Текст книги "Сокровища Рейха"

Автор книги: Томас Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глазго

Последний этап перелета в Глазго прошел в темноте и под дождем. Я попробовал составить схему событий, начиная с момента моего отъезда из Кембриджа и стал набрасывать ее в записной книжке, но очень скоро все страшно запуталось. Пришлось бросить это занятие. Да, я не Рока. Я не мог все так логически сопоставить.

Когда я ушел из его кабинета на улице Марено, он выглядел озадаченным, но далеко не сбитым с толку. Новые трудности он встретил решительно и по-деловому. Наверняка уже к вечеру на каждого из тех, кто втянут в это дело, он заведет досье.

Мария будет находиться под присмотром, пообещал мне Рока, пока, как он выразился, не кончится этот «период нестабильности». Он также распорядился провести самое тщательное расследование, касающееся финансовых дел профессора Долдорфа, и уточнить, поддерживал ли тот связь с Котманом или с кем-нибудь другим из деятелей перонистского периода.

Дневник, найденный Марией среди бумаг ее отца, особенно заинтересовал Року. Он известил меня, что попытается установить личность Барбароссы и Зигфрида и наведет справки о тех лицах в кругах старых перонистов, которые время от времени затевают возню, стараясь добиться возвращения домой низложенного президента.

Итак, я отказался от мысли составить схему.

Впрочем, единственное, что по-настоящему меня заботило, – это поиски моей сестренки Ли. Я должен ее найти! Мне казалось, что, как только я найду Ли, все сразу станет ясным. Тогда я бы все понял… Главное, надо найти ее.

Кто-то коснулся моей руки.

Это оказался мой сосед по креслу, низкорослый крепыш с красным лицом, в твидовом костюме. Его губы бантиком, распухшие, точно от укуса пчелы, были плотно сжаты, словно туго затянутый шнурком кисет.

– Я говорю, под нами Глазго, – сказал он бесстрастно. – Наконец-то долетели. – Он ткнул пальцем в забрызганное дождем окно, и в этот момент наш «Боинг-707» слегка накренился. Внизу стелился сонный и мрачный Глазго. На губах крепыша появилось слабое подобие улыбки. – Было бы жаль, если бы вы не увидели панораму города. – Он смущенно отвернулся.

– Спасибо, – поблагодарил я и зевнул.

– Издалека летите?

– Да, пожалуй. Из Буэнос-Айреса.

– Ничего себе! – по-женски всплеснул он пухлыми розовыми лапками. – Не ближний путь. А я-то думал, что лечу издалека… Из Рима и Мадрида. Вы переплюнули меня со своей Аргентиной, правда ведь? – Он улыбнулся. – Ну и ну!

Я кивнул, надеясь, что на этом наше общение закончится. Он достал из-под сиденья портфель из свиной кожи, положил его на колени поверх пристежного ремня. Я тоже пристегнулся, после чего он протянул мне свою розовую пухлую ладонь:

– Макдональд.

Поколебавшись, я сказал:

– Купер.

– Рад познакомиться, мистер Купер. Мне нравится знакомиться с людьми, с которыми вместе летишь. Суеверие, конечно, я понимаю, но меня всегда преследует мысль, что можно разбиться во время авиационной катастрофы… и так приятно знать, с кем ты можешь погибнуть, вы понимаете? – Он радостно улыбнулся мне и убрал маленькую ручку. – Как по-вашему, наверное, это звучит очень странно? Полагаю, что да. Но что поделаешь, что поделаешь… Такова уж моя натура. – Он промокнул носовым платком блестевший от испарины лоб.

«Боинг-707» начал резко снижаться сквозь дождевую завесу. Натужно завыли двигатели, ощутимо завибрировал фюзеляж.

– Надолго в Глазго? – спросил мой попутчик.

– Не знаю, – ответил я. – Вряд ли.

– Не очень-то веселое место, я имею в виду Глазго. Сугубо коммерческий, индустриальный город, не то что Эдинбург. По делам, я полагаю?

– Нет-нет. Не по делам.

– Ну, если в отпуск или на выходные, то Глазго вас разочарует, мистер Купер. Эдинбург – другое дело. Вот куда вам надо ехать. Это действительно место для туристов.

Самолет летел уже совсем низко, заходя на посадку в кромешной тьме.

– Я по личному делу, мистер Макдональд, – ответил я устало. – Не в отпуск, не на выходные. – От душного воздуха в салоне щипало глаза.

– Сам-то я страховой агент. Дела, дела, вечно дела. – Он пожал узкими плечами, нервно провел рукой по яйцевидному черепу, скосил глаза за очками в примитивной пластмассовой оправе, будто опасаясь, что его ударят. На лбу у него каплями выступил пот. Только теперь до меня дошло, почему он затеял весь этот разговор: он просто боялся. Ожидая, когда колеса самолета коснутся посадочной полосы, он вцепился в ручки кресла, даже суставы пальцев побелели. И вот глухой удар, легкий толчок, и самолет покатил по твердой земле. Макдональд перестал сжимать подлокотник, вытер лоб. Лицо его постепенно обрело нормальный цвет.

Мы встретились вновь в багажном отделении. С широкой дружелюбной улыбкой прирожденного страхового агента он двинулся ко мне.

– Где собираетесь остановиться? – спросил он непринужденно, не думая больше о смерти.

Внезапно мне стало приятно от общения с этим безвредным человечком после всех тех, с кем приходилось встречаться за последнее время.

Я назвал гостиницу, он одобрительно кивнул:

– Лучше не бывает.

Привезли наш багаж, мы взяли чемоданы и направились к выходу.

– Ну, всего хорошего, – сказал он, садясь в такси. – Надо нам как-нибудь встретиться, выпить. Могу порекомендовать одну пивную… Уверен, вам понравится. – Он помахал ручкой и укатил.

Дул ветер. Лил косой февральский дождь, холодный и пронизывающий. По земле стелился туман, скапливаясь на бетонированных площадках перед ангарами. Я втиснул в такси свой багаж, мы развернулись и лихо помчались в Глазго. Я весь промок, замерз и никак не мог согреться.

Когда на следующее утро я вышел из отеля «Лорн», на Сочихолл-стрит стеной стоял густой, пропитанный сажей мрачный зимний туман. Я чувствовал себя отдохнувшим, сильным, готовым к действию. Первоначальное потрясение, которое я испытал, увидев вырезку из газеты, несколько улеглось, и можно было всерьез приступить к поискам Ли.

Я взял такси и поехал в контору Сирила. Туман сгущался. Пахло сыростью и копотью. Однако, учитывая мое теперешнее настроение, такая погода была мне больше по душе.

Служебные кабинеты располагались на втором этаже респектабельного здания на Уэст-Риджент-стрит. Здание «Олл Бритн дистрибьютинг лимитед» являло миру облик весьма сдержанного достоинства – сочетание начищенной латуни и темного дерева полированных дверей. В небольшой приемной с мягким освещением, устланной ковром от стены до стены, восседала дама средних лет в строгом костюме. Где-то шипел скрытый от глаз радиатор отопления, но в комнате было прохладно. Я назвался, женщина заморгала и скрылась за тяжелой дверью, которая захлопнулась за ней с громким стуком. Вскоре она вернулась и объявила, что мистер Дамфриз примет меня незамедлительно, если я буду так любезен проследовать за ней в кабинет.

Джек Дамфриз оказался высоким, стройным человеком в темно-синем костюме-тройке, белоснежной сорочке и узком полосатом галстуке под слегка распахнутым воротом – типичной одежде английских бизнесменов. На мизинце поблескивало кольцо с печаткой. Он принадлежал к типу нестареющих людей: лицо свежее, слегка сутуловатый, по виду лет около сорока.

Мы обменялись рукопожатиями. Он налил чай из небольшого изящного чайника с пасторальными сценками на выпуклых круглых боках. В камине шипели и потрескивали сырые поленья. Кабинет выглядел необычайно элегантным, и это было так характерно для Сирила – создавать вокруг себя красивую обстановку.

Дамфриз стоял у камина и, помешивая ложечкой чай, официально улыбался. Упаси бог, только бы он не оказался занудой…

Я уселся в коричневато-бордовое кожаное кресло и, посмотрев на него снизу вверх, с серьезным видом спросил:

– Какое положение вы занимаете здесь, мистер Дамфриз?

От камина струилось приятное тепло, и я придвинулся поближе.

– Директор-распорядитель филиала в Глазго, – ответил он, потягивая чай и сосредоточенно глядя на меня поверх очков влажными голубыми глазами. – Дважды в месяц посылаю письменный отчет мистеру Сирилу Куперу на адрес нашей лондонской конторы. – Он говорил так, будто оправдывался. – Что касается Глазго – тут целиком хозяин я.

– Присаживайтесь, мистер Дамфриз, прошу вас, – сказал я.

Фарфоровая чашка на блюдце тихо задребезжала, когда его безупречная фигура опустилась в другое кожаное кресло. Дождь глухо бился в створки окна, нагоняемый порывами ветра сквозь толщу тумана.

– Мой брат Сирил умер, мистер Дамфриз.

– О, не может быть… – Лицо директора-распорядителя стало печальным, однако чувствовалось, что мозг его напряженно работает.

– Он скончался весьма неожиданно в нашем фамильном доме в Куперс-Фолсе, в Миннесоте. – Я достал трубку, начал набивать ее табаком. – Теперь все предприятие «Олл Бритн дистрибьютинг лимитед» целиком переходит ко мне. Я, откровенно говоря, не знаком с его деятельностью, но мои адвокаты уже занимаются этими вопросами. В самое ближайшее время мне понадобятся последние сводки по балансу и данные инвентаризации. – Я чиркнул спичкой и раскурил трубку.

Дамфриз выглядел несколько расстроенным. Я улыбался, наблюдая, как мое сообщение постепенно доходит до его сознания.

– Разумеется, вы можете получить их, когда вам будет угодно, мистер Купер. Я уверен, вы найдете все в полном порядке. – Он наклонился вперед, уперся локтями в колени, готовый отразить любой натиск со стороны нового хозяина.

– Я вполне вам доверяю, мистер Дамфриз, – сказал я. – Вполне. Мой брат отлично разбирался в людях, и коль скоро он поставил вас во главе конторы в Глазго, уверяю вас, я ничего не собираюсь менять. Можете в этом не сомневаться. – Я несколько раз пыхнул трубкой, давая огню хорошенько разгореться, а потом сделал глоток чаю.

Дамфриз вздохнул с облегчением.

– Я просто потрясен, мистер Купер, – произнес он, несколько успокоенный. – Как это случилось с вашим братом? Когда я встречался с ним последний раз осенью прошлого года, он, казалось, пребывал в добром здравии. Мы не часто видели его у себя здесь… Нам никогда не было известно, где он находится. Наша фирма являлась для него лишь одним из предприятий, в которые он вкладывал свой капитал.

– Он умер не от болезни, мистер Дамфриз. Кто-то убил его.

Дамфриз побледнел. Он встал, подошел к окну, глянул сквозь туман на улицу.

– Невероятно. Я просто не нахожу слов. – Потом обернулся и остро посмотрел на меня. – Известно, кто это сделал?

– Нет. К сожалению, нет. Все крайне загадочно и зловеще. Должен сказать, на мою жизнь тоже покушались дважды… И нескольких человек уже нет в живых.

Я коротко рассказал ему о случившемся. За это время он лихорадочно осушил две чашки чаю и закурил сигарету. От его сдержанности не осталось и следа, и это мне понравилось в Джеке Дамфризе. Когда я закончил рассказ, он, не отрывая от меня глаз, прошептал:

– Иисус Христос и все святые… По существу, если такая тенденция сохранится, старый Глазго ждет новая волна преступлений, да? Пока вы здесь, я имею в виду…

– Если сохранится. Кстати, у меня к вам есть несколько вопросов, поэтому, если не возражаете, давайте сразу перейдем к ним. Прежде всего мне хотелось бы, чтобы вы взглянули вот на это. – Я вынул из кармана фирменный конверт отеля «Лорн» и протянул ему.

Он открыл его, достал вырезку и даже крякнул от изумления.

– Вам она знакома?

– Еще бы, – ответил он. – Я же сам и организовал эту съемку. – Он провел рукой по подбородку. – Странно, однако, что вы оба могли увидеть в ней?.. Понимаете ли, эта фотография появилась в нашем «Геральде» как раз в тот самый день, когда ваш брат прошлой осенью прилетел в Глазго. Он принес ее сюда в контору. Мне еще не приходилось видеть его в таком настроении, и я никогда не забуду этого, уверяю вас.

Далее Дамфриз рассказал, что в то время в Глазго проводилась торговая ярмарка и сам он был весьма доволен собой, поскольку ему удалось организовать эту съемку. Фотография появилась в газете, сопровождаемая репортажем журналиста Алистера Кемпбелла, где особо подчеркивалась важность подписания контракта между «Олл Бритн дистрибьютинг лимитед» и мюнхенской импортной фирмой Гюнтера Бренделя. Вполне естественно, «Олл Бритн» пыталась внедрить на немецком рынке новый сорт шотландского виски. Дамфриз до этого некоторое время разрабатывал тактику завоевания этого рынка, и подписание контракта для их фирмы было настоящей победой. Чтобы отметить такое событие, он уговорил Кемпбелла, с которым был знаком уже несколько лет, преподнести эту сделку читателям как пример расширения торговых связей с Германией и одновременно создать рекламу новому сорту виски. В итоге все прошло идеально. Дамфриз и Кемпбелл добились от редактора согласия поместить и фотографию, чтобы привлечь внимание к репортажу, причем отныне и во веки веков – это было предусмотрено – Кемпбелл мог бесплатно потреблять виски этой фирмы сколько его душе угодно; подарок довольно щедрый, если учесть способность журналиста поглощать спиртное.

Когда Сирил появился в то утро в конторе «Олл Бритн», он выглядел необычно возбужденным. Тут же, выпроводив всех из кабинета, он сел у камина и принялся расспрашивать Дамфриза о фотографии, о репортаже и переговорах, завершившихся соглашением с фирмой Бренделя.

– Он настойчиво допытывался обо всем, – вспоминал Дамфриз. – Особенно интересовался, как начались переговоры, кто был инициатором: они обратились к нам или мы к ним. Я сказал, что предпринял первые шаги, поскольку получил сведения, что фирма Бренделя вышла на рынок для закупок.

– Вы ездили в Германию, чтобы убедить их? – спросил я.

– Нет, Гюнтер Брендель сам прилетел сюда из Мюнхена. Хотел удостовериться, состоятельная ли мы фирма, можем ли выдержать конкуренцию, понимаете?

– Он знал, что «Олл Бритн» – собственность моего брата?

– Вот-вот! Именно это больше всего занимало и вашего брата… Убедившись, что инициатива исходила от меня, а не наоборот, он принялся расспрашивать меня, а мог ли Брендель каким-то образом пронюхать, что владелец фирмы он? Упоминал ли я его имя? Может, мне известны пути, откуда Брендель мог получить такую информацию?

Дамфриз закурил новую сигарету, заглянул в чайник, но там было пусто. Тогда он подошел к двери и попросил принести еще чаю.

– Разумеется, я мог говорить только за себя, – продолжал он, – а посему заверил вашего брата, что имя Куперов никогда не произносилось. Да и, собственно говоря, какая в том была необходимость? Директор-распорядитель – я. Какое дело Бренделю, кто возглавляет фирму?

– Значит, ваш ответ удовлетворил Сирила, – сказал я. Огонь от камина припекал ноги. Я встал, повернулся спиной к окну. Медные часы пробили одиннадцать. За окном стоял туман, густой, как и прежде. – Ну а что вы можете сказать о супруге Бренделя? Вы хоть раз встречались с ней? – У меня невольно перехватило дыхание, и я ничего не мог с собой поделать.

Дамфриз с недоумением медленно покачал головой, как человек, потрясенный необычным номером фокусника:

– Чертовщина какая-то! То же самое хотел знать ваш брат. Пожалуй, именно это интересовало его в большей степени… «Да, – сказал я ему. – Да, встречался». Брендель вторично приезжал в Глазго, чтобы посетить ярмарку, и мы дня за три до прибытия вашего брата вместе обедали втроем у «Гая». – Он заметил недоумение на моем лице. – Отличный ресторан, мистер Купер, полагаю, лучший в городе. Брендель тоже угощал, по его словам, чтобы покрепче завязать, так сказать, узел деловых отношений. В общем, памятный был вечер: шампанское… и ни капли виски, слава тебе господи. – Он скорчил гримасу.

– Хорошо, – прервал я его. – Расскажите мне о фрау Брендель все, что вы о ней помните.

– Ага, фрау Брендель. Лиз ее зовут, Лиз…

Я внутренне вздрогнул, услышав это имя: почти что Ли.

Дамфриз продолжал:

– Она из тех женщин, которых нелегко забыть, уверяю вас, мистер Купер, но довольно трудно описать. Обворожительно красива, хотя и… несколько отрешенная. Не то чтобы неприветливая, совсем нет, однако… Я понимаю, вероятно, глупо судить так по одной встрече, но она показалась мне грустной женщиной. – Он поймал мой взгляд. – Вы догадываетесь, что я имею в виду? Не просто грустная, а несчастливая. Она улыбалась, была, как полагается, любезной с деловым партнером мужа, но, когда ей казалось, что на нее никто не смотрит, она уходила в себя, на лице у нее появлялось довольно скорбное выражение.

– Скорбное?

– Она намного моложе своего мужа, очень к нему внимательна, но ведет себя скорее как его дочь. – Дамфриз откинулся на спинку кресла, скрестил длинные худые ноги и выпустил кольцо дыма, которое, точно облачко, медленно проплыло перед его лицом, прежде чем раствориться. – Как-то неловко говорить об этом…

– О чем?

– Герр Брендель человек в высшей степени элегантный: кольца, драгоценности, шьет у лучших портных, говорит вкрадчиво, тихо, чуть ли не шепотом… очень изнеженный… Мне не хочется говорить больше того, что я сказал.

– Гомосексуалист?

– Ну, может, не совсем так. – Дамфриз кашлянул. – Но что-то туманно-неопределенное, если вы понимаете, что я имею в виду. Красивый, ухоженный, как женщина в известном возрасте. На лице искусственный загар. Впечатление такое, будто он пользуется кремами, делает массаж, похоже, что даже брови выщипаны. – Дамфриз нервно рассмеялся. – Я хочу сказать, возможно, этим и объясняется одиночество и печаль фрау Брендель, равно как и морщинка на переносице в минуты отрешенности. Ее как бы усыпили, и она, лишенная возможности нормально радоваться, разучилась смеяться. Ей абсолютно чуждо чувство юмора.

– Вы все это рассказали брату?

– Да. Он настойчиво обо всем допытывался и хотел знать, где может найти Бренделя…

– И где… я могу найти Бренделя?

– Я скажу вам только то, что и ему, то есть что главная контора Бренделя находится в Мюнхене. Правда, мне известно, что есть еще и филиал в Лондоне. Ваш брат уже не застал Бренделя в Глазго.

– Сирил не говорил, как собирается поступить дальше в отношении Бренделя? Не говорил, почему его так заинтересовала эта фотография?

– Нет, и я не стал спрашивать. Но он просто потряс меня, должен вам признаться. Потом я долго думал над этим и гадал, не была ли эта женщина, вызвавшая у него такой интерес… не была ли она когда-то дамой его сердца? Той, кого он знает или знал и которая много для него значит. – Он улыбнулся. – Такой же вывод я бы сделал и на основании ваших вопросов. – Улыбка его исчезла. – Теперь уж я просто не знаю. Его смерть… И другие люди, вы сказали, убиты. Какая же между всем этим связь? Играет ли тут какую-то роль эта фотография? – Он снова взял вырезку в руки и начал внимательно разглядывать, будто искал в ней новый, скрытый смысл.

– Мистер Дамфриз, пожалуй, вам лучше не вникать во все это.

– А как в отношении фирмы? Будут какие-либо срочные распоряжения?

– Никаких, мистер Дамфриз, – ответил я. – Работайте, как работали.

– А вы будьте осторожны… – Он замялся, потрогал узел галстука.

– Вам известно, что делал Сирил после того, как ушел от вас?

– Нет, больше я от него ничего не слышал, и это несколько удивило меня. Отчеты свои я ему отослал, но ответа не получил и, естественно, решил, что он с головой занят какими-то важными делами.

– Да, собственно, так оно и было, – заметил я.

Помещение отдела новостей редакции глазговской газеты «Геральд» сияло искусственным светом, дышало жарой и было наполнено запахом пота. Бесперебойно и дробно стучали телетайпы, стрекотали машинки, и откуда-то из утробы здания доносились удары прессов. Полы были грязные, столы старые, потрескавшиеся, все сотрудники разговаривали громко, пересыпая речь крепкими, солеными словечками. Создавалось ощущение, будто я вошел в зрительный зал на какое-то шумное представление.

Алистер Кемпбелл сидел, откинувшись в деревянном вращающемся кресле, и, набычившись, взирал на древнюю пишущую машинку. От его трубки, сделанной из кукурузного початка, непрерывно клубился дым. На нем был костюм из грубого сукна, а под пиджаком теплый джемпер. Коричневый галстук, жесткие рыжие волосы, крошечная головка, багровое лицо – словом, выглядел он так, будто слишком долго пробыл в тумане под дождем и покрылся ржавчиной. Вокруг него витал слабый аромат виски в сочетании с каким-то особо едким сортом табака. Очевидно, он добросовестно пользовался своим правом на бесплатное потребление виски фирмы «Олл Бритн».

– Мистер Кемпбелл?

Он слегка откашлялся:

– Ага, Кемпбелл. А вы кто будете? – Он бросил на меня подозрительный взгляд из-под широченных кустистых бровей такого же рыжего цвета, как и волосы. Сквозь облака дыма его крошечные карие глазки, точно два хорошо поджаренных и лоснящихся зернышка испанского арахиса, стрельнули по мне сверху вниз.

Я назвал себя и спросил, не заходил ли к нему Сирил.

– Сирил Купер? Как же, заходил. Мистер Сирил Купер прибежал ко мне весь взмыленный, сказал, что он прямым ходом от Джека Дамфриза. И мне сдается, вы тоже от него.

– Да, верно. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

– О сделке с немцами по поводу виски. – Он кивнул маленькой головкой, вынул изо рта трубку, показав желтые от никотина зубы.

– Опять верно, – сказал я. – У вас хорошая память, мистер Кемпбелл.

– Память у меня действительно хорошая, паренек, что правда, то правда, да только любой дурак запомнил бы то, что помню я. Такое не забудешь. – Он покачал головой, встал – маленький человечек, не выше пяти с половиной футов, – провел рукой по веснушчатому лбу и протянул ее мне. Мы поздоровались.

– Можем мы побеседовать, мистер Кемпбелл?

– О, само собой. – Он быстро огляделся. – Только не здесь. Я предлагаю отправиться в одну малоприметную пивную, хорошо мне известную. Там нас вряд ли кто услышит. В этом же вертепе, – он с отвращением обвел рукой комнату, – никогда не знаешь, кто тебя подслушивает.

Он сообщил мне название пивной и объяснил, как туда добраться.

– И мой вам совет, – Кемпбелл вперил в меня блестящие глазки хорька, – будьте осторожны, очень осторожны. Возьмите такси, поезжайте в свою берлогу и притаитесь, пока не придет время. – Он по-свойски подмигнул мне глазком-бусинкой и сжал мою руку. – Умный понимает с полуслова, не так ли?

От мелодраматического предупреждения Кемпбелла у меня екнуло сердце. Быть осторожным в отношении чего, черт побери? Он говорил так, словно знал, насколько опасной стала моя жизнь. Хотя, судя по всему, ему не было известно ни о смерти Сирила, ни вообще о том, что случилось.

Наконец назначенный час пробил, и я оказался у полированной стойки бара в указанной журналистом пивной. Я приехал на несколько минут раньше и, когда он вошел, сделал вид, будто вожусь со своей трубкой и спичками, а сам внимательно следил за входной дверью с матовым стеклом. Он остановился в дверях, в клубах табачного дыма, одетый в такой задрипанный макинтош, какого доселе мне не приходилось видеть. Заметив меня, он, работая локтями, протиснулся к стойке, заказал две кружки горького пива, выколотил в пепельницу золу из своей трубки. Наморщив лоб, всосал пену с пива и наконец произнес:

– То, что я хочу вам рассказать… – Он с сомнением покачал головой. – Даже не знаю…

– Вы говорили брату то, что собираетесь рассказать мне?

– Ага, говорил… И сейчас мне пришла в голову мысль, а почему бы вам не спросить об этом его самого? – Глаза репортера хитро поблескивали сквозь дым.

– Он мертв. Убит.

Кемпбелл побелел, и то, что еще оставалось розового на его лице, стало землисто-серым. Он облизнул потрескавшиеся губы.

Я вкратце изложил события. Он слушал подавленный, мрачный, словно его мучила невыносимая головная боль. Я сказал, откуда узнал про него и зачем встретился с ним. Постепенно он пришел в себя, раскурил свою трубку.

– Это опасные люди, с кем ты спутался, парень, – несколько раз повторил он и уставился на меня поверх кружек с пивом, потом махнул веснушчатой рукой в сторону двери, как бы на миг распахивая ее. На улице по-прежнему моросил дождь и стлался густой туман, на время скрывая грязь – характерную черту Глазго. – Ты даже не представляешь, как это опасно. – Его густые брови сошлись на переносице, лицо стало угрюмым. Он пососал трубку.

В пивной стоял густой табачный дым и, точно псиной, пахло намокшей шотландской шерстью.

– Твоего брата, – продолжал он, – интересовал Брендель, и фрау Брендель, и буквально все, что мне о них известно… А мне известно немало. Многое я узнал чисто случайно, сопоставив данные… Об этом я никогда никому не говорил, кроме твоего брата. – Он шмыгнул носом. – В основном потому, что додумался до всего сам. Это кошмарные вещи, парень. – Он скосил на меня глаза поверх кружки. – Но разве кто поверит мне? – Сосредоточенно посмотрев на угасший пепел в трубке, Кемпбелл провел рукавом под носом и проглотил остатки пива. Потом засопел, сложив руки лодочкой вокруг жаркой пятнистой чашки своей трубки, и продолжил очень тихо, глядя прямо перед собой, мимо бармена, в запотевшее зеркало: – Теперь слушай внимательно. Купишь билет на поезд в ноль-ноль часов на Лондон. Рассчитаешься в гостинице, а чемодан сдашь в камеру хранения на вокзале. Перекусишь там в буфете, но заправься как следует. После мы встретимся и обо всем потолкуем. – Он дал мне адрес, нацарапав его на засаленном клочке бумаги. – Это дешевые номера в районе Горбалс. Жители Глазго утверждают с идиотской гордостью, что таких трущоб не сыщешь во всей Европе. Ровно в десять, – закончил он, поправил шарф, выколотил трубку, нахлобучил грязную, в пятнах, шляпу по самые уши, сунул в карман макинтоша свернутую газету и растворился у двери в толпе, яростно спорившей о футболе, – маленькая, промокшая, решительная фигурка.

Я допил пиво, потрясенный словами Кемпбелла: «Это кошмарные вещи…» Сделав последний глоток, я стал пробиваться к двери, проталкиваясь между сгрудившимися дюжими парнями, и вдруг чья-то рука схватила меня за локоть и чей-то голос произнес мое имя:

– Никак, мистер Купер… – Это был Макдональд, нервный попутчик мой по вчерашнему рейсу. Лицо у него раскраснелось, разгоряченное жарищей в зале, губки бантиком растянулись в улыбку. Глаза у него слезились, и он тер их кулачками, как малое дитя.

– Макдональд? – удивился я.

– Я смотрю, вы последовали моему совету. – Он весь сиял.

– Простите, не понял.

Макдональд говорил очень тихо. Все в нем было тихим и мягким, за исключением грубого пальто.

– Эта пивная… – сказал он, когда я наклонился, чтобы получше расслышать. – Именно ее я имел в виду, и вот вы тут. Первый вечер в Глазго, и мы снова встретились. Выпейте со мной кружку пива. Вы не оставите меня одного, правда ведь?

Я обливался потом. Он тоже. Зеркало позади бара стало влажным и тусклым. Лоб Макдональда блестел. Мы пробились к стойке, взяли по кружке пива. Я напрягал слух, чтобы разобрать его слова: похоже, он говорил о страховании, о своих клиентах за сегодняшний день.

– А как у вас дела? – Он ослабил галстук.

– Нормально, все нормально.

Он поднял кружку:

– Ну, за удачу!

Мы выпили, он улыбнулся:

– Но как вы нашли пивную-то, вот чудеса?! Она вроде бы в стороне от проторенных путей.

– Приятель один привел меня сюда.

– Этот рыженький? Похожий на обезьянку?

– Он самый.

– Ну, тогда понятно. Хороший приятель, коль привел вас в это место. Мне даже запах здесь нравится, – болтал он не умолкая.

Мы осушили еще по кружке, буквально утопая в поту. Наконец Макдональд пожелал мне спокойной ночи, выразив надежду, что мы снова встретимся, поскольку бог троицу любит и все такое…

Дождь перешел в снег, движение на улицах замедлилось, и поэтому я опоздал к Кемпбеллу. Водитель такси с недоумением хмыкнул: «Горбалс, надо же…» Он отъехал от тротуара, и мы сразу же попали в небольшую дорожную пробку. Колеса буксовали на подмерзшей влажной мостовой. В одном месте под странным углом к тротуару стояли две машины, обе с помятыми крыльями. Мой водитель молча взирал на возникшее перед нами препятствие со свойственным только шотландцам сумрачно-серьезным выражением.

Нас окутал мрак. За густой снежной пеленой здания казались сплошной темной глыбой.

– У меня встреча… – начал было я. В горле першило от резкой перемены погоды, тяжестью навалилась разница во времени. Я устал и продрог, от выпитого пива во рту оставался неприятный прогорклый привкус.

– Ну да, у вас встреча, а какое сейчас движение, вы не видите? – сказал таксист.

Я откинулся на сиденье и замолк.

Дом, который я искал, ничем не отличался от всех остальных. Я стоял на тротуаре, пока такси не скрылось из виду, и чувствовал себя страшно одиноким. Было совсем темно. В тусклом сиянии единственного фонаря в конце улицы снег висел, точно огромная шаль с блестками. Место было неприветливым, мрачным. Снегопад скрадывал звуки моих шагов. Стало еще холоднее.

Я увидел низкую арку, в стороне – две ступеньки, ведущие в парадное, где пахло мочой, отбросами и бедностью. Где-то монотонно капала вода. Во дворе неясно вырисовывались причудливой формы короткие тени. Я открыл дверь. Покоробившаяся от времени, со ржавыми петлями, она отчаянно взвизгнула. Я шагнул внутрь. Жуткая тишина. Под самым потолком посреди коридора на обтрепанном шнуре болталась одна-единственная голая, без плафона, лампочка. Она закачалась от сквозняка, когда я вошел, и от ее тусклого света по стене запрыгала моя громадная тень.

– Поднимайтесь наверх, – послышался голос Кемпбелла.

От холодного пота тело у меня стало липким, в левом боку, прямо под сердцем, кололо. Глаза пекло, будто у меня жар.

Я стал продвигаться в полумраке коридора к лестнице. Кто жил в такой дыре? Послышался шепот, потом снова наступила тишина. Затем прерывисто загудела автомашина, раздалось жалобное мяуканье кошки, пробиравшейся по свежевыпавшему снегу. Пахло кухней и пивом. Я начал карабкаться по лестнице, злобно скрипевшей под ногами.

Когда я достиг верхней лестничной клетки, дверь в конце полуосвещенного коридора с треском распахнулась и, наполовину скрытая в тени, появилась низенькая фигурка Алистера Кемпбелла с приветственно вскинутой рукой. Помахав в ответ, я сделал шаг навстречу ему.

И вдруг Кемпбелл начал медленно оседать, сползать вниз, цепляясь за стену, точно за крутые выступы утеса. Я остановился. Он резко рванулся вперед и оказался под светом лампочки, и тут я увидел, что его руки покрыты чем-то красным и оставляют на стене след. Кемпбелл походил на раненого, истекающего кровью зверька, пядь за пядью ползущего к спасительной норе.

У меня перехватило дыхание. Колени и бедра обмякли. В тишине слышалось его хриплое, с присвистом, дыхание. Макинтош спереди намок от крови. Глаза невидяще глядели сквозь меня, уже потускневшие, утратившие живой блеск.

– С-с-стейнз… – с невероятным усилием выдавил он. – Найди с-с-стейнз…[8]8
  Пятна (англ.).


[Закрыть]

Из мрака лестничной площадки в дальнем конце коридора появилась чья-то расплывчатая фигура, поднялась рука, раздался всасывающий звук, еще один, еще… Алистер Кемпбелл судорожно дернулся вперед, мокрой красной рукой дотянулся до моего плаща, ухватился за пояс, сжал его пальцами. На спине его макинтоша зияли две рваные дыры. Снова послышался всасывающий звук, что-то ударилось в стену рядом со мной, и на меня посыпалась штукатурка, запорошив глаза мелкой пылью.