Текст книги "Закон Хроноса"

Автор книги: Томас Тимайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

44

Штенгельмайер указал на исследователя своим костлявым пальцем:

– Я знаю этого человека. Это Гумбольдт. Карл Фридрих Гумбольдт.

– Гумбольдт? – пробормотал брат Исмаил.– Как вы сюда попали? Почему на вас одежда Великого Мастера?

Отец Оскара слегка наклонил голову.

– Где… Фалькенштейн?..– запинаясь спросил Штрекер.

– Жив ваш председатель, не переживайте,– фамильярно ответил Гумбольдт.– По крайней мере, физически. В духовном плане я бы за него не поручился. Там дела обстоят похуже.– Он встал и сделал несколько шагов. Масоны расступились перед ним, словно увидели привидение. Гумбольдт упер руки в бока: – Что же вы смотрите на меня с таким ужасом? Думаете, государственные перевороты можно планировать совершенно безнаказанно? К сожалению, это не так. Я заставлю вас ответить, подождите.

Первым стряхнул с себя оцепенение Кронштедт.

– Как получилось, что вы говорили голосом Фалькенштейна? Вы пародист? Умеете имитировать голоса?

– Вынужден вас огорчить, такого таланта у меня нет,– ухмыльнулся Гумбольдт.– Зато есть кое-какие технические навыки. Они-то и позволили мне сконструировать модулятор голоса,– он приподнял воротник и продемонстрировал провода, уходящие в записывающее устройство в сумке.– За основу взят прибор-переводчик, технология усовершенствована. Сердце устройства – языковой процессор, воспринимающий мои слова и воспроизводящий их голосом господина Фалькенштейна. Хоть на словах это звучит и просто, потребовалась огромная работа по калибровке. К счастью, господин Фалькенштейн несколько дней был моим гостем, так что с проблемой я справился.– Он вынул из потайного кармана маленькую серую коробочку, к которой тоже тянулись проводки: – Надеюсь, вы не в обиде, что я взял на себя смелость записать нашу беседу. Небольшая страховка на случай, если вы решите отказаться от того, что только что сказали. Судьи довольно щепетильны, когда речь идет о свидетельских показаниях. В этом случае вы сами будете свидетелями.– Он загадочно улыбнулся: – Но можно обойтись и без этого. Уверен, мы сможем договориться и без суда. При условии, что вы уступите моим требованиям. По каждому пункту.– Исследователь положил устройство назад в сумку.– Что скажете? Хотите выслушать мои условия?

Вместо ответа в руке одного из масонов сверкнул металл. Двуствольный дерринджер! И был направлен точно в сердце Гумбольдта.

Оскар узнал оружие. Такое же было у Макса Пеппера. Идеально для выстрелов на близкие расстояния.

– Руки вверх, Гумбольдт! – прохрипел Штангельмайер.– Вы же не думали, что выберетесь отсюда живым?

Исследователь поднял руки.

– А вы не подумали, что я подготовился к неожиданностям, господин главный правительственный советник? – снова эта загадочная улыбка.

По собственному опыту Оскар знал, что ничего хорошего она не предвещает.

– Я знаю, что оружие в ложе запрещено. Но знаю и то, что вы не так уж и щепетильны. Например, вы, господин Штангельмайер: внешне преданный и заботливый воспитатель императора, а на самом деле – предмет зависти и недовольства участников переворота, которым доставило бы огромную радость увидеть ваше падение.

Оскар понял, что слова попали в цель. Ствол пистолета начал дрожать.

– Откуда вы знаете?..

– О, мне кое-что о вас известно. Обо всех,– он обвел взглядом всех присутствующих.– Возьмем, например, господина Штрекера. У него хорошие связи с преступным миром. В частности, с особой по имени Хайнц Берингер. В моем распоряжении фотографии, на которых ваш сын находится рядом с этим преступником. Навел я справки и о господине Фалькенштейне. У меня документы, по которым можно определить, как к нему попал маузер и скольких людей нужно было для этого подкупить. Это касается и вас, господин Карренбауэр, ведь именно вы отвечаете за финансы. А вы, господин фон Кронштедт, хотели незаметно стащить пистолет и подкупить нужных людей, чтобы те держали рот на замке. Только, к сожалению, не учли комиссара Обендорфера, который и займется выяснением этих обстоятельств. Видите, вы все в моих руках.

– Вот и самая главная причина пристрелить вас,– прошипел Штангельмайер и снова прицелился.– Вы глупее, чем я думал, раз рассказали нам все это. Приготовьтесь предстать перед создателем.

Гумбольдт пожал плечами.

– Что ж, чему бывать, того не миновать. Можно ли узнать, который час?

– Который час? – удивился Штангельмайер.

Кронштедт достал карманные часы и сообщил:

– Без пяти десять.

– Зачем вам это? – глаза Штангельмайера превратились в щелочки.

– Сегодня ровно в одиннадцать утра несколько курьеров принесут конверты по определенным адресам. Полицейские участки, издательства, редакции газеты. Поверьте, такого скандала в империи еще не было. Сразу семеро самых важных и самых высокопоставленных членов правительства обвиняются в государственной измене и приговариваются к расстрелу. Вся ваша собственность и недвижимость конфискуются в пользу государства, а имена навеки сотрут из документов и учебников истории. Вашим семьям повезет, если им удастся скрыться за границей от гнева правосудия. Я единственный, кто знает, где находятся конверты с компрометирующим материалом и куда они должны попасть. Даже если бы вы сейчас же бросились искать документы, все равно бы не нашли – слишком хорошо они спрятаны.

Молчание, воцарившееся после этих слов, Оскару показалось громче раскатов грома. Как будто масонам прочитали смертный приговор.

– Вы лжете,– заявил Штрекер, покрасневший как помидор.– Это просто дешевый трюк.

– Не верите? Смотрите сами. Разрешите? – его рука потянулась в потайной карман пальто. Он достал маленькую записную книжку и бросил ее Штрекеру под ноги.– Ваш личный дневник, если я не ошибаюсь. В нем очень точно и аккуратно указаны все адреса, весь переворот расписан по пунктам. Начиная с подготовки, убийства императора и прихода к власти нового военного правительства. У меня такие фотографии и документы на всех вас. Ваши дома не такие безопасные, как вы считаете.

Штрекер уставился на записную книжку немигающим взглядом. Он побледнел. Бормотал какие-то слова, но настолько тихо, что никто не слышал. Штангельмайера же, казалось, это убедило не до конца. Он взвел курок.

Гумбольдт устало улыбнулся.

– Оставьте ваши глупости, Штангельмайер. Если бы вы действительно хотели меня убить, уже давно бы это сделали.

– Опусти оружие, Георг,– едва слышно произнес Штрекер. Когда старый приятель не отреагировал, он повторил громче: – Я сказал, опусти оружие.

– Он хочет нас шантажировать. Нужно от него избавиться.

Вместо ответа Штрекер выбил оружие у него из рук. Раздался выстрел. На противоположной стене зала посыпалась штукатурка. Пуля попала прямо в центр всевидящего ока. Там, где раньше был зрачок, теперь зияла дыра. Штангельмайер уперся в Штрекера безумным взглядом. В этот миг за спиной Оскара и Шарлотты раздался стон. Фалькенштейн приходил в сознание.

– Очень кстати,– довольно заметил Гумбольдт.– Ваш предводитель проснулся. Не хотите его поприветствовать? – Не дожидаясь ответа, он направился к Оскару с Шарлоттой, схватил Фалькенштейна за воротник и вытащил на свет. Генерал был бледен и с трудом держался на ногах. Оскар с Шарлоттой устроили его на стуле, где он и остался сидеть, покосившись.

Кронштедт нахмурился.

– Кто… Кто эти двое? И что вы сделали с генералом Фалькенштейном?

– Разрешите представить,– ответил исследователь.– Шарлотта Ритмюллер, моя племянница, и Оскар Вегенер, мой сын. Они принимали участие в предотвращении покушения.

– Это тот парень, из-за которого мой Карл угодил в тюрьму? – просипел Штрекер.

– Ваш сын-оболтус сам во всем виноват,– резко заметил Гумбольдт.– Между прочим, он ранил моего сына в руку. Они более чем квиты.

– Жаль, что совсем не сбросил его с крыши,– Штрекер был вне себя от гнева.– Интересно было бы узнать, умеет ли ваш отпрыск летать.

– Молчи, Натаниэль,– предостерег его Кронштедт.– Не нужно подливать масла в огонь. Что с Фалькенштейном? Почему он ведет себя так странно?

– Маленькая инъекция, действие которой пройдет через несколько минут.– Гумбольдт похлопал Мастера по щеке.– Эй, господин Фалькенштейн, вы меня слышите?

– Чт-т-то? – изо рта председателя потекла тонкая струйка слюны.

Гумбольдт довольно кивнул.

– Видите, он снова в сознании. Чудесная штука этот опиум. Никакой другой наркотик не обеспечивает такой сладкий сон. Правда, потом у него будет чертовски болеть голова на свету, но в полумраке это проходит.

– Вы собирались что-то предложить,– сказал начальник полиции, единственный из всех присутствующих сохранивший спокойствие.

Гумбольдт кивнул:

– Вы правы. Время идет, и мы не хотим, чтобы документы попали в ненужные руки. Я требую, чтобы вас не было ни в одном из учреждений нашего города. Вы уходите в отставку и передаете должность своим преемникам. И преемники, заметьте, не должны числиться в ваших платежных ведомостях, должны быть независимы и беспристрастны. Вы обоснуете свое решение личными или политическими правдоподобными причинами. Вы, господин Штангельмайер, например, можете сослаться на свой возраст. Господина Штрекера может подтолкнуть к отставке скандал вокруг сына. И так далее. Каждому из вас я приготовил конверт, в котором содержатся точная дата и основание отставки. Если хоть один попытается увильнуть, я приму меры, касающиеся всей группы. Вы должны сделать именно так, как я говорю, никаких самостоятельных действий.

– Но… ведь это шантаж,– пожаловался Штангельмайер.– Вы всех нас шантажируете без всякого зазрения совести.

– А что говорила ваша совесть, когда вы пытались убить императора? – холодно улыбнулся Гумбольдт, раздавая конверты.– По сравнению с этим мои требования совершенно безобидны. О, вот конверт для господина Фалькенштейна. Не может ли кто-нибудь его подержать, пока досточтимый Мастер полностью не придет в себя?

– Я возьму,– вызвался Кронштедт.– Что вы для него придумали?

– Эмиграцию,– ответил Гумбольдт.– Поскольку он дирижер и глава банды, ему самый строгий приговор. Несколько лет за границей пойдут ему на пользу. Лучше подальше. Идеально подошел бы Китай,– он протянул конверт Фалькенштейна начальнику полиции.– Так, мы все выяснили. Вы получили указания. Выполняйте. И выбросьте из головы мысли отомстить мне или моей семье. Документы, о которых я говорил, останутся там, где они сейчас, и в любое время могут «выстрелить». Понятно?

Оскар растерялся. Самые могущественные мужи империи опустили головы и сгорбились, словно группка учеников, пойманных за дракой на переменке. Гумбольдт строго оглядел их и сказал:

– Пойдемте, дети. Мы свою работу сделали. Уверен, что господам хочется поговорить друг с другом по душам. Мое почтение! – он чуть склонился в поклоне, и они вышли из храма.

Довольно долго они шли молча. Почти у самой кареты Оскар отважился спросить:

– Что будет с машиной времени? Ты действительно хочешь ее уничтожить?

– Да,– вздохнул Гумбольдт.– Разберу до последнего винтика. И даже думать о ней больше никогда не буду.

45

Шли дни. Приближалась дата, которую все так ждали и боялись. Пятница, 18 июня 1895 года. День, в который, согласно документам, Элизу должны были убить. Было указано и время – 9 часов 10 минут утра. И этот час неотвратимо приближался.

Чтобы справиться с нервозностью, все окунулись в работу. Ухаживали за садом, убирали в доме и во дворе, обновляли конюшню. Гумбольдт демонтировал машину времени, оставил несколько частей, а все остальное превратил в обломки, включая и меньшие прототипы из лаборатории в подвале. Как Гумбольдт и собирался, он уничтожил все документы и написал своему другу Николе Тесла, что маленький механический человечек Герон ему больше не нужен. Работал молча, и только раз заметил Оскар, как он тайком утирает слезу. Это было тяжелое решение, но отец не тот человек, который поддается чувствам. Письмо, заставившее его и тех, кого он любил, спасать будущее, вынудило исследователя разрушить свое самое важное изобретение и оставить все мысли хоть когда-нибудь его воспроизвести. Он занимал себя ежедневным чтением газеты, визитами в город, разговорами с друзьями и знакомыми. Сообщения давали надежду. Никаких признаков нового покушения, недовольства народа и никаких слухов о гражданской войне и прочих ужасах. Советник Штангельмайер, шеф тайной полиции и воспитатель императора, совершенно неожиданно заявил об отставке, объяснив свое решение почтенным возрастом и проблемами со здоровьем. Министерский советник Штрекер также заявил о своем уходе с политической арены. Скандал с участием сына подорвал его авторитет и сделал невозможным дальнейшее пребывание в министерстве. Удивились немногие. Процесс против сына начинался через несколько недель, но всем было ясно, что его признают виновным. Пред судом должен был предстать и Хайнц Берингер по обвинению в серьезных правонарушениях: кражах, укрывательстве и вымогательстве. Оскар привел комиссара Обендорфера в тайное убежище, и найденного там краденого добра было уже достаточно, чтобы засадить этого прохвоста за решетку лет на десять. О генерале Фалькенштейне почти ничего не было слышно, но прошел слух, что по финансовым причинам и из соображений карьерного роста он собирается в следующем году переехать в Китай, где будет служить военным советником.

Похоже, план Гумбольдта удался.

Что касается личных вопросов, то и тут новости были самые благоприятные. Встреча с директором университета Шпренглером, на которую они не смогли попасть из-за происшествия перед музеем, состоялась и закончилась наилучшим образом. Оскар и Шарлотта были допущены в университет и могли начинать учебу в зимнем семестре. Гумбольдт принял предложение и радовался, что сможет начать все заново. Все было хорошо, кроме одного. Оставался один день, который омрачал радость. Если рассуждать логично, то ничего не могло случиться. Ход событий изменился. Император остался жив, группа заговорщиков разоблачена, Берингер сидел в тюрьме. Ничто не могло испортить им жизнь. Но тень сомнения все же оставалась. Не было ли это ошибкой? Все ли они обдумали? Нет ли еще кого-нибудь, желающего лишить исследователя жизни? Спрашивать Элизу не имело смысла. Ее способности стали проявляться хуже – совсем так, как написано в документах Гумбольдта. Она больше не могла видеть будущего. Видела только расплывчатые образы, которые могли значить все или ничего. Все попытки получить ответ кончались разочарованием. Итак, они ожидали указанной даты и надеялись на лучшее.

День начался так, как и описывал Гумбольдт из будущего: ветром и дождем. Дождь начался еще накануне вечером и не прекратился до сих пор. Хороший затяжной дождь, как описал его исследователь, чтобы поднять настроение. Оскар смотрел в окно и дрожал. Листья на деревьях хмуро обвисли, во дворе сверкали лужи.

Все сидели за столом и завтракали, но беседа не вязалась. Из соседней комнаты доносилось тиканье напольных часов.

– Который час? – спросил Оскар. Горло у него пересохло. Еда сегодня казалась безвкусной.

– Восемь часов пятьдесят три минуты,– ответил Гумбольдт, взглянув на карманные часы.– Еще семнадцать минут.

Оскар застонал. Похоже, время замерло на месте. Как будто минуты увязли в банке с медом.

Юноша глотнул еще молока, чтобы смягчить горло. И снова не помогло. Тогда Оскар отодвинул свою тарелку.

– Я не голоден.

– Я тоже,– поддержала его Лена.– Кусок в горло не лезет.

– Не переживайте так,– улыбнулась Элиза.– Все будет хорошо. Через четверть часа все пройдет. Вы еще посмеетесь над своими страхами.

– Может быть,– согласился Оскар.– Скорее бы уже все кончилось. Ненавижу ждать.

Элиза рассмеялась.

– Еще у кого-то нет аппетита?

Тарелки отодвинули все, кроме Мышонка. Даже Вилма ничего не съела.

– Ну если так, то я уберу со стола,– заявила Элиза.– Нет никакого смысла сидеть за столом с печальными лицами.– Она хлопнула в ладоши: – Конец трагедии. Кто поможет мне убрать?

Все вскочили, обрадовавшись, что появилась возможность хоть что-то сделать. С грохотом и звоном Лена с Бертом понесли тарелки на кухню.

Гумбольдт бросил еще один взгляд на часы и поднялся.

– Подожду на улице. Хочу убедиться, что ничего не произойдет.

– Можно я с тобой? – попросился Оскар.– Одна голова хорошо, а две лучше.

– Пойдем. Только надень что-нибудь устойчивое к атмосферным воздействиям. Жду тебя за дверью.

Через несколько минут Оскар вышел из дому. Гумбольдт стоял с арбалетом наперевес. В широкополой шляпе и длинном пальто он был очень похож на охотника. На Оскаре была непромокаемая куртка с капюшоном. Капли дождя тихо барабанили по плотной ткани.

– Куда идем?

– В лес,– указал отец влево.– Согласно записям, выстрелы были сделаны оттуда. Нужно проверить, все ли в порядке. Чтобы знать наверняка.

Он натянуто улыбнулся, но Оскар хорошо его знал. Отец всегда так улыбался, если не хотел, чтобы заметили, что он нервничает точно так же, как и все остальные.

Часы на церкви в Веддинге пробили девять.

Еще десять минут.

Они пересекли двор и направились на восток. Вошли в подлесок, который в этом месте, к счастью, был негустым. Взобрались на невысокий холм и прошли по дубовой рощице до места, где стояли рядом могучие старые дубы, словно охраняя свои тайны. Гумбольдт ненадолго остановился, проверил, все ли в порядке и свернул вправо. Положил руку на дерево и посмотрел вверх.

– Должно быть здесь. Вот дерево, которое я описал. Утолщение на стволе. Видишь? – указал он вверх.

Оскар посмотрел и кивнул. Деревья были похожи на шаманов, склонившихся над ними.

– Кажется, здесь никого,– оглянулся он вокруг.– Что будем делать дальше?

– Порадуемся и выпьем еще по чашечке кофе, когда вернемся,– ответил исследователь.

Оскар подошел ближе к дереву, надеясь найти сухое местечко.

– Отсюда хорошо просматривается двор,– задумчиво сказал он.– Удобно стрелять. Но расстояние приличное.

– Берингер хороший стрелок, не забывай. И у него был оптический прицел. Но ты прав. Конечно, это подлый и трусливый выстрел, но место здесь очень выгодное. Если бы не ветер.

Ветки закачались, цепляясь друг за друга, на них посыпались капли. Оскар недовольно посмотрел вверх. Поскорее бы прошли эти десять минут, и они вернулись бы домой.

46

– Шарлотта, проверь, пожалуйста, остался ли еще кофе в банке? Может быть, нужно докупить? – Элиза стояла на лесенке в кладовой и сортировала продукты на полке, как всегда перед тем, как отправиться за покупками. Она единственная ориентировалась в запасах продовольствия.

– Минутку, сейчас посмотрю,– Шарлотта вышла из кладовой, прошла к буфету у окна кухни и поискала нужную банку.

Элиза ввела целую систему баночек разного размера и с разноцветными ярлычками, в которых она обычно хранила пряности, чай, кофе и муку. К сожалению, надписей не было, и Шарлотте пришлось открыть несколько банок, пока она не нашла нужную.

– Только треть,– крикнула она.– Лучше купить килограмм свежего.

– Хорошо, отмечу себе. А как дела с чаем?

Шарлотта нашла банку с чаем: подозрения Элизы подтвердились.

– Нужно купить еще чаю с бергамотом,– сообщила она.– Осталось совсем немножко. Куда он только девается! Запиши в список.– Она прислушалась.– Элиза, ты меня слышишь? Нам нужен чай!

Никакого ответа.

Шарлотта направилась в кладовку, как вдруг раздался грохот. Задрожал пол. Как будто часть дома обрушилась.

Девушка на секунду замерла и бросилась в кладовую.

– Элиза, это у тебя? Отвечай, Элиза!

То, что она увидела, заставило ее закричать от ужаса.

Элиза лежала на каменном полу под грудой пакетов, свертков, банок и бутылок. Упала лесенка и увлекла за собой три доверху заполненные полки.

Шарлотта пробралась через обломки и поспешила на помощь подруге. Элиза лежала животом на полу, повернув лицо в сторону. Глаза у нее были широко раскрыты. Из раны на лбу стекала струйка крови.

– Боже, Элиза! Ты меня слышишь? Скажи что-нибудь!

Никакой реакции. Спутница Гумбольдта не подавала никаких признаков жизни. Шарлотта внимательно прислушалась к дыханию, но не услышала ни звука. Она взяла руку и пощупала пульс. Едва заметная пульсация. Элиза еще жива!

Девушка вскочила и бросилась к двери.

– На помощь! – крикнула она.– Все сюда! Случилось ужасное!

Никто не ответил. Шарлотта распахнула дверь. Берт как раз тащил тюк сена в конюшню.

– На помощь!

– Что случилось? – всполошился мальчик.

– Элиза упала. Она без сознания, срочно нужен врач. Она упала с лестницы, когда я была на кухне.

– Что ты говоришь? Как упала?

– Скачи к доктору Делиусу, он в такое время уже не спит. Где Гумбольдт с Оскаром?

Берт отбросил тюк и махнул рукой:

– Где-то в лесу. Кажется, я их вижу. Они спускаются по холму.

Еще издалека Оскар заметил, что случилось что-то ужасное. Шарлотта размахивала руками, Берт бросился к конюшне и через минуту вылетел оттуда верхом на Пегасе. Не успели они спросить, что произошло, как мальчик уже умчался прочь.

– Что случилось? – заволновался исследователь.– Пойдем. У меня нехорошее предчувствие.

Когда они подбежали к Шарлотте, та была в полном отчаянии.

– Что случилось? – крикнул Гумбольдт.– Куда поскакал Берт?

Вместо ответа девушка схватила дядю за руку и потащила за собой.

– Элиза упала,– бормотала она.– Упала с лестницы.

Втроем они побежали к двери, где их уже поджидали остальные.

– Господин Гумбольдт, господин Гумбольдт! Элиза, она…

– Я слышал. Где она?

– В кладовой.

Исследователь поспешил на кухню. У двери он на мгновение замер. Оскар увидел, что отец побледнел и шагнул в комнату. Оскар услышал грохот, к двери полетели обломки полок и смятые консервные банки.

– Помогите! Нужно освободить проход,– велел исследователь.– Отбросьте доски и другой хлам к стене и откройте дверь в гостиную. Отнесу туда Элизу.

– Как она? Она жива?

– Жива, но больше ничего сказать не могу. Нужна горячая и холодная вода, чистые тряпки и перевязочный материал. Все наверху в ванной. Поторопитесь!

Когда ребята спустились, Гумбольдт уже перенес Элизу в гостиную и уложил на диван. Он сделал так, чтобы ноги находились в приподнятом положении, и расстегнул верхние пуговицы на платье, чтобы женщине легче было дышать.

– Вот вода и тряпки,– Оскар поставил все на маленький столик.– Какая ужасная рана на голове. Будем надеяться, что врач скоро приедет.

Гумбольдт кивнул.

– Нужно наложить швы. Но меня больше всего волнует, что она не приходит в себя.

Он взял тряпку, окунул в воду, приподнял голову Элизы и приложил компресс к затылку. Никакой реакции. Глаза Элизы закатились, рот открылся.

Гумбольдт то и дело подносил ухо ко рту женщины и щупал пульс.

– Ну что?

– Пульс и дыхание снова появились, но сознание не возвращается. Как это случилось?

– Не могу сказать точно,– вздохнула Шарлотта.– Мы были на кухне и составляли список продуктов. Элиза спросила меня про кофе. Мы всегда храним его на самом верху. Я проверила еще и банку с чаем и как раз говорила ей, что чай кончается, как вдруг…– Девушка замолчала.

– Что случилось?

Шарлотта склонила голову.

– Кажется, мне что-то послышалось. На улице.

Во дворе раздался шум. Топот копыт по гравию. Берт вернулся. Он сопровождал экипаж, в котором сидел маленький человечек в цилиндре и очках в золотой оправе.

– Доктор. Подождите, я ему открою,– Оскар вскочил и побежал открывать дверь.

Пока Берт помогал поставить экипаж в удобном месте, доктор с чемоданчиком в руках поднялся по лестнице.

– Добрый день, мое имя Делиус,– представился врач с явным южно-немецким акцентом.– Ваш юный коллега сказал, что речь идет о серьезном случае?

– Вот именно. Спасибо, что приехали так быстро. Пожалуйста, идемте за мной.

Оскар провел медика в гостиную, где его уже ждали Гумбольдт и все остальные. Оба мужчины тепло поприветствовали друг друга, и Делиус занялся пациенткой.

Он работал быстро и профессионально. Осмотрел, посчитал пульс, прислушался к дыханию, проверил глазные рефлексы. Одновременно расспросил Шарлотту, как произошел несчастный случай. Выражение его лица было серьезным. Все это заняло довольно много времени, наконец, врач отложил стетоскоп в сторону.

– Сколько она уже в таком состоянии? – обратился он к Гумбольдту.

– Добрых полчаса,– ответил тот, сверившись с карманными часами.

– Хм,– задумчиво кивнул Делиус.

– Что скажете? Плохо дело?

– Не нравится мне это,– согласился доктор.– Возможна травма черепа второй, если не третьей степени. Она не просто без сознания, она в коме. Видите, отсутствуют глазные рефлексы и реакция на боль? Женщину нужно поместить в больницу. Все, что я могу сделать, это зашить рану. Все остальное от меня не зависит.

– А когда она придет в себя?

– Не могу сказать. Может быть, через полчаса, а может быть, и через несколько недель или месяцев. Я читал о пациентах, которые находились в таком состоянии целый год. Но не будем думать о худшем. Везите ее в больницу к профессору Вайсшаупту. Он главный врач и мой хороший друг. Специалист в области повреждений мозга. Она будет в хороших руках. Если хотите, я поеду с вами.

– Я был бы вам очень благодарен.

Делиус сочувственно посмотрел на Элизу.

– Бедняжка. Как она могла так упасть?

– Если бы я знал,– пробормотал Гумбольдт.– Я позабочусь о носилках. Дети, предупредите Берта, чтобы он готовился ехать.

– Я это сделаю,– вызвалась Шарлотта.– Чувствую себя виноватой в том, что произошло.

– Вздор,– отрезал исследователь.– Несчастный случай, ничего более.

– Ты уверен? – Оскар уже давно поглядывал в прихожую.– А может, и нет.

– Почему?

– Посмотри…– юноша указал на напольные часы на полпути к кухне.

– Не понимаю…

– Часы. Они остановились. А ведь сегодня утром я их заводил.

– Может быть, остановились во время падения,– предположила Шарлотта.– Даже пол задрожал.

– Да, но посмотрите на циферблат,– Оскар показал на римские цифры.

По спине стекла струйка пота. Это не может быть случайностью. Стрелки указывали время, которое в записях Гумбольдта из будущего обозначалось как время смерти.

Девять часов десять минут.