Текст книги "Педофильский радикализм (ЛП)"

Автор книги: Томас Виктор О'Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

До 13 лет едва ли многие будут отчаянно сопротивляться запрету. Зато ребёнку допросы не грозят. И со взрослым, если даже срок отбыл, увидеться не дадут. Это лучше законодательства современного.

Ещё мы противимся возрасту согласия, но до четырёхлетия секса не допускаем. Газеты вменили нам последнее. Не понимая, что речь отнюдь не о возрасте согласия. Речь о возрасте сообщимости согласия.«Хотя ребёнку любого возраста конкретное половое действие кажется приятным или неприятным, однако способность это сообщить – т. е., сообщить о согласии – неодинакова».Даже младенцу междуножное щекотание способно нравиться. Но суду, в отличие от этого младенца, знать невозможно. Вербальные навыки, способности выражать мысли, словарный запас ещё недостаточны. Насколько младенцу хочется, чтоб это делали дальше, ребёнок ответить не может. Поэтому до четырёхлетия запрещение выносят автоматически.

Это ли возраст согласия? Не совсем. Если деяние не кажется противоречащим дитянину пожеланию, жаловаться нерационально да и необязательно. Даже для полицейского, признавшего наслаждение младенцу.

Кажется, словно такая возможность имеется даже сейчас. Когда статью касательно недоносительства дерогировали. Но разница, что недоносительство было на преступление уголовное. Здесь уголовность деяния недоказуема. До подачи жалобы, притом обоснованной, деяние даже не противоправно. Гражданскоправовые запрещения не обладают обратною силой.

Правда, камень преткновения не степень разговорчивости. Даже говорливое дитя (последствия) секса «не понимает».

Чего же говорить о бессловесном? Даже когда годовалое дитя булькает и визжит от удовольствия при щекотании междуножья, знать, что щекотание приятно, до первого раза не способно. Первое согласие не просто неозвучиваемо, вообще невозможно. Нельзя сделать что-то, прося разрешение задним числом.

Своя логика тут есть. Нету лишь учёта конкретных обстоятельств. Щекотатель может оказаться родителем. Которому без интима с грудничком обойтись нельзя. Ребёнка приходится купать, переодевать, выкармливать и т. д. Бояться притронуться к определённому месту на теле – маразм. Антисексуальных аттитюдов общества младенец усвоить ещё не успел. Поэтому несогласен ещё быть не может. Наоборот, опытно доказано: щадящие ласки младенцу нравятся.

Природа согласия разбирается не здесь. Пока просто разъясняю законопроект.

Некоторые говорят, якобы произвольному возрасту согласия мы противопоставляем ещё более произвольные несколькие. Разве четырёхлетние поголовно риторы? Разве трёх– и пятилетние сильно разнятся? Разумно ли вообще говорить о возрасте календарном? Вот опиралися на уголовответственность с десяти лет. Но что делать, если возраст уголовной ответственности повысят? Какие выбрать возрастные категории? Как обосновывать?

Прежде всего, действующие законы по возрасту согласия запрещающие, деспотические. Законопроекты PIE направлены на свобождение.

Во-вторых, и нынешнее законодательство непросто. Мужчине с девочками можно после 16-ти, с мальчиками – после 21-го. Но после какого возраста ребёнку можно по бабам? Не сказано. Даже те половинчатые нормы внятными посылками не подкреплены. Депутатские рассуждения затрагивали половую зрелость, а не согласие⁷.

В-третьих, и главное, надо не забывать, что дети развиваются. Годовалый и 15-летний – это для современного законодательства люди одинаковые⁸. Для PIE – нет. Чем участливее законодательство к возрастным отличиям, тем удобнее детям.

Закону вообще лучше задуматься насчёт уровня развития ребёнка вместо календарного возраста. Отдельные ребята могут оказаться ненормально (недо)развитыми по способностям отнекиваться-поддакивать. PIE-законопроект ещё лучше ситуацию предусматривает. Учётом обширного возрастного промежутка (4–9 лет), когда дитя дитю рознь. Иными словами, главное (насколько выявимо) согласие. Но не возраст.

Что совсем уже непонятно, так оговорка Children & Young Persons Act насчёт «угрозы морали». Якобы местные власти вправе ребёнка забрать. Если полиция либо National SPCC выявит «угрозу морали». Закон о «морали» судье можно выкрутить антисексуально. По сути «мораль» сексу антоним. Более строгая дефиниция «морали» личную жизнь ребёнка декриминализует.

Таковы законопроекты PIE. Многие правоведы равнодушными не остались. Но некоторые, вроде Ричарда Саусвела, сомневаются⁹. Чтобы суду вынести постановление, секс ещё надо доказать. По нашему разумению, доказывать необязательно. Но чья-то репутация пострадает. Однако всё равно целомудрие защитимо перекрёстным допросом. Правда, допрашивать не ребёнка, но дитянина представителя.

Куда важнее критика другая. Предполагается, что соглашаться на мастурбирование, даже на кейру, ребёнку безопасно. Но мало чего безобидного в коитусе.

Некому при здравом уме признать согласие четырёхлетки на проникновение. Что спереди, что сзади. Процедура мучительна, разрушительна для тела, для психики. До первого раза дитя не будет этого знать. Что первое согласие на проникновение ненастоящее, признаю́.

Противники детского согласия боятся, видимо, коитуса. Но в обществе, в котором из эроса не делается кровавой тайны, где коитус у детей друг с другом ещё с пелён – обыкновение, согласие ребёнка нестрашно. В этом обществе законопроекту PIE не помешали бы. (Если вовсе какой нужен.) Не говорили бы, дескать, ребята «не ведают, что творят». Поскольку шестилетнему, пустившему в себя восьмилетнего, своё внутреннее (не)приятие коитуса со взрослым уже будет ясно.

Мы в столь идеальном обществе не живём. Единственные пути к нему – смена точки зрения на ребёнка, совершенствование полового воспитания, сексэмансипация ребёнка, принятие законопроекта PIE. Программа радикальна. Как и всякое переустройство мира. Но пока того не произошло, страх оправдан. Надо сразу сказать: проникновение совершеннолетнего внутрь малыша проекты PIE не защищают. Верю, что практически достаточно будет уголовной ответственности за причинение ребёнку вреда либо страдания. Правда, охранительная функция PIE-законопроекта слаба. Санкция нами предусмотрена для того, кто навредил, а не навредить рискует. Оценка вредоносности сексуального действия до такого действия невозможна. Не направляемый ясными критериями педофил искушается самообманом, якобы «не так страшен чёрт».

Может, уместно ввести возраст согласия на проникновение? Я поддерживаю¹⁰. Правда, в ущерб «генеральной линии партии». Которой посвятил уже четыре года. Какой это будет возраст? Сколько должно быть человеку, чтобы проникновение показалось ему физиологически приятным? (Эмоционально-когнитивные критерии неуместны.)

Есть страны, где проникновение в ребёнка разрешается с восьми лет. Будь такой обычай опасен, он удержался бы ненадолго¹¹. Хотя, скорее всего, без удовольствия ребёнку. Меньше всего хочу догматизма. Возможно, возраст интромиссии не то же самое, что возраст анального секса. Но по степени моей медицинской осведомлённости, неформальности заявления, возможности неравного развития сверстников я допускаю коитус уже с 12 лет.

95% случаев педофильного секса по желанию ребёнка – без проникновения¹². Следовательно, противиться возрасту согласия на коитус едва ли станут. Думается, педофилы поймут.

Вообще защищать от коитуса следует и взрослых. Женщинам угрожает опухоль шейки матки. Девственность от этого спасает отнюдь не 100%-но (каждая 251-я больная девственна)¹³. Но всё ж интроекция в юности наряду с иными причинами канцерогенна¹⁴. Кто-то пытается винить малость возраста согласия. Забывая, что из пяти детей один (21%) этого возраста не дожидается¹⁵. Хотя все притворяются, будто подросткового секса не существует (уроки полового просвещения подробно преподают анатомию, генетику, но не как избежать беременности, заражения, рака), со взрослыми проблемами несовершеннолетние сталкиваются. Не зная выхода. Который есть. Та ж опухоль шейки матки на ранних стадиях излечима. Притом и раннее лечение щадящее.

Разве не глупо прятать голову в песок? Никакому венерологу не додуматься рекомендовать для профилактики половое воздержание. Зато подростку рекомендуют. К тому же венерические болезни считаются низостью. Замалчиваются. Скрываются. Поэтому впечатление, что их не бывает. Как не бывает и подросткового секса. В итоге больному подростку находить помощь стыдно. Положение усугубляется.

Вместо криминализации личной жизни куда лучше подростку предоставить равные со взрослыми блага здравоохранения. Почему бы не проверять по школам и состояние здоровья репродуктивного? Конфиденциальные мазки с шейки матки для девочек обойдутся недорого¹⁶. Приучат обследоваться регулярно. Разными социальными классами необходимость в этом осознаётся по-разному. Что способно быть исправлено школой.

По фольклору, coitus per anum ещё смертельнее. Это ложь. Слово Вулфенденову комитету:

«От анального секса, тем более с участием юношей, ущерб якобы повышенный. Нам это выдвигали в оправдание тяжелейшего наказания за мужеложство. Но наши данные свидетельствуют: от анального секса физический ущерб очень редок»

¹⁷.

Наверно, половая жизнь опаснее всего беременностью. Но педофилы не виноваты. Если кому нравятся девочки, то возраста неплодовитого. А когда понесёт отроковица, скорее всего постарался ровесник. На которого при всём ущербе беременной уголовного дела не заведут. Хотя любопытно, что недавно женщина взыскала с 12-летнего алименты. Должен он оплачивать карманными деньгами либо приступить к оплате совершеннолетним – этого не знаю. Однако, видно, что право считает, якобы ребёнок и соглашаться не может, и за согласие несёт ответственность. Где логика?

Боятся, словно раскрепощение ребёнка даст отроческий baby-boom. И правильно боятся, коли хитрости контрацепции намерены скрывать. Спасение – во смене взглядов¹⁸. Школы должны преподавать, обеспечивать контрацепцию. Средства которой обязаны быть бесплатны либо разрешены к обретению для детей. Доброе начало положено в Донкастере Робертом Стакером. Он открыл клинику планирования семьи для подростков. Даже 12-летняя свою противозачаточную таблетку там получит¹⁹.

Говорят, ещё педофилия грозит эксплуатацией. Этому вопросу посвящена целая глава. Но тут уместно заметить: законопроекты PIE легализацию с эксплуатациею не путают. Кейт Хоуз, отец этого законопроекта, вдохновился гей-левачеством. С эксплуатациею несовместимым.

По Хоузу, первейшая задача законопроекта – предоставление ребёнку голоса. Намерены свободить не педофила, но прежде всего ребёнка. Экономически, социально слабого. Судьбу отношений решающего. Вместо властей, истца, полиции. Вместо педофила. И вместо родителей. Которые ребёнка любят и лелеют обычно, но не всегда. Законопроекты PIE рук эксплуататору не развязывают. По-прежнему принуждение ребёнка надо считать уголовнонаказуемым. Зато ребёнку возможностей ещё больше.

Тело ребёнка станет имуществом ребёнка. Не властей и не родителей. Никому не нужная «половая неприкосновенность» останется в прошлом. Вместо неё придёт осознание, что ребёнок имеет права. Также право на личную жизнь. Обоснованию чего мы посвящаем главу.

Теория прав ребёнка

В основе законопроекта PIE признание голоса ребёнка по вопросам, имеющим отношение к его телу. Субъективное право на половую близость.

Идея, что ребёнку положены права, новая. Доныне правами ребёнка прикрывается не ребёнок. А взрослые представители.

Потому де, что дитя не руководствуется разумом, опытом. Последствия своего решения не сознаёт. Интересы свои ребёнок обеспечит едва ли лучше представителей. Поэтому глупо, не в детских интересах оставаться свободным, иметь права.

Такая риторика направлена противу детской автономии. В оправдание представительства родителями-государством.

Подобное понимание традиционалистско, западно, патерналистско. Явственно провозглашено Декларациею прав ребёнка.

Принятая в 1959 году Генасамблеей ООН, является продолжением аналога, принятого в 1924 году Лигою наций. Декларация ребёнку голоса не даёт.

«Ребёнок для полного и гармоничного развития его личности нуждается в любви и понимании. Он должен, когда это возможно, расти на попечении и под ответственностью своих родителей» (§6).

«Наилучшее обеспечение интересов ребёнка должно быть руководящим принципом для тех, на ком лежит ответственность за его образование и обучение; эта ответственность лежит прежде всего на его родителях» (§7)¹.

С «наилучшим обеспечением интересов ребёнка» соглашусь. Не соглашусь я, дескать, «обеспечение» такое достижимо только родителями.

Последнее десятилетие спорю с этим отнюдь не только я. В Америке признаётся, что родители (как и государство) часто неблагомеренны либо благими намерениями вымащивают дорогу в ад.

Сложные вопросы прав ребёнка лучше начать с ограничения правами ребёнка позитивными. По ним и заметна пропасть между патерналистским идеалом и реальностью.

Хилари Родэм из Фонда защиты детей США провела ревизию лояльности закона к естественным правам ребёнка². Речь, как и следовало ждать, о законодательстве США, но небесполезна также для Великобритании.

Родэм открывает исследование разъяснением: определить законодательно чьи-то права – констатировать (гипотеза) или предписать (диспозиция) отношения. Предписание предусматривает этическое суждение, какие следует интересы признать в ущерб иным интересам. Но действующее позитивное право не суждение такого рода. Это просто претензия, к удовлетворению которой обязал суд. Без учёта как этического рассуждения, так и политической ситуации. Выходит, обеспечивают интересы, потребности ребёнка, но никак не права. Ребёнок обладает ещё бóльшими, нежели взрослые, потребностями, но прав у него меньше. Особенность интересов и потребностей у ребёнка послужила правовому различению (по-латински “discriminatio”). Но даже скудными правами ребёнка пользуется не ребёнок. А специальные институты.

Позитивно права ребёнка (британца до 18 лет, для гомосексуального совращения – до 21 года) не учитывают обстоятельства дела, возрастных особенностей. Это неучтенье допускают из-за физических, интеллектуальных отличий от взрослых.

Родэм отдаёт этому должное, но границу 18–21-летия признаёт искусственной, упрощенческой. Игнорирующей очевидные различия между детьми разных лет и бесспорное сходство подростков со взрослыми. По способностям-потребностям осьмимесячный и 15-летний отнюдь не похожи.

[Что законопроекты PIE во внимание принимают. Особенно неодинаковую способность озвучить (не)согласие на секс. При потребности в нём одинаковой.]

Американский и британский закон естественные права ребёнка не признают. Общее право редакции XVIII века провозгласило ребёнка движимым имуществом у родителей. Блэкстон акцентировал обязанности «многоценной собственности». О правах её сказал очень мало³. Современному ребёнку правá (на вождение мотоцикла) немногочислены и нешироки.

Вне закона ребёнок остаётся до поры, пока закон его защитит или накажет вместо родителей. Контролирование которыми нарушается только государством и только в крайнем случае.

Но как оценивается степень крайности конкретного случая, не сказано. «Детское законодательство поражает особенно произволом у властей, обязательством ими следовать обычаям»⁴. Вмешательство государства – подмена родительского произвола произволом бюрократическим. Чиновником узурпируется претензия «наилучшего обеспечения интересов ребёнка».

Чиновника ничего не направляет, не сдерживает. Нет ему стимула разбирать отдельные дела бережно. Зато возможность и казнить, и миловать по своему капризу. Следуя предрассудкам общества, гомофобским и расистским.

«Что наипаче проявляется, когда государству бояться нечего. Репрессируются семьи малообеспеченные, цветные, нетрадиционные. Ребёнок оттуда выставляется наследником уродства родителей. Бременем общественного горба. При криминализации того или иного деяния тенденция всего заметней. Не только преступное для взрослого (вроде вооружённого грабежа), но даже дозволенное взрослому деяние навлекает ответственность на ребёнка. Статусные нарушения, непослушание, школьные прогулы, побеги с дома, половая жизнь чреваты смесью санкций и профилактики ребёнку за преступное взросление»⁵.

Эти замечания справедливы также для британского закона, в частности, при «угрозе морали», предусмотренной законом Children & Young Persons Act.

Выход отнюдь не в гипертрофировании прав родителей. Отождествлять интересы ребёнка с интересами родителей едва ли правомерно. Ведь куда деваться, когда в семье ничего хорошего?

Такие ситуации нередки. Чреваты трагедями. Мы видели, насколько половое самовыражение ребёнка подавляется. Убедительнее чего только примеры ременного воспитания.

Классика – дело Марии Колуэлл

⁶.

Семилетнюю насмерть забил отчим. Незадолго до того к нему, Уильяму Кэплу, девочка попала с приюта по решению суда. Которому показалось, якобы ребёнку место с матерью. Мать, Паулина Кэпл, проживала с Уильямом.

Ещё при младенчестве Маши родной отец умер. Шестимесячной её забрали местные власти: National SPCC выявило пренебрежение нуждами Маши со стороны матери. После этого Маша годами жила с родственниками. У них девочке было хорошо.

Но вдруг её мама предъявила на ребёнка «права». Местные власти не возражали.

Здесь уж интересы родителей с интересами ребёнка не совпадают. Идефикс, якобы ребёнок «должен, когда это возможно, расти на попечении… своих родителей», стоила жизни ребёнку. Оказалася неуместною при конкретных обстоятельствах.

Если бы только законодатели предусмотрели возможности Марье высказаться, с кем она хочет остаться, девочка была бы жива.

Хорошо, что шумиха вокруг этого дела помогла в парламенте биллю Давыда Оуэна. По которому ребёнка на суде надо представлять адвокатом, отдельным от родительских. Это шаг – и скромный, и важный – к идее, что ребёнок, если даже не старше Марии Колуэлл, обеспечение своих интересов осознаёт. Осознаёт ещё лучше, чем его выкормившая мать, и лучше, чем учёные соцработники, которые ради того, что «должно быть», не хотят отвлекаться на то, что фактически есть.

Противоречивость родительских и детского интересов очевидна также на процессах бракоразводных. Играющие в перетягивание ребёнка не предоставляют и слова самому ребёнку.

По глупости властей и бесчеловечности родителей очевидна необходимость у ребёнка голоса независимого. У ребёнка как отдельного лица, наделённого правами естественными. Даже не правами ребёнка, но правами человека. Смысл этому – ни много, ни мало, – что потребности с интересами ребёнка представительства требуют именно дитянина. Аналогичного представительству потребностей-интересов любого человека вне различения возраста.

Такая пропаганда всё же нерадикальна. Современные Марии Колуэлл обеспечены судебною возможностью выбрать на ближайшее десятилетие себе хозяина, собственника. На суде ребёнку позволяется решать вопросы жизни и смерти. И только. Оставить школу, найти работу, завести парня, напиваться виски, голосовать за Консервативную партию семилетке не позволят. Внесудебное представительство ребёнка взрослым и навязывание ребёнку поведения по-прежнему допускается. Поныне повседневная жизнь ребёнка принадлежит отнюдь не ребёнку.

Таким образом, углубимся в то, насколько права ребёнка повлияют и на детскую повседневность. Результат отрицания, как и принятия прав ребёнка рассмотрим отдельными примерами. Потом абстрагируемся. Выработаем и метод отличения резонных и безумных естественноправовых претензий. Масштабная задача такого рода потребует универсальности. Теория наша должна предусматривать ситуации, способные возникнуть во всяком обществе любой эпохи. Но планы такого рода наполеновские. Надо сначала понять место ребёнка в обществе.

Начинал я с права позитивного – третирования ребёнка законом. В общем определяется, что «наилучшее обеспечение интересов ребёнка» достижимо только родителями. Хотя говорят, якобы права ребёнка защищены, всякие права рализованы только тогда, когда поддержаны каким-нибудь институтом. «Чтобы правовая претензия хоть какой-то смысл имела, поддержать её следует институционально. Поэтому права британцев ещё лучше защищены по сравнению с абстрактными „правами человека“»⁷.

Законопроекты PIE конкретны, направлены на подкрепление социнститутами.

Однако на законодательстве свобода клином не сошлась. Американские правоведы в 1970-е годы доказывали, якобы многие права ребёнка не столько законны, сколько традиционны, обычны.

Наиболее знаменитые пропагаднисты такого взгляда – Ричард Фарсон и Джон Хольт. Оба выученики Филиппа Арьéса – первого ниспровергателя тезиса, будто дети считались невинными-неполноценными всегда.

«До XVII столетия ребёнка невинным отнюдь не считали. Только с этого века невинность осталась вотчиною детства. Только тогда ребёнка лишили настоящего чтения да настоящей жизни. До новоисторической эпохи взрослые не стеснялись ребёнка при сексуальных обсуждениях и занятиях. Дети созревали преждевременно. Спать с женою Луи XIV учинил уже 14-летним. Девочки выходили замуж обычно в 13. (Половое созревание тогда начинали позже, чем сегодня. – Т. О'К.)

Незазорно было взрослому поиграть гениталиями ребёнка (поныне в мусульманских странах). Внезапно XVII столетие навязало ребёнку защиту. От информации по личной жизни взрослых. В Средневековье с детьми не носились, однако любили, даже баловали. Но после XVII века ребёнка повадились исправлять. Доныне ребёнок и родители расхлёбывают эту реформу»

⁸.

Фарсон отводит огромную роль идеологии религиозной. Которая душу ребёнка представила полем битвы. Платон уже разрабатывал уловки воздействия религиею на ребёнка, желательно помладше. Якобы впечатлительность обеспечивает и запечатление. На что полагались иезуиты. Авторы фразы, расхожей у контрреформаторов: «Дайте мне ребёнка на первые семь лет и потом уже делайте с ним, что хотите».

Поныне рассказывают, якобы дитя «что губка», своеобразная “tabula rasa”, чтобы вписывать воспитательские капризы.

Впрочем, если разум у ребёнка «чистая доска», сердце-душа ребёнка не контролируемы. Чтоб «образовывать» ребёнка по своему вкусу, с ним и считаться приходится.

Поэтому возникла педагогическая парадигма противоположная. Все мы рождены во грехе. С рождения руководимы диавольскими похотями. Поэтому надо с пелён их уничтожать. За мастурбацию ребёнка стыдить. В XIX веке стали сочинять назидательные легенды, герои которых обучились онанировать, отчего покрылися сыпью, стали вялыми, заболели чахоткою, начали биться в конвульсиях, умерли. Мальчики принуждалися к специальному поясу, ребёнка к его междуножью не подпускающего. Онанизм излечивали поркой.

(Прим. перев. Медик Иоанн Келлог из Америки рекомендовал и прошивание крайней плоти мальчика проволокой. Доктор Элдридж упоминает о прижигании головки члена мальчиков едкими веществами до появления волдырей. Крафт-Эбингу не нравится, что «даже прикладывание калёного железа к клитору» девочки 10 лет «не в состоянии было удержать её от её порочной привычки».

Онанисты-дети Кэллогом обрезался без анестезии. Роланду Фриману в 1914 году позволили вырезать капюшоны клитора девочек пяти, трёх и ¹⁰⁄₁₂ лет. Возобновление мастурбации было поводом оперировать ещё раз. Хирург Исаак Браун ославился в 1866 году книгою, пропагандирующею лечение психических отклонений у девочек-подростков… ампутациею клитора. Успешно де проведены 42 вырезания. Кастрацию рекомендовали против онанизма также мужского.)

Садистская нравственность ограждала сентиментальные предрассудки касательно детской невинности. Которая ребёнку противоестественна.

До сих пор асексуальность ребёнка констатируют и навязывают одновременно. Логике вопреки.

По мнению Фарсона, верное понимание ребёнка потеряно. Этому возражают, якобы слишком упростительны поиски миновавшего «золотого века». Якобы неуместно романтизировать эпохи, когда ребёнка сильно притесняли.

Ллойдом де Мосом это возражение доводится до крайности⁹. Ребёнку всегда было плохо, но жить стало легче, жить стало веселее. Мосова «психогенная теория» развития человечества суть история педагогических обычаев, анализированных по-фрейдистски. Действительно, с XVIII века царила «навязчивая модель» обращения с ребёнком. Которую достижения психоанализа с оперантным научением оставили неактуальной. Ребёнка можно не подавлять, а формировать ему реакции, социально подкрепляемые.

В середине XX века приняли «помогающую модель». Дитя во всяком возрасте понимает его нужды лучше родителей. Обращает и родительское внимание на них. Дисциплинирование ребёнка кончилось. Уже не ребёнка заводят обслуживать при старости, но родители ребёнку слуги.

Для де Моса «помогающая модель» – идеал. Дитя больше не подстраиваются под родительские комплексы. Что веками держало миф о «первородном грехе».

«Психоисторию» де Моса методологически критиковали, но кто не против эволюционизма, должен и задуматься, какая стадия псхиогенной эволюции следующая. «Помогающая модель» явно патерналистская. Но притом обнадёживающая признанием осознания ребёнком его потребностей и лучшего, чем осознания родителями. «Помогающая модель» хороша детской эмансипацией от ожиданий и пожеланий родителей.

Но для Фарсона ребёнок этою «помогающею моделью» тяготится. Настолько ребёнок ещё никогда не был ограничен. Психогенноотсталые народы свободы ребёнку дают больше.

«Пожалуй, ограничены возможности ребёнка только социальными предрассудками. Некоторые народы помолвляют и женят уже 9–10-летних. Подобно сиу, дети воюют, охотятся в девять лет. Некоторые рожают измала, когда только могут. Ритуалы возрастной инициации проходят аж 10–12-летними. Такое практикуют и нигерийские деревни.

Не так уже редка среди народов ответственность 2–3-летим. Их обязывают ухаживать за детьми, более молодыми. Помогать по дому.

Кенийских икигусий обучают уже в два года. Слушаться и соответствовать обязанностям взрослых – это до шести-семи. Шайенские мальчики получают и лук, и стрелы, только научившись ходить.

До революции мексиканчики шести-семи лет ухаживали за скотом и носили воду. Девочки хауса 8–9-летними провизию возделывающим поле носят. С девяти до десяти кламатки собирают и готовят еду, корзины-циновки плетут.

Становящиеся на ноги джагга за младшими присматривают, еду готовить помогают, идут за водой и хворостом, убирают за животными, корма задают, дворы метут и дома кроют»

¹⁰.

Было время, злые добавят языки, 7–9-тилетних англичан усылали в дымовые трубы, шахты. Но примеры Фарсона свидетельствуют отнюдь не о злоупотреблении. Скорей о потенциале. Вопреки «защитнической» идеологии, будто дети ни на что взрослое не способны. Даже в Америке, не забывающей идеала нетрудового детства, воздыхают о временах, уделяющих участвовать в общем деле каждому.

Конечно, речь об эпохе покорения Дикого Запада, Голливудом идеализированной. Когда жизнь человека зависела лишь от Бога, здравомыслия, трудолюбия. И сына. Обязательно сына, который унаследует однажды ранчо, но пока – носи корзины, дои скотину, чини забор, укрощай лошадей. Мечтая вырасти, но помогая сейчас. Сообразуясь и с опытом, и силами.

Теперь это потеряно. Ребёнка держат у парты деспотически. Прочь от истинной жизни. Не спрашиваясь о склонности к академическому «труду». Не пойти к отцу на работу помогать. Нужно проторить длинную тропу через учебные заведения. Чтобы найти место в обществе, подобном Уэллсовской Луне.

Подрастание продлевается до 25 лет. Осложняется неприбыльной учёбой, экономической от родителей зависимостью. Если же бросить учёбу, то живи пособиями по безработице либо каторгой. Оба варианта суть отчуждение от истинно взрослого статуса.

Углубляться в Иллихово «дешколенье», Марксово «отчуждение» не стоит. Только добавлю, что проблема прав ребёнка рассмотрима в контексте прав человека. И признания социума здорового, сплочённого.

Фарсоновы призывы: передача жизни ребёнка в руки ребёнку чем ранее, тем лучше. Жизнедеятельность, а не смирение судьбе. Если ребёнку голос, ему решать не разово. А на стадии воспитания любой. Лозунг, якобы «родителей не выбирают», уже пора хоронить. Выбирать нужно. И не только когда родителей отвергает и государство.

Обществу, поклоняющемуся Молоху нуклеарной семьи, такая программа не под силу. Зато под силу подмена семейного воспитания воспитанием общинным.

Фарсону нравятся самые проверенные меры – действующие в израильских кибуцах. Конфликт «отцов и детей» упреждается факторами:

«дитя, кибуцем обеспечиваемое, сохраняет экономическую независимость;

половое равенство патриархальность устраняет;

ребёнка нянька лишает обречённости любить единственно родителей;

начала дисциплины преподаются нянькой, и каждодневные встречи ребёнка с родителями проходят образцово;

злоба направляется вовне семьи, на сверстников;

коллективизмом исключается родительские сверхопека и деспотия»¹¹.

Интересны такие факторы не только лишь исследователям кибуцизма. Затронуты самые базовые моменты межвозрастных отношений.

Нужна ли независимость от родителей экономическая?

Сознательно ли допукать отмену родителями ребяческой и ребячливой покупки? К примеру, сладостей, обильностью вызывающих дурноту?

Альтернатива родителю, та же нянька с кибуца, лучше?

Правильно ли Руссо предлагал учить ответственностью? Позволяя ребёнку переесть сладкого – понять опытно, стоит или нет переедать?

Если контролирование дитянина кошелька настолько влияет и на дитянину независимость, является ли право на финансы звеном естественных прав ребёнка?

И как права ребёнка достижимы при социальной справедливости? Почему трудящиеся (родители, коммунары) должны финансировать обогащающегося (ребёнка)?

Это всё вопросы (не)зависимости экономической. Эмоциональная (не)зависимость потребует ещё большего списка. Но все такие вопросы зиждятся на базовых. Вопросах общественных ожиданий от ребёнка. Вопросах о громких и замалчиваемых педагогических задачах. Вопросах об интересах общества дитяниным интересам в ущерб. Ведь особые люди не пытаются навязывать идеалы ребёнку, дают ему жить по-своему (коли будет жив!).

Всё же кибуц этого не допускает. Его коллективизм индивидуальности (ребёнка) враждебен. Общинное воспитание держится не только национальной (у сионистов), ещё, бывает, и религиозной (у сектантов), философской (у Платона) идеи. Которая вдохновила также британские педагогические традиции, с правами ребёнка несовместимые.

Отсюда пришли к обязанности начинать изучением идеального социального строя, после чего перейти к уместности в нём и прав ребёнка. Задача непосильная для главы. Поэтому заинтересованных отсылаю к отдельной книге. Это “Children of the Counterculture” Сусанны Вольф и Джона Ротчайльда¹². Разобраны чудны́е да чу́дные коммуны в Америке поздних 1960-х. Особенно влияние левацкой утопии на воспитание ребёнка. Некоторые хиппозные коммуны ребёнка раскабалили полностью. С раннего возраста ребёнку доступна не только половая жизнь, а также более тревожная свобода на ЛСД, оружие. Школьная повинность упразднена – дети безграмотны.