Текст книги "Солнце взойдёт"
Автор книги: Том Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Ладно уж, – вздохнула Джейн. – Итак: вы знаете, где здесь выход?
– Э-э… нет, – проговорил Бьорн, заливаясь румянцем.
– Не знаете?
– Простите.
– Ничего. – Джейн встала, стащила с ноги вторую туфельку и аккуратно сбила с нее каблук, постукав ею о шпалу. – Я их почти не надевала, – горестно сказала она. – А, да ладно, тут уж ничего не сделаешь. У вас нет с собой такой вещи, как фонарик, случайно?
Бьорн покачал головой, не в силах ничего сказать. Чтобы представить себе его состояние духа, вообразите: вы в зачарованном замке, вы целуете спящую принцессу; она шевелится и открывает глаза, и поворачивает голову, и тут вы замечаете, что книжка, лежащая на столике у ее кровати, называется «1001 средство от хронической бессонницы».
– Ну-ну, – проговорила Джейн. – Что ж, придется попробовать найти здесь выключатель. Давайте, сделайте хоть что-нибудь полезное.
Когда Бьорн в конце концов нашел его (налетев на него в темноте и непроизвольно включив при помощи собственного носа), он был преисполнен глубочайшей благодарности судьбе.
– Ну вот, – сказал он. – Эй…
Джейн взглянула на него, и ее взгляд был весьма неприветлив. Разумеется, он был не виноват в том, что выключатель гигантской машины находился рядом с тем, который включал свет, как не был виноват и в том, что обладал слишком широким носом; но она была сейчас не в том настроении, чтобы делать скидки.
– Да не стойте же столбом, – рявкнула она. – Выключите эту чертову штуковину, быстро!
Бьорн протянул руку, но было уже поздно. Какая-то сила ударила его в грудь, как из водяной пушки, перебрасывая его от стены к стене подобно мячику для сквоша,[30]30
Игра наподобие тенниса. (Прим. пер.)
[Закрыть] пока он не очутился в относительном спокойствии в углу под потолком. У него было неприятное чувство, что это было лишь временно – лишь до тех пор, пока потолок сможет выдерживать давление.
– Идиот, – донесся до него голос Джейн откуда-то вне поля его зрения. – Что вы наделали?
– Где… вы? – пропыхтел он. Это было непросто; ему казалось, словно кто-то пытался сложить его рубашку, позабыв сперва вытащить оттуда его. – Я… не могу…
– Если вы хотите знать, я в камине.
Бьорн огляделся и заметил кончики двух туфелек, торчащих из каминной трубы. «Посмотри в лицо фактам, – шепнула его душа его мозгу, – даже по твоим стандартам бывают и более благоприятные условия для того, чтобы завязать знакомство».
– Почему это происходит? – попытался он крикнуть, но голос вышел из его груди плоским, словно выглаженный утюгом.
– Это все дурацкая машина, – прогудел голос из каминной трубы. – Она накачивает воздух в комнату быстрее, чем он успевает выходить. Еще пара минут, и я вылечу из трубы как пуля из ружья. Удовлетворены?
– Держитесь… – Бьорн боролся, противопоставляя свои грудные мышцы мощи машины. – Я… – Вот вам настоящее смущение: действительное, до звона в ушах, до жжения во внутренностях. Любой адреналин – ничто в сравнении с ним. – Уже… – Он яростно лягнул стену, но всем, чего он достиг, был короткий ливень сыплющейся штукатурки. – Иду. – Его рука нащупала перочинный нож в кармане брюк.
– Просто грандиозно, – ответила Джейн. – Вы не представляете, как вы меня порадовали.
До недавних пор Бьорн гордился тем, что поддерживает себя в хорошей физической форме, – до очень недавних пор; фактически до тех пор, которые начались каких-то несколько секунд назад, когда Жизнь внезапно решила, что ему больше пойдет, если он будет находиться только в двух измерениях, – так что на карте в некотором роде стоял также и вопрос его самоуважения. Совершив усилие, которое любой ученый отверг бы как физически невозможное, он вытащил из кармана нож, с первой попытки открыл большое лезвие и позволил давлению довершить начатое. Нож вошел в стену, проткнув ее насквозь.
Раздался долгий, громкий, крайне неприличный звук, закончившийся тяжелым шлепком, когда Бьорн упал на пол, приземлившись на голову.
– Все в порядке, – пропыхтел он несколькими мгновениями позже. – Я вырубил ее.
– Самое время, – раздался ответ откуда-то совсем издалека. – А теперь не будете ли вы столь добры вытащить меня из этой трубы?
Это оказалось наиболее нелегкой задачей; Бьорн был уже на грани того, чтобы признать поражение и тихо, на цыпочках, удалиться, когда он заметил, что при машине имеется рычаг, а у рычага имеются две позиции, одна с пометкой «Ход», а другая с пометкой «Реверс».
– Если вы наконец закончили, – произнесла Джейн, вылезая из камина, – может быть, мы снова вернемся к поискам двери?
Бьорн кивнул. Перед его глазами вспыхивали маленькие яркие точки, а остальная часть его организма чувствовала себя приблизительно так же, как могло бы чувствовать себя дерево сразу после того, как из него сделали газету.
– Дверь, – прошептал он. – Отлично. Э-э… знаете, мне кажется, здесь ее нет.
Джейн глубоко вздохнула.
– Вы хотите сказать, что мы попали сюда сквозь стену? Или кто-то постирал Вселенную, и она села?
Бьорн кивнул.
– Похоже, я знаю, что это за место, – упрямо проговорил он. – Я как-то работал в этом департаменте. Это та комната, где дверь не нужна.
Сардонический комментарий увял на губах Джейн.
– Не нужна? – переспросила она.
– Не нужна, – подтвердил Бьорн. – Суть в том, видите ли – это место скорее у нас в голове. Мы в Справедливости.
– В Справедливости? – Джейн пару раз моргнула. – Слушайте, там, откуда я пришла, есть такая вещь, называется «логика», и…
– Ну да, – ответил Бьорн. – А Справедливость, она так устроена, это вроде как то, что, как вы считаете, должно с вами случиться. Ну, знаете – сознание и все такое. Так что им нет нужды тащить вас сюда, потому что вы уже здесь с самого начала. Так они считают, во всяком случае, – добавил он. – Но знаете, я никогда не думал, что у меня столько воображения.
Джейн кивнула.
– Я тоже, – сказала она. – Но мне кажется, что все же это они засунули меня сюда. Если бы это было мое сознание, полагаю, я должна была бы узнать его – оно было бы полно немытой посуды и грязных кухонных полов.
Бьорн поднял бровь.
– С каких это пор их нужно мыть? – спросил он.
– Об этом позже, – проговорила Джейн. – Кажется, до меня дошло.
…Очень просто, хотя и не очень-то приятно.
Куда бы вы поместили неудобных вам людей, так, чтобы никто никогда не нашел их? Внутрь своей головы, разумеется.
А если предположить, что вам не позволено делать такие вещи? Вы будете чувствовать себя виноватым, не так ли? По крайней мере, вы будете крайне озабочены тем, чтобы никто не дознался об этом. И вот вы помещаете их в свое сознание. Возможно, это просто происходит само собой, без сознательного решения с вашей стороны, но это очень подходящее место, поскольку, по самой природе вещей, ваше сознание является единственной частью вашего мозга, всегда и полностью запечатанной для всех остальных.
– Так где же мы? – спросил Бьорн.
Джейн нахмурила брови.
– Хороший вопрос, – ответила она. – Сначала я думала, что, может быть, я умерла и попала в ад; но потом я подумала: «Постой-ка, если это ад, то где же все эти люди, которым пришла в голову бредовая идея разливать фруктовый сок по маленьким картонным коробочкам с одноразовыми пластмассовыми соломинками?» – Она вздохнула. – Так что, думаю, это опция номер два.
Бьорн не защелкал в нетерпении языком лишь потому, что такие вещи не делают в присутствии видений высшей прелести. Тем не менее мускулы его челюсти слегка свело.
– Продолжайте, – сказал он.
– Что означает, – продолжала Джейн, – что мы находимся в чьей-то голове.
Последовала пауза, в течение которой Бьорн, за неимением более подходящего слова, думал над этим.
– Не-а, – ответил он. – Мы бы не влезли, прежде всего. Ноги бы торчали из ушей, и все такое.
Джейн присела на глыбу камня и принялась инспектировать ущерб, причиненный ее обуви.
– Все зависит от измерения, – пояснила она осторожно, – я могу ошибаться, но у меня сложилось впечатление, что вам подобные проявляют значительно большую гибкость в таких вещах, чем мы. Я имею в виду, – прибавила она с легким содроганием, – все эти штуки со Временем…
Бьорн нахмурился.
– А это-то здесь причем?
– Не знаю, – призналась Джейн. – На уроках физики в школе я всегда сидела на задней парте и рисовала морских змеев на полях. Мне просто кажется, что тот, кто может перекрыть две полосы в поздней Римской Империи, вряд ли будет иметь большие сложности с тем, чтобы засунуть нас двоих себе промеж ушей.
Бьорн с минуту переваривал это.
– О'кей, – сказал он. – Значит, мы в голове у какого-то парня. Нет проблем.
Он поднялся на ноги, схватил здоровенную каменную глыбу и принялся колотить ею в стену. С потолка в облачках пыли начала сыпаться штукатурка.
– Что это такое вы делаете? – поинтересовалась Джейн.
– Ну, – отвечал Бьорн между ударами, – если вы правы, очень скоро должна возникнуть большая дыра, через которую сюда прилетит пара таблеток аспирина. И тут мы просто возьмем и…
Джейн вздохнула.
– Возможно, я слишком все упростила, – сказала она. – Я имела в виду – да, мы в чьей-то голове, но в то же время мы и в другом измерении. Все это довольно сложно, знаете ли.
– Ох. – Бьорн опустил руку и выронил камень. – И что же, вы считаете, надо делать?
– Не знаю, – печально отозвалась Джейн. – Если вы хотите знать, я считаю, что мы в ловушке. Я думаю, что мы застряли здесь на веки вечные. Блестяще, правда?
Бьорн покачал головой.
– Вы не правы, – сказал он. – Смотрите. Все, что существует, – это вещь, так? А всякую вещь можно сломать, или разбить, или проделать в ней дырку, так? Все, что нам надо, – это найти место, куда надо бить, и мы будем на свободе. – Он выпрямился, развернул плечи и принялся целенаправленно шагать вокруг комнаты, останавливаясь время от времени, чтобы с силой долбануть в стену собственной головой.
Джейн со своей стороны обняла колени руками и свернулась клубком. Мало того что она здесь застряла, думала она; ей-богу, она вполне обошлась бы без подобной компании. Ее идеальный спутник жизни на остаток Вечности был… ну, это был не тот предмет, которому она посвящала слишком много размышлений: то одно, то другое; сперва экзамены на «отлично», потом мимолетное увлечение вымирающими тропическими лесами и угрозой ядерного оружия, а впоследствии в основном кипы и кипы неглаженого белья, – но это определенно не был шестифутовый светловолосый идиот нордического типа, чей круг чтения скорее всего заканчивался на «Алкоголь 4,5 % об. Просьба выбрасывать банки в мусорные корзины». Если кто-то действительно хотел достать ее, он неплохо постарался.
– Эй, – позвал Бьорн. – Здесь вроде на звук какая-то пустота.
– Где именно?
– В стене.
– Хм. – Видимо, какая-нибудь межпространственная перегородка или что-нибудь в этом роде. «Боже, – подумала Джейн, – да я голодна!»
– Определенно пустота, – продолжал Бьорн. – Может, если хорошенько стукнуть туда чем-нибудь тяжелым и твердым…
– Мне казалось, вы только что сделали это.
– Ну, это все же лучше, чем просто сидеть сложа руки, – ответил Бьорн холодно. Оглядевшись вокруг, он взялся за каменную глыбу размером более обычного, пытаясь поднять ее. У него не получилось.
– Или вот есть еще труба, – продолжал он. – Похоже, она куда-то ведет.
Весьма вероятно, – фыркнула Джейн. – Учитывая, что Вселенная искривлена, она скорее всего приводит обратно. Замыкается сама на себя. В конечном счете, я имею в виду.
– Да, – нерешительно проговорил Бьорн, – верно. А знаете, что бы мне сейчас действительно пришлось на руку, так это здоровая хорошая кувалда.
– Послушайте, – резко сказала Джейн, – вы попусту теряете время. Мы не находимся внутри комнаты; мы вообще не находимся внутри чего-либо. Мы просто внутри. – Она раздраженно всплеснула руками. – Так что не будете ли вы столь добры перестать грохотать, потому что вы начинаете действовать мне на нервы.
Бьорн с неохотой опустил на пол многообещающий на вид кусок антрацита, который пробовал на вес и на баланс, и прошел несколько шагов взад и вперед, что-то мыча себе под нос. Потом он опустился на четвереньки и сделал попытку заглянуть в трубу.
– А может, – предположил он, – если мы в голове у этого парня, как вы говорите, то эта труба – на самом деле ноздря или что-нибудь такое. Ну да, – добавил он, воодушевляясь, – а этот насос – ну, вот эта штуковина, которая сейчас работала, – может, это как-то относится к дыхательному аппарату.
– Прошу вас, – простонала Джейн, лежа на спине с закрытыми глазами, – если вас это не очень затруднит, заткнитесь хоть на минутку, потому что я пытаюсь заснуть.
Бьорн сердито взглянул на нее.
– Хорошо, – проворчал он. – Только разрешите мне попробовать еще один раз, ладно?
– Как вам угодно, – раздраженно ответила Джейн, поворачиваясь на бок.
Бьорн решительно кивнул. Он был влюблен; он был заперт внутри чьей-то головы; что-то, чего он не мог понять, пыталось размазать его по стенам, как кусок масла, и больше всех благ во всем белом свете он желал сейчас иметь под рукой пятьсот миллилитров ледяного «будвайзера». Он поплевал на ладони, примерил в руке глыбу антрацита и нанес по углу каминной полки зубодробительный удар.
Произошло несколько событий.
От каминной полки отлетело несколько больших кусков; свет мигнул; Гангер материализовался в воздухе, тяжело рухнул на пол и покатился по земле, схватившись за лодыжку и стеная; в одной из стен возникла дыра, и пол внезапно оказался залит морем растворимого аспирина.
Завершилось все тем, что Бьорн, вздымая буруны, подбежал к Гангеру, схватил его за лацканы и принялся трясти его так, словно в нем содержалась смесь джина и вермута.
– Доп, подонок, – рявкнул он. – Где тебя черти носили так долго?
* * *
Штат крепче зажал полунельсоном правую руку Финансов и Общих Направлений и оскалил зубы, улыбаясь как маньяк.
Штука заключалась в том, чтобы запудрить ублюдку мозги, пока Гангер не выберется наружу. Задача с каждой минутой становилась все сложнее.
– И еще одна вещь, которой, ручаюсь, вы не знаете относительно флорентийской религиозной живописи пятнадцатого века… – произнес он.
* * *
– Доп? – переспросила Джейн. Не требовалось слишком большого воображения, чтобы увидеть струйки дыма, вытекающие из ее ушей. – Доп?
Гангер смущенно ухмыльнулся.
– Д. Гангер, – ответил он. – А что, по-твоему, означает буква «Д»? Норман?
Бывают моменты, когда вы чувствуете, что ситуация уплывает у вас из рук.
– Но почему? – услышала она свой голос. – Это что, значит, что вас двое – или как?[31]31
Doppelganger (нем.) – двойник.
[Закрыть]
Гангер покачал головой.
– Совпадение. Просто так получилось, что там, откуда я родом, имя «Доппель» является одним из самых распространенных хри… самых распространенных имен. – Он помолчал. – Это, – прибавил он, – часть нашего богатого и древнего культурного наследия.
– Там, откуда вы родом, – повторила Джейн. – Я считала, что вы…
– Ну да, – прервал Гангер. – Но, в любом случае, это никуда нас не приведет, не так ли? И к слову – ручаюсь, ты не знаешь, где вы находитесь. То есть, я могу дать тебе три попытки, и ты ни за что…
– Внутри головы председателя комитета по Финансам и Общим Направлениям, – сухо произнесла Джейн. – Говоря точнее, мы заперты в его сознании. – Она театрально фыркнула. – Пожалуйста, не отказывайте мне в малой доле здравого смысла.
Гангер поник.
– Правильно, – сказал он. – Ну что ж…
– И мне кажется, что я уже видела здесь все, что мне хотелось увидеть, – неумолимо продолжала Джейн, – так что, если вы знаете, как вытащить меня отсюда, я буду очень вам обязана.
– Хорошо. Гм.
– И еще, – прибавила Джейн, – можете принять мое заявление об увольнении. С меня довольно всего этого. Я хочу снова вернуться к существованию бесконечно усталого и запутавшегося человеческого существа, не вылезающего из одной и той же старой бессмысленной колеи, если вы не возражаете. На самом деле, – свирепо добавила она, – если мне удастся наконец выбраться из этого… из этой головы в целости и сохранности, я пойду прямо в ближайший политехнический институт и запишусь на бухгалтерские курсы. Ясно вам?
Гангер кивнул головой. И исчез.
* * *
Он вновь материализовался в полнейшей темноте, но ничего другого он и не ждал. Его падение прервало что-то мягкое.
Мягкое и на удивление уютное. Он полез в нагрудный карман за маленьким фонариком. Затем он ухмыльнулся.
Его со всех сторон окружало неглаженое белье.
Дальнейшее исследование показало, что белье было беспорядочно разбросано по немытому кухонному полу, в то время как на краю светового круга, отбрасываемого его фонариком, вырисовывался силуэт раковины, выше краев нагруженной сковородками и противнями. Он кивнул. Он пришел туда, куда надо.
«Послушайте, – сказали ему стены и пол, – это просто смешно».
– Может быть, – ответил Гангер, ложась на груду измятых грязных блузок и закладывая руки за голову. – Очень даже возможно. Но ты не можешь меня винить, если я все же попытаюсь.
«Это абсурдно, – произнесли стены и пол. – Я – в его голове, вы – в моей. Это может кончиться как тот фокус с зеркалами, которые ставят одно напротив другого, и они бесконечно отражают друг друга. Насколько я понимаю, мы можем в конечном счете вообще исчезнуть или что-нибудь в этом роде».
– Не-а, – зевнул Гангер. – Поверь мне, я знаю кое-что насчет таких вещей. Я бывал в головах у людей чаще, чем ты обедала. – Он замолчал, глядя на раковину. – А это, очевидно, значит немало. О, «Le Creuset»! У меня тоже есть такой набор.
«Оставьте мою кухонную утварь в покое, – ответил пол. – И раз уж вы все равно здесь, можете посмотреть сами. Если вы найдете хоть одну крупицу сожаления относительно увольнения…»
Гангер ухмыльнулся. Затем он медленно вытащил из-за отворота куртки большой плоский пакет и начал разворачивать его.
«Эй, – вскрикнул потолок, – Это нечестно! Вы не можете так делать!»
– А кто мне помешает? – спросил Гангер. Он перекусил скрепляющую пакет клейкую ленту.
«Но это не по правилам, – взвыла дальняя стена. – Вы не имеете права приносить свои вещи ко мне в голову, это какая-то промывка мозгов!»
Гангер подчеркнуто внимательно посмотрел на пол.
– Похоже, им это не помешает, – ответил он. – Если бы твоя мама увидела этот пол, у нее случился бы…
«Оставьте мою маму в покое!»
– Могу и оставить, – покладисто отвечал Гангер. Он прошел к раковине, вытащил оттуда инкрустированный засохшим сыром кухонный нож и принялся резать им обертку пакета. – Все зависит от того, насколько разумно ты будешь себя вести.
«А что это у вас там такое?»
– Вина, – рассмеялся Гангер. – Высшей очистки, промышленным способом сгущенные угрызения совести. Так что постарайся не чихнуть и не делай резких движений, ради нас обоих, не то весь остаток твоей жизни люди будут прятать острые предметы, когда ты будешь входить в комнату.
«Ублюдок!»
Гангер ничего не ответил. Больше он не выглядел смущенным.
«Вы блефуете. Вы не осмелитесь».
– Что ставишь?
«Если вы прольете хоть каплю этой гадости, я убью вас, как только вы вылезете наружу».
– О, это вряд ли, – беспощадно ответил Гангер. – Ты будешь испытывать такое раскаяние за все то, что ты когда-либо сделала, что ты просто на коленях будешь умолять меня позволить тебе продолжать работать на нас. Совершенно потрясающая штука, – небрежно добавил он. – На заводе, где ее производят, им приходится каждые пять минут останавливать процесс, чтобы исповедаться.
Стены, казалось, немного съежились. Пол затрепетал.
– Ей-богу, – продолжал Гангер, – ты не поверишь, в каких вещах они только не признаются. Один помощник управляющего производством как-то обзвонил все газеты, объявив, что берет на себя вину за землетрясение в Сан-Андреасе. Сказал, что землетрясение было подстроено. Нам пришлось поработать, чтобы замолчать это дело, могу тебе сказать…
«Ладно. Ваша взяла. Уберите это».
– В моем левом внутреннем кармане лежит контракт на пять лет, – медленно проговорил Гангер. – А также ручка. И блокнот, чтобы подложить снизу.
«Хорошо, хорошо. Уберите эту пакость, пока вы не пролили ее».
– Спасибо, – сказал Гангер. – Ты не пожалеешь об этом. Или, по крайней мере, не пожалеешь и вполовину настолько, как пожалела бы, если бы я…
«Хорошо!»
* * *
Все смазалось.
Это длилось какую-то долю секунды; впрочем, оно и к лучшему. Представьте себе кинематографическое изображение Скалистых гор, протянутое перед двухдюймовым отверстием задом наперед.
– Ну, вот и мы! – весело воскликнул Гангер. – Все в целости и…
Штат поднял голову и отпустил своего пленника.
– Какого черта вы так долго возились? – спросил он. Пленник слабо застонал, упал лицом вперед и затих. Гангер взглянул на него.
– Никто не просил вас прибегать к жестким мерам, – осуждающе сказал он. – Он еще нужен нам, между прочим.
– Никто и не прибегал к жестким мерам, – проворчал Штат. – Если не считать то, что мне пришлось трижды пересказать ему сюжет «Тристана и Изольды», стараясь при этом, чтобы это звучало интересно, – мрачно добавил он.
– По мне, так это вполне жесткие меры, – ответил Гангер. – Ну да ладно, впрочем; итак, мы все здесь. – Он опустил глаза и потыкал бесчувственное тело носком ботинка. – Кто-нибудь, выплесните на него ведро воды, что ли.
– Прошу прощения.
Гангер и Штат обернулись.
– Прошу прощения, – повторила Джейн, – но соглашение расторгается. Оно было заключено под давлением, и совершенно не по правилам, и я не подписываю ничего.
Она сложила руки на груди, и одновременно вперед выступил Бьорн. Его было ужасно много, и, несмотря на то что было неопровержимо ясно, что грубое физическое насилие не возымеет совершенно никакого действия на таких, как Гангер и Штат, они оба отступили на несколько дюймов. В конце концов, никто не мог поручиться, что это известно ему.
– Кто это? – спросил Штат.
– Ах да, – ответил Гангер, пытаясь закутать свой голос коротким покрывалом самоуверенности. – Это мой друг, с которым я давно хотел вас обоих познакомить.
Штат некоторое время обдумывал это.
– Если это ваш друг, – заметил он, – то почему же он держит вас за лацканы в двух футах над полом? Это что, значит, что он очень рад вас видеть?
– Ты ублюдок, – сказал Бьорн. – Скользкий, никчемный вонючий паразит. Ты ушел и оставил меня в этом… – Он помедлил, от корки до корки просматривая свой словарь в поисках подходящего слова; учитывая размер Бьорнова словаря, это было немного похоже на поиски комбайна в стоге сена. – В этом дерьме, – решительно сказал он. Что лишь показывает, что вовсе не обязательно носить между ушами целую энциклопедию, чтобы иметь возможность при необходимости подобрать mot juste.[32]32
Точное слово (фр.).
[Закрыть]
– Ох, да ладно тебе, – сказал Гангер. – Не так уж все было плохо.
Реплика была подобрана неверно. Гангер внезапно обнаружил, что находится в одном дюйме от пары самых разъяренных глаз, какие он когда-либо видел.
– Ну хорошо, солнце мое, – спокойно проговорил Бьорн. – Ты у нас умеешь читать мысли, так?
– В точку.
– Может, заглянешь быстренько да посмотришь, какие у меня мысли насчет тебя?
Гангер тяжело сглотнул.
– Как-то не хочется, – ответил он. – Ты, конечно, отдаешь себе отчет, что физические неудобства не оказывают на меня решительно никакого воздействия.
– Уверен?
Джейн поцокала языком.
– Отпусти его, – оживленно сказала она. – Если ты его напугаешь, он еще возьмет и спрячется у меня в подсознании, а с подсознанием у меня и без того было достаточно проблем все эти годы. Кто ты такой, кстати?
Бьорн покрутил головой и залился румянцем.
– Э-э… – запинаясь, проговорил он. – Ну, меня вроде как зовут Бьорн. То есть…
– Приятно познакомиться, Бьорн. Ты, кстати, ничего не забыл?
Глаза Бьорна наполнились паникой, в то время как он пытался определить допущенную им оплошность в правилах поведения. Может, он должен был пожать ей руку, или предложить уступить ей место, или понести ее сумку? И вообще, следует ли называть свое имя уже при первой встрече?
Он отчаянно озирался по сторонам, ища дверь, чтобы открыть ее перед ней.
– Мне кажется, она имела в виду – опустить меня на пол, – шепнул Гангер.
Не двинув головой, Бьорн слегка расслабил пальцы. Раздался шлепок, и что-то у его ног проговорило:
– Большое спасибо.
– И вообще, как ты ввязался в это дело? – спросила Джейн. – По виду ты не похож на…
– Так и есть, – прервал Гангер. – Точнее, он был им. Но больше не является. Теперь он суперскот.
Джейн уже собиралась переспросить: «Кто?», – а у Штата уже вертелся на языке вопрос: «Послушайте, что вообще здесь происходит?», а Бьорн уже приготовился дать кому-нибудь в морду, когда бесформенная куча на полу простонала и слегка шевельнулась.
И посмотрела вверх. И увидела Бьорна. И завопила.
* * *
По крайней мере один из него завопил.
Одна из опасностей, присущих работе на высших административных должностях, учитывая все сопутствующие стрессы и нервное напряжение департаментской политики, состоит в возможности раздвоения личности. Обычно это считается чем-то, чего следует избегать, но в этом положении есть и свои преимущества.
Вот хороший пример: это означало, что в то время как одна половина личности Финансов и Общих Направлений производила тихие попискивающие звуки и пыталась зарыться в ворс ковра, другая его половина гневно шагала по коридорам бараков Департамента Безопасности, испуская яростные вопли и колотя в двери рукояткой стека. Преимущество, которое Финансы и Общие Направления имел перед любым среднестатистическим психопатом, заключалось в том, что он сумел обеспечить отдельные телесные воплощения для каждой из своих разделенных личностей; или, говоря другими словами, к двум его личинам прилагалось два тела.
То, которое сопутствовало образу наполовину спятившего диктатора, было очень большим, одетым в нечто наподобие тех черных кожаных шинелей, за которыми гонялись бы эсэсовцы, если бы имели доступ к драконовой шкуре высшей выделки, и щедро увешанным оружием весьма интересного вида. Потребовалось бы довольно живое, чтобы не сказать извращенное, воображение, чтобы понять, для чего непосредственно оно предназначено, но любой дурак понял бы с первого взгляда, что это оружие. Даже, возможно, дьявольское оружие.
– Подъем, растреклятые вы сукины дети! – орал он. – Шевелитесь!
Крича, он катал во рту по кругу окурок сигары. Где-то к северу от его бокового кармана некое особенно трудноопределимое оружие пожало плечами и превратилось в изящный револьвер с перламутровой рукояткой.
Когда эхо его шагов затихло в конце коридора, два мутноглазых спектральных воина открыли свои двери и высунули головы, взглянув друг на друга.
– И что теперь? – зевая, произнес один из них.
– Знаешь что, – ответил второй, – сдается мне, нам это придется не очень-то по вкусу.
Тут его собрат по оружию внезапно осознал, что до сих пор одет в футболку с надписью «Снупи». Он поспешно повернулся, чтобы надеть свой форменный (а точнее, бесформенный) черный балахон с капюшоном, и поэтому не заметил, что его соратник подошел к двери, держа в руках экземпляр «Спутника балетомана», который он читал с фонариком под одеялом.
– Лучше нам приготовиться, – сказал тайный балетоман. Они оба нырнули в свои кельи.
Через несколько минут они уже стояли в строю. Их командир вышагивал взад и вперед, поглядывая на них, и в его манере было что-то такое, что не прибавило им оптимизма. В этом воплощении Финансы и Общие Направления иногда называли Великим Стариком, или Стариной Железнобоким, или просто Генералом. И еще много кем.
Он остановился и вытянул свой стек, его рука тряслась от ярости.
– Вот дерьмо! – прошептал фанат Снупи своему соседу. Они одновременно скосили глаза влево, увидели, в чем состоит причина генеральского гнева, и молча от всей души возблагодарили Провидение, что это случилось не с ними.
8765В забыл надеть маску.
Соответственно, их строй состоял из сорока девяти вздымающихся черных капюшонов, под которыми не было совершенно ничего, кроме пары неописуемо ужасных точек красного света, и одного бледно-розового лица в очках и покрытого сыпью от бритья. Сорок девять пар неописуемо ужасных точек красного света померкли, и окружающие их капюшоны вздрогнули. Спектральный воин, оказавшийся на смотре одетым не по форме, вряд ли отделается просто побелкой камней на плацу или стрижкой травы при помощи маникюрных ножниц.
– Ты, – прошипел Генерал. – Исчезни.
Розовое лицо обвисло, как проколотый воздушный шарик, и нырнуло внутрь капюшона.
– Но… – проговорил тоненький голос откуда-то с самого дна.
– Я сказал, исчезни, солдат. Ты глухой?
– Сэр… – Послышался вздох жалости – в соотношении, примерно соответствующем очень сухому «мартини», – и сперва капюшон, а затем и все остальное обмундирование медленно осело на землю, оставшись лежать там кучей, словно пара пьяных штанов. Для спектрального воина слово командира значит в точности то, что сказано.
Генерал огляделся вокруг и пожевал свой сигарный окурок.
– В чем дело? – резко спросил он. – Никогда не видели, как разжалуют бессмертную душу?
Полнейшая тишина. Когда галстучная булавка бывшего 8765В наконец ударилась о землю, это прозвучало как маленький взрыв.
– Хорошо, – прорычал Генерал. – Двинулись.
Ботинки дружно ударились в покрытие плаца.
Удовлетворенно что-то буркнув, Генерал подал сигнал, и колонна тронулась устрашенным быстрым маршем к ожидающим грузовикам. Возможно, спектральных воинов несколько утешило бы, если бы они знали, что в какой-то четверти часа езды отсюда в точности та же самая персона, что и тот стопроцентный ублюдок, который смотрел на них, желая, чтобы кто-нибудь из них забыл начистить замок своего штыка, лежал съежившись под стулом и тихо попискивал, как перепуганный котенок.
А возможно, и нет.
* * *
Повисло напряженное молчание. Можно было почти слышать работу мысли, ощущать ее вибрацию. Если бы поблизости находился барометр, он бы заплакал.
– Ну хорошо, – произнес наконец Граф Саксонского Берега. – Я тоже буду телятину. Итак, получается три телятины, один цыпленок, один osso bucco и три бутылки красного.
Сестра Императора покачала головой.
– Телятины нет, прошу прощения, – сказала она. – Я забыла вам сказать. Чертов мясник сегодня снова не доставил ее.
Избиратели долгое время глядели друг на друга. Тем, кто в конце концов облек это в слова, был Его Светлость Пфальцграф.
– Слушайте, – выговорил он, – что здесь все же происходит?
