Текст книги "Стихи"

Автор книги: Тимур Кибиров

– 44-
ВАРИАЦИИ

а) Конспективный перевод

(по М. Л. Гаспарову)

 
Застрелился?
Вот молодец!
А то было бы
Стыдно.
 

б)

 
Господи, Боже ты мой,
Душу мою упокой!
Ибо невыно. Ой!
Что ж ты делаешь, Боже ты мой?!!
 

в)

 
Я надеюсь, это шутка
И неумная притом:
Ты представь, как это жутко —
Гнить в молчанье гробовом!
 
 
Даже если напрокудил,
Даже если виноват,
Юнкер, разве в этом удаль —
Разлагаться и вонять?
 
 
Нет уж, коль набедокурил,
Будь любезен, почини!
С этой лярвой, с этой курвой
Не заигрывай! Ни-ни!
 

– XLV-

 
If it chance your eye offend you,
Pluck it out, lad, and be sound:
'Twill hurt, but here are salves to friend you,
And many a balsam grows on ground.
 
 
And if your hand or foot offend you,
Cut it off, lad, and be whole;
But play the man, stand up and end you,
When your sickness is your soul.
 

– 45-
MEA CULPA

 
Возжелал жену чужую
И кумира сотворил!
Впрочем, заповедь иную
Я нарушить норовил.
 
 
Я ж не ведал, что чужая…
Я-то думал, что моя…
Если кликнет рать святая,
Промолчу, пожалуй, я!
 

– XLVI-

 
Bring, in this timeless grave to throw,
No cypress, sombre on the snow;
Snap not from the bitter yew
His leaves that live December through;
Break no rosemary, bright with rime
And sparkling to the cruel clime;
Nor plod the winter land to look
For willows in the icy brook
To cast them leafless round him: bring
No spray that ever buds in spring.
But if the Christmas field has kept
Awns the last gleaner overstept,
Or shrivelled flax, whose flower is blue
A single season, never two;
Or if one haulm whose year is o'er
Shivers on the upland frore,
– Oh, bring from hill and stream and plain
Whatever will not flower again,
To give him comfort: he and those
Shall bide eternal bedfellows
Where low upon the couch he lies
Whence he never shall arise.
 

– 46-
РИТУАЛЬНЫЕ УСЛУГИ

 
Когда уже я наконец
Безвременно уйду,
Когда ваш ангел отлетит,
Чтобы осесть в аду, —
Тогда должны вы прочитать
Инструкцию сию,
Чтоб точно волю соблюсти
Последнюю мою.
 
 
Во-первых, водка. Сосчитать
Мужчин. Потом приплюсовать
Как минимум бутылки три,
Чтоб все гуляли до зари.
 
 
Шопену – отказать! Нести
Гроб под романс «Не уходи,
Побудь со мною…»
 
 
Некролог
Я дописать пока не смог.
Как допишу – так прикрепить
У Дины в рубрике Pre-print.
 
 
Продолжим. В землю закопать,
А после надпись написать.
Скорбь выразить в таких словах:
«Покойся, милый вертопрах,
До радостного…»Или нет!
 
 
Цитируйте «A Shropshire lad»:
«Smart lad, to slip betime away
From fields where glory does not stay!»
Да нет, не то, совсем не в масть.
Придется все-таки украсть
Ту надпись на чужой плите.
Пишите так: «Кибиров Т.»,
Ну, дальше даты, а затем,
Под фоткой: «Пусенька, зачем?!»
Да, все вы взвоете «зачем?!» —
Но я останусь глух и нем!..
Ну ладно. Продолженье впредь.
 
 
Ох, непростое дело смерть.
 

– XLVII-
THE CARPENTER'S SON

 
'Here the hangman stops his cart:
Now the best of friends must part.
Fare you well, for ill fare I:
Live, lads, and I will die.
 
 
'Oh, at home had I but stayed
Prenticed to my father's trade,
Had I stuck to plane and adze,
I had not been lost, my lads.
 
 
'Then I might have built perhaps
Gallows-trees for other chaps,
Never dangled on my own,
Had I left but ill alone.
 
 
'Now, you see, they hang me high,
And the people passing by
Stop to shake their fists and curse;
So 'tis come from ill to worse.
 
 
'Here hang I, and right and left
Two poor fellows hang for theft:
All the same's the luck we prove,
Though the midmost hangs for love.
 
 
'Comrades all, that stand and gaze,
Walk henceforth in other ways;
See my neck and save your own:
Comrades all, leave ill alone.
 
 
'Make some day a decent end,
Shrewder fellows than your friend.
Fare you well, for ill fare I:
Live lads, and I will die.
 

– 47-
ПРАВЕДНЫЙ РАЗБОЙНИК

 
«Что ж он, сука, так орет?!
Прямо зло меня берет.
Коль сумел ты воровать,
Так умей ответ держать!
 
 
По-пацански умирай!
Западло весь этот хай.
Взял бы хоть пример с него,
Парня бедного того.
 
 
Этот странный фраерок
Нас покруче, видит бог!
И совсем уж западло
Хохотать ему назло!
 
 
Мы-то хоть пожили всласть,
Можем с музыкой пропасть.
Ну а он совсем не то,
Пропадает ни за что.
 
 
Ужас видеть, как его
Измудохали всего,
Как куражились над ним,
Агнцем божиим таким,
 
 
В эти праздничные дни.»
Вслух же рек он: «Помяни
Мя во Царствии твоем!»,
Сжалившись над парнем тем.
 
 
И тогда Спаситель мой
Еле слышно, чуть живой,
Отвечает блатарю:
«Будешь днесь со мной в раю!»
 

– XLVIII-

 
Be still, my soul, be still;
the arms you bear are brittle,
Earth and high heaven are fixt
of old and founded strong.
Think rather, – call to thought,
if now you grieve a little,
The days when we had rest,
O soul, for they were long.
 
 
Men loved unkindness then,
but lightless in the quarry
I slept and saw not; tears
fell down, I did not mourn;
Sweat ran and blood sprang out
and I was never sorry:
Then it was well with me,
in days ere I was born.
 
 
Now, and I muse for why
and never find the reason,
I pace the earth, and drink
the air, and feel the sun.
Be still, be still, my soul;
it is but for a season:
Let us endure an hour
and see injustice done.
 
 
Ay, look: high heaven and earth ail from the prime
foundation;
All thoughts to rive the heart are here, and all
are vain:
Horror and scorn and hate and fear and indignation —
Oh why did I awake? when shall I sleep
again?
 

– 48-

 
Стыдись, душа, стыдись!
Да что ж это такое —
Назвать сестрицу-жизнь
недугом бытия,
Назвать, как мелкий бес,
прекрасное мечтою
И звать на помощь смерть!
Стыдись, душа моя.
 
 
«И вот сентябрь…» И что?
Ну да, сентябрь. Давай-ка
Ты лучше мне прочти
«Октябрь уж наступил…»
Нет, наша жизнь не блядь,
а честная давалка.
А что кому дала,
так то и заслужил.
 
 
Мы сами хороши.
И не на кого дуться.
Хоть я подчас шепчу,
обиды не тая,
Что люди женятся,
а нам с тобой обуться
Буквально не во что,
эх, душенька моя.
 
 
Где ж половодье чувств?
Где прелести образчик?
Где то и сё? Где всё? Где ж Бог?!
– Ты это брось!
Ты не ленись давай.
Кто ищет, тот обрящет.
Ты не гордись, стучи.
Отверзется авось.
 

– XLIX-

 
Think no more, lad; laugh, be jolly:
Why should men make haste to die?
Empty heads and tongues a-talking
Make the rough road easy walking,
And the feather pate of folly
Bears the falling sky.
 
 
Oh, 'tis jesting, dancing, drinking
Spins the heavy world around.
If young hearts were not so clever,
Oh, they would be young for ever:
Think no more; 'tis only thinking
Lays lads underground.
 

– 49-

 
Верно – умничать не надо,
И не надо унывать.
Я скажу тебе, что надо, —
Надо мыслить и страдать!
Не журись, моя ты радость,
И не вздумай помирать!
 
 
И еще скажу с последней
Безнадежной прямотой —
Ох, и дурень твой Сенека,
Все он врет про человека!
И любить совсем невредно.
Ну, ступай. Господь с тобой!
 

– L-

 
Clunton and Clunbury,
Clungunford and Clun,
Are the quietest places
Under the sun.
 

 
In valleys of springs of rivers,
By Ony and Teme and Clun,
The country for easy livers,
The quietest under the sun,
 
 
We still had sorrows to lighten,
One could not be always glad,
And lads knew trouble at Knighton
When I was a Knighton lad.
 
 
By bridges that Thames runs under,
In London, the town built ill,
'Tis sure small matter for wonder
If sorrow is with one still.
 
 
And if as a lad grows older
The troubles he bears are more,
He carries his griefs on a shoulder
That handselled them long before.
 
 
Where shall one halt to deliver
This luggage I'd lief set down?
Not Thames, not Teme is the river,
Nor London nor Knighton the town:
 
 
'Tis a long way further than Knighton,
A quieter place than Clun,
Where doomsday may thunder and lighten
And little 'twill matter to one.
 

– 50-

 
То березка, то рябина,
Куст ракиты над рекой.
Край родной, навек любимый,
Где найдешь еще такой?
 

 
В дремотной тиши гарнизона
Солнечногорска-7
В июле, во время оно
Я не был счастлив совсем.
 
 
Хоть были все основанья,
Хоть было шестнадцать лет,
Хоть дружеским был вниманьем
И женской лаской согрет.
 
 
Но Рим, но Париж, но Дели!
Да хоть бы Москва! Хоть Тверь!..
Глаза б мои не глядели
На те города теперь…
 
 
Град чудный порой сольется,
Не то чтобы часто, но —
Так сладко сердце займется,
Так горько ёкнет оно!
 
 
Град юный и самый древний,
Писал Августин о нем.
Скучая, не очень веря,
Читал я о граде том.
 
 
Он дальше любого Парижа,
Доступен – увы – не всем,
Но больше Москвы, но тише
Солнечногорска-7.
 

– LI-

 
Loitering with a vacant eye
Along the Grecian gallery,
And brooding on my heavy ill,
I met a statue standing still.
Still in marble stone stood he,
And stedfastly he looked at me.
'Well met, I thought the look would say,
'We both were fashioned far away;
We neither knew, when we were young,
These Londoners we live among.
 
 
Still he stood and eyed me hard,
An earnest and a grave regard:
'What, lad, drooping with your lot?
I too would be where I am not.
I too survey that endless line
Of men whose thoughts are not as mine.
Years, ere you stood up from rest,
On my neck the collar prest;
Years, when you lay down your ill,
I shall stand and bear it still.
Courage, lad, 'tis not for long:
Stand, quit you like stone, be strong.
So I thought his look would say;
And light on me my trouble lay,
And I stept out in flesh and bone
Manful like the man of stone.
 

– 51-

 
Переходя из зала в зал,
Я грешным делом заскучал.
Уорхолл, Пикассо, Дали
Меня утешить не смогли.
Ни алый клин и ни квадрат
Не тешили усталый взгляд.
И ни Моне и ни Мане
Не развлекли меня вполне.
Ничто во храмине искусств
Не грело охладелых чувств.
 
 
И я почувствовал облом
И скуку в светлом храме том.
И что мне проку от Венер,
Какой я с них возьму пример?
И что мне сей прелюбодей
С жопастой Саскией своей?
Но тут же был я поражен,
Во тьме узрев, как скорбно Он
Сынишку блудного прижал,
Как безнадежно Он молчал,
И как потрепанный сынок
Молчал, но не был одинок.
И как, сводя меня с ума,
Предвечная молчала тьма.
И молча я побрел один,
Лукавый и приблудный сын.
 

– LII-

 
Far in a western brookland
That bred me long ago
The poplars stand and tremble
By pools I used to know.
 
 
There, in the windless night-time,
The wanderer, marvelling why,
Halts on the bridge to hearken
How soft the poplars sigh.
 
 
He hears: no more remembered
In fields where I was known,
Here I lie down in London
And turn to rest alone.
 
 
There, by the starlit fences,
The wanderer halts and hears
My soul that lingers sighing
About the glimmering weirs.
 

– 52-
ЭКВИВАЛЕНТ ТЕКСТА
(а то уж слишком много про любовь)

 
……………………………………
……………………………..
……………………………………
……………………………..
 
 
……………………………………
……………………………..
……………………………………
……………………………..
 
 
……………………………………
……………………………..
……………………………………
……………………………..
 
 
……………………………………
……………………………..
……………………………………
……………………………..
 

– LIII-
THE TRUE LOVER

 
The lad came to the door at night,
When lovers crown their vows,
And whistled soft and out of sight
In shadow of the boughs.
 
 
'I shall not vex you with my face
Henceforth, my love, for aye;
So take me in your arms a space
Before the cast is grey.
 
 
'When I from hence away am past
I shall not find a bride,
And you shall be the first and last
I ever lay beside.
 
 
She heard and went and knew not why;
Her heart to his she laid;
Light was the air beneath the sky
But dark under the shade.
 
 
'Oh do you breathe, lad, that your breast
Seems not to rise and fall,
And here upon my bosom prest
There beats no heart at all?
 
 
'Oh loud, my girl, it once would knock,
You should have felt it then;
But since for you I stopped the clock
It never goes again.
 
 
'Oh lad, what is it, lad, that drips
Wet from your neck on mine?
What is it falling on my lips,
My lad, that tastes of brine?
 
 
'Oh like enough 'tis blood, my dear,
For when the knife was slit,
The throat across from ear to ear
'Twill bleed because of it.
 
 
Under the stars the air was light
But dark below the boughs,
The still air of the speechless night,
When lovers crown their vows.
 

– 53-
SEX IN THE SITY

 
Чу! Щелкнул английский замок
В полуночной тиши.
И я во мгле от страха взмок.
«Эй, кто там?!» – Ни души.
 
 
Ой, нет – какая-то душа
Пришла к моей душе…
Она подходит не спеша
В полнейшем неглиже.
 
 
Ах, мне бюстгалтер сей знаком
И эта грудь под ним.
О, ты ли это целиком
Дана рукам моим?!
 
 
Се ты! Ужели наконец
Отныне навсегда
Падет безбрачия венец?!.
О, нет!.. О, да!.. О, да-а-а!!!
 
 
Но как-то странно… Ой-ё-ёй!
С чего ты так нежна?..
Виясь в объятиях змеей,
Уж очень нескромна.
 
 
«А где ж загар?! – воскликнул я. —
Зачем ты так бледна?
Зачем же задница твоя,
Как льдина, холодна?»
 
 
«Затем! – ответствовал призрак
С усмешкой на устах,
Пронзив горящим взором мрак
И продолжая трах. —
 
 
Не ты ли, как последний скот,
Лишь только я ушла,
«Да чтоб ты сдохла!» – взвыл? Ну вот —
я дохлая пришла!»
 
 
Ой, нет, проклятая, пусти!
Не мучь ты, не язви!
И я простил – и ты прости.
С кем хочешь – но живи!
 

– LIV-

 
With rue my heart is laden
For golden friends I had,
For many a rose-lipt maiden
And many a lightfoot lad.
 
 
By brooks too broad for leaping
The lightfoot boys are laid;
The rose-lipt girls are sleeping
In fields where roses fade.
 

– 54-

 
Как тяжело на сердце,
Когда я гляжу на нас.
Такие острые перцы
Нисколько не жгут сейчас.
 
 
Мы были крутыми очень,
Теперь мы всмятку, друзья.
Вот разве что я – в мешочек.
Ну ладно уж – ты и я.
 

– LV-

 
Westward on the high-hilled plains
Where for me the world began,
Still, I think, in newer veins
Frets the changeless blood of man.
 
 
Now that other lads than I
Strip to bathe on Severn shore,
They, no help, for all they try,
Tread the mill I trod before.
 
 
There, when hueless is the west
And the darkness hushes wide,
Where the lad lies down to rest
Stands the troubled dream beside.
 
 
There, on thoughts that once were mine,
Day looks down the eastern steep,
And the youth at morning shine
Makes the vow he will not keep.
 

– 55-
МАЙСКАЯ НОЧЬ

 
Средней школы выпускник
Снова закурил «Памир».
Как свободен, как велик
Неизвестный взрослый мир!
 
 
И сержанту не до сна —
Скоро, скоро ДМБ!
Вся любовь и вся весна
Ждут его за КПП!
 
 
Ожидает молодежь
Завтра сказочных чудес.
Вот и мне не спится тож,
Тоже извертелся весь.
 
 
Дембель ждет меня иной
(Если только не дисбат!)…
И экзамен выпускной
Сдать получится навряд.
 

– LVI-
THE DAY OF BATTLE

 
'Far I hear the bugle blow
To call me where I would not go,
And the guns begin the song,
''Soldier, fly or stay for long.
 
 
'Comrade, if to turn and fly
Made a soldier never die,
Fly I would, for who would not?
'Tis sure no pleasure to be shot.
 
 
'But since the man that runs away
Lives to die another day,
And cowards' funerals, when they come,
Are not wept so well at home.
 
 
'Therefore, though the best is bad,
Stand and do the best, my lad;
Stand and fight and see your slain,
And take the bullet in your brain.
 

– 56-
ДЕЗЕРТИР

 
Бросив щит, сорвав мундир,
Я сбежал на этот пир.
Музы, Разум, игры, смех,
Хватит юных жен на всех!
 
 
Хватит водки и вина!
Канонада не слышна,
И не так уж страшен Враг,
Как малюет божий страх.
 
 
Да по мне фельдфебель-гад
Пострашней его стократ!
Может, и не Враг совсем
Тот, кто так потрафил всем,
 
 
Кто сулит свободу нам?
Спой же песню, Вальсингам,
Нам, которым мать родна
Предпоследняя война.
 

– LVII-

 
You smile upon your friend to-day,
To-day his ills are over;
You hearken to the lover's say,
And happy is the lover.
 
 
'Tis late to hearken, late to smile,
But better late than never;
I shall have lived a little while
Before I die for ever.
 

– 57-

 
Я позвонил и услыхал:
«Спасибо за звонок».
И умиленно прошептал:
«Да не за что, дружок».
 
 
Но после длинного гудка
Я трубку положил.
Автоответчик мне пока
Еще не изменил.
 

– LVIII-

 
When I came last to Ludlow
Amidst the moonlight pale,
Two friends kept step beside me,
Two honest friends and hale.
 
 
Now Dick lies long in the churchyard,
And Ned lies long in jail,
And I come home to Ludlow
Amidst the moonlight pale.
 

– 58-

 
Если б муки эти знал,
Чуял спозаранку…
 

А. Фет

 
Когда я бежал из дома
В тринадцать мальчишеских лет,
В портфеле было три тома —
А. Блок, И.-В. Гёте, А. Фет.
 
 
Я Блока теперь стесняюсь,
Я Гёте теперь не люблю,
А этот романс исполняя,
Насмешливо рожу кривлю.
 

– LIX-
THE ISLE OF PORTLAND

 
The star-filled seas are smooth to-night
From France to England strown;
Black towers above the Portland light
The felon-quarried stone.
 
 
On yonder island, not to rise,
Never to stir forth free,
Far from his folk a dead lad lies
That once was friends with me.
 
 
Lie you easy, dream you light,
And sleep you fast for aye;
And luckier may you find the night
Than ever you found the day.
 

– 59-
ЭПИТАФИЯ ТОМИКУ

 
Над лесопарком взошла луна.
Мерцают стволы берез.
Отсюда могила твоя не видна,
Мой черный и глупый пес.
 
 
Там под сосной во земле сырой
Покоится плоть твоя.
Но дух бестолковый и озорной
В иные отбыл края.
 
 
Архангел «Апорт!» не устанет кричать,
Бросать тебе мячик твой.
И целую вечность ты будешь гулять.
Не то что с ленивым мной.
 

– LX-

 
Now hollow fires burn out to black,
And lights are guttering low:
Square your shoulders, lift your pack,
And leave your friends and go.
 
 
Oh never fear, man, nought's to dread,
Look not to left nor right:
In all the endless road you tread
There's nothing but the night.
 

– 60-

 
Ну что же, и правда на посошок…
Пора, ну правда пора!
Вот Бог, вот порог, а вот вещмешок.
Чего ж сидеть до утра?..
 
 
Ведь долгих проводов, лишних слез
Мы вряд ли дождемся тут.
В Рим – без турусов и без колес —
Проложен прямой маршрут.
 

– LXI-
HUGHLEY STEEPLE

 
The vane on Hughley steeple
Veers bright, a far-known sign,
And there lie Hughley people
And there lie friends of mine.
Tall in their midst the tower
Divides the shade and sun,
And the clock strikes the hour
And tells the time to none.
 
 
To south the headstones cluster,
The sunny mounds lie thick;
The dead are more in muster
At Hughley than the quick.
North, for a soon-told number,
Chill graves the sexton delves,
And steeple-shadowed slumber
The slayers of themselves.
 
 
To north, to south, lie parted,
With Hughley tower above,
The kind, the single-hearted,
The lads I used to love.
And, south or north, 'tis only
A choice of friends one knows,
And I shall ne'er be lonely
Asleep with these or those.
 

– 61-
СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ

 
Как странно, что все мы смертны,
А что бессмертны – странней.
И что существуют черти
И нет никаких чертей.
И Бог, как гласит наколка,
Не фраер и все простит,
Поставит на вид и только,
Как дедушка, пожурит.
 
 
С одной стороны, конечно,
Наколка сия верна.
Но знаю аз многогрешный —
Другая есть сторона.
Что это – соблазн и ересь,
Любой растолкует поп,
Но как же бы мне хотелось,
Чистилище было чтоб!..
 
 
– Так, веря – не веря чуду,
По кладбищу я гулял.
Погожий денек безлюдный
Сиял, стрекотал и врал,
Что вечен покой кладбища,
Что все еще не пора,
Что лет остаются тыщи
До радостного утра.
 

– LXII-

 
'Terence, this is stupid stuff:
You eat your victuals fast enough;
There can't be much amiss, 'tis clear,
To see the rate you drink your beer.
But oh, good Lord, the verse you make,
It gives a chap the belly-ache.
The cow, the old cow, she is dead;
It sleeps well, the horned head:
We poor lads, 'tis our turn now
To hear such tunes as killed the cow.
Pretty friendship 'tis to rhyme
Your friends to death before their time
Moping melancholy mad:
Come, pipe a tune to dance to, lad.
 
 
Why, if 'tis dancing you would be,
There's brisker pipes than poetry.
Say, for what were hop-yards meant,
Or why was Burton built on Trent?
Oh many a peer of England brews
Livelier liquor than the Muse,
And malt does more than Milton can
To justify God's ways to man.
Ale, man, ale's the stuff to drink
For fellows whom it hurts to think:
Look into the pewter pot
To see the world as the world's not.
 
 
And faith, 'tis pleasant till 'tis past:
The mischief is that 'twill not last.
Oh I have been to Ludlow fair
And left my necktie God knows where,
And carried half way home, or near,
Pints and quarts of Ludlow beer:
Then the world seemed none so bad,
And I myself a sterling lad;
And down in lovely muck I've lain,
Happy till I woke again.
Then I saw the morning sky:
Heigho, the tale was all a lie;
The world, it was the old world yet,
I was I, my things were wet,
And nothing now remained to do
But begin the game anew.
 
 
Therefore, since the world has still
Much good, but much less good than ill,
And while the sun and moon endure
Luck's a chance, but trouble's sure,
I'd face it as a wise man would,
And train for ill and not for good.
'Tis true, the stuff I bring for sale
Is not so brisk a brew as ale:
Out of a stem that scored the hand
I wrung it in a weary land.
But take it: if the smack is sour
The better for the embittered hour;
It will do good to heart and head
When your soul is in my soul's stead;
And I will friend you, if I may,
In the dark and cloudy day.
 
 
There was a king reigned in the east:
There, when kings will sit to feast,
They get their fill before they think
With poisoned meat and poisoned drink.
He gathered all that springs to birth
From the many-venomed earth;
First a little, thence to more,
He sampled all her killing store;
And easy, smiling, seasoned sound,
Sate the king when healths went round.
They put arsenic in his meat
And stared aghast to watch him eat;
They poured strychnine in his cup
And shook to see him drink it up:
They shook, they stared as white's their shirt:
Them it was their poison hurt.
– I tell the tale that I heard told.
Mithridates, he died old.