доходит до злобы и саморезания, для меня это уже слишком. Тем не менее мне нравятся определённые песни, особенно поздние. И некоторые из них оказали на Black Sabbath своё влияние.

Я думаю.., о, и не знаю как.

Панк пришёл и слегка наподдал нам. The Stranglers были “Номером 1” в то время. Помню, Гизер сказал: “Мы немного устарели со всеми своими риффами и остальным.”

Ощущения у меня были вроде: о, Боже, и что мне теперь сочинять?! И снова парни по обычаю отправлялись в паб, потом возвращались и спрашивали: “Ну что, у тебя есть что-то?”

“Нет, не придумывается ничего...”

Разродиться чем-то было трудно, особенно после того, что сказал Гизер. Я чувствовал, будто больше не верю в то, что мы делали. Я мучался. Я всё время думал: если я придумаю рифф, они могут заявить: “О, а другого чего-нибудь мы не можем сделать?”

Ребята такого не говорили, но я себя так чувствовал, словно они могли бы. И всё это как раз, когда я почти застолбил студию звукозаписи в Торонто, так что давление нарастало горой.

А потом ушёл Оззи. Он просто не хотел больше этим заниматься. Это был очень сложный период для нас, но мы никогда не задумывались над тем, чтобы завязать. Мы спрашивали себя: вернётся ли он? Он мог передумать, мы не знали. Но вместе с тем мы говорили так: “Мы не можем просто сидеть, надо что-то делать.”

Мы с Биллом с давних пор знали одного вокалиста, Дэйва Уолкера (Dave Walker), еще со времён, когда он пел в локальной бирмингемской команде The Red Caps. Позднее он пел в Savoy Brown и Fleetwood Mac, а затем переехал в Сан-Франциско. Я помнил, что у него был отличный голос, так что мы связались с ним. Мы хватались за соломинку, на самом деле, в мыслях было: мы тут альбом написать должны, у нас студия забронирована, а вокалиста нет! Мы порепетировали с Дэйвом немного, написали с ним две или три композиции. Всё просочилось в прессу, и мы с ним даже приняли участие в передаче на местном телевидении в Бирмингеме, но мы чувствовали, что что-то не так. Потом Оззи сказал: “Извините” и всё такое, и вернулся. Мы поговорили с Дэйвом, и он ушёл. Однако Оззи не возвратился до тех пор, пока не осталось два или три дня до того, как нужно было ехать на студию в Торонто. Отменить мы ничего не могли, так как заплатили кучу денег авансом. Песен у нас так и не было, кроме тех трёх, что бы сделали с Дэйвом и которые Оззи не мог петь.

43. Оззи уходит

После мирового турне вся группа перебралась в Эл.Эй на одиннадцать месяцев. Это снова было связано с налогами, мы рассчитывали так: двинем туда, подготовим следующий альбом и запишем его. Но обернулось всё бесконечной разочаровывающей рутиной.

Делами нашими тогда управлял Дон Арден, а его дочь, Шарон, помогала ему. В основном дела группы проходили через меня, так что я часто контактировал с ней, обсуждая, где мы будем жить, репетировать, записываться и всё такое.

Мы все поселились в огромном доме, гараж которого превратили в студию для репетиций. Следующим шагом должно было стать выдвижение идей, но до этого не дошло. У нас опять была куча кокса. Хождение по вечеринкам, продолжение банкетов дома, а после попытки писать материал: это было тяжело. Но что делало процесс совсем невозможным, это то, что Оззи в нём не участвовал. Он был на другой планете. Мы пытались подтолкнуть его: “Идеи какие-то есть?”

“Нет, ничего в голову не лезет.”

После чего отрубался на диване. Это угнетало, так как повторялось снова и снова, это был путь в никуда.

Я должен был появляться на Warner Bros.Records, так как они желали видеть прогресс и спрашивали: “Как продвигается?”

“О, замечательно!”

Но мы не делали ничего.

“Как треки звучат?”

“О, просто отлично!”

Адское пекло, а что я должен был говорить? “Мы тут шесть месяцев и ни хрена не сделали?” Они бы не захотели такое слушать. С каждым разом, когда мы там появлялись, стыдоба становилась всё значительнее.

Мы провели там месяцы, а Оззи почти не пел. Мы не могли даже поговорить с ним нормально, потому что он глотал столько выпивки и наркотиков, что постоянно был в отключке. Мы все злоупотребляли, но он делал это на совершенно другом уровне. Мы ещё могли что-то создавать, но спиртное и наркотики по-разному воздействуют на людей. Думаю, что у Оззи пропал интерес к чему бы то ни было. У нас было около трех идей, музыкальных, но мы не знали, куда двигаться дальше без участия Оззи. Мы написали песню, а он заявлял: “Не хочу тут петь.” Он попел немного под “Children Of The Sea”, но окончилось всё пшиком. Наконец, мы дошли до предела, когда сказали себе: “Если у Оззи ничего не выходит, то нам нужно или распустить группу, или найти кого-нибудь другого.”

У Оззи тогда ещё ничего не было с Шарон. Факт в том, что скорее у меня сначала с ней что-то завязалось, но это были отношения, похожие на дружбу. Это никогда не переходило в любовные отношения. Я постоянно общался с ней по делам, она нравилась мне, как человек. И я сказал Шарон: “У нас такая-то проблема с Оззи.”

Она в ответ: “О, дай мне немного времени.”

Я сказал: “Нам нужно как-то сдвинуться с места. Звукозаписывающая компания спрашивает, где же наша музыка.”

Я пришёл к выводу, что мы должны поставить Оззи ультиматум: “Или ты что-то делаешь, или мы тебя заменим.”

Так и получилось. Билл разговаривал с ним с сказал: “Слушай, нам нужно двигаться дальше.”

Это было печально. Мы десятилетие были вместе, но пришли к тому, что больше не можем полагаться друг на друга. Вокруг всё кишело наркотиками, кокаин, куаалюд, мандракс, ещё было пойло, ночи до утра, женщины и всё остальное. Паранойя накрывала тебя всё больше, и ты думал: они ненавидят меня. Мы никогда не дрались, но это трудно – находить взаимопонимание с кем-то, общаться с ними, решать проблемы, когда все под кайфом. По каким-то причинам последним мудаком почему-то остался я. Оззи, кажется, думал, что это я подталкиваю всех, говорю от имени группы и мучу воду. Кто-то должен был сделать ход, сделать хоть что-то, иначе мы бы так и остались на месте, в дурмане. Так вот оно было.

Я уж было подумал, может мне уйти и заняться чем-то другим. Где-то на этом этапе Шарон познакомила меня с Ронни Джеймсом Дио. Она предложила организовать сайд-проект и сделать это с Дио. Я подошёл к нему и сказал: “Я в ужасной ситуации. Я думаю, что то, что у нас есть, больше не работает. Тебя не заинтересует перспектива заняться чем-то другим?”

44. Шотландская секта Сюзан

Оззи был не единственным близким и дорогим человеком, покинувшим меня. Мой брак с Сюзан развалился примерно в то же время, когда я переехал с группой в Эл.Эй. Причины я где-то понимаю. Она оставалась одна в огромном доме, пока я гастролировал, как только я возвращался, пропадал в студии. Ей должно быть было очень одиноко. Она видела, как другие парни ездят в отпуски со своими жёнами, а я оставался работать в студии. Я не понимал, что необходимо заботиться об отношениях. Для меня существовала только работа, работа, работа. Я был ослеплён ею. Вы должны исполнить то, для чего предназначены, не так ли? Но из-за этого ваши отношения заходят в тупик.

Она желала развода и подготовила все бумаги. Я был в шоке. Мне было горько, и реакцией на всё это стало легкое безумие. Я приехал в Лос-Анджелес и пустился во все тяжкие. У меня было так много девушек, что я назначал встречи на разное время. Одна приходила в два часа, а за ней – другая на пару часов позже, которой я говорил: “Мы до трёх репетируем, так что подходи к четырём...”

Однажды я был с девушкой и услышал сирену у ворот. Я выглянул в окно, а там была другая девчонка. Я сказал: “Быстро! Тебе пора, это моя жена!”

Она заволновалась: “Ааа!”

Я продолжил: “Двигай по крыше, спустишься по стене!”

Я помог ей выбраться через окно и вскарабкаться на крышу, которая просела так, что она смогла легко спрыгнуть. Пока она прокрадывалась к выходу, за ней снаружи наблюдали, покачивая головами, женщина из прислуги и мой гитарный техник.

Я отказался от дома в Килворте. Когда я вернулся из Лос-Анджелеса, я ненадолго поселился у своих предков. Тем временем Сюзан подалась в Британскую секту, куда нужно было отдавать все свои деньги и собственность, селиться с ними и жить обработкой земли. Я разговаривал с её родителями. Они были шокированы. Они сказали мне: “Тебе стоит вернуться и жить дома.”

Но я ответил: “Нет, не могу. Не представляю, как я теперь могу вернуться туда.” Я нанял оценщика мебели. Отдал на хранение то, что принадлежало мне, кое-что продал и отдал Сюзан деньги. Она собственно не хотела их брать, так как перебралась в эту секту и отдала им все деньги, которые собиралась отдать. Я так и не понял, кто они такие были, эта секта, и родители её не поняли.

Спустя уже достаточно времени после того, как наш брак распался, она нежданно негаданно вызвонила меня и попросила: “Пожалуйста, приезжай, забери меня. У меня неприятности.”

Она находилась в Инвернессе, в Шотландии. Я с другом был в клубе в Бирмингеме и уже пропустил пару стаканчиков. У меня началась паника и я сказал: “У неё проблемы. Надо ехать!”

Мы забрались в мой Роллс-Ройс. Путь был далёкий, поэтому сто миль вёл я, а потом он сел за руль на следующие сто. Наконец мы добрались туда, помятые, уставшие, на шатающихся ногах, а она нам: “Вы зачем приехали?”

“Потому что у тебя были проблемы!”

“Ну, думаю, всё уже утряслось.”

Я сказал: “Ты едешь с нами!”

“Нет. Не поеду.”

“Нет уж, поедешь!”

Как-то так. Так и не поехала, поэтому мы вернулись в машину. И проехали обратно ещё 300 миль.

Я видел её ещё лишь раз, когда у меня были отношения с Литой Форд (Lita Ford). Лита была в Лос-Анджелесе, я вернулся домой в Бирмингем, и Сюзан пришла ко мне. Она хотела, чтобы мы снова были вместе. Я сказал ей: “Слушай, у меня больше нет к тебе тех чувств, и у меня сейчас есть девушка.”

Тяжело заново разжечь ушедшие чувства. Так всё и закончилось. Она переехала в Австралию, и больше я её не видел.

45. Дио делает дело, а Дон – нет

Ронни был готов сделать что-то совместными усилиями, но я какое-то время не связывался с ним, так как мы всё ещё были в замешательстве по поводу Оззи. После того, как он наконец ушёл, я сказал Гизеру и Биллу: “Почему бы не попробовать Ронни?”

Я позвонил ему и сообщил: “У нас тут теперь другая ситуация, как ты насчёт этого?”

Мы пригласили его домой и сыграли “Children Of The Sea”. Ронни взял и с ходу подобрал вокальную мелодию. Мы были под впечатлением, потому как в течение одного дня мы перешли от ситуации, когда ничего давным давно не сдвигается с места, к такой, когда мы в состоянии придумать песню на лету. Мы немного поиграли “Lady Evil”, Ронни тут же спел и в ней. Мы подумали: адское пекло, да мы поймали удачу за хвост! Это немного подняло нам дух. Мы всё еще переживали из-за ухода Оззи, но всё шло своим чередом. И теперь мы были довольны тем, что на самом деле ещё способны на что-то.

Оззи к тому времени выехал из дома, но Дон Арден всё старался вернуть его в команду. Дон наконец-то заполучил группу, которую давно хотел... и мы распались! Он не мог этого принять, ему был необходим оригинальный состав, поэтому он настаивал: “Ни за что не срастётся с Ронни.”

Я отвечал: “Так уже срослось! У нас есть хороший материал и мы на ходу. А Оззи сейчас не в состоянии этим заниматься, ему абсолютно не до этого.”

Он не сдавался: “Дайте ему шанс.”

Мы прожили десять месяцев в этом доме и ничего не получалось с Оззи, так откуда оно внезапно возьмёт и получится за пару недель? И мы не забыли, что Оззи уже уходил однажды, перед “Never Say Die!”. Это вылилось нам в копеечку, мы больше не могли ничего сочинять, все впали в депрессию и раздражение от всего этого, так что мы представить не могли, как нам продолжать дальше с Оззи. Дон не мог угомониться: “Мы должны вернуть Оззи, мы должны вернуть Оззи!”

Мы ему: “Дон, он выпал из темы. Ничего не получится.”

На что Дон, конечно, находил ответ: “Вы не можете взять певцом в Black Sabbath карлика!”

И такое было. Но нам было необходимо подвести черту. Мы собирались поставить на Ронни.

А потом уехал Гизер. У него были проблемы с браком, так что ему пришлось отправляться домой и разбираться со всем, на время он фактически покинул группу. Ронни немного играл на басу, так что неожиданно мы стали трио: Билл, Ронни и я. Мы придумали парочку вещей, именно тогда я привлёк Джеффа Николлса. Я сказал: “Просто временно возьмём кого-то, кто поможет нам тут обойтись.”

Первой вещью, которую мы сочинили вчетвером, была “Heaven And Hell”. Я играл тот рифф, а Ронни просто что-то напевал под него. Это было спонтанно. И мы сказали друг другу: “Чувак, да это клёво!”

Ронни всегда ездил на своём кадиллаке. Ему пришлось поднимать сиденье, машина была огромна. Там где мы жили, обитало множество змей. Мы прознали, что Ронни их боится, взяли мёртвую особь, зацепили леской её за голову, а конец привязали к ручке на дверце автомобиля. Я положил змею на пассажирское кресло, и когда Ронни открывал водительскую дверь, то потянул змею к себе. Это сработало: он чуть не обделался.

Вернулось мне за это сторицей, когда однажды я пошёл в туалет в своей спальне, включил свет, и, адский ад, там была змея. Тоже мёртвая. Я почти обкакался ещё до того, как добрался до горшка.

Мы постоянно разыгрывали друг друга. Шутки помогают людям лучше поладить. И ещё, я полагаю, это тест на то, как человек на них реагирует.

Дела шли распрекрасно, а Дон всё продолжал: “Ничего не получится. Если не вернёте Оззи, вам конец.”

Мы были все в работе в доме, когда неожиданно появились какие-то ребята и увезли мебель, которую для нас заказывала Шарон. Мы замечали, что вещи постепенно исчезают. И стращали друг друга: “Не пускай их внутрь. Отберут диван.”

Это было отвратительно, поэтому мы решили полностью разорвать наши отношения с Доном. Он так долго хотел стать нашим менеджером, и так недолго присматривал за нами. Тогда нас захотел подобрать Сэнди Перлмен (Sandy Pearlman), менеджер Blue Oyster Cult. Мы оставили его как запасной вариант, так как снова решили заниматься всем сами, совсем как во времена перед тем, как управление в свои руки взял Дон. У нас всё ещё работал Марк Фостер, помогавший нам с повседневными делами со времён “Sabbath Bloody Sabbath”. Он был вроде ассистента, путешествовал с нами, организовывал проживание в отелях, переезды и что бы там не потребовалось ещё.

У Марка были физические проблемы, в области паха, наподобие слоновой болезни. Самое нелепое в том, что он стоял с этой своей выпуклостью и вместо того, чтоб попытаться скрыть её, он выпячивал её на показ, и это было первое, что вы замечали, опуская взгляд.

Однажды, когда состав с Ронни уже распался, мне позвонили и сообщили, что Марк умер. Они не могли отыскать его семью и спросили: “Не хотите забрать себе его имущество?”

Я ответил: “Нет, мне ничего не надо.”

Мне было по-настоящему грустно. Марк был англичанином, но он должно быть женился на американке, так как мне кажется, что у него был сын где-то. Я им всё это рассказал, но я не знал, где он.

Как бы то ни было, Марк был жив-живёхонек в то время и помогал нам, мы решили, что у нас нет другого выхода, как съехать из дома. Благодаря Арденам помещения опустели, и аренда подошла к концу. Мы подумали: давайте-ка уедем из Лос-Анджелеса все вместе. Это было неподходящее для нас место тогда.

И мы двинули в Майами.

46. Билл доходит до ручки

Мы осмотрели самолёт, летящий в Майами, и удивились: “Чего это на этом рейсе никого нет?”

Оказалось, что мы летели в зону урагана, и все покидали округу. Мы поняли, все сваливают, а мы туда летим!

Мы добрались до места, а там всё заколочено. Мы арендовали дом Барри Гибба (Barry Gibb), но первые три дня провели в отеле, так как находиться где-либо ещё было опасно. Они обшили досками всё здание полностью. В ожидании бури нужно было наполнить водой ванную и нельзя было покидать гостиницу. Они заготовили сандвичей, но, конечно же, в конце концов еды не хватило. В один из дней мы с Джеффом стояли у меня на балконе, как два идиота, и смотрели на раскачивающиеся деревья. Затем мы услышали: “Вы! Эй, вы! Вернитесь в номер! Убирайтесь с балкона!”

Это был полицейский.

“Идиоты, идите комнату!”

Стало жутковато. В какой-то момент нам сообщили: “Уже слишком поздно уезжать, вам придётся остаться. Находитесь под кровом!”

Мы ответили: “О, Боже. Ну началось.”

Через нас прошёл только внешний фронт урагана. Сносило деревянные столбы, мимо пролетали светофоры, деревья вырывало с корнями, но всей мощью не ударило. Даже так было достаточно стрёмно, чтобы мы в штаны поналожили.

Несколько месяцев мы провели в доме Барри Гибба. Он переехал в другое место. Мы поступили так же, как и в Лос-Анджелесе: забацали репетиционную студию, где установили всю аппаратуру. К нам подъехал Крейг Грубер (Craig Gruber), басист, в прошлом работавший с Rainbow, как и Ронни. Мы оставили Джеффа, так как хорошо с ним поладили, и подвязали его на клавишные. Это было внове для него, но его хватало на то, что нам было нужно: играть аккорды, иногда предлагать идеи по поводу того, что играть кроме аккордов.

Мы написали ещё материал, в этот раз без Гизера. Для меня и Билла это было непривычно, мы привыкли работать с ним. Все воспринималось, как временный выход, мы всё ещё надеялись на возвращение Гизера. Было нелегко, но мы справлялись. На самом деле процесс создания протекал довольно гладко, и вскоре мы наделали песен на целый альбом.

Билл в то время не по-детски бухал. С ним была его жена, и пила она также не слабо. Билл мог проснуться утром, ещё трезвым, взять из холодильника пиво, потом ещё пиво, и ещё. Я задавал вопрос: “Билл, сколько пива ты уже принял?”

“Ой, да только парочку накатил.”

Но к тому времени было уже около десяти. Это стало известным, как “он только парочку накатил”.

В течение дня он переходил от эдакой весёлой стадии к состоянию полного мрака, меняясь по мере того, как выпивал всё больше. К девяти или десяти вечера мы начинали его избегать, потому как он приходил в по-настоящему поганое состояние и становился агрессивным. Между тем с его игрой было все в порядке. Он пил с утра, но, если он выпивал всего несколько бутылок, то играл отлично. Это после, к вечеру, он переходил в другую стадию. И если мы решали взять выходной, адское пекло, он отрывался по полной.

Как обычно, над Билом подшучивали. Был случай, у меня оказался телефон клуба анонимных алкоголиков и имя парня, который там заправлял. Я сказал Биллу: “Позвонил какой-то долбанный чел, у тебя будет интервью.”

“Чего?”

“У тебя интервью. Позвони, спроси этого парня и скажи: “Не могли бы вы мне помочь? Это Билл Уорд.””

Он так и поступил. Билл начал: “Аллё. Я Билл Уорд. Вы не могли бы мне помочь. Мне сказали, чтобы я Вам позвонил.”

Они начали обсуждать проблемы с алкоголем. Мы стояли за спиной, слушали, и он просто взбесился. Никогда его таким не видел. Телефон подлетел в воздух и разбился о пол. Мы всё ретировались так быстро, как только смогли. Он совершенно не воспринял шутку и целую вечность потом ходил в дурном расположении духа. Мы просто держались подальше до лучших времён.

Несмотря на его пьянство, мы поручили ему ходить в банк и брать деньги для того, чтобы выплачивать зарплаты персоналу. Мы хотели, чтобы у него была цель: “Смотри, не нажрись с утра, Билл, тебе в банк идти!”

“О, точно, да, хорошо.”

Он воспринимал это серьёзно. Вставал утром, брился, мать его, приодевался. Он купил себе дипломат и неожиданно становился парнем из бизнеса, ходящим в банк и делающим это со всей ответственностью. Было забавно наблюдать эту перемену каждую пятницу, когда он должен был ходить за деньгами.

Ронни Билл по-настоящему нравился. Однако, приход Ронни повлиял на Билла. Тот не был на 100% доволен ситуацией. Он привык, что Оззи всегда был поблизости, как и все мы, но Билл просто не мог освоиться с тем, что его больше нет. К тому же, я думаю, выпивка в этом плане никак не помогала. Факт в том, что всё стало настолько плохо, что он (Оззи) больше не мог оставаться с нами. Билл мог скучать по Оззи, но это не означало, что нам нужно было кинуться в поиски того, кто звучал бы, как он. Тогда критики не оберёшься, кроме того, есть только один Оззи. Мы скооперировались с Ронни, так как нам нравилось, как он работал, и нам нравился его голос. Мы свернули на другой путь в музыке после того, как он присоединился к нам. “Heaven And Hell” мы сочиняли с вокалистом, который отличался настолько, что перед нами открылись новые двери. Когда ты проработал десять лет с Оззи, ты уже приблизительно знаешь, что он будет петь и как он собирается это делать. Все его возможности тебе известны. Где пределы возможностей Ронни, мы не знали, и это было стимулом, чтобы всё время прорываться на неизведанные территории, чтобы понять, что он может. Это была свежая кровь в команде, я мог играть новые аккорды, что давало мне возможность расширить свои горизонты в музыке. И Ронни реально вдохновлял меня играть соло, делать больше вставок. Не то, чтобы я недостаточно играл соло раньше, но Оззи никогда не просил меня: “Почему бы тебе не вставить тут соло?”

Он не вникал во всё это. Или, может быть, он немного вникал, а затем его внимание переключалось на другие вещи и он уже был далеко. Он не так много вкладывал в общую копилку. Это не было его виной. Он просто не был таким музыкальным. Он не владел никаким инструментом, поэтому он не знал, какие аккорды там идут, а с Ронни мы работали более командно, так как если вы садились рядом, он также брал гитару, или бас, и он предлагал: “Как насчёт такого аккорда?”

“А, да... точно!”

И от этого мы отталкивались. Ронни очень большое участие принимал, и это было круто.

Оззи пел по аккордам. Только послушайте “Iron Man”, и вы поймете, куда я клоню: его вокальная мелодия копирует музыкальную линию. В этом ничего такого, но Ронни любил петь вокруг риффа, а не с ним, придумывая мелодию, которая отличалась от аккомпанемента, что и открывало музыкально перед нами больше дверей. Я не хочу, чтобы это звучало, как нападки на Оззи, но подход Ронни позволил мне освоить другой путь и понять, что я могу двинуться, скажем, отсюда вот туда.

Ронни много привнес к нам и кроме того, как звучал его голос. Он знал, чего хотел, и мог говорить с нами в музыкальных терминах: “Может попробуем ля здесь?”

Оззи этого не умел, он не знал что означали “ля” или “ре”. Лучшее, что он мог предложить, было: “Ну, тут нам нужно что-то другое.”

“Какие-то идеи?”

“Ничего особенного. Как насчёт, эээ...”

Мы стали более профессиональными. Ронни всегда хотел сделать что-то ещё лучше, он постоянно поддавливал, и на сцене, и вне её. Для нас это было хорошо, так как это всех нас подталкивало. С годами мы, возможно, немного обленились и слишком полагались на то, что мы уже освоили, а Ронни бросал нам новые вызовы. Таким образом мы снова были больше, чем группой: мы сплотились, стараясь защитить команду, защитить то, что у нас было. Мы поверили в то, что у нас было.