Текст книги "Солнце взойдёт"
Автор книги: Том Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
ДЕСЯТЬ
– Ага, – оживленно проговорила Джейн. – Я как раз надеялась, что мне удастся переговорить с вами.
Рука Гангера замерла на ручке двери. Он застыл на месте; затем повернулся и улыбнулся ей.
– Конечно, – сказал он. – Слушай, мне тут нужно быстренько сделать пару звонков, а потом…
– Это не займет и пяти минут, обещаю, – непреклонно произнесла Джейн; на ее тоне можно было затачивать фрезы. Гангер поник и, казалось, потерял в росте около дюйма.
– Отлично, – сказал он. – Заходи.
Несмотря на то что она провела последние два часа, ожидая Гангера под дверью его кабинета, в самом кабинете она находилась впервые. Он не произвел на нее впечатления. «Ну, кабинет, – говорило ее лицо, – и что? Если здесь записывающие ангелы вместо диктофонов, это еще не значит, что он лучше других. Просто он немного отличается». Гангер увял еще немного; если бы у него были лепестки, к этому моменту они уже начали бы опадать.
Тем не менее он уселся на краешек стола и махнул ей в направлении кресла.
– Ну и что там у тебя стряслось? – спросил он.
– У меня всего пара вопросов, – ответила Джейн. Она запустила руку в сумочку и вытащила два экземпляра аккуратно отпечатанного бланка. Улыбка Гангера превратилась в защитный экран.
– Во-первых, – сказала она. – Мне думается, что, наверное, нам стоит уточнить, что именно я здесь делаю.
– Ты делаешь все как надо, – поспешил заверить ее Гангер. – Следующий вопрос.
Выражение почтительного презрения на лице Джейн застыло до состояния бронированной плиты.
– Спасибо большое, – сказала она, – но я спрашивала «что», а не «как». В чем конкретно состоит моя работа?
Гангер слегка втянул щеки.
– Ну-у, – протянул он, – не знаю, как ты, но я полностью стою за гибкий подход к подобным вопросам. Широкий кругозор, свобода в выборе определений, многоплановое мышление…
– Не сомневаюсь, – прервала его Джейн. – Было бы просто глупо, если бы мы ко всему относились одинаково, правда?
Неувядающая улыбка Гангера на мгновение блеснула множеством длинных и острых зубов, которых там не было за секунду до этого; но он тут же овладел собой.
– Очень хорошо, – произнес он. – Что ж, думаю, мы можем назвать это…
– Я бы предложила «администратор-стажер», – вмешалась Джейн. – Да, кстати, вы ведь не будете возражать, если я буду делать пометки в блокноте? Это так помогает, когда потом пытаешься вспомнить, что конкретно ты сказал…
Кадык Гангера задвигался, словно он пытался проглотить сливовую косточку.
– Конечно, – сказал он. – Пиши на здоровье, я не против. Что ж, да, я полагаю, «администратор-стажер» более или менее в общих чертах описывает твою работу, но, конечно, не следует забывать…
– Следующий вопрос, – продолжала Джейн. – Думаю, наступило время нам поговорить о моем жалованье, как вы считаете?
Обращенные вверх уголки губ Гангера резко дернулись.
– Жалованье, – повторил он.
– Именно, – подтвердила Джейн. – Я тут поспрашивала кое-кого, и мне…
– Прошу прощения?
– Я порасспрашивала людей, – слегка преувеличенно-четко выговаривая слова, повторила Джейн, – и похоже, по общему мнению…
– Ты спрашивала людей, сколько они зарабатывают?
– Ну да, и…
– Что, просто подходила и спрашивала?
– Вот именно. И…
– И они тебе отвечали?
– Да, – сказала Джейн. – И у меня сложилось впечатление – разумеется, вы поправите меня, если я ошиблась, – что обычная ставка для младшего руководящего состава в этой организации составляет двадцать пять тысяч крейцеров в год. Мне кажется, это звучит достаточно разумно, как вы считаете?
Гангер сидел на краю стола с открытым ртом, недвижимый, как кусок гранита.
– Естественно, – быстро добавила Джейн, – эта сумма подлежит дальнейшему пересмотру каждые шесть месяцев… Далее, следующий вопрос, который я хотела обсудить…
В глубине Гангеровой гортани послышался скрежет.
– Двад… – прохрипел он.
– Простите?
– Двадцать пять тысяч крейцеров, – проговорил Гангер. – Моя дорогая девочка…
Этого ему определенно не следовало говорить. Отдавая ему должное, Гангер осознал это, еще когда роковые слова были лишь в нескольких дюймах от его рта, но к этому времени было уже поздно. Прежде чем он успел что-либо добавить, глаза Джейн покрылись пленкой векового льда, а губы сжались в неразличимую линию.
– Хорошо, – произнес Гангер очень слабым голосом. – Да, думаю, это пойдет. Я займусь этим не откладывая. Разумеется. Так, и у тебя был еще какой-то вопрос?
– Да, – сказала Джейн. – Прошу вас, не подумайте, что я жалуюсь, но мне кажется, что это бесполезная трата моего времени – необходимость сновать каждый день туда-сюда из Уимблдона и обратно. Мне приходится делать две пересадки, чтобы добраться до стеллапорта, а потом еще вся эта тягомотина, чтобы пройти через таможню…
– Уверен, что мы сможем что-нибудь придумать, – произнес Гангер. – Я скажу пару слов парням из охраны…
– Я имею в виду, – продолжала Джейн, полностью игнорируя его, – что мне необходимо оформить пособие на проезд. Плюс неземную весовую категорию на таможне, разумеется, поскольку…
Она остановилась. Лицо Гангера приобрело какой-то странный оттенок.
– Э-э… – проговорил он. – Послушай, насчет этого мне придется переговорить с парой человек, потому что…
– Или есть другой вариант, – сказала Джейн. – Насколько я понимаю, на нижнем этаже здания департамента Погоды освобождается квартира для персонала. Я ведь могла бы ее занять?
Гангер с энтузиазмом согласился, и только потом внезапно сообразил, что его переиграли. Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но сдался.
– И еще буквально несколько мелочей, – продолжала Джейн. – Отпуска, количество рабочих часов, пенсионное страхование и все такое прочее. Думаю, нам стоит обговорить эти вопросы прямо сейчас, раз уж мы все равно подняли эту тему, вы не против?
Последовало долгое молчание, и Джейн почувствовала, что Гангер пытается изо всех сил пробиться к ее мыслям, как отчаявшийся коммивояжер. Она навесила на двери подсознания тяжелый замок и выразительно взглянула на него.
– Конечно-конечно, – поспешно сказал он, – почему бы и нет? Полагаю, – прибавил он, – у тебя уже есть какие-то соображения?
– Пожалуй, да, – благосклонно отвечала Джейн. – Прежде всего…
* * *
– То, чем мы здесь занимаемся, – произнес директор, – специфично. Очень специфично.
Он нажал кнопку на пульте, и дальняя стена огромного помещения замерцала, превратившись в один большой экран. На первый взгляд, пока глаза Джейн не привыкли к яркому свету, он выглядел пустым; но затем она поняла, что его вдоль и поперек пересекают миллионы маленьких тонких линий, соединяющих сотни тысяч крохотных точечек розового и голубого свечения.
– Каждая световая точка, – продолжал директор, – представляет одного из наших клиентов – видите ли, мы предпочитаем называть их клиентами, поскольку превыше всего мы стремимся предоставить людям действительно персональное обслуживание.
Джейн вспомнила надпись на двери кабинета – «Управление по назначению роковых влюбленностей» – и почувствовала, как в ней поднимаются возражения, но смолчала.
– Вот как, – сказала она.
– Розовые точки, – продолжал директор, – это наши клиенты-дамы, а голубые, само собой, джентльмены. Линии, соединяющие их друг с другом, мы называем линиями судьбы. Вы сами можете видеть, – продолжал он, проводя по экрану лекторской указкой, – что они формируют различные рисунки, возникающие на вполне обычном основании. Вот здесь, – он показал указкой, – мы имеем классический любовный треугольник – замечательный экземпляр; обратите внимание, что все три стороны имеют совершенно одинаковую длину. В наши дни это встречается довольно редко.
– Неужели, – сказала Джейн. – Подумать только.
– Да, – директор мгновение помедлил, лишившись дара речи, восхищенный геометрическим совершенством узора. – Замечательный образчик, если присмотреться. Видите ли, когда они настолько правильны, связи приобретают чрезвычайную прочность. Я как раз пишу о них работу, – скромно добавил он. – Небольшая монография, ничего особенного; но я льщу себя надеждой, что она не будет лишена определенного интереса.
– Не сомневаюсь, – сказала Джейн.
Указка переместилась в другую часть экрана.
– А вот, – произнес директор, светясь гордостью, – очень милый экземпляр альфа-синдрома Н/А. Боже мой, да, – прибавил он, наклоняясь вперед и прищуриваясь, – Прелестно. Вы только посмотрите, какие у них обратные связи!
Джейн вежливо кашлянула.
– Н/А? – переспросила она.
– Это сокращение от Элоизы/Абеляра, – пояснил директор, – хотя в последнее время в некоторых кругах появилась тенденция называть их R/J.
– Ромео/Джульетты? – предположила Джейн.
– Совершенно верно, – произнес директор с некоторым неодобрением. – Но в действительности это неверное употребление этого термина, поскольку, строго говоря, бета-синдром R/J является совершенно самостоятельной и независимой подгруппой, со своей собственной матрицей характеристик напряжений. Они весьма редки в отличие от Н/А, которые встречаются в своем естественном состоянии довольно часто. Ага, а вот кое-что, на что я хотел бы, чтобы вы посмотрели. Взгляните-ка!
Узор, на который он обратил внимание Джейн, показался ей чем-то вроде маленькой и абсолютно симметричной паутины с четырьмя или пятью отделенными друг от друга точками розового и голубого свечения, безотрадно мерцающими на скрещениях нитей. Джейн с трудом сглотнула.
– Классическое трехслойное взаимонепонимание, – провозгласил директор, – со вторичными связями вот здесь, взгляните. Эти вещи становятся вполне самоочевидными, когда начинаешь улавливать, в чем суть.
Какое-то время Джейн совершенно не могла сообразить, что он имеет в виду; но затем, сосредоточив внимание на паутине, она увидела все с пронзительной ясностью. Две наиболее яркие световые точки были, несомненно, изначальными любовниками (прошу прощения – клиентами), но связывавшая их нить оборвалась, оставив два одинаковой длины конца. Вокруг каждого из изначальных клиентов образовалась отдельная паутина, в которую оказался вплетен еще один клиент (очевидно, это и имелось в виду под вторичной связью), создав тем самым еще один самостоятельный маленький очаг горя для покинутого любовника, которому приходилось поддерживать эту вторичную связь. Со стороны вся эта картина была совершенно очевидной и бесконечно подавляющей.
– Самым удивительным свойством конкретно этого рисунка, – говорил тем временем директор, – является то, что при надлежащих условиях он имеет тенденцию к бесконечному самоповторению. Он распространяется все дальше и дальше, дублируя сам себя снова и снова. – Он позволил себе слабый, сухой академический смешок. – Мы иногда даже говорим, что он живет собственной жизнью, хотя, разумеется, это не является верным в строгом смысле слова. Рано или поздно по той или иной причине последовательность нарушается, и развитие системы останавливается.
– Гм.
– Да, как ни печально, но это так, – вздохнул директор. – Лично мне эта конфигурация всегда приносит величайшее интеллектуальное удовлетворение. Не то что это, – прибавил он, тыкая указкой в другой сектор экрана. Джейн взглянула, и то, что она увидела, мгновенно напомнило ей то, что обычно происходит с дорогими колготками.
– Это, – сказал директор, кривя губы, – то, что мы называем ОРС-конвергенцией.
– Ага, – сказала Джейн. – И «ОРС» означает…
– Отель Разбивающихся Сердец, – ответил директор. – Это не очень широко распространенное явление, хотя в последнее время их количество возрастает, как я заметил.
Джейн всмотрелась в экран, и вновь ей все стало понятно. Она увидела одну большую голубую точку и множество мелких розовых, которые были оторваны от предназначенных им партнеров и притянуты к голубой, как железные опилки к магниту. Она непроизвольно нахмурилась; ей было знакомо это ощущение. Фактически у нее было сильное подозрение, что эта голубая точка ей знакома. Найджел какой-то там, из расчетного отдела…
– А вот здесь, – сказал директор, – находится главный компьютер, который мы используем, чтобы спланировать различные соединения и конфигурации, прежде чем нанести их на экран. Раньше, разумеется, мы выполняли всю работу вручную. Это делало жизнь невыносимо простой.
– Вы, конечно, хотели сказать «сложной», – поправила Джейн.
– Я имею в виду: для клиентов, – строго ответил директор. – Сами понимаете, что в те времена мы не могли обеспечить такую производительность; в результате чего еще пятьдесят лет назад повсеместно распространенной и наиболее часто встречаемой базовой конфигурацией была примитивнейшая ПВД/ПЦЦ/ЛДГ-Симплекс.
– Прошу прощения?
– Парень Встречает Девушку – Парень Целует Девушку – Любовь До Гроба, – перевел директор. – Их были миллионы, все скучнейшие и утомительные до невозможности, и все из-за того что у нас не было необходимой аппаратуры. Теперь, разумеется, дело обстоит совершенно по-другому, благодаря этому вот маленькому чудо-ящику. – Он благодарно похлопал по крышке компьютера. – Но это, конечно, только третье поколение. Вот если мы установим и запустим компьютер шестого поколения – тогда мы сможем распространить сеть нашего обслуживания на все смертное население поголовно.
– Гм.
– И несомненно, – добавил директор, – самое замечательное заключается в том, что компьютеру не нужен отдых. Что означает, что даже сейчас, когда Департамент закрыт и все разошлись по домам, наша маленькая черная коробочка не спит, а продолжает плести свою паутину, подталкивая клиентов к адюльтеру, все двадцать четыре часа в сутки… Ну что ж, – сказал он, выключая экран и закрывая пульт крышкой, – думаю, вы получили представление о том, какого рода работой мы тут занимаемся. Департамент у нас небольшой, но полагаю, не ошибусь, если назову его счастливым. – Он отстранение смотрел поверх головы Джейн на потемневший экран. – Я всегда говорю, – продолжал он, – что это один из немногих департаментов во всей Службе, где ты можешь указать на конечный результат и положа руку на сердце с гордостью сказать самому себе: «Это сделал я». Да, – добавил он, – я уверен, что вам понравится работать у нас.
– Да уж, – мрачно подтвердила Джейн, – я тоже так думаю.
ОДИННАДЦАТЬ
Деревенский петух, пробудившись от сна, инстинктивно взглянул на небо и пустил петуха. Странно, сказала его генетическая память, обращаясь к моторным центрам.
Маленькая Хельга (которая быстро становилась Большой Хельгой, но обитатели деревни делали вид, что не замечают) зевнула, потерла глаза и отправилась в хлев на утреннюю дойку. Она уже почти пересекла двор, держа подойник в руке, но внезапно остановилась и выпучила глаза. Затем она уронила подойник и бросилась обратно в дом.
– Люди! Люди! – кричала она. – Сосед Бьорн уходит из деревни!
На кухне, в первый раз за всю историю семьи, воцарилась полнейшая тишина. Ну, не то чтобы полнейшая: Минушка, сделав шаг назад, наступила на хвост коту, с пронзительными вокальными последствиями, а также раздался громкий стук, когда Бабушка уронила разливательную ложку, но по крайней мере никто не говорил.
Маленькая Хельга, будучи маленькой, приняла их молчание за недоверие.
– Честное слово, – заторопилась она. – Я сама видела, как он поднимался по тропинке на холм и он держал на плече свой топор, а к топорищу был привязан большой красный платок в горошек, а на другом плече он нес большой узел, и на нем был его кожаный жилет Ангелов Ада, который он надевает, только когда спускается в город, чтобы купить себе опьяняющей жидкости. А маленькая коричневая собачка пыталась увязаться за ним, но он все время останавливался и кидал в нее яблоками.
Снова молчание. Затем Прадедушка покачал головой.
– Это невозможно, – сказал он. – Никто никогда не уходит из деревни. Люди приходят сюда из большого мира, но они никогда не уходят обратно.
– Это потому, что у нас здесь идиллия, – пояснила Прабабушка с микроскопической долей сожаления в голосе. Она влюбилась в эту деревню с того самого момента, когда увидела ее в первый раз, шестьдесят два года назад, но до этого она жила в Чикаго, и не могла порою не вспомнить, что в Чикаго, наряду с несомненным недостатком идиллии, весьма пеклись о санитарии и водоснабжении. – Весь смысл идиллии в том, что ты никуда не идешь.
– Ох, боже мой! – сказала Бабушка. – Если он уходит, это может означать только, что он был здесь несчастлив. Ах, бедняжка!
– Мы должны поговорить с ним, – твердо произнес Дедушка, поднимаясь из-за стола и вытаскивая из-за воротника салфетку. – Мы никогда не простим себе, если он уйдет, а мы даже не попытаемся остановить его.
– Если мы не сделаем этого, – поддержала его Бабушка, – мы покинем его в час нужды. А это будет значить, что мы плохие соседи.
Хельга, пригнув голову, выглянула из окна. Через него было непросто что-либо рассмотреть, поскольку невыразимо живописные стекла в частом свинцовом переплете были настолько перекошены почтенным возрастом, что свет проникал сквозь них лишь после жестокой борьбы.
– Поспешите, – озабоченно сказала она. – Он остановился, чтобы найти еще яблок, чтобы кинуть в маленькую коричневую собачку. Если вы поторопитесь, вы еще сможете нагнать его.
И вот Бабушка и Дедушка, и Прабабушка, и Минушка, и Маленькая Хельга, и Ленивый Олаф, и Маленький Торстейн выскочили из дома и побежали вверх по холму, на склоне которого Бьорн как раз вновь навелся на цель, зарядившись подходящим по аэродинамическим свойствам экземпляром «Грэнни Смит».
– Сосед Бьорн! – пропыхтел Дедушка, пытаясь восстановить дыхание. – Сосед Бьорн, неужели ты покидаешь нас, даже не сказав «прощайте»?
– Прощайте, – ответил Бьорн. – Довольны? – Яблоко поразило цель, и маленькая коричневая собачка, поняв наконец намек, удалилась, хромая, под дровяной сарай. Бьорн вскинул свой узел на плечо.
– Но почему? – вопросил Маленький Торстейн. – Разве ты не был счастлив здесь, дорогой сосед Бьорн?
– Нет.
– Куда ты пойдешь? – запричитала Бабушка. – Что ты будешь делать?
Бьорн немного подумал.
– Прежде всего я собираюсь найти ближайший город, где есть хотя бы наполовину пристойный бар и кино, где крутят грязные фильмы. А потом…
– Почему он хочет смотреть грязные фильмы, Бабушка?
– Помолчи, Торстейн.
– Да, но, Бабушка, ведь если фильм будет грязным, то он не сможет ничего рассмотреть, и…
– Я сказала, помолчи!
– А потом, – продолжал Бьорн, – я собираюсь выяснить, что случилось с солнцем. Все удовлетворены?
Поселяне воззрились на него, словно он сошел с ума.
– Что ты имеешь в виду, сосед Бьорн? – спросил Ленивый Олаф. – С солнцем ничего не случилось. Солнце как солнце. Вот оно, посмотри.
Он повернулся и показал на небо. Как раз в этот момент на солнце наползло покрывало облаков.
– Видите? – сказал Бьорн. – Там, где я раньше работал, это называли затычкой. Кто-то снова что-то наворотил, и теперь им приходится прикрывать это.
– Может быть, – ответил Дедушка. – А может быть, это просто значит, что скоро будет дождь, сосед Бьорн. Дождь – это хорошо. Благодаря дождю маленькие семена прорастают, ростки тянутся вверх и…
– Да знаю я, знаю, – раздраженно перебил Бьорн. – Я делал все это своими руками, ясно? И я мог бы порассказать вам такого насчет того, как это делается, что у вас волосы дыбом встанут, – добавил он. – Слушайте, просто поверьте мне на слово, ладно? Это не настоящее солнце. С настоящим что-то произошло, а то, что там висит, – подделка, понятно? Ну да ладно.
Он решительно повернулся, собираясь уходить. Маленький Торстейн размазал по щеке слезу.
– Не уходи, – всхлипнул он.
Бьорн слегка поколебался, но только ускорил шаги. Маленький Торстейн заревел во весь голос.
– Не уходи, пожалуйста, не уходи, – завыл он сквозь слезы. – Пусть даже ты иногда ворчливый и раздражительный, и у тебя никогда ни для кого не находилось доброго слова, и ты никогда никому не помогал, и никогда не говорил спасибо, когда тетя Гретхен угощала тебя лепешками, и напивался по средам, и шатался по чужим дворам, и тебя тошнило на чужие клумбы, и ты жестоко обращался с животными, и топтал цветы вокруг водокачки, и никогда не ходил в церковь, и три года не платил взносы в Фонд помощи бедным, и парковал свою тележку на стоянке дяди Густава, и крал еду, которую мы оставляем на крыльце для бедного слепого мальчика, и жульничал в домино, и понапрасну срубил Бабушкину вишню, а когда она стала укорять тебя за это, ты обозвал ее грубым словом, и ты бросаешь пакетики из-под чипсов через заборы в чужие сады, а один раз ты наступил на мою игрушечную лошадку, и когда я заплакал, ты начал дразнить меня, и Хильда говорит, что у тебя манеры как у борова, и сорняки из твоего сада заполонили помидорные грядки дяди Карла, и ты налил водки в апельсиновый сок Большому Петеру на его свадьбе, и дядя Христиан клянется всем чем угодно, что ты передвинул заднюю ограду своего участка на три фуга в его сад, и ты пририсовал усы Матери Пресвятой Богородице в маленькой белой часовне, но мы все равно любим тебя!
Наступило задумчивое молчание.
– Правда? – спросил кто-то сзади.
– А еще он как-то взял у меня велосипед без разрешения, – сказала Бабушка. – А когда я снова нашла его, вилка была вся погнута.
– А моя газонокосилка? – добавил Ленивый Олаф. – Когда я получу ее обратно, хотел бы я знать?
– И он так и не заплатил за разбитое окно.
– Слушает музыку на полной громкости в любое время дня и ночи!
– И заводит свою бензопилу, когда все люди отдыхают!
Дедушка наклонился, чтобы подобрать лежавшее у его ног яблоко.
– Убирайся! – крикнул он. – И не показывайся нам на глаза! Мы обойдемся и без того, чтобы такие как ты шлялись тут повсюду! – Яблоко полетело в Бьорна.
– А если он вздумает вернуться, – кровожадно добавила Бабушка, – мы спустим на него собак!
Маленькая коричневая собачка, выбравшаяся, виляя хвостом, из-под дровяного сарая, оскалила зубы и зарычала.
Бьорн, еще не добравшийся до вершины холма, пустился бежать.
* * *
– Да, она способная девушка, – сказал директор. – У меня, знаете ли, на нее большие виды. Нам в нашем департаменте нужны такие преданные делу, обязательные люди.
Секретарша фыркнула.
– Ой, смотрите, – сказала она. – Кто-то оставил в офисе свет на все выходные!
– Надо же, – ответил директор, ища в кармане ключ. – Впрочем, постойте-ка! Да здесь не заперто! Какого…
Он осторожно открыл дверь и прошел в рабочий кабинет.
– Доброе утро, – крикнула Джейн из-за пульта. – Я поработала здесь в выходные; надеюсь, вы не против? Вы были правы – когда в этом разберешься, все становится очень просто. И действительно, компьютер замечательно помогает. У нас был точно такой же там, где я раньше работала, только у этого, конечно, память мощнее. Вам нравится?
Директор не отрываясь смотрел на экран. Время от времени из его горла доносились слабые булькающие звуки.
Экран выглядел совершенно по-другому. Вместо замысловатых хитросплетений безнадежно запутанного узора на экране было нечто, больше всего напоминающее аккуратно связанную рыбацкую сеть.
– Что вы сделали? – каркнул директор.
– Я все упорядочила, – весело объяснила Джейн. – Так оно выглядит гораздо лучше, вам не кажется? Видите – все счастливы и любят друг друга до гроба!
– Но… – директор не мог подыскать слов. – Но, глупая вы девчонка, ведь эти любовники были предназначены друг для друга самим небом!
– Ну так что же, – отвечала Джейн. – Я переназначила их. И очень просто, – добавила она, закрывая пульт крышкой. – С течением времени жизнь станет намного легче, если людям не придется постоянно иметь дело с разрушительными эмоциональными кризисами. Вы знаете, сколько рабочих дней было потеряно за прошлый год в Советском Союзе[10]10
Книга была издана в 1993 году.
[Закрыть] из-за эмоциональных травм? Я просматривала статистику. Четыре миллиона. А в Скандинавии…
Директор сполз на пол вдоль картотечного шкафа, тяжело дыша.
– Вы… переназначили их, – вымолвил он. – Это работа всей моей жизни, а вы… – он всхрапнул, как конь перед обрывом, и схватился за угол шкафа, ища опоры. Его секретарша прошла к своему столу и принялась точить карандаши.
– И еще, – продолжала Джейн, – я запрограммировала компьютер так, чтобы ничто не могло вывести их из этого состояния. Так гораздо проще, не правда ли, и к тому же гораздо эффективнее. Фактически теперь для этой работы понадобится лишь один штатный сотрудник на полной ставке, который будет приглядывать за тем, чтобы все шло гладко, и пара работников с неполной занятостью для работы с картотекой. Уверена, – безжалостно прибавила она, – что в бухгалтерии будут очень рады узнать об этом.
На огромном экране за ее спиной аккуратная упорядоченная галактика голубых и розовых точек мерцала в гармоническом согласии. По всей земле, от края до края, парень встречал девушку, целовал ее, и они немедленно отправлялись рука об руку выбирать шторки для ванной. Секретарша директора пожала плечами.
– Ну, – заметила она, – я бы сказала, теперь это выглядит чертовски более опрятно, чем раньше. Я никогда не могла разобраться во всех этих запутанных петлях и извилинах.
Директор оперся спиной на картотечный шкаф и снял очки.
– Мисс Фробишер, – проревел он голосом, подобным грому, – будьте столь любезны, соедините меня с Директором Штата, немедленно.
Но мисс Фробишер не слышала его. Она глядела во все глаза – и на ее лице было такое же выражение, как у Крепыша Кортеса, нашедшего на Пикадилли свободное место для парковки, – на электрика, только что вошедшего в приемную, намереваясь заменить лампочку в туалете. И он отвечал ей таким же взглядом.
– Бинго, – прокомментировала Джейн. – Теперь вы видите, что я имела в виду под эффективностью.
Издав вопль ярости и муки, директор взгромоздился на ноги, потряс кулаком в направлении Джейн и вывалился за дверь, направляясь в Главное Здание. Следует отметить, что добрался он не дальше чем до бухгалтерии, где по воле обстоятельств оказался в одном лифте с довольно милой, материнского склада особой из отдела Пенсий. Когда три месяца спустя закончился их медовый месяц, он уволился с прежней работы и перевелся на место помощника библиотекаря в справочном отделе.
* * *
– Эта ваша протеже, – сказал Гангер, – у меня начинают появляться дурные предчувствия относительно всей этой затеи.
Штат поймал себя между третьим и четвертым слогом фразы «Моя протеже?» и задумался. В конце концов, он был уже не первый год в Службе, а в таких местах приучаешься ожидать подобных вещей. Как говорит старая каталонская пословица: «Тот, кто решил жить с крысами, не должен приходить в возбуждение при виде отпечатков их лап на масле».
– Почему? – спросил он.
– Ну… – Гангер занял свою обычную позицию на краю стола. Очевидно, там, откуда он был родом, стулья считались совершенно passé[11]11
Старомодными (фр)
[Закрыть] – Несомненно, она талантлива. Талантлива, да; а также инициативна, напориста, авторитетна, быстро ориентируется в ситуации и все такое. Но знаете, у меня постепенно складывается впечатление, что она слишком зарывается. Сначала эта ситуация с солнцем, теперь вся эта чепуха с переназначением влюбленных. Подумать только, за одну ночь стереть с лица земли целый департамент! Надо все же знать какие-то пределы, как вам кажется? Она приобретает слишком много врагов, и делает это слишком быстро.
Штат погладил подбородок резиновым наконечником карандаша.
– А это значит, что она приобретает врагов для нас, вы хотите сказать?
– Естественно, – Гангер взял со стола пригоршню скрепок и принялся соединять их в цепочку. – По крайней мере, служит источником сильного раздражения. Да мне ли вам это объяснять!
Они некоторое время молчали, обдумывая положение.
– Финансы и Общие Направления улыбнулся мне позавчера в коридоре, – произнес наконец Штат. – Я провел все утро, обыскивая этот кабинет в поисках спрятанных микрофонов.
– И что, нашли?
– Нет, – отозвался Штат. Затем, поднеся палец к губам, он взял со стола пустую кофейную чашку, перевернул и накрыл ею кнопку вызова на краю стола. – Да, – продолжал он. – Шесть штук. Этот я оставил, чтобы они думали, что облапошили меня.
– Я бы не стал из-за этого волноваться, – улыбнулся Гангер. – Конечно, они понаставили жучков в каждом кабинете этого здания… да, кстати, если вы нашли только шесть, то здесь где-то должны быть еще три, я тут поговорил с этим пареньком Винсом из Снабжения… Но здесь не о чем беспокоиться.
– Не о чем… – Штат снизил голос до шепота. – Не о чем беспокоиться? – прошипел он. – Да имеете ли вы представление…
Гангер пожал плечами.
– Здесь все упирается в персонал, – сказал он. – Подумайте сами. Вот вы обвешали комнату жучками. Для того чтобы это имело хоть какой-нибудь смысл, прикиньте, сколько народу вам понадобится. Для каждого кабинета вам будет нужен парень, который будет прослушивать, и еще два парня, которые будут записывать, и еще один, который будет разбираться в записях и выделять желтым фломастером все подозрительные места. При таких размерах организации речь здесь идет о штате, может быть, в двадцать тысяч человек. А знаете, сколько человек работает в Безопасности? Четверо, и один из них стажер. Все, что они могут, – это бродить по кабинетам и ставить жучки и, может быть, чинить их, когда они сломаются, или ставить новые, когда их находят; и даже при этом у них стоит очередь на шесть лет вперед. Никто не успевает слушать.
– Гм. – Штат минутку подумал, потом несколько стыдливо убрал кофейную чашку. – Тем не менее, – сказал он.
– Вот именно, – отозвался Гангер, наклоняясь вперед. – Тем не менее. Мы просто не можем себе позволить давать этим ребятам лишние поводы для подозрения, а эта ваша сумасшедшая девчонка…
– Она не моя, – не мог не вставить Штат. – Это ведь вы нашли ее, вспомните.
– Ну, может быть, и так, но…
– И изводили ее, пока она не согласилась.
– Хорошо, хорошо, мы говорим о мелочах. Это была в той же мере и ваша идея. Вы не остановили меня. – Лицо Гангера было нахмурено; это выражение совершенно не шло ему, словно Чингисхан вдруг надел смокинг. – Но это не меняет того факта, что мы должны быть осторожны, и вы, и я. Это хорошая идея, давайте же не портить ее.
– Это я предложил послать ее в Архив, – указал Штат. – И именно вы позаботились о том, чтобы она была под рукой, когда украли солнце. По правде говоря, я не до конца уверен… – он оборвал себя, поняв, что думает вслух.
– Разумеется, – ответил Гангер. – Это я подкинул парнишкам эту идею. Нам было нужно новое солнце. Со старым было чертовски много проблем. – Он еще больше наклонился вперед. – Теперь вы видите, во что вы впутались, а?
Штат приподнялся на сиденье, затем сел обратно.
– Вы безумец, – проговорил он. – Зачем вам могло понадобиться проделывать подобную вещь?
– Не ваше дело, – нахально ответил Гангер. – Перед моим департаментом стоят задачи, затрагивающие и другие департаменты. Мне приходится заниматься несколькими делами одновременно.
