Текст книги "Под знаменами Аквилы (СИ)"

Автор книги: Томас Ханна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

     Кристина делает еще несколько больших глотков и в ее голосе уже отчетливо звучат пьяные нотки, – У нас даже еды не было. Эти мерзкие Валькирии в первом же рейде просто взяли и сожгли все склады с нашей едой, а потом смеялись, летая над нами, предлагая отужинать крысами!

     -Какая мерзость…, -Бриджита посмотрела на нее взглядом, что ясно дал понять– эта алкоголичка стремительно теряла в ее глазах остатки былого уважения.

     -Мерзость только первую неделю, а потом вроде ничего.

     -Вы что, крыс ели?! Да вы прям как варвары людских земель!, – Бриджита демонстративно отворачивается хлопая крыльями. Она не воин, но никогда не опустится до такого.

     -Да что ты понимаешь, маленькая дрянь! Думаешь мы были этому рады? Каждый день мы находили смельчаков, что пытались пробиться сквозь осаду, приведя подкрепления. Знаешь, сколько из них смогли это сделать? Ни одна драконица не смогла даже достигнуть линии горизонта. Их отрубленные головы нам зашвырнули в город словно мячи для игры малышни. Словно мячи! Но даже тогда мы пытались, продолжая эти суицидальные вылазки.

     Ее пьяное лицо вдруг меняет свое выражение со злости на скорбь, она громко шмыгает, часто моргая влажными от слез глазами.

     -Когда даже крысы стали дефицитом, то мирные граждане, доведенные до отчаяния страхом и голодом добровольно вышли за стены, моля людей взять их в рабство, но дать им еды.

     -Ты представляешь, каково это видеть как мать трясущимися от голода руками разламывает хлеб своим детям, пока на нее надевают магический ошейник?!

     Она вдруг начинает плакать: “Ты представляешь, что значит держать за руку испуганную кроху, что ради еды идет со своей матерью, видя как ее детское личико похоже на облик иссохшей старухи? А ручка такая тонкая, что кажется одно неосторожное движение и ты можешь ее сломать?!”

     – А эту так называемую “посланницу небес”, вывели тайными катакомбами под храмом, а затем завалили проход, чтобы враг не нагнал, а нас бросили умирать во имя страны, нашей “великой” богини и ее мелкой дряни!!

     -Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Вы должны были оголить свои клинки и в последней битве защитить честь воинства драконов дав великую битву под стенами города!, – Бриджита в ярости кричит, приведенная в ярость исповедью этого позора драконьего рода.

     Следующие слова о том, каким должен быть идеал воина, остаются неуслышанными. Тяжелый кулак Кристины встречается с ее челюстью, одним ударом отправляя ее на пол. Фрея едва успевает схватить ее прежде чем разъяренный ветеран выбьет весь дух из беззащитной ученой.

     -В Обливион вас. Вас и всю вашу долбанную доблесть, – Кристина не глядя берет со стойки бутылку крепкого и дешевого самогона, небрежно бросая: “Мои новые друзья за все заплатят”, после чего, покачиваясь, выходит прочь, изредка отпивая прямо из горла.

     Как только дверь хлопает, Бриджита делает первую неудачную попытку встать и сразу за ней вторую, более успешную. С сожалением касается своей рассеченной губы, краешком глаза наблюдая как Фрея извиняется перед владельцем и расплачивается из своего кошелька за бутылку крепкого пойла той алкоголички : “Неудивительно, что про ту битву все молчат. Это не битва, а позорное пятно драконьей истории”.

     -Знаешь, я пожалуй пойду, -Фрея с сожалением смотрит на Бриджиту, – тебе точно не нужно к врачу?

     -Нет, само заживет. А ты иди, тебе же еще на пироги и прошу тебя, никогда не теряй свою доблесть, как та никчемная пародия на рыцаря. Давай, за меня не волнуйся.

     -Хорошо, не потеряю, – Фрея быстро выходит из душного кабака, с наслаждением вдыхая свежий воздух ночных гор. Рассказ, пусть даже такой страшный, в этот день останется лишь байками пьяной драконицы из таверны.

     Затем двинулась к лотку со сладким. После она покинула территорию города и побежала в гости к Муре.

     Её дом располагался в лесу. Шестиэтажный. Столько веселых котят играли во внутреннем дворе дома. Увидев Фрею, они побежали к ней с криками -”Фрея, Фрея!” – и обхватив её сильное тело, они потребовали поиграть. Мать отогнала детей и провела драконицу во внутрь. Усадив за стол она предложила ей кружку теплого молока голштавры и принесла пирог.

     Поедая вкусный пирог с черникой, Фрея отмечала блаженство, получаемое ей при каждом укусе. Наблюдая с искренней радостью, Мура решила перейти к щекотливой теме:

     -Ну как? – резко встала она, чтобы принести графин с молоком.

     -Все нормально! – не прожевав ответила Фрея, – ваще слабаки! За секунды справились!

     -Точно?

     -Точно, точно!

     -Фрея… – вопрос с натяжением тихой атмосферы заставили драконицу отвлечься от поедания, – Я ведь вижу, что ты что-то недоговариваешь…

     Дракон отложила пирог и немного помолчав решила ответить:

     -Это конечно не моё дело, но нам попался шпион из Оды… возможно он что-то разнюхал и мне от этого не спокойно.

     -Ода… – прошептала Мура, ей была известна эта страна. Самые ужасные и грустные воспоминания, связывающие её с этой страной всплыли вновь. Поврежденный когда-то хвост заболел с новой силой.

     -Да… и как только мы получили награды, красную драконицу увели вместе с ним в какой-то кабинет, но я уверена, что все будет в порядке! Я же сильная, я всех вас защищу!

     -Правда? – улыбнулась кошкадлака, – тогда я совсем не боюсь!

     -Ага! Проскальзывала информация, что Владычица демонов собирает расы мамоно в общий поход, но наша кайзер и претор им вежливо отказали!

     -Почему?

     -Да потому, что никто не хочет умирать из-за амбиций Друэллы… Мы живы и у нас все есть и мы не даем слабину, а поддержка Друэллы означает опустошение наших фортов и отправки самых лучших рыцарей на войну, то есть страна будет без защиты. Зипанговские нежнотелки, живущие со своими муженьками в мире и согласии отказались их поддержать, оно и видно! Всегда их не любила! Предки их неинкубов и собственно инкубов частенько насиловали человеческих девушек, из других фракций, всех возрастов… И даже до мамонизированные трупы, нет ну ты прикинь! – Мура согласно кивнула, – и они еще нас учат, как жить, хоть раз бы заимели храбрости для добычи мужей на больших континентах. У них-то там полно этой пакости от владычицы, а мы сами их привлекаем! Своими природными достоинствами и поступками! Пока те их травят всякой дрянью!

     Политическую тираду Фреи прервал звон магической духовки. – Зарядить? – обратилась она к Муре, когда та открыла железный ящик с приделанным драконьим камнем сверху.

     -Да, пожалуйста… – зарядив камень они вернулись за стол.

     -Ну так вот, вернемся к нашим овценамбулам. Как только эта девочка проиграет все свои амбиции вместе с толпами разномастных суккубов и демонов… Может там еще эти шуты из Шабаша подсобят, точно не знаю. Но её атака по Лескатии заставит правительство Оды и Ордена перебросить большую часть войск, потому что девочек там будет полно… – доев кусок и запив молоком она принялась за новый продолжая тираду, – И тогда мы врежем по ослабленной Оде, они не знают, сколько у нас примерно сил, мы им даже подставных шпионов отправляли, и поэтому они думают, что у нас вообще каменный век, – обе монстродевы разразились хохотом, – Да благословит Акатош эти прекрасные скалы!

     -Да благословит тебя Акатош, моя милая подруга!

     -Да благословит и тебя Акатош, он сильный его покровительства на всех хватит!

     Комнату наполнил звонкий девичий смех, прерванный лишь когда в их руках оказалось по очередному куску пирога.

     ***

     Ода, форт Тейтид

     Сидя за крепкими машикулями капитан отряда Ордена Флеких осматривал совсем новую бомбарду, представляя, как она вот-вот откроет огонь по врагу, пришедшему из-за гор. Его уверенность в нападении была обоснована. Прибыл паладин Лайхе. Он прославился на весь альянс своим вспыльчивым характером по отношению к нелюдям. Как только он приходит в казематы, их тихие коридоры нарушал протяженный визг от боли и страха. Если он прибывал на поля еще не совершившейся битвы, где происходило какое-нибудь бездействие, то с его приходом армия атаковала. И атаки в большинстве случаев оканчивались победой Ордена.

     Гений тактики, такого мечтал заполучить каждый командир, но паладин не желал ни с кем оставаться надолго. Он считал своим предназначением помогать каждому слуге Верховной богини в битвах против богомерзких нелюдей.

     Сейчас он сидел в своей кельи и обсуждал план битвы с командирами диверсионных отрядов и элитных частей гренадеров из Лескатии, пытаясь скооперировать действия всех воителей “Её”.

     -Приветствую вас, – донеслось у Флекиха из-за спины. Он начал себя корить, его слух совсем не уловил звук взмаха крыльев, принадлежавший валькирии. А если бы это был дракон или демон?

     Напротив него стояла блондинка с синими глазами, облаченная в золотую броню. Она без эмоций взирала на Флекиха, пока, в чем-то не убедившись, произнесла:

     -Не стоит корить себя за не произошедшее, при том демон не сможет пройти за спиной, – она повернулась и обвела леса и дороги позади форта, – Все это принадлежит нашей бессмертной госпоже, истинной защитнице рода людского и благой человеческой морали.

     Капитан встал перед ней на колено:

     -Моя госпожа Лива, я ни за что не подведу вас и не подведу нашу праведную защитницу от всего этого безумия.

     Валькирия молча положила руку на его плече. Она что-то чувствовала к нему, но не могла понять, что именно. Голос правительницы постоянно приказывал ей быть ближе к нему. Она не понимала значение этих приказов. Возможно у него есть праведная роль в плане богини и она будет оберегать его не смотря ни на что.

     -Ты очень хороший воин, твое служение будет вознаграждено!

     -Мне не нужна никакая награда, я счастлив, что вношу вклад в защиту рода людского от богомерзких тварей!

     -”Какой же он все-таки наивный… ну ничего мы обязательно сохраним власть над человечеством, благодаря таким как ты” – ни на мгновение не меняясь в лице, Лива раздвинула крылья и полетела к небесам. Она должна была доставить все указания воительницам в небесах. Их обстрел должен быть точным, чтобы прорвать пограничную стену этого бельма под названием Дракония.

В интересах Империума

     Мрачные стены, освещенные мертвым светом искусственного освещения. Томящие часы тишины, прерываемые иногда металлическим лязгом идущих по своим делам сервиторов. И длинные ряды пустующих комнат. Все, кроме одной– опечатаны.

     Звенящую предрассветную тишину прерывает неторопливый звук шагов. С момента их разговора прошло уже шесть часов и теперь Салливан возвращается к своим новым коллегам. Как только он заходит в знакомый коридор, то невольно сглатывает неприятный ком в горле, жестом давая сервитору понять, чтобы продолжал следовать за ним.

     И вновь та дверь. И он. Один, если не считать с десяток скитариев, присланных Молотовым на охрану своенравных Мамоно.

     Один из них, увидев что их одиночество нарушено, вскидывает руку в останавливающем жесте, после чего направляет на него дуло своего лазгана.

     Простая формальность. Не более. Система целеуказания “свой-чужой” не даст им сделать случайной ошибки в бою и Салливан это хорошо знает, но на сердце все равно становится неуютно.

     -Приказ Вебера, – он поднимает руку со сжатым в пальцах символом инквизиции.

     Как только они опускают свои лазганы, освобождая путь, в сердце Салливана вновь начинают появляться крошечные, почти незаметные, но очень навязчивые сомнения.

     Вчера он пришел к ним, словно они были испуганными гражданскими. И вел себя так, словно они и были испуганными гражданами Империума.

     Салливан никогда не подвергал сомнению свою веру-“но Император!”-, всю свою жизнь он провел, обрывая жизнь тех, в ком от человеческого остался только облик, иногда даже весьма приятный. Во всяком случае, он уже убивал слаанешиток, на фоне которых все здешние мамоно выглядели бы деревенскими дурнушками.

     Он вспомнил цитату из книги “Ненависть к чужакам” :“Ибо души их черны и мысли столь непохожи на наши, что пока горит огонь человеческих душ, не может быть мира между нами”.

     -Души их черны и мысли столь непохожи на наши…, – он полушепотом произнес эти слова, словно пробуя их на вкус, – будь эти две действительно из их числа, то их бы убили еще там, в храме. Но Генрих действительно признал их души чистыми.

     На этот раз он вошел без стука. Забрал поднос из рук сервитора, отправив его обратно. Замок пару раз мигнул зеленым, отзываясь на его ключ-карту, после чего тяжелые двери распахнулись, пропуская его внутрь.

     Внутри было темно. В тесных каютах кораблей не было окон и если бы не иллюзорное пламя на хвосте Гвиневры, наполняющее комнату мягким оранжевым светом, то простой человеческий глаз не смог бы увидеть ровным счетом ничего.

     Абхуманша не спала. Она сидела на кровати, обняв пухлую подушку своими сильными руками и задумчиво смотря на спящую Тарквинию.

     -Доброе утро, господин, – она кивком головы поприветствовала его, окинув взглядом безупречный мундир, после чего вернулась к созерцанию мирно сопящей инари.

     Баргест остановился. Ибо души их черны… Быть может, магос все же ошибается и они всего лишь изувеченные варпом люди? Он беззвучными шагами прошелся вдоль комнаты, поставив поднос на их небольшой столик, после чего присел на кровать рядом с Гвиневрой.

     В уголке глаза высветились данные биоритмики ее тела. Она напряжена, устала, ей страшно. Взгляд подмечает, как ее пальцы нервно сжимают подушку, крепко прижимая ее к себе. Со стороны это выглядит так, будто она хочет найти в ней защиту. Ее взгляд сосредоточен. Сейчас весь мир для нее замкнулся на том комочке тепла и нежности, что мирно посапывает на второй кровати, иногда с ворочаясь под неудобным одеялом.

     -Ты и вправду любишь эту малышку?

     Беззвучный кивок. Пламя на кончике хвоста вспыхнуло чуть сильней.

     -Твои слова о том, что мы в безопасности. Это правда?, – Гвиневра все так же боится смотреть в его сторону.

     Страх… Баргест вспоминает как упивался ее страхом и отчаянием тогда, в камере. До того, как их признали равными людьми. Представляет, как проделывает это все прямо сейчас, бросая ее на пол, срывая одежду, заставляет заливаться в слезах, умоляя пощадить ее подругу... И вместо теплого чувства эйфории чувствует лишь колючую неприязнь к самому себе.

     -Абсолютная.

     Салливан говорит шепотом, как и саламандра. Нарушать подобную идиллию резким громовым рыком совсем не хочется. Он бесшумно выдохнул, прислонившись к стене, чувствуя как внутри становится теплее. Мир за пределами этой комнаты исчез. Ему вдруг стало хорошо. Так хорошо, что он в блаженстве закрыл глаз, наслаждаясь этим приятным, теплым чувством, что медленно разливалось по всему телу, идя от живота и доходя до кончиков пальцев. Полузабытое чувство безопасности и комфорта... Которого эти девушки лишены…

     На сердце вдруг стало противно.

     -Я знаю, каково это, жить в неизвестности. Однажды Вебер, тогда еще дознаватель, купил меня у моего племени за пригоршню золотых. И забрал меня, выходца из полудикого мира, на корабль своего инквизитора.

     -Купил?, – Саламандра с изумлением смотрит на него и Салливан умиротворенно улыбается, видя как в свете слабого пламени ее глаза блестят подобно ограненным топазам.

     -Его команда искореняла культ хаоситов на моей планете. Я вызвался быть проводником и в неравном бою смог выследить и убить чудище, что породило их нечестивое колдовство, – улыбка на его лице становится горькой, – когда пришло их время покинуть нас, то старейшины моего племени решили, что золото важнее жизни безусого юнца и я отправился с ними.

     Саламандра в шоке смотрела на него прикрыв рот рукой: “Это ужасно”.

     -Ну почему же. Я многого достиг. У меня было уважение, выпивка, женщины… Много женщин, – Салливан мечтательно закатывает глаза, но тут же осекается, видя осуждающий взгляд Гвиневры, после чего лениво протягивает – Знаешь, сложно устоять, когда они так к тебе и липнут.

     Они еще немного молчат.

     -Я пришел сказать кое-что еще. Если ты боишься, что теперь вас с Тарквинией могут разлучить, то не нужно. Может вас взяли в нашу команду и насильно, но Вебер и я смогли настоять на том, чтобы вас признали полноценными гражданами Империума. А это значит, что формально, как только ваша служба у нашего инквизитора закончится, вы вновь будете свободны. Я… Я просто понимаю, насколько это важно для вас.

     Саламандра неуверенно ерзает на своем месте, сжимает губы, выдавая всем своим телом, как две противоположные мысли схлестнулись в битве за ее разум. Наконец, она говорит : “Знаешь, однажды я решила, что не дам одной глупой инари испортить себе жизнь и вызвалась помочь ей за плату, которую могла проиграть в кости и не заметить. Хотя, вспоминая тот день, еще неизвестно кто кому помог : стареющая саламандра, испытывающая проблемы с алкоголем, и медленно теряющая себя на дне стакана, или не в меру амбициозная лисичка, отважившаяся без оружия и охраны вломиться в разбойничий притон”.

     -Разбойничий притон?

     Гвиневра лишь вяло отмахивается рукой : “ Моя рука никогда не обнажала клинка ради убийства невинных и безоружных. У них просто была хорошая выпивка. Лучшая в округе”.

     Гвиневра молчит и биоритмы показывает, как ее сердце начинает чаще биться, а пальцы сильнее впиваются в подушку.

     -Скажи мне, какая жизнь ее теперь ждет? Со мной то ладно, мне уже давно плевать на себя. Но она…, – Гвиневра оборачивается, вглядываясь в глаза Салливана, словно хочет увидеть в них ответ, который успокоил бы ее. И не находит. Она вновь отворачивается и продолжает смотреть на мирно причмокивающую во сне мамоно.

     -Все время, что я провела с ней, я не уставала ее уговаривать бросить свои безнадежные поиски мифического способа мести. Найти себе работящего мужика, желательно бывшего солдата, а после нарожать кучу детишек. Чтоб сразу на целый клан. Но она и слушать этого не хотела. Все время твердила о том как однажды вернется и заставить их заплатить за то, что они сделали.

     -Месть – это важно. Иногда это единственное, что поддерживает в нас волю к жизни.

     -Нет, месть это ужасно. Однажды я хотела отомстить человеку, что забрал самое дорогое что у меня было.

     -Ребенок?

     Саламандра на секунду замирает, с тревогой поглядывая на Баргеста.

     -В сердце женщины нет человека важнее, чем ее дитя. Это очевидно. А в том, что ты была матерью, я не сомневаюсь, – Салливан с легкой печалью смотрит на нее, – Только дурак не увидит, каким взглядом ты смотришь на свою подругу.

     Гвиневра лишь молча кивает:

     -Я пришла к его дому ночью, намереваясь войти внутрь и убить его самым жестоким способом, которым только смогу.

     -И не смогла?

     -Не смогла. Сквозь раскрытые окна я видела его молодую жену, маленького ребенка, старых родителей. Моя дочь сама допустила ошибку первой обнажив клинок. Как я могла убить того, кто лишь защищался?

     -И что ты сделала?

     -Ушла, не оглядываясь назад. В мире и так полно боли. Новая ничего не исправит.

     Баргест задумчиво смотрит в темноту комнаты. Монстры так себя не ведут. Он сотню раз бился с ксеносами, еретиками, мутантами и не мог назвать среди них ни одного, кто смог бы поступить точно так же. Было забавно видеть абхумана, что был человечнее львиной доли людей, с которыми пересекалась его линия жизни.

     -Господин…

     -Не господин. Когда рядом нет никого– просто Баргест или Салливан.

     -Баргест. Прошу, я должна знать, она сможет когда нибудь получить то счастье, которое заслуживает? Дом, семью, непоседливых детей?

     Салливан молчит, ибо хорошо знает ответ – нет. Служба в инквизиции означает что ты уйдешь с нее или в гробу (самый распространенный вариант), или твои враги устроят тебе такую жизнь, что о смерти ты будешь мечтать.

     -Да, сможет. Как только мы закончим свои дела на этой планете мы дадим вам золото и свободу. Вебер ценит своих людей, – И вновь столь привычная “ложь во спасение”. В который раз. Думать о том, что скорее всего их убьют как свидетелей, причем приговор поручат исполнить именно ему, не хочется совершенно.

     -Спасибо, – В тишине раздается чуть слышный скрип кровати, а затем Салливан ощущает, как на его плечо ложится голова абхумана.

     Секундный шок быстро проходит. Сейчас она не мерзкий ксенос, а абхуман, что лишь недавно увидела свет Императора.

     -Пожалуйста, не отталкивай, – она доверчиво прижимается к нему, – Я просто…. Ты даже представить не можешь как это тяжело, все время быть сильной.

     -Я думал, что ты считала меня плохим.

     Гвиневра шмыгает носом, крепче прижимаясь к его мундиру – Нет, ты хороший. Я чувствую это.

     Баргест нежно поглаживает ее длинные волосы, чувствуя как она доверчиво льнет к нему, словно побитый щенок в поисках защиты. На задворках души медленно ворочается тоскливое чувство от понимания того, что в своем страдании она готова искать поддержку в любом, кто дасть ей иллюзию счастливого будущего. Даже в таком чудовище, как он.

     -Не бойся, все будет хорошо, – и снова ложь.

     ***

     Тарквиния сладко потянулась, с головой зарывшись под одеяло. Просыпаться не хотелось. Она одной рукой приподняла край одеяла и сразу же закрылась, почувствовав как внутрь зашел холодный воздух. С уст сорвался недовольный стон. Ей снился такой интересный сон! Словно они с Гвиневрой попали на огромный корабль, что летал от планеты к планете и…

     -Император милосердный! Да просыпайтесь же уже!

     Стоп! Это был не сон!

     Глаза в страхе расширяются, сердце начинает гулко стучать.Теплый воздух казавшийся до этого приятным, словно дружеские объятия, вдруг становится душным и она чувствует, как начинает задыхаться.

     Из-под одеяла показывается сначала ее мордашка, которая со страхом осматривает комнату. Она с тревогой смотрит на гигантскую фигуру Баргеста (Салливан) и, увидев что на его лице застыло лишь выражение скуки, Тарквиния отважно высовывает всю свою голову, садясь на край кровати и закутавшись в одеяло как гусеница в кокон. После чего, словно настоящая лисичка, водит носом из стороны в сторону, вдыхая сладостный аромат свежей выпечки, что заполнил их комнату.

     -Наконец то проснулась, – Баргест кивает в сторону подноса, где судя по запаху стоит их завтрак, покрытый тонкой скатертью, после чего плюхается на пустующую кровать Гвиневры, продолжая пристально смотреть на полусонную инари. – Можешь не спешить, служба начнется только через час.

     Он устало прикрывает глаза, с тоской осматривая комнату, выданную его новым коллегам.

     -Где Гвиневра?, – Тарквиния с некоторым испугом осматривает комнату, не находя в ней знакомого лица.

     -В душе, – он бросает сальный взгляд на закрытую дверь, из-под которой идет пар, – Впервые вижу чтобы новость о горячей воде и огромном куске мыла приносила столько радости в чье-то сердце.

     Он с похотливой улыбкой смотрит на закрытую дверь, вслушиваясь в звук льющейся воды, после чего переводит свой взгляд на Тарквинию, ничуть не смущаясь ее нахмуренных бровей.

     -У вас сегодня будет тяжелый день. Главное не бойтесь, в обиду вас Вебер не даст, а если кто обидит, то просто скажи мне. Хоть я и сомневаюсь что найдется дурак, решившийся попортить собственность инквизитора.

     Инари плотнее закутывается в свой импровизированный кокон. Любопытные глаза все еще с тревогой смотрят на того, которого они должны называть господином. На языке вертится куча вопросов, на которые она хочет получить ответ, но страх услышать неприятную правду заставляет ее молчать. Повисшую в воздухе тишину нарушает шум открытой двери в душевую, откуда, совсем не смущаясь своей наготы, вываливается Гвиневра.

     -Уф, я начинаю любить эти достижения как ее там… ах да, цивилизации.

     Тарквиния едва не отворачивается от брезгливости, когда видит как похотливый взгляд Салливана пожирает ее подругу, пока она обтирается полотенцем. – Мерзость, и почему к Гвиневре вечно лезут только подобные уроды?

     -Не затягивайте с завтраком, мне нужно с вами поговорить.

     -Завтрак в постель? Как романтично, – Тарквиния начинает улыбаться, но быстро становится серьезной, видя сосредоточенный взгляд Салливана.

     -Мне нужно время поговорить с вами кое о чем. После молитвы вас будет ждать ваше первое задание. Неподалеку наша разведка нашла небольшое селение, в которой были замечены странно выглядящие абхуманы.

     -Как они выглядели?

     -На ногах копыта, черно-белый мех. Рога. Вам уже приходилось сталкиваться с подобными?

     -Да, господин. Это Гольштавры, – Тарквиния вдруг испуганно замирает, вспоминая судьбу волкодевочек, – послушайте, они может и не люди, но они безобидны, их даже Орден особо не трогает.

     Салливан хмуро посмотрел на нее: “Подобные решения принимаю не я. И решать о том, жить им или умереть, примут лишь Вебер и Молотов. От вас потребуется молча стоять рядом и отвечать на наши вопросы. Понятно? И если Вебер примет решение о том, что они должны быть очищены, то вы ни в коем случае не должны перечить ему”.

     Он встает с кровати и облик “деревенского похабника изместной таверны” окончательно спадает с него. Чёрный костюм, украшенный изображениями черепов, прямая, несгибаемая осанка. И цепкий взгляд его единственного живого глаза. Перед ними вновь безжалостный воин далеких миров.

     -А сейчас, приступим к трапезе. Лучшие блюда от нашего повара – круассаны и рекаф.

     Тарквиния осторожно пробует маленький кусочек от хрустящей булочки и в следующее мгновение полностью его уминает. Возможно это всего лишь хитрые игры в дипломатию, но это так приятно, когда сладкоежек инари пытаются подкупить их слабостью.

     -Самое первое, что вы должны помнить, так это то, что сейчас вы для всех на этом корабле люди. Искалеченные, обезображенные варпом и мутациями, но люди. И в вас бьются человеческие души.

     -Но ведь это не так, – Гвиневра с недоумением смотрит на него, но тут же замолкает слыша злое шипение Тарквинии.

     – Вебер представил вас как абхуманов, что смогли отринуть проклятие мутаций этой планеты и обратить свое сердце к Императору, – в голосе Салливана появляется раздражение, – Теперь вы выше всех остальных мамоно на этой планете вместе взятых. И вы должны помнить об этом, ибо преклонение, восхищение или милость к нелюдям – это Ересь. Понятно?!

     -Да, господин Салливан.

     -Отлично. Вы служите Веберу и потому будете освобождены от рутины здешних гвардейцев, но помните, что вы пока здесь никто. Каждый из встреченных вами бойцов прошел через ад и если я увижу непочтение к святым символам Имперской гвардии, Адептус Механикус или Экклезиархии, то без наказания вы не останитесь.

     Баргест останавливается, с высоты своего роста рассматривая двух притихших девушек. Он не должен здесь находиться. Не должен был приходить сюда этой ночью. И если однажды он узнает, что это их демоническая энергия затмила ему разум, то он лично позаботится о том, чтобы их ожидала самая мучительная смерть, которую он только сможет организовать.

     Он с холодом смотрит на Тарквинию, что может и напугана, но продолжает неумолимо уминать круассаны. Ее страх даже бодрит. Но лицо полуящерицы выражает лишь грусть и непонимание. Только недавно она нежилась в его объятиях, радуясь тому, что кто-то смог ее понять и дать ей немного тепла в этом мире, и вот он уже вновь стал холодным и злым, как сталь меча. Гвиневра с печалью смотрит на свой завтрак, лишь молча кивает в знак согласия.

     В коридоре раздается короткий гудок.

     -Пора. Оденьтесь как подобает честным гражданам Империума. Скоро начнется утреннее богослужение.

     ***

     Вновь этот страшный храм. Тарквиния осторожно ступает рядом Салливаном, невольно видя в нем единственного хорошего знакомого среди чужаков.

     Служба проходит стоя. Для них выделено отдельное место, но это лишь формальности. Простая техника безопасности для высокопоставленных лиц. Перед ликом Императора все равны, как сказал ей Баргест.

     Она одета в невзрачную форму санкционированных псайкеров. Бежевая мантия, скрывающая ее фигуру, добротно сделанный жилет под ней, мешковатые брюки и тяжелые черные армейские ботинки. Всю одежду покрывают печати с неизвестными ей молитвами. Пальцы еще раз пробегаются по вышитой золотом символе адептус астропатика

     До этого она была в этом храме лишь один раз и до сих пор помнит то ощущение своей беспомощности, охватившее ее когда она встретилась лицом к лицу с его ревнителями веры.

     На сердце скребут кошки. Как только она переступила порог храма, ее не отпускало чувство, что за ней следят. И она имела в виду не эти вездесущие “серво-черепа”, не постоянный взгляд их негласного опекуна Салливана и даже не иногда появляющееся жжение ее метки. Нет, то, что она чувствовала, было несравненно более страшным чем то, что она уже видела.

     Пальцы нервно перебирают четки с символом двуглавого орла. Взгляд нервно скользит по бесконечной толпе людей, стоявшей, подобно застывшим статуям, в ожидании начала службы. На их лицах лишь умиротворение и легкие улыбки.

     Но Тарквиния точно знает, что здесь еще что-то, невидимое простому взору. Она нервно покусывает свою губу, пытаясь своим слабым магическим зрением увидеть хоть небольшой намек на нечто, что недоступно взгляду людей в этой комнате.

     Ничего.

     В момент, когда первые слова чуждой молитвы проносятся над толпой, на подобные раздумья времени уже не остается. То, что она испытывает сейчас – нерациональный страх, вызванный стрессом. И то что с ней произойдет, если она нарушит святой ритуал чужаков – ужасная правда.

     Она закрывает глаза, погружаясь в успокаивающую темноту и вслушиваясь, как ее тоненький голосок вливается в нестройный хор грубых мужских голосов.

     “Склонитесь пред Бессмертным Императором, ибо Он наш Заступник“.

     Она этого не видит, но как только первые слова молитвы срываются с ее уст, на лицах многих солдат появляется изумление. Среди их грубых, хриплых от крика и курева голосов, ее голос подобен журчанию ледяного горного ручья в жаркий день. Словно успокаивающий шум летнего дождя после полуденного зноя.

     На лицах гвардейцев появляются улыбки. Сегодняшняя молитва особенная. Конечно, уже через час от этого не останется и следа, но сейчас их сердца словно заново учатся жить, вспоминая все то светлое, ради чего они добровольно идут в ад битвы.